Данное исследование посвящено одному из актуальных направлений в изучении ономастики — ономастике художественных произведений. Как писал В. В. Виноградов, «вопрос о подборе имен, фамилий, прозвищ в художественной литературе, о структурном их своеобразии в разных жанрах и стилях, об их образных и характеристических функциях и т. п. не может быть проиллюстрирован немногими примерами. Это очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы» (Виноградов 1963, с.38).
Предметом нашего исследования является ономастическое творчество М. А. Булгакова — одного из крупнейших и интереснейших писателей начала XX века. Талант его поистине велик и многогранен. Перед своими читателями М. А. Булгаков предстает как лирик и философ, фантаст и историк, жизнерадостный и остроумный бытописатель. Продолжая лучшие традиции русской и зарубежной литературы, Михаил Афанасьевич остается оригинальным и неповторимым художником. Его современник А. Файко отмечал: «Вспоминая Булгакова, я иногда спрашиваю себя: с кем рядом можно его поставить? На кого из писателей он был похож? Может быть, на Гоголя? Михаил Афанасьевич очень его ценил. Отчасти, но лишь отчасти. Сухово-Кобылин, о котором мы немало говорили? Да нет, пожалуй. Из иностранцев — Гофман, Шамиссо, Эдгар По? Не знаю. Впрочем, зачем гадать?. Больше всего он похож на Булгакова, великолепного русского писателя, уникального в своем стиле» (Файко 1975, с. 143).
Литературное наследие великого Мастера неизменно привлекает к себе внимание исследователей. Его изучению посвящены труды таких авторов, как И. Ф. Бэлза, И. Л. Галинская, Б. В. Соколов, М. О. Чудакова, Л. М. Яновская и др. Перечисленные фамилии свидетельствуют о том, что в основном творчество писателя рассматривается литературоведами. Что касается лингвистического анализа текстов его произведений, в частности, изучения антропонимии, то работ, связанных с данной темой, не так много. Элементы антропонимических исследований мы чаще находим в литературоведческих трудах, где ономастика рассматривается главным образом при обсуждении таких вопросов, как прототипы персонажей (В.Лакшин, О. Подгаец, Ю. Смирнов, Б. Соколов, М. Чудакова, Л. Яновская и др.), сюжетный параллелизм, творческая полемика (И.Галинская, Н. Кузякина), определение источников произведений (И.Бэлза, Г. Макарова, А. Зеркалов, Н. Утехин).
Между тем, собственные имена, представляющие собой ценный эстетический компонент в системе средств художественной изобразительности, характеризующие почерк мастера и нередко дающие ключ к решению литературоведческих проблем, непременно должны стать предметом лингвистического анализа. Среди немногочисленных лингвистических трудов, посвященных ономастике М. А. Булгакова, следует выделить статьи Г. Ф. Ковалева (1995, 1996, 1999, 2001), затрагивающие проблему автобиографизма ономастического творчества писателя, а также работу Л. В. Белой (1997), в которой рассматриваются особенности отражения М. А. Булгаковым антропонимических процессов конкретного исторического периода.
В целом антропонимия прозы М. А. Булгакова исследована недостаточно. Основное внимание ученых привлекают «мотивированные» имена собственные, а также имена, связанные с демонологической линией романа «Мастер и Маргарита». Слабо изученными при этом остаются используемые писателем криптографические типы ономастических единиц.
Как правило, и литературоведческие и лингвистические работы, в которых представлена булгаковская ономастика, носят фрагментарный характер: содержат замечания по поводу конкретных имен, анализируют ономастикон какого-то одного произведения. Несправедливым кажется то, что большинство научных трудов посвящено анализу антропонимического пласта «закатного» романа писателя — «Мастера и Маргариты». Исследователями не учитывается тот факт, что основы творческой лаборатории М. А. Булгакова закладывались еще в ранних его произведениях и что только комплексный анализ ономастического творчества писателя позволит выделить определенные закономерности в создании им литературных антропонимов. Все это и обуславливает актуальность данного исследования.
Цель диссертационной работы заключается в выявлении индивидуально-авторских особенностей ономастической лаборатории М. А. Булгакова.
Цель предполагает постановку следующих задач:
1) установить источники ономастикона исследуемых романов, в частности, показать его соотнесенность с реальной антропонимией изображаемого времени;
2) выявить своеобразие М. А. Булгакова в отборе и подаче антропонимов;
3) определить особенности ономастической тайнописи М. А. Булгакова;
4) исследовать используемые М. А. Булгаковым способы выражения социальной дифференциации персонажей;
5) показать системный характер антропонимии произведений М. А. Булгакова и проанализировать роль ономастических единиц в реализации идейно-художественного замысла автора.
