Мифическое мышление и этническое становление

Любой этнос может опираться на свою историю. В случае предания этой истории забвению или недостаточного внимания к ней, народ обречен на регресс. А ведущую линию истории составляют инвариантные факторы, проявлявшиеся на первых этапах человечества, и в этом смысле определяющие границы развития общественно-политической среды. Они всегда и везде проявляются в людях с небольшим отличием, выражают философию формирования поведенческих паттернов. В этой истории каждый народ находит свой сегодняшний день. Поэтому из-за кажущейся внешне локальной или индивидуальной политической, идеологической или культурной завесы поведения проглядывают коды мифологического мироощущения. Мировая Ось Времени создает впечатление, что эти существующие издревле коды раскрываются, развиваются и организуются сами по себе. Конструктивность данного подхода одновременно опирается на обеспечение объективности отношения к традиции на этапе интенсивных изменений. Это крайне актуальное и важное условие для оценки насыщенной противоречиями и парадоксами современной эпохи в соответствии с национальными интересами.

Ключевые слова: миф, человек, народ, мифическое мышление, память, традиция, история, сюжет.

Нет процесса драматичнее, чем эволюция человеческого мышления. Порою мир напоминает человеку разноцветный пейзаж, созданный драматизмом. Здесь каждый цвет имеет свое предназначение, роль и цель. Рассматривая через эту призму мифическую мысль, относящуюся к самым ранним слоям мышления, мы сталкиваемся с реальностью, способной изменить общепринятые представления. Человек вынужден вновь размышлять о смысле жизни, порой кардинально меняя свое представление о ней.

С точки зрения философии это — необходимость заново осмыслить процесс формирования совокупности мифов, а также место и роль их в исторической эволюции.

На самом деле в истории человечества были творцы, которые выдвигали эту позицию на передний план. Здесь достаточно выделить творчество Карла Гюстава Юнга [см.: 19]. В основе мифологического мышления, как считается исследователями, лежит бессознательное, которое составляет базу для любого сознательного акта, формируя человеческую реальность. На самом деле мифическая эволюция формирует человеческую реальность и определяет положение того, где в каждом источнике действия сознания лежит бессознательное.

Эта мысль пропитала даже дух философских систем. В Европе еще более наглядно мы видим это в творчестве Анри Бергсона. Один из видных научных исследователей ХХ века Грегори Бэйтсон в рамках кибернетической методологии выдвинул интересные идеи о роли бессознательного в жизни человека, в его социализации и коллективном поведении в антропологическом, психологическом и коммуникативном аспектах. Он пришел к этим идеям после антропологических исследований в различных частях мира [см.: 2]. Он годами наблюдал за образом жизни африканских племен, которые находились на первобытном этапе своего развития; поняв смысл их обрядов, он анализировал роль существовавших издревле социально-психологических элементов, которые определили их жизненную философию [см.: 12, с. 115−224]. В истории каждого народа имеются такие неизменные (invariant) факторы, следующие из его мифов, которые играют очень важную роль в характере человеческой жизни. Даже до такой степени, что в самой жизни сообщества можно видеть саморазвитие в системе, составленной из подобных элементов.

В этом смысле можем увидеть органическую связь между становлением нации и исторической эволюцией мифа, между «открытием самого себя», переходом его от одной ступени развития к другой, более высокой.

Архетипы как элементы мифического мышления всегда были в центре внимания исследователей. Имеется достаточно много исследований по фольклору. Тем не менее, все еще существуют проблемы в этой области, который представляет большой научный интерес. Среди них имеются задачи, которые напрямую апеллируют к философскому мышлению. Среди мифов различных народов наблюдается поразительное сходство подобного рода. Это сходство, прежде всего сюжетов. Географически далеко расположенные друг от друга народы содержат в мифических сюжетах схожие элементы и образы: «борьба с драконом», «путешествие в иной мир», «притеснение сиротства», «конкуренция братьев», и т. д. В связи с этим рассмотрим две версии в фольклористике, дающие этому факту объяснение. Одна из них — это историческая школа. Она возникла в первой половине Х1Х века [см.: 1; 4]. По мнению сторонников исторической школы, причины сходства мифических сюжетов основаны на лексическом и грамматическом сходстве языков. Этот подход основан на аксиоме наличия среднего этноса. Этническое сходство также обеспечивает сходство мифических сюжетов.

