Семантико-прагматические функции и стилистические возможности частиц в художественном тексте: на материале прозы С. Довлатова

Объектом исследования являются частицы «даже», «именно», «как раз» и «какой-то», самые частотные на страницах художественной прозы С. Довлатова.

Предмет исследования составляют семантические и прагматические свойства этих частиц, их возможности в рамках идиостиля С. Довлатова.

Актуальность темы

Важные достижения в языкознании конца 60-хначала 70-х годов XX века — поворот от описания факта через язык к определению отношения к этому описанию, в результате чего человек может связывать высказывание с общим знанием о мире, со своим отношением к сообщаемому — вызвали всплеск интереса к русским частицам.

Популярность частиц в качестве объекта лингвистических исследований определила появление новых, современных аспектов их описания.

В силу чрезвычайной сложности семантики «первым» аспектом изучения частиц был и остаётся семантический аспект. Наряду с семантическим, существует ряд других аспектов изучения частиц: грамматический, коммуникативный, прагматический, текстовый и стилистический. Все эти аспекты связаны между собой, и отграничить их друг от друга трудно и не всегда возможно.

Но, как показывает предшествующий опыт, полноценное описание частиц может быть получено только на основе такого их изучения, которое учитывало бы несколько параметров. «Пословное» (Е. А. Стародумова) много-параметровое описание позволяет решить задачу представления каждой конкретной частицы, помогает выявить индивидуальные свойства того или иного слова при сравнении его с семантически или функционально близкими единицами.

Кроме того, исследование любой частицы должно проводиться с учётом её поведенческих особенностей «на разных уровнях языковой репрезентации» [Токарчук 2002: 5] - как в плане собственно языковом, так и в плане употребления слова в речи или в тексте.

Функционирование слова в тексте выявляет закономерности и специфику обозначения действительности и соответственно раскрывает семантические возможности слов при реализации коммуникативного задания авторской интенции, а в художественном тексте — эстетического замысла.

Слово в художественном тексте, обретая эстетическую функцию, «становится главным в экспликации авторской интенции, актуализирует не только узуальные, но и скрытые смыслы, которые отражают авторское видение мира и его оценку» [Стрельцова 1995: 114].

На наш взгляд, частицы как единицы языка, служащие для выражения отношений коммуникативного плана, благодаря этой своей особенности, могут играть немаловажную роль в художественном тексте при создании авторской модели действительности. Вообще использование возможностей частиц в индивидуальном стиле — это реальный факт, а перспективы изучения частиц в этом направлении кажутся интересными и многообещающими.

Следует признать, что в лингвистической литературе содержится немного сведений о роли частиц в художественном тексте. Фрагментарно, в основном при общем лингвистическом анализе прозаических произведений или при анализе стихотворений, приводятся наблюдения над употреблением частиц в работах Л. В. Щербы [Щерба 1957: 187−193], В. В. Виноградова [Виноградов 1976: 379−380], Ю. М. Лотмана [Лотман 1970: 209- 1972], Б. М. Эйхенбаума [Эйхенбаум 1986: 140], И. Н. Ковтуновой [Ковтунова 1986: 43]. В связи с этим наиболее значимым нам видится исследование Е. А. Иванчико-вой, в котором автор приводит множество наблюдений над употреблением частиц в разных композиционных типах речи, во фразовом синтаксисе Ф. М. Достоевского [Иванчикова 1979].

Описывая функционирование некоторых частиц («даже», «же», «-то», «ведь», «дескать» и др.), неопределённых местоименных слов «как-то», «что-то», «какой-то», «как бы» и в других работах, посвященных особенностям синтаксиса Ф. М. Достоевского, Е. А. Иванчикова приходит к выводу о том, что автор («тонкий психолог») использует преимущественно эти слова, когда характеризует психологическое состояние своих персонажей [Иванчикова 1974; 1990; 1996]. Выводы Е. А. Иванчиковой подтверждаются исследованием Н. Д. Арутюновой, которая, в свою очередь, подчёркивает, что все слова неопределённости (слово «какой-то» в их числе) у Ф. М. Достоевского указывают на периферийные с точки зрения семантической иерархии, но релевантные для повествования признаки [Арутюнова 1996: 851]. В целом же и слова неопределённости, и некоторые частицы в прозе Достоевского, по мнению этих лингвистов, являются доминирующими языковыми единицами. Они позволяют получить более или менее полное представление об идиости-ле писателя.

