Палеографическое и лингвистическое исследование сборника смешанного состава XVII в

Деятельность книжников XVI—XVII вв.еков сыграла в истории формирования русского литературного языка очень важную роль. Именно эта эпоха связана с появлением первых грамматик и других сочинений, направленных на нормирование книжного языка. Другой важной особенностью деятельности книжников этого периода, непосредственно связанной с появлением грамматик, является тенденция к активному использованию церковнославянского языка. Теперь степень владения книжным языком определяется не только способностью воспроизводить, но и способностью порождать тексты на правильном церковнославянском языке [Живов 1985; Успенский 1988/19 961: 16−17].

В научной литературе освещаются едва ли не все грани функционирования церковнославянского языка в этот период. Особого внимания заслуживают работы В. М. Живова, Б. А. Успенского, Е. А. Целуновой, Н. Н. Запольской, П. Я. Черных. Однако для большинства их работ материалом исследования послужили памятники, во-первых, создававшиеся опытными и сведущими в своем деле книжниками, а во-вторых, предназначавшиеся для чтения в кругах высших сословий [Живов 1985; Запольская 1986; Целунова 1985; Живов и Успенский 1986/1997; Успенский 1989/1996]. Это собственные сочинения и списки с книг, соответствие норме которых определялась не только интенцией автора/писца [Целунова 1985: 4], но и во многом тем, для кого в будущем предназначалась списанная книга или сочиненная проповедь.

Актуальность исследования определяется тем, что работа расширяет границы изучения русского литературного языка XVII в. В настоящей диссертации в центре внимания оказывается работа писцов-ремесленников, входивших, скорее всего, в одну писцовую мастерскую.

1 Здесь и далее, когда существует два издания работы, страницы указываются по последнему.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что: 1) до настоящего времени представления о норме книжно-письменного языка, характеризовавшие языковое сознание провинциальных писцов-ремесленников, специально не анализировались- 2) рассматриваемая книга вводится в научный оборот впервые- 3) благодаря тому что в сборник вошли два текста книжного и делового жанров, списанные одним писцом, впервые показана возможность сосуществования двух типов письменного узуса в одном языковом сознании.

Целью диссертационного исследования является описание орфографических и морфологических норм, характеризовавших языковые представления провинциальных писцов-ремесленников ХУП в. в период активной выработки книжниками норм письменно-литературного языка.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что материал и сделанные на его основании выводы пополняют сложившиеся в науке представления о путях развития русского литературного языка накануне петровских реформ, а также об особенностях бытования рукописных книг на территории Русского Севера.

Практическая ценность работы заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы в учебных пособиях и курсах по русской палеографии и по истории русского литературного языка.

Материалом для данного диссертационного исследования послужила рукописная книга ХУП века (сборник смешанного состава), не исследовавшаяся до сих пор полностью2, которая в настоящее время находится в частном собрании Е.ФВасеко. История книги точно не известна. К нам она попала в очень ветхом состоянии. Несмотря на то что переплет сохранился довольно хорошо, большинство ниток, скрепляющих тетради, истлело, поэтому часть листов была утрачена, а сохранившиеся были перепутаны. Так, в книге отсутствуют начало и конец, что не позволяет.

2 Книга была представлена на выставке книг из частных собраний, по результатам которой был опубликован каталог с кратким описанием рукописи — [РРСК 1983]. нам точно установить ее содержание. Что же касается перепутанных листов, то их мы попытались разложить, основываясь на содержании текстов. К сожалению, мы не везде можем с уверенностью восстановить их исходный порядок, так как в середине книги также есть утраченные листы и даже целые тетради. Так, утрачены листы после л. 8, 14, 15, 22, 24, 26, 48, 51, 54, 55, 57, 58, 66, 74, 75, 77, 85, 103, 104 и др. От лл. 8а, 15а, 102, 103, 170 сохранились только фрагменты.

Стоит заметить, что у книги были владельцы, которые старались сохранить ее целостность. Для этого они подклеивали у корешка листы тетрадей, нитки которых, по-видимому, уже к тому времени перетерлись, полосками бумаги, вырезанными из других книг. Как свидетельствует Е. Ф. Карский, такая практика была весьма распространена на Руси [Карский 1928: 5].

