Концептуальная оппозиция ИНДИВИД-ГРУППА в языковой картине мира

Исследования в русле реконструкции картины мира (КМ) и ее различных воплощений, в том числе языковой картины мира (ЯКМ), ведутся уже не один десяток лет. Работы, появившиеся за это время, по объекту исследования можно довольно четко разделить на следующие группы.

1) Изучающие отдельные культурно значимые концепты и формируемые ими оппозиции, такие как ИСТИНА уб ПРАВДА (см., напр., ЛАЯ, 1995), ДУША, ДУХ, СЕРДЦЕ (см., напр., Шмелев, 1997, Никитина, 1999, Урысон, 1999, 1995, Сафина, 1995, Л?1еггЫска, 1990), СУДЬБА (см., напр., Понятие судьбы, 1994) и другие.

2) Изучающие свойственные определенной культуре и проявляющиеся в используемом ею языке представления о глобальных онтологических категориях, таких как пространство, время (см. Яковлева, 1994 о русской, Топорова, 1994 о древнегерманской языковой картине мира и др.).

3) Стремящиеся воссоздать целостную модель мира (ММ), системно описывающую культурно значимые оппозиции и роль каждой из них в мировидении, характерном для определенной этнической общности на определенном этапе развития (Иванов, Топоров, 1965, Раевский, 1985, Цивьян, 1990 и др.).

Как указывает Ю. Д. Апресян, в настоящее время «реконструкция наивной модели мира на основе полного описания лексических и грамматических значений начинает рассматриваться как сверхзадача семантики и лексикографии» (Апресян, 1996, с. 273). По нашему глубокому убеждению, наиболее полное воссоздание наивной модели мира возможно в том случае, когда в исследовании принимаются во внимание любые данные языка и языкового употребления, несущие информацию об изучаемых аспектах наивной модели (картины) мира. Для полноты реконструкции необходимо также дополнить исследования в трех указанных направлениях изучением значимых отношений между концептами, которые сами по себе могут даже не быть культурно-значимыми. Именно такую направленность имеет данная работа.

Актуальность исследования. Отличительной чертой настоящего времени является возросший интерес к вопросам, связанным с осмыслением феномена человека, что проявилось в развитии и расширении зоны интересов изучающих человека наук и, в частности, в появлении заметного числа монографий и сборников, посвященных этой теме. В этой ситуации реконструкция того, каким человек видит мир, какими он представляет себе законы и закономерности мироустройства и «мирофункционирования» оказываются неотъемлемой составляющей современных гуманитарных исследований.

Еще одной, тесно связанной с предыдущей, характеристикой актуальных направлений гуманитарных наук является усиление интереса к отношениям, которые формируются между отдельным человеком и окружающими его людьми, к схемам их взаимодействия и взаимовлияния. Эта тенденция выразилась как в выходе в свет изданий, суммирующих взгляды классиков психологии и социологии на этот вопрос (см., напр., Робер, Тильман, 1988), так и в активизации новых исследований в этом направлении (см., напр., библиографию в Майерс, 1997).

В этой ситуации изучение отношений отдельного человека и (его) группы в аспекте их отражения в языковой картине мира, с одной стороны, соответствует современной направленности гуманитарных исследований, а с другой — является востребованным прикладными областями гуманитарного знания (напр., педогогическая психология), которые и являются основными «потребителями» информации о принципах взаимодействия и взаимовлияния индивида и группы.

Первоначальной целью исследования была реконструкция доступных через языковые данные фрагментов «наивной социальной психологии» и сопоставление их с современным взглядом социологии и смежных с ней наук на вопрос о взаимодействии и взаимовлиянии индивида и группы. В процессе работы мы столкнулись также с необходимостью показать изменения, произошедшие в устройстве этого отношения к настоящему времени в сравнении с древнейшим доступным нашему наблюдению — архаическим периодом, а также то, какое «наследство» оставило архаическое видение отношений ИНДИВИДА и ГРУППЫ современному мировоззрению.