Цель и задачи работы определили выбор таких методов исследования, как наблюдение, описание и классификация анализируемого материала, а также приемов этимологического, сравнительно-исторического и функционального анализа онимов.
Материалом для исследования послужили более 500 антропонимов, извлеченных методом сплошной выборки из романов М. А. Булгакова «Белая гвардия», «Театральный роман», «Мастер и Маргарита» .
На защиту выносятся следующие положения.
1. Имена собственные в произведениях М. А. Булгакова заимствованы из реального ономастикона или же созданы по существующим в языке моделям и соответствуют узуальным.
2. Автобиографизм — одна из главных особенностей ономастикона М. А. Булгакова. Изучение биографии писателя позволяет выявить имена прототипов персонажей и проследить, каким образом автором создаются криптонимы.
3. Выбор номинации для персонажа (ее морфологический и фонетический облик, содержащаяся в ней статусная характеристика) определяется ее соответствием образу.
Научная новизна проведенного исследования заключается в том, что в нем впервые предпринимается попытка комплексного лингвистического (фонетического, словообразовательного, семантического, функционального) анализа антропонимии трех самых крупных произведений М. А. Булгакова. Новым является также то, что антропонимикон романов рассматривается в тесной связи с биографией писателя, внимательное изучение которой дает возможность обнаружить зашифрованный им материал и выявить используемые им способы ономастического криптографирования.
Теоретическая значимость определяется тем, что работа вносит свой вклад в теорию литературной ономастики, открывая приемы и принципы использования ономастической лексики в художественной литературе.
Практическая ценность работы заключается в том, что ее результаты могут применяться в исследованиях по литературной ономастике. Их можно использовать в вузовском курсе «Лингвистический анализ художественного текста», в спецкурсках и спецсеминарах, связанных с изучением русской ономастики и языка художественного произведения. Результаты исследования могут быть использованы в курсе русской литературы начала XX века, а также при изучении творчества М. А. Булгакова в средней школе.
Апробация работы. Материалы и основные проблемы диссертации были изложены в докладах, прочитанных на III Всероссийской научно-методической конференции «Современная языковая ситуация и совершенствование подготовки учителей-словесников» (Воронеж, 23 октября 1998 г.) — на Международной научной конференции «Эйхенбаумовские чтения — 2000» (Воронеж, 15 сентября 2000 г.) — на научных сессиях филологического факультета ВГУ 1999;2001 гг.
К истории и теории вопроса.
Литературная ономастика как дисциплина, занимающаяся изучением функционирования собственных имен в художественных произведениях, оформилась лишь к пятидесятым годам двадцатого века, а потому в кругу филологических наук считается одной из молодых. Даже авторы, видящие в истории литературной ономастики давние традиции, «которые имеют глубокие корни в историко-литературных и литературно-критических исследованиях XIX и начала XX века» (Ройзензон 1965, с. 271), склоняются к мысли, что только к пятидесятым годам «под влиянием активизации ономастических штудий <.> вырос интерес и к ономастике литературно-художественных произведений» (Ройзензон 1965, с. 271−272).
В научных изданиях пока нет общепринятого термина для обозначения дисциплины, в русле которой проводится данное исследование. Ее называют ономастикой стилистической, литературной, поэтической, поэтикой онима.
К.Б.Зайцева в текстах лекций 1973 г. отмечает: «Отрасль лингвостилистики, изучающую собственные имена в художественной литературе, мы называем стилистической ономастикой, а ее подотделысоответственно стилистической антропонимикой, топонимикой и т. п.» (Зайцева 1973, с. 30). Такой же терминологии придерживается С. Гавор (Gawor 1965, с. 205).
Э.Б.Магазаник говорит о поэтической ономастике и поэтике имен (Магазаник 1963, 1967, 1968). При этом в рамках поэтической ономастики Э. Б. Магазаником выделяются ономапоэтика и ономастилистика (Магазаник 1978).
Термин-словосочетание поэтическая ономастика также зафиксирован в последнем издании «Словаря русской ономастической терминологии» Н. В. По дольской Рядом с ним в скобках дан как «менее удачный, менее употребительный», но «равноправный синоним» однословный термин ономатопоэтика. Дисциплина определяется Н. В. По дольской как «раздел ономастики, изучающий имена собственные ([поэтонимы) в художественных литературных произведениях: принципы их создания, стиль, функционирование в тексте, восприятие читателем, а также мировоззрение и эстетические установки автора» (Подольская 1988, с. 96). Термин поэтоним в указанном словаре трактуется как «имя в художественной литературе, имеющее в языке произведения, кроме номинативной, характеризующую, стилистическую и идеологическую функции» (Там же, с. 108).