В этом отношении большой интерес представляет художественная проза Сергея Довлатова — простая, ясная, лаконичная, создающая иллюзию разговорной речи, и вследствие этого — «частицеобильная».

В России бурный всплеск интереса к прозе писателя отразился в специальных выпусках журнала «Звезда» и альманаха «Петрополь» ["Звезда" 1994, № 3- «Петрополь» 1994]. Изучению творчества С. Довлатова посвятили страницы своих публикаций известные писатели и литературоведы В. Топоров, И. Сухих, И. Серман, А. Генис, П. Вайль, Е. Тудоровская, И. Пруссакова, 3. Абдуллаева, Н. Анастасьев, В. Кривулин, И. Ефимов, А. Карпов, С. Каледин, М. Нехорошее, М. Липовецкий, Е. Курганов и др.

Все писавшие о Довлатове непременно отмечали его поразительную зоркость к коллизиям и деталям, в которых запечатлевается абсурдность бытия. Это свойство дарования писателя обнаружилось в книге, которая была написана раньше других, но увидела свет спустя едва ли не два десятилетия, — в «Зоне». Как замечает критик А. С. Карпов, писалась эта книга вразрез с установившимися в «каторжной» литературе канонами, согласно которым «каторжник является фигурой страдающей, трагической, заслуживающей жалости и восхищения. Охранник — соответственно — монстр, злодей, воплощение жестокости и насилия. Или — напротив: «каторжник является чудовищем, исчадием ада. А полицейский, следовательно, — героем, моралистом, яркой творческой личностью» [Карпов 1996: 41]. С. Довлатов в зоне увидел нечто иное: «.поразительное сходство между лагерем и волей. Между заключёнными и надзирателями. Мы были очень похожи и даже — взаимозаменяемы» (Зона. 1. 63).

В мире, где живут герои довлатовских рассказов, абсурд царит на всех уровнях. Например, в обычной жизненной ситуации: «Молнии есть? — Нет. — А где ближайший магазин, в котором они есть? — В Хельсинки» (диалог в таллиннском магазине при покупке застёжки-молнии). Или в судьбе персонажей повествования: «Жизнь превратила моего двоюродного брата в уголовника. Мне кажется, ему повезло, иначе он неминуемо стал бы крупным партийным функционером». Даже привычные детали повседневной жизни неожиданно поворачиваются у С. Довлатова новой стороной. Вот рассуждает о пьянстве опер Борташевич: «Допустим, раньше говорили — пережиток капитализма в сознании людей. Тень прошлого. А главное — влияние Запада. Хотя поддаём мы исключительно на Востоке».

Нередко рассказы превращаются в пронизанные авторским комментарием развёрнутые диалоги — рассказчик является одним из его участников, играя в то же время и роль комментатора.

Свойственная писателю ориентация на устную речь заставляет литературоведов (И. Пруссакову, А. Карпова, И. Сухих) вспомнить о традициях не только собственно рассказа, но и анекдота: всегда внешне незамысловатая житейская история по законам этого жанра должна не только вызывать у слушателя смех, но и подводить его к вполне определённому выводу. По словам самого писателя, каждый из его рассказов (существуя самостоятельно, они нередко объединялись в рамках повести, книги) нёс «нравственный смысл», заставляя читателя задуматься о собственной жизни, в которой так часто истинное подменено нагромождением нелепостей. Это утверждение будет справедливо и по отношению к «Зоне», в подзаголовке которой стоит.

Записки надзирателя". И — к «Компромиссу»: книге, объединившей истории из жизни сотрудника таллиннской газеты, для которого лживое — то есть печатное — слово являлось источником существования. И — к «Чемодану», где забавные истории из прежней — доэмигрантской — жизни позволяли ощутить, как убога и в то же время бесконечно дорога она рассказчику.