Объектом исследования стало отражение в языке наивных представлений об отношении ИНДИВИД-ГРУППА. Мы сконцентрировали внимание, главным образом, на русскоязычном оформлении этого отношения, но при изучении феномена культурной обусловленности видения отношения ИНДИВИД-ГРУ III1А и при рассмотрении особенностей исследуемого отношения в архаический период мы обращались также и к способам его выражения в других культурах и других языках.

Научная новизна данной работы состоит в том, что вопрос об отношении ИНДИВИД-ГРУППА впервые рассматривается в аспекте наивных представлений и их проявлений через языковые данные.

Теоретическая значимость исследования заключается в реконструкции весьма важного и ранее практически не описанного фрагмента наивной картины мира — представлений об устройстве отношения ИНДИВИД-ГРУППА.

Результаты исследования позволяют по-новому, более определенно увидеть приобретаемые в процессе обучения языку и свойственные подавляющему большинству его носителей исходные установки по вопросу об отношении ИНДИВИД-ГРУППА и могут быть использованы при разработке педагогических и психологических программ, направленных на преодоление проблем социализации. Уже сейчас результаты работы используются в адаптивной программе для дошкольников, апробируемой при школе «Генезис» (г. Москва), в чем мы видим реальную практическую значимость проведенного исследования. Кроме того, данные о межкультурных различиях в устройстве отношения ИНДИВИД-ГРV1ША могут быть использованы при составлении культурологически ориентированных словарей и учебных курсов для специалистов по межкультурной коммуникации.

Основным материалом для данного исследования стали словарные описания слов — членов синонимического ряда человек, выборка контекстов употребления этих слов из корпуса текстов, разработанного лабораторие экспериментальной лексикографии Института русского языка РАН, этимологические данные об этих словах и результаты анкетирования, целью которого было выяснение набора характеристик, необходимых с точки зрения носителя русского языка для того, чтобы быть названным «личностью». Способ анкетирования описан в приложении 2. Были рассмотрены также характеристики некоторых других русскоязычных обозначений человека и способов его описания, некоторые грамматические категории, которые рассматривались как в синхронии (некоторые случаи употребления множественного числа), так и в диахронии (развитие категории одушевленности-неодушевленности). В работе использовались ранее опубликованные другими авторами результаты наблюдений над устройством наивной модели мира в изучаемых ими культурах, а также привлекались результаты опроса носителей японского языка, проведенного автором данной работы при участии доцента Кафедры востоковедения ВГУЭС Г. П. Сафиной. Эпизодически привлекались также данные из самых разных областей языкознания.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух частей, заключения, двух приложений и библиографии.

В первой части в форме, удобной с точки зрения задач исследования, коротко излагается взгляд на изучаемую проблему социологии и смежных с ней наук, вырабатывается схема дальнейшего исследования, описываются предпосылки для проведения языковых исследований в данной области и уточняются некоторые используемые в работе термины. Вторая часть работы посвящена реконструкции по языковым данным устройства отношения ИНДИВИД — ГРУППА в наивной картине мира. Эта часть состоит из трех разделов. В разделе 1 рассматриваются особенности устройства изучаемого отношения в архаический период и описываются ранние стадии формирования оппозиции ИНДИВИД-ГРУППА. В разделе 2 рассматриваются особенности современных наивных представлений об устройстве отношения (оппозиции) ИНДИВИД-ГРУППА, какими они реконструируются по языковым данным. В разделе 3 на примере особенностей отражения исследуемого отношения в японском языке демонстрируется культурная специфичность представлений об устройстве отношения ИНДИВИД-ГРУППА. В заключении суммируются основные результаты работы: формулируется вывод о значимости архаического мировидения в настоящее время, результаты работы по реконструкции наивных представлений об устройстве оппозиции ИНДИВИД-ГРУППА сравниваются со взглядом на этот вопрос социологии и смежных наук и формулируется положение о релевантности лингвистических исследований для описания внеязыковых реалий. В приложении 1 описываются эксперименты, демонстрирующие влияние на поведение индивида явлений социальной фасилитации, социальной лености и деиндивидуализации, в приложении 2 описывается процедура анкетирования по теме «личность».

