Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Наречия в удмуртском языке

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

III. Большая группа наречий (таких, как: кужмысъ 'насильно', сюлмысъ 'сердечно, старательно', бечолоен 'цугом', пыдын 'пешком' и др.), будучи формально связана со словоизменительными категориями различных частей речи, приобрела наречное значение благодаря только своей способности постоянно употребляться в синтаксической функции обстоятельств. Как видно из примеров, эти слова внешне представляют… Читать ещё >

Наречия в удмуртском языке (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • 0. Введение
    • 0. 1. Общая характеристика исследования
    • 0. 2. Признаки выделения наречия, как части речи
    • 0. 3. История изучения наречий в удмуртском языке
  • Глава 1. Лексико-семантические разряды удмуртских наречий
    • 1. 1. Обстоятельственные наречия
      • 1. 1. 1. Наречия времени
      • 1. 1. 2. Наречия места
      • 1. 1. 3. Причинно-целевые наречия
      • 1. 1. 4. Многозначность обстоятельственных наречий
    • 1. 2. Определительные наречия
      • 1. 2. 1. Наречия образа или способа действия
      • 1. 2. 2. Наречия степени
      • 1. 2. 3. Наречия меры и количества
    • 1. 3. Наречно-изобразительные и звукоподражательные слова
    • 1. 4. К вопросу о категории состояния
  • Глава 2. Морфологическая структура наречий
    • 2. 1. Словообразовательная система наречий удмуртского языка
      • 2. 1. 1. Морфологический способ образования наречий. Аффиксация
        • 2. 1. 1. 1. Производные с суффиксом -ак/ -як
        • 2. 1. 1. 2. Производные с суффиксом -быт
        • 2. 1. 1. 3. Производные с суффиксом -скын
        • 2. 1. 1. 4. Производные с суффиксом -бытскын
        • 2. 1. 1. 5. Производные с суффиксом -ой (-ёй)
        • 2. 1. 1. 6. Производные с суффиксом -ойскын (-ёйскын)
        • 2. 1. 1. 7. Производные с суффиксом -эн (-ын), -ын
        • 2. 1. 1. 8. Префиксальный способ образования наречий
        • 2. 1. 1. 8. 1. Производные с префиксом оло
        • 2. 1. 1. 8. 2. Производные с префиксом котъ
        • 2. 1. 1. 8. 3. Производные с префиксом но
      • 2. 1. 2. Синтаксический способ образования наречий
        • 2. 1. 2. 1. Образование наречий путем повторения или удвоения основ
        • 2. 1. 2. 2. Образование наречий через основослияние
        • 2. 1. 2. 3. Наречные выражения
      • 2. 1. 3. Морфолого-синтаксический способ образования наречий
        • 2. 1. 3. 1. Адвербиализация
        • 2. 1. 3. 1. 1. Инструменталь
        • 2. 1. 3. 1. 2. Датив
        • 2. 1. 3. 1. 3. Инессив
        • 2. 1. 3. 1. 4. Элатив
        • 2. 1. 3. 1. 5. Иллатив
        • 2. 1. 3. 1. 6. Аппроксиматив
        • 2. 1. 3. 1. 7. Эгрессив
        • 2. 1. 3. 1. 8. Пролатив
        • 2. 1. 3. 1. 9. Терминатив
        • 2. 1. 3. 1. 10. Адвербиализация деепричастий
        • 2. 1. 3. 2. Конверсия
      • 2. 1. 4. Заимствованные наречия
    • 2. 2. Некоторые морфологические признаки наречий в удмуртском языке
    • 2. 3. Степени сравнения наречий
    • 2. 4. Степени качества наречий
  • Глава 3. Синтаксис наречий

Положение наречия в грамматической и словообразовательной системе самых разных языков — индоевропейских, тюркских, финно-угорских и др., — связано, как указывают специальные исследования лингвистов, с длительным формированием этого класса слов в качестве самостоятельной части речи. Этот процесс в общем виде заключался в переносе адъективных характеристик ситуации, выраженных в имени или при имени, на глагол. По большой части, это не сопровождалось выработкой собственных, т. е. наречных словообразовательных средств. Поэтому наречия в удмуртском, как и в других финно-угорских языках, за исключением ряда производных наречий, имеющих специфические аффиксы, весьма слабо дифференцированы от других частей речи. Морфологически они трудно отличимы, или совсем не отличимы, с одной стороны — от прилагательных, с другой — от локативных форм имен, а также от служебных частей речи, с третьей — от деепричастных форм глагола.

Категория наречия во многих языках является наиболее дискуссионной частью речи. Несмотря на то, что некоторые вопросы удмуртского наречия рассматриваются в школьных и вузовских учебниках, научных статьях, наречие в удмуртском языке до настоящего времени системно не описано. Отсюда актуальность темы исследования, с одной стороны, в монографическом исследовании наречий в удмуртском языке, с другой — в создании единой концепции по данной грамматической категории, которая опирается на общую теорию частей речи, и на понимании, которое учитывает семантические, лексические, морфологические и синтаксические особенности удмуртского наречия.

Исследование названных вопросов является в настоящее время актуальным для составления нормативной грамматики удмуртского языка. Таким образом, выбор данной темы и ее актуальность обусловлены недостаточной изученностью этой сложной части речи в удмуртской морфологии.

Объектом исследования являются наречия удмуртского языка, представленные как в словарях, грамматиках, так и в художественных, публицистических текстах.

Предметом исследования являются особенности наречий удмуртского языка. Основные черты грамматического своеобразия наречия в изучаемом языке понимаются нами следующим образом: во-первых, оно является неизменяемым знаменательным словомво-вторых, в большинстве случаев определяет глагол, в меньшинстве — прилагательное, а также само наречиев-третьих, обладает сложной системой словообразованияв-четвертых, употребляется преимущественно в функции обстоятельственных слов.

Целью исследования является анализ морфологических, семантических и синтаксических средств выражения категории наречия в удмуртском языке.

В работе ставятся следующие задачи:

— проследить историю изучения наречий в удмуртском языке с первых грамматик, вышедших в XVIII в., до настоящих дней;

— дать анализ лексико-грамматической природы наречий удмуртского языка;

— проанализировать словообразовательные особенности наречий;

— дать полное описание систем категорий степеней сравнения и степеней качества наречий удмуртского языка;

— по возможности выяснить все синтаксические функции наречий удмуртского языка.

Теоретической и методологической базой послужили труды отечественных русистов, тюркологов и финно-угроведов: В. В. Виноградова, А. А. Шахматова, И. А. Щербы, Е. М. Галкиной-Федорук, Н. К. Дмитриева, С. А. Гочияевой, Б. А. Серебренникова, К. Е. Майтинской, М. Г. Трощевой, Г. В. Федюневой, Н. А. Колеговой, А. Н. Гвоздева, В. М. Вахрушева и др.

Методы исследования. Изучение наречия проводилось на основе синхронного анализа собранного материала, при этом применялись структурно-семантический, сравнительно-исторический, сопоставительно-типологический и описательный методы.

Источники исследования. Основным материалом для исследования послужили оригинальные тексты публицистической и художественной литературы на удмуртском язьпсе (собрано свыше 2000 примеров). Также привлекались диалектные материалы анализируемого языка. Все удмуртские примеры даны с переводом на русский язык. В тех случаях, когда смысловой перевод на русский язык грамматики далек от оригинала, дается буквальный перевод слова/конструкции.

Привлекаются материалы родственных финно-угорских языков, а также типологические параллели по неродственным языкам.

Научная новизна заключается в том, что в диссертации наречия современного удмуртского языка впервые описываются в монографическом плане:

1) исследована в полном объеме история изучения наречий в удмуртском языкознании;

2) рассмотрена теоретическая основа выделения наречия как части речи в удмуртском языке;

3) в работе подробно представлена лексико-семантическая классификация наречий;

4) словообразование наречий изучено системно с включением всех его способов;

5) охарактеризована категория состояния удмуртского языка, описаны ее основные отличия от грамматической категории наречия;

6) наиболее в полной мере представлены категории степеней сравнения и степени качества наречий;

7) проанализированы все основные синтаксические функции наречий.

Теоретическая значимость. В диссертации подробно рассматриваются морфологические, лексико-семантические, словообразовательные и синтаксические особенности наречия, что имеет общетеоретическое значение для удмуртского языкознания и финно-угроведения в целом.

Практическая значимость работы заключается в том, что результаты исследования имеют прикладное значение для преподавания удмуртского языкаони могут быть использованы при составлении учебных пособий и грамматик для вузов, а также при написании академической грамматики удмуртского языка. Полученные теоретические выводы диссертации могут быть использованы при исследовании типологии финно-угорских и других языков.

На защиту выносятся следующие положения:

1) как и в других финно-угорских языках, удмуртское наречие выделяется как самостоятельная часть речи. Подводимые под эту категорию слова образуются от различных частей речи, вследствие чего сохраняют семантические и структурные связи с мотивирующими словами;

2) в рассматриваемом языке наречия делятся на обстоятельственные и определительные;

3) спецификой удмуртского наречия является сформированность собственно удмуртских средств морфологической деривации с помощью суффиксовбыт, -ой (-ёй), -скын (-кын), -бытскын, -ойскын (-ёйскын), -ак (-як), -эн (-ен) и префиксов котъ-, олоно—.

4) в удмуртском языке продолжает продуцировать образование наречий синтаксическими способами, а именно: а) образование наречий путем повторения или удвоения основб) образование наречий через основослияниев) переход в наречные выражения цельных сочетаний слов;

5) продуктивным способом образования наречий продолжает оставаться адвербиализация слов и форм слов других частей речи.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования апробированы в виде отдельных докладов на научно-практических совещаниях различного уровня, в том числе международных: X Международном симпозиуме «Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками» (Ижевск, 2004) — XI Международном симпозиуме «Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками» (Пермь, 2006) — XXIII Международной финно-угорской студенческой конференции ШШСО (Саранск, 2007) — Международной научно-практической конференции «Кузебай Герд и современность» (Ижевск, 2008) — Международной научно-практической конференции «Россия и Удмуртия: история и современность», посвященной 450-летию добровольного вхождения Удмуртии в состав Российского государства (Ижевск, 2008) — XII Международном симпозиуме «Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками» (Ижевск, 2008) — Международной конференции «III Флоровские чтения» (Глазов, 2009) — III Международной конференции по полевой лингвистике (Москва, 2009) — XIII Международном симпозиуме «Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками» (Сыктывкар, 2008) — Международной научной конференции «Этногенез удмуртского народа. Этнос. Язык. Культура. Религия», посвященной 65 летию М. Г. Атаманова. (Ижевск, 2010) — всероссийских: III Всероссийской научной конференции финно-угроведов «История, современное состояние, перспективы развития языков и культур финно-угорских народов» (Сыктывкар, 2004) — I Всероссийской молодёжной научной конференции «Молодёжь и наука на Севере» (Сыктывкар, 2008) — Всероссийской научной конференции с международным участием «Финно-угры-славяне-тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации)» (Ижевск, 2009) — межрегиональных: I Межрегиональной конференции и VII Международной школы молодого фольклориста (Ижевск, 2005).

По теме диссертации опубликовано 12 научных работ, в том числе одна статья — в издании, рекомендованном ВАК РФ.

Основная цель исследования и вытекающие из нее конкретные задачи обусловили структуру данной работы, которая состоит из введения, трех глав и заключения, списка использованной литературы и приложений. В качестве приложений включены списки слов, отнесенных к наречиям, из книг «Сочинешя принадлежащая къ грамматикъ вотскаго языка» (1775), «Краткой Вотской Словарь съ россшскимъ переводомъ собранный и по Алфавиту расположенный села Еловскаго Троицкой церкви священникомъ ЗахарТею Кротовымъ, 1785 года» (Кротов 1785) и «Краткой отяцгая грамматики опытъ» (Могилин 1786).

0.2. Признаки выделения наречия, как части речи.

В античном и средневековом языкознании содержание понятия «наречие» сводилось к логической сути слова приглаголие — adverbium. «Слово наречие (греч. epirrema, латинск. adverbium) собственно значит приглаголие (от rema, verbum — глагол). Но еще А. А. Барсов в своей грамматике (XVIII в.) отмечал, что этимологический смысл термина наречие не соответствует позднейшим функциям этой категории: наречия относятся не только к глаголам, но и к другим частям речи» [Виноградов 1972: 272].

М. В. Ломоносов в «Российской грамматике» указывал, что наречия, выполняя функции обстоятельств, содержат в себе и идею обобщения [Ломоносов 1755: 180].

Так как основными частями речи М. В. Ломоносов [1755] считал имя существительное и глагол, то обо всех остальных частях речи он судил по их служебным функциям по отношению к этим основным. К этому сводятся и его суждения о местоимениях, наречиях и междометиях, которые он объединяет по общности их основной функции — выражения краткости в передаче мысли.

Определение М. В. Ломоносовым этой обобщающей роли наречий, ведущей к лаконичности выражения мысли, было положительным шагом в учении о частях речи, по сравнению с традициями античного языкознания.

Однако в последующих работах по русскому языку, вплоть до середины XIX века, наблюдалась некоторая хаотичность и дифференциация частей речи, преобладало определение их сущности с точки зрения только логического содержания слова. Лишь в зависимости от вещественного значения слова части речи делились на знаменательные и служебные. Не было теоретического осмысления сущности той или иной части речи как грамматической категории.

Поэтому наречие в русском языке долгое время оставалось без определенного места в ряду знаменательных или служебных слов. Одни ученые относили наречие к служебным частям речи по признаку неизменяемости. Другие считали наречие промежуточной категорией между знаменательными и служебными частями речи: наречия, образованные от знаменательных частей речи, относились к знаменательным, а наречия, происхождение которых трудно было установить, относились к служебным частям речи.

