0.1.Общая информация о согдийском языке.
Согдийский язык принадлежит к иранской группе индоевропейской языковой семьи1. Основным ареалом компактного проживания носителей этого ныне вымершего языка являлись долина реки Зеравшан, на территории которой расположены города Самарканд и Бухара, земледельческие оазисы, находящиеся к югу от этой долины с городами Кеш (Шахрисябз) и Нахшаб (Карши), район Ташкента, Ферганская долина и некоторые сопредельные области2. В терминах современной политической географии это соответствует части территории современного Узбекистана, Таджикистана, Казахстана и Кыргызстана. Современным потомком незасвидетельствованного согдийского диалекта верховий Зеравшана является ягнобскип язык, немногочисленные носители которого проживают в высокогорной долине реки Ягноб, входящей в.
1 Согдийский язык обычно относят к северо-восточной подгруппе восточноиранских языков. Относительно фонетических инноваций, постулируемых для восточноиранских языков, см. Оранский 1979: 129−130, Эдельман 1986: 66. Подтвердить существование этой группы на основании морфолого-синтаксических и лексических критериев пока не удалось (Эдельман 1986: 3). Единственной известной мне инновацией, постулируемой для северо-восточной подгруппы иранских языков, является распространение множественного числа с показателемt (Оранский 1979: 179), однако здесь мы, возможно, имеем дело с ареальным явлением (ср. вторичный показатель множествен, но го числаШ, обший для согдийского и ваханского языков, явно не объединяемых в одну подгруппу).
2 Точные границы ареала проживания согдийцев едва ли поддаются определению, как это обычно и бывает в случае вымерших языков. Наиболее надежным методом определения приблизительных границ этого ареала является анализ согдийской топонимии, сохраненной в ранненсламских источниках (см. Лурье 2004а). зеравшанскую речную систему, а также (в течении последних сорока лет) в Зафарабадском районе Согдийской области Республики Таджикистан.
Согдийский считается среднеиранским языком, поскольку подавляющее большинство письменных памятников этого языка относятся к первому тысячелетию нашей эры. Хотя значительное число согдийских текстов было обнаружено на родине согдийцев, еще большее их количество было найдено в оазисах Синьцзяна / Китайского Туркестана и в китайской провинции Ганьсу. Это связано с тем, что согдийские купцы контролировали торговлю на большом участке шелкового пути в VI-V1II веках н. э., что и обеспечило согдийскому языку статус лингва-франка Центральной Азии в указанный период3. Интересно, однако, что сравнительно немного согдийских письменных памятников можно отнести к числу деловых документов, тогда как большинство из них имеет религиозный характер и представляет огромный интерес для изучения буддизма, манихейства и христианства в Центральной Азии4. Арабское завоевание и исламизация согдийцев повлекли за собой постепенное прекращение согдийской письменной традиции, поскольку статус основного письменного языка в регионе на несколько веков закрепился за арабским. В последующий период, носители согдийского языка подверглись языковой ассимиляции, и большинство из них перешло на таджикский или на тюркские языки.
По своему грамматическому строю согдийский язык занимает промежуточное положение между древнеиранскими флективными языками и среднеиранскими языками с редуцированной флексией (такими, как среднеперсидский, парфянский и бактрийский). Согдийские именные лексемы могут различать до пяти форм внутри одной падежной парадигмы. Существует несколько классов склонения, отражающих как старые различия между классами иранских основ, так и разные модели редукции, зависящие от места ударения в прасогдийском. Важными грамматическими изоглоссами, объединяющими глагольную систему согдийского и хорезмийского, являются сохранение индоиранского имперфекта и инновативный перфект переходных.
3 Относительно роли согдийцев в торговле на Шелковом Пути, см. de la Vaissiere 2005. В целом о положении согдинцев в Китае см. dc la Vaissiere and Trombert 2005.
4 Обзор согдийских документов по жанрам и местам обнаружения можно найти в работах Лившиц и Хромов 1981; 350−368 и Gharib 1995: xviii-xxvii. глаголов, образованный от пассивных причастий с помощью вспомогательного глагола *darci (yci) — 'держать, иметь'. Согдийский язык сохранил богатую систему иранских наклонений, добавив к ним два новых, ирреалис и потенциалис. Несмотря на свою краткость, наиболее информативным очерком согдийской грамматики является Sims-Williams 1989а.
ОЛ.Обоснование темы.
Есть несколько факторов, повышающих практическую ценность исследования согдийской лексики в ее диахронном аспекте. Во-первых, согдийские тексты зафиксированы в четырех разных системах письма. Документы светского содержания, а также буддийские сутры, записаны «национальным письмом» (Sogdian Script, сокращенно S). Эта же система письма часто применялась и для записи манпхепских текстов, но вместе с тем, манихейские писцы использовали особое «манихейское письмо» (М), которым также записан ряд средпеперсидскпх и парфянских религиозных трактатов. Согдийские христиане обычно пользовались специальной разновидностью сирийского несторианского письма («христианское письмо», сокращенно С). Наконец, ограниченное число согдийских глосс к санскритским медицинским текстам записано письмом брахми (Sims-Williams 1996а). Тот факт, что одни и те же согдийские лексемы засвидетельствованы в нескольких системах письма, способствует реконструкции согдийской фонетики и фонологии, поскольку ряд фонетических противопоставлений отражается лишь в определенных письменных традициях.
Во-вторых, разнообразие литературных н религиозных традиций, известных из согдийских письменных памятников, коррелирует с существованием нескольких хорошо разработанных систем специальной терминологии. Поскольку буддийские, манихейские и христианские тексты на согдийском языке создавались в различных языковых сообществах (speech communities), контакты между которыми были зачастую минимальны, одна и та же лексема могла иметь разные спецальные значения в зависимости от типа текста. Так например, прилагательное утупо-видимому имело значение 'униженный, смиренный' в христианских текстах и 'жалкий, презренный' в текстах, принадлежащих буддийской и манихейской традиции (1.15). На это накладываются дополнительные стилистические различия, обусловленные влиянием языка оригинала на согдийские переводные тексты5. Поэтому, имея дело с малоизученной согдийской лексемой, всегда следует задаваться вопросом, имеем ли мы дело с ее общеязыковым или терминологическим употреблением. В свою очередь, анализ семантических переходов, наблюдаемых при специализации согдийской лексики, может оказаться полезным для исторической семантики в целом.
В-третьих, как международная торговля согдийских купцов, так и сложная политическая история Центральной Азии в древности и раннем средневековье, повлекли за собой многочисленные заимствования в согдийский из других языков Евразии. Так например, богиня Nny, чье имя отражено в большом количестве согдийских собственных имен, является адаптацией древнемесопотамской богини Нанаи, культ которой проник в Центральную Азию в ахеменидский период (Azarpay 1976). Одиннадцатый месяц согдийского календаря, jymtyc (М) / zymtyc (S), образован от имени греческой богини Деметры, и очевидно является заимствованием эллинистического периода (Sims-Williams and de Blois 1998: 152−153). Согд. xnyr (S, M), xyr 'кинжал' © заимствовано из языка сюнну или, возможно, из другого алтайского языка (Дыбо 2007: 85), а согд. 'fic'npS (S) / fcmpd © 'мир' исторически является композитом, содержащим скр. jambudvTpa-, обозначение индийского субконтинента (Sundermann 1982: 108−111). Изучение согдийской лексики в ее диахронном аспекте позволяет по-новому взглянуть на историю языковых контактов в Центральной Азии, что, в свою очередь, должно способствовать лучшему пониманию этнической и культурной истории этого региона.