Некоторые критики-мемуаристы (а почти в каждой статье, посвященной писателю, преобладает мемуарный компонент) не без основания называют С. Довлатова бытописателем, потому что он великолепно видел, точно воспроизводил характерные черты, приметы жизни, которой живёт читатель, создал на редкость богатую галерею образов, многие из которых воспринимаются как типы. Для иных мемуаристов феномен С. Довлатова — это претензии на гораздо большее, нежели зарисовки с натуры, — писатель стремился понять, объяснить, на чём стоит жизнь, почему так нелепо складываются судьбы людей, почему так охотно, легко и часто идут они на нарушение норм, существующих в обществе, где им приходится жить. Трагическая неизбежность конфликта личности с обществом, где властвуют эти насквозь фальшивые нормы, с поразительной отчётливостью открывается в «Компромиссе»: каждая главка этой книги начинается принадлежащей рассказчику газетной корреспонденцией — лежащая в её основе ситуация и персонажи, как выясняется, на самом деле выглядят, мягко говоря, иначе. И в «Ремесле» -книге о становлении человека — грань между реальным и фантастическим, абсурдным смазана. И отнюдь не по воле писателя, а самой жизнью.

По мнению критиков довлатовского творчества, писатель любил людей, которых изображал и к которым адресовался, сочувственно относился к тому, что в жизнь их так часто вторгаются нелепости, порождённые самой действительностью. Отражалась эта всеобщая нелепость бытия прежде всего в сфере языка, стиля. Зафиксированные словом «микроабсурды» [Топоров 1994: 174] дают яркое представление о жизни, которая — как это бывает в анекдоте — предстаёт в довлатовском рассказе «распылённой»: «Воплощением мужества для капитана стали: опрятность, резкий голос и умение пить, не закусывая." — «Тут абсолютно нету мужиков. Многие девушки уезжают, так и не отдохнув». Или — разговор о деньгах: «При коммунизме деньги отменят. — Навряд ли, без денег всё растащат. А будут деньги — мне и коммунизм не страшен».

Диапазон определений прозы С. Довлатова широк: анекдот, микроновелла, микроабсурд, новелла, рассказ, повесть. Виктор Кривулин видит в творчестве С. Довлатова жанр «большого анекдота», Джерси Косински определяет жанр довлатовских произведений как «мини-сагу о современной русской душе», Пётр Вайль и Александр Генис — как «автопортрет», Джон Глэд — как «исповедь». Жанровая типология творчества С. Довлатова исследуется и Н. И. Великой, рассматривающей произведения этого писателя как «особую авторскую прозу, изображающую главным образом жизненные парадоксы, нелепость событий, несуразность поведения человека» [Великая 2004: 15]. Сам С. Довлатов говорил, что его задача состоит в следующем: «Я пытаюсь вызвать у читателя ощущение нормы., одним из таких серьёзнейших ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением. Значит, абсурд и безумие становятся чем-то совершенно естественным, а норма, то есть поведение нормальное, естественное, доброжелательное, спокойное, сдержанное, интеллигентное, — становится всё более из ряда вон выходящим событием.- вызвать у читателя ощущение, что это нормально, -может быть, вот в этом заключается задача, которую я предварительно перед собой не ставил. Если нужны красивые и в общем точные и верные слова, то это попытка гармонизации мира».

Можно утверждать, что довлатовское наследие не обойдено вниманием филологов, пытавшихся разобраться в феномене этого стиля. Литературоведы в целом стремятся отразить личность писателя, очертить его творческое поле, но не прибегают при этом к развёрнутому анализу произведений, а лишь суммируют сложившиеся впечатления. Что касается лингвистических работ, посвященных изучению языка произведений С. Довлатова, их число невелико, но полученные результаты представляют несомненный интерес.

