Пространственно-временная характеристика единиц звукового строя: На материале русского и башкирского языков

Темой настоящего диссертационного исследования является анализ пространственно-временной конфигурации единиц звукового строя русского и башкирского языков. Несмотря на то, что проблема выявления и описания единиц звукового строя языка (как в общем языкознании, так и в прикладных лингвистических исследованиях) получила довольно подробный и всесторонний анализ, говорить, что она исчерпана, на наш взгляд, пока что рано.

Суть вопроса, как мы считаем, заключается в том, что основная масса современных лингвистических исследований основана на следующих предпосылках: язык есть социально обусловленная, стихийно сложившаяся семиотическая система дискретных (членораздельных) знаков, предназначенная для хранения, передачи и получения информации.

В соответствии с этими предпосылками выделяются и основные функции языка — коммуникативная, номинативная и прочие. Несмотря на обилие работ по теории знака, анализу системно-структурных свойств языка и более частным вопросам исследования языка, языковой структуры и функциональных, когнитивных и других языковых свойств, проблема создания общей теории онтологического бытия языка самого по себе, безотносительно к его функциональным свойствам, представляется делом пока еще достаточно отдаленного будущего.

В определенной мере наши взгляды идут вразрез с современными требованиями антропоцентристского, когнитивного или функционально-семантического подхода к изучению языка. Однако мы в данном случае исходим из выдвинутого, например, М. В. Араповым тезиса, суть которого состоит в требовании номо-тетического подхода к анализу языка, в противовес идеографиче4 скому. В частности, он пишет: «. перед лингвистами долгое время не вставал вопрос, насколько достоверно номотетическое знание о языке. Пока законы формулировались в расчете на человека, активно взаимодействующего с языковой средой, законы выполняли роль полезного прогноза, предсказывающего, что скорее всего услышит (прочтет) человек, овладевающий чужим для него языком или иной (например, письменной) формой родного языка, или какая форма выражения его мысли будет скорее всего понятна в новых условиях.

Однако в конце XX в. языкознание встретилось с новой задачей: впервые возникла потребность отчуждения языка от его носителя" (подчеркнуто нами — А.Г.). Компетентным в области языка должен был стать уже не член человеческого общества, но автомат, а знания о языке должны были быть воплощены пусть в очень сложном, но ограниченном по объему программном продукте (Арапов 1988, 177 — 178).

Несколько иначе эту проблему сформулировал М. К. Мамардашвили применительно к анализу явлений сознания. В частности, он указывает, что «тот стиль научного исследования, который ныне господствует, не способен в одном, логически гомогенном исследовании объединить эти две разные вещи — то, как мы исследуем физические явления и достигаем их объективного понимания, и то, как мы при этом способны понимать — научно, объективно — те сознательные и жизненные явления, которые наблюдаются в исследовании и понимании первых (т.е. физических) явлений (как, впрочем, и помимо этого). А определенная унификация средств анализа двух рядов явлений — ряда физического и ряда сознания (т.е., фактически, объединение тем самым в один двух циклов наук — наук физических и наук о жизни и сознании) явно необходима: интеллектуально удовлетворительная, полная картина 5 мира не может терпеть внутри себя такого пробела. Иными словами, речь идет о реализации возможности (предполагаемой всякой цельной и самодостаточной натуральной философией) некоторого совместного рассмотрения, с одной стороны, объективных физических процессов, с другой стороны, внешнего им ряда сознательных действий и состояний, т. е. такого рассмотрения, чтобы изображение первых допускало бы (по их собственным законам, в изображении формулируемым) рождение и существование таких состояний жизни и сознания (нами понимаемых), в которых их же удается описать и которые в то же время являются элементом истории определенного рода существ, называемых «людьми» или «человечеством» (Мамардашвили 1994, 4 — 5).