М.В.Калинкин, отдавая должное термину «поэтическая ономастика», все же указывает на ряд его недостатков, «среди которых главный (как это ни парадоксально) — определение поэтическая» (Калинкин 1999, с. 72). Исследователь говорит о необходимости уточнения того, что определение поэтическая образовано не от слова поэзия, а от термина поэтика, которым принято обозначать науку о художественном использовании языковых средств выражения" (Там же). М. В. Калинкин снимает проблему многозначности путем замены прилагательного поэтическая на имя существительное поэтика, а термина ономастика ввиду неприемлемости сочетания поэтика ономастики (невозможно соположение в одном термине названий двух научных дисциплин), на слово оним. Таким образом, исследователь предлагает именовать научную дисциплину, изучающую собственные имена в художественном произведении (М.В.Калинкин называет их поэтонимами), поэтикой онима.
Одним из наиболее употребляемых является термин литературная ономастика. Его использует в своем конспекте лекций спецкурса М. В. Карпенко (1970, с. 13, 14 и далее), его применяют Л. М. Щетинин (1966, с. 119), Г. А. Силаева (1986, с. 3), О. И. Фонякова (1990, с. 8) ему отдает предпочтение Ю. А. Карпенко (1986, с. 35).
Что касается зарубежной научной литературы, то в польской ономастике, по данным М. В. Калинкина, вначале получило распространение понятие nazewnictwo stylistyczne (Piszczkowski 1957), а в последнее время все большую популярность приобретает термин onomastyka literacka (Калинкин 1999, с. 69). Как отмечает К. Б. Зайцева, в англоязычной литературе, посвященной проблеме поэтики собственных имен, использовались термины literary onomastics «литературная ономастика» (Maurer 1963, Gerus-Tarnawesky 1968), study of names in fiction «наука об именах в художественном произведении», а также names in literature — «имена в литературе», names in literary work «имена в художественном произведении» (Rudnickij 1960).
На наш взгляд, наиболее приемлемым, является термин «литературная ономастика». Он указывает на употребление ономастической единицы в тексте литературного произведения и не ограничивает имя собственное выполнением какой-то одной функции, типом ономастических единиц (как поэтонимы обычно рассматриваются антропонимы, реже — искусственные топонимы), а также жанром произведения.
Таким образом, дисциплину, в русле которой проводится наше исследование, целесообразно будет называть литературной ономастикой, а имена собственные, фигурирующие в художественном тексте, литературными онимами.
В число литературных онимов входят литературные антропонимы, топонимы, зоонимы и т. д. Однако наиболее распространенными видами имен собственных в художественных текстах являются антропонимы (личные именования людей).
Литературные антропонимы занимают особое место среди речевых средств формирования образной системы произведения и заслуживают специального внимания. Если раньше о специфике имен литературных персонажей говорилось обычно вскользь, в основном в исследованиях, посвященных языковому мастерству писателя, то, начиная с 50-х годов, «стали появляться систематические работы о составе и функционировании ономастической лексики в художественной литературе, о теоретических проблемах ономастики» (Силаева 1986, с. 3−4).
В большинстве исследований литературная ономастика рассматривается в синхронном плане (в творчестве одного писателя или в отдельно взятом произведении). Так, работы М. С. Альтмана, С. И. Зинина, М. В. Горбаневского, З. П. Жапловой, В. Н. Михайлова, И. В. Мурадян, П. А. Силаевой посвящены анализу имен собственных в творчестве Д. И. Фонвизина, А. С. Грибоедова, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М.Е.Салтыкова-Щедрина, А. Н. Островского, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, А. С. Грина и др.
В исследованиях по литературной антропонимии в синхронном аспекте основное внимание уделяется антропонимам, подчеркивающим качества персонажей («говорящим» именам). Этот ономастический материал является наиболее доступным, а потому, вероятно, и наиболее привлекательным для исследователей.
Менее изучено функционирование в художественном тексте «реальной» антропонимии. Следует отметить, что именно этот пласт литературных онимов порой дает ценные сведения о жизни и творчестве писателя, поскольку за многими «нейтральными» номинациями персонажей скрываются именования их прототипов. Дешифровкой литературных имен собственных занимались М. С. Альтман, Г. А. Силаева и др. В настоящее время направление, изучающее связь литературной ономастики с биографией писателя и уделяющее большое внимание криптографическим типам ономастических единиц, получает дальнейшее развитие в работах Г. Ф. Ковалева.
Диахронический план литературной ономастики (проблема преемственности литературных течений) остается на сегодняшний день почти нетронутым. Редким примером обращения к данному вопросу может служить параграф из работы В. А. Никонова (1974), демонстрирующий эволюцию «говорящих» имен в русской литературе.
К сожалению, ни в синхронном, ни в диахроническом планах практически нет работ, проведенных в сопоставительном аспекте.
