Текст как биактуальная субкультура: структура, содержание, способы создания возможных лингвокультурных универсумов

Проблемы, которые решает современный человек, значительно отличаются от тех, с которыми сталкивались его далекие предки. Объясняется данный бесспорный факт, в первую очередь, тем утверждением, что культура, постигаемая современным человеком и одновременно развивающая его, определяется и формируется все более глобализирующимся миром. Отличие новой культуры от любой иной заключается в сочетании традиционности культурных форм с невиданным до этого культурным разнообразием: с одной стороны, существуя в рамках национальной, этнической культуры, человек вынужден «приспосабливаться» к параллельному бытованию других национальных культурс другой стороны, современный человек сталкивается с невероятным «потоком» искусственно созданных культур, количество которых постоянно множится1, причем увеличение числа ирреальных культур является первым итогом развития информационного общества. В западной лингвистике, философии, культурологии, психологии такие искусственные культуры номинируются как возможные миры или возможные культуры2 и являются предметом пристального изучения^.

Постижение глобальной культуры связано с идеей познания мирового лингвокультурного универсума, восходящего к • совокупности.

С детства человек впитывает в себя культурное разнообразие научной фантастики — литературы и фильмов в стиле «фэнтези». Каждое из подобных произведений, в силу развития современных технологий, субстанциально приближается к реальности и, взятое отдельно, может претендовать на статус автономной культуры.

2Люди старшего поколения намеренно дистанцируются от возможных культур, но молодежь уже подсознательно воспринимает их как часть действительной глобальной культуры. Различные аспекты теории бытования возможных культур анализировались в работах Р. Адамса, Д. Армстронга, Т. Бивера, Д. Болинджера, Р. Боты, Р. Бредли, У. Бревера, Дж. Брюнера, Д. Вундерлиха,.

3.Гомбрича, У. Грассля, М. Даскала, Д. Дойча, К. Доннелана, Р. Доферти, ПДэвиса, С. Кангиссера, Р. Карнапа, Дж. Катца, П. Колерса, С. Крипке, У. Лабова, А. Лавджоя, Дж. Лайонса, Д. Лангенцоена, Х.-Х.Либа, В. Ликана, Л. Линского, Д. Льюиса, В. Налимова, Я. Петофи, КЛоппера, К. Решера, М. Риффатера, Х. Саймона, Дж. Сандерса, Дж. Серля, Д. Скотта, П. Стросона, Г. Томсона, Дж. Фенстада, Ч. Филмора, Э. Хаверлока, П. Хардера, Я. Хинтикки, Н. Хомского, П. Цумтора,.

4.Шмидта, Х. Шнелле, И. Шеффлера, Р. Якобсона и др. действительных и возможных культур. При этом в глобальной культуре собственно культура понимается не как некая квинтэссенция произведений искусства, внешнего облика людей, улиц, городов и т. д. Культура здесь — это понимание мира с помощью достижений современной науки и техники1, организующих, в свою очередь, названный мир и определяющих степень его глобализации.

Существуя в глобальной информатизированной культуре, современный человек привыкает к разнообразию этого мира, в результате чего у него формируется убеждение, что культурная квинтэссенция мира им выявлена, а следовательно, он знает о мире все самое главное. «Все» в данном случае означает не совокупность конкретных фактов, а все, что понято в науке.

Мысль о том, что некая личность в состоянии понять все, что понято учеными, может показаться фантастической, но фантастики в ней значительно меньше, чем в мысли о том, что один человек может запомнить все известные факты. К примеру, никто не сможет запомнить все результаты научных наблюдений даже в такой узкой области, как изучение движения планет, но многие астрономы понимают это движение настолько полно, насколько оно понято в данной науке. Это становится возможным, потому что понимание зависит не от знания множества фактов как таковых, а от построения правильных теорий и концепций. Одна сравнительно простая и понятная теория может охватить бесконечно много трудно воспринимаемых фактов2, ибо, когда теория предсказывает что-либо в принципе, это означает, что предсказание логически истекает из теории, даже если на практике для получения таких предсказаний необходимо произвести больше вычислений,.

Отметим при этом неважность того факта, что «среднестатистический» человек не знает законов термодинамики и не может рассчитать полет космического челнока, не понимает, как работает двигатель в автомобиле, которым пользуется ежедневно. Значительно важнее, что человек смотрит на мир через некую квинтэссенцию технических достижений человечества. Не будучи способным доступно изложить суть этой квинтэссенции, он тем не менее думает ее категориями.

2 В условиях информационного общества лучшей теорией планетарного движения является общая теория относительности А. Эйнштейна, которая в самом начале двадцатого века вытеснила теории гравитации и движения И. Ньютона. Теория А. Эйнштейна точно предсказывает не только принцип движения планет, но и любое другое влияние гравитации, причем точность этого предсказания соответствует нашим самым точным измерениям. чем мы способны осуществить (технологически, или физически, или в той Вселенной, которую мы себе представляем).

Однако способность предсказывать или описывать что-либо, даже достаточно точно, совсем не равноценна пониманию данного «что-либо"1. Факты невозможно понять, попросту собрав их в формулу, как нельзя понять их, просто записав или запомнив. Факты можно понять только после объяснения. К счастью, наши лучшие теории, наряду с точными предсказаниями, содержат глубокие объяснения. В этом объяснении и заключается полное содержание теорииа предсказания — это всего лишь некие умозаключения, которые мы можем сделать в результате объяснения. Научные теории категоризируют объекты и явления нашей жизни на основе скрытой действительности, которую мы непосредственно не ощущаем. Однако и эта способность теории (описать то, что мы не ощущаем) не выявляет ее значимости. Самое ценное качество любой из научных теорий заключается в том, что в ней объясняются сами структуры реальности и фантазии, которые служат своего рода прогнозом будущего и понимание категориальной сущности которых чрезвычайно важно. При помощи фантазии человек информационного общества изменяет действительную культуру и множит возможные культуры, пытаясь познать не только все существующее, но и все возможное и невозможное в будущем. Рождение и изучение возможных культур отражает стремление информационного общества к предсказанию и даже к построению универсальной теории всего.

К сожалению, нельзя утверждать, что скоро человек поймет всеэто вопрос иной парадигмальной заданности. Не верится, что мы сейчас близки.

В. физике предсказания и описания часто выражаются в виде математических формул. Допустим, что человек запомнил формулу, посредством которой при наличии времени и желания мог бы вычислить любое положение планет, которое когда-либо было записано в архивах астрономов. Что же он в этом случае выиграл бы по сравнению с непосредственным заучиванием архивов? Истинное преимущество формулы в том, что ее можно использовать в бесконечном множестве случаев, помимо архивных данных, например, для предсказания результатов будущих наблюдений. С помощью формулы можно также получить более точное историческое положение планет, потому что архивные данные содержат ошибки наблюдений. Однако, даже несмотря на то, что формула суммирует бесконечно большее количество фактов по сравнению с архивами, знать ее — не значит понимать движение планет. или когда-нибудь приблизимся к пониманию всего, что существует и потенциально может существовать. Мы говорим о возможности понимания всего, что понято в концентрированном культурологическом смысле. Это скорее зависит не от содержания нашего знания, а от его структуры. Но структура нашего знания — независимо от возможности его выражения в теориях, составляющих понятное целое, — безусловно, зависит от структуры реальной культуры. Если свободный рост знания будет продолжаться (поскольку должен продолжаться) и если мы сегодня, несмотря ни на что, приближаемся к тому состоянию, когда один человек сможет понять все, что понято, значит, глубина наших теорий должна увеличиваться достаточно быстро, чтобы обеспечить данную возможность. Произойти это может лишь при условии, что сама структура реальной культуры практически едина и, следовательно, по мере роста нашего знания мы сможем понимать ее все больше. Когда же это произойдет, наши теории станут настолько общими, глубокими и составляющими друг с другом культурное целое, что превратятся в единственную теорию единой структуры действительной культуры. Эта теория не объяснит все аспекты действительных и возможных культур: это недостижимо. Однако она охватит все известные объяснения и будет применима ко всей структуре культуры настолько, насколько последняя будет понята. В то время как все предыдущие теории относились к конкретным предметам, это будет теория всех предметов, то есть теория универсума.

В науке считается доказанным, что даже наши лучшие теории «обречены» быть в некотором роде несовершенными и проблематичными. Более того, мы уверены, что в свое время их вытеснят иные глубокие и точные теории. И этот прогресс не остановится, когда мы откроем универсальную теорию1: эта теория, безусловно, не будет последней в своем.