ЧАСТЬ I. Междисциплинарный взгляд на проблему отношений ИНДИВИДА и ГРУППЫ.

Заключение

.

1. О значимости архаического мировоззрения в настоящее время.

Одним из результатов данной работы стала демонстрация того, что вплоть до настоящего времени архетипическое противопоставление «свое» — «чужое» не теряет своей значимости. О языковых отпечатках архаических представлений об универсуме, разделенном на «свой» и «чужой» миры писали, например, А. Б. Пеньковский, Ю. М. Лотман. Наши наблюдения показали, что, принимая тезис о том, что видение «своего» и «чужого», свойственное архаическиму мышлению, в значительной степени сохраняется и в современной картине мира, мы получаем возможность объяснить некоторые языковые феномены, такие как, например, подмеченные Е В. Урысон различия в сочетаемости слов русского языка, обозначающих умерших. Несмотря на все достижения идеологии толерантности, архаическое видение «своего» и «чужого» до сих пор является основанием наивной типологии групп, зачастую сохраняет вид «свое-хорошее» уб «чужое-плохое» и является базой, на которой формируется явление этноцентризма. Можно предположить, что, по аналогии с конструкцией «свое» — «чужое» и другие архетипические структуры играют в КМ современного человека большую, чем может показаться на первый взгляд, роль. Это предположение, безусловно, нуждается в проверке, но, в любом случае, результаты нашей работы доказывают оправданность и актуальность изучения архаической КМ.

2. Об отражении в языковых данных представлений об оппозиции ИНДИВИД-ГРУППА.

Прежде всего, необходимо отметить, что устройство отношения И-Г не является одинаковым всегда и везде, оно имеет разный вид в разные времена и в разных культурах, и это находит отражение в языковых данных.

Так в архаической ММ доминирующим было отношение включения ИНДИВИДА в ГРУППУ, противопоставление же ИНДИВИДА и ГРУППЫ отсутствовало, т. е. оппозиции И-Г, полноценно представленной в настоящее время, не существовало. Первые обнаруженные нами следы формирования этой оппозиции связаны с областью права, с концептами ПРАВО и СВОБОДА.

Концепт отдельной личности, индивидуальности (даже в роли члена группы) также формировался в течение длительного времени. Процесс формирования этого концепта в русскоязычной культуре прослеживается, в частности, в формировании категории одушевленности. Относящийся первоначально лишь к свободным взрослым мужчинам признак [+одушевленность] в течение приблизительно шести веков распространился на обозначения всех людей, а завершение этого процесса хронологически довольно точно совпало с началом юридического оформлением концепта отдельной личности в российском праве. Следует признать, что и в настоящее время негативное отношение к какому-либо человеку нередко распространяется и на его близких, а факты репрессий по отношению к родственникам «врагов» более чем многочисленны и в новейшей истории. Однако казни родственников, например, опальных вельмож, широко распространенные еще в середине 1 б века, уже при царе Алексее Михаиловиче практически прекратились.

В языке получило отражение характерное для настоящего периода доминирование в отношении И-Г «вектора индивидуализации» над «вектором коллективизма». Об этом свидетельствует, например, история формирования концепта отдельной личности, увеличение частоты употребления слова я и т. д. Однако исторические изменения затрагивают и более глубокие слои в устройстве этой оппозиции. Так, например, знание о необходимости для группы отступления некоторых ее членов от «групповых стандартов» воплотилось в русской ЯКМ в концепте ЛИЧНОСТЬ. Как было показано, например, ВВ. Виноградовым, этот концепт в русской ЖМ появился не ранее 17 века. Но и в более ранний период соответствующее знание существовало и находило отражение в распространенном типе сказочного героя (Иванушка-дурачок, Емеля), который, не соответствуя многим нормам сказочного мира, «нестандартными» способами решает задачи, другим путем неразрешимые. Показав выше значительные отличия между характеристиками такого героя и современными представлениями о человеке, которого можно назвать личностью, мы можем констатировать, что видим здесь языковое свидетельство изменения в представлениях носителей русской ЯКМ о положительно оцениваемых отступлениях от «группового стандарта».