Что касается исследований, посвященных теории литературной ономастики, то, по справедливому замечанию Г. А. Силаевой, они «являются скорее исключением, чем правилом» (Силаева 1986, с. 4). Среди них можно отметить работы В. А. Никонова (1974), Э. Б. Магазаника (1978), Ю. А. Карпенко (1986), О. И. Фоняковой (1990), В. М. Калинкина (1999). Некоторые теоретические вопросы до сих пор считаются спорными и нуждаются в конкретизации.
В последнее время в литературной ономастике получает развитие и ряд новых направлений. Так, например, в работах Г. Ф. Ковалева исследуется восприятие самими писателями ономастических единиц, функционирующих как в литературе, так и в повседневной жизни (Ковалев 2001).
В.И.Супрун обращается к изучению ядра и периферии ономастического пространства художественного текста (Супрун 1998).
В.М.Калинкин, основываясь на разработанной А. П. Журавлевым методике анализа звукобуквенных комплексов, рассматривает фонетические функции имен собственных в художественном тексте (Калинкин 1999).
Таким образом, проблема изучения литературной ономастики по-прежнему остается актуальной. Большое значение имеет тот факт, что в ее разработке принимают участие и лингвисты и литературоведы.
Лингвистами поднимаются вопросы о соотношении литературной ономастики с ономастикой реальной и зависимости первой от второй, о функциях собственных имен в художественном тексте и об этапах их исторического развития в художественной литературе.
Литературоведам ономастический материал необходим в целях установления источников художественного произведения, выявления прототипов персонажей, анализа характерных черт литературных направлений, жанров, а также стиля писателя.
Важно оговорить одну из особенностей работы по изучению литературных имен собственных. Она определяется тем, что исследование одновременно проходит в русле лингвистики и литературоведения. О необходимости преодоления узости односторонней монодисциплинарной интерпретации имен собственных уже говорилось в трудах Э. Б. Магазаника (Магазаник 1978, с. 12) и Г. А. Силаевой (Силаева 1986, с. 5). Имя и образ неразрывно связаны друг с другом. Без литературоведческого анализа художественного образа трудно понять, почему, например, в основе фамилии персонажа лежит именно это, а не какое-нибудь другое мотивирующее слово, почему номинация приобретает форму конкретной модели или же получает какое-то определенное звучание. Таким образом, только с помощью полного филологического анализа, объединяющего в себе лингвистический и литературоведческий подходы, можно дать наиболее исчерпывающую характеристику литературному имени.
Литературные антропонимы существенно отличаются от обычных антропонимических единиц. Например, если сравнивать антропонимы, носителями которых являются члены какого-либо коллектива, с антропонимами отдельно взятого литературного произведения, можно отметить тот факт, что во втором случае, в отличие от первого, перед нами предстает упорядоченная система. Эта система имен собственных играет исключительно важную роль в реализации идейно-художественного замысла писателя. Ее глубокий анализ позволяет увидеть в произведении новые, порой совершенно неожиданные грани.
По черновым редакциям произведений можно проследить, как тщательно подбирают писатели имя для каждого своего героя, заботясь при этом, чтобы оно гармонировало с описываемой эпохой, соответствовало социальному срезу персонажа, подчеркивало какую-то существенную черту его характера или же намекало на прототип. Словом, литературное имя многое может сказать как о своем носителе, так и об авторе. И если в языке основной функцией собственных имен считается номинативная или дифференциальная, то в литературе на первое место выходит функция стилистическая. Этот факт не вызывает у исследователей споров и разногласий. О. И. Фонякова отмечает: «Литературная ономастика, прежде всего, „говорит“, то есть выполняет стилистическую функцию. Имя собственное в обычной речевой коммуникации называет объекты, чтобы различать их, а имя собственное в художественной речи эту дифференцирующую функцию совмещает с эстетической, изобразительной функцией и как бы подчиняется ей» (Фонякова 1990, с. 7). По мнению В. А. Никонова, «в подлинно художественном произведении говорящи все имена, и самые повседневные выразительны не меньше, чем редкие и вымышленныекаждое участвует в формировании образа» (Никонов 1974, с. 243). И совсем необязательно, чтобы имя давало лобовую характеристику персонажу, ведь, как справедливо было замечено Э. Б. Магазаником, «говорящими» являются те именования, чей «голос» способен глубоко отзываться в людских душах, порождать неожиданные мысли и чувства в сознании читателя, позволить в каком-то новом свете увидеть соответствующее произведение (правда, «говорят» они, имена эти, только тому, кто «настроится» на их «вещание», «поймает волну»)" (Магазаник 1978, с. З).