Так, И: Ньютон дал нам первую универсальную теорию тяготения и объединил, помимо всего прочего, небесную и земную механику. Но его теории вытеснила общая теория относительности А. Эйнштейна, включающая еще и геометрию (которую раньше считали отраслью математики) в физике и предоставляющая поэтому более глубокие объяснения. роде, она будет первой. Теория всего, к которой так стремятся современные исследователи, в лучшем случае представит лишь крошечную грань универсума человеческой культуры. Эта теория сможет предсказать все (в принципе). Но предсказание — еще не толкованиесоответственно, нельзя ожидать, что она опишет гораздо больше, чем существующие теории.

Объяснение данного алогизма заключается в том, что в прошедшие времена возможная культура — культура фантазии — опосредовалась традиционной культурой, поскольку была представлена мифом и сказкой, создателями и хранителями которых выступали целые народы. С конца XIX века стали появляться фантазийные авторские произведения, которые, в силу их количества, адаптировались к традиционным этническим культурам. В наше же время наметилась тенденция выхода на первый план общечеловеческой культуры возможных культур, являющихся продуктом творчества небольших коллективов или отдельных авторов, что побуждает исследователей к выстраиванию новой концепции культуры, в которой понятие реальности приобретает несколько иную трактовку.

В лингвистике давно подтвержден факт отражательной способности языка, определяющейся степенью его (языка) соответствия представляемой культурной реальности и возможностью понимания заложенной информации (а соответственно, и последующего на этой основе действия). Однако реальная коммуникация чаще демонстрирует явления различной интерпретации партнерами одного и того же текстачастичного, а иногда и полного непонимания собеседника в речевом актетрудностей перевода с одного языка на другой и т. п.

Сложность данной проблемы усугубляется тем, что многие ее аспекты являются предметом дискуссии в философской, психологической и лингвистической литературе. В частности, существует мнение, что анализу в плане соответствия содержания культурной реальности поддаются лишь некоторые типы высказывания — те, которые имеют логическую форму суждения. Что касается иных типов и форм, то принято считать, что они не могут квалифицироваться как истинные или ложные (адекватно отражающие культурную реальность или не соответствующие ей). Более того, в научных работах отмечается, что язык обладает свойством уклончивости, то есть его правила не имеют запретов для построения бессмысленных и ложных высказываний, так как в языке действует принцип толерантности к альтернативным утверждениям относительно реальности. Наконец, широко распространено мнение о том, что языковая форма сама по себе никак не влияет на содержание высказывания, поскольку полиструктурность, полифункциональность, полисемантичность этнического языка1 уже не требуют доказательств.

Однако все сформулированные трудности, связанные прежде всего с анализом оценочных и нормативных суждений, проблематичных высказываний, снимаются, если сам критерий истинности рассматривается в контексте проблематики единого универсума: поскольку культура имеет два измерения — действительное и возможное, — многие языковые конструкции получают смысл относительно некоторого возможного культурного мира (потребного, желаемого, необходимого, являющегося предметом веры говорящего и т. д.). Адекватность высказывания в данном аспекте будет характеризоваться как его осмысленность, определяемая лишь выбором способа интерпретации, который совершает адресат. В соответствии с данной трактовкой даже известнейший текст Л. Кэрролла (Варкалось. Хливкие шорьки Пырялись по наве.) может быть воспринят не как бессмыслица, но как выражение философско-художественной позиции, разрывающей с обычным, приземленным здравым смыслом, лишающим полета фантазию художника и ученого. Не обладая референтной истинностью, текст Л.

В свое время понятие «этнический язык» подвергалось сомнению на том основании, что живой язык не может быть не этническим. Тем не менее считаем необходимым упомянуть данный термин в связи с рассмотрением в дальнейшем дихотомии «естественный/искусственный язык» в качестве структурного конституента другого научного конструкта — «реальная/возможная.

I культура". I.

Кэрролла приобретает осмысленность, ибо получает интерпретацию в возможном культурном мире.

Таким образом, в категорию реальности теории единого универсума неминуемо будут включены нынешние и будущие возможные культуры. Будет важно, действительно ли едина и понятна сама структура реальности, в которую органично входит мир фантазии, оказывающий беспрецедентное влияние на реальность. В этом смысле мы можем констатировать гениальность концепции лингвистической относительности Сепира-Уорфа, суть которой сводится к влиянию языков (то есть так называемой надстроечной части культуры) на основы жизни народов: несомненно, что уже в ближайшем будущем возможные культуры сольются с действительными культурами и определят их дальнейшее развитие. Изучение подобного возможного процесса, прогнозирование его влияния на национальные языки и национальные культуры представляется чрезвычайно важным и обосновывает актуальность предлагаемой работы.

Теоретическую и методологическую базу исследования составили труды таких отечественных и зарубежных лингвистов и логиков, как В. П. Абрамов, Э. Г. Аветян, Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, А. Г. Баранов, ЛС. Бархударов, Л. М. Баткин, М. М. Бахтин, В. В. Богданов, А. В. Бспдарко,.

A.А.Брудный, Г. А. Брутян, Н. Д. Бурвикова, В. В. Виноградов, В. В. Воробьев, Л. С. Выготский, В. Г. Гак, И. Р. Гальперин, С. И. Гиндин, Д. П. Горский,.

B.Гумбольдт, В. З. Демьянков, Т. М. Дридзе, А. К. Жолковский, В. А. Звегинцев, Вяч.Вс.Иванов, А. А. Ивин, Ю. В. Ивлев, Ю. Н. Караулов, И. И. Ковтунова, Г. В. Колшанский, А. А. Леонтьев, А. Ф. Лосев, Ю. М. Лотман, И. П. Лысакова,.

A.Р.Лурия, А. С. Мамонтов, С. П. Мамонтов, И. А. Мельчук, Н. Н. Миронова,.

B.Л.Наер, Г. П. Немец, Л. А. Новиков, Р. И. Павиленис, Е. В. Падучева, В. Я. Пропп, Ю. Е. Прохоров, А. А. Романов, Э. Сепир, Ф. де Соссюр, М.Н.Стеблин-Каменский, Ю. С. Степанов, И. А. Стернин, И. П. Сусов, В. Н. Телия, Н. И. Толстой, В. Н. Топоров, В. М. Шаклеин, Н. Ю. Шведова, Д. Н. Шмелев, Ю. А. Шрейдер, Л. В. Щерба, Г. С. Щур. !

Новизна исследования. В настоящей диссертации впервые в отечественной науке не только поставлен вопрос о необходимости анализа механизмов рождения возможных текстовых культур, но и определены пути логике трамматико-синтаксической и культурной адаптации возможных культур в русском языке. Вместе с тем выводы, полученные в результате исследования на материале русского языка, применимы и к прогнозированию развития других языков и культур.

Методы исследования, использованные в процессе написания настоящей диссертации, заключались как в традиционных для науки попытках разработки сугубо теоретических тем, касаемых определения таких лингвистических категорий, как текст, высказывание, предложение, референция и т. п. (системный и компонентный анализметод семантической и модальной экспликации речевого актаописательно-логические (индуктивные и дедуктивные) приемы сопоставления тестовых единиц, метод лексических функций, метод моделирования, метод построения структурно-функциональных подобий, методика логико-синтаксического варьирования), так и в стремлении объективно отразить суть междисциплинарного исследования (интроспекция, сопоставление и обобщение, контекстуальная интерпретация роли различных языковых единицметод культурологических истолкований1 и др.).

Цель исследования состоит в выявлении и теоретическом изучении языкоьых и. культурных механизмов адаптации возможных смыслЬвых конструктов в современной лингвокультуре, причем прагматика процесса не представляется в данном случае важным аспектом. Предполагается, что последнее будет отражено в будущих работах.

Реализация поставленной цели обусловила решение ряда исследовательских задач:

Еще раз отметим, что в диссертации, в отличие от отечественной лингвокультурологии, принято понимание культуры, свойственное для западной лингвистики: культура определяется прежде всего как совокупное достижение наук, при помощи которого современный человек мыслит и создает некие новые образцы культуры, чаще всего даже не догадываясь о конкретике такого достижения.

• описать причины возникновения и структурирования проблемы возможных культур в лингвистике, заключающиеся как в существовании данного явления, так и в кризисном состоянии современной лингвистики;

• охарактеризовать основные направления разработки проблематики возможного культурного универсума в лингвистической философии модальностей;

• выявить категориальную сущность языковой модели как универсальной семиотической матрицы, репрезентирующей отношение культурного опыта человека и реальности;

• рассмотреть текст и организующие его конституенты в лингвистическом, лингвокультурологическом, коммуникативно-прагматическом аспектах с анализом условий и факторов его связности и целостности;

• установить природу когнитивно-информационных, структурно-иерархических и ценностно-смысловых детерминантов текста, их взаимообусловленность и соотнесенность со способами биактуализации текста как базиса для рождения возможной текстовой культуры;

• проанализировать референциальный статус биактуальных текстов, выявив общие правила указаний, их виды, уровни и способы взаимодействия;

• определить категориальную сущность и структуру процесса адекватного понимания биактуального текста, рассмотрев феномен возможного культурного смысла и природу его интерпретации;

• исследовать проблему логико-синтаксического обоснования механизмов рождения в биактуальных текстах возможных культурных смыслов, выявив потенциал их кодирования и индуктивную обусловленность;

• описать синтаксические техники создания возможной текстовой культуры в биактуальных текстах и составляющий их (техники) инструментарий.

