Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Роль подчинительных союзов в формировании модальности сложноподчиненных предложений со значением обусловленности: Условные и причинные конструкции

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Поскольку организующим началом сложного предложения любого типа является выражение содержательных отношений между двумя ситуациями, которые устанавливаются говорящим субъектом, то семантическая структура большинства сложных предложений состоит из трех пропозиций: двух событийных и одной логической (релятивной). Сказанное верно не только для союзных, но и для бессоюзных предложений, так как… Читать ещё >

Роль подчинительных союзов в формировании модальности сложноподчиненных предложений со значением обусловленности: Условные и причинные конструкции (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • * ВВЕДЕНИЕ
  • ГЛАВА 1. Степень и особенности участия союзов в формировании модальных значений СПП с условной связью частей
    • 1. Модальные возможности условных союзов в конструкциях неиндикативного типа
    • 2. Условные союзы дифференцированных значений как специализированные показатели потенциальной обусловленности индикативных предложений
    • 3. Модальные признаки предложений, оформленных союзом если в сочетании со специализированным коррелятом
  • ГЛАВА 2. Роль причинных союзов в создании модальной специфики сложноподчиненных предложений с причинным соотношением компонентов
    • 1. Семантика причинных союзов недифференцированного значения как фактор порождения модальных оттенков сложноподчиненного предложения. 1 оо
    • 2. Особенности видоизменения модальной ситуации предложений в аспекте расчленения союзов недифференцированного значения
  • — ^ Модально-модификационное разнообразие, определяемое соединением союзов с вводным (модально-оценочным) словом или словосочетан и ем
    • 4. Аналитическая структура причинных союзов дифференцированных значений как предпосылка создания модальных ситуаций конструкций с собственно-причинным и несобственно-причинным значением

л Синтаксической системой является такая система, в которой «обретают реальное бытие все прочие системы: категориально-грамматическая, лекси.

• ко-фразеологическая, фонологическая" [Попова 1985, с. 25], а в единицах j синтаксиса (простом предложении, сложном предложении, тексте) фиксируf ются результаты мыслительной и коммуникативной деятельности человека.

В существующей системе взглядов на язык значительное внимание уделяется такой категории как текст. Предложение и текст соотносятся между собой как часть и целое, так как «сложное предложение представляет собой не только непосредственный конституент текста, но и часть информации, у < которая достаточна для того, чтобы в своих собственных (внутренних) границах воспроизвести инвариантные характеристики текста» [Ляпон 1982, с. 76], т. е. способность устанавливать связь между предикативно оформленными фрагментами информации и квалифицировать эту связь и есть то эвристическое свойство человеческой психики, которое предопределяет творческую активность речевой деятельности, зафиксированной текстом. «Изучая предложение как единицу, замкнутую в самой себе, — отмечает Г. А. Золото-ва, — лингвистика лишает себя возможности проверить достоверность и действенность теоретических рубрикаций речевой жизнью предложения. По ходу развития интереса к межпредложенческим связям, к тексту возникает барьер, прерывающий естественное движение научной мысли. Вера в незыблемость традиционной грамматики делает этот барьер неодолимым, разводя проблематику предложения и текста по разным направлениям, как бы не признавая между ними отношений части и целого (курсив наш. — Е. Г.) и их общего коммуникативно-смыслового назначения.

Между тем к совокупности предложений, к тексту применим тот же исследовательский инструментарий: вопросы что? как? для чего?" [Золото-ва 1988, с. 56].

Отношения, возникающие в тексте как целом, во многом идентичны и подобны тем, которые наблюдаются и в сфере сложного предложения.