Требование номотетического подхода заключается, в общем-то, в отказе от описания интуиции носителей языка. Сам язык при этом рассматривается как некоторое пусть и очень сложное, но естественно-природное явление. Одним из первых, как известно, эту идею выдвинул В. Гумбольдт (Гумбольдт 1985). Основанием подобного понимания и исследования языка может служить то представление о рациональности и, соответственно, истинности, которое было выработано в рамках классической философии (Декарт, Ньютон, Кант). Так, М. К. Мамардашвили отмечает, что понятие физического тела, выработанное в рамках классического идеала рациональности, предполагает такое его представление, при котором оно полностью выражено в виде пространственного объекта. Он пишет: «Физическим телом. называется такое явление, которое полностью пространственно выражено в своем содержании, т. е. все, что мы можем сказать о структуре этого явления, о его составе, строении, таково, что оно полностью развернуто для внешнего пространственного наблюдения или же (если речь идет об идеальных абстрактных объектах или так называемых ненаблю6 даемых теоретических „сущностях“) разрешимо на каких-либо наблюдаемых частях внешнего пространства. В этом смысле термины „объективное“ и „пространственное“ совпадают, могут употребляться через запятую, как и понятие „внешнее наблюдение“. В последнем добавлении очевидно, что „объективному“ тождественно здесь „внешнее“ (или пространртвенное), а „внутреннее“ -„субъективному“: в явлениях, рассматриваемых в качестве физических, не может быть внутреннего, т. е. такого, которое в ссылках, объяснениях, обоснованиях и т. д. допускалось бы по ту сторону локализации и прослеживания явлений в пространстве и времени (в виде чего-то наделенного некоторыми „первичными силами“, „свойствами-влечениями“ вроде: „стремиться“, „избегать“, „желать“, „подумать и поэтому что-то сделать“, и т. д.)» (Мамар-дашвили 1994, 6 — 7).

Естественно, что подобный подход в рамках гуманитарных наук был и остается все еще неприемлемым, хотя необходимость номотетического подхода к анализу языка ощущается уже достаточно давно.

Проблема обоснования гуманитарных наук занимала ученых уже с конца 18-го века. Так, Х.-Г. Гадамер, один из крупнейших представителей герменевтики, отмечает, что для многих представителей гуманитарных дисциплин, несмотря на все попытки собственно гуманитарного их обоснования, естественные науки и по сей день остаются образцом логически корректного исследования. Он указывает, в частности, что «уже в 1843 году И. Г. Дройзен, автор и первооткрыватель истории эллинизма, писал: «Наверное, нет ни одной области науки, которая столь удалена, теоретически оправдана, ограничена и расчленена, как история». Уже Дройзен нуждается в Канте, увидевшем в категорическом императиве истории «живой источник, из которого струится историческая жизнь чело7 вечества». Он ожидает, «глубже постигнутое понятие истории станет той точкой гравитации, где нынешние пустые колебания гуманитарных наук смогут обрести постоянство и возможности для дальнейшего прогресса» (Гадамер 1988, 47). Говоря о работах В. Дильтея, другого немецкого философа и психолога, Х.-Г. Гадамер, отмечает, что «. в глубине души Дильтей согласен с тем, что естественные науки — образец для гуманитарных, даже когда он пытается отстоять методологическую самостоятельность последних» (Гадамер 1988, 48) и «.сколько бы Дильтей ни защищал теоретико-познавательную самостоятельность гуманитарных дисциплин, но то, что в современной науке называется методом, повсюду одинаково и лишь проявляется в области естественных наук с наибольшей последовательностью. Не существует никакого собственного метода гуманитарных наук, но, пожалуй, можно. спросить, в каком объеме здесь употребляется понятие метода и не влияют ли на стиль работы в гуманитарных науках некоторые связанные с ними условия в большей степени, нежели индуктивная логика» (Гадамер 1988,48 — 49).

Говоря об особенностях проведения лингвистических исследований И. И. Ревзин, в частности, отмечает, что «.большинство исследователей (сознают они это или нет) хотят описать интуицию носителей языка. Но для одних существует только одна точка зрения и только одно „истинное“ построение, в то время как для других характерно представление, что лишь ряд последовательных приближений, параллельных описаний, выполненных с разных точек зрения, может дать истинную картинукаждое же отдельное описание заведомо не выполняет этой задачи» (Ревзин 1978, 13). Сходную точку зрения, применительно к фонологии, отстаивает и 3. Н. Джапаридзе (Джапаридзе 1994).