Материалом для разработки темы диссертации послужили произведения художественной литературы, научная и научно-публицистическая проза, образцы языка газет, публичных выступлений и массовых коммуникаций, материалы лингвокультурологического характера, а также данные этнографии и фольклористики. Это дало возможность проследить функционирование разнообразных текстовых единиц на широком фоне общелитературного узуса и определить подходы к собственно этническим лингвокультурным компонентам акта коммуникации. Подбор материала (более 1700 текстовых единиц) был подчинен требованиям демонстрационной наглядности — соответственно, отбирались наиболее яркие примеры на основании принципов знаково-ценностного соответствия. Систематизирующими факторами в отношении материала явилась структура самого исследования, в котором данный материал иллюстрирует возможности логико-синтаксического и лингвокультурного анализа.

Объектом исследования послужил язык возможных текстовых культур.

Предмет исследования — способы создания биактуальных текстов в различных знаковых структурах.

Теоретическая значимость исследования заключается в возможности использования материалов диссертации в качестве методологической основы анализа различных по структуре, направленности, содержанию, способам создания и языковому оформлению текстов. Подобная постановка вопроса имеет важнейшее теоретическое значение для отечественной лингвистики, поскольку современная русистика вступила в фазу, называемую западными учеными постлингвистикой и характеризующуюся рядом кризисных явлений, одно из которых — отсутствие направлений, разрабатывающих перспективные методики дальнейших исследований в области языкознания. В результате подобного положения вещей отечественная филология, оставаясь в плену классической лингвистической специализации, в некоторой степени «останавливается» в своем развитии, снижая тем самым значимость собственных достижений в теории языкознания в целом.

Практические результаты исследования могут быть использованы в курсах теории текста, семантики, семиотики, формального моделирования в лингвистике, стилистики, лингвистической поэтики и лингвокультурологии, прикладной лингвистики, риторики, русского языка как родного и иностранного, методики преподавания русского языка в различных аудиторияхпри создании современных образовательных технологий и учебных комплексов по данным дисциплинампри отборе лингводидактических и методических материалов, обеспечивающих учебный процесс, а также в аудитории школьников и студентов-нефилологов.

Объективность и достоверность полученных выводов обеспечивается прежде всего объемом проанализированного материала, применением комплексной методики его анализа и описания, исследованием последних достижений лингвистики и смежных с нею дисциплин: когнитологии, логики, психологии, лингвокультурологии.

Проведенное исследование позволяет вынести на защиту следующие теоретические положения:

1. В начале XXI века процесс познания человечеством окружающего его универсума в значительной мере зависит от влияния на реальную, действительную культуру культур искусственно созданных, фантазийныхвозможных. В будущем такое влияние еще более усилится, и значимость действительных и возможных культур для когнитивистики и гносеологии в целом сравняется, а следовательно, «надстроечные» факторы станут не менее значимыми, чем «базовые», что будет отличительной чертой пути развития информационного общества.

2. Объединение проблемы возможных культур и лингвистики происходит в рамках получившей сегодня новое звучание лингвистической философии модальностей, рассматривающей основные категориальные свойства языка и, следовательно, языковых единиц как формы возможного и выявляющей, что представляют собой язык и основные языковые единицы как возможность.

3. С логической и грамматико-синтаксической точек зрения в русском языке заложены адаптационные возможности восприятия и создания возможных лингвокультурных миров, причем базисным фактором для формирования возможной текстовой культуры является отражательное свойство языка, опосредующее отношение культурного опыта человека и реальности и закрепленное в понятии языкового моделирования.

4. Языковые модели являются результатом предшествующей практики языка и культуры и содержат в себе моменты стереотипичности, вербализирующие исторический опыт этноса в устойчивых формах. Оперируя указанными моделями, субъект осмысливает возможную культурную, реальность, совершает двойное перекодирование (семантико-синтаксической структуры текста и стоящей за ним внеязыковой реальности) и тем самым как бы «восходит» через отражение к отражаемому объекту. Языковая реальность содержательного компонента структуры модели проливает свет на проблему взаимосвязи языка и культуры: это многоуровневый характер движения от содержания возможной культуры к ее возможным языковым формам. 5> Основной знаковой единицей, воплощающей возможные смысловые конструкты, является биактуальный текст — сложное лингвокультурное явление, имеющее, во-первых, стандартные текстовые признаки (членимость, автосемантию, когезию, континуум, проспекцию, ретроспекцию, интеграцию, завершенность, модальность), во-вторых, нормативно-регулятивное и ценностно-ориентационное наполнение, включающее языковую и информационную сущность, характеризующееся целостностью структурно-смысловой организации и зависящее от специфики его порождения в акте коммуникации. Иными словами, это компонент этнокультурной реальности, в котором в объективной форме воплощены продукты прошлой речевой деятельности субъекта и элементами которого служат сталкивающиеся реальные и возможные лингвокультурные миры.

6. С позиции наличия в языке и тексте двух модусов существования (объективного и интерсубъективного) выделяются два вида указания: экстенсиональная референция, основанная на функции обозначения языковых выражений, и интенсиональная референция, базирующаяся на идентифицируемом значении языковых выражений. Одновременное двойное уточнение функциональных единиц биактуального текста — количественное и качественное — позволяет провести дополнительную таксономизацию указаний на квантитативную, по своему характеру семантическую и экстенсионально-интенсиональную, и квалификативную (или модальную) -прагматико-семантическую и интенсиональную — референцию. Названные виды референции взаимопересекаются, образуя определенные пучки указаний, которые предопределяются референциальным статусом соответствующих строевых единиц и проявляются при функционировании единиц разного уровня в различной степени. Однако указание биактуального текста как целого предстает в системном виде: способы указания включают семантический и формальный уровни, а средства указания, состоящие как из семантических и формальных, так и прагматических конституентов, группируются в функциональные поля данного текста (прагматические, семантические и семантико-прагматические).

7. Биактуальный текст обозначает свою текстовую культуру, возможную с точки зрения совокупности текстов. Статус определённости текстовой культуры утверждается по двум линиям: во-первых, текстовая культура должна обладать упорядоченностью и структурируемостью, что составляет внутреннюю, логическую референцию текста, и, во-вторых, должна характеризоваться мерой достижимости из культуры актуальной со стороны участников текстовой деятельности, обладающих определенными эпистемическими установками, что определяет внешнюю референцию текста. Через указательные релевантные элементы в содержательноструктурной организации текстов отображаются реализуемые субъектами текстовой деятельности межтекстовые эпистемические установки, которые образуют в каждом конкретном тексте динамическую равновесную систему функциональных полей текста, управляемую определенными эцистемическими операторами. Такие «равновесности» функциональных полей совмещают в рамках текстотипов определенные общие закономерности и индивидуальную специфичность. Соответственно, структура текстотипа определяется как семантическими и синтаксическими, так и прагматическими правилами, а любой биактуальный текст обозначает не одну какую-либо возможную текстовую культуру, а «пучок» таких культур, достижимых из структуры данного текста.

8. Понимание биактуального текста связано с воспроизведением общей структуры возможной культурной ситуации, в рамках которой был создан данный текст, и предстает как опознание культурного текстового смысла: поиск объективного смысла текста, его реконструкция и создание новых смысловых конструктов, впрямую связанных с феноменом «возможного» смысла. Новое — возможное — смысловое единство биактуального текста достигается повторением некоторых его элементов (созвучий, лексических единиц, персонажей, образов, поэтических формул, идей, тем и пр.), связывающих в единое целое различные по своему основному содержанию фрагменты, и/или подведением многообразного содержания указанного текста под устойчивые, исторически закрепленные формы и схемы (формы предложений и суждений, речевые и литературные жанры, ритм, повторяющиеся сюжеты, устойчивую композицию текста, мировоззренческие и научные принципы, категории как формы мышления и ДР-).