Среди специфических черт довлатовских текстов — большое количество конструкций с языковыми аномалиями, игрой со смыслом. Такие конструкции явились предметом исследования Т. А. Букиревой. Они представляют собой результат целенаправленного отступления от общепринятых норм языка под воздействием эстетической установки С. Довлатова. Наиболее яркие и запоминающиеся из них связаны с установкой автора на языковую игру, цель которой — вызвать у реципиента положительные эмоции, порой смех, см.: [Букирева 2000: 15]. По мнению исследователя, в текстах С. Довлатова языковая игра — это сложная система, отражающая отношение автора к жизни и искусству. Игровые приёмы и образы заполняют его творческое сознание, являются возможностью выражения прогнозируемого замысла, определённым способом вербального поведения. Наряду с использованием таких видов языковой игры, как парадокс, каламбур, острота, шутка, им активно употребляются стилистические фигуры и тропы. Как считает Т. А. Буки-рева, использование приёмов языковой игры обусловлено особенностями мышления С. Довлатова и спецификой его языковой личности. Обладая удивительной способностью чувствовать скрытую образность слова, он помогает читателю увидеть и осознать потенциал русского слова, меняющего свою семантику под влиянием контекста.

С таких же позиций рассматривает культурный и образный мир языка писателя на материале его произведений И. В. Матвеева, см.: [Матвеева 2004].

Изучению лексических примет дискурса власти и дискурса личности в произведениях С. Довлатова посвящена работа Е. Ю. Богдановой, см.: [Богданова 2001].

Словесные проявления авторского присутствия в художественном тексте (авторизация предложения) на материале творчества С. Довлатова рассматривает В. В. Филатова, см.: [Филатова 2000].

В. Ронкин считает, что творчество С. Довлатова есть отображение глобальных изменений, происходящих в русском литературном языке, что, в первую очередь, связано с усилением аналитической синтаксической тенденции, которая проявляется в расчленённости высказывания, нарушении грамматических связей, частичной деструктурированности текста [Ронкин 1999: 291−303]. По мнению исследователя, в довлатовской прозе аналитическая тенденция, приобретя, безусловно, индивидуальные черты, получила всеобъемлющее воплощение и дальнейшее развитие. Проявление аналитизма усматривается им не только в обилии конструкций экспрессивного синтаксиса (парцелляция, номинативные цепочки, вставные конструкции), но и в композиции произведений, а также в разработке писателем особого аналитического жанра «записных книжек», объединяющих в себе мысли, характеристики людей, остроумные выражения и «случаи из жизни».

В процессе «приближения» к языковой личности С. Довлатова все эти работы приобретают определённый научный вес, т.к. вместе они способствуют её реконструкции, не сводимой только к составлению словаря используемых в текстах слов, выражений и грамматических конструкций. Все авторы, каждый по-своему, стремятся к большему: пытаются отобразить особенности вербально-грамматического, когнитивного и прагматического уровней языковой личности исследуемого автора. Поэтому анализируются как единицы, традиционно используемые при описании лексического и грамматического строя языка («слово», «словоформа», «синоним», «словосочетание», «предложение», «управление», «согласование» и т. п.), так и когнитивные единицы («денотат», «сигнификат», «метафора», «каламбур», «фрейм», «прецедентные тексты»), В состав единиц прагматического уровня, отражающего интенции и цели автора, его активную позицию в мире и соответственно динамику его картины мира, включаются «пресуппозиция», «элементы рефлексии», «оценка», «ключевые слова», «способы аргументации», «сценарий поведения».

Как видится нам, в составе единиц прагматического уровня индивидуальной языковой личности С. Довлатова непременно должны быть частицыединицы, обладающие скрытой оценочной составляющей, и в силу этого способные к отображению специфической (абсурдной) авторской картины мира.

Цель исследования — определить особенности семантико-прагматического функционирования частиц «даже», «именно», «как раз» и «какой-то», их стилистические возможности в художественном тексте. Осуществление поставленной цели предполагало решение следующих задач:

1. Произвести наблюдения над употреблением частиц в текстах произведений С. Довлатова и выбрать из них наиболее частотные.

2. Описать по возможности полно их значения и особенности употребления.

3. На основе проведённого описания выделить значения, наиболее характерные для языка произведений С. Довлатова.

4. Выявить возможности частиц в рамках индивидуального стиля С. Довлатова.

Методы исследования. Основной используемый в работе метод — традиционный описательный: непосредственное наблюдение над употреблением частиц в различных контекстах. Кроме того, используется метод сопоставлений: сопоставление различных употреблений одной или нескольких единиц, обобщение результатов наблюдения и сопоставленияметод интроспективно-индуктивный (от наблюдения над фактами к выведению закономерностей).

