Русские аналогии английской символикиНа материале пейзажных зарисовок в переводах романов Ч. Диккенса на русский язык

В настоящее время все большую популярность в лингвистике обретает проблема межкультурной коммуникации, что объясняется целым рядом причин. Во-первых, это связано со стремительной глобализацией мировых проблем, с необходимостью учитывать универсальные и специфические характеристики поведения и общения разных народов в решении общезначимых вопросов, с потребностью в знании тех ситуаций, в которых велика вероятность межкультурного непонимания, с важностью определения и точного обозначения тех культурных ценностей, которые лежат в основе коммуникативной деятельности. Во-вторых, это корреспондирует с объективной интегративной тенденцией развития гуманитарных наук, необходимостью освоения лингвистикой результатов, добытых смежными отраслями знания (психологией, социологией, этнографией, культурологией, политологией и т. д.). В науке о языке накопилось достаточно много фактографии, требующей осмысления в лингвофило-софском аспекте, и в этом ключе в соответствии с традицией, идущей от Вильгельма фон Гумбольдта, многие современные лингвисты, говоря о языке как о духе народа, пытаются определить узловые моменты в соотношении сознания, общения, поведения, ценностей и языка. Так, большой вклад в изучение особенностей связи национальной культуры и языка внесли Д. С. Лихачев, Г. Д. Гачев, Н. Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, К. Аймермахер, Ю. Д. Апресян, Т. И. Вендина, В. И. Хайруллин, В. И. Карасик, Т. Т. Баллмер, Л. Адлер и др. В-третьих, проблема межкультурной коммуникации имеет отношение к прикладной стороне лингвистического знания, к пониманию языка как средства концентрированного осмысления коллективного опыта, который закодирован во всем богатстве лексических значений слов, фразеологических единиц, общеизвестных текстов, формульных этикетных ситуаций и т. д., а этот опыт составляет суть изучаемого иностранного языка, находит прямые выходы в практику рекламного и политического воздействия, пронизывает коммуникативную сре4 ду массовой информации. Большинство исследователей соглашается с мыслью о том, что, с одной стороны, в языке находят отражение те черты внеязыковой действительности, которые представляются релевантными носителям культуры, этим языком пользующейся, с другой стороны, овладевая языком, человек видит мир под углом зрения, подсказанным родным языком, и сживается с концептуализацией мира, характерной для соответствующей культуры.

Более информативным для моделирования лингвокультурной специфики того или иного сообщества представляется понятие картины мира, в том числе языковой картины мира — mapping of the world [Апресян 1986: 5], [Зубкова 1997: 4−7], [Карасик 1996: 8], [Яковлева 1994: 3−7], [Гуревич 1984: 9], [Brightham 1971: 15−38]. Под картиной мира имеется в виду не своеобразное обозначение того, что уже выделено и расклассифицировано (там мы сталкиваемся с языковой техникой, со способами номинации, уникальная совокупность которых составляет специфику языковой формы), а собственно выделение, фрагментация, освоение действительности. Важнейшим объективным показателем важности той или иной сферы действительности для конкретного сообщества является.

• понятие семантической плотности, т. е. детализация обозначаемого фрагмента реальности, множественное вариативное обозначение и сложные смысловые оттенки обозначаемого. В связи с этим в работах многих лингвистов упоминается важность такого понятия, как «концепт» при изучении особенностей межкультурной коммуникации [Лихачев 1993: 3−9], [Степанов 2001: 603−612], [ЭРЯ 1998: 657], [Вежбицкая 2001: 19, 45], [Лисицин 1996: 3−8], [Гудков, Красных 1998: 124−133], [Карасик 1996: 3−10], [Ляпин 1997: 11−35].

• Предметом исследования настоящего диссертационного сочинения являются русские аналоги английской пейзажной символики.

Актуальность исследования определяется двумя моментами. Первое. В последнее время в условйях стремительного развития всемирной коммуникативной сети особое значение приобретает проблема межкультурного общения, которая является предметом исследования не только культурологов,.

