Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Неолит Европейского Северо-Востока

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Большая протяженность в широтном и долготном направлениях, неоднородность территории по геологическому строению и рельефу определяют значительное разнообразие природных условий. Крайняя северная и северо-восточная часть лежит в зоне тундры, остальная относится к таежной зоне. По рельефу Европейский Северо-Восток делится на две части: восточная окраина относится к горному Уралу, а западная… Читать ещё >

Неолит Европейского Северо-Востока (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • ВВЕДЕНИЕ
  • Глава. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ И ИСТОРИОГРАФИЯ
  • Глава. КРИТИКА ИСТОЧНИКОВ
  • ХАРАКТЕРИСТИКА ПАМЯТНИКОВ
  • Глава. ОПИСАНИЕ И АНАЛИЗ ОПОРНЫХ КОМПЛЕКСОВ
  • Глава. КУЛЬТУРНО-ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ АТРИБУЦИЯ ОПОРНЫХ КОМПЛЕКСОВ И ИХ МЕСТО В НЕОЛИТЕ ЛЕСНОЙ ЗОНЫ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
  • Глава. ОСОБЕННОСТИ НЕОЛИТА ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРО-ВОСТОКА

Европейский Северо-Восток занимает обширное пространство от правобережья р. Северной Двины на западе до Уральского хребта на востоке, от Северных Увалов на юге до побережья Баренцева моря на севере. В административном отношении регион представлен территориями Республики Коми, Ненецкого автономного округа и восточной части Архангельской области (рис. 1,2).

Большая протяженность в широтном и долготном направлениях, неоднородность территории по геологическому строению и рельефу определяют значительное разнообразие природных условий. Крайняя северная и северо-восточная часть лежит в зоне тундры, остальная относится к таежной зоне. По рельефу Европейский Северо-Восток делится на две части: восточная окраина относится к горному Уралу, а западная к Русской равнине. По территории региона протекают крупные реки: Печора с У сой и Ижмой, Вычегда с Сысолой и Мезень с Вашкой. Множество мелких рек образуют густую речную сеть. Реки региона относятся к бассейнам пяти крупных речных систем. Наибольшую площадь занимают бассейны Северной Двины (куда входит Вычегда) и Печоры. Озера немногочисленны. Наиболее крупные из них Ямоозеро, оз. Синдор и оз. Косминские. По притокам Северной Двины Европейский Северо-Восток был связан с Верхним и Средним Поволжьем, по узким водоразделам притоки верховий Вычегды и Печоры были связаны с бассейном Камы и Вятки. С другой стороны густая гидросеть с широкими речными долинами и высокая заболоченность территории (рис. 2), вероятно, предопределили ограниченный выбор мест, удобных для проживания древних коллективов. Большинство известных памятников, начиная с мезолита и до раннего средневековья, располагается на песчаных останцах сравнительно небольших по площади. Для останцов характерны типичные подзолистые почвы, задернованные ягелем, и, как правило, занятые сосной. Особенности геохимии почв обусловили то, что на большинстве памятников ECB отсутствует стратиграфия, и не сохраняются изделия из органических материалов. В связи с этим ограничена возможность применения методов естественных наук. Не являются исключением и памятники эпохи неолита.

Открытие первых памятников неолита на Европейском Северо-Востоке относится к нач. XX в., но работы профессиональных археологов начинаются здесь только с конца 1950;х гг. Однако целенаправленное интенсивное изучение неолита ведется сравнительно небольшой срок с начала 1970;х до конца 1980;х гг. Несмотря на это, историография неолита Европейского Северо-Востока характеризуется множеством порой противоположных точек зрения на генезис, развитие и дальнейшую судьбу культур и культурных типов региона, пути и характер их формирования (рис. 3). Обращает на себя внимание и то, что монографические работы, посвященные проблемам рассматриваемой эпохи, отсутствуют. Ранее проводившиеся исследования, результаты которых нашли отражение в публикациях, охватывали широкий по хронологии диапазон, где неолитическая эпоха была лишь одной и не главной частью. В некоторых же случаях исследования были ограничены узкими территориальными рамками (Буров, 1963; 1986; Косинская, 1988; Верещагина, 1989). Исключение составляет лишь раздел по неолиту в коллективной монографии «Археология Республики Коми», автором которого является JI.JI. Косинская (Косинская, 1997. С. 146−213). Несомненно, что подобная ситуация связана с вышеотмеченными особенностями региона.

Целью данного исследования является попытка определения возможных путей формирования неолитического населения Европейского Северо-Востока, его развития и дальнейшей судьбы. Предполагается решить следующие задачи: 1) критика археологических источников, выделение опорных памятников- 2) детальная характеристика и анализ инвентаря опорных комплексов- 3) систематизация и обобщение археологических источников- 4) определение места неолитических памятников Европейского Северо-Востока в неолите лесной зоны Восточной Европы.

Новизна данной работы заключается в систематизации и обобщении данных по неолиту Европейского Северо-Востокаисследовании доступных в настоящее время источников под углом критического анализа и с учетом новых данных по каменному веку лесной зоны Восточной Европы. Таким образом, актуальность работы состоит в том, что в исследовании неолита Европейского Северо-Востока это первая попытка обобщения и систематизации источников, которая предваряется их детальным критическим анализом. Появление принципиально новых источников, требующих монографического исследования на современном уровне, обусловило необходимость обращения к выбранной теме.

Состоянием базы источников, а также поставленными целями и задачами обусловлены методы и приемы исследования. Применение традиционного в археологии метода стратиграфии на памятниках Европейского Северо-Востока сопряжено с рядом трудностей, обусловленных особенностями расположения большинства известных памятников и характером культуровмещающих отложений. В этой связи основные усилия при раскопках автором неолитических памятников Европейского Северо-Востока были направлены на тщательную фиксацию всех категорий находок в трех проекциях. Этим она отличалась от исследований предыдущих лет. Отмеченная особенность изучаемых памятников, в свою очередь, обусловила круг доступных нам источников и методов их исследования. Для изучения каменных индустрий использованы традиционный типологический метод и технологический анализ. Из-за отсутствия представительных орудийных наборов большое значение приобретает изучение более многочисленных продуктов расщепления. В этом случае технологический анализ позволяет получить дополнительную информацию и дает детальную характеристику технологии расщепления камня и новые возможности для сравнительного анализа индустрий. Кроме того, при изучении каменного инвентаря применялся прием ремонтажа, который позволяет не только реконструировать последовательность расщепления, но и восстановить первоначальный облик сломанных или переоформленных орудий. Керамика исследована методом типологии. С помощью технико-технологического анализа (по методике A.A. Бобринского) посуда большинства памятников была изучена на предмет состава формовочной массы.

В результате решения поставленных задач и примененных методов и приемов при исследовании неолитических памятников были достигнуты результаты, позволяющие охарактеризовать неолит Европейского Северо-Востока и его особенности в новом свете.

Выводы.

В результате проведенного исследования на Европейском Северо-Востоке были выделены памятники раннего и среднего (развитого) неолита и предполагается существование поздненеолитических. Рассмотрены и возможные пути формирования неолитического населения.

К раннему неолиту (руб. VI-V — нач. IV тыс. до н. э.) отнесены памятники черноборской (Черноборская III, Конещелье, Прилукская, Чудгудоръяг, Черная Вадья, возможно Вис I, II, III, Озельская) и эньтыйской (Эньты I, возможно Ревью I, Нонбург 10, Усть-Кулом I, Прилукская) групп, стоянки локального варианта камской неолитической культуры (Кочмас Б, Пезмог IV, Усть-Кулом I, Вис I — III, Ниремка I (п. 6), Явроньга I) и своеобразный комплекс Дутово I (рис. 68, 70). Генезис дутовской, черноборской и эньтыйской групп населения связан с ранненеолитическим населением Волго-Окского междуречья. Кроме того, регион, преимущественно бассейн Вычегды, был заселен группой населения камской неолитической культуры.

В среднем неолите, в нач. IV тыс. до н. э. Европейский Северо-Восток входил в ареал льяловской культуры ямочно-гребенчатой керамики (рис. 69, 71). Генезис, равно как и время существования, населения висской группы памятников пока недостаточно ясно. Вероятно, их истоки следует искать в населении культур ямочно-гребенчатой керамики. Несомненно участие групп (ы) за-, уральского населения.

ГЛАВА 5.

ОСОБЕННОСТИ НЕОЛИТА ЕВРОПЕЙСКОГО СЕВЕРО-ВОСТОКА.

Анализ данных о количестве памятников, объеме коллекций, а также культурно-хронологическом положении комплексов и их месте в неолите лесной зоны Восточной Европы позволяет утверждать, что эпоха неолита на Европейском Северо-Востоке имеет ряд особенностей, отличающих ее от сопредельных территорий.

Как отмечалось, по рельефу Европейский Северо-Восток делится на две части: восточная окраина относится к горному Уралу, а западная — к Русской равнине. Эта территория имеет две естественные границы — с севера она ограничена побережьем Баренцева моря, а с востока Уральским хребтом. Напротив, с запада и с юга такие границы отсутствуют. По притокам Северной Двины регион был связан с Верхним и Средним Поволжьем, а по узким водоразделам притоков Вычегды и Печоры — с бассейном Камы и Вятки. Эти географические особенности региона определили, по-видимому, основные направления его освоения и в неолите. Имеющиеся данные позволяют говорить как о группах населения, происхождение которых связано с юго-западными (средняя и верхняя Волга, Вологда, Векса), так и с южными и юго-восточными областями (Прикамье). Помимо этого периферийное положение Европейского Северо-Востока на карте Восточной Европы обусловило ситуацию, когда северные и северо-восточные границы крупных культурных образований (например, распространение памятников «льяловского» типа или камской неолитической культуры) проходят именно здесь.