Ю.А.Карпенко выделяет две разновидности стилистической функции: информационно-стилистическую и эмоционально-стилистическую (Карпенко 1986, с. 37). Выразителем информационно-стилистических смыслов является внутренняя форма (этимологическое значение) собственного имени. Здесь необходимо ввести термин «апеллятив», обозначающий лежащее в основе антропонима «слово с лексическим значением» (Нерознак 1978, с. 85). Именно апеллятив определяет этимологическое значение литературного имени собственного (как правило, фамилии или прозвища) и несет в себе ту или иную информацию о персонаже. Необходимая информация может реализовываться автором с помощью 1) собственнохарактеристического и 2) косвеннохарактеристического приемов (термины принадлежат Э. Б. Магазанику, см. 1978, с. 49).
Первый предполагает употребление собственных имен, прямо и непосредственно характеризующих персонажей нарицательным значением своей основы. Этот прием широко использовался и был, пожалуй, единственным в классицистической литературе, где персонаж являлся выразителем какого-то одного качества, свойства, черты характера и т. д. (ср. фамилии Верхоглядов, Здравомыслов, Стародум). В дальнейшем к собственнохарактеристическому приему прибегали в своих сатирических произведениях Ф. М. Достоевский, М.Е.Салтыков-Щедрин, А. П. Чехов, М. А. Булгаков. Однако перечисленные авторы использовали его осторожнее и тоньше, что обуславливалось изменением структуры самого художественного образа, который становился многограннее и сложнее. Э. Б. Магазаник по поводу реалистической литературы замечает, что она «пользуется всякого рода подспудными, подтекстовыми символическими „значениями“ собственных имен, разнообразными „перекличками“ их, намеками, выраженными посредством имени» (Магазаник 1978, с. 42). Вымышленные имена реалистических персонажей выглядят более естественно и приближенно к реальной жизни благодаря тому, что писатели все чаще намеренно обращаются к косвеннохарактеристическому приему, «затемняя» значение фамилий использованием в качестве мотивирующего слова диалектизмов, варваризмов или искажением фонетического облика нарицательной основы. Особую роль в реалистической литературе играют «ассоциации, вызываемые этимологическим значением имени и создающие представление не о признаке, а о персонаже в целом» (Черемисина 1958, с. 49). Использование косвеннохарактеристического приема ведет к тому, что имена собственные реализуют свою художественную функцию подтекстно. По определению Э. Б. Магазаника это «имена с подтекстом» (Магазаник 1978, с. 28). «Уловив подтекст такого имени, — пишет исследователь, — читатель обогащает свое восприятие образа, ибо он, читатель, кроме всего прочего, расшифровывает тайные знаки субъективного авторского отношения к герою» (Там же, с. 30).
Нередко подтекстовая функция проявляет себя благодаря такому явлению, как ономастическая криптография. В данном случае мы имеем дело с полувымышленными именами собственными, когда писатель зашифровывает в имени персонажа имя прототипа {протомим). В. А. Никонов выделяет две основные причины шифрования: имя литературного героя должно 1) помочь читателю узнать прототип, имени которого нельзя назвать прямо, или, наоборот, 2) отвлечь внимание читателя от прототипа, наличие имени которого в тексте по какой-то причине важно для самого автора (Никонов 1974, с. 243). Именование персонажа при этом одновременно сходно и различно с именованием прототипа. Писателями используются самые различные способы криптографирования: от банальной субституции звуков до оригинальных индивидуально-авторских приемов. В литературной ономастике бывают даже такие случаи, когда имя персонажа вбирает в себя элементы двух или нескольких протонимов, отражая сущность художественного образа, в котором совмещаются черты двух или более прототипов. В целом же криптонимы (зашифрованные имена) являют собой особую ономастическую категорию. Их значение открывается лишь «посвященным» читателям, знакомым с фактами из личной и творческой жизни художника.
Конечно, не все имена в художественном произведении являются вымышленными или полувымышленными. Автор далеко не всегда прибегает к ономастическому творчеству и довольно часто использует задействованные в языке ономастические ресурсы. Записные книжки и дневники многих писателей изобилуют услышанными и увиденными где-то именами и фамилиями. Что касается вымышленных имен, то при их создании художнику так или иначе приходится считаться с общеязыковыми ономастическими нормами, ведь «кажущаяся свобода именования персонажей находится в жестких оковах узуса, традиций» (Зинин 1979, с. 329). Как утверждает Ю. А. Карпенко, «писатель не может абстрагироваться от реальной ономастики, от действующих в языке ономастических норм даже в том случае, если сознательно к этому стремится» (Карпенко 1986, с. 35).
