Одной из основных проблем андроноведения была и остается проблема соотношения алакульской и федоровской археологических культур, составляющих андроновскую культурно-историческую общность. Следуя сложившейся аксиоматике обе культуры рассматриваются как бесспорно родственные, но и столь же бесспорно разделяются по ряду несовместимых признаков. К таковым в первую очередь относится керамика этих двух культур, ее форма, технология изготовления, орнамент.
Форма явилась первым культуроразделяющим критерием алакульской и федоровской керамики и этот критерий не требовал для своего оформления сложной аналитики: уступ или ребро по плечикам горшков — определяющий признак для алакульских комплексов, плавная профилировка горшковпризнак федоровской керамики. Форму горшков можно считать признаком номер один при определении культурной принадлежности какого-то данного андроновского керамического комплекса, в частности, и даже памятника в целом.
Дифференциация керамических комплексов по технологическим признакам требовала применить методы особого рода, но и эта задача успешно решена1. Масштабные исследования В. Г. Ломана позволили сделать вывод о принципиальном различии алакульской и федоровской керамики по признаку технологии формовки: донно-емкостные начины у алакульцев против только емкостных начинов у федоровцев.
По сравнению с этими визуальными наблюдениями и специальными методами для выявления характера формы и особенностей формовки, исследования по орнаментике пока не дали сопоставимых с ними результатов.
1 Ломан В. Г. Гончарная технология населения Центрального Казахстана второй половины II тысячелетия до н.э. Авгореф.дис. канд.ист.наук. М. Д993.-С.29.
До сих пор нет четких критериев, по которым можно было бы однозначно выделять в орнаментике собственно алакульские и именно федоровские признаки.
Актуальность заявленной темы продиктована не только самим фактом если не кризиса, то определенного застоя в археологической орнаментологии, но и достаточно конкретными высказываниями относительно сути проблемы. К числу наиболее акцентированных из них можно отнести следующее: «. анализ морфологических характеристик археологической керамики (и орнамента на ней — И.Р.) при всей своей ценности имеет ряд ограничений. Определяя по характерным особенностям керамического материала сравнительно крупные археологические этапы, регионы и культурные провинции, он не дает оснований для прямых сопоставлений керамических материалов.
Попытки выработать универсальные системы для оценки морфологических характеристик керамики пока нельзя назвать успешными ни у нас в стране, ни за рубежом «'.
Можно не соглашаться с глубиной пессимизма этого высказывания, но следует отметить, что в нем задет очень важный нерв проблемы — в археологической орнаментологии, в частности, действительно не существует общепринятых эффективных и универсальных систем выявления, описания и формализации орнаментальных текстов.
Очевидно, что проблема номер один располагается в области таксономии.
Для классификатора таксономия — это способ «разложить» объекты по классам, характеризующим большее или меньшее сходство л классифицируемого материала". Молодин В. И., Ламина Е. В.
Введение
//Древняя керамика Сибири: типология, технология, семантика. Новосибирск, 1990.-С.З.
2 Шрейдер Ю. А., Шаров А. А. Системы и модели. М., 1982.-С.77.
Кажется очевидным, что качество результатов научного анализа напрямую зависит от качества исходных данных, а качество это зависит от выбора принципов выявления: структурных единиц для классификации (это во-первых), структурных и морфологических признаков данных единиц (это во-вторых). Далее совершенно обязательным правилом классификации является оперирование структурными единицами только одного определенного уровня.
Что мы наблюдаем в каждодневной практике археологических исследований, когда на надежный, хорошо зарекомендовавший себя в других науках статистический алгоритм экстраполируется какой-либо орнаментальный комплекс ?
В заглавиях столбцов и граф, где в отдельных ячейках располагаются заявленные единицы классификации (ныне это исключительно схематические рисунки различных частей орнамента или индексы им же соответствующие), мы можем прочитать: «элементы орнамента», «элементы узора», «мотивы орнамента» и т. п. Дело, однако, не в том, что используются разные термины (хотя это тоже тема для обсуждения). Судя по рисункам, в таблицы могут быть включены как отдельные фигуры, так и некоторые композиционные связки и даже композиции в целом. Некоторым фигурам уделяется особое внимание и, к примеру, один и тот же треугольник становится основанием для множества равноправных таксонов, в зависимости от того в какой технике он исполнен, как ориентирован в пространстве, как дооформлен и т. д. С другой стороны, другие единицы классификации не только не детализированы, но и представляют целые группы фигур: «меандровые», «свастические», «ковровые» и т. д. Легко предсказать, что подобный подход чреват недопустимой поливариантностью в результатах статистических процедур.
Примеров такого хаотичного подхода (не метода) к выделению орнаментальных признаков можно привести множество, и, порой, безысходность этой ситуации фактически констатируется: «Сама по себе процедура выделения орнаментальных мотивов формализации не подлежит и целиком определяется исследователем, его опытом и квалификацией «'.
Это высказывание больше походит на приговор, суть которого в том, что таксономия в орнаментике вещь субъективная в принципе. И это же фактически означает, что авторитет формализованных технологий (тех же статистических методов) этот субъективизм только камуфлирует.
Попробуем не согласиться с подобными выводами, тем более, что в их опровержение есть пусть немногочисленные, но очень значимые исследования.
Историография проблемы. Первое затруднение, с которым сталкиваются классификаторы, это, как уже было отмечено выше, определение исходного структурного уровня, в рамках которого собственно и производится классификация.
Наиболее акцентировано по этой теме высказывались в разные годы И. В. Калинина (1981 г.), Л. А. Чиндина (1984 г.), И. В. Рудковский (1987 г.), Л. С. Клейн (1990 г.), В. А. Скарбовенко (1991 г.)2.
Все эти авторы практически единодушны по принципиальной схеме уровней структуры орнаментов, и это тем более важно, что они приходили к одинаковым выводам практически автономно (о чем, возможно, свидетельствует почти полное отсутствие взаимоцитирования).
В целом, без учета некоторой разницы в терминологии авторов, иерархическая схема структурных уровней в орнаментах выглядит так :
Высший уровень — композиция, ограниченная пределами орнаментированной вещи (в нашем случае это, разумеется, керамический сосуд). Абдулганеев М.'Т., Владимиров В. Н. Типология поселений Алтая 6−2вв до н.э. Барнаул, 1997.-С.ЗЗ.
2 Калинина И. В. Системный подход в изучении орнаментации гребенчатой неолитической керамики Прикамья // ВАУ № 15. Свердловск, 1981 .-С.41−43 — Чиндина Л. А. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа. Томск, 1984. — С.77−78 — Рудковский И. В. Андроновский орнамент как система// Вопросы периодизации археологических памятников Центрального и Северного Казахстана. Караганда, 1987. — С.49−50- Клейн Л. С. Классификация в археологии (Часть2).М., 1990. — С.82 — Скарбовенко В. А. О структурных уровнях орнамента (применительно к задачам дескриптивного анализа) // Керамика как исторический источник. Свердловск, 1991.-С.85−87.