География региона определила, по-видимому, сравнительно низкую плотность населения не только в неолите, но и на всем протяжении истории, не исключая современности. Республика Коми относится к районам с невысокой плотностью населения и неравномерным размещением его по территории. Средняя плотность населения по переписи 1989 г. три человека на 1 кв. м, значительно уступает средней плотности в европейской части. В республике сильно проявляются различия в степени заселенности. В долинах рек, вдоль транспортных магистралей плотность населения повышается на отдельных участках до 5−10 человек. Огромные водораздельные пространства тундры и таежной зоны постоянного населения не имеют, лишь часть этих территорий в процессе хозяйственной деятельности используется периодически. Контрасты в плотности населения особенно велики между северо-восточной и юго-западной частями республики. Обширная территория севера заселена очень редко. Средняя плотность населения не достигает здесь и 0,5 человека на 1 кв. км.

По материалам переписи 1939 г. этот показатель составлял здесь 0,8 человека на кв. км. Увеличение количества проживающих здесь людей за последние 50 лет объясняется не естественным приростом, а промышленным освоением региона и внутренней политикой государства (создание ГУЛАГа). Необходимо отметить, что в последнее время даже отмечено снижение плотности населения республики с трех до 2,8 человек на кв. км (Атлас Республики Коми, 2002. С. 424−425).

Данные по другим эпохам крайне незначительны, что обусловлено не только недостатком источников, но и отсутствием исследований в этом направлении. В последнее время, правда, появились данные о численности населения в эпоху средневековья (Х1-Х1У вв.). Исследователи, проанализировав данные по могильникам этого времени, пришли к выводу, что группа, оставившая их, могла насчитывать всего от 142 до 345 человек. Причем, рост населения, судя по материалам отдельных могильников, был тоже обусловлен притоком населения с другой территории, а не естественными приростом (Кленов и др., 2002. С. 263).

Таким образом, доминирующим фактором низкой степени заселенности Европейского Северо-Востока, как в современности, так и в древности, является географическое положение региона и соответствующие этому сравнительно суровые климатические условия. В неолите последние сыграли, несомненно, важную роль в характере его освоения. Обратимся к данным палеогеографии. В атлантическом периоде (8000−5000 лет назад) зафиксирован значительный сдвиг лесной зоны, к северу на 100−150 км в раннеатлантический период (АТ-1) и на 200−300 км к северу от современной границы в позднеатлантический (АТ-3, термический максимум). В АТ-1 широкое развитие имели еловые леса и господствовали темнохвойные леса среднетаежного типа, в период АТ-2 возросло значение ерниковых зарослей, вследствие неглубокого похолодания на севере северо-востоке лесные ландшафты сменяются лесотундровыми. В позднеатлантический период распространяются южнотаежные леса с примесью дуба, вяза, клена (Никифорова, 1980). Л. Д. Никифорова, несмотря на отмеченные климатические изменения, считает, что Европейский Северо-Восток и в бореальный, и в атлантический периоды входил зону темнохвойной тайги, смещались лишь границы ландшафтных подзон — средней и южной тайги (Никифорова, 1982. С. 154−162). По мнению Т. И. Смирновой структура растительного покрова рассматриваемого региона менялась в основном за счет количественного перераспределения внутри группы хвойных пород (Смирнова, 1971). В бассейне р. Вятки, более южной территории по отношению к рассматриваемому региону, согласно исследованиям И. А. Жуйковой, «.за все послеледниковое время широколиственные породы на территории Вятского края не имели доминирующего значения. Наиболее значительные массивы широколиственных лесов могли быть приурочены лишь к поймам крупных рек .» (Жуйкова, 2001. С. 68−70).

Согласно исследованиям Я. Я. Гетманова и С. Н. Тюремнова на оз. Синдор (Буров, 19 676. С. 19−24), Э. И. Девятовой и Э. И. Лосевой на р. Мезени (Девятова, Лосева, 1964. С. 85−89), Л. Д. Никифоровой (Никифорова, 1979. С. 8), Д. А. Дурягиной, Т.И. Марченко-Вагаповой и H.A. Мариевой (Марченко, Дурягина, 1996; Марченко, 1997; Марченко, Мариева, 2001; Мариева, 2000) в долине Вычегды, р. Локчим (левый приток р. Вычегда) и оз. Донты, в атлантический период шло дальнейшее развитие хвойных пород с незначительными примесями широколиственных (главным образом, вяза) (Марченко, 1997; Марченко, Дурягина, 1996). Все эти исследователи единодушно пришли к выводу о сравнительно незначительных климатических изменениях на Европейском Северо-Востоке в среднем голоцене.

При характеристике особенностей неолита Европейского Северо-Востока следует, обратить внимание на сравнительно небольшое количество памятников, известных на столь обширной территории. Для обоснования этого обратимся к сравнению с данными о количестве стоянок предшествующей эпохи мезолита и последующего периода энеолита. В настоящее время в регионе известно 79 мезолитических (Волокитин, 1997. С. 99) и не менее 40 энеолитических памятников (Стоколос, 1997. С. 277, 291). Следует отметить и такую немаловажную деталь, что часть стоянок энеолита представлена «поселками» из 10−15 жилищ (Семенов, Несанелене, 1997. С. 19- Стоколос, 1988. С. 26). В то время как неолитические памятники представлены 52 стоянками (без учета пунктов в Большеземельской тундре) и лишь на одной из них — Эньты III выявлено пять жилищных сооружений. Наиболее распространены случаи, когда на памятник приходится всего по одному жилищу или он представляет собой лишь скопление находок.

Насколько распространение известных памятников отражает реальную картину расселения неолитического населения региона? Обусловлено ли оно только степенью изученности региона? И если это так, то каковы перспективы открытия новых местонахождений неолита в регионе? С начала планомерных исследований в регионе маршруты разведочных работ охватывают, как правило, т.н. «боровые террасы» водоемов. Эта тенденция задана, по всей видимости, Г. М. Буровым, с которым связано начало планомерного изучения региона. Хотя сам исследователь осматривал не только боровые участки водоемов. Так, им были открыты Висский I и II торфяники, Мармугинский торфяник, пойменная стоянка Озъяг III и располагающийся в пойме участок известной стоянки Ванвиздино. Позднее он открыл в долине Вычегды большое количество памятников на «боровых террасах», число которых значительно превысило торфяниковых стоянок.

После открытия Э. С. Логиновой группы неолитических памятников на «террасе» старичного озера Эньты в среднем течении Вычегды, районы поиска выходят за пределы непосредственно прирусловых участков. Так, были открыты поселения Кыньтыяг, Вад I, Важкаяг, Угдым I, Пезмогты 1, 3, стоянка Озельская, Чудгудоръяг и др. Именно этот путь в настоящее время можно считать наиболее перспективным, при поиске новых неолитических памятников в бассейне Вычегды. Что касается долины р. Печоры, то здесь необходимо возобновление разведочных полномасштабных работ, прекратившихся еще в начале 1970;х гг.

После работ Г. М. Бурова была выявлена специфика поселений на водораздельных озерах, заключающаяся в относительной многочисленности их комплексов. Именно на водораздельных озерах Ямоозеро и Косминские в 1969;72 гг. В. Е. Лузгин открывает и исследует там пять памятников с «богатыми» неолитическими комплексами. Из-за малочисленности озер на Европейском Северо-Востоке (помимо упомянутых озер и оз. Синдор наиболее крупными являются оз. Донты и оз. Кадомские), а также с пессимизмом исследователей в отношении перспективности изучения памятников этого типа («смешанность», нестратифицированные отложения), это направление также не получило развития. На оз. Донты, правда, Г. М. Буровым были открыты невыразительные памятники неолита-бронзы (Буров, 1965; 1967а). На оз. Кадомских археологические памятники обнаружить не удалось.

Хотя открытие Л. Л. Косинской в 1982 г. стоянки-мастерской Половники II на Выми еще раз обратило внимание на возможность нахождения памятников, приуроченных к отложениям пойменных террас, в «неолитической археологии» этот путь стал реализовываться лишь в последние годы (Волокитин и др., 2002). Таким образом, в настоящее время наиболее перспективными для выявления новых стоянок неолита являются песчаные останцы, примыкающие к старичным озерам. Наличие большого количества памятников, культуровмещающие отложения которых приурочены к пойме или болотным участкам пока можно только предполагать, но они вряд ли существенным образом изменят картину распространения памятников в регионе. Помимо поиска новых памятников, необходимы раскопки уже известных памятников энеолита-бронзы, исследованных лишь разведочными шурфами или датированных по подъемному материалу. Не исключено, что при этом будет изучено определенное количество неолитических комплексов. Однако прогнозировать многократное увеличение числа выразительных неолитических стоянок вряд ли следует ожидать.

Наряду с отмеченной выше особенностью, необходимо обратить внимание на сравнительно небольшие объемы коллекций (таблица 3). Большая часть коллекций (45) содержит менее 100 каменных орудий в комплексе, и лишь на десяти памятниках найдено свыше сотни предметов со вторичной обработкой. Всего на памятниках неолита найдены фрагменты более 1000 сосудов. Наиболее представительны коллекции Вис I, II и Явроньга I, где найдены фрагменты более чем 100 сосудов. Однако в большинстве коллекций (36) — общее число сосудов колеблется от 1 до 5, а на 14 памятниках керамика не обнаружена вовсе. Материалы ряда памятников аморфны и их принадлежность к неолиту спорна.

Кроме того, прослеживаются особенности в условиях и характере залегания культурных остатков. Выраженные культурные слои присутствуют только на памятниках вблизи водораздельных озер. В большинстве случаев приходится говорить не о культурных слоях, а культуровмещающих отложениях, и не о мощности культурного слоя, а о разбросе находок по вертикали. Этот показатель колеблется в основном от 10 до 30 см, и связан, по всей видимости, с биотурбацией.

Таким образом, совокупность имеющихся данных позволяет прийти к выводу об отсутствии постоянных круглогодичных поселений на территории Европейского Северо-Востока в эпоху неолита.

