Сатира в русской литературе 19-20 веков

Вот как описывает герой романа общее прослушивание старой музыки: «Как и все я слышал только нелепую, суетливую трескотню струн. Я смеялся. С каким наслаждением я слушал затем нашу теперешнюю музыку… Хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов — и суммирующие аккорды формул Тэйлора, Маклорена; целотонные, квадратно-грузные ходы Пифагоровых штанов; грустные мелодии затухающе-колебательного движения… Как обычно, стройными рядами, по четыре через широкие двери все вышли из аудиториума». И так далее и тому подобное.

Однако, не смотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы.

Идея всеобщего равенства, центральная идея любой утопии, оборачивается в антиутопии всеобщей одинаковостью и усредненностью («…быть оригинальным — это нарушить равенство», «быть банальным — только исполнять свой долг»). Идея гармонии личного и общего заменяется идеей абсолютной подчиненности государству всех сфер человеческой жизни. «Счастье — в несвободе», — утверждают герои романа. «Малейшее проявление свободы, индивидуальности считается ошибкой, добровольным отказом от счастья, преступлением, поэтому казнь становится праздником».

Невозможно не заметить, как прорывается авторский сарказм в изображении приговоренного, чьи руки перевязаны пурпурной лентой. Высшее блаженство переживает герой в День Единогласия, который позволяет каждому с особой силой ощутить себя маленькой частицей огромного «Мы».

Я хотела бы, обратить внимание, с каким восхищением рассказывая об этом дне, герой с недоумением и иронией размышляет о выборах у древних (то есть о тайном голосовании). Но его ирония оборачивается авторским сарказмом: абсурдны «выборы» без права выбора, абсурдно общество, которое предпочло свободе волеизъявление единомыслие.

«Нынче утром был я на эллинге, где строится [Интеграл], и вдруг увидел станки: с закрытыми глазами, самозабвенно, кружились шары регуляторов; мотыли, сверкая, сгибались вправо и влево; гордо покачивал плечами балансир; в такт неслышной музыке приседало долото долбежного станка. Я вдруг увидел всю красоту этого грандиозного машинного балета, залитого легким голубым солнцем.

И дальше сам с собою: почему красиво? Почему танец красив? Ответ: потому что это [несвободное] движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы, в теперешней нашей жизни — только сознательно…".

Писатель имел инженерное образование, и это позволило ему успешно прогнозировать, какими неприятностями для человечества может обернуться технический прогресс и торжество технократического сознания. Перед читателем роман — проблема, роман — предупреждение. Описывая общество, где поклонение всему техническому и математическому доведено до абсурда, Замятин стремится предупредить людей о том, что технический прогресс без соответствующих нравственных законов может принести страшный вред.

Государство подчинило себе и время каждого нумера, создав Часовую скрижаль, Единое государство отняло у своих граждан возможность интеллектуального и художественного творчества, заменив его Единой государственной наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно приручена и поставлена на службу обществу. Одни названия поэтических книг чего стоят: «Цветы судебных приговоров», трагедия «Опоздавший на работу».

Но, Единое государство не чувствует себя в полной безопасности. А потому создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро хранителей (шпионы следят, чтобы каждый был «счастлив»), и операционное с его чудовищным газовым колоколом, и Великая Операция на мозге, сходная с лоботомией, необходимая, чтобы избавиться от потребностей человеческого естества, и доносительство, возведенное в ранг добродетели («Они пришли, чтобы совершить подвиг», — пишет герой о доносчиках).

Читая роман, я постоянно ощущала в себе чувство протеста и неприятия описанного «счастливого общества». Не хотелось верить, что первородное чувство индивидуальности навсегда уничтожено в этих нумерах. И этого не произошло. Не случайно доктор говорит об «эпидемии души».

Всем своим поведением бросает вызов Единому государству I-330. Не принимая всеобщего, «сдобного» счастья, она заявляет: «…я не хочу, чтобы за меня хотели другие, я сама хочу хотеть». Под ее влияние попадает не только Д-503, но и верноподданный поэт R-13, и доктор, выписывающий липовые справки, и даже один из хранителей.

И даже О-90, такая слабая и беззащитная, вдруг ощутила потребность в простом человеческом счастье, в счастье материнства. И женщина, что бросилась через строй к одному из арестованных, и те тысячи, которые пытались проголосовать «против» в День Единогласия, и те, кто пытался захватить интеграл, и те, кто взорвал Стену, те дикие, уцелевшие после Двухсотлетней войны, назвавшие себя Мефи.

