Генезис языка права: начальный этап: на материале французских и русских документов X-XV веков

В основе данного исследования лежит мысль В. В. Виноградова о том, что в языке существует ряд слов, история которых важна для того, чтобы реконструировать историю общественной мысли. К числу этих слов В. В. Виноградов отнес и слово «право» [Виноградов, 1995: 7]. Известный лингвист Ю. Д. Апресян, характеризуя этот перечень, отмечает, что он включает «безошибочно выбранные доминанты той языковой „картины мира“, которая формирует всю систему лексических и грамматических значений» [Апресян, 1995а: 34].

Изучению юридического языка и, в частности, языка права в разных странах посвящено довольно много работ различной лингвистической направленности.

В отечественной лингвистике большое внимание уделяется изучению языка древних правовых памятников, таких как договоры Руси с греками,.

Русская Правда, Судебники (1497, 1550), Уложение (1649), в связи с установлением основы русского литературного языка [Истрин, 1924; Черных, 1953; Селищев, 1957; Обнорский, 1960, 1960аУнбегаун, 1971; Ларин, 1975; Уорт, 1975; Иванов, Топоров, 1978; Филин, 1981; Unbegaun, 1969а]. Сведения о' древнерусском языке права дает кроме того изучение берестяных грамот [Момотов, 1997]. Русской терминологии международного права XI—XVII вв.еков, языку дипломатии, посвящены работы Ф. П. Сергеева, В. Ю. Франчук, М. В. Орловой [Сергеев, 1972, 1984; Франчук, 1984; Орлова, 2002]. Исследованием современного русского юридического языка занимаются лингвисты, работающие в разных направлениях. Одни из них обращаются к анализу семантики правовых терминов [Денисова, 1992] или стиля юридических текстов [Ушаков, 1983; Губаева, 1990], другие изучают манифестации различных лингвистических явлений в языке права: особенности синтаксиса законов [Веселовская, 1990], оценочность в праве [Ивакина, 1990; Питецкий, 1979; Берг, 2003], явления синонимии в языке права [Русинова, 1987]. В последние годы появились работы, в которых проблемы, связанные с языком права, трактуются в русле современных направлений исследования языка, таких как прагматика, когнитивная лингвистика, психолингвистика [Солодухина, 2000; Громова, 2002; Тарасова, 2002; Данилов, 2003; Левитан, 2003; Максименко, 2003].

Отечественные лингвисты вносят свой вклад и в изучение языка права других стран. Английскому юридическому языку, кельтскому языку права посвящены работы В. В. Дайнеко, Л. Н. Саенко, Е. И. Сердюк, С. В. Шабардиной, А. И. Фалилеева [Сердюк, 1987; Дайнеко, Саенко, 1988; Саенко, 1990; Фалилеев, 2001; Шабардина, 2003], правовой терминологии немецкого языка — работы Г. И. Тарховой, Р. Н. Комаровой, И. И. Сущинского, Т. А. Прониной [Тархова, 1990; Комарова, 2000; Сущинский, 2001; Пронина, 2002], языку албанских памятников обычного права — статьи А. В. Десницкой [Десницкая, 1982, 1983], особенности современной французской юридической терминологии, стиля законодательных актов анализируются в статьях В. И. Круковского и В. И. Припишнюка, Е. Н. Юдиной, Ф. Т. Фидаровой [Круковский, Припишнюк, 1996; Фидарова, 2000; Юдина, 2003].

Упоминания о юридическом языке можно встретить и в работах зарубежных лингвистов по общим проблемам лексической семантики. Так, например, Ч. Филлмор в своей статье, посвященной организации семантической информации в словаре, наметив основные параметры, характеризующие различия языков в области лексической семантики, обращается к анализу специфических семантических представлений юридического языка [Филлмор, 1983: 51−59]. К. Балдингер в монографии, трактующей проблемы современной семантики, изучает, в частности, проблему делимитации понятия в юридическом языке [Baldinger, 1984: 33−48]. В специальных работах затрагиваются вопросы отбора терминов для баз данных, применения автоматизированных информационных систем и экспертных систем в праве [Computer, 1988; Barth, 1990;1992], язык права исследуется с точки зрения социолингвистики [Gizbert-Studnicki, 1986], семиотики [Benson, 1989], рассматриваются такие проблемы лингвоправового пространства, как лингвистическая экспертиза юридических документов, рекомендации по разработке текстов законов, юридический перевод [Глинская, 2003].

Благодаря подобным работам можно выявить сходные черты в построении юридических документов, определить некоторые общие признаки, характеризующие синтаксическое построение правовых текстов и их вокабуляр. Однако, несмотря на наличие отдельных работ, освещающих те или иные аспекты языка права или, шире, юридического языка (чаще всего терминологию, что вполне объяснимо, поскольку терминология — ядро специальных языков), в отечественной лингвистике нет еще, по нашим данным, обобщающего исследования, в котором бы описывалось современное состояние языка права и исследовалась не только терминология, но и особенности дискурса и грамматического оформления, не говоря уже об истории его эволюции.

Несколько иначе дело обстоит во французской лингвистике, хотя и там пласт работ, посвященных языку права или юридическому языку, довольно разнороден. В 20-х годах XX века появляется работа П. Мимена, изучающего стиль судебных решений [Mimin, 1927], а во второй половине XX века — целая серия разноплановых работ о французском языке права, в которых рассматриваются общие вопросы языка права [Sourioux, Lerat, 1975], язык уголовного права [Raymondis, le Guern, 1976], формульность языка права, его формализация [Krefeld, 1989], юридический дискурс, организация юридических текстов [Wurstle, 1988; Bourcier, Bruxelles, 1989; Paychere, 1990], особенности языка права в Канаде [Didier, 1984; Turi, 1988]. Особую область исследований составляют работы, в центре внимания которых находится историческая семантика отдельных правовых терминов [Benveniste, 1970, рус. пер. 1995], развитие семантического поля римского права в лексической системе французского языка [Peach, 1982; Hoecke, Auweele, 1989] или специфика юридического словаря [Batiffol, 1978], в частности, изучение составных именных терминов или аббревиатур в языке права [Lundquist, 1995; Edmar, 1998].

В отличие от отечественной лингвистики, во Франции в 1990 году появляется обобщающее исследование современного французского юридического языка, в котором автор, вслед за канадскими лингвистами, вводит в научный обиход понятие «юридическая лингвистика» [Cornu, 1990]. В этой монографии Ж. Корню обосновывает правомерность выделения юридической лингвистики в отдельную дисциплину, устанавливает особенности современной французской юридической терминологии и юридического дискурса, то есть предлагает синхронное описание этой подсистемы французского языка. Можно констатировать, что в том случае, когда объектом рассмотрения становится французский юридический язык, внимание лингвистов направлено, в основном, на анализ современного состояния этого специального языка.