Сплошная пагинация в тексте отсутствует, что также затрудняет работу с рукописью. Однако членение текста все же есть: это либо разбиение на главы, либо нумерация тетрадей (присутствующая в отдельных текстах). Для удобства работы с книгой мы пронумеровали листы после того, как разложили их по содержанию. Поэтому все отсылки к номерам листов являются в известной мере условными и могут не соответствовать первоначальному порядку пагинации.

Как уже отмечалось, исследуемая рукопись представляет собой сборник смешанного состава. Он включает в себя тексты как духовного, так и светского содержания.

К первым относится список сочинения «Сын церковный (Сказание нужнейших обычаев науки православные веры)». Эта часть занимает всего восемь сохранившихся листов книги. Она не имеет ни начала, ни конца. Можно говорить о том, что в начале отсутствует довольно большой фрагмент, так как на первом листе мы видим окончание 61-ой главы и начало 62-ой главы. Наставления обрываются на 80-ой главе. В каталоге выставки.

1983 г. содержится указание на 103 главы [РРСК 1983: 35], однако к настоящему времени главы рукописи 81−103 отсутствуют.

Необходимо сказать несколько слов об авторе этого сочинения. Составители каталога выставки 1983 г. И. В. Поздеева и А. Н. Троицкий указывают, что автор «Сына церковного» — Иван Наседка. Они не указывают ни на какой источник этой информации.

Наиболее подробные сведения о личности Ивана Наседки можно найти в Русском биографическом словаре [РБС, 11: 105−110], в книге П. Я. Черных, посвященной Уложению 1649 г. [Черных 1953: 68−71], а также в статье А. Голубцова [Голубцов 1890]. Иван Васильевич Шевелев-Наседка хорошо известен как справщик московского Печатного двора [РБС, 11: 107]. Наседке поручали весьма ответственные задания: представлять Московское государство в прениях о вере [РБСД1: 108- Черных 1953: 69], редактировать московское издание грамматики Мелетия Смотрицкого 1648 г. [Черных 1953: 70], рецензировать, выражаясь современным языком, Учительное евангелие Кирилла Транквиллиона [Голубцов 1890- РБСД1: 107], а также в качестве справщика участвовать в издании Уложения Алексея Михайловича [Черных 1953: 66 и сл.]. Более того, по замечанию А. Голубцова, он «пользовался репутацией ученого мужа, стяжавшего себе известность своими апологетико-полемическими трудами» .

Жизнь такого выдающегося человека не могла остаться без внимания. И действительно, в названных выше исследованиях деятельность Ивана Наседки рассматривается со всех сторон, в том числе и с точки зрения его писательского наследия. Однако мы нигде не находим упоминания о созданном им произведении «Сын церковный». Ответ на эту загадку содержится в работах [Опарина 1998] и [Скворцов 1900]. Иван Наседка на самом деле не был автором «Сына церковного». Это было анонимное пособие по катехизации [Скворцов 1900, 11: 129], появившееся в православном мире в первой половине ХУЛ в. после Смутного времени [Опарина 1998: 66−67].

В жанровом отношении к сочинению «Сын церковный» отчасти примыкает «Хождение московского купца Трифона Коробейникова в Палестину и Египет в 1582 г.». Оно было довольно распространено на Руси. В. В. Данилов указывает, что Х. М. Лопарев насчитывал более 200 списков [Данилов 1962: 21−22].

Текст занимает 32 листа, среди которых почти нет полных тетрадей. Пронумерованных глав нет, но есть подзаголовки отдельных частей. Кроме того, здесь встречается нумерация тетрадей. Сохранилось две полные тетради, которые идут друг за другом. На первом листе каждой из тетрадей внизу в центре стоит номер 5 (Ё) и 6 (§) соответственно. Любопытно, что номер 5 продублирован на обороте последнего листа тетради (левый нижний угол). Причем второй знак (Ё) нанесен теми же чернилами, что и весь текст этой части, в то время как знаки в начале тетрадей, явно, нанесены другими чернилами.

По-видимому, здесь мы имеем дело с нумерацией, осуществленной в разное время, так как подобная нумерация отражает две разные тенденции. Известно, что писцы ставили букву-номер либо на последнем листе предыдущей тетради и на первом листе следующей (отмечая начало новой тетради), либо помечали только оборот последнего листа предыдущей тетради [Жуковская 1957:12].

Эта часть заканчивается притчей о птице неясыти, возрождающей детей своей кровью, как Иисус Христос.

Оборот 106 листа, скорее всего, оставался незаполненным до 1738 г., когда один из владельцев книги использовал его для личных записей (см. приложение 17).