Отдельной проблемой литературной ономастики является функционирование имен исторических лиц в художественном тексте. Некоторые исследователи полагают, что эти антропонимы служат лишь для указания на действительность, и потому их не следует относить к литературным. Так, по мнению М. В. Карпенко, литературный антропонимэто «имя, созданное самим автором и в той или иной степени характеризующее персонаж» (Карпенко 1970, с. 30).
В данном вопросе нам представляется верной позиция, выдвигаемая такими исследователями, как Ю. А. Карпенко, В. Н. Михайлов, Г. А. Силаева. Их точка зрения сводится к тому, что «исторические собственные имена, становясь элементом художественной формы произведения, весьма часто активизируют свои потенциальные семантико-экспрессивные возможности, суггестивные свойства» (Михайлов 1966, с. 58), а это означает, что целесообразно будет рассматривать имена исторических лиц как литературные антропонимы. Наряду с этим необходимо отметить зависимость авторского выбора имен персонажей от жанра произведения. В сатирическом произведении с вымышленными ситуациями и персонажами основную массу составляют вымышленные имена. А вот в романе-эпопее имена реально существовавших (исторических) лиц являются основной и активной частью его антропонимикона.
Художественное произведение не тождественно исторической хронике, создатель которой «добру и злу внимает равнодушно». «Содержащаяся в имени историческая информация сохраняется лишь в той мере, в какой это нужно писателю и дополняется для данного произведения информационными и эмоциональными «довесками» (Карпенко 1986, с. 39). Реально-историческое имя в художественном произведении «обрастает» дополнительными смыслами, начинает «работать» и «говорить» так же, как и вымышленные имена. Для выражения своего отношения к персонажу писатель может прибегнуть к варьированию именования. Например, в «Войне и мире» Л. Толстого находим такие варианты именования персонажа как «Наполеон», «Бонапарт» и презрительное «Буонапарте», в стихах о Марине Мнишек М. Цветаева называет Марину «Лжемариной», а в «Белой гвардии» М. Булгакова имя «Петлюра» превращается в петушиный крик «Пэтурра». Как можно видеть, в приведенных нами примерах так или иначе материализуется отрицательная коннотация. Здесь вступает в силу вторая разновидность стилистической функции, которую Ю. А. Карпенко называет эмоционально-стилистической. Этот тот случай, когда «собственное имя вызывает у читателя определенные чувства, формирует его отношение к изображаемому» (Карпенко 1986, с. 37).
Эмоционально-стилистическая функция имен собственных выражается, как правило, на уровне фонетики. Э. Б. Магазаник отмечает: «Не имея вещественной семантики, собственное имя становится особенно выразительным в звуковом отношении» (Магазаник 1978, с. 24). Далее исследователь приводит слова Буало о том, что «резкий и странный звук одного имени делает подчас всю поэму шутовской или варварской» (Там же). Эмоционально-стилистическая функция может также реализовываться через словообразовательную форму собственного имени или с помощью разных видов несоответствий (имени и фамилии, имени и образа и т. д.).
Разделяя информационно-стилистическую и эмоционально-стилистическую функции, Ю. А. Карпенко акцентирует внимание на одном очень важном моменте: «Мы говорим о двух разновидностях одной стилистической функции литературной ономастики, а не о двух разных функциях прежде всего потому, что эти разновидности обычно составляют одно целое, которое членится не в художественном тексте, а лишь в ономастическом исследовании для удобства анализа» (Карпенко 1986, с. 37). Иначе говоря, подобного рода разграничения нужны для исследователей-ономастов. Сами писатели вряд ли делят номинации на две отдельные группы: имена, несущие в себе информацию, и имена, выражающие эмоцию.
Наверняка, не ставится писателями и четкая граница между стилистикой и поэтикой. В нашем исследовании мы позволим себе не согласиться с точкой зрения Э. Б. Магазаника, рассматривающего отдельно ономастилистику и ономапоэтику (1978). Первая, по мнению исследователя, является экстенсивной, колористической и действует преимущественно на уровне текста. Вторая признается интенсивной, включает отдельные литературные имена и действует только на уровне подтекста. Как утверждает Э. Б. Магазаник, фамилии Скотинин и Правдин могут рассматриваться только в области ономастилистики, поскольку «если Скотинин получил бы фамилию Иванов, а Правдин стал бы именоваться Сидоровым, это не изменило бы идейный смысл „Недоросля“, лишь убавило бы яркость колорита» (Магазаник 1978, с. 7). Другое дело — пушкинская Лиза («Барышнякрестьянка»). Это имя является литературной аллюзией и полемически повторяет имя героини Н. М. Карамзина, ненавязчиво обозначая скрытый спор А. С. Пушкина с ярким представителем сентиментализма. Имена-аллюзии, безусловно, играют огромную роль в создании подтекста и выступают как яркие примеры ономапоэтики. В работе Э. Б. Магазаника подробно излагается их специфика. Основой перекличек имен в литературе, как замечает исследователь, является «совпадение имени и совпадение каких-то отдельных, изолированных определений самих носителей имени» (Магазаник 1978, с. 32). При этом возникают неполные ассоциации (именно неполные). «При полных мы просто не заметим нарочитой ошибочности отождествления разных носителей одного имени, текст будет попросту обессмыслен в наших глазах. А при неполной происходит следующее: ассоциация возникает, но мы тут же видим и ее неосновательность для действительного отождествления носителей имени. Художнику, однако, важно, что у нас в сознании остаются следы возникшей было ассоциации. Неожиданное сближение имен и их носителей состоялось» (Там же).