Второй уровень — бордюрная композиция. Как правило, она занимает горизонтальную полосу какой-то из зон вещи (сосуда) и состоит из ряда одной (простой или сложной) транслируемой (периодически повторяемой) фигуры и будет называться бордюром.
Третий (низший) уровень — отдельная исходная фигура бордюра. Она может быть простой, нерасчленимой на отдельные значимые части, и сложносоставной, состоящей из элементов, в принципе способных быть самостоятельными исходными фигурами. Кроме них в этот же уровень условно включаются элементы дооформляющего характера: «бахрома», «отростки», «смычки» и прочие вторичные образования.
Эмпирические наблюдения большинства исследователей позволяют утверждать, что наибольшей информативной емкостью в орнаментах обладают структуры второго уровня — бордюры. Это утверждение, как результат рационалистической рефлексии, получено методом «от противного». Статистический анализ традиционных орнаментик предполагает выявление узкокультурных особенностей и здесь ключевое значение имеет степень регулярности признаков. Фигуры третьего уровня имеют высокую регулярность и очень редко могут маркировать лишь одну отдельно взятую орнаментальную культуру1- они слишком широко распространены среди разных культур, в разные времена и на разных территориях (часто совершенно изолированных). Структуры первого уровня (композиции в целом), наоборот, слишком нерегулярны и в принципе не подходят для статистики, чей основной принцип — работа не с феноменами, а с регулярными множествами.
Именно поэтому структуры второго уровня — бордюры — можно считать основными для построения таксономических рядов, пригодных для качественных статистических операций. Этому утверждению, построенному из Орнаментальная культура в данном случае рассматривается как относительно самостоятельная подсистема археологической культуры (или этноса). эмпирических наблюдений многих (и прежде всего упомянутых авторов) можно присвоить статус аксиоматического.
Второе затруднение в определении таксонов — это отсутствие четких представлений о критериях членения орнаментов. В орнаментологии эмпирически сложились два направления по выделению признаков: это путь к полиморфизации и, с другой стороны, к изоморфизации. Суть первого — в максимальном дроблении множества фигур по множеству вторичных и третичных признаков (об этом уже говорилось на примере треугольников). Это направление, на наш взгляд, приводит к излишнему дроблению классифицируемого поля и, по сути, тяготеет к феноменолизации чуть ли не всякой фигуры, отличающейся от подобной лишь на йоту. Второе направление (о нем также говорилось) заключается в группировке в один таксон фигур разнообразнейших форм по соображениям, однако, совершенно субъективным («ковровые» ?!). Тем не менее, принцип изоморфизма не только более перспективен в орнаментологии, но и стал предметом интереснейших разработок, а археологии и этнографии.
В 1965 году вышла пионерная работа C.B. Зотовой1, положившая начало совершенно новому направлению в изучении, по крайней мере, так называемых геометрических орнаментов, среди которых андроновские — одни из ярчайших. Идея C.B. Зотовой базировалась на том наблюдении, что линии андроновских ковровых орнаментов выстраивались не по произвольным векторам, а как бы следовали линиям сетки (напоминающим тетрадную линовку, использовавшуюся еще сравнительно недавно для постановки почерка, наклона и размерности знаков письма). Можно утверждать, что C.B. Зотова интуитивно вышла на проблему орнаментального континуумадвумерного пространства с жестко заданными свойствами — правилами, которым всецело подчинен орнаментир художника. Любые орнаменты в.
1 Зотова C.B. Ковровые орнаменты андроновской керамики// Новое в советской археологии. М., 1965. — С. 177 181. этом пространстве следует рассматривать как реализацию возможностей генерального инварианта — орнаментального континуума.
Таким образом, C.B. Зотовой был найден принцип, и принцип хорошо математизированный (в виде геометрического образа: сетки-основы со стандартными ячейками), который в состоянии четко обозначать целую группу таксонов, включающих в себя множество разнообразных фигур.
Последующие работы в этом направлении1 не привнесли сколь-нибудь значимых результатов. Е. Е. Кузьмина предложила усложненный вариант «сетки» с треугольными ячейками (дабы найти место для треугольников, которые действительно «выпадали» из схемы C.B. Зотовой). С. Ф. Кокшаров и H.H. Ермакова пошли по пути еще большего усложнения сетки уже с задачей их «подгонки» не под класс, а под конкретные фигуры. Главный итог исследований заключается в создании необходимой базы для последующего этапа: проведения типологии орнаментальных континуумов, которая учитывала бы стремление вписать в некую систему все многообразие форм какой-то данной орнаментики (нас, разумеется, интересует андроновская) с одной стороны и при этом дала бы возможность проводить дифференцированный анализ на основе группы таксонов — типов континуумов.
Совершенно определенно следовали принципу изоморфизма и ряд авторов, обративших внимание на уже давно сложившуюся типологию симметрии, как нельзя лучше ассоциировавшуюся со свойствами орнаментов. Более того, из всех изобразительных искусств только орнаментика возвела симметрию в ранг самодавлеющего принципа. И именно симметрия сделала орнаментику самостоятельным искусством, став его родовым признаком.
1 Кузьмина Е. Е. Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня. Фрунзе, 1986.-С.59 — Михайлов Ю. И. Орнамент андроновского керамического комплекса (проблемы анализа и интерприатции). Автореф. дис.канд.ист.наук. Кемерово, 1990.-С.5 — Кокшаров С. Ф., Ермакова H.H. Меандровые узоры на керамике лозьвинского и атлымского типов // Орнамент народов Западной Сибири. Томск, 1992, — С. 19 — Рудковский И. В. Мотивы в орнаментике // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Западной Сибири. Томск, 1997,-С.1 19−125.
Этот, казалось бы, самоочевидный факт плюс обилие работ о природе симметрии у физиков, химиков, биологов, кристаллографов и т. д. и т. д. тем не менее редко привлекали внимание археологов и этнографов, для которых орнаментика далеко не последний объект для исследований.
Часть исследователей ограничивалась лишь констатацией факта, что орнаменту свойственна симметрия'.Другие (например Ф.Р. Балонов)2 делали попытку применить принципы симметрии на единичных объектах, что сильно сужает возможности методов, построенных на этих принципах. В. А. Скарбовенко, так же, как и Ф. Р. Балонов (а точнее — несколько раньше), подробно изложила типологию симметрии, но этим фактически и ограничилась, хотя осталось впечатление, что она остановилась в шаге, чтобы предложить типы симметрии в качестве таксонообразующих. Определенную попытку использовать типы симметрии на массовом материале (хантыйские орнаменты) предприняла О.М. Рындина4, но некомплексность ее материала и отсутствие статистики не позволили симметрической таксономии проявить свой потенциал.
Эти опыты по симметрометрии традиционных орнаментов носили, в основном, ознакомительный характер и являлись не столько оригинальными исследованиями, сколько изложением основных понятий симметрии и ее типологии. Это был необходимый этап, в процессе прохождения которого, во-первых, осуществлялась презентация неожиданно сложного и, в то же время, ставшего во многом более понятного мира симметрических построений и, во-вторых, происходило осознание важной методологической идеи, смысл которой в том, что кажущееся бесконечным разнообразие орнаментов без остатка укладывается в конечное количество инвариантов — типов симметрии.