Мифические представления консервативны, как язык. Он передается устно от одного поколения к другому. Миграция народов, семейно-брачные отношения, войны для захвата земель, различные виды коммуникаций обеспечило распространение одного этноса в различных уголках, а также людей по всей планете. Несмотря на различие форм, все это привело к сходству мотивов и образов в мифах. Также нужно отметить, что западные исследователи (большинство из них вместо слова «тюрк» используют слово «монгол») подчеркивают в этом процессе стимулирующую роль турецких племен. Например, можно отметить К. Ясперса [20, с. 50−75] и Дж. Модельски [12, с. 126 128]. Правда, К. Ясперс кажется в значительной степени субъективным и предвзятым. Однако и он признает, что с распространением народов Центральной Азии по Евразии произошли серьезные изменения в культурных связях. Эти люди, достигнув Европы верхом на конях, внесли исторический вклад в межкультурный диалог. Ясперс искажал исторические названия регионов и народов, но ему пришлось, хоть и косвенно, признать роль тюркских народов в распространении элементов древней культуры. Позиция Модельски более конкретна, чем у Ясперса. Он открыто говорит, что между событием, называемым Жаком Жерненом «Китайский ренессанс» и итальянским Возрождением стоит турецкая пассионарность (вместо слова «тюрк» он использует выражение «монгольская империя»). Модельски пишет: «однако в реальности опыт Китая, благодаря империи монголов, лег в основу итальянского опыта. Они и сегодня являются носителями этих чувствительных изменений». Между церемониями африканских и древних огузских племен были выявлены интересные аналогии. В. Тернер писал что, в африканских ритуалах белый цвет выражает принадлежность к мужскому полу, красный цвет — женскому полу, а черный цвет означает бесплодие [см.: 16, с. 70−75]. Другое сравнение можно провести между традициями ятмуллов в Африке и традициями огузских племен. Г. Бейтсон [2, с. 168−190] описывает правила распределения имущества у ятмуллов, и это описание похоже на помощь тюрков друг другу. Наблюдается сходство между традицией огузов по приему пищи и праздничной традицией ятмуллов по распределение пищи, в представлениях о необходимости скромной и трудолюбивой жизни. Такие проявления сходства историческим подходом объяснить трудно. Этот подход основан на межэтнических контактах. Его называют диффузионизмом [5; 6; 13; 14]. Диффузный подход основывается на объяснении о межкультурном движении сюжетов и распространение их в широком географическом пространстве. Однако, несмотря на преимущества такого подхода, он не может объяснить причину сходства народов, которые, не имея никаких культурных связей, обладают определенными сходствами между мифическими сюжетами (например, сходство сюжетов мифов между островами Океании и материком). С. М. Уилсон, пытаясь ответить на вопрос о том, каков источник этих проявлений и рассмотрев различные версии, отметил отсутствие удовлетворительного ответа на этот вопрос и связал его с фактором «неопределенности».

Вместе с тем, он подчеркнул возможность обсуждения идеи «проявления некоторого внутреннего общего качества» [17, с. 141].

Некоторые исследователи, относящиеся с осторожностью к этому подходу, отмечают, что если имеется сходство в текстах, сначала рассматриваются возможности межкультурных связей, затем — генетическая общность, и только после этого принимается во внимание типологическая общность. Здесь речь идет о разнице, наблюдаемой на уровне исследовательского подхода. То есть другой исследователь, начиная с типологического сходства, может продвигаться к исторической и генетической аналогиям. Но типологический подход, объясняя сходство между мифами, не может убедительно объяснить наблюдаемые различия в содержании.

Следует отметить, что каждый из трех подходов подтверждает, что мифические сюжеты вечно хранятся в памяти народа, и если даже изменяются в некоторых отношениях, их суть остается неизменной и переходит из уст в уста. Факт сохранения в народной памяти мифических сюжетов является фактором, на основе которого можно сделать вывод на универсальном уровне. Этот факт может играть важную роль в осознании философии связи между традицией и вечно проявляющим себя новаторством в эволюции истории. Такие качества, как консерватизм фольклорной традиции, отсутствие авторского творчества, вечная «общественная цензура», жесткое соблюдение правил, принимается во всех концепциях как исходная позиция. Только типологический подход может ставить задачу создания сюжетов во главу угла. Создание сюжетов считалось случайным результатом творческого озарения.

