Система повествовательных точек зрения в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и языковые способы их выражения

Проблема повествовательной точки зрения является одной из центральных в изучении повествовательной структуры художественного текста и исследуется в рамках как литературоведческих, так и лингвистических дисциплин (в лингвистике в последние годы понятие «точки зрения» приобрело, по словам Е. А. Поповой, статус антропоцентрической категории языка). Изучение этой проблемы имеет продолжительную историю и связано с именами таких крупных специалистов в области нарратива, как Г. Джеймс [1982], А. А. Потебня [1905], П. Лаббок [1957], М. М. Бахтин [2000а и др.], Ж. Женегг [1998], Я. Линтфельт [1981], Ю. М. Лотман [1966, 1970], Б. О. Корман [1972, 20 066 и др.], Б. А. Успенский [2000], В. Шмид [2003] и др. Повествовательная точка зрения определяется в научной литературе как «центральная категория нарратологии» (В. Шмид), основа композиции повествовательного художественного текста (Б.А. Успенский), момент проявления говорящего в тексте (Е.В. Падучева).

Материалом диссертационного исследования послужил роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», а его предметом — система повествовательных точек зрения в романе.

Актуальность темы

исследования обусловлена, во-первых, возросшим в настоящее время интересом филологов к языковым аспектам функционирования повествовательной структуры художественного текста и к языковой стороне организации повествования, во-вторых, недостаточной изученностью проблемы повествовательной точки зрения применительно к романному жанру, который является одним из наиболее репрезентативных в плане анализа повествовательной структуры.

Работ, посвященных непосредственно изучению повествовательной точки зрения, все еще мало, а имеющиеся не затрагивают всего круга связанных с ней вопросов. Как правило, эти исследования (можно отметить монографию Б. А. Успенского «Поэтика композиции» [1995], диссертации Л. Н. Лихачевой.

Повествовательная точка зрения как художественный прием и его языковая характеристика" [1976] и Е. А. Леонтьевой «Точка зрения в нарративе: На материале сопоставительного анализа современных русских коротких рассказов и их переводов на немецкий язык» [2005]) опираются на материал «малых» повествовательных жанров и/или дают обзорную характеристику разных текстов. Что касается романа Булгакова «Мастер и Маргарита», то хотя в посвященной ему обширной научной литературе постоянно отмечается актуальность изучения роли точки зрения в организации повествования1 и затрагиваются отдельные вопросы его повествовательной организации, такие как диалогичность (И. Белобровцева, С. Кульюс, см.: [Белобровцева 1997], [Белобровцева, Кульюс 2007]), выражение авторской позиции героями произведения (В.И. Немцев [1991]), проблема автора (Г.М. Ребель [1995]), стратегии чтения романа (М.А. Бологова [2004]), взаимодействие категорий автора и читателя (Е.А. Иванынина [1998]), функционирование в романе структуры «текст в тексте» (Е.Г. Трубецкова [1999]), однако вопрос о роли повествовательной точки зрения в структуре романа до сих пор не решен. Кроме того, имеющиеся исследования повествовательной организации романа имеют преимущественно литературоведческую направленность2.

Настоящее диссертационное исследование посвящено лингвистическому анализу способов выражения повествовательной точки зрения в художественном тексте и выполнено в русле подхода, выработанного представителями современной отечественной лингвистики нарратива (Е.В. Падучева, Е. А. Попова и др.) и учитывающего достижения отечественной структуральной поэтики (Ю.М. Лотман, Б. А. Успенский, Б.О. Корман), с одной.

1 Ср., например: «Не только важнейшим фактором поэтики Булгакова, но и одной из фундаментальных проблем в его произведениях оказывается релятивность, недостоверность всех точек зрения перед лицом Истины» [Яблоков 2001: 81]- «концептуальную значимость» приобретают у писателя «диалогический способ осмысления реальности» [Химич 2003: 154], «отказ от дидактического монологизма, <.> принципиальная несводимость изображаемого к одному голосу, к одному мотиву, к одной плоскости, к единственной точке зрения, <.> изначальная установка на многоголосье и в общей картине мира и в пределах авторского слова» [Химич 2003: 149].

2 Комплексной характеристике повествования в романе посвящены работы Е. Ш. Галимовой [2002], В. В. Химич [2003], Е. Н. Хрущевой [2000, 2004а, 20 046]. стороны, и западной нарратологии (Р. Барт, Ж. Женнет, В. Шмид и др.), с другой.