9. Наиболее значимым аспектом деятельности как по пониманию биактуального текста, так и его созданию является синтез возможного культурного смысла, осуществляемый, во-первых, путем различных синтаксических техник в процессе конструирования биактуального текста автором и, во-вторых, в ходе соединения адресатом культурного смысла, воспринимаемого при знакомстве с данным текстом, с элементами, выбранными из арсенала современной ему лингвокультуры. В результате биактуальные тексты воплощают возможный культурный смысл, вырабатываемый за их пределами человеческой деятельностью во всех разнообразнейших формах ее проявления, а создание биактуального текста и его понимание оказываются двумя модусами одной и той же творческой деятельности по синтезированию возможного культурного смысла.

10. Логико-синтаксическое обоснование механизмов рождения в биактуальных текстах возможных культурных смыслов заключается в рассмотрении теории экстраполируемости синтаксических конструкций (гипотез), организующих биактуальный текст, а логический потенциал кодирования возможных культурных смыслов — в выявлении итоговой степени их экстраполируемости на основе закрепленности включенных в указанные, гипотезы диспозиционных предикатов, Соответственно, возможность/невозможность рождения нового культурного смысла в биактуальном тексте определяется не истинностью/ложностью отношений с лингвокультурным универсумом, а наличием/отсутствием правилоподобного (с высокой степенью экстраполируемости) поддерживающего биактуального текста. Корни экстраполируемости, или индуктивной обоснованности, следует не приписывать какой-то необходимой и непреложной особенности человеческого сознания, а искать в использовании языка — структурной организации биактуального текста и частотности повторения языковых единиц—и длительности и регулярности языковой практики.

11. Описание инструментов создания возможных смыслов в биактуальных текстах основывается на выявлении и понимании сути факторов, лежащих в основе синтаксических техник, и принципов их взаимосвязанности. Данные факторы не обнаруживаются внешне в возможной культуре, ибо они «встроены» в нее и выполняют многоуровневые референциальные функции, будучи способами объединения и построения символов. Тем самым они организуют биактуальный текст не только как символическую систему, но и как коммуникативно-когнитивно-прагматическое образование категориально нового порядкакомбинированную единицу с неограниченным количеством способов описания и передачи возможной текстовой культуры.

12. Множественность возможных текстовых культур определяется способами описания отражаемой культуры, что, в свою очередь, обусловливает:

• структуру лингвокультурного универсума в целом, который состоит не из суммы различных версий возможной культуры, а из совокупности способов ее описания;

• механизм его постижения, заключающийся в выявлении новых, не доступных прежде признаков и категорий и обнаружении между ними различного рода соответствий.

Апробация работы и внедрение результатов исследования. Основные теоретические положения и выводы диссертационной работы представлены в 71 публикации (статьях, тезисах, методических рекомендациях и учебных пособиях из общего списка в 95 наименований), в монографии «Логико-синтаксические механизмы кодирования возможных культурных смыслов в тексте» (М.: Высшая школа, 2005), в УМК «Добрым молодцам урок.» (Курск, 2003, Ч.1−4)1, в обсуждениях на расширенных заседаниях кафедры русского языка КурскГТУ, в научных докладах, выступлениях, сообщениях на межвузовских, всесоюзных и международных конференциях, конгрессах, симпозиумах, в том числе: международном симпозиуме «Единство в многообразии» (Курск, 1995) — международном симпозиуме «Творчество и личность» (Курск, 1995) — международном научно-практическом семинаре «Миссия творчества в развитии общества» (Курск, 1997) — международной научной конференции «Русский язык как государственный» (Челябинск, 1997) — в I, II, III международных школах.

Работа выполнена в рамках ФЦП «Русский язык» в 2003 г. семинарах «Пути и средства формирования языковой и речевой культуры» (Иваново, 1998, 2001, 2004) — на международном симпозиуме «Пути и средства повышения мотивации обучения русскому языку как иностранному» (Москва, РУДН, 1998) — международной научно-практической конференции «Коммуникативные аспекты лингвистики, перевода и методики преподавания иностранных и русского языков» (Курск, 1998) — всероссийской научно-практической конференции «Лингвистика текста» (Орск, 1998) — международной научной конференции «А. С. Пушкин и современность» (Москва, РУДН, 1999) — международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы сопоставительной лингвистики и лингводидактики на пороге XXI века» (Ульяновск, 1999) — IX, X Конгрессах МАПРЯЛ «Русский язык, литература и культура на рубеже веков» (Братислава, 1999; Санкт-Петербург, 2003) — IV Международной конференции по риторике «Риторическая культура в современном обществе» (Москва, ГИРЯ, 2000) — всероссийской научно-методической конференции «Культурно-речевая ситуация в современной России: вопросы теории и образовательных технологий» (Екатеринбург, 2000) — научной конференции, посвященной 40-летию РУДН «Русский язык и культура (изучение и преподавание)» (Москва, РУДН, 2000) — II, III, IV Всероссийских конференциях РОПРЯЛ (Санкт-Петербург, 2000; Воронеж, 2001; Нижний Новгород, 2002) — международной научной конференции «Русский язык как иностранный: специфика описания. Теория и практика преподавания в России-'и за рубежом», посвященная 50-летию преподавания РКИ в МГУ (Москва, МГУ, 2001) — международной научной конференции «Обучение на современном этапе: проблемы и перспективы» (Волгоград, 2003) — международной научной конференции «Русский язык и его место в современной мировой культуре» (Воронеж, 2003) — 4-ой Международной конференции старшеклассников, студентов, аспирантов и докторантов «Актуальные проблемы современной науки» (Самара, 2003) — IV конференции «Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект» (Владимир, 2003) — международной научно-методической конференции «Межкультурная коммуникация и языковая парадигма в теории и практике обучении РКИ» (Белгород, 2003) — всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы методики преподавания русского языка на современном этапе российского среднего и высшего образования» (Москва, 2004) — международной научной конференции «Человек в пространстве языка и мира» (Литва, Шауляй, 2004) — международной научной конференции «Народ и язык: современные социолингвистические аспекты воспитания» (Литва, Паневежис, 2004) — V международной научно-практической конференции «Русистика и современность» (Санкт-Петербург — Жешув, 2004) — международной научно-методической конференции «Учебный процесс в современной высшей школе: содержательные, организационные и научно-методические проблемы» (Пермь, 2004) — региональной научно-практической конференции «Культура общения и ее формирование» (Воронеж, 2004) — международной научной конференции «Язык в специальных целях» (Курск, 2004) — международной научно-практической конференции «Международное образование: итоги и перспективы» (Москва, ЦМО МГУ, 2004) — V всероссийской научно-практической конференции «Современная языковая ситуация и совершенствование подготовки учителей-словесников» (Воронеж, 2004) — межвузовской научно-практической конференции «Формирование лингвокультурологической компетенции в процессе преподавания русского языка» (Тула, 2005) — IX международной научно-методической конференции «Риторика в системе коммуникативных дисциплин» (Санкт-Петербург, 2005) — международном симпозиуме «Образование через науку» (Москва, 2005) — международной научно-практической конференции студентов, аспирантов, докторантов «Актуальные проблемы современной науки» (Москва, РУДН, 2005) — IX Международной конференции «Европейская русистика и современность» (Польша, Познань, 2005) — межвузовской научно-практической конференции «Русский язык в техническом/негуманитарном университете» (Москва, РГУ им. И. М. Губкина, 2005) — международной научно-практической Интернет-конференции «Русская речь в современном вузе» (Орел, 2005) — VI Международной научной конференции «Информация — коммуникацияобщество» (Санкт-Петербург, 2005).

Материалы диссертации использовались при создании в Курском государственном техническом университете учебно-методического комплекса специальности 31 301 (21 800) «Теоретическая и прикладная лингвистика», при обучении иностранных студентов русскому языку на основном и продвинутом этапах (1994;2005 гг.), при чтении лекций по дисциплинам «Русский язык и культура речи», «Риторика», «Ораторское искусство» на I, II курсах юридического, экономического, машиностроительного, инженерно-строительного факультетов и факультета вычислительной техники и автоматики КурскГТУ.

Выводы:

1. В основе различных синтаксических техник, воплощающих в биактуальных текстах возможную культуру, лежит лингвокультурное моделирование, непосредственно реализующееся не только в коммуникативной, но и когнитивной деятельности — приобретении новых знаний.

2. В отличие от знака, специфической формы отражения возможного фрагмента культуры, связанного с представляемым фрагментом условно, модель отличается структурным и функциональным соответствием данному фрагменту, что позволяет осмыслить не только содержание модели, но и ее отражательную форму. Познавательные возможности модели выявляются субъектом, ее конструирующим.