0.2.Повизна н актуальность темы.
Несмотря на указанные выше факторы, следует указать на относительную неразработанность согдийской этимологии в современной иранистической литературе. Не существует этимологического словаря согдийского языка, который можно было бы сравнить с аналогичными трудами.
5 Наличие развитой терминологии в согдийских буддийских тексах побудило Д. МакКензи подготовить специальный глоссарий согдийско-санскрнтско-китайских терминологических соответствий (MacKenzie 1976: 162−219). по персидской (Horn 1893, Hiibschmann 1895), осетинской (Абаев 1958;1995), хотанской (Bailey 1979) и ваханской (Стеблин-Каменский 1999) этимологиям. Единственным сихронным справочным пособием по согдийской лексике (не считая глоссариев к отдельным текстам), является сводный глоссарий Gharib 1995. Не прпнижая достоинств этой работы, основанной на анализе подавляющего большинства опубликованных согдийских текстов, приходится признать, что ее нельзя рассматривать как словарь в полном смысле этого слова. В этой работе согдийские формы сгруппированы в леммы по принципу орфографической идентичностиэто означает, что одна и та же лексема, встречающаяся в манихейских и христианских текстах, пли два свободных орфографических варианта одной и той же лексемы часто фиксируются в разных частях глоссария. Переводы, приведенные в изданиях текстов, редко подвергаются обработке, и различия между основными и метафорическими значениями, или разница между общеязыковой семантикой и жаргоном определенных языковых сообществ, никогда не указываются эксплицитным образом. Формальным недостатком этой работы является также устаревшая транслитерация форм, записанных «национальным письмом». Хотя некоторые леммы глоссария Gharib 1995 содержат краткие указания на предлагавшиеся этимологии согдийских лексем, автор глоссария никогда не предлагает собственных этимологических решений и не указывает, ' какой из соперничающих этимологий следует отдать предпочтение.
Причины недостаточного внимания, уделявшегося в прошлом согдийской этимологии, имеют социологический характер. Изучение согдийского языка началось в начале двадцатого века, после того, как рукописи на этом языке были найдены в городищах и пещерах Восточного Туркестана, и было сосредоточено в тех научных центрах, куда были доставлены соответствующие письменные памятники. Тот факт, что основные коллекции согдийских рукописей рассредоточены по архивам и музеям пяти стран (Англии, Германии, России, Франции и Японии), при наличии более мелких коллекций в Китае, Финляндии и республиках Средней Азии, препятствовал созданию обобщающих работ до момента репрезентативной публикации архивных материалов. Поэтому ученые считали своей основной задачей идентификцию и публикацию доступных им согдийских текстов на протяжении всего двадцатого столетия. Эта задача не выполнена до конца и до сих пор, особенно в том, что касается обширной немецкой коллекции документов из Турфана, но объем опубликованных на сегодняшний день документов безусловно является репрезентативным, и это оправдывает переход к следующему этапу исследований.
С другой стороны, было бы преувеличением заявить, что исторические исследования в области согдийской лексики находятся в зачаточной стадии. Связь между согдийским и другими иранскими языками является достаточно близкой, чтобы оправдать использование сравнительно-исторического метода для языковой дешифровки и уточнения значений новых лексем. Поэтому большинство филологических изданий согдийских текстов (напр. Henning 1936, Benveniste 1940, 1946, MacKenzie 1970, 1976, Sims-Williams 1985b) использовали в той пли иной мере в своих комментариях и глоссариях данные родственных языков. Ряд грамматических очерков согдийского языка (напр. Gershevitch 1954а, Лившиц и Хромов 1981) содержат сводку общепринятых реконструкций в разделах, посвященных согдийской исторической фонетике, которая восстановлена достаточно надежным образом. В целом, можно сказать, что очевидные согдийские этимологии хорошо отражены в современной научной литературе, и без внимания исторических лингвистов в основном остались те лексемы, для объяснения которых необходимы нетривиальные семантические решения или допущение аналогических преобразований.
Задачи, связанные с изучением идиосинкратического пласта согдийской лексики, приобрели большую актуальность в последнее десятилетие в связи с появлением новых работ, посвященных реконструкции общеиранского лексического запаса. Здесь следует прежде всего упомянуть первые тома Этимологического словаря иранских языков (Расторгуева & Эдельман 2000;) и Этимологический словарь иранского глагола (Cheung 2007). Несмотря на разницу во взглядах на некоторые особенности праиранской фонетики, эти два словаря содержат сходный инвентарь реконструированных общеиранских лексем6. Полученные результаты сильно облегчают составление.
6 Расторгуева и Эдельман опираются на консервативную «бругмановскую» реконструкцию индоевропейской фонологической системы, тогда как Дж. Ченг, являясь представителем лейденской школы индоевропеистики, реконструирует «ларингал» *// < и.-е. */г7, *h2, *h3 на обшеиранском уровне. С другом стороны, Расторгуева и Эдельман отказались от традиционной реконструкции иранских рефлексов индоевропейских папатовелярных как /s/ и !/] и ввели для этимологических баз данных по отдельным иранским языкам. Вместе с тем, оба эти словаря естественным образом фокусируются на общих чертах иранской лексики и не ставят своей основной целью проследить идиосинкразии отдельных лексем в отдельных иранских языках. Поскольку ни один из упомянутых выше авторов не является специалистом по согдийскому языку, роспись согдийского материала в этих изданиях в основном была произведена на основании вторичных источников, в частности глоссария Gharib 1995. Насколько можно судить, большиство приведенных согдийских этимологий имеют компилятивный характерпредлагаемые оригинальные решения нуждаются в дополнительной проверке.
Другим важным фактором, позволяющим взглянуть по-новому на проблемы согдийской этимологии, является обнаружение и дешифровка бактрийских текстов, записанных курсивным письмом (Sims-Williams 2000, 2007). В то время, как пятнадцать лет назад наши знания о бактрийском языке практически ограничивались материалом одной монументальной надписи из Сурх-Котала, на сегодняшний день опубликованы около ста различных бактрийских документов, многие из которых превышают эту надпись по своей длине. Можно смело сказать, что бактрийский язык больше не является филологическим курьезом и может привлекаться для этимологических исследований в той же мере, как и другие среднеиранские языки. Анализ бактрийской лексики позволяет обнаружить ряд специфических изоглосс между бактрийским и согдийским языками на уровне синтаксиса, лексики и фразеологии, некоторые из которых разбираются в настоящей книге.
О.З.Методология исследования.
Резюмируя вышеизложенное, можно констатировать, что развитие согдийской филологии в сочитании с прогрессом, достигнутым в области сравнительно-исторической иранистики, создает благоприятные условия для того, чтобы перевести исследования согдийской лексики на качественно новый них новые обозначения */s/ и */z/. С точки зрения лексикографической практики, основным различием между двумя словарями является тенденция Расторгуевой и Эдельман к признанию большего количества омонимичных глагольных корней в праиранском (например, пяти корней V аг или десяти корней V clou). уровень. Задача создания согдийского историко-этимологического словаря, обсуждающего происхождение всего словарного фонда этого языка, а не только лексем с наиболее очевидными этимологиямп, может быть поставлена на повестку дня. Разумеется, как по своему объему, так и в силу того, что любой словарь неизбежно будет иметь частично компилятивный характер, эта задача не может быть решена в данной монографии7. Поэтому основной задачей моей работы является разбор отдельных лексем, историческое развитие которых не было убедительным образом объяснено в современной согдологической литературе. Вместе с тем, методологические принципы настоящего исследования являются темп же, на которых, с моей точки зрения, должен основываться и историко-этимологический словарь.