Основной теоретической предпосылкой диссертационного исследования является представление о коммуникативной природе художественного текста как целостной многоуровневой структуры. Повествовательная точка зрения рассматривается как многоплановая нарративная категория, проявляющая себя на языковом, психологическом (перцептивном), пространственно-временном и идеологическом (оценочном) уровнях организации текста в соотнесенности словесно обозначаемых явлений действительности с тем или иным субъектом речи, сознания и восприятия, участвующая в композиционном построении художественного текста и представляющая собой один из важнейших факторов, влияющих на характер повествования.

Научная новизна работы обусловлена тем, что в ней, во-первых, применен комплексный подход к изучению повествовательной точки зрения, базирующийся на лингвистических принципах анализа художественного текста, во-вторых, проблема повествовательной точки зрения исследуется на материале текста романного жанра.

Цель работы — выявить способы языкового выражения повествовательной точки зрения в художественном тексте и описать систему повествовательных точек зрения в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

Данная цель определяет следующие задачи исследования:

1. Описать теоретико-методологические основы исследования повествовательной структуры художественного текста и повествовательной точки зрения.

2. Рассмотреть особенности организации повествовательной структуры романа «Мастер и Маргарита», выбора автором формы повествования.

3. На материале романа «Мастер и Маргарита» рассмотреть языковые средства выражения повествовательной точки зрения в художественном тексте.

4. Выявить авторские приемы и средства, актуализирующие прагматическую направленность текста романа, определить роль категории адресата в структуре романа.

5. Описать систему повествовательных точек зрения в романе, условия, влияющие на выбор автором повествовательной точки зрения.

6. Выявить сходства и различия в организации системы повествовательных точек зрения в композиционных частях романа.

В качестве основных в работе используются методы наблюдения, обобщения, сравнительного анализа.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что в нем разработан научный аппарат для комплексного анализа повествовательной точки зрения в художественном тексте, который применен к произведению романного жанра.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее наблюдения и выводы могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по проблемам повествовательной точки зрения в художественном тексте и повествовательной организации романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», а также при чтении лекционных курсов, проведении семинарских занятий, спецкурсов и спецсеминаров по лингвистическому анализу художественного текста, по теории и истории литературы.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Повествовательная точка зрения является одной из важнейших нарративных категорий в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», а смена повествовательных точек зрения служит в нем одним из важнейших повествовательных приемов.

2. В плане повествовательной формы роман Булгакова представляет собой третьеличное повествование с диегетическим, персонифицированным повествователем в «московских» главах и с экзегетическим, неперсонифицированным повествователем в главах «ершалаимских». Повествование отличается особой субъективированностью, которая связана с повышенной ролью персонажного начала: с широким использованием слова и повествовательной точки зрения изображаемых персонажей и с яркой субъективностью повествовательной точки зрения «московского» диегетического нарратора. В тексте это проявляется в размывании границ между нарраториальным и персональным повествовательными планами.

3. В романе обнаруживаются две повествовательные тенденции. С одной стороны, следование точке зрения персонажа (или наблюдателяочевидца повествуемых событий) позволяет создать впечатление фактографичности, документальности повествования, а постоянная смена нарраториальной и многочисленных персональных точек зрения создает стереоскопичность изображения событий. С другой стороны, сама множественность точек зрения, использование приема многократной интерпретации одних и тех же событий создает эффект подчеркнутой субъективности представляемого взгляда на изображаемую действительность, а порой и недостоверности ее описания.

4. «Московский» повествователь по-разному проявляет себя в «сатирических» и «романтических» главах. «Сатирические» главы характеризуются его ярко выраженной иронической позицией по отношению к предмету повествованияв «романтических» главах повествователь избегает иронической интонации, но его стремление подчеркнуть значимость собственной повествовательной позиции проявляется в существенном снижении, по сравнению с «сатирическими» главами, роли в организации повествования персонажа как субъекта речи: повествователь практически не обращается непосредственно к слову (прежде всего, к несобственно-прямой речи) персонажа, в то время как языковой уровень организации «сатирических» глав романа отражает постоянное включение в текст элементов речи изображаемых персонажей.

5. Специфика повествовательной организации романа обусловлена также прагматической направленностью повествования — ориентированностью на условного адресата, стремлением управлять его восприятием повествуемых событий, влиять на его точку зрения и оценку этих событий.