Исходя, вслед за Н. Бором, Чао, Ревзиным и другими лингвис8 тами, из принципа неединственности возможных описаний и представлений языка, мы считаем, что возможно такое описание языковых единиц, которое исходит из их, так сказать, «физической» реальности, хотя бы и реальности особого рода. Выбор двух языков для описания единиц звукового строя вызван скорее необходимостью показать, как именно реализуются возможности развития системы звукового строя того или иного языка в зависимости от исторически сложившихся условий его формирования, становления и развития, чем соображениями собственно сопоставительного анализа. Особенности развития и функционирования единиц звукового строя можно проследить, в общем-то, на материале и одного языка, но, как нам представляётся, анализ, проведенный на материале двух языков, отличающихся как генетически, так и по своим структурно-типологическим свойствам, будет в целом убедительнее.

Мы ограничиваем наше исследование анализом 1) единиц звукового строя только двух языков и 2) принципов, положенных в основу их выделения.

Проблема контрастивного описания языков преследует по крайней мере две цели: собственно лингвистическую (теоретическую) — выявление наиболее общих Закономерностей существования и функционирования языков на основе так называемого сопоставительного анализа двух языковых систем в целостности или путем исследования частных случаев или частей языковой системыи практическую, связанную преимущественно с практикой преподавания языков в учебных заведениях. И первая, и вторая задачи имеют как свои собственные цели, так и тесно связаны между собой.

Особую роль при изучении, как лингвистическом, так и любом другом, какого-либо объекта приобретают, как нам кажется, 9 исходные предпосылки, которые задают то или иное пространство исследования и в определенной мере предопределяют его результаты.

Мы в своей работе исходим из двух основных предпосылок. Во-первых, понимаем язык как инобытие человека, то есть рассматриваем язык в качестве одной из форм существования человека в качестве человека. Во-вторых, рассматриваем язык в качестве особого рода пространственно-временного континуума (ПВК). Мы считаем, что наиболее существенные свойства этого лингвистического ПВК задаются фундаментальными (или кардинальными, или логически исходными) свойствами того мира, в рамках которого мы существуем и порождением которого мы являемся. Иначе говоря, наиболее глубинные свойства языка, если воспользоваться именно этим термином, определяются или даже предопределяются свойствами физического пространства и времени, кардинальными свойствами пространственно-временной структуры Вселенной. Таким образом, мы в данном случае исходим из принципа изоморфизма, то есть соответствия онтологических свойств макромира онтологическим свойствам объектов, составляющих отдельные области и части этого макромира.

Целью данной работы является описание онтологической природы единиц звукового строя двух разносистемных языковрусского и башкирского.

В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:

— дать обоснование понимания языка как инобытия человека и как пространственно-временного континуума;

— описать возможности представления единиц звукового строя различных языков в рамках единого терминологического аппарата;

— проанализировать особенности онтологической структуры единиц звукового строя русского и башкирского языков, понятых и представленных как ПВК.

Методологической основой исследования послужили идеи и представления современной философии, физики, лингвистики, психолингвистики — необходимость номотетического подхода к анализу явлений гуманитарных областей знания, заключающегося во включении явлений сознания в структуру исследования в качестве одного из логически исходных объяснительных принципов (Гадамер, Лосев, Мамардашвили, Хайдеггер, Хюбнер и др.), расширенное понимание языка не только как социально обусловленного, но и естественно-природного явления в смысле обусловленности строения языка особенностями строения мира как целого (Бахтин, Гамкрелидзе, Гумбольдт, Лосев, Потебня, Щека и др.). Логически исходными объяснительными принципами и категориями в настоящей работе выступают понятия «единораздельная цельность», «инобытие», «пространственно-временной континуум», «фонон», «квант взаимодействия», «фрактал». В решении поставленных задач используются принципы логико-семантического, логико-философского, теоретико-методологического анализа, которые дают возможность определить онтологический статус единиц звукового строя языка как такового, языка самого по себе и, в частности, русского и башкирского языков, а также позволяют говорить о геометрии языка и сознания, не сводя их при этом к традиционным естественнонаучным представлениям.