Количественные характеристики неолитических комплексов, сведения о жилищах и данные палеогеографии позволяют подойти к оценке численности неолитического населения Европейского Северо-Востока. Существует несколько подходов к определению этого показателя. Наиболее распространенный метод основывается на том, что определенный тип биоценоза содержит определенный объем биомассы, часть которой человек может использовать для собственного потребления, не угрожая при этом самой биосистеме. При этом вводится понятие «биологической емкости ландшафта» и соответствующее ему — «демографическая емкость ландшафта» — «максимальное количество населения, которое может существовать на конкретной территории при определенном уровне развития производительных сил. В пределах экосистемы численность населения возрастает до тех пор, пока не достигается точка равновесия, определяемая притоком энергии, т. е. наличными природными ресурсами» (Долуханов, 1993. С. 39). Имеются и конкретные данные о плотности населения, предельной для каждой из географических зон. Европейский Северо-Восток в среднем голоцене, согласно выводам палеогеографов, входил в зону темнохвойной тайги и тундры. Для первой зоны характерны следующие показатели: 32 кв. км на человека или три человека на 100 кв. км, а для второй — 51 кв. км на человека или 1,9 человека на 100 кв. км (Долуханов, 1993. С. 39). Для сравнения приведем данные по хвойно-широколиственным лесам, распространенным на большей части Русской Равнины в рассматриваемое время. Это 14 кв. км на человека или 7,4 человека на 100 кв. км (Долуханов, 1993. С. 39). Таким образом, показатели для этой географической зоны выше в три-четыре раза, чем для темнохвойной тайги. Однако, как справедливо заметил В. В. Сидоров, этот «чисто биологический метод не учитывает, что объем реально извлекаемой и потенциально содержащейся биомассы мало связаны друг с другом», поэтому вряд ли этот показатель соответствовал реальной численности древнего населения (Сидоров, 19 926. С 73−74).

Существует и археологический метод подсчета, по которому учитывается количество жилищ и их суммарная площадь, которые сравниваются с нормой минимальной жилой площади на одного человека. Последняя колеблется от 3,5 до 6 кв. м на человека (Хлобыстин, 1972. С. 31- Старков, 1980. С. 183). Интересен метод, предложенный В. В. Сидоровым, и который «основан на выделении хозяйственных единиц, специфических для изучаемого общества» (Сидоров, 19 926. С. 74). Им учитываются такие данные, как особенности расселения групп населения, размеры поселений и жилищ, количество очагов, а также размеры сосудов.

Схожую методику применила Л. Л. Косинская для стоянок мезолита и неолита Европейского Северо-Востока (Косинская, 1993). Ею учитывались размеры поселений и жилищ, насыщенность культуросодержащих отложений находками, количество очагов и сосудов на каждом из памятников. Решающее значение при оценке численности населения играла площадь жилищ и скоплений. Ею были использованы оба показателя нормы — 3,5 кв. м на человека и 6 кв. м. на человека (Косинская, 1993. С. 55, 56. Табл. 4). Одновременно с исследованиями Л. Л. Косинской, подобную работу провел и Г. М. Буров, который также опирался на площадь жилищ, но при этом использовал показатель 3,5 кв. м на человека (Буров, 1993. С. 28−29). По их расчетам размеры производственных коллективов в неолите колебались от трех до 66 человек.

Учитывая неполноту имеющихся данных, наиболее правильнее будет произвести оценку численности «льяловского» населения, обитавшего в пределах одного водоема. Определение численности конкретной группы, единой в культурном отношении и существующей в определенный отрезок времени, наиболее рационально и, по-видимому, достоверно. Кроме того, в настоящее время мы располагаем достаточным количеством «чистых» комплексов, что усиливает достоверность выводов. Известно 12 комплексов льяловского типа, полностью изученных, содержащих керамику, и не имеющих «примесей» посуды других типов. Это стоянки Эньты I (одно жилище), Эньты III (пять жилищ), Эньты VI (два жилища), Пезмогты 1 (два скопления), Пезмогты 3 (одно жилище) и Половники II (одно скопление). Площадь жилищ и скоплений колеблется от 16 (Вад I) до 100 кв. м. (Эньты I) (рис. 67, табл. 15). Средние показатели лежат в интервале от 50 до 70 кв. м. Количество очагов в выявленных жилищах и скоплениях колеблется от одного на стоянках Вад I, Пезмогты 1, Эньты VI до шести в жилище стоянки Эньты I, и жилище 1 на Эньты III. По критерию «санитарной нормы» от 3,5 до 6 кв. м на человека, получим, что рассмотренные выше памятники могли быть оставлены группой, насчитывающей от 113 до 194 человек. Приблизительно те же данные будут получены, если учитывать такой показатель как количество очагов, при допущении, что на один очаг могло приходиться от трех-шести до пяти-восьми человек (Косинская, 1993. С. 55). Если исходить из данных В. В. Сидорова, что очаг связывается с хозяйством отдельной семьи, нормальный размер которой составляет 5 человек (Сидоров, 19 926. С. 75), то и в этом случае, получим результат в пределах от 63 до 168 человек. Сходные данные можно получить и при расчетах по количеству сосудов на комплекс и по их объему.

Таким образом, вычегодский бассейн в среднем неолите могла населять группа численностью от 70 до 200 человек. В. В. Сидоров, при расчетах численности позднельяловского населения Волго-Окского междуречья пришел к выводу о том, что территорию Подмосковья площадью 100 тыс. кв. км могло одновременно населять до 42 групп, т. е. 2−2,5 тыс. чел. (Сидоров, 19 926. С. 75). Сравнение данных по памятникам обоих регионов, показывает их значительную разницу.

Если эти расчеты верны, то они свидетельствуют о сравнительно низком количестве проживавшего на Европейском Северо-Востоке населения. Следует заметить, что речь в данном случае идет о самой многочисленной группе памятников льяловского типа. Это позволяет говорить о том, что численность ранненеолитического населения, по всей видимости, была еще ниже. Хотя на основе имеющихся данных она не поддается даже самым приблизительным подсчетам.

Анализ данных о культурно-хронологическом положении памятников неолита Европейского Северо-Востока позволяет выделить два отрезка времени, когда регион оказывался включенным в общий ход культурных процессов в лесной зоне Восточной Европы. Это ранний неолит, нач. V тыс. до н. э., когда здесь появляются стоянки типа Дутово I, черноборской группы и локального варианта камской неолитической культуры. Второй момент связан с появлением в среднем неолите в нач. IV тыс. до н. э. населения льяловской культуры. Остальные промежутки времени (вторая половина V-го и большая часть IV тыс. до н. э.) не документированы в настоящее время источниками. Это может отражать не только степень изученности региона, но и то, что население в это время здесь отсутствовало или было крайне незначительно.

Ранненеолитическое население, вероятно, продолжало традиции предшествующего ему мезолитического. На опорных памятниках раннего неолита Дутово 1, Черноборская III и Эньты I преобладают фрагменты костей лося и северного оленя (табл. 16). В составе орудийного набора, среди морфологически выраженных орудий, доминируют наконечники стрел (табл. 6). С другой стороны, обращает на себя внимание небольшой объем коллекций этих стоянок, отсутствие жилищ. Большинство коллекций этого времени аморфны и не содержат керамики. Все это может указывать на кратковременность пребывания здесь человеческих коллективов и их малочисленность. Пока мы не располагаем достаточным количеством данных по раннему неолиту для детальной реконструкции хозяйственного устройства, однако, вполне правомерно предположить, что изученные нами памятники представляют собой кратковременные стоянки охотников, преимущественно на копытных. О длительных передвижениях свидетельствует и распространение памятников черноборской группы на обширной территории Европейского Северо-Востока. Причем, для их инвентаря характерны не только наконечники стрел черноборского типа, но и одинаковое сырье. Исследование вологодскими археологами стоянки Березова Слободка VI на р. Сухоне с идентичным инвентарем расширяет эту территорию к югу. В настоящее время есть основания полагать, что проникновение в регион групп ранненеолитического населения носило сезонный характер. Возможно, эти группы населения совершали длительные передвижения «по маршруту кочевий с пересечением мест массовых скоплений животных» (Симченко, 1976).

Схожую модель, но для мезолитического населения Европейского Северо-Востока, предлагает канадский исследователь Б. Гордон. Он считает, что основной стратегией охоты на мигрирующего северного оленя в мезолите, было преследование отдельных стад на маршруте их миграций и подкарауливание и поколка оленей при переправе стада через крупные реки. Исследователь отмечает появление в мезолите специализированной кочевой охотничьей экономики, характеризующейся сезонными перемещениями между такими местами. В соответствии с указанным общим направлением оленьих миграций, такие перемещения должны были происходить в северном направлении весной и в южном осенью (Волокитин и др., 2002).

C.B. Ошибкиной также было высказано мнение, что на Северо-Востоке Европы в раннем неолите существовали мало связанные между собой группы охотников и рыболовов, продолжавшие традиции местного мезолитического населения (Ошибкина, 1995. С. 68). Поскольку связь ранненеолитических памятников региона с позднемезолитическими в настоящее время однозначно не устанавливается, речь, по-видимому, должна идти о культурных традициях, корни которых, скорее всего, находятся за пределами рассматриваемой территории. В настоящее время фиксируются тесные связи с Волго-Окским междуречьем.

В отличие от других памятников раннего неолита (например, стоянок с тычково-накольчатой керамикой, распространившихся на обширных пространствах Восточной Европы), стоянки камского гребенчатого неолита имеют ограниченное распространение. По всей видимости, это обусловлено иной системой жизнеобеспечения. К сожалению, отсутствуют остеологические данные, и нет достоверных сведений о характере каменного инвентаря и структуре кремневых комплексов для того, чтобы реконструировать модель хозяйства населения этой культуры.