6. Особенности организации повествовательной структуры романа «Мастер и Маргарита» и решение в романе проблемы точки зрения характеризуют это произведение как образец новых тенденций развития художественного повествования в литературе XX века.

Апробация работы. Материалы диссертационного исследования отражены в докладах, сделанных на международных, всероссийских и вузовских конференциях. Основные положения работы изложены в 9 научных публикациях общим объемом 3,8 печатных листов.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проблема «точки зрения» является одной из фундаментальных как в плане сюжетно-тематической организации романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», так и в его повествовательной организации.

Роман представляет собой субъективированное третьеличное повествование, характеризующееся повышением в тексте (по сравнению с традиционным третьеличным нарративом) роли персонажного повествовательного начала: постоянным использованием персонажного ракурса освещения событий и тесным взаимодействием (и даже в некоторых случаях слиянием) разных повествовательных и субъектно-речевых планов, разных повествовательных точек зрения, усложнением процесса идентификации субъекта речи и точки зрения.

Субъективированность повествования отражается в способе передачи в романе повествовательной точки зрения: в широком использовании, во-первых, несобственно-прямой речи персонажа, а также разного рода переходных по характеру конструкций, заменяющих формы прямой и косвенной речи и способствующих более тесному совмещению разных повествовательных точек зренияво-вторых, эгоцентрических языковых средств, указывающих на участие в повествовании, наряду с повествователем, персонажа — в качестве субъекта не только сознания и восприятия, но и речи, а также на причастность повествователя («московских» глав) к повествуемым событиямв-третьих «авторизованных» номинаций, как правило, подтверждающих субъективность представляемого в романе взгляда на повествуемую действительность. Постоянная смена повествовательных точек зрения, множественность вариантов интерпретации сюжетных ситуаций, приемы языковой игры, выявляющие различие в точках зрения участников повествовательного процесса, — все это подчеркивает субъективированность повествования, диалогичность слова в романе.

Подобного рода субъективированность повествования свойственна роману «Мастер и Маргарита» в целом, но степень ее проявления в разных композиционных частях произведения не одинакова.

Роман состоит из двух принадлежащих к разным повествовательным уровням текстов: внешнего, рамочного — «московского» (здесь можно выделить различающиеся между собой некоторыми принципами нарративной организации «сатирические» и «романтические» главы) и внутреннего — «ершалаимского».

Московские" главы представлены повествователем диегетического типа, который, хотя не является участником описываемых событий, занимает вполне определенную пространственно-временную позицию по отношению к ним в повествуемой художественной реальности. Повествователь здесь играет роль некоего благонадежного рассказчика истории, основанной, по его словам, на достоверных фактах, и на протяжении повествования стремится убедить читателя в правильности того представления о случившемся, которое сам же читателю и предлагает (именно прагматической направленностью повествования «московских» глав обусловлены многие особенности организации здесь системы повествовательных точек зрения). Он называет себя «автором правдивейших строк», и, исходя из установки на создание эффекта достоверности, следует в романе наиболее внушающей к нему доверие со стороны читателя повествовательной позиции — приближенной к позиции персонажей, непосредственных участников или посторонних наблюдателей событий.

Опора на персональную повествовательную точку зрения (поименованного персонажа или анонимного наблюдателя) выражается на всех уровнях организации текста: в плане психологии — в том, что события описываются через призму восприятия персонажей (наблюдателя) — в плане идеологии — в том, что оценка повествуемого принадлежит им жев плане пространственно-временной характеристики — в описании действительности исходя из поля зрения персонажа (наблюдателя) и его понимания происходящего в момент описываемых событий (это не касается неповествовательных элементов текста: лирических отступлений повествователя, его риторических замечаний, пояснений и т. д.) — на языковом уровне — во включении в текст элементов речи персонажей. Сам повествователь и в эксплицитных автохарактеристиках, и на уровне языковых особенностей повествования проявляет себя как лицо, принадлежащее к повествуемой действительности, и даже как непосредственный наблюдатель событий (то есть практически как персонаж).