К памятникам светского содержания относится «Александрия», произведение известное на Руси с ХП в. и дошедшее до наших дней во множестве вариантов [Истрин 1893: 139- Ванеева 1982: 57] и во множестве списков (особенно многочисленны списки ХУЛ в.3) [Словарь книжников. I: 21−24]. Действительно, интерес к «Александрии» сохранялся в течение пяти веков и даже дольше. За это время роман претерпел значительные изменения [Кузнецова 1969: 200]: из исторического сочинения, претендующего на достоверность, он превратился в сказочную, фантастическую повесть. В связи с этим в истории литературы принято различать «Хронографическую Александрию» и «Сербскую Александрию» [Истрин 1893- Творогов 1981; Ванеева 1982].

Эволюция романа началась уже внутри «Хронографической Александрии». Со временем в ней увеличилось количество чудес, виденных Александром на востоке, усилились сказочные мотивы. С южнославянским влиянием в XV в. на Русь пришла Сербская редакция «Александрии». Это был новый текст, хотя и восходящий к общему греческому оригиналу [Творогов 1981: 86]. Здесь, с одной стороны, чаще встречаются обращения к античной мифологии (например, посещение Александром Трои), с другой стороны, появляются библейские мотивы [Александрия 2003: 7].

Основываясь на содержании сохранившихся фрагментов «Александрии», входящей в исследуемый сборник, и на сопоставлении со списком XVII в., опубликованным в [Александрия 2003], мы пришли в выводу, что в рукописную книгу входит именно «Сербская Александрия». Сохранившийся фрагмент охватывает почти всю военную жизнь Александра Македонского. Он начинается с битвы с куманами и обрывается на предсмертной речи Александра, обращенной к врачу. В общей сложности, это самая большая часть книги, занимающая 66 листов. Внутри «Александрия» делится на главы, каждая из которых имеет номер и подзаголовок. Заканчивается текст фрагментом девятнадцатой главы «О смерти Александра, отравленного Врионушем».

3 Это объясняется тем, что именно тогда начинает развиваться светская литература Изначально перед книжниками, которые к тому же в основном были служителями церкви, стояли задачи христианизации и распространения божественного слова [Еремин 1966: 12−13].

Эта часть интересна и тем, что в ней мы также встречаем пронумерованные тетради. Номера обозначались буквами кириллического алфавита теми же чернилами, что и основной текст, на оборотной стороне последнего листа тетради в левом нижнем углу. Можно с уверенностью говорить о том, что утрачено довольно много листов этой части, потому что на 66 листов рукописи приходится 6 сохранившихся (не целиком) нумерованных тетрадей (Ё, S, % О, AI, ДГ). Таким образом, мы в праве предположить, что изначально текст занимал не менее 14 полных тетрадей, то есть около 112 листов против 66 сохранившихся.

Исследуемая рукописная книга содержит и деловой текст — роспись сошного и вытного письма. Сошным и вытным письмом называли процесс измерения земли [Веселовский I]. Эта часть сохранилась целиком и занимает 40 листов. В конце росписи, как и в конце хождения, изначально была пустая I страница (л.146об.). В ХУШ в. (?) на этой странице были сделаны какие-то записи, которые сейчас не представляется возможным разобрать, так как лист сильно потемнел и видны только контуры отдельных букв.

Помимо названных частей, есть еще две части, порядок следования которых определить довольно сложно. Одна из них посвящена родословной русских князей, а вторая — небесным светилам и способам времяисчисления. Сохранившийся текст о князьях и царях занимает всего четырнадцать листов, ни один из которых не крепится к переплету, поэтому мы не можем точно указать место этой части в книге. Однако, скорее всего, она предшествовала части, посвященной астрономическим наблюдениям, судя по начальной связующей фразе астрономического сочинения (Подобает же ice etdamu.- л. 161) и тому, как крепятся к переплету последние, сохранившиеся листы.

Книга обрывается на астрономических наблюдениях. Сохранилось десять листов. Последние два листа оборваны, а последующие, возможно, утеряны.

Объединение столь различных по содержанию текстов в одной книге не может не вызывать удивления и с первого взгляда наталкивает на предположение, что изначально все произведения существовали отдельно, «в тетрадях», и лишь потом некий заботливый владелец покрыл их общим переплетом. Известно, что в древности предпочтение отдавали толстым книгам [Щепкин 1918/1999: 48−49]. Представляется, однако, что изучение истории каждого произведения и включение его в культурно-исторический контекст позволит доказать, что это не сборник-конволют, а что он изначально создавался как цельная книга.