Вопрос о частях речи занимает умы ученых с древнейших времен. Исследованиями в данной области занимались Аристотель, Яска, Панини, в русской лингвистике этим вопросом занимались Ф. И. Буслаев, К. С. Аксаков, А. А. Потебня, Ф. Ф. Фортунатов, Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, А. А. Шахматов, Е. М. Галкина-Федорук и др., в тюркологии — Н. К. Дмитриев, Э. В. Севортян, Н. И. Ашмарин, Н. А. Баскаков и др.

С выяснения вопроса о частях речи начинается грамматическое описание любого языка. Говоря о частях речи, имеют в виду грамматическую группировку лексических единиц языка, т. е. выделение в лексике языка определенных групп или разрядов, характеризуемых теми или иными признаками. Но на каком основании выделяют группировки слов, называемые частями речи?

Высказывание по вопросу о том, на чем основано распределение слов по частям речи, многочисленны, разнообразны, но очень часто эти признаки не ясны или суждения о них весьма противоречивы.

Выделяются отдельные части речи на основании присущего словам, относимым к данной группировке слов, одного ведущего признака, или они выделяются на основании совокупности разнообразных признаков, из которых ни один нельзя назвать ведущим? Если верно первое, то что является ведущим признаком? Лексическое значение слова? Заключенная в нем логическая категория? Его связь с грамматической категорией? Его морфологическая природа? Его синтаксическая функция? и т. д.

Иерархия признаков, лежащих в основе выделения частей речи, по-разному понимается в разных лингвистических школах. Традиционно на первый план выдвигались морфологические признаки, что обусловлено ориентацией европейского языкознания на флективные и агглютинативные языки. Расширение типологической перспективы привело к осознанию неуниверсального характера морфологических признаков. При типологическом анализе универсальное определение частей речи основывается на синтаксических характеристиках, тогда как морфологические параметры выступают в качестве дополнительных, значимых для флективных и агглютинативных языков. В качестве дополнительных выступают и семантические свойства, существенные прежде всего для идентификации частей речи в разных языках" [ЛЭС 1990: 578].

Морфологический подход к выявлению частей речи полностью удовлетворить не может. При определении частей речи по грамматическим формам даже в языках, богатых формами словоизменения, за пределами остаются слова, лишенные этих форм, так как во всех известных науке языках имеются неизменяемые неоднородные по составу слова (наречия, частицы, междометия). По словам Милославского [1981: 39], собственно морфологический подход к выделению частей речи остается совершенно бессильным по отношению к неизменяемым словам. Здесь возможны только семантический и синтаксический подходы.

Даже в языках, богатых формами словоизменения, установление частей речи через частнограмматические категории не всегда возможно. Например, можно ли говорить, как мы привыкли, что существительному свойственна категория грамматического рода, если в большинстве языков мира этой категории нет. Или еще пример: при бесспорном наличии прилагательных в русском и турецком языках по частнограмматическим категориям и по морфологической структуре они различны. Частнограмматическими категориями прилагательного в русском языке являются категории падежа, числа и согласовательного класса (как соединение грамматических категорий рода и одушевленности — неодушевленности), т. е. те же частнограмматические категории, которые характерны и для русского существительного. Турецкое же прилагательное не имеет ни одной частнограмматичекой категории, свойственной прилагательному в русском языке.

Критерий словоизменения при установлении частей речи оправдывает себя частично в морфологически развитых языках.

Словообразовательные процессы не всегда влияют на принадлежность слова к той или иной части речи. Разные по производству слова могут относиться к одной части речи {лес, лесник, лесничий, перелесок, лесничество и др.), а слова, подобные по словообразованию, могут не принадлежать к одной части речи (хороший, зрячий, большая — прилагательныерабочий, лесничий, столовая — существительные).

Синтаксические критерии установления частей речи основаны на том, что члены предложения и части речи выявляются по одним и тем же грамматическим категориям. Но если, например, существительное как часть речи связано с категорией грамматического подлежащего, а через него и с категорией субъекта логического суждения, то следует заметить: субъект выражается в речи чаще всего формой грамматического подлежащего, а функции существительных шире и разнообразнее. В большинстве языков существительные могут выступать в качестве любого члена предложения. При этом у различных частей речи наблюдается сходство в синтаксических функциях. Так, в русском языке обстоятельство образа действия может выражаться наречием или конструкцией с существительным. Или, например, прилагательные китайского языка сходны по синтаксической функции с глаголами, существительными и особенно с числительными.

Таким образом, ни частнограмматические формы и значения слов, ни их типы словообразования, ни их синтаксические функции сами по себе не выступают определяющими при отнесении слова к определенной части речи. Части речи — каждая по-своему и в различных языках по-разномуморфологичны или неморфологичны, синтаксичны, в известном смысле логичны. Подтверждением этому являются слова академика Л. В. Щербы. В своей работе «О частях речи в русском языке» он пишет: «В вопросе о «частях речи «исследователю вовсе не приходится классифицировать слова по каким-либо ученым и очень умным, но предвзятым принципам, а он должен разыскивать, какая классификация особенно настойчиво навязывается самой языковой системой, или точнее, — ибо дело вовсе не в «классификации» , — под какую общую категорию подводится то или иное лексическое значение в каждом отдельном случае, или еще иначе, какие общие категории различаются в данной языковой системе» [Щерба 1957: 64].

Эти слова знаменитого русского ученого обязывают нас разыскивать принципы классификации слов, исходя из языковой системы любого языка, в том числе и удмуртского.

Положение об отсутствии универсальных признаков для установления частей речи указывает на то, что часть речи одного языка характеризуется наличием одних грамматических категорий, и та же часть речи в другомналичием других категорий.

Так, например, если для мордовских языков грамматическая категория сравнительной степени характерна для качественного прилагательного и качественного наречия, то в коми-зырянском языке сравнительная степень присуща всем знаменательным частям речи, поэтому она там вовсе не является характерным признаком прилагательного и наречия" [ГМЯ 1962: 68].

Какие же критерии выделения частей речи могут быть общими для всех известных науке языков?

Природа частей речи лингвистическая и общая для всех языков, как общи пути развития человеческого мышления. Некоторые ученые связывали общеграмматические значения частей речи с некоторыми категориями мышления (субстанция, качество, количество и др.). Наиболее ярким опознавательным признаком частей речи выступает лексическое значение слова. Например, если мы знаем, что какаду — название птицы, то мы не ищем формальных признаков для того, чтобы сказать, что это слово является существительным. По лексическим значениям путем подведения их под одно из общеграмматичеких значений слов, объективно данных в языке, определяется принадлежность слова к той или иной части речи.

Как свидетельствуют исследования частей речи в самых различных, родственных и неродственных языках, части речи при всем их своеобразии в языках различных типов выступают как наиболее общие и универсальные явления в грамматической системе языков. Общеграмматические значения частей речи безусловно связаны с общечеловеческими формами и законами мышления, отразившимися в наиболее существенных явлениях языковой системы.

В. В. Виноградов [1972: 38] отмечает: «Деление частей речи на основные грамматические категории обусловлено: 1) различиями тех синтаксических функций, которые выполняют разные категории слов в связной речи, в структуре предложения- 2) различиями морфологического строя слов и форм слов- 3) различиями вещественных (лексических) значений слов- 4) различиями в способе отражения действительности- 5) различиями в природе тех соотносительных и соподчиненных грамматических категорий, которые связаны с той или иной частью речи» .

В целом, присоединяясь к мнению о важности учета совокупности всех классификационных признаков, хотелось бы проконкретизировать некоторые обстоятельства этого комплексного подхода.

Для имени существительного ведущим критерием надо считать его обобщенное значение предметности, т. е. семантику слова. Морфологический признак имеет дополнительное, вспомогательное значение, потому что ни форма словоизменения, ни форма словообразования не могут сами по себе определить принадлежность слова к имени существительному, если в нем не обнаруживается конкретное или абстрактное значение предметности. Например, в удмуртском языке:

1. пыд 'нога' - имя сущ. пыдэс 'дно' — имя сущ.

2.урд 'ребро' - имя сущ. урдэс 'бок, набок' - имя сущ. || наречие.

Слово с суффиксомэс в первом случае является именем существительным, во втором случае оно омонимично может употребляться и в значении наречия. Таким образом, по наличию аффиксаэс невозможно определить принадлежность слова к той или иной категории. Если слово с аффиксомэс обозначает предмет или отвлеченное название явления или процесса, то оно является существительным, если же слово при наличии того или иного суффикса обозначает признак действия, то оно является наречием.

Для прилагательных важным фактором является обобщенное значение атрибутивности, причем, атрибутивности отдельно взятого слова вне контекста. Здесь имеется в виду ведущее положение семантического признака для одной группы прилагательных, в то время как для другой части прилагательных решающим является форма слова. Наиболее характерно это проявляется на разграничении непроизводных прилагательных и производных. Непроизводные прилагательные (тддъы 'белый', събд 'черный', чебер 'красивый', нап 'густой', кизер 'жидкий', кузъ 'длинный', вакчи 'короткий', курыт 'горький', пасъкыт 'широкий' и т. д.) причисляются к прилагательным только своим значением, не имея никаких формальных показателей. Они выделяются только способностью обозначать различные качества, свойства и признаки предметов.

В производных же прилагательных семантика слова является результатом сочетания вещественного значения основы и различных словообразовательных средств. Иначе говоря, значения признака или качества производных прилагательных (визьмо 'умный', кужмо 'сильный', туию 'бородатый' и т. д.) исходят из формальной структуры слова, и поэтому существенное значение имеет в данном случае морфологический признак (словообразовательный).

Для местоимений при общем подходе важен прежде всего семантический критерий, ибо в системе местоимений нет ни одного словообразовательного или словоизменительного признака, который был бы присущ всем местоимениям в одинаковой степени или который был бы специфичной чертой только местоимений. Поэтому морфологические признаки не являются для местоимений категориальными признаками, они лишь осуществляют грамматическую связь местоимений с другими словами. Семантика же местоимения раскрывается в контексте.

Числительные главным образом выделяются на основе выражения обобщенной идеи числа или количественного признака предмета. Но для них, как и для местоимений, важное значение имеет контекст употребления, ибо как пишет К. М. Мусаев: «Числительные конкретизируются лишь в речи, обозначая количественный признак какого-нибудь предмета. Вне речи числительные обозначают понятия абсолютных и отвлеченных количественных величин, что и составляет их особое грамматическое значение» [Мусаев 1964: 198]. Морфологические показатели играют роль только при делении числительных на разряды.

На наш взгляд, принципы выделения наречия в самостоятельную часть речи в удмуртском языке тоже соотносительны с особенностями этого языка. Они складываются из общности и единства трех измерений: 1) лексического значения слова, что предполагает лексическую самостоятельность наречий, как слов со смысловым значением, указывающим на время, место, причину, цель и образ действия- 2) морфологической структуры наречий, которая складывается из: а) отсутствия форм словоизмененияб) наличия собственной системы словообразовательных средств и в) соотносительности наречий с другими частями речи- 3) синтаксической функции обстоятельственного слова в предложении.

Признаки наречий не только взаимосвязаны, но главное в том, что каждый из них (признаков) играет особую роль в формировании этой части речи: при общности семантического критерия значение признака действия в разных грамматических ситуациях проявляется по-разному.

I. Часть наречий, которые с точки зрения современного языка считаются первообразными или имеют в своем составе какие-то ныне непродуктивные архаические компоненты7 (азълань 'вперед', берланъ 'назад', кьшин 'ничком, навзничь', мышкин 'спиной', лашкинэн 'галопом', кыдёкын 'далеко, вдали', матын 'близко, вблизи', отын 'там' и др.) выделяются в особую группу в контексте и вне контекста, в любой ситуации только своим лексико-семантическим признаком. В данном случае все другие признаки становятся второстепенными, т. е. сам приоритет семантики порождает такие качества слов, как неизменяемость и функцию обстоятельства в предложении.

II. Часть производных наречий закрепляет за собой значение выразителей качества действий в результате сочетания вещественного значения основы и различных словообразовательных средств. Такими.

1 «Сравнительно большая группа наречий (в основном наречия времени и места) представляют собой исторически застывшие формы имен и местоимений в отдельных косвенных падежах» [ГСУЯ 1962:294]. средствами в удмуртском языке являются суффиксыак (-як), -быт, -скын, -ой (-ёй), -ойскын {-ёйскын). Присоединяясь к различным основам, эти аффиксы образуют наречия (шонерак 'прямо, напрямик', шорияк 'пополам', арбыт 'весь год', гужембыт 'все лето', арняскын 'за неделю', минутскын 'за минуту', дасой 'около десяти дней, в десять дней', витёйскын 'в течение пяти дней, за пять дней' и др.). В сфере наречий это тот случай, когда «словообразовательные приметы обычно являются и категориальными приметами, т. е. позволяют определить принадлежность слова к той или иной части речи [Кубрякова 1965: 10]» .

III. Большая группа наречий (таких, как: кужмысъ 'насильно', сюлмысъ 'сердечно, старательно', бечолоен 'цугом', пыдын 'пешком' и др.), будучи формально связана со словоизменительными категориями различных частей речи, приобрела наречное значение благодаря только своей способности постоянно употребляться в синтаксической функции обстоятельств. Как видно из примеров, эти слова внешне представляют собой падежные формы имен существительных. Главным отличительным их признаком является то, что их значение раскрывается только в контексте. Именно в составе предложения обнаруживается, что эти слова не имеют конкретного вещественного значения, а выражают различные обстоятельственные отношения и изолируются из системы словоизменения. По словам Н. К. Дмитриева [1948: 117], при каком-нибудь существительном имеется полная схема падежей, и каждый из них употребляется именно как форма изменения этого самого существительного. И вот в силу специальных причин (обычно семантико-синтаксических) один из падежей принимает особое значение, лишь отдаленно связанное с корнем основного слова, и этим самым как бы отрывается от целой схемы, изолируется от нее. В результате появляется новое слово, только этимологически связанное с основным существительным. Таким образом, в результате постоянного употребления в синтаксической функции обстоятельств целый ряд слов утрачивает грамматические признаки имен и развивает в себе признаки новой грамматической категории — наречий.