1 Муканов М. С. Казахские народные ремесла. Алма-Ата, 1979.-С.34.
2 Балонов Ф. Р. Ворсовый пазырыкский ковер: семантика, композиция и место в ритуале (опыт предварительной интерпретации) // Проблемы интерпретации памятников культуры Востока. М., 1991.-С.88−121. Скарбовенко В. А. Возможности метода симметрии применительно к дескриптивному анализу орнамента археологической керамики. // Проблемы изучения археологической керамики. Куйбышев, 1988.-С. 22−44.
4 Рындина О. М. Орнамент. Очерки культурогенеза народов Западной Сибири.Т. З. Томск, 1995 — 640 с.
Другие аспекты структуры орнаментов в целом и андроновских, в частности, в научной литературе затрагивались вскользь, так и не став объектами пристального внимания, хотя некоторые из них, на уровне идей, достаточно часто фигурируют в исследованиях более общего характера. Это касается, прежде всего, проблемы зонирования в композициях, факта «позитив-негативных преобразований» и степени динамизма в алакульских и федоровских орнаментах.
Цель настоящего исследования заключена в поиске реальных критериев, на основе которых можно было бы создавать механизмы (методы) сопоставления между собой как отдельных орнаментальных комплексов так и орнаментик археологических культур. Только создание общих, непротиворечиво формализованных критериев, может дать основания о мере сходства и различия между алакульской и федоровской культурами.
Для достижения этой цели необходимо было решить следующие задачи :
— очертить круг методологических обоснований для определения принципов формирования таксономических признаков ;
— определить (и выделить) основные классы таксонов, способных диагностировать орнаментальные структуры в различных измерениях ;
— предложить методы оперирования выделенными таксонами ;
— в рамках выделенных методов выяснить возможности новой (в данном контексте) таксономии на полигоне реальной археологической орнаментики (андроновской).
Методология в рамках конкретного исследования рассматривается как надсистема, содержащая некоторые аксиоматические принципы и правила, используемые исследователем для построения гносеологического аппарата более частного характера.
Выбор этих оснований не был случайным для данного исследования. Первый фрагмент методологического пространства, привлекший наше внимание дислоцировался в области семиотики — науки о знаковых системах. Она распадается на три поддисциплины: синтактику, семантику и прагматику'.
Известно, что в археологии при анализе всевозможных вещных текстов бесспорно доминирует синтаксический подход (многочисленные попытки семантических интерпретаций тех же орнаментов пока не обладают надежными механизмами верификации и обречены на вечную гипотетичность). Только формальная типология позволяет получать из археологического материала реальную информацию культурологического характера.
Но внимание привлекла не сама по себе функция синтаксиса, а его структура.
Если внимательно вникнуть в суть существующей орнаментальной таксономии, то можно убедиться, что она оперирует морфологическими составляющими орнаментов. В качестве исходных единиц анализа вычленяется некоторая часть орнамента (элемент, мотив, единичный орнамент, .). Между тем не менее важной составляющей орнаментики является синтаксис (собственно синтаксис, как нечто иное, чем морфология). В одной из своих работ А. К. Байбурин высказался достаточно четко не только по поводу водораздела между формами и их отношениями, но и относительно статуса этих категорий в любых культурных текстах, к которым бесспорно относятся и традиционные (в том числе и археологические) орнаменты: «.каждая культурная традиция вырабатывает присущую только ей „грамматику“ предметного мира, своеобразные правила сочетания этих вещей. Вещи могут существенно изменяться,. но их комбинаторика, сочетаемость. сохраняют этническое своеобразие .» .
Это высказывание можно существенно дополнить, заявив, что вещи могут долгое время сохранять свою изначальную форму, но если отношения между Степанов Ю. С. В мире семиотики. Вступительная статья //Семиотика. М., 1983.-С.5−36.
2 Байбурин А. К. Некоторые вопросы изучения объективированных форм культуры (к проблеме этнографического факта) // Памятники культуры народов Европы и европейской части СССР. Л., 1982.
С. 15. ними, их сочетаемость существенно изменяются, то можно утверждать, что их этнокультурная сущность изменилась, стала иной.
Эти два суждения не являются антитезами. Их общая суть заключается в том, что культурное своеобразие определяется, в первую очередь, не набором форм, а их сочетанием, их комбинаторикой.
Приняв во внимание, хотя бы в общем, вышеприведенные умозаключения, можно в целом понять, почему два сосуда с совершенно разным набором орнаментальных фигур (форм) мы, не колеблясь, объединяем как однокультурные и, с другой стороны, с не меньшей уверенностью различаем, как разнокультурные, сосуды с идентичным набором фигур орнамента.
Резонно в связи с этим предположить, что синтаксические таксоны (таксоны отношений) наряду с морфологическими могут иметь не меньшее, если не большее значение. Это предположение порождает одно решение и одну проблему.
Решение в том, что спецификация настоящего исследования будет заключаться в обращении не к морфологической составляющей андроновской орнаментики, а к ее организационным началам.
Проблема же — в определении механизмов формирования таксономического поля этих организационных начал.
На этот вопрос, отчасти, дан ответ в предыдущем разделе введения, где отмечены сочинения исследователей на тему организационных структур орнаментов. Но представляется необходимым указать источники, из которых упомянутые исследователи брали или могли брать идеи для своих построений.
Здесь мы, в первую очередь, обращаем внимание на хорошо разработанную аксиоматику исследований по симметрии. На сегодняшний день существует обширнейшая литература на эту тему1. Именно к ней апеллируют исследователи традиционных орнаментов. Эта аксиоматика, как уже отмечалось, для нас интересна прежде всего типологией геометрических симметрий. Она (геометрическая типология) привлекает своей приложимостью к конкретному материалу и просто удивительно, почему эта ясная и непротиворечивая система до сих пор не стала основой симметрической таксономии. Но с методологической точки зрения более важным фактом является то, что симметрия является иновыражением понятия «система». На это указывают разработки Ю. А. Урманцева, ведущего специалиста по созданию общей теории систем (ОТС). Предложенное им определение симметрии (. симметрия — это категория, обозначающая сохранение у признаков «П» объектов «О» относительно изменений «И») перекликаются с его утверждением, что «симметрию можно рассматривать как одну из реализаций абстрактной системы » .
Система, системность, системный анализ, системный подход — эти термины не только уже прочно вошли в лексикон науки, но и стали чуть ли не бытовыми жаргонизмами. Не ставя знака равенства между этими крайними ипостасями, нельзя не заметить, тем не менее, что довольно редко декларации о системности сопровождаются комментариями относительно того, а какое, собственно, содержание вкладывается в понятие системности.
В наиболее законченном и стройном виде аксиоматические требования к системности изложены в работах Ю.А. Урманцева4.
1 Вейль Г. Симметрия. М., 1968 — Шубников Н. В., Копцик В. А. Симметрия в науке и искусстве. М., 1972 — Урманцев Ю. А. Симметрия природы и природа симметрии. М., 1974 — Тарасов Л. В. Это удивительно симметричный мир. М., 1982 — Гильде В. Зеркальный мир. М., 1982 и др.