В отличие от сравнительного словаря языковой семьи, который неизбежно должен опираться на синхронные словари или глоссарии как на промежуточную ступень в представлении языкового материала, объектом исследования настоящей работы являются сами согдийские тексты, для интерпретации которых применяется филологический метод. Gharib 1995 используется лишь как указатель первичных источников, в которых встречается та или иная лексема. В тех случаях, когда определенные контексты подталкивают к семантическому анализу, отличному от дающегося в глоссарии Гариб, они приводятся в настоящей монографии. Цитаты всегда сопровождаются ссылками на последние филологические издания соответствующих текстов. Мой авторский перевод, разумеется, может существенным образом отличаться от переводов цитируемых изданий, хотя отличия прямо обсуждаются только в тех случаях, когда они являются значимыми для дальнейшего изложения аргументов.
Основным предметом данного исследования является установление генетических связей между согдийскими лексемами и лексемами родственных языков Сравнительно-исторический и типологический методы играют ключевую роль при этимологическом анализе, а также при определении.
7 Работа над согдийским этимологическим словаря была начата в 1990 году в университете Пизы (Provnsi 2005: 115) Заявленной прмежуточной целью данного проекта является «collection and reworking of the etymologies proposed thus far, with full reference to parallel forms in other Iranian languages». Только после публикации словаря можно будет судить о том, до какой степени он выйдет за рамки компилятивного источника. базового значения полисемичных лексем. Наличие хорошо разработанной общеиранской и общеиндоевропейской реконструкций обычно позволяет воздержаться от приведения длинных списков родственных слов и ограничиться указанием на их реконструируемую праформу и соответствующий этимологический словарь Исключение делается только в тех случаях, когда — отдельные рефлексы обнаруживают особую близость к согдийскому. Поскольку, как упоминалось выше, новые согдийские этимологии на современном этапе развития иранистики как правило являются семантически нетривиальными, особое внимание должно уделяться обоснованию постулируемых соответствий между значениями. За отсутствием обобщающей работы по типологии семантических переходов, часто приходится полагаться на известные типологические параллели из других языков, которые в таких случаях эксплицитно указываются в монографии.
0.4.Структура и формат исследования.
В главе 1 обсуждается двадцать согдийских лексем (или групп лексем), которые пока не получили убедительных этимологии, и предлагаются новые этимологические решения. В ряде случаев, выводы этой главы выходят за рамки собственно согдийской филологии «и имеют значение для исторической лексикографии других иранских языков. Разбору подвергаются как частотные лексемы с хорошо засвидетельствованными значениями, так и редкие согдийские формы, синхронная семантика которых зачастую является столь же неясной, как и их этимологии. В первом случае я отсылаю читателя к текстологическим ссылкам из словаря Gharib 1995, а во втором случае привожу и обсуждаю релевантные контексты.
Глава 2 посвящена малоизученной проблеме, находящейся на стыке согдийской этимологии и исторического синтаксиса, а именно истории арамейских гетерограмм в согдийских текстах. Хотя основным предметом исследования данной главы является эволюция значения арамейской гетерограммы ZY в согдийском, подробному разбору подвергаются также другие гетерограммы, использующиеся для выражения синтаксической связи, а также их согдийские соответствия. Выводы этой главы имеют значение не только для согдологии, но и для арамеистики, поскольку позволяют уточнить значение частицы zy в арамейском и дать новые интерпретации ряда арамейских контекстов.
Текстологический подход к согдийской этимологии и лексикографии развивается в главе 3. Основной задачей этой главы является интерпретация двух нестандартных согдийских текстов, предшествующие переводы которых нуждаются в серьезных уточнениях. Речь идет о письме от арабского эмира к правителю Пянджикента Деваштичу и о согдийском брачном контракте с прилагаемым гарантийным письмом. Основной причиной, затруднявшей работу предшествующих издателей этих текстов, было обилие лексики и фразеологии, отсутствующей в других согдийских жанрах. Работа по прояснению значений и происхождения этих элементов едва ли может быть отделена от интерпретации соответствующих текстов в целом, и поэтому мне показалось целесообразным представить их полные филологические издания.
Поскольку текст монографии естественным образом распадается на ряд лексикографических, синтаксических и текстологических эссэ, отдельная вводная глава, посвященная разбору предшествующей литературы, представляется неуместной. Вместо этого, история изучения отдельных проблем представлена непосредственно в соответствующих главах и разделах. В главе 1 прежние этимологии и сравнения, предлагавшиеся для отдельных лексем, обсуждаются в разделах, посвященных данным лексемам, до обоснования их новой этимологии. В главе 2 источниковедческой проблематике посвящены целиком раздел 2.1 и отчасти разделы 2.2−2.4. В главе 3 общая история изучения обсуждаемых текстов представлена в разделах 3.1.1 и 3.2.1, а источниковедческие замечания лексикографического характера разбросаны по комментариям к отдельным лексемам, оборотам и предложениям (разделы 3.1.4, 3.2.4 и 3.2.7). Краткий обзор первичных и вторичных источников по средненранскому семейному праву дается в разделе 3.2.8.
Уместно также сказать несколько слов о конвенциях транскрипции и транслитерации, принятых в настоящей работе. Как правило, реконструированные лексемы и формы новоиранских языков даются в транскрипции, тогда как формы древнеи среднеиранских языков (за исключением книжного пехлеви) даются в транслитерации. В тех случаях, когда необходимо указать транскрипцию формы или лексемы, принадлежащей одному из языков второй группы, она специально обозначается знаками фонологической транскрипции /.,./8. Следует специально оговорить, что форма в транскрипции, помеченная астериском, означает результат диахронной реконструкции, а форма в транслитерации, помеченная астериском, указывает на синхронную реконструкцию незасвидетельствованного члена парадигмы или графического варианта. Двойной астериск обозначает несуществующие формы. Для обозначения реконструированных индоевропейских, индоарийских и общеиранских корней используется знак V.
В целом, транскрипции новоиранских языков следуют нормам Международной Иранистической Транскрипции (см. подробнее Эдельман 1963), но следует иметь в виду, что сокращение перс, обозначает классический персидский язык, а не современный фарси. Для транскрипции книжного пехлеви применяется система словаря MacKenzie 1971. Транскрипция реконструированных иранских и индо-иранских лексем в основном следует принципам, изложенным в работе Эдельман 1986. Индоевропейские формы даются в «бругмановской» реконструкции, но с рядом модификаций, наиболее существенной из которых является допущение трех «шва» (Э/, дг, зД соответствующих трем вокализованным «ларингалам» современной западноевропейской традиции.
Что касается транслитерации, я не предпринимал никаких попыток ее унификации и, как правило, следовал системам, применяемым в современных изданиях текстов на соответствующих языках. В частности, я использовал «хофманновскую» транслитерацию для авестийского (см. Kellens 1989: 33) и транслитерацию древнеперсидского, принятую в последних работах Рудигера Шмитта (напр. Schmitt 1991). Среднеперсидские формы, записанные письмом пехлеви и манихейским письмом, помечаются символами (Р) и (М) соответственно. Символы (S), (М) и © используются для обозначения различных систем письма, принятых у согдийцев (см. раздел 0.2)9.