— М-, Именно поэтому грамматика текста не может обходиться без такой категории, как «сложное предложение», которое можно рассматривать как представитель текста. Одним из основных аргументов, мотивирующих органичную связь сложного предложения с категориями текстового уровня, по мнению М. В. Ляпон, является способность устанавливать связь между фрагментами информации и квалифицировать эту связь (т. е. устанавливать отношения), что и есть то эвристическое свойство человеческой психики, которое предопределяет творческую активность речевой деятельности, отраженной в тексте [Ляпон 1982, с. 75]. s Человеческий фактор проявляется в структуре, семантике, функционировании любого элемента языковой системы, потому что язык и человеческое сознание связаны между собой таким образом, что деятельность сознания необходимо сопровождается деятельностью языка, выливаясь в единый, хотя и сложный по своей внутренней структуре, речемыслительный процесс [Кацнельсон 1972, с. 110]. Например, сложное предложение оказывается точкой приложения мыслительной активности субъекта — участника акта коммуникации, выступает ли он в качестве говорящего (автора) или в качестве слушающего. Соотносительность сложного предложения тексту выражается в том, что сложное предложение занимает особое место в «стратификационной иерархии синтаксических единиц», что, в свою очередь, определено его непосредственной ориентацией на коммуникативную функцию (фундаментальную функцию языка). Выступая как «знак отношения, сложное предложение как бы фиксирует в своей структуре субъективно-рефлектирующее начало, „концепцию“ говорящего лица, так или иначе оценивающего связь между фрагментами сообщаемого» [Ляпон 1982, С. 66−67]. Концепция говорящего лица, устанавливающего определенные отношения между соединяема мыми событиями в сложном предложении, представляет собой план содержания категории модальности.

Академик В. В. Виноградов рассматривал модальность как одну из тех синтаксических категорий, в которых выражается и конкретизируется категория предикативности с общим грамматическим значением отнесенности основного содержания предложения к действительности [Виноградов 1975, с. 268]. Он характеризует синтаксические категории модальности, времени и лица как категории, конкретизирующие и выражающие предикативность, и вводит признак точки зрения говорящего [Виноградов 1975, с. 268]. Среди всех категорий, в которых находит выражение предикативность, модальность выдвигается на первое место, так как отношения сообщения, содержащегося в предложении, к действительности, — это и есть модальные отношения [Виноградов 1975, с. 289]. Именно поэтому В. В. Виноградов отнес категорию модальности предложения к числу основных, центральных языковых категорий, обнаруживающихся в языке в разных формах [Виноградов 1975, с. 57].

Семантический признак «точка зрения говорящего» связан с выдвинутой А. М. Пешковским концепцией «субъективно-объективных синтаксических категорий», выражающих отношение говорящего к своей речи и к тем отношениям между частями ее, которые он в ней устанавливает [Пешковский 1956, с. 88−89]. С концепцией А. М. Пешковского перекрещивается теория Р. О. Якобсона, в которой он интерпретирует «шифтеры» как категории, характеризующие сообщаемый факт и / или его участников по отношению к самому факту сообщения или к участникам этого сообщения [Якобсон 1972, с. 85−113]. Категория модальности как понятийная категория, — по мнению 3. Я. Тураевой, — связана с важными аспектами бытия и его преломлением в сознании и языке человекав основе этой категории лежат универсальные категории логики, организующие рациональное сознание [Тураева 1994, с. 109].

Позиция говорящего" в явном или скрытом виде включается в любое объяснение категории модальности. В каждой из модальных категорий точка зрения говорящего выступает в особом аспекте актуализации.

Отношение к действительности — это действительность в представлении говорящего. Именно это представление (в обобщенном и «объективированном» виде) отражено в языковых модальных значениях, включающих элементы языковой семантической интерпретации смысловой основы выражаемого содержания [Теория. 1990, с. 64]. Существует два типа отношения к действительности, устанавливаемого с точки зрения говорящего: опосредованного — через время, через временную локализованность, через отношение к лицу — и неопосредованного (прямого) — в указанных признаках отнесенности ситуации к «реальному миру» или к одному из «возможных миров», в оценке достоверности и т. д." [Теория. 1990, с. 65]. Модальность представляет собой «отношение к действительности с точки зрения говорящего», являющееся прямым (не связанным с опосредствующим «каналом актуализации»), собственным содержанием данной категории" [Теория. 1990, g. 65].