2 Урманцев Ю. А. Симметрия природы и природа симметрии. М., 1974.-С.9.
J Урманцев Ю. А. Симметрия и асимметрия как категории ОТС: их природа и отношение. // Система.Симметрия.Гармония. М., 1988, — С. 192.
4 Урманцев Ю. А. Общая теория систем: состояние, приложение и перспективы развития// Система. Симметрия. Гармония. М., 1988, — С. 40 — 43.
Во-первых, для создания системы существуют пять предварительных условий: (1) существование, (2) множество объектов, (3) единое, (4) единство, (5) достаточность.
Во-вторых, созданная конструкция может считаться системой, если она может осуществлять следующие функции: (1) она должна уметь обобщать, (2) предсказывать, (3) давать объяснения, (4) ставить новые вопросы, (5) исправлять ошибки, (6) проводить четкие связи с важнейшими теориями и принципами, (7) осуществлять интеграцию, экономную «свертку» полученных знаний на общем для науки языке, и наконец, (8) система должна быть истинной и правильно построенной.
Предполагается, что результаты наших исследований будут в заключении подвергнуты сверке с вышеприведенными требованиями.
Следующий методологический аспект, к которому могли бы апеллировать исследования C.B. Зотовой, Е. Е. Кузьминой, И. В. Рудковского 1 и некоторых других авторов, это понятие континуума.
Не имея однозначного определения, континуум связывается с понятием непрерывности, а его проблемы рассматриваются теорией множеств. На сегодняшний день не существует адекватной теории, раскрывающей основное свойство континуума. Поэтому нас может интересовать, как эмпириков, только онтологический аспект. Его суть в том, что континуум может быть выражен: в четырехмерном варианте (пространственно-временной континуум), в трехмерном (объем), двумерном (плоскость) и одномерном (линия) .
В контексте наших исследований актуальными являются двухмерные континуумы. Мы говорим во множественном числе, имея в виду, во-первых, что двухмерный континуум может быть искривлен любым образом (иметь множество форм), а во-вторых, и для нас это главное, в любом данном пространстве, могут быть вычленены определенные возможности (свойства), Зотова C.B. Ук.соч. — С. 177−181 — Кузьмина Е. Е. Ук.соч. — С.59 — Рудковский И. В. Ук.соч. — С. 119−125.
2 Философская энцикопедия. T.3. M., 1964.-С. 53. руководствуясь которыми, будут определять формы своего существования, помещенные в этот континуум объекты.
Именно эти моменты надо иметь в виду, рассматривая те же «сетки» C.B. Зотовой. Эти «сетки» не являются континуумами в строгом смысле этого слова. Их следует понимать как системы, посредством которых в двумерном континууме (поверхности сосудов) выделяется сумма факторов, необходимых для реализации особенностей андроновских орнаментов.
Предлагаемая нами типология орнаментальных континуумов (см. 2 гл.), также не является типологией именно двумерных континуумов. Однако их можно, в принципе, так называть, если иметь в виду не всю полноту свойств континуума, а лишь момент реализации только некоторых из этих свойств. Это, по сути дела, абстракция, но онтологически такое дробление допустимо, как допустима типология одной личности по поведению в разных ситуациях (я-дома, я-на работе, я-в саду, я-на футболе и т. д.).
Следуя идеям о синтаксических закономерностях в орнаментах, выдвинутых и изложенных в археологической и этнографической литературе, а также более общим методологическим основаниям, можно окончательно очертить таксономическое пространство, на элементах которого будут строиться методы и выводы дальнейших исследований.
Первая группа таксонов (симметрические) представляет собой семь типов бордюрной симметрии.
Вторая группа (авторская разработка) включает в себя четыре типа андроновских орнаментальных континуумов, которые подразделяются на одиннадцать подтипов. Работа будет строиться на подтипах плюс недифференцированный четвертый тип (всего — двенадцать таксонов).
Третья группа — это один бинарный таксон, связанный с вопросами зонирования орнаментов.
Четвертая группа таксонов, связанная с механизмами «позитив-негативных» преобразований, обозначена условно, так как для их формализации не найдено соответствующих методов.
Поскольку задача заключается в поиске форм закономерностей использования этих таксонов в андроновских орнаментах, необходимы механизмы их выявления — методы.
Методы исследований в настоящей работе, в принципе, традиционны и строятся, в основном, на элементарной статистике (вычисление процентного содержания того или иного таксона в комплексе и культуре) и картографировании результатов статистического анализа.
Для выявления системных особенностей рассматриваемых орнаментик применен метод визуализации статистических данных в виде особых кривых в системе координат (симметрограммы и к-граммы), что дало возможность производить диагностику и сравнение комплексов не на основе числовых данных по отдельным показателям и усредненному коэффициенту, а исходя из морфологии полученных кривых, в которых отразился общий образ пропорциональности в использовании тех или иных групп таксонов.
Главная особенность этих методов не их механистическая составляющая, а, как нам представляется, качественность их таксономии, построенной на четких и непротиворечивых принципах.
Предмет настоящего исследования можно определить, исходя из всего вышесказанного, как поиск закономерностей (системности) в создании прямолинейных орнаментик на уровне их организации и соотношений исходных элементов. И на основе этих закономерностей — выделение культурных групп. Положительное решение этих задач будет означать, что синтаксическая таксономия в состоянии эффективно решать проблемы качественного сопоставления больших масс материала и больших территорий.
Объект исследования нами уже определен в заглавии работыандроновская орнаментика. Более точно будет — алакульская и федоровская орнаментики андроновской археологической общности.
Источниковая база исследования формировалась по четырем критериям. Во-первых, было решено работать с керамическими комплексами только из могильников, так как в них нет стохастичности поселенческих комплексов и в их формировании элемент логики, хотя бы и в известной мере, безусловно присутствует. Это важно, если мы собираемся обнаружить в древних орнаментальных комплексах знаки этой логики. Во-вторых, комплексы должны быть достаточно представительными. В данном случае нижний порог был определен в 30 сосудов. Это число очень условно, так как в конечном счете важно не количество самих сосудов, а некоторый минимум содержащихся на них единичных орнаментов — бордюров. В-третьих, комплексы должны представлять как алакульскую, так и федоровскую компоненты андроновской общности. И в-четвертых, комплексы должны представлять максимально широкую географию андроновского мира.
В нашем исследовании задействованы 18 керамических комплексов из 17 андроновских могильников :
• Могильник Верхняя Алабуга. Притобольский район, Курганская область. Памятник исследовался Т. М. Потемкиной (1977;1979 гг.) и М. П. Вохменцевым (1981 г.). Отнесен Т. М. Потемкиной к кругу раннеалакульских и датируется ею же в пределах XVII—XVI вв. до н.э.
• Могильник Раскатиха. Притобольский район, Курганская область. Открыт в 1963 году В. Т. Юровской. Исследовался Т. М. Потемкиной. Определен как алакульский и датирован XVI—XV вв. до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 72 сосудов.