Материалом для исследования послужили извлечения из художественных текстов С. Довлатова, написанных в 70−80-е годы XX века в советский и эмигрантский период жизни писателя. Всего рассмотрено более трёх тысяч фактов употребления различных частиц. Эти факты получены в результате сплошной и частичной выборки.

Научная новизна исследования. Описание частиц «даже», «именно», «какой-то» и «как раз» проводилось на основе самостоятельно выработанного подхода: отдельно рассматривались субъективная и объективная части семантики частиц. Впервые для описания конкретных частиц был использован термин «объективная часть семантики частиц». Дано подробное описание местоименной частицы «какой-то», её семантико-прагматических и функциональных свойствдополнены и уточнены сведения о семантико-прагматических свойствах частиц «даже», «именно» и «как раз». Изучены возможности этих частиц в создании индивидуального стиля художественных произведений С. Довлатова.

Теоретическая значимость исследования заключается в дальнейшей разработке принципа «пословного» разноаспектного изучения частиц, в обосновании разграничения субъективного и объективного начала в их семантике, в разработке стилистического аспекта изучения частиц. Результаты исследования могут найти применение при дальнейшем изучении класса частиц, при рассмотрении особенностей функционирования отдельных представителей этого класса в художественном тексте, а также при изучении стилистических возможностей групп частиц.

Практическая значимость исследования. Результаты исследования можно использовать в практике преподавания дисциплин лингвистического цикла (синтаксис текста, стилистика, лингвистический анализ текста), в спецсеминарах и спецкурсах, в научно-исследовательской работе по изучению идиостиля. Результаты исследования могут быть полезны носителям языка, испытывающим потребность в оптимизации речевого общения.

Апробация. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры современного русского языка ДВГУ, на заседании аспирантского объединения, на методическом семинаре кафедры русского языка УГПИ. Отдельные положения работы были отражены в докладах на научно-методических конференциях по проблемам славянской культуры и цивилизации в г. Уссурийске (УГПИ, 2004, 2006, 2007), в докладе на региональной научной конференции «Проблемы современной и исторической русистики» в г. Хабаровске (ХГПУ, 2006).

Основные положения диссертации опубликованы в следующих изданиях:

1. Частицы как показатели диалогичности монологического текста (на материале прозы С. Довлатова) // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки» — Архангельск, 2007. — № 5. — С. 96 100.

2. Стилистические возможности частицы «даже» (на материале прозы С. Довлатова) // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы VIII международной научно-методической конференции. — Уссурийск, 2006. — С. 74−77.

3. Семантические и стилистические возможности русских частиц («именно» в прозе С. Довлатова) // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке: Научно-теоретический журнал. — Хабаровск, 2007. — № 1. -С. 105−112.

4. Частицы — выразители подтекстовой стороны сообщаемого // Актуальные проблемы исторической и современной русистики: Сб. статей по материалам региональной научной конференции (апрель 2006 г.). — Хабаровск, 2007.-С. 59−62.

Положения, выносимые на защиту:

1. Частицы «даже», «именно», «как раз» и «какой-то», являющиеся самыми частотными в текстах художественных произведений С. Довлатова, обладают индивидуальными лексическими значениями, сочетаемостными и функциональными возможностями.

2. Преобладание частиц «даже», «именно» и «какой-то» в художественных текстах С. Довлатова обусловлено семантико-прагматическим аспектом их функционирования, т. е. способностью частиц давать оценку совместимости содержания высказывания с действительностью и оценку содержания высказывания по отношению к норме, с функцией воздействия на адресата.