Если в отечественной лингвистике достаточно хорошо изучена терминология русских правовых памятников XI—XVII вв.еков [Туркин, 1953, 1972; Волков, 1960, 1974; Мишина, 1963, 1969; Судавичене, 1968; Шиловский, 1969; Михайловская, 1981; Артыкуца, 1990; Дерягин, 1991; Благова, 1998; Никитин, 2003, 2004], то история становления французской терминологии языка права (языка законодательных документов) остается неосвещенной. Таким образом, актуальность данного исследования заключается, во-первых, в том, что исследование недостаточно изученной на данный момент истории становления специальных языков на ранних этапах их развития помогает лучше понять многофункциональность современных национальных языков. Именно в специальной лексике наиболее явно обнаруживается связь развития любого языка с историей материальной и духовной культуры народа. Во-вторых, история формирования французской терминологии права не становилась еще предметом специального рассмотрения. В-третьих, по нашим данным, отсутствуют работы историко-сопоставительного плана, касающиеся языка права (в частности, сопоставления начального этапа формирования терминологии права во французском и русском языках). В-четвертых, исторические исследования терминов различных областей знания становятся чрезвычайно необходимыми и актуальными в связи с современной тенденцией к интеграции различных дисциплин и пристальным вниманием к вопросам теории познания, определения языковой картины мира, что позволяет рассматривать проблему становления специальных языков в русле взаимодействия общего и специального языка. Поскольку данное исследование лежит в русле терминологических исследований, то, обосновывая актуальность данной работы, можно сослаться на мнение одного из ведущих специалистов в этой области С. В. Гринева, который, говоря о перспективах развития терминоведения, отмечал в качестве наиболее перспективных типологическое, сопоставительное и когнитивное направления терминоведческих исследований, наряду с традиционными формальным и семантическим анализом не только терминов, но и других специальных лексем, а кроме того, диахроническое направление исследований терминологий, результатом которого, по его мнению, могло бы стать формирование сравнительно-исторического терминоведения, изучающего филогенез терминологий и тенденции развития специальных лексических систем [Гринев, 2000: 31−34]. О важности сопоставительного изучения терминологии еще раньше говорила Ф. А. Циткина, утверждая, что «проблемы сравнительного и типологического исследования научно-технической терминологии все еще остаются наименее разработаннымимнения о том, как и что следует изучать в первую очередь, разнородны, сведения скупы и отрывочны» [Циткина, 1987: 115].

В историко-терминологических работах, как правило, рассматриваются процессы формирования определенных терминологий в рамках одного языка [Кутина, 1964, 1966; Сороколетов, 1970; Панько, 1986; Капитула, 1998; Wexler, 1945; Arveiller, 1963; Guilbert, 1965]. Исторические работы по терминологии «помогают лучше осознать саму субстанцию термина, его специфические особенности как лексической единицы», позволяют «проследить тенденции развития языка. и формы вхождения языка в культурную сферу общества» [Татаринов, 1995: 51]. Историко-сопоставительному изучению специальных лексических систем в славянских языках посвящена монография О. Н. Трубачева.

Трубачев, 1966], работы В. В. Иванова, В. Н. Топорова [Иванов, 1975; Иванов, Топоров, 1984]. Сопоставительные и типологические исследования терминологий выполняются в русле сопоставительного и типологического терминоведения [Шевчук, 1985; Циткина 1987, 1988; Казарина, 1998, 1998а], входящих составной частью в теоретическое терминоведение [Лейчик, Бесекирска, 1998: 136]. Сопоставительное терминоведение опирается на выработанное в общем языкознании понимание принципов и задач сопоставительного исследования языков (назовем лишь наиболее существенные для данной работы труды [Гак, 1977; Юсупов, 1988; Конецкая, 1993; Цейтлин, 1996]). Однако существуют некоторые разногласия по поводу проблематики сопоставительного терминоведения. Так, некоторые лингвисты считают, что сопоставительный анализ может проводиться на материале одного языка: 1) через сопоставление терминов, входящих в разные терминосистемы, относящиеся к одной или смежным отраслям знаний или деятельности- 2) через сопоставление терминов с нетерминами- 3) через сопоставление терминов с единицами других лексических классов специальных языков (например, термин — номенклатурные знаки) [Лейчик, Бесекирска, 1998: 146]. Другие же полагают, что сопоставительное изучение терминологий разных областей знаний в пределах одного национального языка с целью установления общих свойств и классификации терминологии будет относиться к типологическому направлению или сравнительно-историческому (компаративному) терминоведению (установление особенностей их происхождения, степени их родства, создание генетической классификации терминологий), а предметом сопоставительного терминоведения (и мы разделяем эту точку зрения) является сравнительное изучение национальных терминологий одной и той же понятийной области разных языков [Гринев, 1993: 81−82].

Терминология права, специфичная в любом языке, представляет собой ту основу, на которой формируется язык права. Создание терминологий каждого национального языка — процесс длительный, на него влияют самые разные факторы. Следует согласиться с В. П. Даниленко, которая считает, что формирование национальных терминологий всегда оригинально, потому что нет одинаковых судеб развития литературных языков, развития наук, отраслей производства, общественной мысли, культуры, просвещения, то есть всех слагаемых, которые определяют «лицо» национальной терминологии" [Даниленко, 1986: 5]. Поэтому представляется важным обратиться к истокам формирования терминологии права двух национальных языков и выявить специфику начального этапа создания национальной правовой терминологии.

Если под объектом исследования понимать некоторую область действительности, представляющую собой совокупность взаимосвязанных процессов, явлений, а под предметом исследования — некоторую часть объекта, имеющую специфические характеристики, процессы и параметры [Маслова, 2001: 35−36], то объектом данного исследования будет становление французского и русского языка права. Предметом изучения является процесс формирования французской и русской терминологии права на начальном этапе ее развития. При этом терминология права наблюдается в двух сферах: в сфере фиксации (глоссарии древних правовых терминов, исторические и этимологические словари) и в сфере функционирования (тексты законов во французском и русском языках).

Цель данного исследования — определить особенности начального этапа формирования терминологии права, отражающей становление правовых концептов, во французском и русском языках.

Достижение поставленной цели потребует решения следующих задач:

1) выявить социолингвистические и культурно-семиотические особенности истории французского и русского права и определить этапы формирования языка права в обеих культурах;

2) определить доминантные концепты правовой сферы во французском и русском языках;

3) выделить систему правовых терминов, отражающих правовое знание каждого народа в исследуемую эпоху, установить семантические и структурные особенности правовых терминов, их типы, происхождение;

4) сопоставить полученные данные с целью выявления закономерностей, общих и специфических черт в истории формирования терминологии права в изучаемых языках.