Следующий этап освоения региона связан с появлением здесь в нач. IV тыс. до н. э. носителей гребенчато-ямочных традиций, генезис которых, судя по всему, связан с населением раннего этапа льяловской культуры. Памятники этого типа в регионе наиболее многочисленны. Хотя они и расположены на всей территории Европейского Северо-Востока, включая Большеземельскую тундру, однако, распространение наиболее выразительных из них ограничено Тиманским кряжем (рис. 2, 69). От ранненеолитических стоянок они отличаются наличием жилищ на ряде памятников. На стоянке Эньты III их количество достигает даже пяти. Не исключено, что в регион проникает более многочисленная группа населения, однако, однородность инвентаря этих стоянок, отсутствие памятников среднего и позднего этапов льяловской культуры, позволяет говорить о том, что заселение региона в среднем неолите не было длительным. На наш взгляд, материалы Европейского Северо-Востока подтверждают точку зрения В. В. Сидорова на расселение и дальнейшее развитие населения льяловской культуры на обширной территории лесной зоны Восточной Европы. Отметив, подвижность льяловского населения на архаическом и раннем этапе развития культуры (Сидоров, 1992. С. 76- 1998. С. 71), исследователь считает, что «очень малая плотность населения способствовала консервации культур, не допускала быстрого накопления новаций, но в то же время для поддержания экзогамных брачных норм требовала контактов на очень большой территории» (Сидоров, 1992. С. 76). Не исключено при этом, что проникновение в регион населения льяловской культуры связано с поиском неосвоенных промысловых угодий. В этой связи уместно использование этнографических сведений по коми-зырянам. В частности, результатов изучения процессов формирования т.н. этноареальных групп коми, которые образуются в удалении от основной территории проживания (Конаков, Котов, 1991). Они возникают в Мурманской области, в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах, в Омской области. Причины, побудившие к переселению, механизмы формирования групп, особенности их адаптации, развитие в иноэтничной среде и т. п. дают материал для проведения археолого-этнографических параллелей. «Наиболее распространенным вариантом миграционных процессов из Коми края был выезд небольшой группы переселенцев (одна или несколько семей). После их адаптации на новом месте к ним подселялись следующие мигранты. В то же время абсолютное большинство таких переселенческих групп не превышало несколько сот человек» (Конаков, Котов, 1991. С. 48). Переселившись на новое место, группы восстанавливали здесь традиционный хозяйственно-культурный комплекс. Заслуживает особого внимания формирование групп с первоначальной промысловой доминантой в хозяйстве. Так, в конце XIX в. в Тарский район Омской области с ряда сел верхней Вычегды переселяется несколько семей. Переселенцев, прежде всего, привлекали еще не тронутые богатые зверем и птицей леса. Именно, здесь выходцы из коми, для которых охота была основой хозяйственной отрасли, воссоздали свое хозяйство с первоначальной ориентацией на пушную охоту. Причем, была возрождена охота на бобра, полностью истребленного в Коми крае к концу XIX в. (Конаков, Котов, 1991. С. 90−94). Причиной переселения, по мнению исследователей, явился кризис традиционного землепользования, который «объяснялся неравномерным развитием отдельных отраслей (а не скудостью природных ресурсов)». Во второй половине XIX в. «эффективность использования ресурсов животного мира достигла допустимого предела и даже превысила его, о чем свидетельствует исчезновение на территории Коми края соболя и бобра, резкое сокращение куницы, диких копытных и других.» (Конаков, Котов, 1991. С. 22−23). Вероятно, аналогичные причины могли побуждать и первобытные коллективы к поиску еще не освоенных или малонаселенных участков. Однако в отличие от нового времени, первобытные коллективы, проникавшие на Европейский Северо-Восток в неолите, обитали здесь незначительное время.

Таким образом, анализ данных по неолиту Европейского Северо-Востока позволяет сделать вывод о кратковременности обитания населения на известных здесь стоянках. В раннем неолите, судя по типологическому составу инвентаря, они носят преимущественно промысловый характер. В среднем периоде, хотя и появляются жилища, но материал в них также немногочислен. По всей видимости, «долговременный характер» поселений водораздельных озер, отмеченный рядом исследователей (Буров, 19 676- Лузгин, 1973), связан не с длительностью проживания здесь неолитического населения, а с количеством посещений этих удобных для проживания участков местности.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о крайне низкой плотности населения Европейского Северо-Востока в эпоху неолита.

Освоение региона не было связано с массовыми, крупными и продолжительными по времени миграциями. По-видимому, мы имеем дело с отдельными случаями проникновения небольших групп населения того или иного культурного образования с территории смежных регионов. Правильнее поэтому говорить не о «едином культурном пространстве» (его в условиях низкой плотности населения попросту не могло быть), а о едином ландшафте и соответствующей ему единой территории природопользования. В таком случае Европейский Северо-Восток — это лишь периферия огромного пространства — лесной зоны Восточной Европы (явные связи с Зауральем в эпоху неолита не выявлены). Скорее всего, проникающие в рассматриваемый регион группы населения не теряли связи с материнской культурой, вели сезонно-хозяйственный образ жизни и возвращались на исходную территорию. Контакты разнокультурного населения в пределах региона, если и были, носили эпизодический характер. Речь, по-видимому, должна идти не о культурных связях региона в эпоху неолита, а о спорадическом посещении населением Волго-Окского междуречья и Прикамья Европейского Северо-Востока.

Низкая плотность населения обусловлена, на наш взгляд, географическим положением региона, его периферийностью на карте Восточной Европы. Несомненно, важную роль в этом сыграли природные условия в атлантический период. По данным палеогеографов на протяжении всего голоцена большая часть Европейского Северо-Востока входила в зону темнохвойной тайги (Смирнова, 1971; Никифорова, 1982), а широколиственные леса были характерны только для пойм (Жуйкова, 2001). Ведь природные условия атлантического периода сказались здесь не так благоприятно, как в южной части лесной зоны Восточной Европы, где происходило значительное улучшение природно-климатической обстановки, характеризующееся в литературе как «климатический оптимум голоцена». (Смирнова, 1971; Никифорова, 1982; Жуйкова, 2001).

Однако географическое положение Европейского Северо-Востока и связанная с ним низкая плотность населения сыграли и положительную роль в источниковедении неолита. Здесь на периферии гораздо больше шансов выявить и изучить «чистые» комплексы, которые могут служить опорными для решения культурологических проблем в исследованиях по неолиту не только этого региона, но и центральных областей лесной зоны Восточной Европы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Предпринятое исследование подтвердило мнение исследователей о том, что Европейский Северо-Восток в неолите был заселен разнокультурным населением. В результате технологического анализа кремневых индустрий и типологии кремневых орудий, а также типологии керамики выделено пять групп памятников, различающихся в культурном отношении и существующих в различные отрезки времени. Это, черноборская группа с тычково-накольчатой керамикой, эньтыйская группа с гребенчато-накольчатой и гребенчатой посудой, памятники локального варианта камской неолитической культуры гребенчатой керамики, две группы памятников с гребенчато-ямочной керамикой. Эти группы характеризуются своеобразными традициями в камнеобработке и гончарном производстве. Кроме того, выделяется стоянка Дутово I, анализ инвентаря которой не позволил включить ее ни в одну группу.

Однако проведенное исследование позволило конкретнее охарактеризовать материальную культуру неолитического населения Европейского Северо-Востока. Оно базировалось на новых данных по каменному веку лесной зоны Восточной Европы, что позволило, в ряде случаев скорректировать взгляды на происхождение неолитического населения региона. Впервые на основе сравнительного анализа материалов лесной зоны Восточной Европы, а также критического осмысления базы источников высказывается сомнение в существовании в неолите Европейского Северо-Востока целого ряда археологических культур. Выделение черноборской (Буров, 1986; Косинская, 1997), притиманской, вычегодско-вятской (Буров, 1986) и печоро-двинской (Верещагина, 1989; Косинская, 1997) культур не подтверждается новыми данными по неолиту, и более того необоснованно источниками. Напротив, неолитическое население региона являлось частью более крупных культурных образований, таких, например, как камская и льяловская культуры.

Значительной корректировке подвергнуты и взгляды на освоение региона в рассматриваемую эпоху. Анализ данных позволяет выделить два этапа освоения региона. В раннем неолите это нач. V тыс. до н. э., когда здесь появляются стоянки типа Дутово I, черноборской группы и локального варианта камской неолитической культуры. Второй этап — появление в среднем неолите в нач. IV тыс. до н. э. носителей ямочно-гребенчатой керамики. Остальные промежутки времени (вторая половина V-ro и большая часть IV тыс. до н. э.) не документированы источниками. Это, возможно, отражает не только степень изученности региона, но и то, что население в это время здесь отсутствовало или было очень незначительно.

В ходе исследования были достигнуты успехи в независимом датировании неолитических комплексов. В частности, впервые была получена серия дат для памятников камской культуры, позволяющая удревнить ее возраст до нач. V тыс. до н. э. Таким образом, гребенчатая керамика Прикамья синхронна посуде раннего этапа верхневолжской культуры. Это позволяет подойти к решению ряда проблем неолита лесной зоны Восточной Европы с несколько иных позиций. Например, правомерно поставить вопрос о распространении гребенчатых традиций в неолите лесной зоны Восточной Европы из Приуралья.

Благодаря новым данным по неолиту удалось обосновать ранненеолитический возраст памятников с тычково-накольчатой керамикой на Европейском Северо-Востоке, конкретизировать истоки происхождения черноборской группы населения. Тем самым поставить точку в продолжительной дискуссии относительно статуса и хронологии этих памятников (Стоколос, 1987; 1988; 1997; Верещагина, 1989; Косинская, 1992; 1994; 1997).

Изучение «чистых» комплексов с гребенчато-ямочной керамикой позволяет более определенно судить об их позиции. В настоящее время на основе сравнительного анализа керамики и кремневого инвентаря можно утверждать об их сходстве с материалами архаического и раннего пласта льяловской культуры (по В.В. Сидорову). Полученная радиоуглеродная дата для стоянки Пезмогты 1 свидетельствует о сравнительно быстром расселении племен ямочно-гребенчатого неолита по территории лесной зоны Восточной Европы.