Н. К. Дмитриев писал: «Ведь к каждому, даже впервые изучаемому языку, мы неизбежно подходим с точки зрения определенной грамматической категории. Если та или иная языковая форма представляет нечто новое, то она тем самым пополняет имеющуюся грамматическую схему. Такое единство языкового метода, единство языковых определений является наиболее эффективным средством, которое позволяет анализировать специфику грамматического строя, во всей широте его проявлений по отдельным языкам» [Дмитриев 1962: 44].

Итак, наречия в удмурстком языке представляют собой самостоятельный разряд слов, выделяемых на основе специальных лексико-семантических, морфологических и синтаксических признаков. С лексико-семантической точки зрения они служат для качественной характеристики действия или состояния и выражают временные, пространственные, обстоятельственные, причинно-целевые и другие отношения. Морфологически они неизменяемы, имеют ряд специфических словообразовательных формантов и этимологически соотносительны с другими частями речи. Синтаксически наречия выполняют обстоятельственную функцию и определяют глагол.

0.3. История изучения наречий в удмуртском языке.

Первое упоминание об удмуртских наречиях мы встречаем в грамматике удмуртского языка 1775 года (Сочинешя принадлежащая къ грамматик^ вотскаго языка), дату выхода которой многие исследователи [Пономарев 1976: 6- Алатырев 1976: 21- Ермаков 1976: 83- Ванюшев 1993: 295] соотносят с возникновением удмуртской письменности и удмуртского языкознания. Другие [Тараканов 2000: 539- Кельмаков 2001а: 6- 20 016: 12- 2002: 115- 2008: 30], напротив, временем возникновения удмуртской письменности считают начало XVIII в., аргументируя данное положение тем, что временем возникновения письменности у любого народа считается та дата, когда была произведена первая запись слов на его языке, независимо от того, была издана грамматика этого языка или нет.

Грамматика начинается с рассуждения о том, что удмуртский язык состоит «из осьми частей речи». За главами «О склоненш», «О именахъ прилагательныхъ», «О именахъ числительныхъ», «О склонеш мЪстоименш», «О спряженш глаголовъ», «Глаголъ существительный» следует глава, посвященная наречиям «Нар'Ьчга», состоящая из перечисленных в два столбца слов: слева дается удмуртское слово, справа — русский перевод (см. Приложение 1). Определение наречиям не дано.

По мнению В. И. Алатырева, в указанной грамматике отмечены все основные разряды наречий: а) наречия места: отысъ 'оттуда', татысь 'здесь' и т. д.- б) наречия времени: туннэ 'сегодня', чуказг 'завтра' и т. д.- в) наречия меры, степени: ятыръ иуно 'много', быдэскынъ 'в целом, совсем' и т. д.- г) наречия способа и образа действия: кызи 'как', мырденъ 'кое-как, с трудом' и т. д. Но встречаются случаи, когда в число наречий ошибочно включены слова, относящиеся к другим частям речи. Со 'он, тот', пот (императив от глагола потыны 'выходить, выйти') 'выходи, выйди', быръитэкъ (деепричастие) 'не выбирая' и др. [Алатырев 1975: 13−14].

Нами выявлены также ошибочные включения некоторых других слов и словосочетаний в категорию наречий: а) частицы: од 'да' [там же: 109], эвэлъ 'н'Ьтъ' [там же: 109], а 'или, ли' [там же: 112], я 'ну' [там же: 112]- б) междометие ой или обебъ 'ой больно' [там же: 112]. в) словосочетания типа: нимаръ сяменьно (лит. немыр сямен но) 'ни коим образомъ' [там же: 109], сомыида^ииеа (лит. со мында гинэ-а) 'не только ли' [там же: 109], одъщенъ дыръя (лит. одйген дыръя) 'на един’Ь' [там же: 109], эсёпъ картукъ 'не разсудно' [там же: 109] (по примечанию В. И. Алатырева «второе слово с опечаткой, следует: карытэкъ букв.: 'не делая'» [Алатырев 1975: 15]), уажйкъ дыръя 'древле, въстарину, искони' [Соч. 1975: 109], бурь палэкутъ (лит. бур палэз кут) 'правую сторону держи' [там же:

Ill], тужъ оклюзъ 'довольно будетъ' [там же: 111], одыкъ полъ 'единою, единожды' [там же: 111], кыкъ полъ 'дважды' [там же: 111], квйнъ полъ 'трижды' [там же: 111], нйль полъ 'четырежды' [там же: 111], вить полъ 'пять разъ' [там же: 111], сюполъ 'сто разъ, стократно' [там же: 111], сдлыбэрысь (лит. собере) 'по семь, послЪ того' [там же: 111], мызонъ сямэн 'иначе' [там же: 111].

Определенный материал по удмуртским наречиям представлен в удмуртско-русском словаре под названием «Краткой Вотской Словарь съ россшскимъ переводомъ собранный и по Алфавиту расположенный села Еловскаго Троицкой церкви священникомъ Захар’Гею Кротовымъ, 1785 года», составленном в 1785 году и изданном лишь в 1995 году. С точки зрения морфологии рассматриваемый словарь интересен тем, что у большинства представленных там слов имеются какие-либо грамматические указания: для имен существительных — суффикс родительного падежалэнъдля глаголовспряжение и т. д. Наречия в словаре отмечены пометой нарЬч1е (см. Приложение 2).

В этом словаре, как и в предыдущей работе, встречается немало случаев ошибочного отнесения к наречиям слов других лексико-грамматических групп, в частности:

1) деепричастий: валаса 'совнимашемъ' [Кротовъ 1785: 20], dygb дытёкъ 'непрестанно, непрестанный' [там же: 55], жалятёкъ 'нежалостно' [там же: 61], зекъ яскыса 'гордо' [там же: 64], исаскытёкъ 'безшутокъ' [там же: 69], кузмаса 'даромъ' [там же: 99], кулытёкъ 'безсмертно' [там же: 101], люкаса люкаса 'кучами, трудно' [там же: 128], Mogaca 'медленно' [там же: 135], MogamSKb 'немедленно' [там же: 135], мырдъяса 'насильно' [там же: 143], синкыртыштыса 'въ мигъ' [там же: 199], суратёкъ 'безпримЪсу' [там же: 205], сюлмаскитёкъ 'безсомнения' [там же: 210], утитёкъ 'безразбору' [там же: 246], уцъраса 'послучаю' [там же: 247], шумъпотыса 'съ охотою' [там же: 270];

2) словосочетаний с местоимением ас, ачшг. ас (в?)актазъ (лит. ас мактаз) 'безъ ума какъ скотина' [там же: 6], асламъ сямёнъ 'побратски' [там же: 6], ас визмынъгз 'наизусть' [там же: 7];

3) числительных с компонентом пол: кызъпдлъ 'дватцатью' [там же: 108], кыкъполъ 'дважды' [там же: 110], нилъ полъ 'четырежды' [там же: 146], тямысъ пдлъ 'осмью' [там же: 229];

4) существительных: мылъ-кыдймъ 'пожеланию' [там же: 141], приданкатёкь 'безприданова' [там же: 176], шудазъ 'напользу' [там же: 267], шудамъ 'впользу' [там же: 267];

5) послелога сямёнъ 'известно, наподоб1е, вправду, подлинно' [там же: 213] и сочетаний с данным послелогом: калыкъ сямёнъ 'по народному обычаю' [там же: 74], кыйкаи-сямёнъ 'звЬрски' [там же: 109], кышнд сямёнъ 'женски, поженски' [там же: 117], мукётъ сямёнъ 'иначе, инымъ образомъ' [там же: 138], орцюнъ сямёнъ 'мимоходомъ' [там же: 158];

6) причастия быдёстемъ 'совершенно' [там же: 17].

Как и в первой грамматике 1775 года, в словаре 3. Кротова встречаем ошибочное отнесение к наречиям сочетания типа: бенъ кинъ кинъ 'аименно' [там же: 10], еожъ лыктёмъ 'гневно' [там же: 27], всякой паласъ 'отвсюду' [там же: 32], дзецъ быръёмъ 'преизбранно' [там же: 49], дзецъ мылкытъ понна 'добровольно' [там же: 51], каръ нуналъ 'по (?)я дни' [там же: 76], кема карыса 'продолжительно' [там же: 83], кемалась эвылъ 'недавно' [там же: 84], лякытъ кыллэмъ вуремъ 'красноречиво' [там же: 130], маке дыръя 'въ некоторое время' [там же: 131], мукётъ азе 'инуда' [там же: 137] {прим. инуда — иной [Даль 1955: 47]), мукётъ азйнъ 'инде' [Кротов: 137] {прим. индЬ — иной [Даль 1955: 44]), мукётъ интгазйсъ (лит. мукет инты азъысь) 'изъ инова мЪста' [Кротов: 137], ото кудъ дыръя 'въ нЬкое время' [там же: 156], тужъ шры куръ 'обидно' [там же: 221], тужъ лесюн 'наипаче' [там же: 221].

В другом рукописном труде XVIII века под названием «Краткой отяцюя грамматики опытъ» (1786), автором которого является М. Могилин, наречиям посвящена отдельная глава «О наречш «. Материал по данной лексико-грамматической группе слов представлен на 7 страницах. Глава начинается с определения, данного наречиям: «НарЪчш есть простая и несклоняемая часть слова, которая кладется при глаголахъ и именахъ для болшаго смысла изъясненк». Далее следует фактический лексический материал (подробнее см. Приложение 3).

В отличие от словаря 3. Кротова (1785) и перечня слов, представленных в «Сочинешях .» (1775), в грамматике М. Могилина встречается гораздо меньше лексических несоответствий, не относящихся к категории наречия:

1) модальные слова: вылды 'иногда' [Могилин 1786: 98], яралдз 'изрядно' [там же: 98], сябась 'рЪчь поздравителная въ компанш за здрав1е другъ друга' [там же: 104], Кужмолы 'богъ на помощь, говори[т]ся на роботах' [там же: 104], тау 'рЪчь благодарности' [там же: 104];

2) послеложно-личные местоимения: куспамъ 'межъ собой' [там же: 99], куспадъ 'тоже' (скорее всего автор переводит данное слово как предыдущее 'межъ собой') [там же: 99];

3) послелог сяменъ 'право, истинно' [там же: 103];

4) вспомогательные глаголы отрицания: эй, эзъ 'нЬтъ' [там же: 99], ygb, умъ, узъ 'нЬтъ никакъ' [там же: 99];

5) отрицательная частица эвъелъ 'нЪтъ' [там же: 99];

6) а) словосочетания и выражения: сойзъ-уванъ 'сирЬчь, то-есть' [там же: 99], чикъ эвьенни 'ни мало, ничего' [там же: 99], чикъ-еоскитекъ 'безъ разбору' [там же: 99]- б) словосочетания с прилагательным орцемъ: орцемъ-тулысъ 'веснусь' [там же: 104], орцемъ-сизшъ 'осенесь' [там же: 101], орцемъ-^жемъ 'лЪтось' [там же: 101].

В 1851 г. Ф. Й. Видеманном была опубликована книга под названием «Grammatik der wotjakischen Sprache nebst einem kleinem wotjakisch-deutschen und deutsch-wotjakischen Worterbuche» [1851], представляющая собой первую научную грамматику удмуртского языка2. Источником для написания данного исследования, как указывает автор в предисловии, послужили четыре Евангелия (от «Матвея», «Марка», «Иоанна», «Луки»), составленные на елабужском, глазовском и сарапульском диалектах. Опираясь на имеющиеся материалы по вышеуказанным диалектам, Ф. И. Видеманном довольно обстоятельно описаны фонетика, морфология, синтаксис удмуртского языка. Удмуртский материал, представленный в данной грамматике, очень детально проанализирован И. В. Таракановым [1959: 148— 166].

Наречия в данной грамматике рассматриваются с 211 по 224 параграфы [Wiedemann 1851: 218−247]. Автор впервые указывает на то обстоятельство, что одно и то же слово в удмуртском языке может выступать и в качестве наречия, и в качестве прилагательного, и в качестве существительного.

Приведенная классификация наречий по семантическим признакам выделяет три их основные группы:

1. Коррелятивные наречия места (Correlative Adverbe des Ortes):

• • 3 а) вопросительные и относительные (Interrogative und relative): kitin.

F Г где', kite? куда', kitis} 'откуда', kitcioz' 'докуда'- б) указательные (Demonstrative): otin 'там', otci 'туда', Otis' 'оттуда', tatin 'здесь', tatci 'сюда', tcitis* 'отсюда'- в) отрицательные (Negative).

Как отмечает Ф. Й. Видеманн, данная подгруппа наречий образуется с помощью отрицательных приставок («negativen Pronomina») поили п’епо-(nokitin {rienokitiri) 'нигде', nokitci 'никуда', nokitis1 'ниоткуда') и с 2.

Следует отметить, что через 14 лет была опубликована грамматика мордовского языка с подобным названием «Grammatik der ersa-mordwinischen Sprache nebst einem kleinem mordwinisch-deutschen und deutsch-mordwinischen Worterbuch» [Wiedemann 1865].

3 Все примеры даны нами в современной фонематической транскрипции, т. к. передача графики Ф. Й. Видемана представляет собой некую сложность в техническом плане. помощью употребления по в постпозиции (nokitin-no enokitin-no) 'нигде').

Wiedemann 1851:221].

2. Коррелятивные наречия времени (Correlative Adverbe der Zeit): а) вопросительные и относительные (Interrogative und relative): ки 'когда', kiz’i 'как'- б) указательные (Demonstrative): soku 'тогда'- в) отрицательные (Negative): поки-по {п}епоки-по) 'никогда'.

3. Наречия образа и способа действия (Adverbe der Art und Weise): а) вопросительные и относительные (Interrogative und relative): kiz’i 'как', ken’а 'сколько';

W 7 б) указательные (Demonstrative): oz’i, oz1 'так', taz taz4 'так', sokem 'столько'- в) отрицательные (Negative): nokiz4 (rienokiz'i) 'никогда' или nokiz4-no (n'enokiz'i-no).