Такое «отношение к действительности», связываемое именно с модальностью, получает качественную определенность тогда, когда это отношение проявляется в преобладающих признаках реальности / ирреальности.

Содержание высказывания (предложения) может соответствовать реальной действительности, а может и не соответствовать ей, — этим и определяется противопоставление двух основных модальных значений — модальности реальной (прямой) и модальности нереальной (ирреальной, косвенной, гипотетической, предположительной).

Однако, надо отметить, что модальность сложного предложения неоднородна. Об этом сказал В. В. Виноградов, определив модальность сложного предложения как «прерывисто-изменчивую», так как «модальность сложного синтаксического единства определяется композиционным объединением разных модальных значений составляющих его частей, а также общей семантикой целого». [Виноградов 1975, с. 84]. Сложное предложение полипредикативно, так как «предикативность (и при этом полная предикативность, а не полупредикативность и не потенциальная предикативность) составляет обязательное свойство материала, из которого строится сложное предложение, свойство его частей» [Белошапкова 1975, с. 46]. Отсюда следует, что сложное предложение не имеет единой, однородной модальности, модальность его «прерывисто-изменчивая», т. е. каждая часть сложного предложения, каждая предикативная единица в его составе имеет свою собственную модальность.

Главным грамматическим средством выражения предикативной модальности является категория наклонения, как изъявительного — с одной стороны, так и условно-желательного и побудительного — с другой. К грамматическим выразителям модальности относятся также модальные частицы и союзы. Союзы, «которые, в отличие от предлогов, находятся вне сферы морфемного синтаксиса и так же, как модальные слова и выражения, образуют в предложении синтагматически изолированную зону «модуса» «[Ляпон 1971, с. 233]. Союзы занимают полноправное место и в сфере оценочных средств языка. Недаром А. А. Шахматов, учитывая оценочные способности союзов, включил в систему союзов все модальные частицы. Одним из первых отметил союзы как один из способов выражения модальности сложного предложения В. В. Виноградов, сказав, что «наряду с другими уже рассмотренными формами выражения модальных значений, здесь, в кругу сложных синтаксических единств, выступает новый тип модально окрашенных служебных слов. Это — союзы» [Виноградов 1975, с. 84]. В. В. Виноградов считал, что вопрос о выяснении модальных значений и оттенков союзов «крайне важен для выяснения природы тех грамматических отношений, которые устанавливаются союзами между синтаксическими единицами, между предложениями. Различия в модальных значениях союзов играют большую роль в дифференциации разных типов сцепления предложений, разных видов зависимости между ними» [Виноградов 1972, с. 552−553].

В отечественной лингвистике проблему модальных возможностей союзов затрагивали такие лингвисты, как М. В. Ляпон, С. Г. Ильенко, Р. П. Рогож-никова, В. В. Щеулин, М. А. Аверина, В. Н. Бондаренко, Е. А. Орлов и др.

Поскольку организующим началом сложного предложения любого типа является выражение содержательных отношений между двумя ситуациями, которые устанавливаются говорящим субъектом, то семантическая структура большинства сложных предложений состоит из трех пропозиций: двух событийных и одной логической (релятивной). Сказанное верно не только для союзных, но и для бессоюзных предложений, так как логическая пропозиция в союзных предложениях вербализуется в союзах, в бессоюзных же она имплицитна. Именно логическая пропозиция позволяет считать сложное предложение «знаком отношения между ситуациями» [Белошапкова, Менькова 1995, с. 58−59]. Кроме того, «уже сам по себе выбор связующего средства, с помощью которого инициатор сообщения соединяет фрагменты информации, когда он строит высказывание в форме сложного предложения, есть не что иное, как операция умозаключения, поскольку этот выбор предопределен тем выводом, к которому говорящий приходит, оценивая и квалифицируя отношения между соединяемыми фрагментами, т. е. подвергая информацию специальной логической обработке» [Ляпон, 1986, с. 9]. В семантике союза могут отразиться колебания говорящего, который не решается дать однозначную, категорическую квалификацию связи, четко определить ее логический характер. Это подтверждает высказывание В. В. Виноградова о том, что «различия в модальных значениях союзов играют большую роль в дифференциации разных типов сцепления или сочетания предложений, разных видов зависимости между ними» [Виноградов 1975, с. 85−86]. Следовательно, союзы — одно из главных средств выражения модальности сложного предложения, а также средство формирования модальной (реляционной) структуры текста. Союз проявляет способности дифференцировать оценочные характеристики высказывания и «приводит к модальной многослойности предложения, к увеличению его смысловой глубины» [Ляпон 1971, с. 234].