С ХУП веком связаны многие события российской истории, оказавшие большое влияние на дальнейшее развитие Российского государства. Начало ХУП в. известно как Смутное время [Ключевский Ш: 17]. После смерти в 1598 г. последнего царя из рода Рюриковичей Федора Ивановича в России начался период междуцарствия, обернувшийся смутой. В течение почти 15 лет правители сменяли друг друга на царском престоле, причем за него боролись не только представители русских боярских родов, но и иностранцы. Уже вместе с Лжедмитрием I, который выдавал себя за выжившего царевича Дмитрия, в Россию толпами хлынули «ляхи и иезуиты», а на патриарший престол был возведен архиепископ Игнатий, который был удобен новому царю и который не стоял на страже православной веры [Толстой 1898/1999: 409]. Лжедмитрий I недолго занимал царский престол. Во время бунта в 1606 г. он был убит, и на некоторое время место царя занял князь Василий Иванович Шуйский [Ключевский Ш: 33]. Но и он пробыл у власти недолго, вскоре был смещен и насильно пострижен. Затем были попытки посадить на царство сына польского короля Сигизмунда Владислава. И вновь в России появился человек, выдававший себя за царевича Дмитрия — Лжедмитрий Пи снова вслед за ним пришли поляки, литовцы и другие носители западной веры.

Все это привело к тому, что, по замечанию историка русской церкви М. В. Толстого, русские люди уже не имели ни отечества, ни души, ни веры [Толстой 1898/1999: 415]. В доказательство этого он приводит слова Авраамия Палицына, известного церковного деятеля той эпохи: «Россию терзали свои более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов были наши изменники, первые и последние в кровавых сечах: ляхи, с оружием в руках, только смотрели и смеялись безумному междоусобию» 4. Однако не все были изменниками и предателями, и с 1611 г. народное ополчение под предводительством Д. М. Пожарского и К. Минина начинает освободительную борьбу и в 1612 г. окончательно разбивает поляков, заставляя уцелевших бежать из Москвы [Ключевский III: 57].

Конец Смутного времени ознаменовался избранием на царский престол Михаила Романова. 16-тилетний юноша, конечно, не мог править самостоятельно, поэтому его отец, митрополит Филарет, опытный и твердый политик, играл далеко не последнюю роль в управлении государством (и даже имел титул второго государя [Ключевский Ш: 75]). После возвращения из польского плена в 1620 г. Филарет, в первую очередь, вынужден был заняться устранением последствий Смутного времени. И здесь его деятельность имела несколько направлений.

С одной стороны, после Смуты в России остались многие из тех, кто приходил с Лжедмитриями и кто был носителем иной веры. Кроме того, выше мы уже отмечали ослабление благочестия и среди самих православных. На Соборе 1620 г., т. е. сразу после возвращения Филарета, утверждались новые чины и новые обряды принятия православия вероотступниками [Опарина 1998: 66]. «<Церковь> всегда заботилась об установлении наилучших единообразных внешних действий, которые бы, с одной стороны, ясно отличали христианина от людей других вер, а с другой — напоминали ему о главных истинах христианства и обязанностях христианина5.» [Скворцов 1900,10:115].

Одним из результатов деятельности Филарета и его сподвижников по укреплению духа православия среди населения стало появление различных руководств верующим (как частного, так и общего содержания) [Скворцов.

4 Цнт. по изд. [Толстой 1898/1999:415].

5 В 1900 г. противостояние православной и католической церквей уже не было столь острым, поэтому речь идет о христианине вообще, но это не меняет сути дела.

1900, 11: 129]. К такого рода руководствам и относится сочинение «Сын церковный», с которым мы имеем дело в рассматриваемом сборнике. Изначально оно возникло как сборник поучений о поведении «новопосвятившегося» в быту и церкви. Это была книга именно для мирян, так как в ней не было описаний публичных церковных обрядов. Но описание всех прочих обрядов было настолько подробным, что вскоре книга распространилась среди всех, «хотевших благочестно жити» [Скворцов 1900, 11: 129- Опарина 1998: 67]. Впоследствии именно это содержание сделало ее популярной в старообрядческой среде, где она читается и переиздается до сих пор. Можно предположить, что и наш сборник был создан с старообрядческой среде (в одной из глав «Сына церковного» (л.2) описывается старомосковское двуперстие, отмененное патриархом Никоном).