Переходя к результатам рассмотрения того, как в языковых данных отражаются межкультурные различия в устройстве оппозиции И-Г, напомним, что, по данным социологии и смежных с ней наук, уменьшение выделенное&tradeиндивида в культуре сопровождается изменениями, суммируемыми в следующей таблице:

НапряженСвязь межНапряженРоль групВнутриУвеличиваность опп. ду членами ность опп. повой при — групповая ется вероят.

И-Г «своей» Г «своя Г» — надлежноспристрастность вичужая Г" ти/социальность деть причиного статуса ну событий в обстояослабевает усиливается усиливается усиливается ослабевает тельствах, а не людях.

В данных японского языка мы обнаружили отражение первых четырех явлений. Возможно, в дальнейших исследованиях будут найдены языковые свидетельства и двум оставшимся тенденциям, которые, надо признать, и в социологических данных представлены меньше, чем остальные.

В синхронном описании отношения И-Г в рамках одной конкретной ЯКМ можно выделить два направления. Первое — ГРУППА глазами ИНДИВИДА и влияние ИНДИВИДА на ГРУППУ, второе — ИНДИВИД глазами ГРУППЫ и влияние ГРУППЫ на ИНДИВИДА.

Согласно собранному нами языковому материалу, «наивная» типология групп основное внимание уделяет противопоставлению «своего» и «чужого», которое зачастую сохраняет архаический вид с резко отрицательным отношением к «чужому». В языковых данных различных уровней отражена также обязательная связь неотторгающих", «теплых» эмоций с областью «своего», которую можно приблизительно соотнести с введенной Ю. Д. Апресяном понятием «личной сферы».

Другие, отличные от «своего» и «чужого» типы групп представлены в языке в гораздо меньшей степени, представления о некоторых из них, например, о первичной группе также оказываются связанными, правда, опосредованно, с противопоставлением «своего» и «чужого». В языке оформлена также важная роль группы, которая, не будучи включена в традиционную социологическую типологию, в обыденном языке обозначается словом люд/г. Что люди скажут? Люди смотрят!

Тема влияния ИНДИВИДА на ГРУППУ, безусловно, является важным звеном в описании устройства оппозиции И-Г. К сожалению, недостаток материала пока не позволяет нам описать его системно. Поэтому тема отражения в языковых данных феномена влияния ИНДИВИДА на ГРУППУ в данной работе не затронута.

Из результатов исследования отражаемости в языковых данных вопроса о восприятии ИНДИВИДА ГРУППОЙ и влиянии ГРУППЫ на ИНДИВИДА отметим, прежде всего, тот факт, что язык, во-первых, располагает средствами для обозначения человека, воспринимаемого как «свои», «такой же как и мы», что находит отражения как в этимологии используемого для этого слова человек, так и в особенностях современного употребления этого слова, в том числе в существующей в русском языке и подмеченной Д. Вайсом «шкале эмпатии» по отношению к объекту речи, где наибольшая эмпатия (маркирующая, напомним, отнесение объекта речи к области «своего») проявляется по отношению к референту слова человек. С другой стороны, в русском языке имеются средства для обозначения человека, воспринимаемого как «отличный от всех», что может сопровождаться как негативным (слово особа), так и позитивным (слово личность) отношением. Несмотря на то, что в языке довольно четко представлены способы отражения видения индивида группой, следов знания о влиянии его на представления индивида о себе мы не обнаружили.