• Могильник Чистолебяжский. Белозерский район, Курганская область. Памятник исследовался с перерывами с 1978 по 1988 год вначале В. А. Могильниковым, а затем A.B. Матвеевым. Определен как алакульский и датирован второй четвертью XX — первой половиной XVIII вв. до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 214 сосудов.
Могильник Хрипуновский. Исетский район, Тюменская область. Памятник исследовался в 1992 и 1993 гг. Н. П. Матвеевой. Квалифицирован как алакульский и датирован A.B. Матвеевым как синхронный Чистолебяжскому. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 49 сосудов.
Могильник Лисаковский. Город Лисаковск, Кустанайская область, Республика Казахстан. Исследуется Э. Р. Усмановой с 1984 года. Памятник состоит из алакульской и федоровской частей. С этого памятника использованы два орнаментальных комплекса: со 176 алакульских и 43 федоровских сосудов.
Могильник Боровое. Расположен в центре Кокчетавской области у курорта Боровое, Республика Казахстан. Исследовался в 1927 году П. И. Преображенским, в 1928 году Ю.А. и Н. П. Орловыми, в 1929 и 1930 годах Б. Н. Ждановым и в 1954 году К. А. Акишевым и A.M. Оразбаевым. Памятник относится к кругу федоровских. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 56 сосудов. Могильник Семипалатное. Ленинский район, Североказахстанская область, Республика Казахстан. Исследовался Г. Б. Здановичем в 1969 году. Отнесен им к кругу классических алакульских памятников и датирован в пределах XVI—XIV вв. до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 56 сосудов. Могильник Амангельды. Ленинский район, Североказахстанская область, Республика Казахстан. Исследовался Г. Б. Здановичем в 1969 году. Памятник отнесен автором раскопок к особому «амангельдинскому» типу и датирован переходным временем от алакульского к федоровскому. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 33 сосудов.
Могильник Балыкты. Юг Целиноградской области, Республика Казахстан. Исследовался в начале 80 годов B.C. Волошиным. Отнесен A.A. Ткачевым к кругу выделенных им же «балыктинских» памятников (раннефедоровских) и датирован XVI—XV вв. до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 34 сосудов. Могильник Майтан. Ульяновский район, Карагандинская область, Республика Казахстан. С 1984 по 1991 исследовался A.A. Ткачевым. Памятник отнесен им к развитому алакулю и датирован XV—XIV вв. до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 422 сосудов.
Могильник Ташик. Ульяновский район, Карагандинская область, Республика Казахстан. Памятник исследовался В. В. Евдокимовым в 1984 году. Отнесен к развитому этапу алакульской культуры и синхронизируется с могильником Майтан. С этого памятника использован орнаментальный комплекс со 124 сосудов. Могильник Нуртай. Каркаралинский район, Карагандинская область, Республика Казахстан. Исследовался в 1980 году A.A. Ткачевым. Памятник квалифицирован как раннеалакульский и датирован XVII—XVI вв. до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 41 сосуда.
Могильник Мичурино-1. Павлодарский район, Павлодарская область, Республика Казахстан. Открыт в 1990 году В. К. Мерцем и исследовался в 1991 году A.A. Ткачевым. Материалы этого памятника расценены автором раскопок как раннефедоровские и датированы серединой II тысячелетия до н.э. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 49 сосудов.
• Могильник Преображенка-3. Чановский район, Новосибирская область. Исследовался Т. Н. Троицкой в 1968 году. Этот памятник относится к кругу федоровских. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 67 сосудов.
• Могильник Подтурино. Город Барнаул. Со времени его открытия Э. М. Медниковой в 1970 году этот памятник исследовался разными авторами (В.Б. Бородаев, А. П. Кунгуров, В.А. Рябцев) вплоть до 1982 года. Относится к кругу памятников федоровской культуры. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 58 сосудов.
• Могильник Фирсово-14. Расположен на правобережье Оби, напротив г. Барнаула. Памятник исследовался А. Б. Шамшиным с 1986 по 1996 год. Отнесен автором раскопок к кругу федоровских памятников. С этого памятника использован орнаментальный комплекс со 136 сосудов.
• Могильник Сухое Озеро. Находится в северной Хакасии на границе с Новоселовским районом Красноярского края. Памятник открыт в 1962 году Н. В. Леонтьевым и был исследован Г. А. Максименковым в 1963 — 1968 годах. Относится к кругу памятников федоровской культуры. С этого памятника использован орнаментальный комплекс с 62 сосудов.
Материалы большинства из них опубликованы достаточно полно, однако значительная их часть еще не введена в научный оборот, и в приложении настоящей работы дана представительная выборка керамических комплексов, еще неизвестных широкой археологической общественности. Это керамические комплексы могильников Лисаковский (Табл. 1−12), Балыкты (Табл. 13−15), Нуртай (Табл.16−19), Майтан (Табл.20−31), Ташик (Табл.32−36) и Мичурино-1 (Табл. 37−41).
Некоторая диспропорция между численностью алакульских (12) и федоровских (6) комплексов объясняется объективными причинами: достаточно репрезентативных федоровских комплексов (из раскопанных) действительно относительно немного и, напротив, алакульских раскопано, как минимум, на порядок больше. Это обстоятельство вынудило принять решение (пусть спорное) не включать в наш корпус источников многие представительные серии алакульской керамики, среди которых такие известные как могильники Тасты-Бутак, Алакульский и Алексеевский. Сделано это было исключительно с целью не усугублять неравенство сравниваемых массивов.
Территориальные рамки исследования отражены в самой подборке исследуемых комплексов. Эти 17 памятников и 18 содержащихся в них орнаментальных комплексов представляют практически всю гигантскую территорию распространения андроновской общности (Рис.1). По существу мы не имеем представительных комплексов только из южных регионов (Южный Казахстан, Средняя Азия). Это, впрочем, не стало препятствием для привлечения оттуда материалов, содержащих информацию нестатистического характера (в частности по проблеме зонирования андроновских орнаментальных композиций).
Хронологические рамки исследования определены нижней и верхней датами существования андроновской общности. На сегодняшний день не существует бесспорных и общепринятых абсолютных датировок андроновских памятников. Единственно, в чем сходятся андроноведы, так это то, что при любых коррекциях верхних и нижних дат они будут очерчивать диапазон между рубежом П-го и Ш-го тысячелетия до н.э. и XII в. до н.э.
Фактор хронологии в нашем исследовании, надо отметить, имеет относительное значение. Рассматривая андроновскую орнаментику, мы воспринимаем ее как феномен и предлагаемые методы ее исследования предназначены, в первую очередь, не для выявления динамики ее развития (что безусловно имело место), а для определения факторов ее стабильности. Данный подход не является нарушением принципа историзма, диалектика Карта-схема расположения андроновских орнаментальных комплексов, послуживших основой для настоящего исследования. • - алакульские, Офедоровские, I — смешанные. которого не только в признании непрерывных изменений, но и существовании факторов стабилизации в складывающихся системах (в том числе и культурах).