Материалом исследования послужили исторические и этимологические словари, глоссарии терминов древнего французского и русского права (более 9000 единиц), правовые документы общим объемом около 6000 страниц. В ходе предварительного анализа была проведена инвентаризация терминов, то есть были установлены границы выбранной области, отобраны источники, произведена лексикографическая обработка и описание терминов. Картотека терминов права включает около 2000 старофранцузских и около 1000 древнерусских единиц. Поскольку именно слово является средством доступа к единой информационной базе человека [Залевская, 2001: 16], то при выделении концептов права, изучаемых в данной работе, мы опирались на наличный терминологический материал, полученный в ходе исследования.

Французские источники права. К числу первых правовых памятников, написанных на старофранцузском языке, относится «Законник Вильгельма Завоевателя» (Lois de Guillaume le Conquerant), создание которого Ж. Э. Мацке относит к 1150−1170 гг. [Lois: XLI]. Единственная рукопись, дошедшая до нас, представляет два параллельных текста: французский и латинский. Исследователи полагают, что французский текст является оригиналом, а латинский текст — это перевод французской рукописи, поскольку в латинском варианте наблюдаются пропуски фраз, начала параграфа, добавление глоссы, изменение порядка фраз, повтор французского слова в латинском тексте [Lois: XII, ХХХ-ХХХ1Х].

Другой древний правовой документ на старофранцузском языке -«Иерусалимские Ассизы» (Assises de Jerusalem) — представляет собой сборник документов феодального и обычного права, составленных в XIII веке в Иерусалиме и на Кипре. Он состоит из двух томов, первый из которых посвящен установлениям верховного суда (Assises de la Haute Cour), а второйустановлениям городского суда (Assises de la Cour des Bourgeois). Текст первого тома датируется 1099, копии относятся к XIII и XIV векам [Ass., 1: IX]. Документы, составившие второй том, датируются предположительно 1173−1187 гг. [Ass., 2: XXXVII]. Хотя этот знаменитый свод законов действовал в странах, завоеванных крестоносцами на востоке, исследователи соглашаются с тем, что в нем содержатся обычаи Франции, поскольку он был составлен французами, опирался на действовавшие во Франции законы и написан на французском языке [Recueil, 1: CVI],.

К 1137 году относится первая хартия, написанная во Франции на французском языке, к 1180 году — втораяв сборнике древних французских законов они представлены под номерами 38 и 61 [Recueil: 147,165], остальные правовые документы XII века написаны на латинском языке. В XIII веке памятников права на старофранцузском языке уже значительно больше. В 1270 году появляется «Уложение святого Людовика» (Les Etablissements de saint Louis), в которое по приказу короля были включены обычаи (кутюмы), действовавшие в стране, некоторые законы его предшественников и более ранние законодательные акты Людовика IX [Recueil, 1: СХШ].

Следующий правовой документ, который использовался в работе, -«Книга Правосудия и Суда» (Li livres de Jostice et de Plet), рукопись которой хранится в Национальной библиотеке (г.Париж). Текст датируется 1254−1270 гг. Книга состоит из двадцати частей (livres), составители ее опирались на римское право (Пандекты, Декреталии Григория IX) и обычное право. В качестве предполагаемого источника обычного права называют кутюмы Орлеана. В XIII веке Орлеанский университет отличался духом вольности: здесь преподавали римское право не на латинском, а на родном языке и свободно его комментировали. Этот источник представляет собой прекрасный образец ассимиляции кутюмов и римского права [Plet: VII-XXXIII].

Кутюмы Бовези" (Coutumes de Beauvaisis), собранные Филиппом де Бомануар, принадлежат, по мнению французских историков права, к самым оригинальным, самым замечательным юридическим творениям средних веков. Кутюмы были созданы в 1280—1283 гг., оригинала не сохранилось, но текст и много раз переписывался (до наших дней дошло тринадцать древних рукописей), что свидетельствует об авторитете, которым пользовался этот документ. Язык Кутюмов — центрально-французский (франсийский), в котором встречаются пикардские формы [Beaum.: I-XLIII].

Кроме этих основных правовых памятников, написанных на старофранцузском языке, в исследовании использовались также данные хартий XIII века департаментов Об, Сена-и-Марна, Йонна, Уаза, Эно, книги записей решений королевского суда, документы по истории муниципального права во Франции, кутюмы Реймса. Общее количество подобных текстов составляет 90 документов различного объема.

Русские источники права. Древние правовые тексты: 1) договоры русских с греками (X в.) — 2) «Русская правда» краткой (середина XI — XII в.) и пространной редакции (XII в.) — 3) уставные грамоты: «Уставная грамота Владимиро-Волынского князя Мстислава Даниловича» (1289 г.), «Устав князя Ярослава о мостех» (XIII в.), «Рукописание князя Всеволода» (XIII в.) — 4) судные грамоты: «Новгородская Судная грамота» (XV в.) — «Псковская Судная грамота» (XV в.) — 5) «Судебник 1497 года». Данные документы представлены в девятитомном издании «Российское законодательство Х-ХХ веков», в котором собраны только законы, законодательные тексты, данные по первоисточникам или по лучшим научным изданиям, ставшим в источниковедении каноном (РЗ: 7−8). Памятники изданы на основе современной графики, однако считаем возможным использовать их в качестве материала исследования, поскольку для задач данного исследования фонетические особенности, отраженные в древнерусской системе письма, не существенны.

В работе использовались «Материалы для терминологического словаря древней России» Г. Е. Кочина, включающие лексику правовой сферы, «Материалы для словаря древнерусского языка» И. И. Срезневского. При проведении исследования мы опирались также на уже выполненные работы в этой области [Благова, 1998; Дерягин, 1991; Живов, 1988; Иванов, Топоров, 1978,1981,1984; Истрин, 1925; Колесов, 1986; Коляда, 1967; Ларин, 1975,1977;

Мишина, 1963; Обнорский, 1960, 1960аСелищев, 1957; Смолина, 1990; Собинникова, 1990; Уорт, 1975; Хижняк, 1997; Шиловский, 1969; Unbegaun, 1969].

Теоретическими предпосылками исследования являются положения исторического терминоведения и сопоставительного языкознания (в частности, сопоставительного терминоведения). В задачи сопоставительной лингвистики входит сравнение фактов двух (или нескольких) языков с целью обнаружения схождений и расхождений в использовании языковых средств [Гак, 1989: 7−9]. Задачей исторического терминоведения является исследование особенностей зарождения, образования и развития терминологий различных областей знания в различных языках [Гринев, 1993: 12]. Термин «генезис», вынесенный в название работы, отражает философское понимание этого понятия: происхождение, возникновение, процесс образования и становления развивающегося явления. В более широком смысле под генезисом понимают зарождение и последующий процесс развития, приведший к определенному состоянию, виду, явлению [ФЭС, 1983: 107]. В данной работе исследуется происхождение, процесс образования и становления терминологии права в начальный период ее формирования, то есть на определенном синхронном срезе, что позволит в дальнейшем проводить диахронические исследования, выявляя новые качественные состояния объекта.