8 Другим употреблением символа / в настоящей работе является разделитель чередующихся членов парадигмы или элементов пропорции. В тех случаях, когда употребление разделителя / радом с транскрибированными формами создавало бы визуальные неудобства, в качестве разделителя у потребляется двоеточие.
9 Я отказался от отдельного обозначения буддийских текстов, записанных «национальным письмом», знаком (В), поскольку нет никаких оснований полагать, что во всех буддийских текстах систематически применялись орфографические конвенции, отличающие их от всех.
Транслитерация согдийского «национального письма» в целом следует системе Симс-Уильямса, с последовательным различением знаков <х> и <у> во всех позициях, но конечный показатель женского рода маркируется как арамейская гетерограмма-Я, согласно предложению Wendtland 1998.
Цитаты из согдийских и других древневосточных текстов, пронумерованные в тексте монографии, всегда сопровождаются ссылками на первичные и вторичные источники. При адресации согдийских первичных источников, я старался придерживаться аббревиатур из электронного корпуса согдийских текстов, подготовленного Николасом Симс-Уильямсом и находящегося в открытом доступе как часть индоевропейской текстовой базы данных TITUS (http://titus. uni-frankfurt.de/texte/etcs/iran/miran/sogd/sogdnswc /sogdn.htm). В случае документов из берлинской турфанскои коллекции, не имеющих общепринятой и однозначной аббревиатуры, указываются их современные инвентарные номера серий So, М и С (для текстов, зафиксированных соответственно в «национальной», манихейской и христианской орфографии). Сокращение SghS указывает на тексты, изданные в работе Yakubovich and Yoshida 2005 (относительно их нумерации, см. ibid: 240 241).
Поскольку настоящая монография может оказаться интересной для широкого круга иранистов, а не только для лиц со специальным лингвистическим образованием, я постарался воздержаться от чрезмерного употребления лингвистических терминов, ограничившись только теми из них, которые должны присутствовать во вводном лингвистическом курсе для студентов-востоковедов. Так например, в главе 2 не используется термин клауза в значении 'простое предложение', хотя его использование могло бы упростить структуру изложения этой главы. Напротив, данное существительное используется в главе 3 в значении 'положение юридического документа', более известном для не-лингвистов. По моему глубокому убеждению, простота и доступность изложения весьма важны для работ по гуманитарным наукам, даже если эзотерический объект исследования сужаег круг их читателей. других текстов, записанных в той же системе письма. К тому же, обозначение (В) выглядит более логичным в случае согдийских глосс, записанных письмом брахми.
0.5.Теоретическая и практическая значимость монографии.
Теоретическая ценность работы для исторических лингвистов, чьи основные научные интересы лежат за пределами иранского языкознания, имеет два аспекта. С одной стороны, семантические изменения согдийских лексем, обсуждаемые в настоящей монографии, вносят свой скромный вклад в накопление наших знаний о типологии диахронной семантики в языках мира. С другой стороны, нетривиальное семантическое и синтаксическое развитие арамейских гетерограмм внутри согдийского представляет собой весьма яркий и, можно сказать, экстремальный случай языковых изменений в языке, не передающемся естественным образом (non-natively transmitted language).
Введение
этих данных в научный обиход может помочь в ответе на вопрос о том, до какой степени изменения в языке традиции и эволюция живого языка могут быть описаны в рамках одной и той же модели.
С точки зрения ираниста, основная ценность настоящего исследования является достаточно очевидной. Если предложенные здесь переводы и этимологии верны, они способствуют лучшему пониманию согдийского языка, как в синхронном, так и в диахронном аспекте. К этому можно добавить, что работа по уточнению значений согдийских лексем имеет прямые следствия для (и не должна вестись в отрыве от) экстралингвистической интерпретации согдийских текстов. В целях иллюстрации этого положения, филологические издания согдийских письменных памятников в главе 3 сопровождаются комментариями историко-антропологического характера (разделы 3.1.5−6 и 3.2.8) Анализ нетривиальной лексики, встречающейся в проанализированных документах, позволил мне уточнить картину арабского завоевания Центральной Азии и выдвинуть новые гипотезы, касающиеся развития юридической традиции в данном регионе в доисламский период.
Наконец, следует еще раз подчеркнуть, что данная монография может рассматриваться как апробация проекта согдийского историко-этимологического словаря. Я постарался показать, что история согдийского I языка не покрывается адекватным образом существующими лексикографическими источниками, и что текстологический подход позволяет добиться результатов, которые ускользают при простой росписи глоссариев. Это, разумеется, не означает, что подобное исследование должно противопоставляться проектам создания сравнительных словарей больших семей, на которых специализируется Московская Компаративистическая Школа. Скорее, оба типа словарей должны дополнять друг друга, причем работа по сравнению основного лексического фонда языковой семьи логически предшествует исследованию происхождения «проблематичных» лексем в конкретных языках. В данном случае, можно только выразить удовлетворение тем, что моя работа может опираться на двухвековую традицию сравнительного-исторического изучения иранских языков.
0.6. Апробация монографии. Благодарности.
Основная часть черновой, исследовательской работы, на которой основана настоящая монография, была проведена в 2000;2004 гг. Ее завершение едва ли было бы возможно без содействия коллег — специалистов по Центральной Азии. В первую очередь, следует упомянуть бескорыстную помощь Вернера Зундермана (Берлин), пригласившего меня на стажировку в Берлинско-Бранденбургскую Академию наук (апрель-декабрь 2002 г.) и создавшего оптимальные условия для моей работы в Берлине, где я имел возможность ознакомиться с неопубликованными согдийскими текстами из Берлинской Турфанской Коллекции. Одним из результатов моей работы в Берлине явилась публикация согдийских фрагментов буддийского трактата Smnghatasfitra (Yakubovich & Yoshida 2005). Фрагменты нашей совместной работы с Ютакой Есидой (Кобе-Киото), приведенные в настоящей монографии, отражают мой личный вклад в изучение этого текста, однако работа в целом не могла бы быть завершена без сотрудничества с моим соавтором. Наконец, я должен выразить свою признательность Анне Владимировне Дыбо (Москва), согласившейся осуществлять научное руководство моей диссертацией по переписке и оказавшей решающее влияние на становление окончательной структуры монографии.
Многие этимологии, приведенные ниже, обсуждались с Владимиром Аароновичем Лившицем (Санкт-Петербург), Николасом Спмс-Уильямсом (Лондон-Кембридж) и Мартином Шварцем (Беркли). Франц Грэнэ (Париж) консультировал меня по вопросам, связанным с историей и культурой согдийцев. Мой друг Павел Борисович Лурье (Санкт-Петербург) был внимательным читателем и беспристрастным критиком большинства моих иранистических статей, а также сделал много ценных замечаний по рабочей версии монографии. Томас Грано (Чикаго) оказал мне профессиональную помощь как китаист. Разумеется, никто из вышеперечисленных лиц не несет ответственность за возможные ошибки, допущенные в настоящей работе.