Имена-аллюзии, бесспорно, являются ценнейшим достижением ономапоэтики. Однако это не означает, что все остальные имена собственные в художественном произведении лишены всякого значения и не играют никакой роли в выражении авторской идеи. В данном случае, на наш взгляд, справедливо утверждение Ю. А. Карпенко о том, что «в различении экстенсивной и интенсивной ономастики содержится определенная недооценка того, что ученый называет ономастилистикой. Разве фамилия Скотинин не влияет на идейный смысл „Недоросля“? Видимо, ономастилистика является одновременно и ономапоэтикой, т. к. стилистикаэто, по мысли Б. В. Томашевского, составная часть поэтики. Просто информационно-стилистическая функция литературной ономастики может вносить меньший или больший вклад в создание художественного целого. Но вклад этот должен быть, иначе литературное собственное имя следует признать несостоятельным» (Карпенко 1986, с. 38).
В последующих главах нашей работы на материале произведений М. А. Булгакова мы попытаемся показать проявляющиеся на уровне стилистики особенности имен собственных и продемонстрировать их роль в реализации авторской идеи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Исследование, проведенное на материале романов М. А. Булгакова «Белая гвардия», «Театральный роман» и «Мастер и Маргарита», позволяет выделить следующие особенности ономастической лаборатории писателя:
I.Выбор имен собственных был обусловлен характером содержания создаваемого произведения. Изображая исторические события, М. А. Булгаков опирался на реальный ономастикон описываемой эпохи и отражал сложные антропонимические процессы того или иного исторического периода. В подобного рода произведениях отмечается наличие имен реально существовавших военных и политических деятелей (Петлюра, Скоропадский, Иосиф Кайфа, Афраний и др.). В произведениях, содержащих элементы сатиры, основную часть антропонимов составляют созданные автором семантически значимые и эмоционально окрашенные имена.
II. Автобиографизм является одной из главных особенностей творчества М. А. Булгакова. Эта особенность неминуемо отражается на ономастиконе его произведений. В ряде случаев для именования персонажей писателем используются имена их прототипов (Пиколка, отец Александр, Карась, Аннушка). Однако, как правило, М. А. Булгаков не указывает прямо на конкретную личность, а лишь делает намек на нее, тщательно маскируя характерные черты и скрывая имя. Среди используемых автором способов ономастического криптографирования нами были выделены следующие:
1) замена одних звуков (сочетаний звуков) другими (Яновский > Янковский, Шторм > Шторн, Старцев > Скарцев);
2) сохранение формы фамилии прототипа при замене в ней лексической основы (Сахновский > Полторацкий. Добронравов > Благосветов). Такая замена может быть обусловлена построением новой семантики, необходимой писателю для воплощения определенной идеи (Судзиловский > Суржанский, Долгоруков > Белоруков, Коновалец > Торопец. Мамошин > Калошин);
3) замена финали фамилии прототипа с целью прояснения семантики этой фамилии (Болбочан > Болботун);
4) использование широко известной фамилии, созвучной фамилии прототипа (Шкловский > Шполянский, Антокольский > Айвазовский);
5) сохранение в номинации персонажа (имени или фамилии) этнического показателя, присутствующего в именовании прототипа (Ядвига > Ванда, Арон > Абрам, Карум > Тальберг, Вильяме > Дитрих, Киршон > Клинкер);
6) сохранение в номинации персонажа «нерусского» элемента, улавливаемого в именовании прототипа (Нелли Стругач > Аврора ГосьеБорис Львович Израилевский > Оскар Романус);
7) использование в именовании персонажа обозначения, тематически или ассоциативно связанного с внутренней формой исходной номинации или синонимичного ей (Абрикосов > Персиков, Вишневский > Лаврович);
8) использование принципа «ономастической рокировки» (термин принадлежит Г. Ф.Ковалеву). Перестановки могут быть различных видов: а) имени и отчества (Владимир Федорович > Федор Владимирович, Юрий Леонидович > Леонид Юрьевич) — б) инициалов (Павел Александрович Марков (П.А.М.) > Михаил Александрович Панин (М.А.П.));
9) модификация а) отчества прототипа в фамилию персонажа (Борис Ильич Вершилов > Ксаверий Борисович Ильчин) — б) имени прототипа в отчество персонажа (Николай Афанасьевич Подгорный > Герасим Николаевич Горностаев) — в) отчества прототипа в имя персонажа (Павел Григорьевич Антокольский > Гриша Айвазовский);