Другое направление деятельности Филарета было связано непосредственно с государственными делами. За время смуты государственная казна опустела, а старые писцовые книги, по которым устанавливался размер налога, уже были недействительны. В связи с этим по указанию митрополита было проведено «обновление земли письмом» -описание всей территории России с целью выяснения платежеспособности населения [Каменцева, Устюгов 1965: 69]. Кроме того, после Смутного времени многие земли были пожалованы служилым людям, таким образом, служилое землевладение вытесняло вотчинное, что вело к развитию денежного обложения и к упразднению натуральных платежей и личных повинностей [Веселовский I: 23]. Казне были нужны деньги, а не хлеб. Именно для писцов, осуществлявших поземельную перепись, в 1628/29 г. была издана «Книга сошного письма» — руководство, содержащее обзор русских обложных единиц и указания по их применению в зависимости от качества земли и категории землевладения.

Следует обратить внимание на название нашего списка — это «Книга сошного и вытного письма». Выть, в отличие от сохи, не являлась общерусской окладной единицей. В ХУЛ в. выть вообще встречается редко, но при этом все исследователи соотносят ее использование с русским севером, с бывшими новгородскими землями и прямо с Каргопольским уездом. И хотя обычно выть применялась на черных землях, в районе Каргополя в вытях считались все земли (монастырские, церковные, черные и иногда даже посадские) [Веселовский I: 2- П: 443- Каменцева, Устюгов 1965: 84]. Именно такое функционирование выти отражено в рассматриваемом списке.

Не следует считать, что актуальность «Книги сошного письма» была ограничена временем 20-х гг. В дальнейшем описания могли проводиться по челобитью населения (после войны, мора, пожара), так что востребованность этого документа, интерес к нему представляются вполне оправданными. Общество любителей древностей издало подобные книги за 1648 и 1709 гг. [Временник 1853].

К рассмотренным выше двум произведениям примыкает еще одно -«Родословие русских князей». В нем перечисляются все правившие Рюриковичи и их сыновья, а представители династии, имевшие титул Великого князя, отмечены на полях литерным номером. Практически все повествование сводится к перечислению имен. Из исторических событий упоминаются только взятие Иваном Ш Новгорода и Твери. Так повествование доводится до убийства царевича Дмитрия в Угличе (от Рюрика до Дмитрия текст занимает 2 листа без разрывов), после чего больше трех листов посвящено Смутному времени (до года, когда Филарет сел на патриаршество). Далее история доводится, видимо, до последних важных событий: рождение царевича Алексея Михайловича (1629 г.) и смерть матери царя Михаила Федоровича, инокини Марфы (1631 г.). Текст очень незначителен по объему, но даже здесь проявляется интерес современников к недавним политическим событиям. Кроме того, текст повествует о предках княжеских и боярских родов, устанавливает связи между ними. После Смутного времени важность этого произведения определялась тем, что оно задавало новую систему координат, определявшую место человека в новом обществе6.

Однако история любого государства — это не только политика, но и культура. В состав рукописи входят два художественных произведения, появление которых в сборнике ХУЛ в. оказывается вполне закономерным.

Первый из этих текстов — «Сербская Александрия». Может возникнуть вопрос, как связано это произведение с ХУЛ в., если оно известно с XV в.?, Ответ дают сами рукописи. От XV в. до нас дошел один единственный список (именно из него мы узнаем о появлении на Руси новой редакции «Александрии»), от XVI в. не дошло ни одного списка, в XVH же веке исследователями уже было отмечено 92 списка [Ванеева 1982: 57], теперь мы можем добавить к ним еще один. Если проследить историю литературного памятника дальше, то XVIII в. даст нам около 60 списков, в то время как ХЗХ в. только три. Более того, именно в XVII в. текст Сербской Александрии претерпевал многочисленные изменения, расширялся за счет других источников — т. е. это было актуальное, востребованное произведение [Александрия 2003: 9]. Позже писцы уже только копировали существующие версии, значительных переработок не было. Таким образом, если учесть, насколько популярно было это сочинение в XVH в., вряд ли стоит удивляться, что владелец исследуемой книги пожелал иметь его в своей библиотеке.