При анализе исторического материала основываемся на изменившемся подходе к изучению языковых фактов. В настоящее время тенденция к дифференциации научного знания и научных дисциплин меняется на противоположную — тенденцию к их интеграции. По мнению Е. С. Кубряковой, лингвистика, некогда рассматривавшая «язык в самом себе и для себя», превращается в науку с размытыми границами, постоянно расширяющую объекты своего исследования [Кубрякова, 1995: 194]. Тем не менее, современной лингвистике свойственно следование некоторой системе общих принципиальных установок, к которым относятся: экспансионизм (выходы в другие науки), антропоцентризм, то есть изучение языка с целью познания его носителя, «человек в языке» (см. об этом принципе лингвистики [Степанов, 1975: 49−51]), функционализм (изучение всего многообразия функций языка), экспланаторность (объяснение языковых явлений) [Кубрякова, 1995: 207−227- Березин, 2000: 21−22]. Исходя из этого, данное исследование ориентировано на изучение терминологии права не только как факта языка, но и как факта культуры, истории, как факта человеческой деятельности, функционирующего в определенной сфере, в определенное время, в определенных условиях.

Анализируя давние разногласия по вопросу о сущности языка, В. В. Богданов приходит к выводу о том, суть их сводится к тому, что ставится во главу угла — формальное устройство языка (план выражения) или его способность передавать информацию (план содержания). Соответственно в истории лингвистики он различает два вида концепций — формоцентрические и семантикоцентрические, подчеркивая, что к концу XX века на передний план выдвинулись семантикоцентрические идеи, в центре внимания исследователей оказались информация, смысл, значение, содержание [Богданов, 1998]. За интегрирующим, синтезирующим, семантикоцентрическим направлением закрепляется название «когнитивные науки». В фокусе их внимания находятся проблемы, связанные с получением, обработкой, хранением, извлечением и оперированием знаниями, проблемы, относящиеся к его накоплению и систематизации, его росту, его использованию [Кубрякова, 2004:41]. Другие же лингвисты подчеркивают, что связь языковой способности человека с другими его способностями, которая подчеркивается в работах когнитивного направления, никогда в отечественной семантике не отрицалась, также как связь лингвистики с психологией [Падучева, 2003: 42]. Тем не менее, сдвиг фокуса внимания, разработка новых подходов — несомненно, позитивное явление.

Определение Ю. С. Степановым языка как пространства мысли и как дома духа тоже связано с когнитивным пониманием этого феномена, из этого определения следует, что язык неотделим от познания, от процедур добывания знания, от операций с ним [Степанов, 1995: 31−32- Степанов, 1995а: 35].

Когнитивный подход позволяет исследовать, каким образом кодируются знания, полученные в ходе познания окружающего мира, как происходит членение мира, процесс категоризации и концептуализации действительности человеческим сознанием [Кубрякова, 2004: 52- Чудинов, 2001: 33−34]. Это знание о мире или о его фрагменте не является аморфным, оно организовано в концептуальные системы [ван Дейк, 1989: 16], доступные наблюдению и изучению благодаря своим языковым манифестациям. При этом подчеркивается, что свойственный языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир по-разному, сквозь призму своих языков [Апресян, 1995: 39]. Можно утверждать, очевидно, что различное членение мира, различное мировидение обусловлено различным восприятием мира, различных его сторон, признаков, и это различное восприятие может быть выявлено через анализ мотивов обозначений тех или иных правовых понятий. Именно поэтому в данной работе мы будем постоянно обращаться к анализу мотивированности терминообозначений права, к выявлению этимонов, учитывая, однако, замечание К. Бюлера о том, что этимон и употребление слова не должны непременно соответствовать друг другу, иначе говоря, этимон не всегда является доминантным [Бюлер, 1993: 214−215].

В работе используется термин «концепт», понимаемый как ментальная сущность, ментальное образование [Фрумкина, 1995: 88−92], оперативная единица в мыслительных процессах, выступающая как гештальт [Кубрякова, 2004а: 316], сгусток информации, содержащийся в сознании человека, позволяющий ввести абстрактно-логическое, понятийное, ассоциативно-эмоциональное в сферу культуры, то есть вслед за Ю. С. Степановым, можно утверждать, что концепт — это «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний, это основная ячейка культуры в ментальном мире человека [Степанов, 2001: 43]. Термины «концепт» и «понятие» не противопоставляются, поскольку внутренняя форма этих терминов одинакова, и дефиниционный анализ показывает, что они часто определяются по принципу круга — одно через другое. Однако в термине «концепт» на первый план выходит понимание данной сущности как целостной содержательной ментальной единицы, которая одновременно является анализируемой, поэтому о концептах говорят как о квантах структурированного знания, из них можно извлечь разные признаки, выделить разные слои концепта, то есть описывать его как структуру [Кубрякова, 2004а: 317]. Благодаря своей сложной структуре (понятие + факт культуры), концепт может изучаться с точки зрения строения понятия и с точки зрения выявления его этимологических и историко-культурных связей.

Методологические основы исследования.

1. Поскольку предметом исследования являются терминологии, то выбирается ономасиологический подход исследования языковых явлений, то есть исследование направлено от значения (понятия) к форме его выражения. Сопоставительный анализ данной работы по своей направленности может быть охарактеризован как двусторонний, то есть в основе сопоставления лежит «третий член сравнения» (tertium comparationis) — определенное внеязыковое понятие (в нашем случае, определенные правовые понятия) и прослеживаются способы его терминообозначения в двух языках. Двусторонний подход позволяет установить черты как сходства, так и различия между языками [Гак, 1989: 10- Хельбиг, 1989: 311- Штернеманн, 1989: 144]. При изучении терминологий последовательно придерживаемся двух этапов исследования: 1) описание терминологий и терминогрупп (раздельное выявление и описание состава, особенностей, употребления), 2) сравнение (ср. «собственно сравнение можно производить лишь после описания» [Косериу, 1989: 71]- «осуществление контрастивного анализа состоит из двух этапов: описания и сравнения, и эти этапы следуют именно в таком порядке» [Джеймс, 1989: 269]- см. также [Хельбиг, 1989: 312−313]).