Предварительные результаты исследования были представлены на следующих научных форумах: 211-ая ежегодная сессия Американского Общества Востоковедов (Торонто, март 2001 г), конференция «Иранистика в Европе: вчера, сегодня, завтра» (Грац, февраль 2002 г.), 212-ая ежегодная сессия Американского Общества Востоковедов (Хьюстон, март 2002 г.), конференция «Turfan Revisited / 100 лет изучения искусства и культуры Шелкового Пути» (Берлин, сентябрь 2002 г), 5-ая Международная Конференция по Иранистике (Равенна, октябрь 2003 г.), 214-ая ежегодная сессия Американского Общества Востоковедов (Сан-Диего, март 2004 г.), 37-ой Международный Конгресс Востоковедов (Москва, июль 2004 г.). Отдельные части монографии основываются на предварительных публикациях Yakubovich 2002а, Yakubovich 2002b, Yakubovich 2004, Yakubovich 2005 и Yakubovich 2006.
1. Этимология и лексикография10.
1.1. 'ns'yp- 'собирать, концентрироватьхоронить'.
Согдийский глагол 'ns'yp- (S) [ansep], встречающийся в буддийских и магических текстах, обычно считается той же лексемой, что и 'syp- © 'хоронить' (импф. msyp-). Значение 'sypв христианских текстах установлено с полной достоверностью, но, как это ни странно, значение 'ns'yp- (S) остается предметом спекуляций. Ниже приводятся релевантные контексты глагола 'ns'yp- (S) и его именного производного 'ns'yp (S).
1) Р 3 265−267, Benveniste 1940: 71 rty=svv w’nw ryz-'y KZNH ZY 'Py'tr L'.
CONN=3to.ACC так хотеться-iSG.OPT чтобы больше не w’r-'t rty pts’r ZKw p’sty-t pr’yP’k дождить-3 S G. S В J V CONN снова ART дощечка (7).РЬ облако sxw-'y ZYZKwsnkt rt=sw 'ns'yp-y y6paTb-3SG.OPT и ART камень. РЬ CONN=oh.ACC xopoHHTb-3SG.OPT.
Если) хочется, чтобы дождя больше не было, тогда нужно убрать дощечки (?) с облаками и камни и похоронить их.
2) Р 3 275−277, Benveniste 1940: 71 rt=xw m’yS rwiii S’wn 'ps-Pr'yc xyp5 myz-y pr’yw 'yw CONN=ART jtot. OBJ снадобье с овца-лопатка свой мозг-GEN вместе один wy’kHptr’y5 rty=sw ZKw x’n’k-yH 'ns'yp-'y место перемсшать. ЮТ CONN=oh АСС ART дом-OBL хоронить-38С.ОРТ.
Если хочется, чтобы засияло солнце),. нужно перемешать это снадобье с костным мозгом из лопатки овцы и захоронить это в доме.
10 Лексемы, обсуждаемые в настоящей главе, рассортированы в условном алфавитном порядке. В качестве критерия для сортировки избраны согдийские формы, выступающие в заглавиях разделов и наглядно иллюстрирующие их содержание. Там. где это возможно, для заглавий отбирались формы, отражающие «национальную» согдийскую орфографию.
3) Vim. 74−76, MacKenzie 1976, I: 24.
PZYZK wyspw wkry wx’rs’k p5kH 'pst-k'r'k и ART весь вид освоожденне закон помощь-деятель.
PZYZNH ctp’r wkry’ns’yp 'psrvvkyH и DET. PROX четыре вид привлекательность певица.
Все законы освобождения — это (его) помощники, и четыре вида привлекательности — (это) его певицы.
— (4) Dhu. 274−275, MacKenzie 1976, 1: 48й rty ywn’yS 5yn-5'r k’m-t nyzy-'y ZKZY.
CONN сразу вера-обладатель xoTeTb-3SG.PRS Bbiiini. PRES-INF REL mil' 8rxwsk-y f3w-t rty ZKw p’zn я. OBJ V4eHHK.NOMcTaTb.PRES-3SG.IND CONN ART мысль ns’yp-t ZKw 'rt'wspy ywxs-ty cocpcдoтoчить-ЗSG.PRS ART праведный v4mtcm-3SG.PRS.
И сразу же благочестивый человек хочет выйти (из дома) чтобы стать моим учеником, сосредотачивает (свою) мысль и учится праведному .
Контексты (1) и (2) принадлежат магическому ритуалу по вызыванию дождя. На момент издания этого текста, Бенвенист был видимо не знаком с 'syp- © 'хоронить', чем и объясняется его первоначальная неуверенность при переводе 'ns'yp- 'собрать (?), применить (?)'. Впоследствии, Бенвенист признал, что 'похоронить' является наиболее естественным переводом 'ns'ypв обоих примерах (Benveniste 1955: 308). Для того, чтобы прекратить дождь, вызванный магическими средствами, нужно просто захоронить соответствующие орудия магии. Для непосвященного несколько сложней уяснить, каким образом захоронение костного мозга овцы может заставить сиять солнце, но в целом подобное действие не представляется невозможным в магическом ритуале. С другой стороны, можно только позавидовать интуиции французского ученого, который первоначально предложил перевод 'собрать' в (1). Хотя этот перевод является неточным в данном контексте, он отражает основное значение рассматриваемого глагола, как мы увидим ниже.
Сложнее понять, почему МакКензи проинтерпретировал 'ns'ypкак 'to envelop' в контекстах (3) и (4), принадлежащих буддийским сутрам, переведенным на согдийский с китайского. Хотя китайская версия Vimalakirtinirdes3cisfitra упоминает четыре вида привлекательности (MacKenzie.
11 Ср. также сходный контекст в Dhu. 45- MacKenzie 1976: 36−37.
1976, П: 33), МакКензи заменяет их таинственными «four kinds of envelopment» в согдийской версии, ссылаясь на писцовую ошибку. Равным образом, сложно уяснить, зачем нужно «завернуть» свою мысль чтобы внять чему-то праведному в (4). В обоих случаях перевод МакКензи представляется совершенно необоснованным12.
К счастью, недавно найденная китайская версия трактата DhUtasUtra позволяет установить надежный эквивалент согдийского 'т'ур-ъ. Это Jp, с базовым значением 'собирать', которое можно также переводить как 'концентрировать' с ментальными объектами. Данный глагол используется в своем последнем, техническом значении в сочинении Dhfitasfitra, но его базовое значение восстановимо на основании производного имени 'ns'yp в (3). Четыре вида «привлекательности» — это четыре стратегии используемые бодхисатвоп для собирания / привлечения последователей, которых он должен повести по пути освобождения от привязанностей. «Певицы» являются в данном случае осмысленной, хотя и несколько банальной метафорой.
Таким образом, остаются два базовых значения, 'собирать' и 'хоронить'. По моему мнению, соотношение между этими значениями может быть прояснено в общем контексте зороастрийской культуры. Похоронить человека у зороастрийцев Средней Азии означало собрать его кости в оссуарип14. Семантическое развитие 'собрать' > 'похоронить' является столь же.
12 Ошибочная интерпрерация МакКензи возможно повлияла на этимологический анализ согд. 'ns'ypв Cheung 2007: 129, где jTa основа связывается с нр. V hap 'to keep, observe'. Следует однако заметить, что даже если принимать интерпретацию МакКензи, данное сравнение является семантически произвольным, морфологически далеким и фонетически неточным. Каузативная основа V hap, требующаяся для объяснения вокализма согд. 'ns'yp-, больше нигде не засвидетельствована в иранских языках, а согласная -.ув этой согдийской основе может быть выведена из V hop лишь по аналогии с другими, незасвидетельствоваными формами, в которых переход *h>i произошел по «правилу руки». Ср. Cheung 2007: 452, где принимается предложенная здесь этимология (со ссылкой на Yakubovich 2002а).