• историков, психологов, социологов и политологов, но и лингвистов. Изучение лингвокультурных концептов, в частности в художественной символике, дает прекрасные возможности для построения качественно новых представлений о процессе коммуникации, основанных на обобщении данных всех областей научного знания, — коммуникации как совокупности апелляций к различным концептам. В рамках концептологического подхода коммуникативная компетенция должна рассматриваться как сочетание умения, во-первых, выбирать культурные единицы (например, символы), наиболее пригодные для оказания желаемого воздействия на адресата, а во-вторых, найти языковые средства адекватного выражения этих культурных единиц.

Во многих современных работах речевые стратегии изучаются как фактор, определяющий представление о чужом языке [Вежбицкая 1990: 63−85], [Вежбицкая 2001а], [Adler 1977], [Atsumi 1989: 130−156], [Braun 1988]. Проблема рецепции «чужого» все больше и больше привлекает внимание исследователей. При этом, однако, остается в стороне вопрос о том, каким трансформациям подвергается «чужая» символика, когда она берет на себя функцию репрезентации «чужого» внутри «своего».

Второе. В последнее время исследователи проявляют большой интерес к культурным концептам и концептосфере языка. Проблема символа и символики также сохраняет свою актуальность. До сих пор, однако, не было предпринято серьезных попыток соотнести сферу концептов со сферой символов с учетом особых семантических потенций символа.

Целью настоящей работы является изучение того, как отражается британская символика в русской языковой картине мира. В связи с этим в диссертации решаются две задачи. На основе изучения современной философской и лингвистической мысли, работающей в соответствующем направлении, создается: 1) понятийный аппарат, позволяющий адекватно описывать рецепцию чужой символики, и 2) проводится описание такой рецепции на конкретном языковом материале.

Материалом исследования служат переводы на русский язык пейзажных зарисовок в романах Чарльза Диккенса «Холодный дом», «Большие надежды» и «Тяжелые времена». Соответствующие этим переводам английские пассажи рассматриваются как референты рецепции. В фокусе исследования остается русский язык.

Обращение к пейзажным зарисовкам обусловлено тем, что именно картины национальной природы, пропущенные сквозь призму национальной же символики, способны продемонстрировать всю сложность двойной референции усвоенного символа: сохранение собственной символичности и способность репрезентировать «чужое». Именно в особенностях восприятия природы коренится образный арсенал национальной культуры, метафорика литературы, сюжеты искусства. В каждом языке создается своя субъективная реальность как результат процесса объективации идей, образов, реалий в их этнокультурном своеобразии. Поскольку пейзаж в художественной литературе выполняет функцию эмоционально-экспрессивного воздействия, читатель через восприятие символических картин природы в инокультурной литературе не только глубже вникает в переживания героев и ощущает состояние души автора, но и постигает мир иного национально-культурного сообщества.

Обращение к творчеству Диккенса объясняется тем высоким статусом, который отводится ему в английской литературе и культуре (ср. антономазии и аллюзии, связанные с такими его персонажами, как Скрудж, Пиквик, Юрай Хипп, Дэвид Копперфильд и др.), а также с той значительной ролью, которую он сыграл в знакомстве русских читателей с британским миром. Названные романы выбраны в связи с особой символической насыщенностью присутствующих в них пейзажных зарисовок.

Научная новизна работы состоит в том, что символ рассматривается в ней как одновременная реализация двух когнитивных стратегий метафорической и метонимической, что позволяет говорить о символосфере как о сфере, объединяющей наиболее представительные прецеденты культуры и наиболее продуктивные для нее метафоры. Понимаемая таким образом символосфера позволяет по-новому взглянуть на самый процесс усвоения «чужого».