В приведенном автором списке наречий, расположенном в алфавитном порядке и включающем свыше 180 примеров, встречаем неточности в отношении принадлежности некоторых групп слов к наречиям, в частности: а) деепричастия gegatek 'не задерживаясь' (перевод авт. на нем. 'ohne zu warten' [Wiedemann 1851: 239], seditek 'не попав' (перевод авт. на нем. 'ohne einzuhalten' [Wiedemann 1851: 244]- б) послелога minda 'около, примерно' ('etwa, vielleicht') [Wiedemann 1851:230]- в) частиц: выделительно-ограничительной gine 'только' ('nur, unge-fahr') [1851: 226], вопросительной sat 'разве' ('so, ebenfalls') [Wiedemann 1851:

226], усилительно-соотносительной irii 'уж, уже' ('schon') [Wiedemann 1851:

227].

Приведенная классификация наречий очень интересна тем обстоятельством, что автор подводит под нее лишь так называемые местоименные наречия", остальные наречия перечислены отдельным списком слов.

Несколько иная классификация наречий представлена в другой работе Ф. Й. Видемана «Grammatik der syrjanischen Sprache mit Berucksichtigung ihrer Dialekte und des Wotjakischen» («Грамматика коми языка с учетом его диалектов и удмуртского языка») [1884], являющейся первой сопоставительной грамматикой двух близкородственных языков. Автор отмечает, что первоначальных наречий в коми и удмуртском языках очень мало, а большинство наречий — это формы различных падежей [Wiedemann1884: 219]. Все наречия разделены на три основные группы:

I. Коррелятивные наречия (Correlative Adverbe):

1) наречия места (des Ortes): tani 'вот', tatyn 'сдесь', oti 'по тому месту, там' и др.- 2) наречия времени (der Zeit): sokuik 'тогда же'- 3) наречия способа (der Weise): ozi 'так', oz 'так', ozien 'таким образом' и др.

И. Некоррелятивные наречия (Nicht correlative Adverbe):

1) наречия места (des Ortes): arte 'рядом', azlo 'раньше', olan talari 'тудасюда' и др- 2) наречия времени (der Zeit): ali 'сейчас', asku 'завтра', nunaze 'днем' и др.- 3) наречия способа (der Weise): puden 'пешком', tsots 'вместе', aldaur 'напрано, зря' и др.- 4) наречия неопределенности (der Ungewissheit): olo 'может быть'- 5) усилительные наречия (Steigernd): tuz 'очень', lokos 'очень', ukata 'очень' и др.- 6) наречия ограничения (Beschrankend): gyne 'только'- 7) указывающие наречия (Hinweisend): vedr 'ведь', vet' 'ведь', ugoi ведь, же'- 8) вопросительные наречия (der Frage): а 'али', ата 'ли', ja 'ладно', va 'ли'- 9) наречия отрицания (der Verneinung): ovol 'нет', по 'ни', пепо 'ни'- 10) наречия уверения (der Versicherung): ozi 'так', оо 'ладно', ja 'ладно'.

III. Наречные выражения (Adverbiale redensarten): az-pala 'вперед', az-vyl 'раньне', bydesik 'целиком', ulyn 'внизу', y lys 'снизу' и др. [Wiedemann 1884: 219−230].

В 1896 г. Ю. Вихманном была опубликована работа финского ученого Т. Г. Аминоффа, занимающегося в свое время сбором и публикацией текстовых и лексических материалов по различным удмуртским диалектам, под названием «Votjakin aaneja muoto-opin Iuonnos» («Эскизы по фонетике и морфологии удмуртского языка»).

В начале раздела по морфологии отмечено, что четкого разграничения между большинством частей речи в удмуртском языке не существует. В качестве примеров приведены слова bur 'хорошодоброта' и sorier правильныйправильно' [Aminoff 1896: 20].

К сожалению, отдельным разделом наречия в данной работе не выделены, некоторую информацию по ним мы встречаем в разделе «Склонение существительных». Все наречия, которые образовались способом адвербиализации, автор рассматривает как существительные, при этом выделяя их основу + падежный суффикс [Aminoff 1896: 24−27].

Формы наti, -fi (к. hiten 'где', удм. kitis 'откуда', к. s etc п 'там', taten 'сдесь', удм. tatin 'сдесь', otin 'там') в коми и удмуртском языках рассматривает в своей работе «Zur permischen grammatik» («К пермской грамматике») Ю. Вихманн и отмечает, что они состоят из двух локативных элементаtai [Wichmann 1924: 158].

Бесспорно, что огромным вкладом в удмуртскую лингвистику стали и такие лексикографические труды, как «Syrjanisch-deutsches Worterbuch nebst einem wotjakisch-deutsches im Anhange und einem deutschen Register» [Wiedemann 1880], «A votjak nyelv szotara» [Munkacsi 1896], «Wotjakische Chrestomathie mit Glossar» [Wichmann 1901] и «Wotjakischer Wortschatz» [Wichmann 1987]. Зачастую, авторами данных словарей, не отмечена принадлежность слов к той или иной части речи.

Среди первых отечественных грамматик, имеющих прямое отношение к теме нашего исследования, следует отметить работу П. П. Глезденева «Краткая грамматика языка народа удмурт» [1921]. В предисловии к грамматике автор объясняет свою задачу — это указание основных законов удмуртского языка. П. П. Глезденев в работе обращает внимание также на наличие в удмуртском языке омонимичных частей речи. Понимая проблему дифференциации омонимичных слов, П. П. Глезденев пытается выявить принципы их разграничения. В частности, он пишет, что прилагательные качественные могут служить наречиями. В этих случаях они в предложении занимают место около сказуемого [Глезденев 1921: 41].

Автором отмечено [Глезденев 1921: 40], что наречия служат для пояснения различных частей речи, среди которых выделяются следующие: 1) имя существительное, 2) имя прилагательное, 3) имя числительное, 4) местоимение, 5) глагол и б) другое наречие.

В предложенной П. П. Глезденевым классификации названы следующие разряды наречий:

1) наречия образа действия (берен, вамен, умой, умойтэм и т. д.);

2) наречия места (азъ, азъланъ, артэ, дорын и т. д.);

3) наречия времени (азьло, аскы, берэ, бер, берланъ и т. д.);

4) наречия количества и степени (данак, ичн, ичиен-ичиен, нош, ношнк и т. д.);

5) наречия причины и цели (марлы, марзэ, макэ, мар, ма и т. д.);

6) наречия утверждения (бен, бен-бен, я, ялэ-ка, яралоз и т. д.);

7) наречия отрицания (бвбл, озь-двдл и т. д.);

8) наречия предположения (керэк, лэся, маке со, озъ-кено, озъ-кадъ).

В конце главы П. П. Глезденев отмечает, что в качестве наречий могут.

4 5 выступать качественные прилагательные и некоторые существительные [Глезденев 1921: 40].

4 «Прилагательные качественные могут служить наречиями. В этих случаях они в предложении занимают место около сказуемого. При этом они никаким изменениям в.

В классификации наречий П. П. Глезденева нами выявляется ошибочное включение некоторых слов в разряд наречий: а) указательная частица тани 'вот' (тань, тины, тйнъ) включена в состав наречий образа действий [Глезденев 1921: 40]- б) существительное азъ 'перед' включено в состав наречий места [Глезденев 1921: 40]- в) утвердительная частица бен (бен-бен) 'да' и модальная я (я-я)'ну' составляют особый разряд наречий утверждения [там же: 41]- г) модально-волевая частица лэся 'вероятно, кажется', слово озъ-нено 'если и так', озъ-кадъ 'вроде как' отнесены к наречиям предложения [там же:

41]- д) отрицательная частица двбл 'нет' представлен в составе наречий места и наречий отрицанияе) местоимения макэ (макэ-макэ) 'что-то', ма (мар) 'что' отнесены в состав наречий причины и цели.

Некоторые неточности встречаются у П. П. Глезденева в определении разряда отдельных наречий. Например, к наречиям количества и степени отнесены П. П. Глезденевым наречия причины токма 'зря, впустую', юри 'нарочно, специально'- наречия образа действия чочен 'вместе', уртче 'совместно, вместе' [там же: 41].

Интересный подход по принципам разграничения и классификации частей речи встречаем в двух учебниках Г. Е. Верещагина. Свои наблюдения об особенностях грамматического строя удмуртского языка автор обобщил в исследовании «Руководство к изучению вотского языка» (1924), которое в целом является несколько усовершенствованным вариантом его рукописной грамматики «Удмурт грамматика: кык кылын — удмурт кылын, дзюч кылын» форме не подвергаются. Напр. прилагательное люгыт может служить без всякого изменения в форме и наречием, и существительным. Все зависит от того, где оно, т. е. слово люгыт занимает место в предложении" [Глезденев 1921: 41].

5 «Существительные (некоторые) могут служить наречиями. При чем они принимают частичку ын. Напр. пыд — пыдын, уй —уйын и т. д.» [Глезденев 1921: 41].

2002), составленной раньше печатной грамматики [подр.: Кельмаков 2004: 43].

В работе «Руководство к изучению вотского языка» автор выделяет следующие разряды наречий:

1) наречия времени {Калык валлян урче улэм 'Люди прежде жили мирно') [Верещагин 2002: 100];

2) наречия места ([Коркаен кеносэн вискын тыремын пу 'Между избой и амбаром сложены дрова') [там же: 102];

3) наречия уверения (Зэм-ик, со адями урод вылэм 'Точно, тот человек был худой') [там же: 102];

4) наречия указания (Тазьы лэсыпы 'Этак делай') [там же: 102];

5) наречия, усиливающие какое-нибудь качество, и наречия образа действия (Милям дышетысъмы ортчыт лек 'Наш учитель очень сердит') [там же: 102];

6) наречия вопроса (Кызьы ужалом огнам? 'Как буду работать один?') [там же: 103];

7) условные наречия (Дурыны быгатымтэ-бере, малы дурыны дауртисъкод? 'Если не умеешь ковать, зачем занимаешься ковкой') [там же: ЮЗ];

8) наречия пути (Вал-еылын ветлыны кудызлы зуркыт потэ 'Иному верховая езда кажется тряской') [там же: 104];

9) наречия просьбы (Быдысик сёт валдэ вукоэ ветлыны 'Пожалуйста, дай лошадь съездить на мельницы') [там же: 104];

10) наречия отрицания (Уд мын 'Не пойдешь (ты)') [там же: 104];

11) наречия неопределенности (Вочак куномы бускеле потйзы 'Все гости (наши) в соседи [т. е. к соседям] ушли') [там же: 105];

12) наречия количества (Шубаэ мынам оеол-но, толалтэ кык-полэс дукесэн ветлйсько 'Шубы у меня нет, потому зимой в двух зипунах хожу') [там же: 105];

13) наречия понудительные (Сэрыт лык 'Скорее иди') [там же: 100].

В отношении классификации и распределения наречий по разрядам у Г. Е. Верещагина встречаются неточности. Отметим некоторые из них:

1) слово бере 'если, поскольку' представленое автором в качестве условного наречия, является в действительности причинно-целевым союзом;

2) глагол в повелительной форме сёт отнесен к наречиям просьбы [там же: 104];

3) выделен разряд наречий отрицаний: (уг мын 'не пойду (я)', ум мынэ 'не пойдем (мы)' и т. д.) [там же: 104]- все приведенные примеры являются глаголами отрицания;

4) наречиями неопределенности ошибочно названы: а) послелог ёрос 'около того количества' ('приблизительно') [там же: 104]- б) местоимение ванъмы 'все' [там же: 105].

5) примерами наречий количества являются слова: кык-полэс 'в двух', ог пол 'однажды', послелог ¿-рос 'приблизительно' [там же: 105];

6) понудительными наречиями названы выражения: озъы вера 'так говори', чаль дорам 'скорее ко мне', сэрыт лык 'скорее иди', жог мын 'спешно иди', юн бызъ 'быстро беги' [там же: 105].

Г. Е. Верещагиным [2002: 106] предпринята попытка отграничения недифференцированных слов в удмуртском языке. Автор подчеркивает, что наречие следует при глаголе, а послесловие в склонениях — при предмете.

Примечательно, что в данной' работе Г. Е. Верещагин дает указание на наличие форм превосходной степени. «Превосходнейшие степени, в какой могут выразить только наречия ортчыт, уката, укыр. Положительная и превосходная степени употребляются в смысле наречий, если они употреблены при глаголах, например: курыт лэсътйд 'горько сделал (ты)', туж чебер лэсътйд 'очень красиво сделал (ты)', уката дуно вузасъкод 'весьма дорого продаешь' и др.» [Верещагин 2002: 78].

В другой своей работе «Удмурт грамматика: кык кылын — удмурт кылын, дзюч кылын» (2002), Г. Е. Верещагин дополнительно выделяет еще следующие разряды наречий:

1) наречия неизвестности: оло-ма 'что-то', оло-кытцы 'куда-то', оло-кин 'кто-то' [Верещагин 2002: 240];

2) наречия просьбы: быдысъ-ик 'пожалуйста' [там же: 240];

3) наречия полноты: тыр 'полно' [там же: 240];

4) наречия запретительности: эн 'не' [там же: 240].

Некоторый материал по наречиям содержится в грамматике А. И. Емельянова «Грамматика Вотяцкого языка» [1927], являющейся по своей сути элементарной. Несколько интересна позиция автора относительно морфологической классификации частей речи, в которой указано, что «все слова, входящие в состав вотяцкой речи, по своему происхождению могут быть отнесены к двум основным категориям: глаголам и именам» [Емельянов 1927: 63]. Наречия отнесены к именам6.