10) совпадение буквенных сочетаний (обычно начальных) в фамилиях прототипа и персонажа (Коморский > Конкин. Листовничий > Лисович, Бедный > Бездомный, Подгорный > Горностаев);
11) контаминация в фамилии персонажа фамилий нескольких прототипов (Майзель + Штейгель > Майгель);
12) сохранение в имени персонажа начальной буквы, присутствующей в имени прототипа (Лидия Коренева > Людмила Пряхина, Екатерина Телешева > Евлампия Петровна, Федор Михальский > Филипп Тулумбасов);
13) сохранение в номинациях персонажей повторов элементов, обнаруживаемых в именах и отчествах прототипов {НиколайНиколаевич Сынчаевский > Виктор Викторович МышлаевскийВасилий Васильевич Лужский > Антон Антонович Княжевич);
14) использование в именованиях близких М. А. Булгакову персонажей в качестве начального слога инициалов писателя МЛ. (Максудов, мастер^;
15) шифрование в номинации персонажа не именования прототипа, а его характерных черт. В этих целях писателем используются а) имя — антономасия (К.С.Станиславский > Иван Васильевич) — б) значение имени персонажа или лексической основы его фамилии (О.С.Бокшанская > Поликсена Васильевна Торопецкая, З. Л. Каганский > Рвацкий).
III. Обширную группу в ономастиконе булгаковских произведений составляют номинации, выполняющие характеризующую функцию. Автором подбираются фамилии, вызывающие специфические ассоциации, важные для понимания и раскрытия основных черт того или иного образа. При этом им может использоваться как прием прямой характеристики (Лиходеев), так и косвеннохарактеристический прием (Щеткин, Лапшенникова, Рюхин).
IV. Работая в юмористическом ключе, М. А. Булгаков продолжает лучшие традиции русской классической литературы (А.С.Грибоедова, Н. В. Гоголя, М.Е.Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова и др.) На уровне антропонимов комизм достигается писателем следующими средствами:
1) употреблением эмоционально окрашенных звуковых сочетаний (Кондюков, Буздяк);
2) использованием эмоционально окрашенных суффиксов (Плетушков, Денискин);
3) подбором апеллятива, выражающего субъективную авторскую оценку (Рюхин, Павианов);
4) использованием в качестве фамилии иностранного слова, которое по своей структуре напоминает иноязычную фамилию (де Фужере);
5) обращением к различного рода несоответствиям: имени и фамилии (Адельфина Будзяк, Милица Покобатько) — имени, отчества и фамилии (Людмила Сильвестровна Пряхина) — составляющих частей двойной фамилии (Семейкина-Галл) — русской мотивирующей основы и иностранного форманта (Менажраки, Чердакчи);
6). контекстуальным обыгрыванием (Могарыч).
V. Богатый интеллектуальный потенциал и музыкальные пристрастия М. А. Булгакова нашли свое отражение в используемых им антропонимах, среди которых отмечаются имена прославленных музыкантов (Стравинский, Берлиоз), имена-аллюзии (Петька Щеглов, Софья Павловна), а также имена, зафиксированные в энциклопедических словарях и трудах, посвященных истории и религии (Тофана, граф Роберт, Гестас, Дисмас, Афраний).
VI. В произведениях М. А. Булгакова фигурируют антропонимы, которые принадлежат виднейшим деятелям культуры и политики и не являются именованиями персонажей. Эти антропонимы выполняют различные функции (создание достоверности, документальной объективности описываемых событий, создание комического эффекта) и апеллируют к совместному опыту автора и читателя (Троцкий, Деникин, Мольер, Шекспир, Достоевский, Пушкин, Кант).
VII. Реалистическое изображение человека у М. А. Булгакова обуславливает социальную дифференциацию именований персонажей. В созданных писателем антропонимах социальное разграничение проявляется на фонетическом и лексическом уровнях.
VIII. Имена собственные каждого отдельно взятого произведения М. Булгакова в совокупности своей представляют тщательно выстроенную антропонимическую систему, играющую важную роль в реализации идейно-художественного замысла писателя.
Проведенное исследование свидетельствует о том, что М. А. Булгаков является блестящим мастером поэтической антропонимии. Имена собственные занимают почетное место в словарном богатстве его произведений и по праву могут считаться одним из существенных элементов создания ярких колоритных образов.