2. В число основных методов данного исследования входит также метод системного подхода к изучаемым явлениям, то есть объект исследования рассматривается со стороны наличия в нем взаимодействующих элементов и, следовательно, значимыми являются сопряженные понятия «связь», «среда». При этом понятие целостности считается интегральным признаком системного объекта (система — целостный комплекс взаимосвязанных элементов). В литературе, посвященной понятиям целостности, целого и системы, отмечается следующая важная предпосылка: даже если в начале научного исследования представление о целостности изучаемого объекта выступает на интуитивном уровне, оно, тем не менее, создает основу для систематизации имеющихся знаний о данном объекте [Блауберг, 1997: 155]. Установление в системе устойчивых взаимосвязей элементов есть обнаружение структурности системы. К другим признакам системы можно отнести следующие: система образует особое единство со средойлюбая исследуемая система представляет собой элемент системы более высокого порядкаэлементы любой исследуемой системы в свою очередь выступают как системы более низкого порядка, то есть понятия элемента и системы являются относительными и предусматривают взаимопереход элемента и системы [Денисов, 1980: 53]. Совокупность элементов, система, существует для достижения определенного результата или иначе для осуществления определенной функции (см. об этом подробнее [Касевич, 1988: 11−18]), в частности, система выполняет классифицирующую функцию: она классифицирует некоторый фрагмент мира.

3. При исследовании терминологии используется тезаурусный подход, при котором моделируется план содержания, то есть терминополе, планом выражения которого является терминология, совокупность однословных и составных терминов. При сопоставлении терминологий терминополе выступает в качестве инварианта и представлено в виде графа, тезауруса, в котором выделяются иерархические уровни (отношения иерархии маркируются сдвигом вправо), связанные определенным набором бинарных отношений: вышестоящие понятия, нижестоящие понятия, понятия с ассоциативной связью. Структурированность понятий предполагает выделение отдельных терминогрупп (в нашем случае, правовых) и отнесение их к определенной категории понятий. Тезаурусное представление понятий, как справедливо отмечает С. В. Гринев, является средством упорядочения знаний в конкретных предметных областях путем их выделения и систематизации, тезаурус позволяет разработать динамическую модель коллективного знания, формализующую конечные результаты человеческой мысли [Гринев, 2000а: 68]. Тезаурусы дают возможность представить систему понятий специальной области знания в краткой, сжатой форме и помогают понять, каким образом происходил процесс накопления знаний, развития и формирования понятий данной научной области. Не случаен поэтому интерес к созданию тезаурусов в условиях полипарадигмальной лингвистики, ее интереса к проблемам получения и использования знаний (см. тезаурусы по лингвистике, терминоведению, истории [Никитина, 1978; Гринев, 2000аThesaurus, 1997]). При исследовании терминологий в рамках тезаурусного подхода терминополе будет отражать понятийную сторону концепта, а выделяемые терминогруппы, совокупности терминов, обеспечивают доступ к единой информационной базе человека, к его коллективной памяти, «где хранятся совокупные продукты переработки перцептивного, когнитивного и аффективного опыта взаимодействия человека с окружающим его миром» [Залевская, 2001: 16].

В качестве объяснительной основы выступают экстралингвистические факторы, влияющие на процесс становления языка права в изучаемых языках. Специальная лексика, характеризующая прошлые состояния языка, обладает особой лингвоинформационной и социокультурной значимостью [Фельде, 2002: 267], с одной стороны, это «носитель аккумулированного культурного наследия» [L'heritage culturel, 2002: 203], накопленного профессионального знания, а, с другой стороны, это наиболее организованный и в то же время подвижный пласт вокабуляра любого языка, позволяющий изучить закономерности формирования и эволюцию знаний. Отсюда вытекает необходимость комплексного, многоаспектного, междисциплинарного подхода к материалу, учет данных смежных наук (истории, истории права, культурологии, источниковедения и др.).

Представляется, что научная новизна работы лежит в следующих направлениях: 1) выявлены социолингвистические и культурно-семиотические особенности начального этапа формирования языка права во французском и русском социуме- 2) определены доминантные концепты правовой сферы изучаемого периода- 3) установлены семантические и структурные особенности правовых терминов в исследуемый период, их происхождение и мотивированность- 4) выявлены закономерности, общие и специфические черты формирующейся терминологии права в анализируемых языках- 5) разработана методика сопоставительного изучения складывающихся терминологий.

Теоретическая значимость. Данная работа развивает отдельное направление лингвистических исследований: историческая юридическая лингвистика. Кроме того, предлагаемое исследование способствует уточнению роли и места специальных языков в истории общенациональных языков на разных этапах их развития и выделению истории формирования специальных языков в отдельную дисциплину в рамках истории конкретных языков. Детальный анализ правовых терминов, выявляющий общие и специфические черты терминологии права двух языков, позволяет развивать историко-сопоставительное, типологическое и историко-диахроническое направления терминоведческих исследований.

Практическое значение работы. Материалы исследования могут найти применение в курсах сопоставительного и исторического языкознания, сравнительно-исторического терминоведения, истории конкретных языков. Проведенное исследование дает возможность составления специализированного исторического терминологического словаря права, что особенно актуально для французского языка.

Положения, выносимые на защиту:

1. В начальный период своего существования во французском (XI-XIII вв.) и русском (X-XV вв.) языках терминология права представляет собой сложное многоярусное целое, моделирующее правовые знания, позволяющее выделить общие для обоих языков доминантные концепты, допускающие в ряде случаев дальнейшее членение с выделением частных подсистем. Центральным концептом зарождающейся научной картины мира в области права является концепт «Правосудие», но более древними — концепты «Преступление» и «Наказание».

2. Формирующаяся терминология в обоих языках опирается на общие индоевропейские правовые представления, сложившиеся в рамках наивной картины мира и нашедшие свое отражение в базовых терминах права французского и русского языков, которые в своей глубинной структуре отражают сходное, связанное с религией, с сакральностью, понимание права, закона, как справедливости, порядка, правильности, а преступления как злодеяния.

3. Специфику терминологии права, в отличие от других специальных языков, составляет огромный объем и, как следствие, стратификация терминологии на терминогруппы, а также большое количество единиц, принадлежащих не только языку права, но и общему языку. Некоторая системность терминов права в обоих языках возникает уже в начальный период, она проявляется на уровне тематических групп, включающих термины различной частеречной принадлежности, и в то же время на уровне лексико-семантических, словообразовательных, гиперо-гипонимических групп.

4. В процессе формирования правовых терминологий выявляются следующие закономерности: наличие лакун, терминологическая невыраженность отдельных пластов правового знания, недостаточная сформированность системы понятий. К числу семантических закономерностей формирующихся в разных языках правовых терминологий относятся исключительная полифункциональность терминов права на начальном этапе развития, их многозначность, синонимия и дублетность, оценочность, свидетельствующие о тесной связи предтерминов со своим естественноязыковым субстратом.