Особого внимания заслуживают подчинительные союзы в рассматриваемом аспекте как релятивные языковые единицы. Такое свойство, как ре-ляционность (релятивность) обнаруживается у единиц, принадлежащих к разным уровням языковой системы и обладающих разными категориально-грамматическими признаками [Ляпон 1986, с. 13]. «Под реляционным значением в широком смысле понимается любое лексическое значение, в состав которого входит реляционный компонент.». Реляционное значение проявляется «в чистом виде (или по крайней мере менее осложненном) в классах союзов, предлогов и некоторых глаголов.» [Арутюнова 1980, с. 234].

Союз представляет собой языковой знак, который не только фиксирует связь двух фрагментов высказывания или текста, но еще и содержит логическую оценку, квалификацию этой связи. Более того, «в рамках соединения высказываний сам соединитель выступает как своего рода высказывание, имитация свернутого умозаключения» [Ляпон 1986, с. 196]. Следовательно, все союзы в СПП могут рассматриваться в качестве свернутого «текста в тексте», средства содержательной импликации. Союзы как реляционные единицы обладают особыми способностями в процессе коммуникации: они могут вклиниваться в пределы синтагматически неделимого отрезка информации, как бы пренебрегая правилами соединения русской синтагмы: Женщина эта — мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней девочки, бывшей с ней в тюрьме, потому что не с кем было оставить их, — так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза, на то, что говорили со двора проходившие арестанты (Л. Толстой. Воскресение).

Другой, не менее важной особенностью союза является его безразличие к функционально-синтаксической равноценности соединяемых частей и к предикативному статусу: В первом списке сделал он [писарь] две ошибки: поручика Синюхаева написал умершим, так как Синюхаев шел сразу же после умершего майора Соколова, и допустил нелепое написание — вместо «Поручики же Стивен, Рыбин и Азанчеев назначаются» написал: «Подпоручик Киже, Стивен, Рыбин и Азанчеев назначаются» (Тынянов. Подпоручик Киже).

Подчинительные союзы противопоставляются сочинительным прежде всего тем, что они входят в структуру придаточной части, выделяя ее как субординационную и делая грамматически подвижной. Это подметил А. М. Пешковский [Пешковский 1959], поэтому необходимо признать, что «маркирующая» сущность подчинительных средств связи является самой характерной чертой подчинения.

Говоря о функциональной природе подчинительного союза как реляти-ва, нельзя не сказать о такой категории, как категория оценки, которая, в свою очередь, является выразительницей субъективности. «Поскольку высказывание есть всегда результат речевой деятельности субъекта, то оно уже изначально детерминировано как субъективный акт и по форме и по содержанию. Это относится к любому высказыванию в принципе, ибо каждое высказывание всегда будет представлять собой результат взаимодействия человека (субъекта познания) с объективным миром. Субъективность речевого высказывания определяется. тем существенным обстоятельством, что в нем заложено содержание, формируемое индивидуумом, которое построено абсолютно зависимо от познавательного акта субъекта (человека)» [Колшан-ский 1974, с. 27]. Реляционные единицы (в том числе и подчинительные союзы) существуют в языке именно как знаки субъективного отношения — они способны сигнализировать о вторжении, проникновении человеческого «я» в структуру высказывания, текста. В языковой действительности наблюдается регулярная реализация таких единиц: Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что-нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина (J1. Толстой. Война и мир).