Весьма спорным предположением является высказывание автора относительно морфологически недифференцированных слов в удмуртском языке. Исследователь пишет: «Между именами самостоятельными, прилагательными и наречиями даже с внутренней стороны не замечается резкой грани, которую можно было бы провести, разделив их раз на всегда на определенные группы. Язык свободно пользуется ими для какой угодно цели» [Емельянов 1927: 84]. Также автор не согласен с мнением о неизменяемости наречий в удмуртском языке: «Вообще к вотяцкому наречию менее всего приложимо стереотипное определение его в грамматиках, как неизменяемой части речи. Наречия в вотяцком языке имеют целый ряд.

6 «К отделу имен мы относим не только имена в собственном смысле этого слова: самостоятельные (substantiva), прилагательные (adjektiva), местоимения (pronomina), числительные (numeralia), но также наречия (adverbialia) и послелоги (postpositia), в виду слишком ясных следов их происхождения от имен» [Емельянов 1927: 84]. падежей: puts kin внутри, — inessivputs ki внутрь — illativeputs kis изнутри — elativи даже именит, падеж: pirpotini проходить" [Емельянов 1927: 85].

Подобная точка зрения содержится и в работе Д. В. Бубриха относительно наречий коми языка. По его словам, общих морфологических особенностей для наречий не существует, и в связи с этим, считать их все представителями одной и той же части речи можно лишь на условных началах, и что нет никаких оснований считать наречия неизменяемыми словами [Бубрих 1949: 88]. Однако автор делает некоторое уточнение: «Многие из наречий сохраняют остатки изменения по падежам. Бесспорно, это не настоящие падежные формы, ибо не достает той полноты противопоставлений, которая характерна для настоящих падежных форм. Однако близость к падежным формам несомненна, и не только по форме, но и по смыслу» [Бубрих 1949: 88].

Удмурт кылрадъян" И. В. Яковлева [1927] - первая грамматика удмуртского языка, изданная на удмуртском языке с использованием удмуртской грамматической терминологии [Кельмаков 20 016: 28]. В структурном плане грамматика (3-е издание) состоит из трех основных разделов (фонетика, морфология, синтаксис), из предисловия и краткого словаря грамматических терминов. Части речи подразделяются на изменяемые — существительное, прилагательное, числительное, местоимение и неизменяемые — наречие, послелог, союз, междометие, частица и отдельно глагол. К наречиям и послелогам приводится замечание: «Удмурт кылын. кылпумзэ воштымтэ кыл’ёс вань. Соос чоньдэм кыл кадь луо ини. Озьы ке но, сыче кыл’ёс куспын бжыт-бжыт кылпумзэ воштйсез вань: яке мурт’я воштэ, яке кык-куинь юам’я воштэ, яке мултэс пбртэм кариськыса воштэ» (В удмуртском языке есть неизменяемые слова. Они являются застывшими (букв, умершими, окоченевшими). И все же, среди них есть небольшое количество слов, которые меняют свое окончание: либо по лицам, либо по двум-трем вопросам, либо имеет степень сравнения)) — перевод наш) [Яковлев 1931: 56].

Наречия объяснены как слова, определяющие действие [Яковлев 1931: 54]. Автор делит наречия на следующие разряды:

1) наречия времени (дырзэ валэктйсез): весь 'постоянно', пни 'уже', ялан 'постоянно' и т. д. [там же 1931: 56];

2) наречия места (интызэ валэктйсез): вылланъ 'наверх', матын 'близко', отын 'там' и т. д. [там же: 56];

3) наречия образа действия (кызьызэ валэктйсез): туж 'очень', валче 'вместе', юри 'нарочно' и т. д. [там же: 57];

4) наречия вопросительные (юамез валэктйсез): кызьы 'как', бен 'да', макем 'сколько' и т. д. [там же: 57];

5) наречия отрицательные (луымтэез валэктйсез): бвбл 'нет' [там же: 57];

6) наречия количества (кбнязэ валэктйсез): пол 'раз', бжытак 'немножко', чошен 'вместе' [там же: 57].

В предложенной выше классификации, из всех приведенных примеров, слова бен 'да', пол 'раз' и бвбл 'нет' не являются собственно наречиями.

И. В. Яковлев [1931: 57] в качестве аффикса сравнительной степени отмечает суффиксгем (азълогем 'раньше', матэгем 'ближе', шонеракгем 'прямее').

На основе грамматик И. В. Яковлева, П. П. Глезденева, Г. Е. Верещагина и А. И. Емельянова П. Д. Гороховым был составлен «Учебник удмурт языка» [1929].

Автором ставится под сомнение неизменяемость наречий: «Будучи употреблены в значении существительных, что бывает очень часто, изменяются как по падежам, так и по числам, напр.: вылланъёс турнаны кутскизы нивылланьёслэн туэ турымзы туж удалтэм» [Горохов 1929: 150]. Следует отметить, что в данном примере слово вылланъёс 'живущие выше', отнесенное П. Д. Гороховым к наречиям, является субстантивированным существительным, поэтому во втором случае данное слово принимает суффикс множественного числа.

Приведя список послелогов понна 'ради', сярись 'о', пыр 'сквозь', тыр 'полно', пыр 'через', сяна 'кроме', П. Д. Горохов отмечает, что некоторые из этих послелогов одновременно являются наречиями [Горохов 1929: 151]. К сожалению, примеры на эти случаи не приведены.

В 1933 году С. П. Жуйковым был выпущен «Учебник удмуртского языка для русских ФЗС и ШКМ 5-го и 6-го года обучения». Разрабатывая и воплощая в жизнь методику преподавания языков, ученый-лингвист составил первые программы учебных курсов по удмуртскому и русскому языкам для удмуртских школ, педагогических техникумов и педагогического института. Раздел «Наречие» в вышеупомянутой работе начинается с исторической справки: «Наречие, как часть речи, или грамматическая категория, позднейшего происхождения» [Жуйков 1933: 104].

Автором выделены следующие разряды наречий: 1) наречия времени (дырзэ возьматйсь сямнимъёс), 2) наречия места (интызэ возьматйсь сямнимъёс) и 3) наречия образа действия (кызьызэ возьматйсь сямнимъёс) [Жуйков 1933: 105].

С. П. Жуйковым впервые определены синтаксические признаки наречий — это выступление их в роли обстоятельственного слова: «Когда мы разбираем предложение по членам предложения, то говорим обстоятельственное слово, по частям речи мы говорим наречие. Следовательно, наречия стоят вместо обстоятельственных слов» [Жуйков 1933: 105].

Образованию наречий посвящена глава «Имена существительные в роли наречия». Если имя существительное срослось со словом пространственного понятия 1лан' или понятие времени 'сын— пишет Жуйков С. П., — то такие формы выступают уже в качестве наречия в том случае, когда перед ними стоят другие имена существительные. (Напр. Капитализм берланъ мынэ 'Капитализм идет назад'. СССР азъланъ мынэ 'СССР идет вперед'. Мон арсын дышетсконме быдто ини 'Я через год учебу уже закончу') [Жуйков 1933: 106].

Утверждения автора о том, что в удмуртском языке, в отличие от русского, наречия изменяют свои окончания по падежам (татын 'здесь', татчы 'сюда', татысь 'отсюда') [Жуйков 1933: 108] и, как имена существительные, изменяют свои окончания по лицам в единственном и во множественном числе [Жуйков 1933: 109], являются неверными.

Относительно происхождения и омонимии частей речи автор пишет, что наречие первоначально обозначало какое-либо имя или действие. Наречия произошли от имен существительных и глаголов [Жуйков 1933: 104].

Также отмечены степени сравнения наречий. Выделены положительная (ичи 'мало'), сравнительная (ичигем 'менее'), превосходная (туж ичи) степени наречий [Жуйков 1933: 110].

Описанию наречий посвящена одна из статей С. Баженова «Наречия» [1939]. Им справедливо замечена способность наречий определять и действия, и признаки, и самих себя. В качестве примеров приводятся предложения с наречиями туж 'очень', уката 'ещё' [Баженов 1939: 111].

Заслуживают внимания рассуждения автора о наречиях места. Эту группу слов С. Баженов подразделяет на наречия, определяющие глаголы конкретного действия и глаголы состояния (улыны 'жить', вераськыны 'разговаривать') и наречия, определяющие глаголы движения {мыныны 'идти', лобаны 'летать'). Связь таких групп наречий заключается в том, что если наречие первой группы определяет глагол движения, то этот глагол перестает указывать на перемещение, напр.: аэроплан вылын лобе 'аэроплан летает высоко', здесь вылын указывает лишь на местонахождение, хотя лобе 'летает' глагол движения [Баженов 1939: 112−113].

Автором отмечены некоторые способы образования наречий. Деепричастия, не образующие оборота и стоящие непосредственно рядом со сказуемым, названы наречиями, напр.: гырыку ой жадъы 'пахая не устал', егитъёс лудэ кырзаса мыно 'молодые на поле идут с песней' [Баженов 1939: 117] (Подр. об употреблении деепричастий в роли наречий см. п. 2.1.3.1.10).

К проблеме междометно-наречных повторов в одной из своих работ под названием «Междометно-наречные повторы в удмуртском языке» [1947] обращается В. И. Алатырев. В его работе приводятся примеры, характеризуются междометно-наречные повторы и объясняется, каким образом можно отличить простые (односоставные) наречные повторы от сложных (двусоставные) [Алатырев 1947: 20−26]. Нужно отметить, что автором сложные наречно-изобразительные и звукоподражательные слова названы междометно-наречными повторами.

В учебнике А. А. Поздеевой «Удмурт кыл грамматика. Нырысетй люкетэз. Фонетика, но морфология 5 но 6 классъёслы» (1949) системно раскрыт грамматический класс наречий: от определения до правил их правописания. Отмечено, что наречия способны определять не только действия, но и признаки прилагательных, причастия, деепричастия и другие наречия [Поздеева 1949: 176]. Автор учебника делит наречия на 5 основных групп: 1) наречия места- 2) наречия времени- 3) наречия образа действия- 4) наречия причины- 5) наречия степени и количества [Поздеева 1949: 177].

Местоимения мон 'я' и тон 'ты', которые даны в форме соответственного падеже: монъя 'по мне', тонъя 'по тебе', автор относит к наречиям образа действия [Поздеева 1949: 180].

А. А. Поздеева выделяет 17 способов образования наречий (подробнее см. Приложение 4). Ею также отмечено, что формы образования степеней сравнения наречий совпадают с формами степеней сравнения прилагательных. Выделены сравнительная и превосходная степени сравнений наречий: сравнительная степень выражается посредством суффиксагес илигем (кулсмогес 'сильнее', матэгес 'ближе', кезъъгтгес 'холоднее'), превосходная степень — с помощью прибавления наречия туж 'очень' (туж жог 'очень быстро') [Поздеева 1949: 183−184].

Определенный материал по удмуртским наречиям представлен П. И. Пе-ревощиковым в «Кратком очерке грамматики удмуртского языка» [1948, 1956]. Кроме аффиксальных способов образования, им выделены два синтаксических: 1) повторение одного и того же слова (дырын-дырын 'временами, время от времени', радэн-радэн 'рядами-рядами') — 2) использование сочетания слов (вытъымтэ шорысь 'неожиданно') [Перевощиков 1948: 422- 1956: 1312].

В 1962 году выходит из печати «Грамматика современного удмуртского языка. Фонетика и морфология». В этом коллективном труде раздел «Наречие» подготовлен В. М. Вахрушевым. Им проделана большая работа по систематизации разряда наречий. По своим значениям наречия разделены на обстоятельственные и определительные (качественные) наречия.

Определение наречиям дано как «части речи, обозначающей различные признаки действия и признаки (степень) признаков» [ГСУЯ 1962: 294]. Наряду с образованием наречий, рассматриваются и такие вопросы, как морфологически неотдифференцированные части речи [ГСУЯ 1962: 310— 312], наречия в значениях других частей речи [ГСУЯ 1962: 313], предикативные наречия [ГСУЯ 1962: 313−315] и др.

В 1983 году В. И. Алатыревым был составлен «Краткий грамматический очерк удмуртского языка» для «Удмуртско-русского словаря» [1983]. Все основные положения были переданы автором с учетом вышедшей ранее «Грамматики современного удмуртского языка» [1962].

В 2003 году на кафедре современного удмуртского языка и методики его преподавания УдГУ А. А. Алашеевой был издан препринт «Туала удмурт кыл. Сямкыл» [2003]. В данном труде отражены основные лексико-семантические разряды удмуртских наречий с последующей их классификацией, рассмотрены основные способы образования наречий, приведен иллюстративный материал из произведений художественной литературы [Алашеева 2003: 3−30].

В 2008 году коллективом авторов Удмуртского иститута истории, языка и литературы был подготовлен «Удмуртско-русский словарь» [2008], представляющий собой 2-ое дополненное, переработанное издание «Удмуртско-русского словаря», вышедшего в 1983 году. К словарю [2008] в качестве приложения дан «Краткий грамматический очерк удмуртского языка» [2008: 827−864], переработанный и дополненный кандидатами филологических наук Д. А. Ефремовым и Н. В. Кондратьевой с учетом материалов готовящейся книги по удмуртской морфологии.

Наряду с обстоятельственными и определительными наречиями, авторы данного труда выделяют также третьий семантический разряд — наречия, выражающие категорию состояния [КГОУЯ 2008: 857]. Кроме степеней сравнения наречий, отдельной группой выделены их степени качества [КГОУЯ 2008: 857].

Заключение

.

Наречие — несклоняемая и неспрягаемая самостоятельная часть речи, которая обозначает признак действия или признак другого признака, по образованию соотносится со многими самостоятельными разрядами слов, а в предложении является обстоятельством, примыкая обычно к глаголу, реже к прилагательному и наречию.

Анализ удмуртских наречий по значению, образованию, роли в предложении, обзор их особенностей в этом языке позволяет сделать некоторые выводы:

1. В удмуртском языке наречие — это самостоятельная часть речи, которая представляет собой разряд слов, четко различаемых по своим семантическим, морфологическим и синтаксическим признакам. Эти признаки взаимосвязаны, их совокупность определяет принадлежность слова к категории наречий. В том или ином слове один из этих признаков может быть выражен в большей степени, другой — в меньшей, но только все три признака, вместе взятые, определяют наречное слово.