Научная новизна работы заключается в следующем: впервые язык рассматривается как пространственно-временной континуум и инобытие человека;

— анализируются историко-философские истоки понимания языка как инобытия человека и пространственновременного континуума;

— сопоставляются единицы звукового строя двух разносис-темных языков, понятых как особого рода пространственно-временные образования фрактальной природы;

— проводится логико-методологический анализ понятий и категорий, используемых при описании фонетических единиц различных языков;

На защиту выносятся следующие положения:

1. Ставшие традиционными определения языка как средства общения и системно-структурного образования являются недостаточными для анализа исследования языка, что требует введения в качестве логически исходных объяснительных принципов иных приемов и методов анализа на основе принципа дополнительности;

2. Понимание языка как инобытия человека и пространственно-временного образования создает основу для более адекватного и глубокого понимания как функционирования языка, так и его происхождения;

3. Включение естественнонаучных приемов и методов анализа в практику гуманитарных исследований, в частности, лингвистических, с учетом современного понимания места и роли субъекта познания в структуре акта познания и субъективности как обязательного условия самой возможности познания — есть условие адекватного постижения и представления явлений, связанных с человеком;

4. Пространственно-временная конфигурация единиц звукового строя языка определяется а) кардинальными свойствами того мира, в рамках которого мы существуем и составной частью которого мы являемся, б) типологическими свойствами языка, в частности ведущей тенденцией языка в сторону синтетизма или анали.

12 тизма, что позволяет говорить о дробной размерности единиц звукового строя и их функционировании в качестве фракталов, то есть единиц в рамках которых совмещены свойства единиц разных уровней языковой системы;

5. Типологические свойства языка определяются а) особенностями среды обитания человека, б) уровнем развития социума, инобытием которого является тот или иной язык, в) спецификой кодирования социально значимой информации, определяющей производство и воспроизводство человека в качестве человека.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что она представляет собой первую попытку описать язык (в частности, систему единиц звукового строя) на основе иных, нежели принято, принципов понимания, описания и представления. Подобный анализ позволяет по-новому представить как функционирование языка, так и его происхождение. Результаты исследования могут быть использованы для исследования других единиц языка.

Практическая значимость исследования состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы при разработке теоретических проблем общего языкознания, подготовке теоретических и практических курсов по общему, сравнительно-историческому, сопоставительному и типологическому языкознанию, для моделирования с помощью компьютерных средств особенностей функционирования и эволюции языка, а также, по всей видимости, и сознания.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры русской филологии Башкирского государственного университета, излагались в статьях и выступлениях на научно-практических конференциях и семинарах: «Формирование фонематического слуха» // Преподавание родного и русского языков и литератур в башкирской школе. Сб.

13 статей. — Уфа, 1987; «О роли ударения и интонации в обучении произношению» // Учитель Башкирии, 1996, № 4- «О единстве трех понятий: человек, язык, культура // Человек. Язык. Культура». -Уфа, 1996; «Билингвизм как существование в двух мирах» // Функционирование русского языка в условиях активного билингвизма и полилингвизма. — Уфа, 1999. Материалы диссертации использовались автором при чтении раздела «Фонология» в рамках курса «Современный русский язык», а также при чтении курса «Синтаксис современного русского языка».

В первой части диссертации — Исходные принципы и категории — описываются исходные понятия, положенные в основу исследования (Глава 1), рассматривается вопрос о правомерности и необходимости анализа языка как пространственно-временного континуума (Глава 2), намечаются возможные пути решения этой проблемы.

Во второй части — Единицы звукового строя русского и башкирского языков — дается анализ системы понятий, принципов и категорий, которые необходимы для анализа единиц звукового строя двух языков (глава 3) и анализируются свойства фонологических пространств двух языков, а также свойства объектов, образующих эти пространства и порождаемые этими пространствами (глава 4).

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования единиц звукового строя двух языков и представлены основные результаты исследования.

В Приложениях даны схемы, иллюстрирующие выдвигаемые автором положения и представления визуально-наглядным образом.