Известно, что «ведущим способом подачи информации в русском языке является грамматически оформленная синтагма» [Ляпон 1978, с. 159]. Для включения реляционных единиц — союзов — в структуру предложения русский язык использует свои внутренние ресурсы, используя для этого аналитические средства. Именно аналитические свойства формально отличают ре-лятив-союз как оценочное средство синтаксического уровня от других оценочных единиц языка: являясь самостоятельной лексемой, союз всегда оказывается в предложении и тексте вне оцениваемого объекта, что отличает его от других оценочных средств языка, неотделимых от объекта оценки.

Говоря о процессуально-ситуативном аспекте понятия «оценка», надо отметить, что «оценка — это оценивание в широком смысле слова, т. е. интеллектуальная обработка, квалификация, эмоциональная реакция, наконец, ремарка, исходящая из определенного источника и направленная на определенный источник» [Ляпон 1978, с. 162]. Именно ситуативно-процессуальный момент в понятии «оценка» помогает объяснить оценочную природу предикативного акта. Неотъемлемым компонентом предикативности как грамматической категории является модально-оценочный элемент, поэтому она может быть признана разновидностью оценки. Кроме того, «субъективная ремарка, направленная на какой-либо компонент предложения, создает имитацию дополнительного предикативного ядра или своеобразную „микропредикативную ситуацию“ в рамках одного предложения» [Ляпон 1978, с. 162].

Конечно, оценочное средство функционирует не само по себе и не для себя самого. Об оценочной ситуации говорят три составляющих: источник информации — оценивающий субъект, оценочное средство и объект, подвергаемый оценке. Именно последние два — оценочное средство и объект оценки непременно реализуются в тексте. Наблюдения многих исследователей над семантикой оценочных средств языка доказывают то, что в языке зафиксировано представление о психике человека как о целостной сфере. Поэтому оценочное значение многих модальных частиц (куда входят и союзы) может быть одновременно соотнесено и с рациональным и иррациональным типом психической реакции.

Подчинительный союз как реляционная единица в условиях оценочной ситуации выступает на правах компонента этой ситуации. Следовательно, подчинительный союз предполагает два объекта оценки, осуществление двух оценочных актов: 1) содержание ситуации, представленной в первой части, соотносится с действительностью- 2) происходит квалификация характера отношений между главной и придаточной частями, дается логическая характеристика связи (например, необходимая обусловленность, обратная обусловленность, условное тождество и др.). Союз одновременно реализует свойства союза и частицы. Подчинительные союзы «обладают, как правило, сложной семантической структурой, представляющей собой синтез двух начал, каждое из которых построено на оценочной основе». Следовательно, «двойственность, промежуточность, „гибридность“ релятива — это не потенциальная возможность, устраняемая контекстом, а качество парадигматического, системного уровня, которое отражает специфику внутреннего устройства релятива как языкового знака» [Ляпон 1978, с. 167].

Таким образом, категориальная общность подчинительных союзов как реляционных единиц обусловлена оценочной основой их смысловой структуры, а также и формальной унификацией аналитических средств организации текста.

Актуальность исследования определяется недостаточной изученностью процесса функционирования, а также модальных возможностей условных и причинных союзов, разнообразных оттенков модальных планов при взаимодействии причинных союзов с коррелятами и модально-оценочными (вводными) словами в сложноподчиненном предложении. Между тем, именно изучение закономерностей функционирования подчинительных союзов в условных и причинных конструкциях дает возможность наиболее полно представить внутренние потенции исследуемых языковых средств, и, как следствие, углубить знания об их семантико-структурной организации, выявить возможности коммуникативно-прагматического использования и определить их роль в организации модальных планов в сложноподчиненных предложениях со значением обусловленности.

Предмет исследования — подчинительные союзы и их роль в формировании модальных значений в условных и причинных сложных предложениях.

Цель исследования — выявить и описать структурно-семантические свойства подчинительных союзов, определить их функциональные потенции и модальные возможности в сложноподчиненных предложениях со значением обусловленности.