13 Подробнее о значении этого китайского манускрипта, см. Yoshida 1996.
14 Ср. согдийское слово для «могилы' 'sks'kw (S) / sqsv ©, которое, согласно Gershcvitch 1975, этимологически представляет собой зороастрийский технический термин «that which has a bone-pit». естественным в этом культурном ареале как и развитие 'закопать' > 'похоронить' в ареалах с распространенной ингумацией15.
Что касается этимологии данного глагола, скр. sam-ksep- 'сваливать в кучу' (от V ksep 'бросать') является безупречным соответствием Sogd. 'ns'yp-. Новейший этимологический словарь санскрита связывает скр. V ksep с ав. V xsuuib 'шататься, вибрировать' (Mayrhofer 1992;, 1. 437), но это сравнение не является удовлетворительным ни с фонетической, ни и с семантической точек зрения. По всей вероятности, мы имеем дело с двумя различными индоиранскими корнями: л/ *csip 'бросать' и V kswib 'шататься', которые иногда могли смешиваться друг с другом (как вед. ksipra- 'быстрый', так и ср.-перс. §-ёЬ- 'быстро двигаться' могут являться результатом их контаминации). Согдийский материал является ключевым для разделения этих двух корней.
Заключение
.
Инвариантом исследований, отраженных в представленной работе, является применение этимологического анализа к решению различных проблем согдийской филологии. Первая глава содержит двадцать этимологических эссэ, вторая глава посвящена историческому синтаксису арамейских гетерограмм в согдийском языке, содержанием третьей главы являются комментированные издания двух согдийских текстов. Представляется уместным, наряду с резюмированием достигнутых результатов, обратить особое внимание на взаимосвязь этимологического анализа и синхронного описания согдийской лексики, а также на роль изучения отдельных лексем для решения общих проблем согдийской грамматики и текстологии и сравнительного иранского языкознания.
Первая глава в основном посвящена разбору согдийских лексем спорного происхождения, а также иногда неясной семантики. Предложены и детально обоснованы новые этимологии для следующих лексических единиц: 'ns'yp- 'собирать, концентрироватьхоронить', 'ps'ynk- 'пестрый', 'pt'r-'обдирать', 'rw'st (')k 'установленный, зафиксированный', 'rwynt- 'размягчать, массировать', (')styw 'хотя, даже если', 'tsy'kH 'прелюбодеяние', 'ykr'sn '(имя собственное)', доел, «монарх, самодержец», 'упд ('у) 'фрейлина', ргк’уг-' пренебрегать', c’P® 'quantum', d (')wsy 'сосед', drfi- 'дрожать', Sstfl’r 'поручение, мандат', у’ткуп 'богатый', утр- 'угнетать, беспокоить', ywty 'очень, в большой степени', prt 'занавес, полотнище (vel sim.)', ptfr’w- 'всплывать в памятивспоминать, напоминать', sy- 'казаться'. При этом были предложены новые переводы 'rwynt- 'размягчать, массировать', ywty 'очень, в большой степени' и prt 'занавес, полотнище (vel sim.) а у лексем 'ns'yp- 'собирать, концентрироватьхоронить', 'ps'ynk- 'пестрый', 'упд ('у) 'фрейлина', firfi-'дрожать' и ptfr’w- 'всплывать в памятивспоминать, напоминать' и sy-' казаться' были обнаружены новые оттенки значений или наоборот было выбрано наиболее подходящее значение из нескольких имевшихся альтернатив.
При анализе лексики малоизученных языков ученые полагаются в первую очередь на данные билингв (разумеется, если они имеются), во вторую очередь на комбинаторный метод и только в последнюю очередь на сравнительно-исторический метод. Это общее методологическое положение не должно, однако, перечеркивать тот факт, что именно этимологический подход может оказаться решающим при дешифровке лингвистических систем с установленными генетическими связями. Так например, хотя начальный этап дешифровки древ неперсидских и микенских текстов был осуществлен на основании чисто комбинаторных методов, только сравнение с авестийскнм/среднеперсидским и с классическим греческим позволило перейти от понимания отдельных слов и формул записанных древ неперсидской клинописью и линейным письмом Б к полноценному чтению текстов. Напротив, дешифровка языка линейного письма А, по-видимому не имеющего близких родственников, остановилась как раз на том этапе, когда возможности комбинаторного метода оказались исчерпанными.
В случае согдийского языка, понимание которого облегчается большим количеством переводных текстов, сравнительно-исторический метод является не столь важным для синхронного анализа. Тем не менее, этимологические соображения оказались существенными для обоснования значения ряда лексем рассмотренных в главе 1. Несмотря на то, что семантика глагола 'rwyntв переводном согдийском тексте приблизительно определяется исходя из китайского оригинала, предшествующие исследователи предпочли толковать его этимологически, объясняя несоответствие с китайским писцовой ошибкой. Отправной точкой моих рассуждений было принципиальное несогласие с методологией Бенвениста и МакКензи (см. 1.5), но поскольку дискуссия уже была перенесена в историческую плоскость, я не мог обосновать наиболее очевидный перевод 'размягчать, массировать' для 'rwyntиначе, как предложив для этого глагола альтернативную этимологию, которая лучше согласуется с его китайским эквивалентом.
Сравнительно-исторический подход является не только дискурсивно оправданным, но и логически необходимым при выделении согдийского наречия ywty 'очень, в большой степени'. Синхронный анализ словоформ, традиционно относимых к согд. /xute/ 'сам', выявил две независимых аномалии: семантически аномальное употребление ywty в текстах, записанных «национальным письмом» и фонетически аномальную форму xwty в христианских текстах. При этом, «христианское» xwty употребляется в идиоматическом сочетании, не позволяющем судить о его прямом значении, а «национальное письмо» нейтрализует фонологическую оппозицию между /xute/ и /yule/. Основным аргументом в пользу объединения фонетически и семантически аномальных форм в одну лемму является возможность возведения /yute/ 'очень' к иранскому корню V gau 'расти'.
Уточнение структуры значений согдийских лексем при помощи исторических аргументов может также иметь как субъективную (социологическую), так и объективную (логическую) мотивацию. В случае 'ps'ynk- 'пестрый', этимологический метод используется для защиты значения этой лексемы, установленного филологическими методами, от необоснованных спекуляций ряда иранистов. Напротив, в случае 'ns'yp- 'собирать, концентрироватьхоронить', лишь исторический анализ позволяет понять, что мы имеем здесь дело с полисемичным глаголом, а не с двумя омонимами. Значения 'собирать' и 'хоронить' никак не связаны в буддистской и христианской традициях, внутри которых были созданы релевантные согдийские тексты, однако достаточно близки в традиции зороастризма, исповедовавшегося основной массой согдийцев.
Вместе с тем, большинство лексических этимологий, рассмотренных в главе 1, опираются на независимо установленные значения рассматриваемых лексем и не требуют их ревизии. Этот обнадеживающий результат свидетельствует о здоровом состоянии согдийской лексикографии. Несомненно, создание этимологического словаря согдийского языка повлечет за собой переосмысление дополнительного лексического материала, однако этот процесс едва ли затронет основной лексический запас и будет в основном касаться редких лексем.