2. Являясь одной из самых молодых частей речи, наречие имеет глубокую историю. Формирование категории наречия наметилось уже в финно-угорском языке-основе. Современные финно-угорские и самодийские языки сохранили следы периода, когда отдельные обстоятельства выражались бессуффиксными формами именср. к. та-лун 'сегодня', та-во 'в этом году', в. mindert пар 'каждый день', 'ежедневно', х. tarn 1щ 'нынешним летом'.

Путь развития этой категории слов от древнейших времен до современности — это путь количественного и качественного пополнения их состава, путь приобретения новых значений и расширения сферы старых.

3. Внутри категории наречия, как и в большинстве других языков, как родственных, так и неродственных, существуют два основных типа, резко отличающихся друг от друга по значению: обстоятельственные и определительные.

Каждый из основных семантико-функциональных разрядов наречий включает в себя несколько подразрядов. Наиболее устоявшееся разделение имеют обстоятельственные наречия. В их составе традиционно отмечаются группы наречий места (кыдёкын 'далеко', татын 'здесь', педло 'на улицу', улласянъ 'снизу', вылэ 'наверх', татысен 'с этого места' и др.), времени (али 'сейчас', толбыт 'целую зиму', толалтэозь 'до зимы', туннэысен 'с сегодняшнего дня', уйин 'ночью', толон 'вчера', куке 'когда-то', кемаласъ 'давно' и др.) и причинно-целевые наречия (юнме, токма 'зря, напрасно', юри 'нарочно', огшоры 'просто так', нимысыпыз 'специально', малы 'почему', малы ке 'почему-то' и др.). Причем группа наречий причины и цели является самой малочисленной. К определительным наречиям в удмуртском языке относятся наречия образа или способа действия: озъы 'так', шуак 'вдруг', мылысъ-кыдысь 'усердно, энэргично', чаляк 'быстро', кужмысъ 'насильно', нялтас 'попутно', уртче 'вместе, совместно' и др.- наречия степени: ортчыт 'слишком', укыр 'оченьуката 'очень', дурыстэм 'чрезмерно, через край', сокем 'настолько, так', туж 'очень', лекос 'очень, слишком' и др.- наречия меры и количества: далай 'порядочно, давненько', чарак 'порядочно', огпол 'однажды', кыктой 'в течение двух дней', дасой 'в течение десяти дней', тырмыт 'достаточно, полно' и др. В качестве четвертой подгруппы в составе определительных наречий отмечаются наречно-изобразительные и звукоподражательные слова (бугыль-бугыль пинал луэм ни 'ребенок уже стал пухлым', бугырак нянь лдптэмын 'тесто очень пышное', быз-быз сиськи 'плотно поел', быльк-быльк синмыз петланъ потэмын 'глаза вылезли наружу', домбыль адями 'толстый человек', булъыр-бульыр огимэс потэ 'бурча бьет родник', вуч-вуч ббрдиз 'плакал всхлипывая', ток-ток сюлэм йыгасъке 'тук-тук! бьется сердце', гудыр-гудыр карт 'прогремел', домбыр-домбыр гитараен шудэ 'бренчит на гитаре', кучык-еучык бдрдэ 'плачет всхлипывая', чикыр-чикыр пгмъ зукыртэ 'зубы скрежут' и др.), до сих пор не имеющие определенного грамматического статуса в системе частей речи, как в удмуртском, так и во многих других языках.

Разделение наречий на семантические группы не влечет за собой жесткого определения их границ. Существуют активные переходы между разрядами внутри семантических классов. Одно и то же слово может совмещать в себе различные значения, наиболее ярко проявляя какое-то одно в определенном контексте.

4. Категория состояния, в отличие от наречий, в удмуртском языке выражает различные состояния субъекта или предмета. Основными семантическими и синтаксическими признаками слов этой категории служит то, что они выступают в роли сказуемого в безличных предложениях и служат для выражения состояний (а не процессов) — при этом в отличие от глагола они лишены изменений по наклонениям и временам.

5. Наиболее яркое отражение современное состояние категорий наречий в удмуртском языке находит в анализе способов и форм их словообразования. Словообразование наречий современного удмуртского языка — это пестрая картина количественного пополнения состава этой категории за счет других частей речи. Многообразие словообразовательных приемов в стабилизации наречий еще раз подтверждает факт непрерывного развития и усовершенствования этой части речи.

6. Наиболее устоявшимися основными типами наречного словообразования в удмуртском языке являются следующие:

1) морфологический. Аффиксальный способ образования наречий является наиболее продуктивным методом наречного словообразования, и данный способ играет активную роль в становлении наречия как части речи. Целый ряд аффиксов, присоединяясь к словам-основам различных частей речи коренным образом меняя прежний смысл и значение этих слов, переносят их в разряд наречий, то есть словообразовательные форманты не только создают новые слова, но и квалифицируют, распределяют их по определенным грамматическим классам.

Основными аффиксами образования наречий удмуртского языка являются суффиксыбыт, -ой (-ей), -скын (-кын), -ак (-як), -эн (-ен) и префиксы котъ-, оло-, но-.

2) синтаксический. Синтаксический способ образования наречий в удмуртском языке включает: а) образование наречий путем повторения или удвоения основ (кытй-кытй 'кое-где, местамииногда', вылэтй-вылэтй 'высоко', мырдэм-мырдэм 'еле-еле', жог-жог 'быстро', кыдёке-кыдёке 'далеко', кьгрыж-мерыэю 'криво-косо', ури-бери 'поспешно, спешно, очень быстро', чукин-бекин 'вразвалку', кымин-гопин 'вразвалку' кесэген-кесэген 'отрезками, кусками', толэзен-толэзен 'месяцами', кырымен-кырымен 'по горсточке, горсточкаме', соланъ-таланъ 'туда-сюда', отын-татын 'там и сям, кое-где', отысъ-татысь 'оттуда-отсюда', куке-соку 'когда-то тогда', берланъ-азъланъ 'взад-вперед', кузен-вакчиен 'неровно, неодинаково (по длине)', уен-нуналэн 'днем и ночью', жытэн-чукен 'по утрам и вечерам', лулысь-сюлмысь 'усердно, от всего сердца', гижысь-пиньысь 'энергично, настойчиво', мылысь-кыдысъ 'охотно, с желанием' и др) — б) образование наречий через основослияние (собере 'затем, потом, после, впоследствии', табере 'теперь, сейчас', огазе 'в одно место, воедино', огвадес 'иногда, временами', огвакыт 'иногда, временами', огвалысъ 'заоднооптом, сразу', оггуоюем 'за летооднажды летом', огдыр 'одновременно, в одно время', к)>ддыр 'иногда, порой, временами', кудпалан 'где, в какой стороне, в каком направлении', уллапаласъ 'снизу, с нижней стороны', выллапаласъ 'сверху, с верхней стороны', берпалась 'с задней стороны', азъпаласъ 'спередивпереди', кыкнапалась 'с двух сторон', кытысь ке 'откуда-то', кызьы ке 'как-то', куке 'когда-то' и др.) — в) образование наречий, образованных из словосочетаний (витъымтэ шорысъ 'неожиданно', шддымтэ шорысъ 'неожиданно', жытлы быдэ 'ежевечерне, каждый вечер', нуналлы быдэ 'ежедневно, каждый день', арлы быдэ 'ежегодно, каждый год', зуч сямен 'по-русски', удмурт сямен 'по-удмуртски', уйшор уии 'ночь в полночь', толон валлян 'позавчера', нуналысъ нуналэ 'изо дня в день', ббрсьысъ ббрсъы 'друг за другом', минутысь минутэ 'ежеминутно', вылысътыз вылаз 'друг за другом' и др.);

3) морфолого-синтаксический. В удмуртском языке большая группа наречий возникла путем лексикализации отдельных форм словоизменительной парадигмы имен в результате семантического выпадения одной формы из словоизменительного ряда. Обычно адвербиализации подвергаются формы местных падежей (инессив: азъын 'впереди', пушкын 'внутри', улын 'внизу'- элатив: улысъ 'снизу', вылысь 'сверху', урдсысъ 'сбоку'- иллатив: вылэ 'наверх', улэ 'вниз', ваче 'вдвоем наедине'- аппроксиматив: азъланъ 'вперед', берланъ 'назад', вылланъ 'вверх, наверх'- эгрессив: улысен 'снизу', вылысен 'сверху', шорысен 'с середины'- пролатив: вылэтй 'поверху, высоко', улэтй 'понизу, низко', тати 'здесь, по этому месту'- терминатив: вылйозь 'доверху', улйозъ 'донизу', татчыозъ 'до этого местадо сих пор'), а также некоторых объектных (инструменталь: пыдын, пудэн 'пешком', мышкин 'спинойзадом', уйин 'ночью' и др).

Вторым способом транспозиции является конверсия. Такие слова, принадлежность которых к определенной части речи устанавливаются только в предложении, где они облекаются в соответствующие словоизменительные формы и вступают в связь с другими словами, называются категориально недифференцированными словами. Определяющим моментом является синтаксическое положение слов (Напр., гиуныт — имя существительное 'тепло, теплота' (гурлэн шунытэз 'тепло печки') — имя прилагательное 'теплый' (гиуныт сйзъыл 'теплая осень') — наречие 'тепло' (шуныт пумитаз '[он] тепло встретил') — шулдыр — имя существительное 'веселье, радость' (шулдырез дз вала '[он] веселья не понял') — имя прилагательное 'веселый, радостный' (-шулдыр кырзан 'веселая песня') — наречие 'весело, радостно' (' шулдыр пумитазы '[они] весело встретили') — секыт — имя существительное 'тяжесть' (секытэз дз шдды '[он] тяжести не почувствовал') — имя прилагательное 'тяжелый' (секыт уж 'тяжелая работа') — наречие 'тяжело' (секыт ортчглз 'тяжело прошло') — кезъыт — имя существительное 'холод' (кезъыт вуиз ни 'холод уже пришел') — имя прилагательное 'холодный' (кезъыт омыр 'холодный воздух') — наречие 'холодно' (кезъыт пумитаз '[он] холодно встретил') чукна — имя существительное 'утро '(чукнаез возъмай '[я] ждал утра') — имя прилагательное 'утренний' (чукна шунды 'утренний ветер') — наречие 'утром' (чукна школае мынй 'утром [я] пошел в школу')). В удмуртском языке категориальная недифференцированность наблюдается среди следующих частей речи: а) существительные, прилагательные, наречия б) прилагательные и наречия в) наречия, прилагательные, послелоги г) наречия, послелоги.

7. В современном удмуртском языке выделяются три степени сравнения: а) положительная (жог 'быстро', мур 'глубоко', шер 'редко' и др.), б) сравнительная (эУсоггес 'побыстрее', мургес 'глубже', шергес 'реже', шугенгес доел, 'более трудно', тросгес 'больше', чалякгес 'быстрее', сакгес 'повнимательнее' и др.) и в) превосходная (самой азъпалан 'впереди всех', самой матын 'ближе всех', самой бер 'позже всех' и Др.).

8. В удмуртском языке выделяется три степени качества наречий: а) позитивная (мур малпаськыны 'глубоко думать', шуак кошкьгны 'неожиданно уйти', чебер жутскыны 'красиво подняться' и др.), б) уменьшительная (модератив) (жожшыт вазиз '[он] с грустью (букв, грустновато) сказал'- буртчин дэремез лызалэс ворекъя '[её] шёлковое платье переливается голубоватым цветом'- ванъмыз соослы лъблъпыр адске 'им всё видится в розовом цвете' и др.) и в) усилительная (интенсив) (зеч-зеч малпаны хорошенько подумать', умой-умой воланы 'хорошо-хорошо понять', юг-юг гдртыны 'покрыться белым-белым инеем' и др.- туж жог 'очень быстро', тужмур 'очень глубоко', туж шер 'очень редко' и др.).

9. Основная синтаксическая особенность наречия — быть в предложении обстоятельством. Примыкая к глаголу, наречие выражает функцию различных обстоятельств: времени, места, цели, образа или способа действия, степени, меры и количества. Кроме обстоятельственной функции, наречие в предложении может играть роль сказуемого.

Наречия в удмуртском языке, вступая в синтаксическую связь с другими словами, участвуют в образовании синтаксических сочетаний. В предложении наречие как знаменательная часть речи обязательно сочетается с другими словами. Как правило, наречия сочетаются с глаголами (деепричастиями, причастиями). Не исключена возможность сочетания их с другими частями речи, с такими как прилагательные и наречия.