3. Речевая модель актуализируется на пересечении языка, возможной культуры, мышления, коммуникации и отраженной реальности, или иначена пересечении лексического значения и возможного культурного смысла, и имеет два уровня: текстовый и внетекстовый, которые задаются целевыми, мотивационными и смысловыми условиями речевой ситуации. Первый образует новую информацию о сфере возможной культурывторойвосстанавливает внетекстовую реальность как систему субъект-объектных отношений, связывающих коммуникантов. Процессуальное начало в образовании вербализованной модели несет на себе коммуникативный момент.

4. Речевая модель способна выполнять роль регулятива внеречевой культурной активности субъекта, который, конструируя новые речевые модели, производит проекцию прошлого опыта на будущий, то есть экстраполирует коммуникативно-когнитивные знания и умения.

5. Функционально-операциональный план языкового значения образует своего рода группу диспозиций к формированию возможного культурного смысла текста, в рамках которого субъект строит определенную речевую модель. Тем самым, по существу, задается схема будущей вербализованной мысли, для развертывания которой язык выработал свои типовые семантико-синтаксические структуры как интерсубъективные культурные составляющие, наполняющиеся в процессе коммуникации возможным смысловым содержанием, почерпнутым из культурной ситуации.

6. Смысловая организация БТ обусловливается его прагматической направленностью и отражаемой возможной культурной ситуацией. Отсюда — наличие не только ряда семантико-синтаксических планов, но и соответствующих структур, воспроизводящих логическими и грамматическими средствами субъект-объектные отношения внеречевой культурной реальности:

• логически предикативная структура выражена биактуальной со-логичной конъюнкцией антецедента и правилоподобных условий с консеквентом, причем в конъюнкции представлен семантико-синтаксический инвариант, не зависящий ни от субъективных моментов, ни от синтаксической специфики конкретного языка. Центральным ее членом является диспозиционный предикат, в семантическом плане несущий информацию о существенном свойстве или отношении, характеризующем событие.

• лингвистически структура БТ описывается предикатно-актантными отношениями, соответствующими универсальной формуле предложения ЗУО, что также можно интерпретировать как отражение в форме языковой структуры фрагментов возможной культурной реальности.

7. Поскольку один и тот же БТ может не только быть осмыслен, но и структурирован говорящим по-разному, в зависимости от его ценностно-мотивационных установок, из трех конституентов возможного культурного смысла — грамматических категорий предикативности, актуальности, модальности (и соответствующих семантико-синтаксических структур) — особенно важной при развертывании структуры БТ оказывается роль категории модальности, в превращенной форме отражающей факт наличия коммуникативной цели: процесс актуализации текста побуждает пропозицию трансформироваться в субъектно-предикатную форму с выделением логического субъекта и логического предикатано вследствие того, что коммуникативное членение более содержательно и подвижно в выражении оттенков вербализованной мысли, чем логико-грамматическое — формальное и устойчивое, — полного ее совпадения с субъектно-предикатной структурой не происходит.

8. В результативном аспекте лексические значения и возможный культурный смысл БТ есть семантические конструкты, продукты взаимодействия вербальной и внеречевой семантик, преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существования мира возможной культуры, которая в дальнейшем обнаруживает способность к освоению и выражению практически бесконечного нового содержания.

9. В процессуальном аспекте лексические значения и возможный культурный смысл БТ выступают как акты творческого развития языка и сознания, при этом особенно важным оказывается их (таких актов) обратное воздействие на семантическую систему языка. Создавая на основе своих значений новые культурные смыслы, язык не столько извлекает их из своей семантики, сколько формирует при ее посредстве, развиваясь и обогащаясь при этом сам.

10. Наиболее интересными приемами закрепления в БТ возможного смыслового пространства являются цитирование и распознавание стиля, так как, будучи способами объединения и построения символов, они входят в число инструментов создания возможных текстовых культур.

11. Цитация в вербальных и невербальных биактуальных текстах подчинена единым законам и требует инвариантного наличия следующих конституентов:

• содержание того, что цитируется, или некоторой другой его копии или парафраза;

• указание на то, что цитируется, посредством именования или предикации;

• замену обозначенного и содержащегося выражения любым другим релевантным выражением.

Соблюдение данных правил превращает прямое цитирование в БТ в частный случай косвенного цитирования, однако требуемое в прямой цитате отношение между тем, что цитируется, и тем, что содержится — отношение синтаксической идентичности, тогда как отношение, необходимое при косвенной цитате, — это семантический парафраз, некий вид эквивалентности референции или значения.

12. Любой БТ (вербальный, изобразительный, звуковой), имеющий средства для цитирования своих собственных символов, располагает также средствами и для цитирования символов иных систем, оформленных аналогичным образом (визуальным, аудитивным, графическим и т. д.). Более того, такое совмещение различных, но релевантных символов превращает БТ в коммуникативно-когнитивно-прагматическое образование категориально нового порядка — комбинированную единицу с неограниченным количеством способов описания и передачи возможной текстовой культуры.

13. Стиль как важнейшая категория теста, в том числе и биактуального, охватывает характерные черты и содержания, и формы БТ, то есть его предмета и формулировки. Однако взаимосвязь этих составляющих опосредована сложным образом: «что» одного образа действия может быть частью «как» другого образа действия, особенности темы БТ могут считаться способами иллюстрации его формы, а некоторые примечательные признаки стиля чаще будут признаками смысловой наполненности БТ, чем манеры описания возможной текстовой культуры.

14. В основе дифференциации между стилистическими и нестилистическими признаками БТ лежит процесс различения свойств предмета, чувства, к которым БТ обращаются посредством обозначения (описания, изображения и т. д.) или выражения, и существенных свойств самого БТ, описанных диспозиционными предикатами, поскольку возможные характеристики БТ оказываются более явными эмпирически, нежели характеристики фактические.

15. Признак стиля БТ может быть признаком того, что говорится, того, что иллюстрируется, или того, что выражено, — следовательно, все стилистические признаки, структурные и неструктурные, являются свойствами, буквально экземплифицируемыми тем или иным БТ. Экземплификация, в свою очередь, включает референцию, осуществляемую вещью, к обладаемому ею свойству, и, соответственно, даже будучи отличной от денотации (или описания, или репрезентации), представляет собой разновидность отношения референции.

16. Стилистические признаки проявляют себя в разных БТ неодинаково: свойство, не являющееся показательным само по себе, может объединяться с другими, преобразуясь в характеристику БТ, тогда как общий для многих БТ признак, составляющий возможный элемент стиля в одном из этих произведений, будет стилистически иррелевантным для иных текстовкакие-либо свойства определяются не частотностью проникновения в БТ данного автора (школы, периода), а абсолютным отсутствием в других БТ, в то время как признак, явно отличающий один БТ от другого, не будет являться стилистическим по сути своей.

17. Стиль БТ как средство и продукт воплощения возможных культурных смыслов состоит из тех признаков своего символического функционирования, которые являются характерными для автора (периода, места, школы и т. д.) — иными словами, он охватывает исключительно аспекты — причем не все — того, что и какими средствами данный текст символизирует. В свою очередь, любой аспект такого символического функционирования возможной культуры имеет отношение к стилю БТ.

18. Описание инструментов создания возможных смыслов в БТ заключается в выявлении и понимании сути факторов, лежащих в основе синтаксических техник, и принципов их взаимосвязанности. К числу таких факторов относятся интерпретация, идентификация (как организация в объекты и рода), разделение и сложение, расчистка и наполнение (удаление старого материала и использования нового), повторение, упорядочение, акцентирование, деформация, классификация, композиция и декомпозиция, экземплификация, применение ярлыков (имен, предикатов, жестов, картин, музыкального ряда и т. д.), которые не обнаруживаются в возможной культуре, но «встроены» в нее, выполняя многоуровневые референциальные функции и организуя таким образом биактуальный текст как символическую систему.

19. Возможные лингвокультурные универсумы, отраженные в БТ, отличаются не наличием/отсутствием каких-либо символических классов (материя, энергия, волны, явления, лексемы), а распределением одних и тех же классов по релевантным и нерелевантным видам. Даже там, где предметные области — описанные вещи — совпадают, иллюстрируемые или выражаемые ими признаки, виды, характеристики могут быть совершенно различными, и некоторые релевантные признаки одной культуры будут не просто отсутствовать в другой, а присутствовать в ней как признаки нерелевантные: с изменением интересов и новым пониманием семантическая нагрузка аспектов морфологии или синтаксиса БТ корректируется, и возможная культура, переструктурируясь, оказывается наполненной новыми символическими классами.

20. Вариативность версий культуры в различных знаковых системах не позволяет представить полное описание действительности, так как истинностное значение символов можно выявить только в том случае, если оно соотносится с какой-либо системой описания. Однако сопоставление альтернативных, не сводимых к одной, правильных версий, оказывается допустимым, поскольку единство может быть найдено в общей организации всех таковых версий.