Новизна предлагаемых разработок заключается в предложении принципиально нового подхода в формировании корпуса орнаментальных таксонов, построенного на выделении синтаксических признаков инвариантного характера, их надежной формализованной типологии и возможности, на их основе, осуществлять сопоставление андроновских орнаментальных комплексов. Чистота инвариантности выделенных признаков позволяет считать их универсальными критериями при анализе андроновских орнаментов.
На основе синтаксических признаков удалось определить факторы единства и региональных особенностей алакульской орнаментики, конкретизировать суть различий алакульской и федоровской орнаментик.
Кроме этого, в научный оборот вводятся материалы ранее не публиковавшихся памятников из Казахстана.
Научно-теоретическая и практическая значимость работы. Результаты исследования могут послужить вкладом в легитимизацию археологической орнаментологии, как самоценного научного направления (наряду с уже выделившимися археологической трассологией, технологией древнего керамического производства, древней металлургии и т. п.). Они могут использоваться для написания обобщающих работ по андроноведению, древней и традиционной орнаментикам, создания лекционных и специальных курсов по археологии.
Прикладное значение данных разработок видится в том, что анализ орнаментальных текстов, уже в исполнении других археологов, будет более унифицированным и объективным и это повысит индекс доверия к результатам анализа.
Апробация работы. Отдельные аспекты данного исследования представлялись на всесоюзных и региональных конференциях в Свердловске.
1983 г.), Тобольске (1987 г.), Тюмени (1988 г.), Томске (1990 г.) и ряде университетских конференций. Были прочитаны доклады в Институте Востоковедения в Москве (1989 г.), в Ленинградском отделении Института археологии (1990 г.) и на историческом факультете Омского государственного университета (1991 г.). По теме диссертации автором осуществлено 9 публикаций в виде статей, материалов и тезисов к конференциям.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав (в первой и второй главах по 2 параграфа), заключения, списка источников, списка литературы и приложения, куда вошла 41 таблица с ранее не публиковавшимися материалами. Кроме этого, непосредственно в тексте диссертации были размещены аналитические схемы, таблицы, карты и рисунки (всего 30) оперативного характера.
Заключение
.
В изложенных главах решались и, в известной мере, были решены две проблемы андроновской орнаментики.
Во-первых, выделен ряд четких инвариантных признаков, маркирующих андроновские синтаксические таксоны: это семь типов бордюрной симметрии (шубниковские группы), четыре типа и одиннадцать подтипов двумерных орнаментальных континуумов (авторская разработка), два типа зонирования орнамента не андроновских горшках и эскизно очерченная типология латентной орнаментации.
Во-вторых, предложен эффективный способ визуализации данных статистики, проведенный, прежде всего, на базе симметрических и континуумных таксонов. Этот способ позволил осуществлять сравнение орнаментальных комплексов не по усредненным значениям, а по типам форм полученных симмет-рограмм и к-грамм. Кроме этого, симметрометрия и к-метрия позволили сформировать комплекс признаков-факторов, позволяющий давать четкую и непротиворечивую оценку степени динамизма андроновских орнаментов.
И в-третьих, на базе четко формализованных таксонов и чисто механических процедур статистического анализа получены весомые доводы о серьезных конструктивных различиях между алакульской и федоровской орнаментиками (об этом однозначно свидетельствуют как два типа симметрограмм, так и два типа к-грамм). Серьезное разделение этих двух орнаментик по способам конструирования подтверждает и ставший еще более обоснованным факт их различия по степени динамизма. Изоморфизм алакульской орнаментики (объединяющий ее на всей территории распространения) не исключил ее разделения на два территориальных массива по типам зонирования (Южное Зауралье и Центральный Казахстан). Последний факт подтверждает истину о системном единстве изоморфизма и полиморфизма как двух сторон развития любой системы (единство многообразия и многообразие в едином).
Итак, в ходе наших исследований получены некоторые результаты. Созданная логическая конструкция должна, по идее, отражать как системность исходного материала (орнаментики), так и системность использованного аналитического аппарата. Адекватность этого отражения может быть проверена через верификацию относительно требований к системам вообще, выработанных в рамках общей теории систем (ОТС)1.
Прежде всего, для создания или реконструкции системы существует пять аксиоматических условий: (1) существование, (2) множество объектов, (3) единое, (4) единство и (5) достаточность.
Принимая во внимание характер нашей источниковой базы (не ноумены как результаты воображения, а совершенно реальные орнаментальные комплексы), можно утверждать, что сомнений в их существовании (1) нет. Бесспорно, что мы оперируем не одним, а некоторым множеством объектов: 17 памятников, 18 комплексов, 1757 сосудов, 3173 единичных орнамента (2). Это множество можно рассматривать как единое, так как используемые источники происходят с огромной, но четко очерченной единой территории (3). Единство этого материала не вызывает сомнений, так как даже на эмпирическом уровне андроновские орнаменты явно отличаются от иных как во времени, так и в пространстве, а аксиома об их генетической родственности как будто не требует о доказательств (4) .
Относительно достаточности. Речь, в сущности, идет о некой «критической массе» объектов, по достижении которой увеличение объема уже не приводит к новой информации (хотя это зависит от характера и масштаба постав.
1 См. например: Урманцев Ю. А. Симметрия природы. -С.51,52- Он же. Общая теория систем:. — С. 40 — 43.
2 Впрочем, эта аксиома, кажется, уже не столь убедительна. ленных задач). Тем не менее, андроновские орнаменты, по сравнению с другими, по численности более всех отвечают условию достаточности (5).
Далее, система может считаться таковой, если на ее основе можно делать: (1) обобщения, (2) предсказания, (3) давать объяснения, (4) ставить новые вопросы, (5) исправлять ошибки, (6) проводить четкие связи с важнейшими научными теориями и принципами, (7) осуществлять интеграцию, экономную «свертку» накопленных знаний на общем для науки языке, (8) наконец, система должна быть истинной и правильно построенной. Для корректности надо отметить, что эти предпосылки и требования Ю. А. Урманцевым были выведены для создания ОТС, но поскольку эта теория сама является системой (пусть и общей), то данные предпосылки и требования должны быть справедливы и для локальных систем.
Первое требование выполняется в нашей системе благодаря применению принципа инвариантности в формировании таксономической базы, позволившей делать как широкие обобщения (выявление орнаментального канона), так и глубокую дифференциацию (принципиальные различия между алакульским и федоровским канонами и дихотомия алакульской орнаментики).
Второе требование реализуется в том смысле, что полученная система критериев (обобщающих и разделяющих), дает возможность предсказывать, что, во-первых, все вновь открытые или непросчитанные андроновские комплексы с большой долей вероятности будут укладываться в жесткие параметры, определенные как общеалакульские и общефедоровские. Во-вторых, в Зауралье маловероятно обнаружение алакульских комплексов с «восточным» типом зонирования, и наоборот, на прочих алакульских территориях вряд ли будут встречены комплексы с «западным» типом зонирования1.
Третье требование, которому должны следовать наши исследования, за.