Теоретическая значимость диссертации состоит в установлении соотношений концептосферы и символосферы при рецепции «чужого». Культурный концепт, будучи важнейшей категорией лингвокультурологии, представляет собой неоднородное образование. С одной стороны, можно выделить концепты более конкретного и более абстрактного характера, вплоть до мировоззренческих универсалий. Это противопоставление по ценностно ориентированной, ведущей стороне концепта дает возможность рассматривать разноплановые категории: от отношения к собственности [Бабаева 1997], старшинству [Бунеева 1998], приватности [Прохвачева 2000], до отношения к важнейшим категориям этики, например, к счастью [Воркачев 2000] или предельным понятиям [Снитко 1999]. С другой стороны, концепты противопоставляются по способу их жанровой фиксации, например, концепты текстов в языковом сознании [Слышкин 2000], законов и норм поведения [Вежбицкая 1990]. Сюда же можно отнести типологию концептов по принятым в когнитивной науке признакам: мыслительные картинки (конкретные зрительные образы — рыба «налим»), схемы (менее детальные образы — «река» как голубая лента), гиперонимы (очень обобщенные образы — «обувь»), фреймы (совокупность хранимых в памяти ассоциаций — «базар»), инсайты (знания о функциональной предназначенности предмета — «барабан»), сценарии (знания о сюжетном развитии событий — «драка»), калейдоскопические концепты (совокупность сценариев и фреймов, связанных с переживаниями и чувствами -" совесть") [Бабушкин 1996: 43−67]. С третьей стороны, выделяются концепты, которые специфическим образом организуют грамматическую систему языка [Вежбицкая 1997]: например, агентивное или пациентивное представление ситуаций (я должен — мне нужно).

В нашем исследовании мы рассматриваем противопоставление концептов по способу их жанровой фиксации, а именно в символике художественных произведений британского автора и в их переводах на русский язык. Говоря о рецепции английской символики в русском языке, мы разделяем точку зрения, С. А. Мегентесова и Г. Г. Хазагерова, согласно которой оппозиция «я/другой» является одной из основных в структурировании культурного пространства и играет весьма важную роль в восприятии реалий и ценностей иного лингвокультурного сообщества [С.А.Мегентесов, Г. Г. Хазагеров 1995: 43−45].

Такой подход обусловливает возможность применения результатов диссертационного исследования в теоретических работах по лингвистике и культурологии, оперирующих понятиями «концепт», «концептосфера», «символ».

Практическая значимость состоит в конкретных наблюдениях над особенностями рецепции британской пейзажной символики, что делает возможным применение полученных результатов при составлении русских словарей символов, а также пособий, содержащих лингвострановедческий материал.

Методы и приемы исследования обусловлены темой диссертации. Был использован гипотетико-дедуктивный метод, лингвистический метод описания, методы контекстуального и компонентного анализа с такими приемами, как наблюдение, сопоставление, обобщение, классификация. На защиту выносятся следующие положения.

1. Решающую роль в рецепции «чужого» играет не только соотношение концептосфер обоих национальных языков, но и особая часть концепто-сферы «чужого» языка — сфера символов, или символосфера.

2. Ядро национальной картины мира образуют символы — лексические единицы, обладающие способностью к репрезентации и метафоризации и бесконечной многозначностью, — единицы, в которых означающее и означаемое находятся в отношениях подобия и смежности одновременно.

3. Символосфера, являясь ядром национальной картины мира, складывается из совокупности примитивов (концептов) и продуктивных национальных метафор, также образующихся на основе этих примитивов (концептов).

4. У наивной модели мира есть центр и периферия. «Свое» в национальной картине мира всегда имеет разветвленную периферию, в то время как чужое" зачастую сводится к прототипическому, то есть к не обладающему всеми признаками, отличающими «свое».

5. Описание национального пейзажа в реалистической литературе отражает существенную часть символосферы, поскольку оно ориентировано и на метонимическую (выбор типических деталей), и на метафорическую (обозначение человеческого мира через олицетворение пейзажа) стратегии. При этом и мир типического, и мир олицетворяемого связаны с национальным: первый — с реалиями, второй — с традициями.

6. При анализе переводов романов Диккенса на русский язык выясняется, что метонимическая и метафорическая стратегии в структуре символа сосуществуют, однако особенности символосферы русского языка проявляются главным образом в метафорике.

7. Рецепция и разветвление периферии «чужого» в русской национальной картине мира происходит через распространение прототипического феномена на основе «своего».

Структура исследования подчинена последовательной реализации цели и задач. Оно состоит из введения, двух глав и заключения.