3. Данные частицы обладают способностью к соотнесению смысла конкретного художественного текста (его фрагмента) с константами индивидуально-авторского мировидения (пониманием смысла жизни, взаимоотношения человека с родной культурой, людьми, собою и пр.). Именно на основе такого функционирования выявляются их стилистические возможности, что позволяет считать частицы специфическими языковыми средствами, участвующими в создании индивидуального стиля С. Довлатова.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и Списка литературы, включающего более двухсот наименований. 1 глава — «Особенности семантико-прагматического функционирования частиц в прозе С. Довлатова» — имеет теоретико-исследовательский характер, в ней рассматривается ряд вопросов, определяющих направление исследования, принципы изучения и описания частиц «даже», «именно», «как раз», «какой-то», и имеется подробное описание этих частиц. Во 2 главе — «Стилистические возможности частиц» — рассматриваются направления изучения частиц в стилистическом аспекте, современные подходы к анализу идиостиля писателя и приведены результаты анализа стилистических возможностей частиц «даже», «именно», «как раз» и «какой-то». В Заключении содержится обобщённое представление основных результатов исследования, а также намечаются перспективы дальнейшего изучения частиц в семантико-прагматическом и стилистическом аспекте.

3. Выводы Е. А. Иванчиковой, Н. Д. Арутюновой, некоторые наблюдения Е. А. Стародумовой, группы молодых учёных, а также результаты последних исследований в области коммуникативной стилистики художественного текста позволяют выработать определённый подход к изучению стилистических возможностей частиц в художественной речи. И этот подход, на наш взгляд, должен быть связан, в первую очередь, с рассмотрением индивидуальной манеры письма того или иного автора, отдающего предпочтение этим средствам.

4. Понятие «индивидуальная манера письма», или «идиостиль», традиционно понимаемое как «совокупность доминирующих отличительных свойств речи индивида, проявляющихся в употреблении языковых единиц» [Котюрова 2003: 95], наполнилось новым, коммуникативным, содержанием в связи с исследованиями Ю. Н. Караулова, посвящёнными описанию «языковой личности». По Ю. Н. Караулову, идиостиль — это стиль личности во всём многообразии её многоуровневых текстовых проявлений: в структуре, семантике и прагматике текста.

Рассмотрение текста как продукта коммуникативной деятельности автора и читателя с учётом специфики их языковых личностей, целей и задач общения актуализировало изучение средств и способов регулятивности (приёмы организации текстовых микроструктур, стимулирующие речемыс-лительную деятельность адресата), т.к. именно они являются важным показателем идиостиля автора и основным ключом к постижению глубинного смысла текста и его коммуникативного эффекта.

5. Исследование показало, что особая роль частиц в текстах С. Довлатова обусловлена семантико-прагматическим аспектом их функционирования, предполагающим, с одной стороны, регулирование авторского восприятия реальности (оценочные свойства частиц), с другой — восприятие читателем этой реальности в заданном автором ориентире (метатекстовые свойства частиц).

Частицы «даже», «именно», «какой-то» и «как раз», постоянно присутствующие в текстах С. Довлатова, дают оценку факту действительностипредмету, признаку или ситуации — как соответствующему или несоответствующему представлению о норме (стандартным стереотипам человеческого существования и поведения) — дают оценку выражаемой пропозиции как истинной и важной («именно»). Безусловно, именно эти свойства позволяют частицам отображать «разрушительную философию душевного дискомфорта» [Букирева 2000: 15], носителем которой является С. Довлатов.

Кроме того, с помощью этих средств автор обозначает своё присутствие в тексте. Использование метатекста составляет у С. Довлатова особую разновидность «авторского узора» или «рисунка» [Шмелёва 1998: 72−73], дающую исчерпывающую информацию об индивидуальном творческом процессе. Высказывания с метатекстовыми частицами несут на себе темперамент автора, его авторитетное мнение, его убеждённость в собственной правоте. Они направлены на формирование читательского мировоззрения, адекватного авторскому.

Таким образом, анализ особенностей употребления частиц в произведениях С. Довлатова позволил выявить некоторые специфические черты личности, которые находят отражение в мировидении и в образе мыслей писателя, а значит, и в стиле его письма, особенно в выборе средств оценки и характеристики действительности.

Заключение

.

1. Проведённое исследование позволило обобщить, уточнить и дополнить сведения о частицах «даже», «именно», «как раз» и «какой-то», имеющиеся в словарях, монографиях и диссертационных исследованиях.

Пословное описание выявило признаки сходства и различия в семантике частиц данной группы. Следует подчеркнуть, что сходных признаков в семантике этих частиц оказалось больше, чем различительных. Так, у всех частиц объективная часть семантики создаётся двумя постоянными возможностями: отсылочной и связующей (отсылка к фоновым знаниям и связь с другими, реализовавшимися и возможными, ситуациями текста).