Отдельно следует коснуться тех случаев, когда выводы главы 1 выходят за рамки собственно согдийской этимологии. Связи глаголов утр- 'угнетать, беспокоить', ptfr’w- 'всплывать в памятивспоминать, напоминать' и sy-' казаться' хорошо установлены внутри среднеиранского, и новые этимологии развивают их общеиранскую или общеиндоевропейскую реконструкции. Поэтому они релевантны не только для согдийского, но и для парфянского, бактрийского, хорезмийского и хотанского языков. В особенности, это касается глагола утри родственных лексем, исторический анализ которых позволил постулировать новый звуковой закон, касающийся среднеиранских консонантных кластеров. В случае Sst/3'r 'поручение, мандат', согдийские данные проливают новый свет на происхождение зороастрийского титула dastiir в среднеперсидском и классическом персидском.
Многие из разделов главы 1 содержат дополнительные этимологии, которые, как правило, являются более тривиальными, чем этимологии лексем, упомянутых в заглавиях разделов, но тем не менее как будто бы не предлагались в предшествующей литературе. Промежуточным шагом при этимологическом анализе у’ткуп 'богатый' было возведение согд. уту-'униженный, смиренный' к иранскому корню A gam 'жать, сжимать'. Рассмотрение возможных форм drfi- 'дрожать' привело к объяснению загадочного сочетания L' pd’rpt как формы аллегро от потенциалиса/,'/?<5 'rt fiwt 'не может сохраниться'. Побочным результатом анализа употребления глагола глагола sy- 'казаться' явилось установлениу этимологии существительного tr’nxw злоба, с которым syвстречается в одной синтагме. Эти и другие примеры заслуживают рассмотрения в отдельных словарных статьях согдийского этимологического словаря, однако выделение их в отдельные разделы монографии представляется нецелесообразным.
Вторая глава представляет собой исследование, находящееся на стыке этимологии, исторической лексикографии и исторического синтаксиса. В ней рассматриваются три основные функции арамейской гетерограммы ZY, которая может употребляться в согдийских текстах как разделительная частица (ир. *uti), сочинительный союз (ир. *uta-nti) и подчинительный союз (ир. *ata-uti). Ни одна из этих трех функций не сводима к функции zy в арамейских диалектах, где эта лексема употребляется для выражения подчинительной связи внутри именных словосочетаний, а также как относительное местоимение. Тем не менее, удается показать, что синтаксис согдийского ZY представляет собой результат переосмысления (re-analysis) синтаксиса арамейского zy согдийскими писцами. Это, в свою очередь делает излишними спекуляции относительно развития согдийской гетерограммы из так называемого «эксплетивного zy» в имперском арамейском.
Развитие гетерограммы ZY в согдийском прошло через два существенных этапа. Следует отличать ее первоначальную реинтерпретацию в двуязычном эпиграфическом сообществе от последующей эволюции ее функции, движущей силой которой выступали уже собственно согдийские писцы. Первый феномен отразился, например, при переосмыслении арамейского сочетания zk zy, доел, «тот который», как эквивалента согдийского относительного местоимения, а второй дает себя знать при постепенном обобщении ZY в функции сочинительного союза за счет более архаичной гетерограммы 'PZY. В первом случае мы имеем дело с процессом установления структурных соответствии между арамейскими и согдийскими граммемами, во втором случае, смешение двух гетерограмм отражает лишь фонетическое развитие согдийского языка (смешение рефлексов ир. *uti и *uta-uti вследствие синкопы).
Оба типа графической эволюции являются плохо изученными, но в особенности это относится ко второму типу. Первый процесс, вероятно предшествовавший фонетизации согдийского письма, можно сравнить с реструктуризацией ахеменидского эламского, который описывается в ряде работ как «аллоглоттографическая» система. Второй процесс не имеет хорошо описанных близких параллелей. Развитие арамейских гетерограмм в согдийском на втором этапе представляет собой разительный пример морфосинтаксической эволюции лингвистической системы, не передаваемой естественным путем (non-natively transmitted system).
Социолингвисты и исторические лингвисты традиционно оперируют метафорой «языковой смерти», одной из популярных интерпретаций которой является невозможность структурных изменений в языке традиции. Такая интерпретация, однако, очевидным образом ошибочна: говоря о фонетических изменениях, достаточно упомянуть произношение лат. centum '100' как t*entum/ в итальянской и /Dentum/ в испанской литургических традициях. Разумеется, подобные изменения имеют контактно обусловленный характер, и то же самое относится к эволюции арамейских гетерограмм в центральной Азии. В случае латинского языка, контактное происхождение палатализации очевидно для широкого круга лингвистов, но в случае арамейского и согдийского, выяснение механизмов конвергентного развития потребовало специального исследования.
Принципиальная возможность эволюции «мертвых» языков позволяет в перспективе пересмотреть статус ряда лингвистических систем, для которых традиционно предполается естественная передача. С точки зрения ираниста, это в первую очередь касается авестийского языка, который зафиксирован в нескольких формах, в разной степени отстоящих от общеиранского. Вместе с тем, попытки географической локализации компактного авестийского языкового сообщества в историческую эпоху пока не увенчались успехом. Поскольку, исходя из культурно-исторических соображений, некоторые авестийские тексты не могли быть составлены до ахеменидского периода, можно предположить, что они были сочинены на сакральном языке, передаваемом от наставника к ученику в среде зороастрипского жречества. Иными словами, авестийский язык в древнем Иране возможно развивался также как и санскрит в древней Индии, с той разницей, что индийские брахманы обращали большее внимание на фонетическую нормализацию языка традиции.
Следует, однако, подчеркнуть, что ни анализ эволюции арамейских гетерограмм, ни дальнейшие гипотезы социолингвистического характера не были бы возможны без предварительной работы по прояснению происхождения согдийских грамматических элементов и служебных слов. К числу оригинальных этимологических гипотез, выдвинутых в главе 2, относятся выведение согд. c’n’kw /сапо/ из наречия *са 'как', в сочетании с местоименным суффиксомпака-, объяснение согдийского союза kdwty как результата контаминации *kaS-ofi 'если, когда', и *ka0−6li 'как, когда' и реконструкция наречий т '<5 и т 'уд как соответственно *та-ава и *ima-iOa. Более фундаментальную роль в моей аргументации играют новые синтаксические гипотезы, такие как аналогическое распространение сочинительного союза *iita-uti 'и' для выражения сочинительной связи внутри словосочетания или подчинительного союза *ata-uti 'чтобы' для подчинительной связи между главным предложением и • придаточным изъяснительным. Важной предпосылкой для их формулировки явилось типологическое сравнение между согдийским и бактрийским языками, и некоторые из моих результатов вносят новый вклад в понимание бактрийского исторического синтаксиса.
Ряд выводов главы 2 получил прямое или косвенное подтверждение из независимых источников. Примером прямого подтверждения одной из MOirx гипотез является обнаружение гетерограммы 'Р, выступающей как эквивалент согдийского рефлекса иранского *uta 'и' в недавно обнаруженном согдийском документе из Культобе, который, по-впдимому, относится ко второму или третьему веку н.э. (Grenet and Sims-Williams 2007). Данная находка указывает на то PZY = 'ty < *uta-uti еще не было обобщено как основной сочинительный союз в древнесогдийском, как это и предполагалось в работе Yakubovich 2005. Косвенное подтверждение предположения о семантическом развитии «демаркационного ZYy> внутри согдийского — это возможность филологической деконструкции «эксплетивного ZY» в арамейском, осуществленной в последнем разделе главы 2. Поскольку для всех контекстов, где постулировалось «эксплетпвное Z7», можно предложить альтернативную интерпретацию, эта вымышленная категория в принципе не дожна привлекаться для объяснения фактов согдийского языка. Иными словами, положительные результаты, полученные в результате применения сравнительно-исторического метода, подтверждаются в данном случае отрицательными результатами, добытыми филологическим методом.