Предпринятый критический анализ источников позволил выделить опорные для решения культурологических проблем комплексы. Таковыми из 81 комплекса неолита являются лишь 16. Это Пезмог IV, Пезмогты 1, Пезмогты 3, Эньты I (ранний и поздний комплексы), Эньты III (жилища 1−5), Эньты VI, Половники II, Кочмас Б, Прилукская, Дутово I, Черноборская III. Однако, с другой стороны, он привел к постановке новых задач и поиску путей их решения. Например, впервые поставлен вопрос о монокультурности раннего комплекса Эньты I, а конкретнее, о единстве керамики и кремневого микролитического инвентаря. Более того, обращение к источниковедению неолита показывает слабую разработанность процедуры анализа и его методики для керамических периодов в отличие от палеолитоведения и исследований по мезолиту.

Был проанализирован целый комплекс данных: численность памятников, объем коллекций, мощность культуросодержащих отложений, численность населения, сведения о палеоэкологии и географии региона и т. п. Это позволяет утверждать об особенностях неолита Европейского Северо-Востока. На наш взгляд, полученные данные отражают слабую заселенность региона в неолите. В настоящее время мы не располагаем данными, говорящими о длительной и оседлой жизни здесь первобытных коллективов. Ранненеолитические памятники представлены преимущественно кратковременными сезонными промысловыми стоянками. В развитом неолите регион осваивает население, изготавливавшее гребенчато-ямочную керамику и оставившее жилищные сооружения. Однако, материалы жилищных комплексов также немногочисленны и не отличаются по структуре от инвентаря остальных стоянок. Более того, «долговременный характер» поселений водораздельных озер, отмеченный рядом исследователей (Буров, 19 676- Лузгин, 1973), связан не с длительностью проживания здесь неолитического населения, а количеством посещений этих участков местности.

Анализ ситуации показывает, что освоение региона в неолите не связано с массовыми крупными и продолжительными по времени миграциями населения. По-видимому, мы имеем дело с частными случаями проникновения отдельных небольших групп населения того или иного культурного образования со смежных регионов. Кроме того, регион не был обитаем на протяжении всей эпохи, отмечаются периоды, когда население на этой территории отсутствовало. Очевидно, проникновение разнокультурного населения связано с процессами переселения коллективов в поисках неосвоенных промысловых угодий, что аналогично процессам формирования этноареальных групп позднего средневековья и нового времени (Конаков, Котов, 1991).

Низкая плотность населения обусловлена географическим положением региона, его периферийностью на карте Восточной Европы. Несомненно, важную роль в этом сыграли природные условия в атлантический период. По данным палеогеографов на протяжении всего голоцена большая часть Европейского Северо-Востока входила в зону темнохвойной тайги (Смирнова, 1971; Никифорова, 1982), а широколиственные леса были характерны только для пойм (Жуйкова, 2001). И климатические изменения не сказались здесь так благоприятно, как в южной части лесной зоны Восточной Европы, где происходило значительное улучшение природно-климатической обстановки, характеризующееся в литературе как «климатический оптимум голоцена».

Таким образом, Европейский Северо-Восток в среднем голоцене в силу географического положения и природно-климатических условий представлял собой своеобразный регион. Несмотря на то, что памятники каждой группы распространены практически на всей территории региона, их число ограничено. Развития индустрий и керамических традиций во времени чаще всего не наблюдается. Нет убедительных доказательств их местного происхождения. Население, продвигавшееся на эту территорию, или не имело связи с родственными племенами, или же не существовало здесь достаточно долго для установления таких связей. В этом случае следует говорить не о культурных связях, а о наличии памятников того или иного культурного образования в регионе. Практически на всем протяжении неолита в регионе представлены в основном памятники культур, чьи ареалы находятся западнее Европейского Северо-Востока. Стоянки камского гребенчатого неолита, представляющие уральскую (восточную) линию развития, единичны. В период ранней бронзы наблюдается резкое увеличение количества памятников и усложнение культурной ситуации, что связывают с появлением населения с Зауралья и Западной Сибири (Стоколос, 1997. С. 276).

Именно такой выглядит характеристика неолита Европейского Северо-Востока на современном этапе исследований. В дальнейшем она будет неизбежно дополнена и скорректирована. Большие надежды возлагаются на получение принципиально новых источников. Таких источников, которые бы позволили не только получить коллекцию вещей неолитического времени, но и дающих возможности для комплексного исследования с применением широкого спектра методов и приемов.