Можно утверждать, что обнаруживаются черты сходства и в сочетае-мостных возможностях изучаемых частиц: «даже» и «как раз», как правило, прикреплены к предикату, а «именно» и «какой-то» — к непредикативному компоненту высказывания. Частицы «именно» и «как раз», будучи прикреплены к какому-то компоненту, всегда маркируют его как смысловой и интонационный центр.

Значения данных частиц реализуются прежде всего в минимальном контексте — в пределах высказывания или части высказывания с одной пропозицией, а также в максимальном контексте («отрезок текста, в пределах которого есть соотношение двух пропозиций» [Стародумова 2002: 69]).

2. Выявлено, что семантика частиц «даже», «именно», «как раз» и «какой-то» специфична по причине того, что в её структуре присутствуют прагматические компоненты. Прагматические компоненты смысла у этих частиц выявляются регулярно в любом контексте.

Установлено, что стержнем значения частиц «даже» и «как раз» является оценка содержания высказывания по его отношению к норме, которая может иметь разную природу, а значение частиц «именно» и «какой-то» сформировано двумя видами оценки: оценкой сообщаемого по отношению к действительности — утверждение истинности содержания высказывания именно") и обозначение неуверенности, неясности выражения, создающее эффект затруднённости в определении признака или объекта («какой-то») — и оценкой по отношению к норме.

Особое значение для исследования идиостиля С. Довлатова имеет вывод о том, что в значении всех частиц данной группы присутствует оценка содержания высказывания (ситуации, положения дел) по отношению к норме. Замечено, что С. Довлатов больше внимания уделяет сигналам ненормативности ситуаций, чем ненормативности предмета (лица). Характер ситуативного несоответствия может быть различен: алетическое, прескрипционное, аксиологическое.

Несоответствие норме или отклонение ситуации от нормы, от позитивного сценария событий чаще всего выражается частицами «даже» и «как раз». Сигналами ненормативности предмета (лица) являются частицы «именно» и «какой-то», отмечающие факт несоответствия объекта (актанта) каноническому эталону. Как правило, это значение ненормативного возникает при сочетании «какой-то» и слов абстрактного значения: частица конкретизирует абстракцию, создавая её актуализированный подвид, и в то же время, именно благодаря этой актуализации, создаёт ощущение неадекватности.

Как выяснилось, частица «даже» указывает на несоответствие ситуации объективной и прескрипционной норме. Она же может отмечать факт негрубого нарушения нормы в виде алетического (объективного) несоблюдения. Кроме того, эта частица способна выражать оценочное несоответствие, т.к. содержит дополнительный оценочный смысловой компонент «а могло быть иначе», который актуализируется в определённых контекстах.

В отличие от «даже», частица «как раз» может указывать и на полное соответствие норме, и на несоответствие ей. И ещё эта частица более активна в выражении оценочного несоответствия, чем частица «даже».

Для «именно» прежде всего важно указание на несомненную истинность и важность чего-либо, утверждаемого в высказывании. Но и эта частица может сигнализировать о том, что в высказывании содержится компонент, само наличие которого нарушает общепринятые установки — прескрипцион-ную норму.

Указание на несоответствие норме той ситуации, которая содержится в высказывании, свойственно и местоименной частице «какой-то». Там, где эта частица употреблена в высказываниях, обозначающих ненормативные ситуации, она относится ко всему высказыванию в целом. Но заметно чаще частица «какой-то» соотносит с эталоном не саму ситуацию, а её компонент (объект, актант) и сигнализирует о его ненормативности — прескрипционном несоответствии.

Важно то, что случаев несоблюдения и нарушения нормы в довлатов-ских текстах выявлено гораздо больше, чем случаев полного соответствия ей. Характерно то, что факты нарушения прескрипционной нормы, т. е. кодекса правил человеческого поведения, обнаруживались намного чаще, чем факты нарушения объективной нормы.

3. Особый, оценочный, характер семантики частиц данной группы предопределяет наличие у них конкретных коммуникативно-прагматических функций: обнаружение присутствия говорящего, выступающего в роли субъекта оценки или субъекта речи, помещённого в некоторую ситуацию, и воздействие на процесс восприятия реальности в заданном автором ориентире.