1 Здесь не имеются в виду территории активных контактов и смешения — Приишимье и Южный Казахстан. ключено в возможности давать объяснения, но это напрямую зависит от характера задаваемых вопросов, которые еще предстоит сформулировать. Попробуем это сделать. Вопрос первый — почему в федоровских композициях западных территорий достаточно часто встречается признак «пустой» зоны? Если это родовой признак западных алакульцев, то, вероятней всего, именно они оказали влияние на федоровцев. А это может свидетельствовать только о синхронном существовании двух андроновских культур. Вопрос второй — почему на горшках сузгунских орнаментальных комплексов нередко встречается аналогичный признак? Принимая за факт уникальность этого признака как западноалакуль-ского, можно выдвинуть достаточно обоснованную гипотезу о непоследней роли западных алакульцев в формировании, если не сузгунской культуры в целом, то, по крайней мере, ее орнаментики. Думается, что вопросы и ответы, сообразные нашим разработкам, возможны и непременно будут иметь место в дальнейшем.
Возможность ставить новые вопросы, как третье требование к системам, вытекает из собственно новизны предлагаемых подходов к орнаментике (этот процесс тесно связан с предыдущим, так как объяснение и вопрос — понятия комплиментарные).Можно, к примеру, по новому ставить вопрос о связи морфологии орнаментов с плетеными прототипами'. Если до сего момента речь шла только о простой «декоративной имитации» (по И. Г. Глушкову) текстуры плетеных емкостей и, возможно, ткани, то теперь можно ставить более глубокие вопросы, но уже относительно истоков континуумной организации этих орнаментов. Дело в том, что выделенные нами одно-, двухи трехконтинуумы поразительно напоминают существовавшие и существующие типы плетения. Нам известны жесткие однорядовые циновки из прутьев бамбука, тростника, скрепленные поперек двумя, тремя рядами ниток или шнурков, и это плетение.
Глушков И. Г. Керамика как археологический источник. Новосибирск, 1996.-С.71−72. явственно напоминает принципиальную схему одноконтинуума. Практически все ткани и большинство прутяных, лыковых и т. п. плетений однозначно являют собой модели двухконтинуума. Достаточно хорошо известно и трехпучко-вое (ажурное, неплотное) плетение, явственно моделирующее трехконтинуум. Любопытно, что как в плетении, так и в андроновской орнаментике контину-умность существует только в трех вариантах-типах и они совпадают. Корреляция этих двух явлений пока еще только вопрос, однако важно, что возник он из логики новой континуумной системы.
Исправлять ошибки (требование пятое), или, по крайней мере, подвергать обоснованному сомнению те или иные предложения андроноведов, на своем уровне предложенные системы в состоянии. Первое заблуждение, на которое уже было указано в настоящей работе, основывалось на уверенности, что признак «пустой» зоны — есть общеалакульский признак. Как можно было убедиться, это не так. Второй пример обоснованного отрицания касается пусть не очень распространенной, но все же отстаиваемой концепции А. А. Ткачева1. В среде андроновских памятников им была выделена так называемая «балыктин-ская» группа (мог. Балыкты, Звенигородка, Мичурино-1, Ижевский), давшая автору некоторое основание считать их раннефедоровскими. Некоторые из заявленных комплексов, а именно — Балыкты и Мичурино-1, были проанализированы по трем системам (симметрометрия, к-метрия и динамика орнаментов) и все они определили орнаментальные комплексы этих памятников как совершенно алакульские. Следует признать, что балыктинские комплексы (в широком смысле) действительно во многом оригинальны, но по части структурной организации их орнаментальные комплексы назвать федоровскими никак нельзя.
Большинство из предложенных методов анализа орнаментальных структур апеллирует к общенаучным теориям: семиотике, ОТС, теории симметрии.
Ткачев А. А. Культура населения Центрального Казахстана.- С. 16. как иновыражения той же ОТС) и понятию континуума (шестое требование) и, как следствие этого, важнейшие пункты и выводы наших исследований выражаются средствами математического языка в виде числовых и геометрических образов, которые относятся к знакам общенаучного языка (седьмое требование). Использование этой общенаучной знаковой системы привело к экономной свертке, что выразилось в сравнительно (с гуманитарными исследованиями) небольшом объеме настоящей работы. В данном случае экономная сверка не подразумевает уменьшения информационного заряда, а лишь делает его более компактным.
Критерии правильности и истинности созданных систем (восьмое требование) базируются, во-первых, на их соответствии не абстрактным (в большей мере интуитивным), а реальным системам, коими у нас являются структуры реальных андроновских орнаментов, и, во-вторых, правильность систем поверяется, прежде всего, непротиворечивостью и полнотой результатов исследований. Последние условия подтверждаются, так как получаемые стандартные результаты не зависят от исследователя, точнее его субъективизма, интуиции, мнения и тому подобных факторов, почти неизбежно деформирующих результат под определенную гипотезу: это почти неустранимое свойство полисемич-ных аппаратов исследования, выражаемых в виде комплексов суждений.
Исходя из контекста настоящей работы, неизбежно возникает вопрос: если раз за разом обнаруживается пропасть несоответствий между алакульской и федоровской орнаментиками, то какие остаются основания считать их элементами одной культурной общности — андроновской? Мы не обнаружили признаков подобного единства на уровне структурной организации, но синтаксис орнаментики это еще не вся орнаментика. За рамками настоящего исследования осталась морфология андроновской орнаментики. Возможно, и даже вероятнее всего, если андроновская общность все же существует, то базируется она на каких-то иных принципах: возможно на еще не обнаруженных структурных признаках, но скорее всего, на каких-то закономерностях морфологии фигур орнаментов.
В связи с этим, логично наметить план дальнейших исследований и высказать ряд соображений гипотетического характера, которые, возможно, дадут ключ к разгадке единства (или нет) андроновской орнаментики.
При создании таксономического пространства андроновских орнаментальных фигур предполагается использовать ряд следующих соображений (наблюдений).
Во-первых, типологию фигур можно выстраивать по признаку их п-мерности. Все фигуры андроновского репертуара могут быть подразделены на одномерные (сплошные линии, отдельно стоящие отрезки линий), двумерные (ромбы, треугольники и вообще любые, образованные замкнутым контуром). Практически можно выделить группы нульмерных (ряды или группы точек) и трехмерных (валики, каннелюры), но нульмерные вряд ли играют заметную роль в андроновской орнаментике (они очень малочисленны), а трехмерные проблемны в том смысле, что не всегда ясно, являются ли они элементами декора, или составляющими форму сосудов (хотя, скорее всего, они являются и тем, и другим). В этой типологии, возможно, особое место займут ленточные фигуры (меандры, «уточки», свастики и т. п.). По нашим наблюдениям они, с одной стороны, есть замкнутые контуры, но, с другой стороны, они могут быть выражены в одномерной ипостаси (без замкнутого контура), что совершенно невозможно сделать с треугольниками и ромбами.
Во-вторых, имеет смысл обратить внимание на тот факт, что фигуры орнамента в бордюрном ряду могут быть сомкнутыми, разомкнутыми и недифференцированными в принципе (например — меандр).