Третья глава содержит филологические издания двух согдийских текстов, представляющий особый интерес для изучения истории и культуры центральной Азии. Первый из этих текстов представляет собой письмо от высокопоставленного арабского чиновника Абдуррахмана б. Субха к Деваштичу, согдийскому правителю Пянджикента. Ряд историков считал Деваштича вождем антиарабского восстания в долине Зеравшана в 719−722 н.э. Анализ переписки Деваштича с арабами привел меня к другим выводам. Согдийский правитель выступает в этих документах как политический оппортунист, стремящийся расширению своего влияния в Согдиане и готовый при необходимости использовать арабов в борьбе против других согдийских князей.
Письмо от Абдуррахмана б. Субха к Деваштичу уже неоднократно издавалось в прошлом, но ни одно из предшествующих изданий не может считаться окончательным. Поэтому задачей настоящего издания являлось не только историческая интерпретация, но и лингвистический анализ текста письма. В некоторых случаях мне пришлось выступить арбитром в спорах о чтении пли переводе отдельных слов или выражений, тогда как в других случаях я счел необходимым предложить совершенно новые чтения или переводы. Обе задачи потребовали применения сочетания комбинаторного и сравнительно-исторического методов.
В соответствии с традиционной методологией дешифровки, я придерживался принципа примата синхронного анализа согдийского материала по отношению к этимологическим гипотезам. Так, например, рассматривая словосочетание xmyr sytt, я обратил внимание на комбинацию имени и титула хгт yr1 s ,[y1tt ' '/it г 'yz 'эмир Сайд б. Абдулазиз', встречающуюся в другом согдийском документе. Учитывая соответствие между полным написанием хгт 'уг1 и сокращенным написанием xmyr 'эмир' соответственно в первом и втором случаях, я поддержал гипотезу Боголюбова и Смирновой, о возможности передачи арабского имени Sa 'id как согд. sytt в рассматриваемом тексте. Хотя полное написание s’ry~*tt лучше соответствует общим нормам согдийской орфографии, ошибка персеверации, т. е. неправомерное повторение сокращенного написания по аналогии с xmyr, может объяснить форму sytt. Напротив, гипотеза Лившица о том, что согд. *syt 'страх, волнение' якобы родственно согд. sym’w’k 'ужас, страх', опирается на корневую этимологию, не подкрепленную комбинаторной аргументацией, и поэтому не может быть поддержана.
Вместе с тем, в ряде случаев этимологический анализ остается единственной опорой предложенных синхронных интерпретаций. Возвращаясь к фрагменту с упоминанием эмира Сайда, применение синхронного анализа сочетания ZKn xmyr sytt 'zy'm x^My'r^t 't prm’nt дает приблизительный перевод «[Нижитак и Курчи] (для) эмира Сайда в высшей степени, А и Б». При этом лексические значения, А и Б остаются неизвестными, но исходя из общего контекста понятно, что эти лексемы имеют положительные коннотации, а по своей морфологической структуре представляют собой именные формы во множественном числе. Поскольку, А и Б являются синонимической парой, следует попытаться найти подходящие иранские лексемы, которые давали бы сходные значения, приемлемые для данного контекста, в результате тривиальных фонетических или семантических переходов. Ср.-перс. hy (y) 'г 'друг' и согд. ргт’п 'верный' удовлетворяют указанным критериям и позволяют предложить приблизительный перевод, А и Б 'помощники и верные слуги' при допущении заимствования из среднеперсидского и семантической пейорации в случае, А и конверсии (субстантивации) в случае Б. Разумеется, окончательное подтверждение этой гипотезы требует обнаружения других примеров согд. xwy’r 'помощник' и prm 'п 'верный слуга'.
Проведенная работа по интерпретации текста оказала прямое влияние на мои исторические выводы. Тот факт, например, что Нижитак и Курчи, отправленные к Деваштичу с устным сообщением, оказались конфидентами эмира, повышает статус их посольства и значение, придававшееся арабами переговорам с Деваштичем. Еще более важным с исторической точки зрения является чтение xws’nty-'kH 'довольство, удовлетворение', указывающее на благоприятное расположение эмира по отношению к Деваштичу. С другой стороны, решающее значение для понимания политической позиции Деваштича имело сравнение изданного письма с другими текстами из его архива, а также с арабскими историческими хрониками.
Второй текст, разбираемый в настоящей работе, является брачным контрактом между женихом тюркского происхождения и дочерью согдийского князя, к которому было приложено гарантийное письмо жениха. Это единственный известный документ на согдийском языке, имеющий отношение к семейному праву. Необходимость переиздания согдийского брачного контракта обусловлена обнаружением текстов, содержащих сходную административную и юридическую терминологию, в первую очередь, бактрийского брачного контракта из северного Афганистана и согдийского контракта на покупку рабыни, найденного в Синьцзяне.
Значение сравнительного метода для интерпретации данного текста увеличивается в связи с тем, что для сравнения доступны не только отдельные лексемы, но и целые фразеологизмы. Так, например, бактрийский оборот xaoavo. тюрббгуо Ро (о)аро обо таз^аро 'мы будем должны и заплатим штраф' можно сопоставить с идиомой 'psw 'prtk fiЧу ZY twy-'z'ty 'он будет должен и заплатит «'/л?-"' в согдийском брачном контракте. Сравнение этих двух словосочетаний дает веский аргумент в пользу гипотезы Симс-Уильямса о происхождении согд. 'ps-, со значением 'штраф', из ир. рг» вга- 'долг'. Результаты этимологического анализа и комбинаторные данные взаимно подкрепляют друг друга.
В качестве сравнительного материала при анализе юридических формул оказалось возможным использовать не только данные близкородственных иранских языков, но и документы на арамейском и греческом языках, исторически использовавшихся на территории центральной Азии. Хотя значение согдийской идиомы prm’n ZY sw’m’к 'действительный и имеющий силу' удалось определить в результате сравнения с аналогичным бактрийским выражением оооаро ларралю, происхождение юридической клаузы, включающей эту идиому, 'этот документ действителен и имеет силу для всех' требует обращения к греческому материалу. Греческая формула 'это соглашение действительно там, где оно будет предъявлено', в конечном итоге отражающая политическую раздробленность классической Греции, оказалась хорошо адаптированной к политической фрагментации центральной Азии в раннем средневековье.
Переиздание согдийского брачного контракта в свете параллельных источников позволило существенным образом улучшить его понимание. Устраняется экстравагантная интерпретация, согласно которой невеста была замужем за собственным отцом до вступления во второй брак, или обязательство жениха никогда не разводиться со своей женой, противоречившее другим положениям того же документа. Оказывается проясненным раздел, содержащий обязательства мужа в отношении личной безопасности жены. Уточняются ряд собственных имен, финансовых положений и терминов имущественного права. Наконец, демонстрируется влияние эллинистической традиции на композицию рассматриваемого текста.