При этом повествователь активно выступает в романе и как повествующая инстанция: обращается к читателю, комментирует события и т. д. Интерференция его «текста» (термин В. Шмида) и «текста» персонажа предполагает и тесное взаимодействие нарраториального и персонального повествовательных планов, и, вместе с тем, определенную зависимость персональной точки зрения от нарраториальной: «текст» персонажа «редактируется» повествователем в языковом отношении (роман должен предстать как целостное повествование с одним главным субъектом речи- «отчуждению» повествователем слова и повествовательной точки зрения персонажа способствуют используемые повествователем: языковые средства, содержащие оценку «чужих» слов, эксплицитные ссылки к источнику информации, к субъекту точки зрения и т. д.), в идеологическом отношении («московский» повествователь в «сатирических» главах, как правило, расходится с персонажами в мнениях о повествуемом, поэтому активное использование здесь слова и точки зрения персонажей «компенсируется» ярко выраженной иронической по отношению к ним манерой повествования) и, наконец, в сюжетном отношении (используемая интерпретация событий выступает частью общего сюжета, следовательно, может сокращаться или дополняться какими-либо сведениями, замечаниями, по усмотрению повествователя).

Московский" повествователь вызывает у читателя противоречивые представления относительно собственной персоны, прежде всего, относительно степени своей «благонадежности». Настойчивое подчеркивание им правдивости повествования, различные способы автохарактеристики, «конструирование биографического факта» и «скольжение» между автором и персонажем — все это, с одной стороны, способствует созданию эффекта документальности, большей убедительности повествования «московских» глав, но, с другой стороны, может вызвать у читателя сомнение в том, действительно ли происходили описываемые события (диегетический повествователь равен остальным персонажам по уровню возможностей понимания случившегося, в структуре произведения его интерпретация событий представлена лишь как одна из возможных версий).

Настроенный на реконструкцию факта, повествователь неизбежно уходит в романе от самого факта: его повествовательная точка зрения в ряде случаев оказывается немотивированной, предполагающей творческий полет мысли на пути к трудноуловимой истине (в частности, немотивированно сообщаются сведения о мыслях и чувствах погибающего в ходе описываемых событий Берлиоза, покидающих Москву Маргариты и Мастера). В «романтических» главах романа это подчеркивается тем, что действие разворачивается преимущественно не в «реальном», а в «фантастическом» хронотопе и связано с фантастическими приключениями заглавных героев (примечательно, что включение во вторую часть двух «сатирических» глав выглядит, прежде всего, как стремление повествователя сообщить о развязке событий «реального» хронотопа, подвести предварительные итоги повествованию о том, что случилось с персонажами, фигурирующими в первой части романа). «Необъективность» «московского» повествователя проявляется в характере его обращения к точке зрения персонажа. Персонажи и «фантастические» события «романтических» глав обладают явно более высоким, в его понимании, статусом, нежели персонажи и события глав «сатирических»: по отношению к персонажам «романтических» глав (практически на всем протяжении текста здесь центром пространственно-временных координат, субъектом оценки и восприятия изображаемой действительности является Маргарита) повествователь не допускает характерной для «сатирических» глав иронии, ему близка их точка зрения, он, как правило, лишь уточняет детали происходящего, отмечает взаимосвязанность некоторых фактов и т. д. Стремление же повествователя показать в «романтических» главах значимость собственной повествовательной позиции проявляется здесь не в ироническом способе подачи материала, а лишь в снижении в повествовании роли персонажа как субъекта речи (повествователь практически не обращается к несобственно-прямой речи персонажа, непосредственно к его слову).

Ершалаимские" главы, представляющие собой в рамках целого романа вторичное (т.е. вставное) повествование, формально отнесены к разным «источникам» — персонажам «московского» текста романа, но связаны между собой сюжетно и композиционно и характеризуются общностью типологических характеристик нарратора, манеры повествования и основных принципов выбора автором повествовательной точки зрения.

Манеру повествования в «ершалаимских» главах принято в булгаковедении определять как «безличную», «хроникальную», «летописную». Действительно, на фоне «московских» глав «ершалаимский» текст выделяется гораздо меньшей «выраженностью» в тексте повествователя, который является здесь экзегетическим, неперсонифицированным и, в отличие от «московского», не обязан мотивировать перед читателем свою информированность о повествуемых событиях, не должен сдерживать себя нормами правдоподобия, а повествовательная форма «ершалаимского» текста — третьеличный нарратив с экзегетическим, неперсоницированным повествователем — должна ассоциироваться с минимальным количеством вымысла в повествовании, полнотой и объективностью изложения.