Показать весь текст

Список литературы

  1. В. И. Междометно-наречные повторы в удмуртском языке // Ученые записки ЛГУ. № Ю5. Вып. 2. Л., 1947. С. 216−236.
  2. А. А. Туала удмурт кыл: Сямкыл. Азьпечатлос / Удмурт кун университет. Туала удмурт кылъя, но сое дышетон амалъёсъя кафедра. Ижкар: «Удм. ун-т» книга поттон корка, 2003. 31 6.
  3. Г. А. Аффиксальное образование наречий // Вопросы фонетики и грамматики удмуртского языка / НИИ при Сов. Мин. Удм. АССР. Устинов, 1986. С. 55−62.
  4. Н. К. Современный осетинский язык: Фонетика и морфология. Орджоникидзе: Северо-осетинское кн. изд-во, 1965. 488 с.
  5. И. Венгерский язык. Пер. с венг. О. В. Громова, И. В. Салимона, Ю. И. Шишмонина / Ред., пред. и прим. К. Е. Майтинской. М.: Изд-во ин. лит, 1951. 376 с.
  6. А. К. О частях речи в языках тюркской системы // Революция и письменность. М., 1936 № 2, С. 90−97.
  7. С. К. Способы выражения степеней сравнения прилагательных в средневосточных говорах удмуртского языка // Всесоюз. конф. по финно-угроведению: Тез. докл. и сообщ. / АН СССР. Ин-т языкозн. Коми филиал. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1965. С. 23—25.
  8. БЭС Языкознание. Большой энциклопедический словарь. / Гл. ред. В. Н. Ярцева. — 2-е изд. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. 685 е.: ил.
  9. В. М. Наречие // Грамматика современного удмуртского языка: Фонетика и морфология / Под ред. П. Н. Перевощикова. Удм. НИИ ист., экон., яз. и лит. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1962. С. 294—316.
  10. В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М.: Высшая школа, 1972. 614 с.
  11. В. Г. Количественность в марийском языке // Тезисы секционных докладов X Международного конгресса финно-угроведов: Лингвистика: II часть / Map. гос. ун-т. Йошкар-Ола, 2005. С. 36−38.
  12. Галкина-Федорук Е. М. Наречие в современном русском языке / Моск. гос. ин-т ист, филос. и лит. М., 1939. 156 с.
  13. ГИЯ — Грамматика испанского языка. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.franklang.ru/download/Gramaticarus.zip
  14. П. П. Краткая грамматика языка народа удмурт. Вятка, 1921.55 с.
  15. ГМЯ Грамматика мордовских (мокшанского и эрзянского) языков: Фонетика и морфология / НИИ яз., лит., ист. и экон. при Сов. Мин. Морд. АССР. Саранск: Морд. кн. изд-во, 1962. 376 с.
  16. П. Д. Учебник удмурт языка. Ижевск, 1929. 232 с.
  17. С. А. Наречия в карачаево-балкарском языке / Карачаево-черкесский НИИ экон., ист., яз. и лит. Черкесск: Карачаево-черкесское отделение ставропольского кн. изд-ва, 1973. 119 с.
  18. ГСУЯ 1962 Грамматика современного удмуртского языка: Фонетика и морфология / Под ред. П. Н. Перевощикова. Удм. НИИ ист., экон., яз. и лит. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1962. 376 с.
  19. ГСУЯ 1970 Грамматика современного удмуртского языка: Синтаксис простого предложения / Удм. НИИ ист., экон., лит. и яз. при Сов. Мин. Удм. АССР- Под. ред. В. И. Алатырева. Ижевск: Удмуртия, 1970. 250 с.
  20. ГСУЯ 1974 — Грамматика современного удмуртского языка: Синтаксис сложного предложения / Удм. НИИ ист., экон., лит. и яз. при Сов. Мин. Удм. АССР- Под. ред. В. М. Вахрушева. Ижевск: Удмуртия, 1974. 167 с.
  21. ГСЯЯ Головнин И. В. Грамматика современного японского языка. М.: Изд-во МГУ, 1986. 316 с.
  22. ГФЯ Грамматика финского языка: Фонетика и морфология / Ин-т яз., лит. и ист. АН СССР. Карельский филиал. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1958. 296 с.
  23. В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Том II. И-О. М.: Гос. изд-во ин. и нац. словарей, 1955. 780 с.
  24. Н. К. Грамматика башкирского языка. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1948. 202 с.
  25. Н. К. Строй тюркских языков. М.: Изд-во АН СССР, 1962. 607 с.
  26. А. Т. Когнитивно-семантическая природа конверсивов в казахском и немецком языках: Автореф.. канд. филол. наук. Республика Казахстан. Алматы, 2010. 25 с.
  27. А. И. Грамматика вотяцкого языка / ЦИК СССР. Ленинград, восточный ин-т им. А. С. Енукидзе. Л.: Изд-во Ленингр. восточного ин-та, 1927. 160 с.
  28. Ф. К Характеристика дореволюционных удмуртских изданий // 200 лет удмуртской письменности: Сб. статей / Удм. НИИ ист., лит. и яз. при Сов. Мин. Удм. АССР. Отв. ред. В. М. Вахрушев. Ижевск: 1976. С. 83−87.
  29. Д. А. Имя прилагательное в удмуртском языке. Ижевск: Изд. дом «Удм. ун-т», 2009. 124 с.
  30. С. 77. Учебник удмуртского языка для русских ФЗС и ШКМ 5 и 6 года обучения. Ижевск: Удм. гос. изд-во, 1933. 117 с.
  31. М. Д. Наречно-изобразительные слова в мордовском языке: Автореф. канд. филол. наук. Тарту, 1968. 27 с.
  32. Н. И. Деепричастия в марийском языке // Современный марийский язык: Морфология / Map. НИИ яз., лит. и ист. Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1961. 324 с.
  33. Л. И. Причастия и причастные конструкции в удмуртском языке. Ижевск: Изд. дом «Удм. ун-т», 2001. 182 с.
  34. JI. Л. Фонетика и морфология среднечепецкого диалекта удмуртского языка (= Dissertationes Philologiae Uralicae Universitatis Tartuensis 2). Тарту, 1997. 224 с.
  35. В. К Удмуртский язык в типологическом и контактологическом аспекте: Препринт. Ижевск, 2000. 72 с.
  36. В. К. Удмуртское языкознание: Зарождение. Этапы истории. Современное состояние: препринт / Удм. гос. ун-т. Каф. общ. и фин.-уг. языкозн. Ижевск: Изд. дом «Удм. ун-т», 2001а. 140 с.
  37. В. К. Очерки истории удмуртского языкознания / Удм. гос. ун-т. Каф. общ. и фин.-уг. языкозн. Ижевск: Изд. дом «Удм. ун-т», 20 016. 232с
  38. В. К. К истории удмуртского и пермского языкознания: Хрестоматия по курсу «История изучения удмуртского языка» / Удм. гос. ун-т. Каф. общ. и фин.-уг. языкозн. Ижевск: Изд. дом «Удм. ун-т», 2002. 445 с.
  39. В. К. Г. Е. Верещагин и некоторые проблемы удмуртского языкознания. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004. 140 с.
  40. Н. А. Наречие // Современный коми язык. Ч. I.: Фонетика, лексика, морфология / Под ред. В. И. Лыткина. Коми филиал АН СССР. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1955. С. 250−261.
  41. КПЯ Коми-пермяцкий язык: Введение, фонетика, лексика, и морфология / Под ред. проф. В. И. Лыткина. Кудымкар: Коми-пермяцкое кн. изд-во, 1962. 340 с.
  42. Кривощекова-Гантман А. С. Место изобразительных слов в системе частей речи коми-пермяцкого языка // Вопросы финно-угорского языкознания: Грамматика и лексикология / АН СССР. Ин-т языкозн.- Петрозаводский Ин-т ЯЛИ. М.-Л.: Наука, 1964. С. 112−121.
  43. Е. С. Что такое словообразование. М.: Высшая школа, 1965. 76 с.
  44. КЭСК — Лыткин В. И., Гуляев Е. С. Краткий этимологический словрь коми языка. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1999. 431 с. (Переиздание с дополнением).
  45. М. В. Россшская грамматика Михайла Ломоносова. Печатана въ СанктпетербургЬ при Императорской Академш наукъ 1775 года 1755 года. 213 с.
  46. В. М, Федюнева Г. В. Местоимение и прилагательное в грамматической системе коми и русского языков. Науч. изд. Сыктывкар: Изд-во СыктГУ, 2003. 171 с.
  47. В. И. Древнепермский язык: Чтение текстов, грамматика, словарь / АН СССР. Институт языкознания. М.: Изд-во АН СССР, 1952. 175 с.
  48. ЛЭС Лингвистический энциклопедический словарь / АН СССР. Институт языкознания. Гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. Энциклопедия, 1990. 685 с.
  49. К. Е. Венгерский язык Ч I. Введение. Фонетика. Морфология / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Изд-во АН СССР, 1955. 304 с.
  50. К. Е. Венгерский язык Ч II. Грамматическое словообразование / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Изд-во АН СССР, 1959. 227с
  51. К. Е. Историко-сопоставительная морфология финно-угорских языков / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1979. 264 с.
  52. И. Г. Морфологические категории современного русского языка. М., 1981. 254 с.
  53. М. Р. Функциональная характеристика слов-предикативов в английском языке. Электронный ресурс. Режим доступа: http ://bankrabot. com/work/work37195 .html
  54. К. М. Грамматика караимского языка: Фонетика и морфология. М.: Наука, 1964. 343 с.
  55. Г. А. Инструменталь (Творительный падеж) в пермских языках. Сыктывкар, 1997. 40 с. (Научные доклады / Коми научный центр УрО РАН- Вып. 388).
  56. Обратный словарь удмуртского языка: Ок. 46 000 слов (Р. Ш. Насибуллин, В. Ю. Дудоров / Под ред. Р. Ш. Насибуллина). Ижевск: Изд-во «Удм. ун-т», 1992. 243 с.
  57. ОФУЯ — Основы финно-угорского языкознания: вопросы происхождения и развития финно-угорских языков / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Наука, 1974. 484 с.
  58. П. Н. Краткий очерк грамматики удмуртского языка // Русско-удмуртский словарь: Ок. 40 ООО слов / Удм. НИИ ист., яз. и лит. М.: Гос. изд-во ин. и нац. словарей, 1956. С. 1271−1360.
  59. П. Н. Деепричастия и деепричастные конструкции в удмуртском языке. Удм. НИИ ист., экон., яз. и лит. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1959. 328 с.
  60. П. Н. Глагольные словосочетания // Словосочетания в удмуртском языке / НИИ при Сов. Мин. Удм. АССР- Под. ред. В. М. Вахрушева и Р. И. Яшиной. Ижевск, 1980. С. 38−123.
  61. А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Наука, 1956. 420 с.
  62. А. А., Кравецкий А. Г. Церковнославянский язык: Учебник для общеобразовательных учебных заведений, духовных училищ, гимназий, воскресных школ и самообразования. М.: РОПО «Древо добра», 2001. 288 е., илл.
  63. А. А. Удмурт кыл грамматика. I люкетэз. Фонетика, но морфология 5 но 6 классъёслы. Ижевск: Удмуртгосиздат, 1949. 207 б.
  64. К. А. Двухсотлетие удмуртской письменности и развитие науки и культуры в Удмуртской АССР // 200 лет удмуртской письменности: Сб. статей / Удм. НИИ ист., лит. и яз. при Сов. Мин. Удм. АССР. Отв. ред. В. М. Вахрушев. Ижевск: 1976. С. 5−14.
  65. А. Н. Краткая грамматика греческого языка: Пособие для уч-ся средних и высших учебных заведений. М.: «Греко-латинский кабинет» Ю. А. Шичалина, 2001. 199 с.
  66. А. Грамматика шведского языка. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.sweden4ms.nu/ms/info/grammatik/chastirechi3.asp#narechie
  67. Э. Учебник эстонского языка. Таллин: Эст. гос. изд-во, 1955. 310 с.
  68. Русская грамматика — Русская грамматика. Т I. Фонетика, фонология, ударение, интонация, словообразование, морфология / АН СССР. Ин-т рус. яз. М.: Наука, 1980. 784 с.
  69. Русский язык Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю. А. Караулов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Большая энциклопедия- Дрофа. 1997. 704 с.
  70. Е. М. Местоимения, категориально соотносительные с обстоятельственными наречиями, в системе ономасиологических средств выражения языковых смыслов // Культура народов Причерноморья. 2004. № 49. Т. 1. С. 197−200.
  71. . А. Историческая морфология пермских языков / АН СССР. Ин-т языкозн. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 392 с.
  72. Н. А., Пономарев Ф. Ф. Удмуртский язык. Грамматика и правописание для школ малограмотных. Ижевск: Удмгосиздат, 1934. 112 с. (на удмуртском языке).
  73. СКЯ — Современный коми язык: Фонетика, лексика, морфология / Под ред. проф. В. И. Лыткина. Коми филиал АН СССР. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1955. 312 с.
  74. СМЯ Современный марийский язык: Морфология / Марийский НИИ яз., лит. и ист. Йошкар-Ола: Map. кн. изд-во, 1961. 324 с.
  75. С. В. Пышкылон (звукоподражательной) кылъёс, но междометное // Вордскем кыл. 1996. № 4. С. 69−73.
  76. С. В. Пышкылон (подражательной) кылъёс // Туала удмурт кыл: Юрттйсь (служебной) вераськон люкетъёс: Студентъёслы дышетсконпособие. Азьпечатлос / Удм. кун ун-т. Ижкар: «Удмурт университет» книга поттон корка, 2004. 30−34-тй б.
  77. СРЯ Рахманова JL И., Суздальцева В. Н. Современный русский язык: Лексика. Фразеология. Морфология: Учеб. для студ. вузов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Аспект-Пресс, 2003. 464 с.
  78. В. С. Деепричастные наречия в коми языке: Автореф.. канд. филол. наук. Петрозаводск, 1951. 32 с.
  79. И. В. О первой научной грамматике удмуртского языка // Записки / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск: Удм. кн. изд-во, 1959. Вып. 19. С. 148−166.
  80. И. В. Служебные слова тюркского происхождения в диалектах удмуртского языка // Вопросы удмуртского языкознания / Удм. НИИ ист., экон., лит. и яз. при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск, 1975. Сб. ст. С. 169−190.
  81. И. В. Иноязычная лексика в современном удмуртском языке: Учебное пособие по лексикологии удмуртского языка для студентов высших учебных заведений / Удм. гос. ун-т. Каф. удм. яз. и лит. Ижевск, 1981. 105 с.
  82. И. В. Туала удмурт кыл лексикология (= Лексикология современного удмуртского языка). Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 1992. 140 с.