Как указывают социологи, внутри группы действуют две противоположные тенденции. С одной стороны, группа заинтересована в сохранения определенного «единообразия» своих членов и в соблюдении ими норм группы. С другой стороны, для развития и, соответственно, выживания группы необходимы отступления некоторых ее членов от «групповых стандартов». В данных русского языка содержится информация об обеих этих тенденциях. Вместе с тем, хотя в языке отражено знание о влиянии ГРУППЫ на поведение ИНДИВИДА, это знание касается лишь «конвенционального» влияния, склоняющего ИНДИВИДА к соблюдению конвенциональных групповых норм. Информация же о существовании таких явлений как социальная леность, социальная фасилитация и деиндивидуализация в языковых данных нами не обнаружена. Учитывая, насколько велико воздействие этих явлений на поведение индивида, можно сделать вывод о необходимости специальной просветительской работы в этом направлении.

Определенное отражение в языке получили социологические понятия социальной роли и социального статуса. Проявлениями наивных представлений о социальном статусе можно считать слова, в лексическом значении которых содержится указание на определенное (высокое или низкое) положение объекта речи в соответствующей группе, например, персона, шишка, шнурок. Социологическое понятие социальной роли в русском языке модифицировалось в понятие о «ситуативной роли» (любой значимости), связанное со словом лицо, и понятие «заметной роли», соотнесенное со словом фигура.

Особый интерес представляет вопрос о связи языка с традиционным групповым воспитанием. Кроме того, что в языке отражена информация о существовании групповых морально-этических норм и норм поведения, которым, естественно, нужно следовать, некоторые из этих правил-норм эксплицитно выражаются в паремиях и идиомах, которые, таким образом, с одной стороны, являются отражением существования определенных норм, а с другой — средством их привития. И наконец, признание того, что «язык оказывает известное регулирующее влияние на процесс мышления» (Языкознание, 1998, с. 443) и существование многочисленных работ, рассматривающих связь структуры культурных концептов со способом представления их в языке, позволяет констатировать тот факт, что язык является также средством группового воспитания.

3. О валидности языковых данных для изучения внеязыковых явлений.

В процессе работы над данным исследованием мы неоднократно сталкивались с ситуацией, когда языковые данные по какому-либо вопросу не соответствовали традиционному и даже общепринятому научному взгляду. Например, общепринятое мнение о революционности изменений в общественном сознании, характеризующих эпоху реформ Петра I, опровергается языковыми свидетельствами их длительной эволюционной подготовки. Другим примером является тот факт, что слово больной, воспринимающееся обыденным сознанием как характеристика физического состояния, при описании женщины может сочетаться как со словом женщина (она женщина больная), так и со словом человек (она человек больной), в то время как в остальных случаях в русском языке такая сочетаемость возможна лишь для слов, обозначающих «ментальные» характеристики: она человек добрый, она женщина стройная, но *она человек стройный. На наш взгляд, постоянно растущее число таких свидетельств валидности языковых данных при изучении внеязыковых явлений должно повысить доверие и интерес к ним нелингвистов и привести к более активному использованию этих данных в других областях.

Таким образом, наивное видение устройства оппозиции И-Г, реконструируемое по данным языка, в значительной степени совпадает с научным. Описанные в данной работе расхождения, в частности, приводят к следующим выводам.

1. Существуют актуальные, социально значимые области знания, совершенно не отраженные в наивной картине мира. В силу их актуальности практически для каждого человека и непредставленности их в наивной картине мира популяризация этих знаний может дать заметный воспитательный эффект.

2. Архетипическое противопоставление «своего» и «чужого» и в настоящее время является основным ориентиром в отношениях индивида с окружающими. Нередко оно сохраняет архаическую форму «свое — хорошее» уэ «чужое — плохое».

3. Языковые данные могут рассматриваться как один из источников информации о внеязыковых явлениях.