5. Сходные черты терминологий изучаемых языков проявляются в процессе дифференциации понятий. С одной стороны, в обоих языках отмечается недостаточная терминологическая дифференцированность некоторых правовых понятий, с другой стороны, наблюдается дифференциация понятий при помощи словосочетаний различной степени сложности. В формальном плане для терминологии права обоих языков характерна терминологическая дублетность, варьирование формальной структуры термина. Словообразовательные средства терминологии права на этапе ее становления в обоих языках определяются семантической деривацией общенародных слов (внутриязыковое заимствование) и использованием морфолого-синтаксических средств общего языка.

6. Качественные расхождения проявляются в отсутствии некоторых терминогрупп в одном из сопоставляемых языков (в древнерусском языке -«Лицо, представляющее интересы сторон в суде», «Общее наименование преступления и преступника», «Приданое»). Количественные расхождения выражаются в разном количественном составе терминологии права в исследуемых языках, разной степени заполненности, детализации терминогрупп.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры романской филологии Института иностранных языков УрГПУ (2003, 2005), кафедры французской филологии и совета факультета романо-германской филологии ТюмГУ (2000, 2002, 2004). Результаты работы освещались в докладах и сообщениях на конференциях различных уровней: Уральские лингвистические чтения (Екатеринбург, 2001, 2003, 2004, 2005), международная научная конференция «Языки профессиональной коммуникации» (Челябинск, 2003), международная научная конференция «Диалог языков и культур в гуманистической парадигме», VII Житниковские чтения (Челябинск, 2004), V Степановские чтения (Москва, 2005). По теме диссертации опубликована 21 работа (в том числе глава в коллективной монографии) и монография (объемом 19,25 п.л.). В центральной печати («Вестник Тюменского университета») — 4 статьи (объем 2,84 п.л.).

Структура и объем исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, завершающихся выводами и заключения. К работе прилагается библиографический список, включающий 295 наименований, в том числе 53 на иностранных языках, список словарей и источников материала.

5.4. ВЫВОДЫ ПО ПЯТОЙ ГЛАВЕ.

1. Сопоставительный анализ показывает, что и в старофранцузском, и в древнерусском языке права представлена терминология, отражающая основные понятия имущественной сферы: выделяются термины, обозначающие как общее понятие о собственности, имуществе, так и конкретные его виды. В правовом отношении уже в этот период оказывается значимым противопоставление имущества на движимое и недвижимое, что отражено в соответствующих терминогруппах. К имущественной сфере относятся и правила наследования имущества, терминология которых включает в себя терминообозначения наследства (в том числе, общее обозначение наследства и наследство, полученное по разным линиям), его доли, наследников, завещания. Количественный анализ показывает, что в обоих языках терминология этой сферы достаточно обширна.

2. В содержательном плане система старофранцузских терминообозначений имущественной сферы не полностью симметрична древнерусской.

Хотя в обоих языках выделяется одинаковый набор терминогрупп («Общее наименование собственности, имущества» — «Земельная собственность как объект владения» — «Недвижимое имущество» — «Движимое имущество»), состав их неодинаков. Основным отличием можно считать тот факт, что терминогруппу имущества в древнерусском языке образуют два пласта слов, функциональное распределение которых различно, ряд терминов функционирует в текстах церковнославянской направленности и не встречается собственно в древнерусских памятниках права (см. гл.1). Во французском языке подобного резкого разграничения сфер функционирования нет. Расхождение обнаруживается также в том, что в исследуемых древнерусских правовых документах отсутствуют нормы, устанавливающие институт приданого, следовательно, не отмечается и соответствующая терминология.

3. Общей чертой, помимо одинакового набора терминогрупп, является то, что в сопоставляемых языках терминология, обозначающая имущество, синкретична, то есть в семантической структуре многих терминов имеется указание на то, что они могут употребляться в общем значении: 'имущество, собственность' или 'владение' и более частных: 'недвижимое имущество', 'движимое имущество', 'имение, поместье'.

4. Отличительная черта состоит в том, что в старофранцузском языке права за общим обозначением движимого имущества закреплен, по сути дела, один термин (imeubles), тогда как в древнерусском языке терминов с таким значением больше (товар, добыток, статок, живот). Тем не менее, в общем терминологическая система обозначения имущества и собственности более точна, детализирована в старофранцузском языке права, поскольку здесь существуют особые термины для номинации полной собственности (airi), недр земли как собственности (fond, tresfond), общего имущества супругов (acquet, conquet), имущества, оставленного умершим (remanantise).

5. В области наследственного права установлены следующие различия. В старофранцузском языке права завещатель и лицо, исполняющее завещание, терминируются особыми лексемами, а в древнерусском языке права подобные терминообозначения не обнаружены (лакуна).

Термины, обозначающие наследование по разным линиям, в древнерусском языке восходят к наименованиям родственников, таким образом, внутренняя форма термина сразу уточняет, каким образом, от кого получено наследство. В старофранцузском языке права этот способ номинации не столь широко распространен, лишь один термин образован с опорой на термин родства, к тому же он показывает, не от кого досталось наследство, а кому оно перешло (freresche).

В старофранцузском языке права выделяются следующие правовые действия, связанные с наследством: вступление/введение во владение наследством, восстановление в правах на наследство, подтверждение права владения наследством, пользование наследством, раздел наследства, выкуп наследства, отказ от наследства, лишение наследства. Эти действия обозначаются соответствующими терминами или терминологическими сочетаниями. В древнерусском языке права из выделенных правовых действий терминируются лишь четыре: вступление/введение во владение наследством (взяти, владети тою отчиною, часть дати), пользование наследством (кормитися до своего жывота), раздел наследства (розделити, разделити дом свои детем), лишение наследства (части ему не взять, задници не имати). Причем, в обеих правовых культурах наследства можно было лишиться в случае нарушения норм принятого поведения (по отношению к родителям в древней Руси или рождение ребенка до замужества в средневековой Франции).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

1 Исследование французского и русского языка права показало, что на начальном этапе в становлении этих систем, как культурного и языкового феномена, есть сходные черты. Становление языка права в обеих культурах отмечено присутствием двух правовых традиций и двух языковых систем. Однако эта внешняя похожесть при ближайшем рассмотрении начинает приобретать некоторые отличительные признаки. Присутствие двух правовых традиций в русском социуме носит характер столкновения, а во французском — сосуществования, ассимиляции. Право в древнерусском обществе вытесняется из сферы культурного, и за ним закрепляется язык бытового общения, древнерусский язык. Во Франции право сохраняет культурный статус, правовые тексты изначально фиксируются на латинском, языке культуры и религии, и лишь постепенно в эту область проникает французский язык, замещая и вытесняя латынь.