Мы уже знаем, что владелец книги был, во всяком случае, хотел быть, благочестивым христианином, ведь он читал сочинение «Сын церковный». Поэтому нисколько не удивительно, что в сборник входит еще одно сочинение крайне популярное в XVII в. — «Хождение Трифона Коробейникова в Палестину и Египет». Это сочинение носит компилятивный характер. Описания хождений по святым местам неоднократно встречаются в древнерусской литературе [см. примеры в: Книга хожений 1984]. В основе же этого хождения лежат реальные события: в 1558 г. Иван IV организовал.

6 Заметил!, что в XVII в. общерусское летописание практически прекращается [Творогов 1975: 3]. посольство с милостыней для ремонта Синайского монастыря. Кроме того, в задачу послов входило «обычаи в странах тех писати». Миссию возглавляли два человека, но один из них вскоре скончался, и во главе посольства оказался Василий Позняков. Он-то и совершил описываемое хождение.

Кроме него, в конце XVI в. другой паломник, Трифон Коробейников, также совершил две поездки по святым местам: в Царырад в 1582 г. и в Палестину в 1593−94 гг.

На рубеже веков какой-то неизвестный книжник объединил все, известное ему о паломниках и местах паломничества того времени, в единое произведение, избрав главным героем Трифона Коробейникова. Вероятно, относительная новизна событий и безусловный литературный талант компилятора обусловили популярность этого сочинения на протяжении всего ХУП в. Об удачности этой литературной компиляции свидетельствует и то, что история этого паломничества вытеснила «Книгу паломника» игумена Даниила, бытовавшую на Руси с ХП в. [Адрианова-Перетц 1945: 515].

Единственный текст, который напрямую не связан с ХУП в., — это астрономическое сочинение. Однако представляется, что выявленных связей с историко-культурной ситуацией ХУП в. вполне достаточно, чтобы говорить о неслучайности такого состава сборника.

Это предположение нисколько не противоречит и данным по истории книжного дела на Руси. В исследовании, посвященном полууставному письму ХУП в., Л. М. Костюхина отмечает рост спроса на книги в ХУП в. по сравнению с XVI в. [Костюхина 1974: 6]. Примечательно, что книжное дело развивалось не только в крупных центрах (Москве, Новгороде, Галиче), но и в маленьких городах и деревнях [Соболевский 1908/2005, П: 6]. При этом спросом пользовались не только книги духовного содержания, но и светская литература (история, география, астрономияроманы, повести, анекдоты). О популярности сборников (особенно в ХУ1-ХУП вв.) говорит и Е. Ф. Карский, добавляя, что такие сборники могли включать в себя до 10 и даже 25 отдельных рукописей [Карский 1928: 118]. У Карского молено также найти объяснение того, почему разные по жанру произведения могли оказаться в одном сборнике. Только в XVIII в. появляются сборники исключительно светского содержания. «До этого времени листочки и тетради с произведениями народной и светской словесности не могли храниться в частных библиотеках открыто и должны были скрываться» [там же]. Владельцы брошюр и тетрадей, содержащих светские произведения, вплетали их в книги совсем иного, более «благочестивого» содержания.

Говоря о развитии книжного дела на Руси в XVI—XVII вв., надо сказать и о том, что в это время дело переписки книг все больше переходит из церковной среды в среду светских писцов-ремесленников. Именно они по большей части переписывали светские сочинения и вообще выполняли книги на заказ или для последующей продажи на рынке [Соболевский 1908/2005, П: 42- Костюхина 1965: 59- Костюхина 1974:16−18]. Такие писцы выбирались из грамотных людей той же деревни, и их бытовая речь мало отличалась от местного говора крестьян, что обуславливало проникновение диалектизмов в создаваемый ими текст [Елизаровский 1958:15].

О том, что данная книга могла быть создана именно писцами-ремесленниками, говорит следующая ее особенность. Характеризуя содержание рукописи, мы не раз отмечали, что в конце содержательной части имеется незаполненный лист. Его наличие представляется вполне V закономерным, если учесть то, что обычно в мастерских трудилось одновременно несколько писцов (до 6−7), которые заполняли тетради независимо друг от друга. Впоследствии эти тетради переплетались в одну книгу [Рыбаков 1948: 687- Костюхина 1965: 68−69- Костюхина 1974: 18]8.

Оформление книги, которое будет подробно рассмотрено в главе 1, крайне простое, т. е. книга вполне могла быть куплена относительно бедным человеком, что нередко случалось в ХУЛ в. [Костюхина 1974: с. 21−22]. Забегая вперед, скажем, что среди многочисленных приписок,.