В главе первой — «Модель мира и рецепция „чужого“ в языке» — представлен теоретический материал, различные точки зрения на проблему национальной картины мира и проблему особенностей рецепции инокультурной информации в родном языке, а также взгляды философов и лингвистов на природу символа в концептосфере языка.

В главе второй — «Ч.Диккенс и русские аналоги символики английской природы в переводах его произведений на русский язык» — содержится краткий анализ творчества писателя и роли символического пейзажа в его произведениях. Приводятся взгляды современников романиста и исследователей наших дней на особенности британского пейзажа в символическом изображении Диккенса. Дается обоснование роли пейзажа, в особенности символического, в постижении мира иного национально-культурного сообщества. Проводится классификация образов-символов природы в пейзажах Диккенса и анализ их адекватной передачи при переводе на русский язык. Делается сопоставление языковых средств, участвующих в создании образов-символов у Диккенса, и языковых средств, используемых переводчиками при передаче символики Диккенса на русском языке.

ВЫВОДЫ.

1. Процесс символизации природного явления в художественной системе произведения имеет метонимический характер и определенные закономерности, важнейшими из которых являются неразрывная связь рассматриваемого явления с конкретными сюжетными коллизиями, регулярная воспроизводимость в обстоятельствах, имеющих решающее значение в судьбах героев.

2. В рамках изображения Диккенсом городского и сельского пейзажей можно выделить авторскую символосферу, присущую всем его романам и отражающую как душевные переживания героев, эмоциональный фон событий, так и национальное мышление. Именно авторская символосфера формирует представление о Великобритании в сознании реципиента, принадлежащего русскому лингвокультурному сообществу. Структуру диккенсовской символосферы образуют четыре стихии: вода, воздух, огонь и земля.

3. Водные символы свойственны английскому культурному пространству в наибольшей степени и являются в произведениях Диккенса самыми частотными. Водная стихия представлена в символосфере Диккенса образами-символами болота, реки, дождя. Болото символизирует безысходность и неизбежность. Река — символ жизни и ее течения. В переводах романов эти символы наделяются пространственными характеристиками, что уравновешивает потенциально чужую символосферу введением близких русскоязычному реципиенту понятий пространства и дали. При этом символы водной стихии часто интерпретируются при помощи символов земли (например, «река — живая дорога», «болота — просторы»). В славянском мифологическом представлении дождь является символом обновления, плодородия, восстановления. У Диккенса дождь выступает символом тоски, нравственных переживаний, духовного очищения.

4. В переводах на русский язык пейзажных зарисовок наблюдается тенденция к большему разнообразию цветовых эпитетов. Стилистические приемы, основанные на реалиях британской картины мира, заменяются аналогичными русскими («парус корабля — крылья птиц», «гоблин-бесенок»),.

5. Русский перевод более эмоционален и ориентирован на гиперболу.

6. Символы стихии воздуха у Диккенса представлены образами ветра, тумана и дыма. В русской литературе и фольклоре ветер чаще попутный, поэтому он наделяется значением помощника. Образ-символ ветра, как правило, встречного, означает в романах Диккенса преграды и трудности. Туман, характерный для символосферы как русской, так и британской литературы XIX в., вызывает у реципиента устойчивые ассоциации, связанные с представлениями о тайне и непредсказуемости. Дым символизирует в произведениях Диккенса подавленность и помрачение, что связано с негативным отношением автора к промышленному прогрессу и его пагубному влиянию на природу и на характер человека.

7. В стилистическом отношении следует отметить большую по сравнению с оригиналом метафоричность перевода и обилие дополнений со стороны переводчика, в том числе и библейско-мифологического характера («царство дыма», «змеиное семя»).

8. Символика огня включает у Диккенса образы-символы огня, солнца и звезд. Огонь в христианской символике означает страсть и преображение. В романах Диккенса он символизирует семью, искренность, чистоту. Малый огонь — свечи и фонари — означают жизнь отдельно взятых людей. В славянской мифологии солнце является символом жизненной силы и вечной молодости. В романах Диккенса оно символизирует страсть, справедливость, жизненную силу и благодать. Звезды являются символом судьбы и мечты.