Показать весь текст

Список литературы

  1. М.В. 1998. «Идеология» раскопок и приоритеты археологического исследования (У истоков советской методики раскопок палеолитических поселений) // Восточный граветт. М.: Научный мир, С. 142−151.
  2. A.C., Спиридонова Е. А. 2001. Периодизация эпохи бронзы лесной зоны Европейской России (по палинологическим данным) // TAC. Вып. 4. Тверь. — С. 352−358.
  3. М.В. 1986. О некоторых спорных проблемах изучения палеолита бассейна Печоры // Палеолит и неолит. Л.: Наука. С. 39−45.
  4. Археология. Неолит Северной Евразии. 1996. М.: Наука, — 379 с.
  5. Археология Республики Коми. 1997. М.: ДиК, 758 с.
  6. Археология СССР. Мезолит СССР. 1989. М: Наука, 351 с.
  7. Атлас Республики Коми. 2001. Под ред. Э. А. Савельевой. М.: ДИК. С. 424−425.
  8. О.Н. 1951. Стоянки Нижнеадищевская и Боровое Озеро I на р. Чусовой // МИА. № 22. М.
  9. JI.M. 1970. Северный олень: экология и поведение. М.: Наука. — 260 с.
  10. А.И. 1959. У истоков истории Печорского края. Печорский угольный бассейн. Л.
  11. A.A. 1978. Гончарство Восточной Европы. Источники и методы изучения. М.: Наука, 272 с.
  12. А.Я. 1952. Очерки истории племен Европейской части СССР в неолитическую эпоху. М. — 264 с.
  13. Г. М. 1963. Вычегодский край в каменном, бронзовом и раннем железном веке: Автореф. дис.к. и. н. — Сыктывкар. — 18 с.
  14. Г. М. 1967а. Археологические памятники Вычегодской долины. -Сыктывкар: Коми кн. изд-во. 96 с.
  15. Г. М. 19 676. Древний Синдор (из истории племен Европейского Северо-Востока в VII тысячелетии до н.э. -1 тысячелетии н.э.). М.: Наука, — 220 с.
  16. Г. М. 1974. Археологические культуры Севера европейской части СССР (Северодвинский край): Учебное пособие для студентов-историков. Ульяновск. — 120 с.
  17. Г. М. 1986. Крайний Северо-Восток Европы в эпоху мезолита, неолита и раннего металла: Автореф. дис. д. и. н. Новосибирск. — 37 с.
  18. Г. М. 1993. Нео-энеолитические полуземлянки Крайнего Северо-Востока Европы в аспекте социальной организации его древнего населения И ВАУ. Вып. 21. — Екатеринбург. С. 23−41.
  19. Г. М., Романова E.H., Семенцов А. Д. 1972. Хронология деревянных сооружений и вещей, найденных в Северодвинском бассейне // Проблемы абсолютного датирования в археологии. М. С. 76−79.
  20. И.О. 1997. Памятники гляденовской культурной общности // Археология Республики Коми. М.: ДиК, С. 349−400.
  21. И.В. 1973. Памятники с микролитическим инвентарем Большеземельской тундры // Археологические исследования в бассейне Печоры. -Сыктывкар. С. 3−21 (МАЕСВ- Вып. 5).
  22. И.В. 1977. Ранний неолит на Северной Двине // Археологические памятники Печоры, Северной Двины и Мезени. Сыктывкар. — С. 31−36 (МАЕСВ- Вып. 6).
  23. И.В. 1989. Мезолит и неолит крайнего Европейского Северо-Востока: Автореф. дис.к. и. н. JI. — 22 с.
  24. Л.Б., Колпаков Е. М. 1991. Периодизация в археологии // Проблемы хронологии и периодизации в археологии. Сб. статей. J1.: Ленуприздат, — С. 5−11 (Археологические изыскания. Вып. 3).
  25. A.B. 1987. Особенности индустрий мезолитических памятников Топыд-Нюр 5 и 7а на средней Печоре // Материальная и духовная культура населения Европейского Северо-Востока. Сыктывкар. — С. 6−15. (ТрИЯЛИ- Вып. 39).
  26. A.B. 1988. О возможностях метода «связей». (Опыт выявления «комплекса-определителя» по материалам мезолитического памятника Парч I) // Минералы в материальной культуре древних уральских народов: информ. мат-лы. -Свердловск. С. 49−53.
  27. A.B. 1989. Исследование мезолитических памятников в Коми АССР // Археологические открытия Урала и Поволжья. Сыктывкар. — С. 8−11.
  28. A.B. 1993. Культурные процессы в бассейне Печоры в эпоху камня. Обзор // Проблемы культурогенеза и культурного наследия. СПб. — Ч. II: Археология и изучение культурных процессов и явлений. — С.47−51.
  29. A.B. 1997. Мезолит // Археология Республики Коми. М.: ДиК, С. 91 146.
  30. A.B., Карманов В. Н. 1998. Каджером памятник позднего неолита на Удоре // Геолого-археологические исследования в Тимано-Североуральском регионе: Матер. 1-й науч. конф. ФЦП «Интеграция». — Сыктывкар. — С. 61−65.
  31. A.B., Карманов В. Н. 1998. Каменный век бассейна Вычегды: культурные процессы // Вестник СыктГУ. Сер. 8. Вып. 3. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкарского госуниверситета, — С. 132−136.
  32. A.B., Карманов В. Н., Косинская Л. Л., Сажин И. В. 1999. Дутово I — памятник раннего неолита на средней Печоре // Этнокультурные процессы в древности на Европейском Северо-Востоке (источники и исследования). Сыктывкар. — С. 4−16 (МАЕСВ- Вып. 16).
  33. A.B., Карманов В. Н., Марченко Т. Н., Дурягина Д. А. 1998. Пезмог IV новый памятник гребенчатого неолита на Вычегде // Северное Приуралье в эпоху камня и металла. — Сыктывкар. — С. 31−40 (МАЕСВ- Вып. 15).
  34. A.B., Карманов В. Н. 2002. Пойменные археологические памятники Европейского Северо-Востока // Геохронология и стратиграфия голоцена Западной Сибири и сопредельных территорий. Тюмень. — С. 46−52.
  35. A.B., Косинская Л. Л. 1989. О методах датирования некоторых памятников каменного века в бассейне Вычегды // Актуальные проблемы методики западносибирской археологии: Тез. докл. региональной науч. конф. Новосибирск. — С. 120−122.
  36. A.B., Сажин И. В. 1994. Ранненеолитический памятник Дутово I на Печоре // Музей и личность: Матер, науч. конф. Сыктывкар. — С. 170−172.
  37. A.A. 1992. Неолит Прикамья: учебное пособие по спецкурсу. Самара: Изд-во СамГПИ, — 148 с.
  38. И.В. 1996. К вопросу о раннем неолите в нижнем течении р. Мезени // Древности Русского Севера. Вып. 1. Вологда. — С.60−67.
  39. М.Ш. 2001. Мезолитические культуры с трапециями в бассейнах Волги и Днепра: проблемы происхождения и исторических судеб: Научный доклад. Казань: РИЦ «Школа», — 20 с.
  40. М.Ш., Истомин К. Э. 2000. Трапеции усть-камской культуры // Тверской археологический сборник. Вып. IV. Тверь. — С. 143−150.
  41. М.Д. 1998. Кремневый инвентарь Авдеевской верхнепалеолитической стоянки // Восточный граветт. М.: Научный мир, 332 с.
  42. Е.Ю. 1991. Проблемы технологического’анализа продуктов расщепления камня // CA. № 3.
  43. Е.Ю. 1993. Технологический анализ пластинчатых индустрий. Автореф.дисс. канд. ист. наук. С.-Пб., 1993.-21 с.
  44. Е.Ю. 1997. Технологический анализ каменных индустрий. Методика микро-и макро- анализа древних орудий труда // Археологические изыскания. Вып. 44. — СПб.: Академпринт, 198 с.
  45. H.H. 1956. Оленеостровский могильник // МИА. № 47. М.-Л. — 431 с.
  46. H.H. 1957. Некоторые новые данные о заселении Севера европейской части СССР // CA. № 2. С. 115−120.
  47. Т.М. 1981. Мезолит и неолит Камско-Вятского междуречья. Автореф. дисс.канд.ист.наук. Л. — 19 с.
  48. Т.М. 1993. Мезолит и неолит Камско-Вятского междуречья. Ижевск, -240 с.
  49. В.П. 1960. Хуторская неолитическая стоянка // Ученые записки Пермского государственного университета. Т. XII. Вып. 1. — Пермь.
  50. В.П., Мельничук А. Ф., 1991. Второе жилище Хуторской стоянки // Неолитические памятники Урала. Свердловск. — С. 21−32.
  51. Э.И., Лосева Э. И. 1964. Стратиграфия и палеогеография четвертичного периода в бассейне р.Мезени. Л.: Наука, 106 с.
  52. Древние охотники и рыболовы Подмосковья (по материалам многослойного поселения эпохи камня и бронзы Воймежное I) 1997. — М. 292 с.
  53. П.М. 1978. Истоки миграций (моделирование демографических процессов по археологическим и экологическим данным) // Проблемы археологии. Вып. 2. Л.-С. 38−43.
  54. Естественно-научные методы в полевой археологии. 1997. Вып. 1. — М. — 60 с.
  55. М.Н. 1994. Некоторые технолого-морфологические характеристики наконечников свидерского облика // Экспериментально-трасологические исследования в археологии. СПб. — С. 182−188.
  56. М.Н. 2000. Некоторые технико-морфологические особенности свидерской индустрии // TAC. Вып. 4. Тверь. — С. 15−22.
  57. М.Г., Костылева Е. Л., Уткин A.B., Энговатова A.B. 2002. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское VII. М.: Наука, — 245 с.
  58. И.А. 2001. Условия формирования аллювиальных отложений среднего течения р. Вятки II Структура, вещество, история литосферы Тимано-Североуральского сегмента: информационные материалы 10-й научн. конф. Сыктывкар: Геопринт, — С. 6870.
  59. A.B. 1909. Результаты исследования Приполярного Запечорья в 1907 и 1908 годах // Известия Русского географического общества, т. XV. Вып. I — III. С. 197−232.
  60. К.Э. 1998. Классификация кремневых наконечников стрел эпохи мезолита лесной зоны Восточной Европы. Автореф. дисс.канд. ист. наук. М. 26 с.
  61. В.И. 1965. Древние поселения Южно-Печорской равнины // Древние поселения на Печоре и Вычегде. Отчеты о работах 1963 г. в зоне затопления Усть-Войского и Усть-Куломского водохранилищ. Сыктывкар. — С. 3−100 (МАЕСВ- Вып. III).
  62. В.И. 1973. Мезолитические стоянки на Средней Печоре и Усе И Поселения каменного и медно-бронзового века на Печоре и Усе. — Сыктывкар. — С. 3−23 (МАЕСВ- Вып. IV).
  63. В.И., Логинова Э. С. 1970. Отчет о работах I Печорского археологического отряда в 1969 г. Сыктывкар. — Научно-отраслевой архив ИА РАН. Р-1. Д. 4282, 4282а.
  64. Н.В., Леонова Н. Б. 1981. Методика исследования скоплений кремня // Описание и анализ археологических источников. — Иркутск. С. 43−64.
  65. Л.С. 1991. Археологическая типология. Л. — 448 с.
  66. Л.С. 1995. Археологические источники. СПб.: ФАРН, — 352 с. (Классика археологии. Вып. 2).
  67. М.В., Жеребцов И. Л. 2002. Население Европейского Северо-Востока в XI—XVII вв.еках (опыт демографического моделирования) // Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья. Ижевск. — С. 259−264.
  68. В.Т. 1989. Неолит Среднего Зауралья. — Сведрловск. 80 с.
  69. Н.Д., Котов О. В. 1991. Этноареальные группы коми: формирование и современное этнокультурное состояние. М.: Наука, — 226 с.