Одна из основных особенностей фольклора связана со своеобразием методов хранения культурной информации. Фактически задача связана с диалектическим единством динамики мифических представлений, их сохранности в рамках времени, и социального обновления. Здесь нужно обратить внимание на некоторые моменты. Прежде всего, фольклорная традиция содержит в себе «темные стороны», имеют значения, которые не могут быть выполнены. Прежде всего, фольклорная традиция носит в себе незаконченные смыслы, «неясные моменты». Причина заключается в том, что фольклорная традиция не может быть зафиксирована в материальных носителях. Она существует как схема общего мировоззрения. А также каждая традиция существует в пределах возможностей памяти носителя в рамках услышанного. И это в некоторой степени ведет к бессистемности.

Эти знания актуализируются в слове и в поведении (а также во внешности). В момент актуализации информация, содержащаяся в области психических представлений, превращается в текст. Таким образом, исследователь работает не с традицией, а с ее продуктом. Здесь нужно учитывать очень важный момент — традиционно память человека фактически связана с тем, чтобы он запомнил услышанное и обладал способностью его формулировать.

Для того чтобы, обобщить это и представить на уровне «народной памяти», необходимо обязательно обратить внимание на этот момент.

На роль «народной памяти» в социально-культурной жизни общества также нужно взглянуть именно с этой точки зрения. Затем, человеческая память, играющая важную роль в традиции, сама по себе заключает в себе сложные философские и методологические моменты. Известно, что нужно придавать философское значение двум характеристикам человеческой памяти. Вопервых, человек запоминает только нужные ему моменты, а остальные отбрасывает. Во-вторых, человек держит в памяти только то, что легко запоминается. Он не обращает внимания на те детали, которые считает сложными и неясными, само по себе привлекает внимание и к положительным, и к отрицательным элементам. Например, элемент традиции, который ктото считает сложным и незначительным, может решить судьбу целой нации.

Еще один важный момент связан с тем, что хочет удержать человек в своей памяти. В целом эта особенность является достаточно актуальной проблемой для научного исследования. Исходя из этого подхода, была получена возможность по-новому взглянуть на понятие «ценная информация» (Г. Хакен, Д. Чернявский, и др.) [см., к примеру, 18, с. 11−20]. «Ценность» информации связана с ее выбором и генерацией (возникновение само по себе, спонтанное становление). Следует отметить, что характеристика процесса выбора одного варианта среди нескольких равноправных вариантов связано с определением Генри Кастлера [7]. Суть определения в том что «информация должна выбираться случайно среди нескольких возможных и равноправных вариантов и сопровождаться запоминанием одного варианта». В рамках такого подхода есть несколько точек зрения на ценность информации. Из них можно отметить позиции Р. Л. Стратоновича [15] и В. И. Корогодина [8, с. 2224]. Несмотря на имеющиеся между ними различия, всех их объединяет одно — ценность информации связана с отношениями между целью и информацией в памяти.

В современной теории динамической информации за основу берется информационная рецепция (получение) и генерация (самосознание). В первом случае говорится о формировании информации на основе получения информации извне. Это — участие человека, независимо от прежнего информационного запаса, в новой информационной области. Здесь следует помнить моменты принуждения и постороннего влияния. Второй случай — генерация, это — выбор человека без постороннего влияния. В таком варианте имеет значение информационный запас, которым обладает человек [18, с. 19−20]. Но для обоих вариантов одну из ключевых ролей играет механизм саморегулирования человеческой памяти. Потому, что если человеческий мозг получает информацию (не имеет значения — со стороны или подсознательно), то механизм выбора связан с функцией мозга.

Рамку этого подхода определяют аутопоэтическая теория У. Р. Матураны и Ф. Варелы [11], теоретическая социология Лумана [9; 10]. Эти подходы используются в аспектах уплотнения информации (консистенции) с забывчивостью памяти, чтобы она всегда была доступна для новой информации. Человек в личной практике, забыв что-то, не теряет направления, но в архетипическом слое подсознания забывчивость может привести к невосполнимой бесцельности и, наконец, к полной потере памяти.