В заключение диссертации необходимо представить некоторые выводы в виде аксиом, положенных в основу настоящего исследования и вытекающих, как это нам представляется, из вышеизложенного материала. Они составляют две группы: первая задает общие пространственно-временные характеристики языка и его компонентов, вторая специфицирует язык как инобытие человека, человека и язык как единораздельную цельность.

Построение лингвистической аксиоматики включает несколько моментов. В зависимости от того, что мы понимаем под языком, мы будем вычленять в качестве логически исходных системообразующих факторов разные принципы и категории. В качестве таковых могут вычленяться, например, универсалии. Мы исходим из того, что язык есть не только социальное явление, но и физическое. И поскольку язык реализуется, в форме речи, в пространстве предметно-вещественных отношений, постольку его можно и нужно рассматривать в качестве природного, частью своей предметно-вещественного объекта, свойства которого не могут не коррелировать со свойствами физического мира. Мы считаем, что в глубинных своих проявлениях поведение языковых единиц предопределено свойствами внешнего мира, в первую очередь его исходными (логически исходными порождающими и объяснительными) принципами и категориями, его пространственно-временными параметрами. Отсюда наша попытка построения аксиоматики языка как пространственно-временного континуума. Кроме того, мы считаем, что попытки визуализировать, то есть представить предметно-вещественным, в определенном смысле, образом такие явления и процессы, которые, в общем-то, идеальны (или виртуальны) по оп.

157 ределению, могут помочь в познании, некоторых закономерностей языка и его строения, которые плохо доступны при понимании в рамках иных подходов. Попытка представить язык в виде пространственно-временного континуума дает возможность рассматривать ПВК языка в качестве метатеоретического регулятора, который на каждом уровне анализа и представления тех или иных единиц и свойств языка задает их структуру и тем самым облегчает их выявление и исследование. Язык, таким образом, рассматривается как некоторая совокупность ПВК, каждый из которых находится в отношении всех остальных в, отношениях изоморфности с точки зрения их строения и является фрактально-символическим образованием с точки зрения их содержательной структуры.

Аксиомы общего плана Мир есть. Эта аксиома вряд ли вызовет возражение у кого-либо, за исключением, быть может, лишь представителей крайнего солипсизма. Даже в том случае, что мир есть только мое представление, мы все-таки исходим из того, что он есть, хотя бы и в виде моего представления.

Мир есть нечто. Разумеется, что мир есть нечто, а не ничто. Мир есть нечто, потому что мир предстает перед нами в виде некоторой совокупности объектов, предметов, восприятий, ощущений, представлений, которые даны нам, как нечто определенное, существующее здесь и теперь, или тогда и там.

Мир есть нечто вполне определенное. Это означает, что мир существует не как нечто бесформенное, аморфное, данное нечленимо и бескачественно, а как нечто вполне дискретное, едино-раздельное и вместе с тем целостное. ,.

Мир есть пространственно-временной континуум. Это закономерный вывод из предыдущей аксиомы. Действительно, если.

158 мир есть нечто определенное, это значит, что он есть нечто, имеющее границы, нечто существующее в данном месте и в данное время.

Все сущее в мире есть пространство и время, есть пространственно-временной континуум. Поскольку мир есть и он есть нечто определенное, определенное пространственными и временными границами, то и все, что есть в мире, — также есть пространство и время, существует в виде пространственно-временных континуумов.

Мир есть четырехмерный пространственно-временной континуум, три измерения которого задают его пространство, а четвертое определяет динамику его бытия. Сам по себе мир может быть бесконечномерным. Математика и математическая логика имеют дело с множеством объектов такого рода, которые предстают и описываются в виде многомерных пространственно-временных континуумов. Дело однако в том, что в обыденном мире, мире предметно-вещественных связей и отношений, мы имеем дело только с такими явлениями, которые предстают нам в виде трехмерных (четырехмерных) объектов. То есть сама структура мира, видимо, такова, что для существования ему необходимо и достаточно быть трех (четырех) — мерным.