21. Множественность возможных текстовых культур определяется способами описания отражаемой культуры, что, в свою очередь, обусловливает:

• структуру лингвокультурного универсума в целом, который состоит не из суммы различных версий возможной культуры, а из совокупности способов ее описания;

• механизм постижения лингвокультурного универсума, заключающийся в выявлении новых, не доступных прежде признаков и категорий и обнаружении между ними различного рода соответствий.

Заключение

.

Настоящая диссертация, содержание которой составил процесс выявления и теоретического изучения языковых и культурных механизмов адаптации возможных смысловых конструктов в современной лингвокультуре представляет собой комплексный логико-философский, лингвокультурологический и семантико-синтаксический анализ функционирования разнообразных биактуальных текстов в системе возможного культурного универсума.

Преимущественная изученность традиционных для лингвистики проблем и бурное развитие социума как информационного общества, когда наряду с этническими культурами стали возникать и множиться культуры авторские, фантазийные, стали причиной возникновения целого ряда научных направлений, в том числе исследования возможных лингвокулътурных миров. Появление новой лингвофилософской теории, имеющей вместе с тем глубокие корни, заставило исследователей вернуться к изучению фундаментальных вопросов когнитивистики и гносеологии в аспекте современных достижений гуманитарных, технических и естественных наук и по-новому рассмотреть одну из важнейших категорий бытия и суждения — категорию модальности. Модальность не только соотносится с теорией возможностей, обобщающей знания о современной культуре, но и является одним из основных субстанциональных свойств языка и, следовательно, языковых единиц. Модальность позволяет рассмотреть знаковые системы как формы возможного, а соответственно, выявить, что представляют собой язык и его единицы как возможность.

Основные возможности вербальных единиц реализуются в языковом моделировании. Можно даже сказать, что в лингвистике теория возможных культур рассматривается именно (но только!) в аспекте отражательных возможностей языка: он имеет многоуровневую структуру, обладает механизмом дискретизации и перекодирования этнического культурного опыта и переводит в ряд речевых цепочек многомерный и непрерывный мир возможного культурного опыта, надстраиваясь над речью и создавая дополнительное иерархически организованное пространство. Особенностью речевой модели, отражательные способности которой определяются, во-первых, степенью ее соответствия представляемой культурной реальности, во-вторых, — возможностью понимания речевой информации, является то, что она выступает репрезентантом всей ситуации коммуникации, а следовательно, несет информацию не только об объекте, субъекте, совокупности условий и факторов, но и роли в коммуникации языковой формы. Однако семантико-синтаксическая структура моделей не соответствует буквально выражаемому культурному содержанию, а лишь указывает на него различными способами в процессе построения разнообразных текстов и тем самым проливает свет на проблему взаимосвязи языка и культуры как на многоуровневый характер движения от содержания возможной текстовой культуры к ее возможным языковым формам.

Следует отметить, что номинация «возможная текстовая культура» так же нова для отечественной лингвистики, как и проблема возможных лингвокультурных миров в целом. В традиционной текстологии данное словосочетание используется в качестве содержательной субстанции дефиниции «информационный текст» (тоже введенной недавно). При этом культура дифференцируется как культура действительная и культура текстовая (возможная). Соответственно, выделяется два типа языка: язык действительной культуры и язык культуры возможной. ¦ Разумеется, такая дифференциация языка не бесспорна, поскольку, например, русскую действительную культуру не всегда можно представить в отрыве от культуры текстов (русской литературы). Более того, адекватность содержательного плана текстовой единицы определяется релевантностью его соотношения с определенной культурной ситуацией, как реальной, так и вымышленной. Ведь общеизвестно, что язык допускает речевые произведения, относящиеся не только к настоящему, но и к будущемуописывает несуществовавшие культурные ситуации, в частности, в художественной литературевозможны предложения о ситуациях мнимых (сказочных, мифологических, религиозных), которые вообще никогда существовать не могут, но являются предметом мысли и речи.

С нашей точки зрения, все возможные культуры также действительны, поскольку действительность и возможность — это два дополнительных свойства одной и той же культуры. Каждая культура представляется самой себе действительной, а к другим культурам относится как к возможным. Иными словами, актуальность — свойство той культуры, внутри которой находится наблюдатель, а возможность — свойство всех других культур. Исходя из сказанного возможная текстовая культура — смысловой конструкт важнейшего звена коммуникативного акта, его основной единицы — текста.

Исследование процессов текстообразования и текстопонимания показало, что для организации текстов важны две группы факторов: формообразующие и смыслообразующие. В этом аспекте текст есть знаковая / > структура, заданная соответствующим кодом, которая определяется воздействием различных факторов (как экстралингвистических, так и интралингвистических) и характеризуется дискретностью, линейностью, осмысленностью, вовлеченностью в культурный универсум. Показателем оформленности текста является его связность, обусловленная внутренними отношениями между компонентами, что придает ему иерархичность и завершенность. Содержание текста создается не только собственно знаковой формой, но и включением таких механизмов смысловой связи, которые выработаны данным типом лингвокультуры, закреплены в сознании ее носителей и имеют нормативно-регулятивное и ценностно-ориентационное значение. Таким образом, текст является основной коммуникативнопрагматической единицей языка, сложность которой определяется сложностью самого коммуникативного процесса во всех его проявлениях, и обладает внутренней силой, удерживающей его в определенных рамках языкового знака и в то же время соединяющей с ' идеальными и материальными сущностями возможного культурного универсума.

Самой же интересной характеристикой текста, непосредственно связанной с его тематическо-содержательно-информационным единством, мы считаем категорию биактуальности, суть которой, по нашему определению, сводится к отражению внутренних логико-синтаксических связей текста, причем характер данных связей существенно влияет на содержание данного текста. Исходя из этого, под биактуальным текстом (БТ) мы понимаем единицу смешанной коммуникации — ситуативно-речевой блок, элементами которого служат сталкивающиеся реальные и возможные культурные миры. Такая единица включает языковую, когнитивную, социальную и информационную сущность и характеризуется целостностью структурно-смысловой организации. Взаимозависимость, взаимообусловленность и имманентность названных конституентов БТ служат базисом для рождения возможной текстовой культуры.

В силу биактуальности любого коммуникативного акта, а также из-за слабой согласованности описываемых частей языкознания, избыточной таксономичности, некоторой имплицитности выражения и своей интуитивности, традиционные лингвистические описания часто не соответствуют процессам, происходящим в текстовых единицах как при их создании, так и при их понимании. Во-первых, исследователями, как правило, упускается тот факт, что на акт общения влияют не сами экстралингвистические факторы, а психическое отображение этих факторов, которое зависит от осознания (безусловно, субъективного, а следовательно, возможного) личностью лингвокультурной картины мира и себя в этом мире, во-вторых, адекватность БТ, или его референтная истинность, рассматриваются на ограниченном материале (в качестве единицы исследования выбираются обычно лексемы или предложения) с последующей экстраполяцией полученных результатов на весь механизм текстовой (речемыслительной) деятельности, выполняющей коммуникативно-познавательные функции. Однако в естественном языке, отличающемся многогранностью и многоуровневостью, указание имеет гетерогенный характер, тесно связано с логико-лингвистическими понятиями «квантификация» и «квалификация» и требует учета неоднородности предметной области этнического языка (фактически исходящей из его интенсионально-экстенсиональной природы).

Проведенный в диссертации анализ позволяет сформулировать общие правила указаний БТ:

• указание текста не может быть определено вне рамок текстовой деятельности, так как автор руководствуется определенными, обусловленными нормативно-ценностными системами, в рамках которых протекает данная текстовая деятельность людей, прагматическими установками, составляющими указательный статус текстов определенного типа и предопределяющими выбор предметной области БТ, коммуникативные формы высказываний и способы и формы операций указания;

• БТ есть фрагмент информации, организованный в соответствии с определенным этнокультурным кодом, что предполагает возможность перекодирования при понимании, поэтому при изучении указания БТ особую важность приобретают операции введения и идентификации, схемы их взаимной соотнесенности и связь введения с идентификацией через кореференцию;

• текст как единственная коммуникативно-познавательная единица членится на составляющие — тематические блоки. Особенность таких промежуточных составляющих подтверждается и данными указания: реальный текст, как правило, неоднороден, и эта гетерогенность снимается на уровне тематического блока — он обладает указательной гомогенностью.

Уровневый подход к проблеме указания позволяет выделить три стадии существования текста в связи с возможностью его материальной фиксации: текст актуальный, взятый в реальности своего функционирования, и его референтно релевантные идеализации — виртуальный текст и текстотип.