2. Правовая терминология, отражая традиционность права, его длительное развитие в системе устной мифопоэтической традиции, наивной картины мира представляет собой уже в начальный период формирования французской и русской терминологии права сложное многоярусное целое, моделирующее правовые знания этой эпохи, позволяющие выделить общие для обоих языков доминантные концепты, допускающие в ряде случаев более дробное членение и выделение частных подсистем. Центральным концептом зарождающейся научной картины мира является концепт «Правосудие», но более древними — концепты «Преступление» и «Наказание».

Складывающаяся терминологическая система права в изучаемых языках выполняет классифицирующую функцию (классификация правового фрагмента действительности), она находится еще в состоянии наименьшей сложности, не имеет четко очерченных границ, тесно связана с общим языком. Однако изначально это — не аморфное образование, поскольку она базируется на определенной системе основных понятий, сложившихся в наивной картине мира, в ней уже можно выделить не только генетические, но и структурные связи, не только связи координации, но и субординации. Внутри этого целого начинают складываться подсистемы, обладающие определенной свободой. Основанием этой формирующейся терминологической системы в обоих языках служат общие индоевропейские правовые представления.

При изучении базовых терминов права во французском и русском языках обнаружилось, что в своей глубинной структуре термины права отражают сходное, связанное с религией, с сакральностью, понимание права, закона, как справедливости, порядка, правильности, а преступления как злодеяния, нарушения нормы, что объясняется общим индоевропейским происхождением, общими представлениями о природе фундаментальных правовых понятий.

3. Некоторая системность терминов права (понимаемая как свойство термина занимать определенную позицию в системе терминов, которое, в свою очередь, обусловлено местом данного понятия в системе понятий) в обоих языках возникает уже в начальный период формирования этой терминологии, но находится еще в зачаточном состоянии, поскольку терминосистема еще не сформирована, она находится на стадии становления. Эта системность проявляется на уровне тематических групп, относящихся к разным частям речи, и в то же время на уровне лексико-семантических групп, как, например, в терминологии наказания (с большей степенью выраженности в старофранцузской терминологии права).

4. При сопоставлении выделенных терминологий с системой правовых понятий в сравниваемых языках обнаруживаются как черты сходства, так и расхождения. Исследование показало, что терминология права в старофранцузском языке включает около 2000 терминов, а терминология права древнерусского языка — около 1000. Эту асимметрию можно объяснить тем, что 1) древнее французское право изначально опиралось на римскую правовую традицию, выработанные римским правом понятия и унаследованный вокабуляр, 2) большим количеством сохранившихся ранних правовых памятников во французском языке, 3) наличием лакун в представлении некоторых правовых понятий в древнерусском языке права.

К чертам сходства следует отнести терминологическую оформленность в обоих языках основных понятий права (юрисдикция, судебные учреждениясубъекты праважалоба, искрозысксудебные поединкисудебное разбирательствовиды преступлений и наказанийправа и обязанностиимущество, наследство) уже в начальный период формирования правовой терминологии, что свидетельствует о достаточно развитом состоянии правовой культуры в обоих социумах. Но это не исключает того, что при этом обнаруживаются качественные расхождения, проявляющиеся в отсутствии определенных терминогрупп в одном из языков и, соответственно, терминологической невыраженности данного правового понятия.

Так, в древнерусском языке права отсутствуют терминообозначения лиц, представляющих интересы сторон в суде, термины для общего наименования преступления и преступника, термины для обозначения завещателя, лица, исполняющего завещание, приданого, в зачаточном состоянии находится терминология допроса, вынесения приговора, должностных преступлений. В старофранцузском языке права детализирована терминология лиц, представляющих интересы сторон в суде, однако терминологически не выделяется сторона обвинения. Подобная лакунарность связана с недостаточной развитостью, дифференцированностью правовой понятийной сферы, определяемой, по-видимому, разным уровнем правовых знаний и потребностей каждого этноса, разными историко-социальными и культурными условиями развития. Недостаточная сформированность системы понятий объясняет, в частности, фактическое отсутствие дефиниций в древнерусских правовых текстах, поскольку не было еще опыта систематизации права, который позволил бы определить и соотнести основные правовые понятия. Однако дефиниции довольно часто встречаются в старофранцузских правовых документах: дефинируются многие термины концепта «Преступление» и некоторые термины концепта «Правосудие», поскольку французские законодатели и кодификаторы опирались документы, в которых право систематизировалось, выстраивалась система научных понятий, но, тем не менее, многие правовые термины в изучаемую эпоху еще остаются недефинированными.

Количественные расхождения проявляются в том, что правовые терминологии в изучаемых языках отличаются разной степенью полноты. В древнерусском языке права терминологически недостаточно представлены терминогруппы «обвинение», «вред, ущерб». В языке древнего французского права выделяется большее количество терминогрупп, связанных с налогообложением, более детальной была система терминов, обозначающих разные виды налогов, сборов, повинностей, тогда как в древнерусском языке права отсутствуют терминообозначения для налогов на привилегии, защиту, недропользование, женитьбу, за использование портовых сооружений, сборов, взимаемых при аресте. Терминологическая система обозначений имущества и собственности более точна, детализирована в старофранцузском языке права, поскольку здесь существуют отдельные термины для номинации полной собственности (.

Эта недостаточность составляет, на наш взгляд, сущность любой естественно формирующейся терминологии, еще только накапливающей необходимые средства выражения понятий, и может быть отнесена к закономерностям начального этапа развития терминосистем. Выделенная закономерность связана с тем, что становление научной картины мира и становление терминологии — процессы параллельные, одновременные, и терминология отражает те этапы, которое проходит понятие в своем развитии: от его отсутствия до возникновения и кристаллизации его признаков, свойств. Как следствие, возникает зыбкость, флуктуации в организации предтерминов, их значении и форме.

5. К числу закономерностей формирующихся терминологий можно, таким образом, отнести и такое явление, как недостаточная дифференцированность некоторых правовых понятий, которое характерно для обоих языков. И во французском, и в русском языках терминологически не различаются предварительное и судебное следствие, в древнерусском языке одним термином обозначается истец и ответчик. Но, с другой стороны, наблюдается и противоположное явление: дифференциация понятий при помощи словосочетаний различной степени сложности. Внутри терминосистем отмечаются родо-видовые отношения: например, в обозначении лиц, зависимых от феодала, истца (французский язык), судьи (русский язык). Терминологически различаются разные виды преступлений по степени тяжести и опасности для общества, виды применяющихся наказаний, обозначения имущества, собственности. Эти два противоположных процесса, на наш взгляд, естественны для терминологий, находящихся в стадии становления, поскольку идет, с одной стороны, становление, разработка, уточнение системы понятий данной предметной области и, с другой стороны, становление системы терминов, установление связей между ними, терминологическое выделение существенных признаков и свойств понятий.