7 А. И. Соболевский, характеризуя состояние книжного дела в XV-XVH вв., даже называет его промыслом [Соболевский 1908/2005,1: 13−15].

8 Свидетельство того, что уже в XIV в. пнецы могли работать параллельно, списывая один и тот же текст, находнм у ЛЛ Жуковской [Жуковская 1957:20,36]. встречающихся на полях книги, имеются и владельческие записи, согласно которым книга принадлежала именно крестьянам (см. приложение 17).

То, что эта книга могла быть заказана крестьянином или предназначалась для продажи в крестьянской среде, не уникальное явление. В своем курсе лекций по палеографии А. И. Соболевский указывает на то, что в XVIT в. грамотность (умение читать и писать) была довольно широко распространена среди людей всех сословий. «Даже между крестьянами, казаками, стрельцами и солдатами были грамотные». Подписи людей этих сословий на документах того времени не представляют большой редкости [Соболевский 1908/2005, П: 8−9].

Заключение

.

В ходе диссертационного исследования был проведен палеографический и лингвистический анализ рукописной книги из частного собрания Е. Ф. Васеко общим объемом 170 листов 4° формата, заполненных с двух сторон.

Приступая к исследованию рукописной книги, сборника смешанного состава, мы ставили перед собой следующие задачи.

Во-первых, перед нами стояла проблема датировки рукописи, так как в ней не содержится черной даты. С помощью палеографических примет (переплета, бумажных водяных знаков, почерков, инициалов) мы определили время создания книги как вторую половину ХУП в. С осторожностью можно говорить и о более узкой датировке — 60-е-90-е гг. XVH в.

В то же время оказалось необходимым ответить на вопрос о целостности сборника (т.е. о его изначальном составе). Подробное изучение истории каждого из входящих в сборник произведений («Сын церковный», «Александрия», «Хождение Трифона Коробейникова», «Роспись сошного и вытного письма», «Родословие русских князей») показало, что все они тем или иным образом связаны с ХУП в. и их «встреча» в рамках одной книги неудивительна. Только для астрономического сочинения не удалось найти связей с ХУП в.

Во-вторых, необходимо было определить количество писцов, работавших над сборником, так как для дальнейшего исследования орфографических, фонетических и морфологических особенностей текстов было необходимо понять, где заканчивалась работа одного писца и начиналась работа следующего, т. е. какие написания можно привлекать к тому или иному анализу. В результате графического анализа было установлено, что в создании рукописи участвовало семь писцов. При этом выяснилось, что два больших текста (светский роман «Александрия» и деловой текст «Роспись сошного письма») списаны одним человеком, что ставило перед нами новые задачи. Кроме того, графический анализ показал, что маленькие фрагменты — «Родословие князей» и астрономическое сочинение — списывались каждый двумя писцами. Но, так как одному из писцов всегда принадлежал совсем небольшой фрагмент в 1,5−3 листа, это деление текстов при анализе учитывалось редко.

Завершив все предварительные исследования, мы обратились к непосредственному анализу написаний. Здесь, в первую очередь, нас интересовали орфографические нормы, которых придерживались писцы. Изучение характера употребления дублетных букв, пары л — лз, а также написаний с эк/эюд показало, что писцы, хотя и работали в одной писцовой мастерской, ориентировались на разные орфографические нормы. Правда, о норме как таковой едва ли можно говорить применительно к этим текстам. Правописание этих книжников следует, скорее, определить как набор тенденций. Интересно, что большинство орфографических тенденций (/ в роли соединительного союза, преобладание я над у, преимущественно недифференцированное употребление дублетных букв) относят «наших» писцов к среде профессиональных писцов из низших сословий, больше знакомых с деловым письмом, чем с книжным.

Что касается фонетических особенностей живой речи, писцов, отразившихся в рукописи, то здесь большинство написаний носят традиционный характер и неоднократно отмечались исследователями других письменных текстов этого периода. Конечно, материал сборника нельзя признать репрезентативным с точки зрения фонетики, так как все произведения списаны с антиграфов. Однако появление буквы ц на месте ч в четырех текстах и исправление ее на ч самими писцами не может не свидетельствовать о том, что здесь мы сталкиваемся с отражением живой речи писцов. Появление таких написаний в ХУЛ в. — редкость, ведь центральный диалект и его фонетические особенности активно влияли на письменную традицию, изгоняя из нее все яркие диалектные особенности. Минимальное образование позволяло избавиться от такой яркой диалектной черты, как цоканье. Таким образом, мы получаем еще несколько штрихов к портрету книжников, работу которых рассматриваем.