Актуальный текст реализуется в полной прагматической парадигме «автор — текст — реципиент» и характеризуется актуальной референцией и параметрами истинности/ложностивиртуальный текст — это материально фиксированный реальный текст, рассматриваемый в изоляции от контекста общения (автора, реципиента и пр.), и к нему применимы лишь общие правила порождения/понимания, общие правила указаниятекстотип — это абстракция, представляющая собой идеализацию реальных текстов, которая может иметь два модуса существования: текст-фрейм, выявленный в результате «свертки» определенного числа реальных текстов, обладающих общими свойствами, или набор типовых прагматико-семантических правил порождения и понимания текстов, действующих в рамках нормативно-ценностных систем, которые формируются в процессе жизнедеятельности индивидов и представляют собой фрагменты общественной практики. Референциальный статус текстотипа образуют указательно релевантные правила.

Данное разделение текстовой категории, в свою очередь, дает возможность определить два ряда указательных единиц, иерархически связанных между собой: строевой и функциональный. Строевой ряд включает лексему, тип предложения (структурно-семантический) и текстотип. Функциональный ряд описывается следующей парадигмой: «слово (элементарный знак) — высказывание — предикация (содержательный смысловой блок, оформленный средствами языка) — текст». В ситуации реальной коммуникации дотекстовые единицы выступают функционально-строевыми единицами текста как единицы общения, и названная парадигма имеет два статуса — актуальный, включающий слово, актуальное высказывание, актуальный семантический блок, актуальный текст и виртуальный, содержащий слово, виртуальное высказывание (предложение), виртуальный семантический блок, виртуальный текст.

В описанной композиции выделенным единицам функционального уровня присущи, соответственно, два вида указания: актуальное и виртуальноеа для строевых единиц характерен определенный указательный статус. Однако БТ в целом не есть сумма функционально-строевых единиц, он предстает образованием более высокого порядка — единицей общения с новыми информативными качествами.

С позиции наличия в языке двух модусов существованияобъективного (включающего пространственно-временные предметы) и интерсубъективного (формализующих идеальные объекты) — можно выделить два вида указания: экстенсиональную референцию, основанную на функции обозначения языковых выражений, и интенсиональную референцию, основанную на идентифицируемом значении языковых выражений. С учетом двойного уточнения референтно релевантных единицколичественного и качественного — функциональные единицы подлежат дополнительной классификации указаний: на квантитативную и квалификативную. Квантитативная разновидность указания является по своему характеру семантической и экстенсионально-интенсиональнёй, а квалификативная (или модальная) — прагматико-семантической и интенсиональной.

Названные виды референции взаимопересекаются, образуя определенные пучки указаний, которые предопределяются референциальным статусом соответствующих строевых единиц и проявляются при функционировании единиц разного уровня в различной степени.

Указательная же специфика БТ как целого предстает в системном виде: способы указания БТ включают семантический и формальный уровни, а средства указания, состоящие как из семантических и формальных^ так и прагматических конституентов, группируются в функциональные поля данного текста (прагматические, семантические и семантико-прагматические).

В результате каждый БТ обозначает свою текстовую культуру, возможную с точки зрения совокупности текстов. Статус определённости возможной культуры БТ утверждается по двум линиям: во-первых, текстовая культура обладает упорядоченностью и структурируемостью, что составляет внутреннюю, логическую референцию текставо-вторых, она характеризуется мерой достижимости из культуры актуальной со стороны участников текстовой деятельности, обладающих определенными эпистемическими установками, что определяет внешнюю референцию текста. Следовательно, БТ обозначает не одну реальную или возможную текстовую культуру, а «пучок» таких культур, достижимых из структуры данного текста, одна из которых базовая (опорная).

Важной особенностью БТ является выполнение ими особой социальной функции: официальный, сакральный, научный, публицистический текст, деловой документ, личная переписка и дневники, наконец, художественное произведение, будучи сопряженными с определенной эмоциональной настроенностью и обладая определенной культурной сущностью (ценностью), имеют в глазах сообщества и каждого его члена субъективную — возможную — культурную значимость. Выявление указанной возможной культурной значимости происходит в процессе усвоения адресатом иерархически организованного смысла БТ. В связи с этим понимание БТ связано с воспроизведением общей структуры возможной культурной ситуации, в рамках которой был создан данный текстэффективность же данного процесса зависит от уровня сложности текста и культурной ситуации в целом. Причем особенностью понимания БТ является проникновение не только в типичные, но и в уникальные возможные культурные ситуации.

Механизмы понимания БТ разворачиваются в трех направлениях: поиск адресатом объективного смысла текста, его реконструкция и создание новых смысловых конструктов, непосредственно основанных на феномене «возможного» смысла, который заключен в БТ с самого началавыявление смысла текста в результате нового творческого акта на этапе восприятия/понимания БТсмысловое обогащение БТ, не изменяющего при этом своей знаковой оболочки, происходящее под влиянием возможных культурных факторов.

Наиболее значимым аспектом процесса понимания БТ (как, впрочем, и его создания) является синтез возможного культурного текстового смысла. Соединяя извлеченный из констуированного автором БТ возможный культурный смысл с привнесенным извне — из лингвокультурного универсума в целом, — адресат продуцирует новые смысловые компоненты, в которых устанавливаются не предусмотренные автором связи между структурными элементами понимаемого БТ и другими текстами (в широком значении), а также изменившимся возможным культурным контекстом. Эти связи, обогащающие и расширяющие возможный текстовый мир, включаются в процесс рождения возможных смысловых конструктов БТ г 1 1 самим актом понимания, тем самым адресат продолжает творческую деятельность автора по созданию возможного культурного смысла БТ.

Новое возможное смысловое единство БТ достигается, во-первых, повторением конституентов БТ (лексических кирпичиков-значений и смысловых блоков, введенных готовыми извне в виде образов, дескрипций, знаков, намеков различного рода), вследствие чего различные по своему основному содержанию фрагменты приобретают нечто общее, связывающее их в единое целое, и, во-вторых, подведением многообразного содержания под устойчивые, исторически закрепленные формы и схемы (некие.

I • стереотипные речевые модели). Поэтому создание возможного культурного смысла БТ определяется прежде всего не работой формальных внутритекстовых структур, а в результатом деятельности понимания и (ре)трансляции БТ всех поколений читателей (коммуникантов), которые стоят между автором и последним потребителем БТ.

Таким образом, БТ воплощают возможный культурный смысл, вырабатываемый за их пределами человеческой деятельностью во всех разнообразнейших формах ее проявления. Любые попытки восстановить возможный культурный смысл БТ в первоначальной чистоте и нетронутости приводят, в конечном счете, к возрастанию его информационной емкости: структурированный вновь возможный текстовый мир несет на себе отпечаток лингвокультурной ситуации современности и служит проводником ее воздействия на смысл БТ.

Описав процесс понимания возможного культурного смысла БТ, мы, безусловно, продвинулись в решении основной задачи — исследовании способов создания возможных текстовых культур, однако обнаружили, что значение языковой формы БТ сведено в наших выводах практически к нулю. Разделяя исторически сложившуюся точку зрения на язык как отражающую систему и рассматривая структурные компоненты БТ лишь в качестве модельных единиц, мы, несомненно, упускаем важнейший компонент создания возможной текстовой культуры, поскольку, согласно древней идее всеобщей взаимосвязи и взаимоотражения малого и большого, процессы, характерные для крупных объектов (в первую очередь, возможного лингвокультурного универсума), типологически, в закодированном виде присущи и более мелким объектам (конкретному национальному языку или его единицам). Соответственно, справедливо допустить, что язык как система и его составляющие (синтаксис, морфология и т. д.) должны обладать какими-то свойствами, которые предоставляют некую «свободу» для различных операций, синтезирующих возможный — новый, добавочный — смысл БТ, а следовательно, требуют тщательного изучения.

Значение языкового конструкта, с нашей точки зрения, обнаруживается в двух аспектах: во-первых, в аспекте правильности его построения (т.е. соответствия множеству других языковых конструктов) и, во-вторых, в аспекте правильности его оформления (т.е. соответствия неким языковым законам). В качестве материала для анализа правильности, или истинности, построения й оформления любого БТ нами были выбраны биактуальные высказывания (БАВ) — единичные биактуальные тексты, в которых причинные и следственные синтагмы не только формализуют простые смыслы, но и дополняют (либо отрицают) друг друга, реализуя тем самым свой логический потенциал и образуя новые смысловые возможности. Результаты проведенного анализа можно сформулировать в виде некоторых тезисов.