6. Выделяются также закономерности, касающиеся семантического аспекта лексикологических категорий, в частности, проявление асимметрии знака: многозначность, синонимияпроявление экспрессивного в термине.

В начальный период в обоих языках отмечается исключительная полифункциональность правовых терминов, ставших затем ядром правовой терминологии по мере ее становления. Правовым терминам свойственна амбисемия (неопределенность содержания термина), метафорические и метонимические терминообозначения. В сопоставляемых языках терминология, обозначающая имущество, синкретична, то есть в семантической структуре многих терминов имеется указание на то, что они могут употребляться в общем значении, например: 'имущество, собственность' или 'владение' и более частных: 'недвижимое имущество', 'движимое имущество', 'имение, поместье'.

Полифункциональность правовых терминов обоих языков объясняется тем, что, с одной стороны, правовая терминология отражает многие реалии повседневной, семейной, имущественной, политической, духовной жизни общества, а, с другой стороны, субстратом правовых терминов служат слова общеупотребительного языка и не всегда в изучаемый период термин окончательно «отрывается» от своего естественноязыкового субстрата, термин сохраняет все связи (синонимические, антонимические, словообразовательные) породившего его слова общего языка.

В обоих языках широко представлена синонимия терминов, более ярко выраженная во французском языке. Равнозначные термины (синонимы и дублеты) употребляются и среди однословных, и среди составных терминов при наименовании свидетелей, (в русском и французском языках), при обозначении суда, судьи, преступлений, наказаний (во французском языке). Синонимия в правовой терминологии на данном этапе ее формирования часто абсолютна, мало дифференцирована, поскольку идет этап накопления наличного терминологического материала. Лексическая синонимия сопровождается фонетико-морфологической вариативностью форм, создавая терминологическую дублетность выражений. Процесс отбора, поиска наиболее точного знака, спецификации будет характеризовать следующие периоды развития правовой терминологической системы.

Ф.П.Сороколетов отмечает, что обычно наличие синонимичных параллелей в составе той или иной терминологии, равно как и факты полисемии терминов, используются в качестве доказательства тезиса о том, что данная терминологическая система находится в процессе формирования, в стадии становления. Однако это утверждение будет верным только тогда, когда подтверждается и другими данными, например, свидетельствующими о незаконченности формирования системы понятий той или иной специальной области знаний [Сороколетов, 1970: 356]. В нашем случае этот факт следует признать доказательным, поскольку наряду с развитой синонимикой и полисемией терминов отмечается и недостаточная сформированность понятий правовой сферы. Идет процесс накопления правовых знаний, норм их применения, и проблема их формализации, обобщения, систематизации перед законодателем и кодификатором еще не стояла.

В терминологии права отмечается наличие терминов, в семантической структуре которых выражена негативная оценочность: haute justice et droite, besjugier, mesjugier, fere droit (faus) jugement, cas vilain, vilenie, malfaitor, mauvais home, bonnes prueves et loyaus / суд правый, праведный (суд неправый, неправедный), добрые люди, облыгати, клепати, послушествовати лживо. Таким образом, семиотическая природа древнего правового термина ближе к семиотической структуре слова общего языка. Это еще одно свидетельство того, что в знаке-термине начального периода сильны связи со своим естественноязыковым субстратом, что и обусловливает присутствие коннотативных отношений в его семиотической структуре.

Синонимия, многозначность терминов, большая выраженность коннотативных значений признаны чертами, свойственными складывающимся терминологиям в исследованиях, посвященных становлению частных терминологий в русском языке [Кутина, 1964, 1966, 1970; Сороколетов, 1970]. Эта же особенность характеризует начальный этап генезиса правовой терминологии во французском и русском языках, то есть сопоставительный анализ позволяет говорить о том, что эта черта присуща формирующимся терминологиям разных языков.

7. Терминообразовательные возможности терминологии права в обоих языках на этапе ее становления характеризуются преимущественным использованием семантических средств — семантическая деривация общенародных слов (внутриязыковое заимствование) и морфолого-синтаксических средств общего языка. При формальной характеристике правовых терминов в сопоставляемых языках выявляются как черты сходства, так и различия. К чертам сходства следует отнести тот факт, что в изучаемых языках используются однословные и составные термины различной частеречной принадлежности, образованные средствами родного языка преимущественно, существительные, глаголы, прилагательные), для которых характерна графическая, морфологическая и синтаксическая вариативность. Французский язык чаще, чем русский, использует такие способы терминообразования, как конверсия (субстантивация прилагательных, причастий, числительных), словосложение, что можно отнести к проявлениям типологических различий в строе языков (аналитизм французского языка). Многокомпонентные термины в обоих языках представлены, в основном, глагольными словосочетаниями. Кроме того, для древнерусского языка права характерны адъективные словосочетания, позволяющие уточнять, дифференцировать определенное правовое понятие, в старофранцузском языке права они используются меньше. В целом, нельзя еще говорить о том, что применяются какие-либо специфические модели терминообразования, свойственные только специальному языку права.

8. В терминологии права французского и русского языков в изучаемый период представлены следующие основные типы терминов, выделяемые на основе различных критериев: с точки зрения происхождения — исконные термины и заимствованные (латинские, германские в старофранцузском языке права) — с точки зрения образования и развития терминологии — базовые термины, собственные термины и привлеченныес точки зрения формыоднословные и составные терминыс точки зрения иерархии называемых понятий — родовые и видовые термины, равнозначные термины (совпадение содержания) и термины противоположной семантики (соподчиненные термины) — с точки зрения семантики — однозначные и многозначные термины, мотивированные и немотивированные термины.

9. Древняя правовая терминология в русском языке в начальный период своего существования достаточно однородна, она представляет собой автохтонную систему, становление которой происходит одновременно с установлением правовых отношений и правовых институтов (присутствие и влияние иных языков было незначительным, оно усилится в более поздние периоды). Правовая терминология во французском языке имеет разнородный характер: она базируется на латинской терминологии права, унаследованной устным путем и составившей лексический фонд французского языка, латинской терминологии, заимствованной через письменные источники права, и обогащена заимствованными элементами германской правовой терминологии.

10. Данное исследование не исчерпывает всех вопросов, связанных с формированием языка права во французском и русском языках, поскольку оно было посвящено лишь начальному периоду его становления. Требуют дальнейшего изучения проблемы развития правовой терминологии в диахронии, выявления общих и специфических особенностей правовых терминологических систем, закономерностей их развития в более поздние эпохи. Представляются перспективными также дальнейшие сопоставительные изыскания, касающиеся функционирования некоторых грамматических категорий (например, категории лица, категории времени, наклонения или залога) в правовых документах, изучения специфики синтаксического построения правовых (шире, юридических) текстов.