Однако самым важным вопросом при изучении текста XVII в. оказывается вопрос морфологической нормы письменного языка. Его значимость обусловлена тем, что XVII век — время активной выработки норм книжного языка, время критического отношения писцов к создаваемому и воссоздаваемому ими тексту. Даже если писцы не руководствовались правилами грамматик, их взгляды на то, что отвечало норме, а что нет, так или иначе проникали в текст.

Поскольку общепринятой нормы не было, то в ходе исследования морфологических особенностей отдельных текстов, входящих в сборник, мы пытались установить, какие именно морфологические признаки оценивались книжниками как маркирующие книжно-письменный текст, а какие как несущественные. Ввиду того что рукопись содержит и два текста, восходящих к разным письменным традициям, но списанных одним писцом («Александрия» и «Роспись сошного письма»), мы также уделили особое внимание тому, как писец воспринимал и выражал противопосталенность этих текстов. Несмотря на то что переписчик «Александрии» не' отличался хорошей выучкой, тем не менее он использовал ряд грамматических средств для противопоставления светского романа и делового текста. К числу этих средств относятся формы прошедших времен, показатели инфинитива и презенса 2 л. ед.ч., адъективные флексии, восходящие к корреляции *а — *ъ, иаго!-ого.

По сути, именно эти морфологические показатели маркируют все книжные тексты, входящие в сборник. Кроме них, к числу маркирующих признаков относятся причастия, в том числе оборот «дательный самостоятельный», формы двойственного числа, местоименные энклитики.

Следует сказать, что все писцы демонстрируют разную последовательность в соблюдении тех правил формоупотребления, которые они сами задали как нормативные для создаваемого ими текста. По строгости морфологической нормы письменного языка, книжные тексты сборника можно разделить на три группы:

1. тексты с наиболее строгой нормой: «Сын церковный», «Александрия»;

2. тексты, в которых отразилась средняя строгость нормы книжно-письменного языка: «Хождение Трифона Коробейникова», астрономическое сочинение;

3. текст, в котором представлена совсем нестрогая норма, -«Родословие русских князей».

В целом, подробное рассмотрение морфологических особенностей текстов и особенностей их реализации, показало, что ни один из писцов, участвовавших в списывании книги, не владел в достаточной степени книжно-письменным языком. Их познания отличались неполнотой и отрывистостью, что приводило к непоследовательной реализации некоторых морфологических форм или к смешению языковых черт, которые не могли сосуществовать в пределах одного текста, выдержанного в строгой норме.

Последнее, о чем надо сказать, подводя итог нашему исследованию, -это место создания рукописи. Конечно, уместнее было бы говорить об этом тогда же, когда речь шла о датировке рукописи, однако, к тому моменту мы не представили читателю достаточного количества лингвистических данных. Вывод о возможном месте создания книги основывается на ряде языковых и неязыковых примет, рассредоточенных по всей рукописи.

Первое, что указывает на возможное место создания сборника, — это владельческие записи. Но поскольку это именно владельческие, а не писцовые записи, они не могут выступать в роли надежного аргумента. Однако указание на район Каргополя и Вытегры как места бытования книги заставляет нас предполагать, что книга была создана где-то неподалеку.

Другим неязыковым свидетельством оказывается текст, называемый «Роспись сошного и вытного письма», где упоминание выти относит нас снова к северным районам, в том числе району Каргополя.

В ходе лингвистического анализа, нами были выявлены такие черты как цоканье и появление корневогоов формах род.-вин. падежа возвратного и личного местоимения 2 л. Если цоканье на севере довольно распространенное явление, то формы тобя, собя встречаются там очень редко. Однако именно рядом с Каргополем (чуть севернее и чуть западнее) отмечены говоры, знающие эту особенность. Цоканье эти диалекты тоже характеризует.

Представляется, что пересечение всех этих факторов делает гипотезу о том, что книга была создана в районе Каргополя, убедительной. рис. 1 рис. 2 л-К.У «.

5 «г* t г j * rf t r» e".

5 s> Л n j III" rJC" И.

H* tf.

О <*" Л f Щ.

4 •• «•.

Ч t 4 v $ xX ч ft — id.

M M. *>

Si А" m. /А Л ci" га 4L.