  83. И. В. Прилагательные, обозначающие степени качества в пермских языках // Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum Jyvaskyla 10.-15.8.1995. Jyvaskyla, 1996a / Pars III: Sessiones sectionum: Phonologia & Morphologia. C. 220−223.
  84. И. В. Удмурт кылын прилагательной тодметлэсь макем луэмзэ возьматйсь категория // Вордскем кыл. 1996 б. № 4. 67—70-тй б. •
  85. И. В. Прилагательные, обозначающие степени качества в пермских языках // Тараканов И. В. Исследования и размышления об удмуртском языке: Сб. ст.: Пособие для высших учебных заведений. Ижевск: Удмуртия, 1998. С. 216−220.
  86. И. В. Памятники удмуртской письменности // Удмуртская Республика: Энциклопедия. Ижевск: Удмуртия, 2000. С. 539— 540.
  87. И. В. К вопросу о классификации разрядов местоимений в пермских языках // Тараканов И. В. Удмуртский язык: становление и развитие: Сб. ст. Ижевск: Удмуртия, 2007. С. 113−119.
  88. Т. И. О суффиксах сравнительной степени в северозападных удмуртских диалектах // Вопросы финно-угорского языкознания: Грамматика и лексикология / АН СССР. Ин-т языкозн- Петрозаводский ин-т ЯЛИ. М.-Л.: Наука, 1964. С. 136−145.
  89. Т. И. Нижнечепецкие говоры северноудмуртского наречия // Записки / Удм. НИИ ист., экон., лит. и языка при Сов. Мин. Удм. АССР. Ижевск, 1970. Вып 21: Филология. С. 156−196.
  90. ТГСАЯ Иванова И. П., Бурлакова В. В., Почепцов Г. Г. Теоретическая грамматика современного английского языка: Учебник. М.: Высш. школа, 1981. 285 с.
  91. М. П. Наречия в современных мордовских языках. Автореф. канд. филол. наук. Тарту, 1969. 24 с.
  92. УРС Удмуртско-русский словарь: Ок. 35 000 слов / А. С. Белов, В. М. Вахрушев, Н. А. Скобелев, Т. И, Тепляшина- Под ред. В. М. Вахрушева / НИИ при Сов. Мин. Удм. АССР. М: Рус. яз., 1983. 592 с.
  93. Г. В. Структурные типы коми наречий // Материалы I Всероссийской научной конференции финно-угроведов «Узловые проблемы современного финно-угроведения» (Йошкар-Ола, Республика Марий-Эл, 1418 ноября 1994 г.). Йошкар-Ола, 1995а. С. 401−404.
  94. Г. В. Структурные типы коми наречий // Грамматика и лексикография коми языка / Тр. Ин-та яз., лит. и ист. Коми НЦ УрО РАН. Вып. 58. Сыктывкар, 19 956. С. 99−122.
  95. Г. В. К вопросу идентификации коми наречий // Congressus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum. Juvaskyla, 1996. Pars V. S. 30−35.
  96. Г. В. Первичные местоимения в пермских языках. Екатеринбург: УрО РАН, 2008. 427 с.
  97. Е. А., Андреева Л. .] О дефинициях деепричастий и их статусе в пермском и марийском языкознании // LU. 2010. — № 2 (XLVI). С. 102−111.
  98. Части речи. Электронный ресурс. Режим доступа: http ://referatiy a.ru/referaty/showreferat.php?referat=22 678
  99. Н. М. Фразеология современного русского языка. М.: Высшая школа, 1985. 160 с.
  100. А. А. Из «Синтаксиса русского языка» // Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку (Учение о частях речи). М.: Гос. учеб.-пед. изд-во мин-ва просвещения РСФСР, 1952. С. 29—138.
  101. И. А. Пропедевтическое изучение наречия как единицы языка и речи (Первая ступень двенадцатилетней школы). Электронный ресурс. Режим доступа: http://wvvw.mirrabot.com/work/work50731.html
  102. JI. В. О частях речи в русском языке // Избранные работы по русскому языку / АН СССР. М.: Гос. учеб.-пед. изд-во мин-ва просвещения РСФСР, 1957. С. 63−84.
  103. А. П. Сравнительно-историческая грамматика финно-угорских языков: (Становление системы падежей). Москва: «ГЛАС», 1997. 391 е., схемы, илл. * «
  104. И. В. Удмурт кылрадъян: Элементарная грамматика вотского языка. Ижевск: Удкнига, 1927. 87 б.
  105. Aminoff Т. G. Votjakin aane- ja muoto-opin luonnos. Julkaissut Yrjo Wichmann//JSFOu. 1986. 2 (XIV). P. 1−48.
  106. Batori I. Wortzusammensetzung und Stammensetzung im Syrjanischen mit Berucksichtigung des Wotjakischen. Ural-altaishce Bibliothek. Wiesbaden: Otto Harrasowitz, 1969. 170 S.
  107. Fuchs D. R. Uber die adverbialen Zahlworter im syrjanischen // FUF. 1913. XIII. S. 6−22.
  108. Fuchs D. R. Der Komparativ und Superlativ in den finnisch-ugrischen Sprachen//FUF. 1949. XXX. S. 147−230.
  109. MunkacsiB. А votjak nyelv szotara. Budapest, 1896. XVI + 758 1.
  110. Raun A. Zum Komparativ und Superlativ in den finnisch-ugrischen Sprachen//FUF. 1951. XXX. S. 376−389.
  111. Ravila P. Uber das finnisch-ugrische komparativsuffix // FUF. 1937. XXIV. S. 29−58.
  112. Wichmann Y Wotjakische Chrestomathie mit Glossar. Helsingfors, 1901. V+134 S.
  113. Wichmann Y Etimologisches aus den permischen sprachen//FUF. 1914. XIV. S. 81−120.
  114. Wichmann Y. Zur permischen grammatik // FUF. 1924. XVI. S. 146−163.
  115. Wichmann Y Wotjakischer Wortschatz. Aufgezeichnet von Yrjo Wichmann. Bearbeitet von T. E. Uotila und Mikko Korhonen. Herausgegeben von Mikko Korhonen. Helsinki, 1987 (LSFU). XXIII + 421 S.
  116. Wiedemann F. J. Grammatik der wotjakischen Sprache nebst einem kleinen wotjakisch-deutschen und deutsch-wotjakischen Worterbuche. Reval, 1851.390 S.
  117. Wiedemann F. J. Syrjanisch-deutsches Worterbuch nebst einem wotjakisch-deutsches im Anhange und einem deutschen Register. St.-Petersburg, 1880. XIV+ 692 S.
  118. Wiedemann F. J. Grammatik der syrjanischen Sprache mit Berucksichtigung ihrer Dialekte und des Wotjakischen. St.-Petersburg, 1884. 255 S.
  119. Wiedemann F. J. Grammatik der ersa-mordwinischen Sprache nebst einem kleinem mordwinisch-deutschen und deutsch-mordwinischen Worterbuch. St.-Petersburg, 1865.261 S.
  120. Veenker W. Verzeichnis der wotjakischen Suffixe und Suffixkombinationen. Hamburg, 1976. 81 S.1. Источники исследования
  121. Ал. Мир. Куж. Миронов А. С. Кескич ужзы // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 43−53.
  122. A. Увар. ПМкм. Уваров А. Н. Пересь Мадейлэн кылбураса мадемъёсыз. // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: — Удмуртия, 1991. С. 331−342.
  123. Б. Вахр. Шкк. Вахрушев Б. Шокчиз кысык кбрык // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 309−322.
  124. B. Смир. В. Смирнов В. Е. Вожвылъяськон // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 329— 343.
  125. Вуюись Вуюись: Альманах. (Туала егитьёслэн творческой ужъёссы) Ижкар, 2003. 112 6.
  126. В. Шир. Мк. — Широбоков В. Г. Мемилэн куараез // Выль дунне. Удмуртверос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 344 346.
  127. В. Шир. Лс. Широбоков В. Г. Льомпу сяськаяське // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989 С. 347−355.
  128. Г. Вер. Верещагин Г. Е. Вотяки Сарапульского уезда. СПб, 1889. Г. Дан. Уев. — Данилов Г. Д. Улмопу сяськаян вакытэ // Выль дунне
  129. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 19 911. С. 210−213.
  130. Г. Крас. Вю. Красильников Г. Д. Вуж юрт: Дилогия. Ижевск, 1976.412 сх.
  131. Г. Крас. Кмк. Красильников Г. Д. Кошкисез мед кошкоз // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 5−22.
  132. Г. Крас., Кч. Красильников Г. Д. Куиньмой чоже // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 22−32.
  133. Г. Крас., Ок. Красильников Г. Д. Оксана // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 32−39.
  134. Г. Мед., Яр. Медведев Г. С. Ярдурын // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 82—94.
  135. Г. Мед., Вд. Медведев Г. С. Выль дунне // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 100—113.
  136. Г. Мед. Л. Медведев Г. С. Лулпыжет // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 113−117.
  137. Г. Пер. Нз. — Перевощиков Г. К. Нимысьтыз задание // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 101−121.
  138. Ев. Самс. Арк. Самсонов Е. В. Арама кузя // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 285— 294.
  139. Ев. Самс. Сан. Самсонов Е. В. Солдатлэн анаез // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 294— 306.
  140. Ив. Дяд. Бк. Дядюков И. Т. Бадьпуос куашето // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 61−64.
  141. Иг. Гавр. Вп. Гаврилов И. Г. Вордйськем палъёсын. Ижевск: Удмуртия, 1988. 744 с.
  142. Иг. Гавр. Шп. — Гаврилов И. Г. Шудо пумиськон // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 209— 217.
  143. Иг. Гавр. Й. Гаврилов И. Г. Йыромон // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 220−238.
  144. Иг. Гавр. Г. — Гаврилов И. Г. Гвардеецъёс: Повесть, войны вылтй гожъям дневник, но гожтэтъёс / Дасяз А. А. Ермолаев. Ижевск: Удмуртия, 1993. 232 с.
  145. К. Герд, М. Кузебай Герд. Матй // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 10−19.
  146. К. Кул. С. Куликов К. И. Сэдык // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 245−261.
  147. К. Лом. ВэнО. Ломагин К. Е. Вождэ эн вай, Окыль // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 224−229.
  148. К. Лом. Пк. Ломагин К. Е. Пазьгиськем кизилиос // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 229−233.
  149. К. Митр. Сз. Кедра Митрей. Секыт зйбет. Ижевск: Удмуртия, 1973.148 с. К. Митр., В. — Кедра Митрей. Вожмин // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 29−38.
  150. М. Вор. Тв. — Воронцов М. С. Тонэ вити // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 189−208.
  151. М. Иван., Нмсбв. Иванов М. Нош мынам сад-бакчае вань // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 323−330.
  152. М. Кельд. Б. Матвей Кельдов. Бегентыло // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 65−81.
  153. М. Кон. Л. Коновалов М. А. Лйзи // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 118−140.
  154. М. Кон. Куов. Коновалов М. А. Кизилитэм уйёс бвол = Нет ночей без звезд: Роман, рассказы, статьи, воспоминания, письма / сост. Ж. М. Баранова, М. В. Иванова. Ижевск: Удмуртия, 2005. 360 е.: вкл. (На удм. и рус. яз.).
  155. М. Лям. Б. Лямин М. А. Бертон // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 178−184.
  156. М. Петр. Вп. Петров М. П. Ваче пинь // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 141−153.
  157. М. Петр. Вк. Петров М. П. Вить кышкасьтэмъёс // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 154— 166.
  158. М. Петр. Ш. Петров М. П. Шумпотон // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 166−177.
  159. Н. Байт. Ккул. — Байтеряков Н. С. Куинь кызьпуос улын // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 310−314.
  160. Н. Бел. П. Белоногов Н. Е. Пус // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 262−280.
  161. Н. Вас. Кта. Васильев Н. В. Кин тон, атай? // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 70−89.
  162. Н. Самс. Чач. Самсонов Н. Я. Чоръяло атасъёс Чуньышурын // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 177−182.
  163. Н. Самс. Канк. Самсонов Н. Я. Капка азяд ньыль кызьпуэд // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 182−190.
  164. Н. Самс. Бчв? Самсонов Н. Я. Бурмоз-а чигем вай? // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С.190−197.
  165. П. Куб. Т. Кубашев П. Н. Таня // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 234−244.
  166. П. Кул. Зч. Куликов П. В. Зарни чорыг: Повестьёс, веросъёс. Ижевск: Удмуртия, 1992. 224 с.
  167. П. Позд., Уск. Поздеев П. К. Утьыны сйзьым кырзан // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 154−168.
  168. П. Позд. ДОл. Поздеев П. К. Даньвыр Олексан // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 168— 177.
  169. П. Черн. Снн. Чернов П. К. Сйзьыл нуналэ нюлэскы // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 122−128.
  170. П. Черн. Мбзм. Чернов П. К. Мбзмон // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 128−138.
  171. П. Черн. Тп. Чернов П. К. Тбдьы пыдвыл // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 138−143.
  172. Р. Вал. Ча. Валишин Р. Г. Чырс аръян // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 40−48.
  173. Р. Вал. Уп. Валишин Р. Г. Узвесь пыры // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 48—57.
  174. С. Самс. В. Самсонов С. А. Вужер: Повестьёс. Ижевск: Удмуртия, 1989. 360 с.
  175. С. Самс., Мвс. Самсонов С. А. Можвайын вал со // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 58−69.
  176. С. Ших. Тув. С. Т. Шихарев. Тае ум вунэтэ. Ижевск: Удмуртия. 1965.96 с.
  177. С. Ших. М. Шихарев С. Т. Мина // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 254−270.
  178. С. Ших. Огыб. — Шихарев С. Т. Огпол ыбыса // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 271— 276.
  179. Т. Арх. Опп. — Архипов Т. А. Одйг пол приёмын // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 1 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1989. С. 185— 188.
  180. УД общественно-политическая газета «Удмурт дунне».
  181. Уль. Бадр. Млч. — Ульфат Бадретдинов. Map луоз чуказе: Веросъёс, но пьеса. Ижевск, 1991. 63 б.
  182. Ф. Пукр. М. Пукроков Ф. П. Макмыр // Выль дунне. Удмурт верос: Антология 2 / Дасяз Романова Г. В. Ижевск: Удмуртия, 1991. С. 281−295.
Заполнить форму текущей работой