9. Переводчики гораздо шире, нежели Диккенс в оригинале, пользуются речевыми метафорами, заменяя ими диккенсовские эпитеты и давая таким образом сведения историко-страноведческого характера.

Ю.Символосфера земли представлена у Диккенса образами сада, грязи и сельской местности. Сад символизирует внутренний мир и душу человека, грязь — несправедливость, порок и распад, сельский пейзажцельность, прочность и покой. Описания сельской местности часто сопрягается в переводах с понятием простора, уходящего вдаль пространства, что в оригинале встречается крайне редко. Перевод часто выглядит более распространенным за счет информации экстралингвистического характера, особенно касающейся законодательной системы Великобритании. При этом оригинальные метафоры Диккенса довольно регулярно заменяются стертыми русскими метафорами.

11.Образы-символы Диккенса, характерные для концептосферы английского культурного пространства, адекватно воспринимаются русскоязычным реципиентом вследствие перевода, адаптированного к русской языково-картине мира.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Между жизнью общества и лексикой языка, на котором оно говорит, имеется весьма тесная связь. Это в равной мере относится к внутренней и к внешней стороне жизни. Очень важно, что-то, что относится к материальной культуре и к общественным ритуалам и установлениям, относится также к ценностям, идеалам и установкам людей и к тому, как они думают о мире и своей жизни в нем.

Давно осознан тот факт, что значения слов разных языков не всегда полностью совпадают, что они отражают и передают образ жизни и образ мышления, характерный для некоторого лигвокультурного сообщества, являясь ключом к его пониманию культуры. Э. Сепир верно заметил: «Языки очень неоднородны по характеру своей лексики. Различия, которые кажутся нам неизбежными, могут полностью игнорироваться языками, отражающими совершенно иной тип культуры, а эти последние, в свою очередь, могут проводить различия, непонятные для нас.

Подобные лексические различия выходят далеко за пределы имен культурных объектов, таких, как наконечник стрелы, кольчуга или канонерка. Они в такой же степени характерны и для ментальной области" [Сепир 1993: 28].

Наше исследование показало, что различия между языками выходят за рамки исключительно лексики. Они существуют также на стилистическом, синтаксическом и даже концептуальном уровне. Можно утверждать, что разные лингвострановедческие сообщества обладают примерно одинаковым набором концептов, или, по определению Ю. С. Степанова, «сгустков культуры, входящих в сознание человекатого, в виде чего культура входит в ментальный мир человека» [Степанов 1997: 40]. С другой стороны, концепт — это то, посредством чего человек сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее. Этой двоякой природой концепта и объясняется факт его различного выражения и положения в иерархии других концептов в разных языках. Различия в концептосферах влекут за собой и различия в способах создания образности в литературе. Наиболее универсальным образным средством для выражения общих для разных лингво-культурных сообществ концептов, на наш взгляд, является символ, так как, с одной стороны, благодаря своим структурным особенностям, он обладает относительной свободой интерпретации значений, а с другой стороны, в силу своей воспроизводимости в конкретных схожих ситуациях, определяет программу мыслительных действий и создает модель речевого поведения.

Как мы убедились в ходе нашего исследования, пейзажные символы художественного мира Чарльза Диккенса образуют в английском и русском языках сходные концепты. Разница состоит в способе их выражения, который изменяется при переводе инокультурного текста на русский язык. Так, в частности, нами отмечен тот факт, что концептосфера английского языка, отраженная у Диккенса в символах природы, предстает перед русскоязычным реципиентом в измененном, адаптированном к русской лин-гвокультуре варианте, особенностью которого является большее, чем в оригинале произведения, применение стилистических средств гиперболизации (метафоры, гиперболы, цветовые и метафорические эпитеты) — дополнения лингвострановедческого и историко-страноведческого характера, сделанные переводчиками.

В дальнейшем исследование может быть продолжено в направлении классификации концептов, образуемых символами природы, на базе произведений нескольких британских авторов и их переводов на русский язык.