БАВ считается истинным при условии существования определенной (и не объясняемой лишь логическими импликациями) связи между его антецедентом и консеквентом. Данная связь выражается общей, подтвержденной эмпирическими данными конъюнкцией со-логичных с антецедентом предложений, оправдывающих биактуальное соединение антецедента с консеквентом, и составляет принцип обоснования и утверждения истинности БАВ, который должен являться неким правилом, т. е. быть релевантным как в отношении явных, так и еще не реализованных, возможных — диспозиционных — случаев. Дифференциация недиспозиционных, или явных, и диспозиционных предикатов основана на инвариантности действительности/возможности происходящего.

• Диспозиционные предикаты определяют предметы/явления возможного, а не реального культурного универсума, номинируют устойчивую объективную — внутреннюю — характеристику предмета и охватывают тем самым его сущностное содержание. Более того, диспозиционный предикат можно приписать предмету даже тогда, когда соответствующие явные предикаты вообще ему не приписывались. Следовательно, диспозиционные предикаты, категоризирующие глубинные особенности предметов/явлений, являются существенными, а все явные предикаты — случайными.

• Поскольку любой из диспозиционных предикатов < экстраполирует единичные проявления явных предикатов на более широкий или даже универсальный класс предметов, диспозиционные предикаты должны рассматриваться как экстраполяция, или расширение, какого-либо явного предиката. Процесс экстраполяции предикатов является звеном анализа истинности различных БАВ, представляет собой один из аспектов общей проблемы возможного и соответствует индуктивному действиюзакономерному переходу от известного к неизвестному, или от прошлого к будущему, или от данного конкретного множества случаев к более широкому возможному их множеству.

Рассматривая далее различные, но взаимосвязанные проблемы (диспозиции, экстраполяции, индукции) мы обнаружили, что в конце концов они могут. быть редуцированы до решения вопроса о степени экстраполируемости. Предложенный способ определения дефиниции «экстраполируемость» заключается в последовательном выполнении следующих операций:

• выявлении содержания исходного предиката быть предикатом, закрепленным лучше, нежели другой на основе реальных экстраполяций (т.е. частотности употребления в качестве антецедента и консеквента экстраполированных гипотез);

• формулировании определения предположительной экстраполируемости гипотез с помощью правил устранения;

• вычленении исходной степени экстраполируемое&tradeдля предположительно экстраполируемых гипотез;

• закреплении степени экстраполируемое&tradeгипотез на основе исходной степени и ее изменения благодаря соответствующей информации, выражаемой сверхгипотезами.

Теория экстраполируемое&trade-, или правилоподобности, объясняет природу рождения и кодирования возможных культурных смыслов в БТ: биактуальное высказывание неоправданно не вследствие отсутствия поддерживающего правила, а благодаря наличию более обоснованного (закрепленного) условного высказывания. Корни экстраполируемое&trade-, или индуктивной обоснованности — оправданности прогноза, — следует искать в использовании языка, а не приписывать какой-то необходимой и непреложной особенности человеческого сознания. Иными словами, обоснованным прогнозом является то, что согласуется с прошлыми регулярностями в материале наблюдения. Такая согласованность с регулярностями есть функция языковой практики — длительность, частотность, и регулярность употребления языковых единиц, которые предопределяют способы создания возможной текстовой культуры и организацию структуры БТ как целого.

Описание инструментов создания возможных смыслов в БТ (мы назвали их синтаксическими техниками) заключается в выявлении и понимании сути факторов, лежащих в их основе. К числу таких факторов относятся интерпретация, идентификация (как организация в объекты и роды), разделение и сложение, расчистка и наполнение (удаление старого материала и использования нового), повторение, упорядочение, акцентирование, деформация, классификация, композиция и декомпозиция, экземплификация, применение ярлыков (имен, предикатов, жестов, картин, музыкального ряда и т. д.), которые не обнаруживаются в возможной культуре, но «встроены» в неепри этом синтаксические техники выполняют многоуровневые референциальные функции и организуют таким образом биактуальный текст как символическую систему. Более того, такое совмещение различных, но релевантных символов превращает БТ в коммуникативно-когнитивно-прагматическое образование категориально нового порядка — комбинированную единицу с неограниченным количеством способов описания и передачи возможной текстовой культуры.

Возможные лингвокультурные универсумы, отраженные в БТ, отличаются не наличием/отсутствием каких-либо символических классов (материя, энергия, волны, явления, лексемы), а распределением одних и тех же классов по релевантным и нерелевантным видам. Даже там, где предметные области — описанные вещи — совпадают, иллюстрируемые или выражаемые ими признаки, виды, характеристики могут быть совершенно различными, и некоторые релевантные признаки одной культуры будут не просто отсутствовать в другой, а присутствовать в ней как признаки нерелевантные: с изменением интересов и новым пониманием семантическая нагрузка аспектов морфологии или синтаксиса БТ корректируется, и возможная культура, переструктурируясь, оказывается наполненной новыми символическими классами.

В основе всех выявленных приемов создания новых культурных смылов в БТ лежит лингвокультурное моделирование — основной способ объединения и построения символов.

Сконструированная речевая модель актуализируется на пересечении языка, возможной культуры, мышления, коммуникации и отраженной реальности, или иначе — на пересечении лексического значения и возможного культурного смысла, и имеет два уровня: текстовый и внетекстовый, которые задаются целевыми, мотивационными и смысловыми условиями речевой ситуации. Первый образует новую информацию о сфере возможной культурывторой — восстанавливает внетекстовую реальность как систему субъект-объектных отношений, связывающих коммуникантов. Процессуальное начало в образовании вербализованной модели несет на себе коммуникативный момент. Такая модель выполняет роль регулятива внеречевой культурной активности субъекта, который, конструируя новые речевые модели, производит проекцию прошлого опыта на будущий, т. е. экстраполирует коммуникативно-когнитивные знания и умения.

В результативном аспекте лексические значения и возможный культурный смысл БТ есть семантические конструкты, продукты взаимодействия вербальной и внеречевой семантик, преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существования мира возможной культуры, которая в дальнейшем обнаруживает способность к освоению и выражению практически бесконечного нового содержания.

В процессуальном аспекте значения и возможный культурный смысл БТ выступают как акты творческого развития языка и сознания, при этом особенно важным оказывается их (таких актов) обратное воздействие на семантическую систему языка. Создавая на основе своих значений новые культурные смыслы, язык не столько извлекает из своей семантики, сколько формирует их при ее посредстве, развиваясь и обогащаясь при этом сам.

Подводя итог нашим рассуждениям, следует сказать, что наша главная задача, безусловно, состояла не в описании некоторых мыслительно-речевых процессов. Мы стремились, главным образом, показать, что рассуждение даже о возможных вещах не заставляет нас выходить за границы реального мира: если имеется всего лишь одна культура, то она охватывает множество контрастирующих аспектовесли имеется много культур, то их совокупность составляет одну суперкультуру. В обобщающем (цивилизационном) смысле одна культура может быть рассмотрена как многие, или многие культуры могут быть рассмотрены как однаимеется ли одна культура или же множество — это зависит лишь от способа рассмотрения.

Возможная культура, как таковая, не скрыта от нас, однако постигать ее следует не одним, а множеством способов. Соответственно, адекватность описания никоим образом не может быть вопросом истинности: любое утверждение истинно, а описание правильно для возможной культуры, которой оно соответствует. Вопрос задается лишь о системе координат, категорий, контексте и др. Без выявления системы, которой принадлежит БТ, невозможно и однозначное толкование единиц этого текста.

В нашем исследовании основной символической системой был выбран язык, поскольку только в нем конструируются многочисленные символические формы, реализующие единственную задачу — понимание культуры. Язык не может рассматриваться как копия вещей, но представляет собой условие наших понятий о вещахон — предпосылка нашего представления об эмпирических объектах, нашего понятия о том, что мы называем «возможной культурой». Более того, язык есть средство структурирования личностного опыта и, как следствие, развития лингвокультурного универсума в целом.

Ясный и единый мир языка и культуры в той же степени создается, в какой обнаруживается. То, что мы часто ошибочно принимаем за реальную лингвокультуру, есть лишь одно из ее конкретных описаний, а то, что мы ошибочно считаем культурами возможными, есть в равной мере истинные описания реальной культуры, но только в других терминах. Все возможные культуры заключены в одной реальной культуре, а следовательно, сегодня можно говорить о возникновении нового типа мышления, складывающегося в условиях современной трактовки проблемы множественности возможных культур.

Все процессы создания культур, которые мы выявили в работе и которые еще предстоит выявить, касаются знания. Знание в такой же мере вопрос переделки, как и отчета: обнаружение законов требует их составленияраспознавание структур часто заключается в их изобретении и применении — понимание и создание протекают совместно. Так эволюционирует возможноеоно переходит лишь в другую, гораздо более сложную проблему.