Уже в ранних опытах С. Довлатова присутствует негромкий, но твёрдый голос здравого смысла. Сам писатель называл его «чувством нормы». Это чувство помогает автору, повествующему о похождениях своего двойника, несмотря на все перипетии, сохранить ироническую дистанцию, точку опоры, силу духа и юмористический взгляд на происходящее.

С одной стороны, это чувство сформировало у писателя особое, обострённое отношение к уродству, нелепостям, абсурдности окружающей жизни. Ср.: «Мир абсурден, он теряет ощущение нормы» [С. Довлатов — Дж. Глэду 1991: 93]. По существу, он демонстрировал это во всех своих произведениях, начиная с самого раннего, с «Зоны». С другой стороны, оно помогло выработать особую, отличительную, узнаваемую тональность — «отдельного человека, не позволяющего навязать себе статус жертвы, свободного от комплекса исключительности» [Бродский 1991: 3]. Оно позволило автору говорить с читателем «как равному с равными» и «смотреть на людей не снизу вверх, не сверху вниз, а как бы со стороны» [Там же].

Именно поэтому самые частотные в «частицеобильной» прозе С. Довлатова слова — «даже», «именно», «как раз» и «какой-то» — демонстрируют постоянную готовность соотносить ситуацию, отражённую в высказывании, с нормой и оценивать её то как соответствующую норме («как раз»), то как условно-соответствующую, с наличием некоторого несоблюдения нормы («именно», «как раз»), то как полностью несоответствующую ей («даже», «какой-то», «как раз») — оценивать действительность как истинное «положение вещей», изменить которое рассказчику не под силу (оценочные свойства частиц «именно» и «какой-то»).

Наблюдения над употреблением частиц в текстах прозаических произведений С. Довлатова позволяют говорить не только об оценочных возможностях этих единиц и их своеобразном использовании. Передача субъективного видения ситуации позволяет автору ещё и управлять процессом адекватного восприятия своего речевого произведения. Контроль над процессом восприятия субъективного автор осуществляет, если использует для этой цели метатекстовые возможности частиц.

Изучение оценочных и метатекстовых свойств частиц «даже», «именно» и «какой-то» позволило закрепить определённое представление об особом отношении С. Довлатова к языку и его использованию. Это отношение основано на осознании собственного языкового поведения и языковой жизни общества, а также устройства языка и его отдельных фактов, на осмысленном пользовании им, языковых наблюдениях, соотношении своих оценок с другими, нормой, узусом.

4. Исследование подтвердило гипотезу о том, что индивидуальная семантика предопределяет стилистические возможности частиц. Изучаемые слова признаются специфическими, индивидуально-авторскими языковыми средствами, способными отобразить свойства стиля мышления С. Довлатова (толерантное, оригинальное и парадоксальное мышление, стремящееся к гармоничному пониманию действительности, к поиску взаимосвязей между общепринятым смыслом и субъективным пониманием значений, к неприятию догм и объективно существующих закономерностей жизни) и его языковую компетенцию (употребление в речи частиц всегда свидетельствует о владении живым языком, а в плане творческой способности свидетельствует об умении автора сориентировать языковые единицы на возможно более точное выражение тех или иных элементов смысла, не зависящих от восприятия и функционирования текста в целом), прагматическую установку на коммуникацию с читателем.

5. За рамками этого исследования осталось очень важное направление: изучение возможностей частиц в разных формах, жанрах речи как специального стилистического средства/приёма, сама актуальность которого обусловливается семантическими свойствами частиц. Так, в творчестве С. Довлатова представлено многообразие жанровых форм (в том числе различных жанров комического: шуток, анекдотов, реприз) и продуктивно совмещены две разнонаправленные стилевые установки, лежащие в основе речевой организации прозы: во-первых, это принципы организации собственного повествования (авторской речи) и, во-вторых, способы воплощения речи героев, речевой деятельности человека. Перспектива изучения частиц в этом аспекте, на наш взгляд, внушает оптимизм и открывает дорогу другим исследователям.