Осуществление поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1) описать союзы как один из способов выражения модальности сложного предложения;

2) выявить модальные возможности условных союзов в конструкциях индикативного и неиндикативного типов;

3) проанализировать конструкции, их модальные признаки, оформленные союзом если в сочетании со специализированным коррелятом;

4) описать семантику причинных союзов дифференцированного и недифференцированного значения как фактор порождения модальных оттенков в сложноподчиненных предложениях;

5) рассмотреть особенности видоизменения модальной ситуации конструкций в аспекте расчленения союзов недифференцированного значения;

6) рассмотреть модально-модификационное разнообразие, определяемое сочетанием причинных союзов с модально-оценочным словом.

Научная новизна работы состоит в выявлении и анализе многообразных оттенков модальных возможностей условных и причинных союзов в сложноподчиненных предложениях со значением обусловленности. Изучена и описана семантико-структурная организация, закономерности функционирования и коммуникативно-прагматического использования подчинительных союзов в условных и причинных конструкциях. Уточнены факторы, способствующие актуализации или, наоборот, ослаблению смысловой доминанты, выраженной квалификатором. Тем самым открывается новый ракурс проблемы семантического соприкосновения соединителя и «событийного материала» сообщаемого, и, как следствие, перспектива создания разнообразных модальных значений в сложноподчиненном предложении.

Методы исследования. В работе использован описательный, аналитический и структурный методы, позволяющие наиболее полно охарактеризовать модальные возможности союзов.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно вносит определенный вклад в разработку теории сложноподчиненного предложения в целом. Результаты проведенного анализа могут быть полезны при дальнейшей разработке вопросов, связанных с модальными возможностями условных и причинных союзов, а также с изучением категории модальности с точки зрения антропоцентризма.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее положения и выводы могут быть использованы в преподавании курса «Современный русский литературный язык», в спецкурсах и спецсеминарах, на курсах повышения квалификации учителей русского языка, в научной работе аспирантов и студентов.

Материалом для анализа послужили 2500 фрагментов текстов, содержащих сложноподчиненные предложения с условными и причинными значениями, извлеченных из произведений художественной, публицистической, мемуарной, эпистолярной литературы XIX — XX вв. методом сплошной выборки.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Исходным значением подчинительных союзов (как условных, так и причинных) является реляционное значение. Подчинительные союзы как реляционные единицы обладают особыми способностями в процессе коммуникации, они являются выразителями категории субъективной оценочности.

2. Условно-ирреальные союзы используются в речи как актуализаторы выражения ментальных суждений, обозначении событий, связанных с осмыслением и оценкой нереальной действительности, сопровождаясь при этом тем или иным субъективным отношением говорящегоони способны создавать особый параллельный мир в языке — «возможный мир».

3. Модальные возможности условно-потенциальных союзов проявляются в создании конструкций со значением узуального условия, могут формировать конструкции, аналогичные вводным, фразеологизироваться, образуя устойчивые обороты типа оговорок. При определенных условиях они способны отражать реальное положение вещей, выявлять возможности осуществления условия в будущем. Вступая в соединение со специализированным конкрети-заторами, условно-потенциальные союзы могут приобретать дополнительные модальные оттенки.

4. Условно-потенциальный союз способен вступать во взаимодействие со специализированным коррелятом. Корреляты, находясь в главной части условно-потенциальных конструкций, выделяют, подчеркивают или ограничивают то, о чем говорится в придаточной части (при помощи различных частиц), проявляют способности к отрицанию или противопоставлению его содержания, к созданию различных логичных и модальных его оценок.

5. Семантика причинных союзов недифференцированного значения является носителем определенного модально-квалицирующего значенияс их помощью оформляются ментальные суждения, рассуждения, объяснения, которые всегда сопровождаются тем или иным субъективным отношением говорящего.

6. Расчлененный союз недифференцированного значения предстает в виде специфического микротекста, подверженного влиянию двух противоположных тенденций: тенденции к расчленению и тенденции к синтезу. Расчленение союзов приводит к тому, что первая их часть, находящаяся в главном предложении, приобретает значение опорного компонента и способна актуализироваться модально-оценочными словами и частицами, обогащая потенциал каузальной модальности.