Тем не менее «ершалаимекие» и «московские» главы обладают явным сходством в организации повествования и системы повествовательных точек зрения, чем подтверждается распространенное мнение исследователей об их «зеркальности», об усложняющем внутреннюю структуру произведения параллелизме их построения (равно как коррелируют друг с другом система их персонажей, элементы сюжета, пространственно-временная организация и пр.17). В «ершалаимских» главах, как и в «московских», с одной стороны, поддерживается иллюзия беспристрастного, документального, хроникального повествования, с другой стороны, повествователем сообщаются по сути недокументальные сведения, наблюдается постоянный отход от норм хроники, наделение текста чертами романного повествования, таким как: проявление повествователя как повествующей и рассуждающей инстанциипроникновение повествователя во внутренний мир персонажей, вплоть до включения в повествование фрагментов внутренней речи персонажаналичие фрагментов, в которых нарраториальный и персональный повествовательный «голоса» тесно взаимодействуют и даже сливаются друг с другомпостоянное использование персональной — персонажа или наблюдателя — повествовательной точки зрения, подразумевающей конкретное пространственно-временное положение субъекта в изображаемом мире, определенный уровень его знаний, возможностей восприятиясмена повествовательных точек зрения, создающая стереоскопичность изображения событий и подчеркивающая субъективность представляемого взгляда на изображаемую действительность.

Следовательно, различие между двумя текстами обусловлено, прежде всего, типологическими характеристиками нарратора и не может объясняться степенью объективности или субъективности самого повествования. Зафиксировав «момент, когда романное слово соединило в себе древнейшую цельность, монологичность повествования и современную подвижность, диалогическую напряженность между противоположными тенденциями»,.

17 См. об этом, например: [Соколов 2003]. ершалаимский" текст оказывается, подобно «московскому» тексту, своего рода «метароманом» «об эволюции художественного слова вообще» [Хрущева 2004: 13].

Решение в романе проблемы повествовательной точки зрения имеет определенное идейно-философское обоснование. Мир предстает у Булгакова как реальность, конструируемая сознаниями и «голосами» участников творческого и диалогического процесса, погруженная в широко понимаемый текст, в слово о ней самой. При этом структура повествования романа, как бы иллюстрируя слова Воланда «.все теории стоят одна другой.» и «.не надо никаких точек зрения.», отражает идею «неизбежной зависимости картины мира от своеобразия воспринимающего сознания» [Тамарченко 1999: 431], необъективности отдельно взятого взгляда на действительность и самого словесного способа отображения действительности, актуализирует модель «мифотворческой» деятельности человека. И для персонажей «Мастера и Маргариты», и для повествователя актуален поиск некой истины, верных способов выражения мысли, но успешность этого поиска, как правило, оказывается относительной: слово в романе не всегда является тем средством, которое позволяет и способно отобразить единственный облик реальности, а истина (в том числе о реальных событиях, составляющих фабульную историю), скрывается за разными точками зрения, свидетельствами, слухами, интерпретациями — «мифами» («московский» повествователь, по сути, занят тем, что собирает «мифы» о событиях и организует на их материале не более чем собственный «миф»). Актуализируя идею необъективности отдельно взятого взгляда на действительность, склонности человека к выстраиванию собственной реальности — реальности в слове, к «мифологизации» истории, структура романа и характеризуется субъективированностью повествования, тесным взаимодействием (и слиянием) разных повествовательных и субъектно-речевых планов, разных повествовательных точек зрения.

Стремление преодолеть условность и ограниченность закрепленной повествовательной формы, размывание границ между текстом автора и персонажаприверженность подчеркнуто субъективному изображению мира —.

IS с ярко выраженными элементами игры и иронии — стилевои и жанровый синтезстереоскопичность повествования и введение структуры «текст в тексте" — повышенное внимание к категории читателя19 — все это характеризует роман Булгакова как яркий образец художественного текста, воплотившего новые для литературы XX века повествовательные тенденции.

18 A.M. Зверев отмечает субъективность изображения мира, элементы игры и иронии как черты литературы направления модернизма. См.: [Зверев 2001: 570].

19 Повествовательная поэтика Булгакова, по словам Е. Ш. Галимовой, предвосхищает «находки таких выдающихся писателей века, как У. Эко, X. Кортасар, Дж. Фаулз, чьи произведения связывают с явлением постмодернизма, для которого характерен интерес к изображению самого процесса художественного творчества» [Галимова 2002: 116].