В-третьих, фигуры андроновского орнамента могут подразделяться на простые и сложные (составленные как из стандартных так и различных по форме фигур).
Следующий важный аспект морфологии можно назвать проблемой денотата (вербально обозначаемого). Во введении к настоящей работе мы уже вскользь затрагивали эту тему. Речь шла о бессистемности в порядке выбора названий отдельных фигур. Он диктуется, в основном, свободными ассоциациями. Подобный подход весьма ограничен в своих возможностях и это привело к тому, что большая группа фигур так и не «обзавелась» именами. Проблему мог бы решить общеупотребляемый каталог, пользуясь которым можно было бы просто ссылаться на некий числовой или буквенный индекс, но этот каталог должен быть не эклектическим собранием, а системой. К сожалению, это тоже проблема. Проблема, которая, как кажется, не вполне безнадежна.
Есть одно наблюдение автора этих строк, давшее некоторые любопытные результаты. Если ленточные фигуры (в частности) представить себе не как ряд изолированных и самостоятельных морфем, а как мезоморфы единого метаморфоза, то их родственность можно доказать, как несомненную. Изменение формы (через усложнение или редукцию) может выглядеть как процесс постепенный и рядом стоящие фигуры могут отличаться друг от друга лишь слегка, но в результате на полярных концах этого метаморфоза оказываются фигуры решительно разные. Этот принцип гомологической симметрии возможно может оказаться тем ключом, при помощи которого можно будет открыть закон сопряженности алакульской и федоровской орнаментик. Пока нам не удалось вписать в общий метаморфозный ряд все фигуры андроновского орнаментального репертуара. Особняком здесь стоят группа треугольников (Рис.25), ромбы и сложносоставные фигуры. Но, во-первых, здесь можно попробовать применить механизмы «позитив-негативных» преобразований, а, во-вторых, возможно в этом нет особой необходимости, так как это многообразие механизмов метаморфоз может позволить выделит целый ряд таксонов, через которые будет осуществляться дифференцированный анализ.
Кроме этого, важными факторами могут стать такие важные наблюдения.
Во-первых, кажется, становится ясно, что ромбы и ступенчатые фигуры, достаточно популярные в алакульской орнаментике, решительно нехарактерны для федоровской. Это важно не только относительно различения морфологических характеристик двух андроновских культур, но и относительно генезиса таких андроноидных культур как еловская, корчажкинская. То, что они рассматриваются как наследницы федоровцев, не вполне согласуется с тем фактом, что в орнаментике упомянутых андроноидных культур ромбические построения и фигуры являются излюбленными, а в федоровских орнаментах они практически отсутствуют.
Второе наблюдение относительно пристрастий андроновцев к определенным орнаментальным фигурам касается алакульцев.
В Южном Зауралье в алакульских композициях нередки так называемые «ковровые» орнаменты (понятие нечеткое, но, в принципе, это тема редуцированной свастики, которая в «чистом виде» вообще редко встречается). Возможно, это влияние федоровцев, поскольку факт их сосуществования с ала-кульцами здесь вроде уже не вызывает сомнений. Но те же федоровцы в эти же времена сосуществовали и с алакульцами Центрального Казахстана, у которых в орнаментике подобного влияния не отмечено. Складывается ощущение, что алакульцы Центрального Казахстана вообще избегали темы свастики (по крайней мере в своей орнаментике).
Вот, вкратце, основные, а, точнее сказать, некоторые аспекты дальнейшей работы по изучению андроновской орнаментики как системы. Среди них, как приоритетную, можно выделить задачу создания системного каталога, а точнее каталогов, в которых андроновская орнаментика должна быть представлена в различных таксономических измерениях. Хочется верить, что эта работа сможет стать вкладом в создание общего научного языка хотя бы для андронове-дов, и хотя бы относительно одной категории археологических источников.
В заключении приношу искреннюю благодарность за всемерную под.
1 14 держку и помощь в моих трудах В. В. Евдокимову, В. И. Матющенко, Э. Р. Ус мановой, А. А. Ткачеву, В. В. Варфоломееву, В. Г. Ломану и А. Д. Гаману и мно гим, многим другим.
Источники.
Опубликованные :
1. Могильник Верхняя Алабуга. Потемкина Т. М. Бронзовый век лесостепного Притоболья. М., 1985. Рис. 74 -78.
2. Могильник Раскатиха. Потемкина Т. М. Бронзовый век лесостепного Притоболья. М., 1985. Рис. 87, 89, 90, 92, 94 — 96.
3. Могильник Чистолебяжский. Матвеев A.B. Первые андроновцы в лесах Зауралья. Новосибирск, 1998. Рис. 5, 7−20, 22 — 27, 32 — 41, 43 -48.
4. Могильник Хрипуновский. Матвеев A.B. Первые андроновцы в лесах Зауралья. Новосибирск, 1998. Рис. 50−61.
5. Могильник Боровое. Оразбаев A.M. Северный Казахстан в эпоху бронзы // Тр. ИИАЭ АН КазССР. Вып. 5. Алма-Ата, 1958. Рис. 3 -11- табл. I-III.
6. Могильник Семипалатное. Зданович Г. Б. Бронзовый век урало-казахстанских степей. Свердловск, 1988. Рис. 42 — 46.
7. Могильник Амангельды. Зданович Г. Б. Бронзовый век урало-казахстанских степей. Свердловск, 1988. Рис. 25 — 27.
8. Могильник Преображенка — 3. Мол один В. И. Бараба в эпоху бронзы. Новосибирск, 1985. Рис. 43−51.
9. Могильник Подтурино. Кирюшин Ю. Ф., Лузин С. Ю. Андронов-ский могильник Подтурино // Культура народов евразийских степей в древности. Барнаул, 1993. Рис. 1 — 6.
10.Могильник Сухое Озеро. Максименков Г. А. Андроновская культура на Енисее. Л., 1978. Табл. XLV — XLIX.
Неопубликованные :
11.Могильник Лисаковский. Шифр — 50 Л — М. Коллекция хранится в музее г. Лисаковска (Кустанайская область, Республика Казахстан).
12.Могильник Балыкты. Шифр коллекции неизвестен. Хранится в областном историко-краеведческом музее г. Астаны (Республика Казахстан). Использованы рисунки из полевого отчета B.C. Волошина.
13.Могильник Майтан. Шифр — 4M. Коллекция хранится в областном историко-краеведческом музее г. Караганды (Республика Казахстан).
14.Могильник Ташик. Шифр — 46 Т. Коллекция хранится в Музее-лаборатории археологических исследований Карагандинского университета.
15.Могильник Нуртай. Шифр — 1Н. Коллекция хранится в областном историко-краеведческом музее г. Караганды (Республика Казахстан).
16.Могильник Мичурино — I. Ткачев A.A. Полевые археологические исследования на территории Павлодарской и Карагандинской областей в 1991 году (полевой отчет). Караганда, 1992. Рис. 32 — 36.
17.Могильник Фирсово — 14. Колллекция хранится в Музее археологии Алтайского государственного университета (г. Барнаул).