Выводы. Можно сказать, что в какой-то степени нами был раскрыт внутренний механизм самоорганизации мифических сюжетов является освященным. Каждый носитель «оживляет» фольклор и дает ему как бы новую жизнь. Фольклор актуализируется только в человеческой жизни; на протяжении веков конкретные люди путем импровизации обновляю т существующие формы. Тем самым мы избавляемся от бессистемности и неопределенности, а традиция получает новую жизнь в лице каждого исполнителя. Традиция сохраняется, однако выражается в новом ритме и в новом духе. А это является показателем того, что мифы живут вечно, они переходят из века в век в новом исполнении и форме. История как будто является эволюционным путем фольклора, правилами жизни человечества.

Ее механизмы же состоят в выборе вышеперечисленной информации, ее ценности, существовании коллективной памяти, единстве уплотнения информации с ее утратой, правил действия рецепции и генерации. Вместе с отдельной ролью каждого из них созданный ими коллективный эффект определяет эволюцию мифов. Основным, создающим эволюцию фактором, здесь является механизм перехода с индивидуального уровня на коллективный. С ним связана философия самоорганизации. Таким образом, в научно-теоретическом аспекте было исследовано философское развитие мифической памяти, которое было представлено как проявление порядка.

поведенческий мифологический мироощущение традиция.

Список использованных источников

• 1. Барт Р. Миф сегодня // От структурализма к постструктурализму. — М.: Прогресс, 2000. — 130 с.
• 2. Бейтсон Г. Шаги в направлении экологии разума: Избранные статьи по антропологии. Пер. с англ. / Предисл. Д. Я. Федотова. Изд. 2-е испр. — М.: КомКнига, 2005. — 232 с.
• 3. Бергсон А. Творческая эволюция / Пер. с франц. — М.: «КАНОН-пресс», «Кучково поле», 1998. — 384 с.
• 4. Богатырев П. Г. Якобсон Р. О. Фольклор как особая форма творчества // Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. — М., 1971. — 393 с.
• 5. Бремон К. Логика повествовательных возможностей // Семиотика и искусствометрия. — М.: Мир, 1972. — С.108−135.
• 6. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1987. — 300 с.
• 7. Кастлер Г. Возникновение биологической организации. — М.: Мир, 1967. — 380 с.
• 8. Корогодин В. И. Информация и феномен информации. — Пущино: АН СССР, 1991.
• 9. Луман Н. Общество как социальная система. Пер. с нем. / А. Антоновский. — М.: Издательство «Логос», 2004. — 232 с.
• 10. Луман Н. Эволюция. Пер. с нем. / А. Антоновский. — М.: Издательство «Логос», 2005. — 256 с.
• 11. Матурана У. Р., Варела Ф. Древо познания. Перевод с англ. Ю. А. Данилова. — М.: Прогресс-Традиция, 2001. — 224 с.
• 12. Модельски Дж. Эволюция глобальной политики // Полис. — 2005. — № 4.
• 13. Мелетинский Е. М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика». — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т., 2001. — 296 с.
• 14. Рафаева А. В., Рахимова Э. Г., Архипова А. С. Еще раз о структурно-семиотическом изучении сказки // Структура волшебной сказки. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т., 2001. — С. 199−225.
• 15. Стратонович Р. Л. Теория информации. — М.: Сов. Радио, 1975. — 280 с.
• 16. Тернер В. Символ и ритуал. — М.: Наука, 1983. — 450 с.
• 17. Уилсон С. М. Детерминизм и неопределенность в истории происхождения государств // Человек перед лицом неопределенности. — М.: Институт компьютерных исследований, 2003. — С. 137−155.
• 18. Чернавский Д. С. Синергетика и информация (динамическая теория информации) / Послесл. Г. Г. Малинецкого. Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Едиториал УРСС, 2004. — 288 с.
• 19. Юнг К. Г. Божественный ребенок: Аналитическая психология и воспитание. — СПб., М.: «Олимп»; ООО «Издательство АСТ-ЛТД», 1997. — 400 с.
• 20. Ясперс К. Смысл и назначение истории: Пер с нем. — М.: Политиздат, 1991. — 527 с.