  70. Л.В. 1989. Мезолит Волго-Окского междуречья // Археология СССР. Мезолит СССР. М.: Наука, — С. 68−86.
  71. К.С. 1984. Жилище эпохи неолита в бассейне средней Вычегды // Археолого-этнографические аспекты изучения Северного Приуралья Сыктывкар. — С. 107−111 (ТрИЯЛИ- Вып. 33).
  72. К.С. 1997. Население средней Вычегды в древности и средневековье. -Екатеринбург: УрО РАН. 194 с.
  73. Л. Л. 1997. Неолит // Археология Республики Коми. М.: ДиК, — С. 146−213.
  74. Л.Л. 1977. Работы на Выми // АО 1976. — М. — С. 20.
  75. Л.Л. 1982а. Неолитическая стоянка-мастерская на Выми // Проблемы этногенетических исследований Европейского Северо-Востока: Межвуз. сб. науч. тр. -Сыктывкар. С.132−144.
  76. Л.Л. 19 826. Отчет об археологических раскопках в Княжпогостском районе и разведке в Усть-Вымском районе Коми АССР за 1981 год. Сыктывкар. Научно-отраслевой архив ИА РАН. Р-1. Д. 9437.
  77. Л.Л. 1988. Мезолит ранняя бронза бассейна Нижней Вычегды. Автореф. дисс. канд. ист.наук. Л. -24с.
  78. Л.Л. 1988. Некоторые результаты статистического анализа кремневого инвентаря стоянок каменного века бассейна Вычегды // Памятники эпохи камня и металла Северного Приуралья. Сыктывкар. — С. 33−47 (МАЕСВ- Вып. 11).
  79. Л.Л. 1989. Исследования Коми республиканского историко-краеведческого музея в бассейне Вычегды // Археологические открытия Урала и Поволжья. Сыктывкар. — С. 17−19.
  80. Л.Л. 1990а. Особенности исследования поселений с полуземляночными жилищами в таежной зоне Европейского Северо-Востока // Полевая археология мезолита-неолита. Л. — С. 101−107.
  81. Л.Л. 19 906. Отчет об археологической экспедиции 1989 г. в Усть-Вымском районе Коми АССР. Сыктывкар. Научно-отраслевой архив ИА РАН. Р-1. Д. 13 630.
  82. Л.Л. 1991а. Исследования на Вычегде и в Сургутском Приобье // Археологические открытия Урала и Поволжья. Ижевск. — С. 176−178.
  83. Л.Л. 19 916. Неолитическая стоянка Кочмас на нижней Вычегде // Неолитические памятники Урала: Сб. науч. тр. Свердловск. — С. 4−20.
  84. Л.Л. 1992. О соотношении памятников с накольчатой керамикой и памятников эньтыйского типа Европейского Северо-Востока // Проблемы финно-угорской археологии Урала и Поволжья: Сб. науч. тр. Сыктывкар. — С. 91−96.
  85. Л.Л. 1993. О типах поселений эпохи камня на Европейском Северо-Востоке // ВАУ. Вып. 21. Екатеринбург. — С. 41−59.
  86. Косинская Л Л. 1994. К проблеме генезиса памятников с накольчатой и гребенчато-накольчатой керамикой Европейского Северо-Востока // Европейский Север: Взаимодействие культур в древности и средневековье. Сыктывкар. — С. 48−54 (МАЕСВ- Вып. 14).
  87. JI.JI. 1995. Проблемы хронологии неолита Урала // Узловые проблемы современного финно-угроведения: Материалы 1-й Всерос. науч. конф. финно-угроведов. -Йошкар-Ола. С. 37−39.
  88. Л.Л. 2000. Связи в неолите Европейского Северо-Востока и Западной Сибири // Коренные этносы Европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы (сб. статей). Сыктывкар, — С. 181−185.
  89. Л.Л., Волокитин A.B. 1993. Типология мезолитических памятников Европейского Северо-Востока // Взаимодействие культур Северного Приуралья в древности и средневековье. Сыктывкар. — С. 18−29 (МАЕСВ- Вып. 12).
  90. Е.Л. 1984. Остатки ранненеолитической верхневолжской культуры на стоянке Сахтыш II // КСИА. Вып. 177. С. 47−52.
  91. Е.Л. 1994. Ранненеолитическая верхневолжская культура//TAC. Вып. 1.-Тверь.-С. 53−58.
  92. А.Е. 1991. О хронологии бутовской и иеневской мезолитических культур в Волго-Окском междуречье (по данным радиоуглеродного и спорово-пыльцевого анализов) // Актуальные вопросы Волго-Окского мезолита. М. — С. 38−60.
  93. Д.А. 1996. Верхневолжская культура // Археология. Неолит Северной Евразии. М.: Наука,-С. 166−173.
  94. Д.А., Хотинский H.A. 1974. Хронология и палеогеографический фон древнейших неолитических поселений центра Русской равнины // Первобытный человек и природная среда. М: Ин-т географии АН СССР, С. 272−275.
  95. Л.Я. 1996. Волго-камская культура (с накольчатой керамикой) // Археология. Неолит Северной Евразии. М.: Наука, С. 248−253.
  96. H.A. 1914. Поездка в Большеземельскую тундру летом 1910 г. // Труды общества землеведения при Санкт-Петербургском университете.- Т. III. СПб.
  97. Л.П. 1958. Очерк этнической истории Печорского края. (Опыт историко-этнографического исследования). Сыктывкар. — 200 с.
  98. Е.В. 1994. Опыт планиграфического анализа иеневских мезолитических стоянок с тонким культурным слоем // TAC. Вып. 1. Тверь. — С. 30−36.
  99. Е.В. 1996. Функционально-планиграфический анализ стоянки Беливо 6 В // TAC. Вып. 2. Тверь.- С. 141−148.
  100. Н.Б., Несмеянов С. А. 1991. Проблемы палеоэкологической характеристики культурных слоев // Методы реконструкций в археологии. -Новосибирск.: Наука. Сиб. отд-ние, С. 219−246.
  101. В.Б. 1992. Комплекс археологических памятников у с. Усть-Кулом // Духовная культура: история и тенденция развития: Тез. докл. Сыктывкар. — Ч. 2. — С. 2022.
  102. В.Б. 1996. Спасательные работы в Усть-Куломском районе Республики Коми // АО-1995. М. — С. 59−60.
  103. Н.В. 1986. Неолитические памятники с ямочно-гребенчатой керамикой на территории Карелии. Автореф. дисс. канд. ист. наук. М.
  104. Н.В. 1996. Культура ямочно-гребенчатой керамики // Археология Карелии. Петрозаводск. — С. 81−105.
  105. Э.С. 1977а. Археологические памятники на оз. Эньты // Археологические памятники Печоры, Северной Двины и Мезени. Сыктывкар. — С. 3−11 (МАЕСВ. Вып. 6).
  106. Э.С. 19 776. Отчет Вычегодского археологического отряда о полевых исследованиях в Сыктывдинском районе за 1976 год. — Сыктывкар. Научно-отраслевой архив ИА РАН. Р-1. Д. 6124, 6124а.
  107. Э.С. 1978. Поселение Эньты I // Археологические памятники эпохи палеометалла в Северном Приуралье. Сыктывкар — С. 3−23 (МАЕСВ- Вып. 7).
  108. Э.С. 1981. Отчет о полевых работах на Мезени и Средней Вычегде за 1980 год. Сыктывкар. — Научно-отраслевой архив ИА РАН. Р-1. Д. 8043, 8043а.
  109. Э. С. 1989а. Поселения эпохи неолита на Средней Вычегде // Материалы VI международного конгресса финно-угроведов. Т. 1. М. — С. 66.
  110. Э.С. 19 896. Раскопки Озельской стоянки // АО Урала и Поволжья. -Сыктывкар. С. 22−23.
  111. Э.С. 1990. Отчет о полевых исследованиях Вишерского археологического отряда за 1989 год. Сыктывкар. — Научно-отраслевой архив ИА РАН. Р-1. Д. 14 822, 14 823.
  112. Э.С. 1993. Поселение Чудгудоръяг// Взаимодействие культур Северного Приуралья в древности и средневековье. Сыктывкар. — С. 41−59 (МАЕСВ- Вып. 12).
  113. Э.С. 1995. Поселение Юванаяг на Нившере // Этнокультурные контакты в эпоху камня, бронзы, раннего железа и средневековья в Северном Приуралье. -Сыктывкар. С. 43−58 (МАЕСВ- Вып. 13).
  114. Э.С. 1998. Поселение Эньты IV // Северное Приуралье в эпоху камня и металла. Сыктывкар. — С. 41−64 (МАЕСВ- Вып. 15).
  115. О.В. 1994. К вопросу о трасологических признаках составного метательного оружия // Экспериментально-трасологические исследования в археологии. -СПб.-С. 157−168.
  116. В.Е. 1972. Древние культуры Ижмы. — М.: Наука. 128 с.
  117. В.Е. 1973а. Мезолит и ранний неолит в долине р. Ижмы (бассейн средней Печоры) // Этнокультурные общности лесной и лесостепной зоны европейской части СССР в эпоху неолита. Л. — С. 95−98 (МИА- № 172).
  118. В.Е. 19 736. Неолитические стоянки Центрального Тимана // Поселения каменного и медно-бронзового века на Печоре и Усе. — Сыктывкар. С. 24−46 (МАЕСВ- Вып. IV).
  119. В.Е. 1973в. Поселение Ружникова на Косминских озерах и вопросы неолита Европейского Северо-Востока // Археологические исследования в бассейне Печоры. Сыктывкар. — С. 22−34 (МАЕСВ- Вып. 5).
  120. В.Е. 1977. Неолитические стоянки в бассейне р. Индиги // Археологические памятники Печоры, Северной Двины и Мезени. Сыктывкар. — С. 23−30 (МАЕСВ- Вып. 6).
  121. H.H., Сулержицкий Л. Д. 1989. Опыт датирования по С14 погребений Прибайкалья эпохи голоцена // CA. № 1.
  122. Т.И. 1997. Палеогеография голоцена Европейского Северо-Востока по данным диатомового анализа. Дисс.. к.г.-м.н. Сыктывкар. — Научный архив Коми НЦ УрО РАН. Ф.2.0.3.Д.421.
  123. Т.Н., Дурягина Д. А. 1996. Условия формирования голоценовых отложений в бассейнах рек Вычегды и Большой Роговой (по данным диатомового и спорово-пыльцевого анализов). Сыктывкар. — 44 с.
  124. Марченко-Вагапова Т.И., Мариева H.A. 2001. Палинологическая и диатомовые характеристики природной среды в голоцене района Средней Вычегды // Вестник Института Геологии. № 10. Сыктывкар. — С. 6−9.
  125. А.Е. 1994. Технология фрагментации сколов // Экспериментально-трасологические исследования в археологии. СПб. — С. 62−85.
  126. Л.Г. 1971. Опыт типологической классификации микролитических индустрий Крыма // CA. № 1.
  127. Г. И. 1981. К проблеме морфологического анализа каменного инвентаря палеолитических ансамблей Восточной Сибири // Описание и анализ археологических источников. Иркутск. — С. 16−34.
  128. Г. И., Савельев H.A., Лежненко И. Л. 1981. Моделирование итехнологическая классификация резцов и скребков // Описание и анализ археологических источников. Иркутск. — С. 86−104.
  129. Г. И., Несмеянов С. А. 1988. Типизация «культурных отложений» и местонахождений каменного века // Методические проблемы археологии Сибири. -Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, С. 113−143.
  130. А.Ф. 2001. Поздний мезолит и проблема происхождения камской неолитической культуры // Тезисы докладов XV Уральского археологического совещания. Оренбург. — С. 50−51.
  131. А.Ф., Бординских Г. А., Мокрушин В. П., Дегтярева М. И., Лычагина E.JI. 2001. Новые позднемезолитические и ранненеолитические памятники в верхнем и среднем Прикамье // Археология и этнография Среднего Приуралья. Березники. -С. 142−162.-Вып. 1.