Все сущее в мире есть четырехмерный пространственно-временной континуум. Это, как нам кажется, естественный вывод из предыдущей аксиомы. Действительно, если мир дан нам в качестве трехмерного (четырехмерного) ПВК, то и все, что есть в этом мире, не может быть чем-либо иным, как только трехмерным ПВК. Любое явление, любой предмет существует и может существовать только в качестве пространственно определенного явления или предмета. Нечто есть оно само и не что-либо другое именно потому, что оно есть нечто пространственно определенное. Дума.

159 ется, что в этой пространственной и временной определенности любого предмета или явления следует видеть проявление сущностных свойств физического, предметно-вещественного пространственно-временного континуума, когда для бытия предмету достаточно и необходимо три пространственно данных измерения. Отсюда мы делаем наш следующий вывод: поскольку мир есть ПВК и все сущее в мире есть также ПВК, то мир есть многомерный, конфигурационно организованный полиморфный ПВК. Таким образом, следующая аксиома гласит:

Мир есть многомерный, конфигурационно структурированный, полиморфный пространственно-временной континуум, представленный как единораздельная целостность. Эта аксиома также не требует особых пояснений, поскольку каждый человек прекрасно осознает, что он живет не только в каком-то одном мире, но сразу же во множестве миров, в каждом из которых действуют свои собственные законы, свое время, свои принципы структурирования пространства и времени. Укажем, в частности, на А. Ф. Лосева, который в одной из своих ранних работ («Диалектика мифа») отстаивал именно этот подход к пониманию того, что собой представляет пространство и как оно может существовать (Лосев 1990). Вслед за Лосевым отметим лишь, что многомерным, полиморфным, конфигурационно структурированным является любое пространство, кроме, быть может, лишь элементарно организованных, однако их элементарность отнюдь не означает их простоты.

Язык есть некоторый объект, являющийся составной частью нашего мира. То, что язык есть некоторый объект нашего мира, хотя бы и специфическим образом организованный, тоже не может вызвать никаких возражений. Поскольку мир трехмерен и одновременно многомерен (существует как единораздельная целостность), язык также обладает всеми этими качествами. Таким об.

160 разом,.

Язык есть пространственно-временной континуум, обладающий свойствами трехмерности и многомерности.

Аксиомы языка как пространственно-временного континуума.

Язык есть человек. Язык есть иная форма бытия человека. Язык существует независимо и отдельно от конкретно данного индивидуума, но не может существовать вне и независимо от своего инобытия — человека, своего предметно-вещественного воплощения.

Человек есть язык. Это обратная аксиома по отношению к предыдущей. Действительно, представить человека именно как человека невозможно без языка. Это его отличительная черта. Человек выступает как человек именно тогда, когда он существует как единство бытия и инобытия, как свое бытие материально-вещественное, как воплощение в виде определенного тела (индивидуума, социума, цивилизации) и идеальное бытие в форме языка.

Язык есть инобытие человека. Поскольку язык есть человек, а человек есть язык, то язык есть не что иное как инобытие человека. Это иной модус бытия человека. Соответственно, человек есть инобытие языка, есть его воплощение.

Язык и человек есть две ипостаси единого целого, существующие как постоянный переход друг в друга Человек есть язык, но он существует как его инобытие. Это означает, что язык и человек есть две ипостаси единого целого и существование каждого из них есть постоянный переход из одного своего состояния в другое, из одной формы бытия в другую, из одного пространства в другое.

Взаимодействие человека и языка осуществляется квантованным образом в виде фрактальных структур Свойства нашего мира таковы, что любое взаимодействие может осуществляться только в виде квантов. Эти кванты есть всегда частичное и частное воплощение своего бытия в инобытии, то есть они представляют собой фрактальные структуры.

Человек суть фрактал. Человек (индивидуум) представляет собой частное и частичное воплощение языка. Таким образом, человек есть одновременно и фрактал, и символ. Человек есть фрактал в виде пространственно-временной определенности своего бытия и инобытия. Он есть символ в виде полноты пространственно-временной реализации своего бытия и инобытия.

Язык есть фрактал. Язык есть фрактал и как общее (язык вообще, язык как инобытие человека), и как частное (язык как идиолект, социолект, этнолект).

Каждая единица языка есть и ПВК и фрактальная структура. Каждая единица языка есть воплощение языка и, следовательно, она есть фрактальная структура.