Да и сам герой не лишен сомнений. Полному ощущению счастья мешают досадные мелочи, мешающееся чувствовать себя идеальным нумером — волосатые руки, «капля лесной крови». Факт ведения записей, попытка рефлексии, не поощряемой государственной идеологий, тоже свидетельствует о необычности центрального героя. Таким образом, в Д-503 остались крошечные рудименты человеческой природы, не подвластные Единому государству.

Особенно бурные перемены начинают происходить с момента встречи с I-330. Первое ощущение болезни души приходит к герою, когда он слушал в ее исполнении музыку Скрябина. Вероятно, эта музыка была для Замятина символом иррациональности, непознаваемости человеческой натуры, воплощением гармонии, той силой, которая заставляет звучать самые тайные струны души.

Ощущение утраты равновесия еще более усугубляется в герое романа при посещении Древнего Дома. И облачко на небесной глади, и непрозрачные двери, и хаос внутри дома, который герой едва переносит, -все это приводит его в смятение, заставляет задуматься о том, что никогда не приходило ему в голову: «…ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые „квартиры“, — человеческие головы непрозрачны; и только крошечные окна внутри: глаза». О глубоких изменениях, происходящих с героем, свидетельствует тот факт, что он не доносит на I-330. Правда, со свойственной ему логикой, он пытается оправдать свой поступок.

Однако, все заканчивается Великой операцией на самом герое и газовым колоколом для I-330.

Операция лишает главного героя и многих других несчастных, пойманных зомбированными хранителями Единого государства, последней радости — способности мечтать.

" Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь — я не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться (улыбка — есть нормальное состояние нормального человека)."

Герой, обновленный в ходе этой операции, присутствует при допросах непокорных нумеров. Ему приятно сидеть рядом с Благодетелем, он видит красоту газового колпака, где оказываются жертвы. Он в азарте, т.к. «медлить нельзя — потому что в западных кварталах — все еще хаос, рев, трупы, звери и — к сожалениюзначительное количество нумеров, изменивших разуму.

Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную стену из высоковольтных волн. И я надеюсь — мы победим. Больше: я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сатира в русской литературе — явление уникальное. Возникнув на почве подражания Горацию, Ювеналу, Буало, русская сатира превратилась в мощный самостоятельный пласт литературной жизни России.

На разных исторических этапах сатира выполняла разную роль, выбирая объектом своих насмешек, критики недостатки и пороки своих братьев по литературному ремеслу, отдельных его личностей и всего общества в целом.

В работе названы имена наиболее видных представителей сатирического литературного жанра, работавших в разные годы.

Анализ их творческой деятельности в соответствии с историческими условиями показывает, что особенно яркие всполохи жанра и удивительные по остроте произведения создавались в критические моменты истории России.

Это было связано с крепостничеством (творчество Гоголя, Салтыкова-Щедрина и др), временем революционных катаклизмов (Аверченко, Маяковский. Замятин и др.), периодом «застоя» (Жванецкий, Арканов, Горин и др).

Сатира играла роль катализатора и индикатора социально-политического положения в государстве, вычленяя и подвергая «порке» пороки времени.

Интересно, что в наши дни сатира, как оружие критического взгляда на мир, стала «беззубой», а то и вовсе исчезла.

На смену ей пришли «Комедиклаб», Петросян и им подобные.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Замятин Е. «Мы» СПб Классика. 2005; 225с.

Салтыков-Щедрин М. Е. Сказки. М./Художественная литература/ 1990;292с.

Три века Санкт-Петербурга Эциклопедия. Восемнадцатое столетие. М/Академия/ 2003 -638с.

Ерыкалова И. В стеклянном мире. СПб «Азбука» 2005; 63с.

О.Б.Лебедева История русской литературы XVIII-ХХ в. Учебник для вузов М/Высшая школа/ 2001; 403с.

Советский энциклопедический словарь М./Энциклопедия/ 1984; 1879с.

Караулин С. Как важно быть серьезным (сатира и юмор современной России). Спб /Прима-ПРЕСС/2002; 227с.

Большой Российский энциклопедический словарь. М./Дрофа/ 2003 С.1386

Три века Санкт-Петербурга Эциклопедия. Восемнадцатое столетие. М/Академия/ 2003 С.290−291

Там же.

Материал взят из: Караулин С. Как важно быть серьезным (сатира и юмор современной России). Спб /Прима-ПРЕСС/2002

Здесь и далее цит. по Салтыков-Щедрин М. Е. Сказки. М./Художественная литература/ 1990

Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII-ХХ в. Учебник для вузов М/Высшая школа/ 2001 С.78

Советский энциклопедический словарь М. 1984, С.454

Материал взят из предисловия к роману «Мы»: Ерыкалова И. В стеклянном мире. СПб «Азбука» 2005 С.5−26

Здесь и далее: Замятин Е. «Мы» СПб Классика. 2005.