  132. А.Ф., Пономарева Л. В. 1984. Неолитическая стоянка Чашкинское озеро VI // Проблемы изучения каменного века Волго-Камья. Сб. статей. Ижевск.
  133. Неолит лесной полосы Восточной Европы (антропология Сахтышских стоянок). 1997. М.: Научный мир, — 191 с.
  134. Н.Г. 2000. Многослойное поселение Вёкса // TAC. Вып. 4. Тверь. -С. 277−284.
  135. В.В. 1996. Каменный век Марийского края // Труды Марийской археологической экспедиции. T. IV. Йошкар-Ола. — 180 с.
  136. Л.Д. 1980. Изменения природной среды в голоцене на Северо-Востоке европейской части СССР: Автореф.дисс.канд. геогр. наук. М.
  137. Л.Д. 1982. Динамика ландшафтных зон голоцена Северо-Востока европейской части СССР // Развитие природы территории СССР в позднем плейстоцене и голоцене. М.: Наука, — С. 154−162.
  138. H.A. 1972. Животный мир Коми АССР. Сыктывкар: Коми книжное издательство, — 280 с.
  139. C.B. 1978. Неолит Восточного Прионежья. М.: Наука, -231 с.
  140. C.B. 1995. Неолит лесной зоны и севера Восточной Европы (к проблемам финноугристики) // Петербургский археологический вестник. Вып. 5. СПб. -С. 62−70.
  141. C.B. 1996а. Неолит Беломорья и Крайнего Северо-востока // Археология. Неолит Северной Евразии. М.: Наука, 379 с. — С. 239−242.
  142. C.B. 19 966. Понятие о неолите II Археология. Неолит Северной Евразии. М.: Наука, С. 6−10.
  143. В.В. 1991. Проблемы переходных этапов по археологическим материалам полярной зоны // Проблемы хронологии и периодизации в археологии. Сб.статей. Л.: Ленуприздат, С. 12−22 (Археологические изыскания. Вып. 3).
  144. Полевая археология мезолита-неолита. 1990. Л. 130 с.
  145. Н.П., Хлобыстин JI.I1. Новая стоянка в Печорском Заполярье // Исследование памятников каменного века. — М. С. 71−75. (КСИА- № 92).
  146. Э.А. 1997. История археологического изучения Европейского Северо-Востока // Археология Республики Коми. М.: ДиК. — С. 9−33.
  147. В.А. 1978. Разведки в Усть-Куломском и Сысольском районах Коми АССР // АО-1977. М. — С. 36−37.
  148. В.А. 1989. Раскопки многослойной стоянки Усть-Комыс на реке Вымь Княжпогостского района Коми АССР // Археологические открытия Урала и Поволжья. -Сыктывкар. С. 33−35.
  149. В.А., Несанелене В. Н. 1997. Европейский Северо-Восток в эпоху бронзы (по материалам раскопок Сыктывкарского университета): Учебное пособие. — Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 172 с.
  150. В.В. 1980. Луково Озеро I стоянка льяловской культуры // CA. № 2. — С. 126−143.
  151. В.В. 1986. Маслово Болото 7 — поселение льяловской культуры // CA. № 4.-С. 116−137.
  152. В.В. 1992а. Многослойные стоянки Верхневолжского бассейна Варос и Языково // Многослойные стоянки Верхнего Поволжья. М. С. 4−113.
  153. В.В. 19 926. Оценка численности населения лесной зоны в неолите // Теория и методика исследований археологических памятников лесостепной зоны. Тез. докл. научн. конф. Липецк. — С. 73−76.
  154. В.В. 1997а. Кремневые орудия и оружие поселения Воймежное I // Древние охотники и рыболовы Подмосковья (по материалам многослойного поселения эпохи камня и бронзы Воймежное I). М. С. 76−91.
  155. В.В. 19 976. Стоянки Заболотского озера //Древности Залесского края. Мат-лы международной конференции «Каменный век Европейских равнин», 1−5 июля 1997, Сергиев-Посад. Сергиев-Посад. — С. 104−144
  156. В.В. 1998. Трансформации и миграции культур каменного века лесной зоны Восточной Европы // TAC. Вып. 3. Тверь С. 64−74.
  157. Ю.Б. 1976. Культура охотников на оленей Северной Евразии. Этнографическая реконструкция. М.
  158. A.C. 1982. Неолитические стоянки Жеренских Озер // CA. № 3. С. 103 121.
  159. Т.И. 1971. Основные изменения растительности севера Печорской низменности в четвертичное время (по палинологическим данным: Автореф. дисс. .канд. биол. Наук. M. 19 с.
  160. А.Н. 1987. Опыт исследования мезолитических стоянок с неокрашенным культурным слоем // Задачи Советской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС: Тез. докл. всесоюзн. конф. М. С. 238−239.
  161. А.Н. 1990. Бутовская мезолитическая культура (по материалам Деснинской экспедиции). М.: Ин-т археологии РАН, — 220 с.
  162. А.Н. 1991. Поздние памятники бутовской культуры и проблема генезиса раннего неолита Волго-Окского междуречья // Актуальные вопросы Волго-Окского мезолита. — М. С. 28−38.
  163. А.Н. 2000. Парадоксы мезолита Восточной Европы // Тверской археологический сборник. Вып. 4. Тверь.
  164. А.Н. 2001а. Проблемы источниковедения мезолита Восточной Европы // Практика и теория археологических исследований. М.
  165. А.Н. 20 016. Рец. на: Кольцов Л. В., Жилин М. Г. Мезолит Волго-Окского междуречья (памятники бутовской культуры) II РА. № 3. — С. 154−162.
  166. А.Н. 2002. Мезолит Жиздринского Полесья. Проблема источниковедения мезолита Восточной Европы. — М.: Наука, — 251 с.
  167. Е.А., Алешинская A.C. 1999. Периодизация неолита-энеолита Европейской России по данным палинологического анализа // РА. № 1.
  168. В.Ф. 1980. Мезолит и неолит лесного Зауралья. М.
  169. B.C. 1975. Археологические исследования на Европейском Северо-Востоке. Сыктывкар. -28 с. (Серия препринтов «Научные доклады». Вып. 19).
  170. B.C. 1977. Первый неолитический памятник на Мезени // Археологические памятники Печоры, Северной Двины и Мезени. — Сыктывкар. — С. 31−36 (МАЕСВ- Вып. 6).
  171. B.C. 1986. Древние поселения Мезенской долины. — М.: Наука. 192 с.
  172. B.C. 1988. Культуры эпохи раннего металла Северного Приуралья. — М.: Наука. 256 с.
  173. B.C. 1997. Энеолит и бронзовый век // Археология Республики Коми. -М.: ДиК.-Ч. 4.-С. 213−313.
  174. B.C., Мурыгин А. М. 1978. Исследования на мезенских новостройках И АО 1977.-М. — С. 39−40.
  175. B.C., Мурыгин А. М. 1979. Раскопки в районе пос. Усогорск // АО 1978. -М.-С. 39−40.
  176. В.И., Зайцева Г. И. 1996. Некоторые аспекты радиоуглеродной хронологии неолитических культур лесной зоны Европейской России // Археология и радиоуглерод. СПб.
  177. В.П. 1972. Культура ямочно-гребенчатой керамики в лесной полосе Европейской части СССР. J1.: Наука, — 137 с.
  178. В.П. 1990. Неолитические племена лесной зоны Восточной Европы. JI. -197 с.
  179. A.B., Костылева E.JI. 1984. Ранненеолитическая верхневолжская культура на стоянке Полыдо // CA. № 3. — С. 197−201.
  180. A.A. 1977. О критике источников в археологии // CA. № 1. С. 3−12.
  181. М.Е. 1952. Древнейшая история Севера Европейской части СССР // МИА. № 29. Л.-280 с.
  182. А.Х. 1969. Древняя история Среднего Поволжья. М.: Наука, — 395 с.
  183. Л.П. 1972. Проблемы социологии неолита Северной Евразии // Охотники, собиратели, рыболовы. — J1.
  184. Л.П. 1993. Сатыгинский тип керамики Западной Сибири // AD POLUS. Спб: «ФАРН», С. 29−37 (Археологические изыскания. Вып. 10).
  185. H.A. 1977. Голоцен Северной Евразии. М. — 200 с.
  186. Ю.Б. 1991. Периодизация неолита Верхнего Поволжья. Методические проблемы. М.: И, А РАН — 195 с.
  187. Ю.Б. 1996. Периодизация истории населения Верхнего Поволжья в эпоху раннего неолита // TAC. Вып. 2. Тверь. — С. 155−164.
  188. Г. А. 1941. Стоянки древнего человека на реках Колве, Колвавис и Сандибейю в Большеземельской тундре // КСИИМК. Вып. 9.
  189. Г. А. 1948а. Археологические находки в центральной части Большеземельской тундры // ТКИЧП. Т. VII. Вып. 1.
  190. Г. А. 19 486. Стоянки древнего человека в бассейне реки Печоры // КСИИМК. М.-Л., — Вып. XXIII.
  191. Г. А. 1951а. Стоянки древнего человека в северной части Большеземельской тундры // КСИИМК. № 36.
  192. Г. А. 19 516. Археологические находки в восточной части Большеземельской тундры // CA. Т. 15.
  193. Г. А. 1951в. Петрушинская стоянка на средней Печоре // КСИИМК. М.-Л. -Вып. XXXIX.-С. 81−83.
  194. Г. А. 1956. Новые археологические находки в Печорском бассейне // КСИИМК. Вып. 64.-С. 104−115.
  195. Г. А. 1954. Новые археологические находки в Большеземельской тундре // КСИИМК. Вып. 54.
  196. Г. А. 1962. Стоянки в бассейне р. Адзьвы (Большеземельская тундра) // МАЕСВ. Сыктывкар. — Вып. I. — С. 65−102.
  197. Чернов Г. А.1964. Стоянки древнего человека на Усе и средней Печоре // С А. № 1. С. 288−290.
  198. Г. А. 1976. Исследования на р. Сандибейю // АО 1975 г. М.
  199. Г. А. 1978. Новые археологические памятники на pp. Колве и Сандибей-ю // Археологические памятники эпохи палеометалла в Северном Приуралье. Сыктывкар, — С. 100−109 (МАЕСВ- Вып. 7).
  200. Г. А. 1980. Новые мезолитические стоянки на реках Сандибей-ю и Колве (Большеземельская тундра) // СА. М. — 1980. № 1.
  201. Г. А. 1959а. Археологические памятники неолита и раннего железа. Памятники Печорского бассейна и Большеземельской тундры // Памятники культуры Коми АССР. Сыктывкар. — С. 12−37.
  202. Г. А. 19 596. Стоянки на средней Печоре // СА. М. — № 2. — С. 228−231.
  203. А.В. 1997. Керамические комплексы льяловской культуры // Древние охотники и рыболовы Подмосковья (по материалам многослойного поселения эпохи камня и бронзы Воймежное I). М. С. 56−62.
  204. А.В. 2000. Хронология эпохи неолита Волго-Окского Междуречья // Хронология неолита Восточной Европы. Тезисы докладов международной конференции, посвященной памяти Н. Н. Гуриной. Санкт-Петербург, 27 ноября 2 декабря 2000 г. — СПб. -С. 94.
  205. А.В., Жилин М. Г., Спиридонова Е. А. 1999. Хронология верхневолжской ранненеолитической культуры (по материалам многослойных памятников Волго-Окского междуречья) // РА. № 2.
  206. А. 1989. Hunting with flint-tipped arrows: results and experiences from practical experiments // The Mesolithic in Europe: Third International Symposium, Edinburgh, 1985. John Donald Publisher Ltd. Edinburgh, p. 29−39.
  207. Wood W.R., Johnson D.L. A Survey of Disturbance Processes in Archaeological Site Formation // Advances in Archaeological Method and Theory. N.Y. Vol. 1. P. 315−370.
Заполнить форму текущей работой