7. Причинные союзы недифференцированных значений во взаимодействии с модально-оценочными словами определяют грамматический характер целостного содержания предложения, а также могут создавать инверсивные (несобственно-причинные) построения, тем самым обогащая различными модальными оценками отношения каузальности.

8. Аналитическая структура причинных союзов дифференцированных значений является предпосылкой создания модальных ситуаций сложноподчиненных предложений как с собственно-причинным, так и с несобственно-причинным (причинно-аргументирующим) значением.

Структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, Списка источников и Библиографии.

Выводы.

Таким образом, причинные союзы помогают говорящему дифференциально выразить широкую гамму каузальных значений соответственно со своими намерениями. Опираясь на заложенные в механизме языка коммуникативные потенции союзов, говорящий получает возможность реализовать речевые стратегии в разных условиях и для разных целей.

Логика естественного языка отражает эвристический характер причинного вида обусловленности. Субъективное начало причинной связи не мешает ей вскрывать глубинные закономерности объективного мира. Субъективное отношение человека ко всему, предвзятость, с которой он строит проекцию внешнего мира для себя, сопровождает не только осмысление субъектом предметного мира, но и обнаруживается в речевой деятельности человека. Субъективно-оценочная сема включается в смысловую структуру союза или подключается в виде прагматического корректора.

Причинные союзы, как дифференцированных, так и недифференцированных значений проявляют широкие возможности в создании разнообразных модальных значений, наслаивающихся на каузальное значение: уступи-тельности, сопоставительности, условности, темпоральности, изъяснительно-сти, цели, следственностиспособны приобретать дополнительные оттенки модальности: осознанности / неосознанности, первостепенности / неперво-степенности, положительности / отрицательности, уверенности / сомнения, альтернативы, логики, исключительности, высокопарности, ироничности, дополнительностиа также создавать авторскую модальность, модальность мнения, реальную модальность.

Эвристический характер каузальной связи с достаточной очевидностью подтверждается семантикой конкретизаторов, регулярно используемых при употреблении типичного причинного союза (исключительно, именно, только, отчасти, вероятно и т. п.), — говорящий предлагает свою версию для обсуждения, так как он не нашел истинную причину, а находится на какой-то определенной стадии ее поиска. Конкретизаторы, сопровождающие каузальные союзы, корректируют их эвристическую избыточность.

Однако, надо отметить явление «непроницаемости» некоторых союзов, выступающих непосредственным объектом коррекции (союзы благо, ведь). В смысловую структуру причинных союзов и союзных сочетаний включена информация о мыслительной активности говорящего: прогнозирование концепции адресата, соотнесение ее со своей оценкой, внутренний диалог по поводу определения, зафиксированного базовой семой.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Выдвижение антропоцентрического принципа как определяющего направление, принципы и методы современных лингвистических исследований позволяет по-новому осмыслить процесс консолидации союзных (реляционных) единиц в сфере синтаксиса. Выявление явных и скрытых участников различных модальных ситуаций превращает понятие модальности в гибкий инструмент, который может быть использован при работе с практическим материалом разных языковых уровней и различного функционального качества. Системо-центрическое, структурно-семантическое описание закономерно включается в интегрированное рассмотрение единиц языка, ставящего задачу выявления механизмов формирования модальных планов в сложноподчиненных предложениях со значением обусловленности при помощи подчинительных союзов. Коммуникативно-прагматический, функциональный подходы, в свою очередь, углубляют представление о системе языка и помогают снизить уровень противоречивости толкований ее структурно-семантических особенностей.

Возросший интерес к человеку стал основой современных лингвистических исследований, раскрывая все многообразие оттенков модальности и особенностей модальных реализаций таких единиц языка, как подчинительные союзы в условных и причинных сложноподчиненных предложениях.

У предикативности как грамматической категории, неотъемлемым компонентом которой является модальный элемент, внутренняя близость акта предикации и модального акта подтверждается тем, что субъективная ремарка, направленная на какой-либо компонент предложения, создает имитацию дополнительного предикативного ядра или своеобразную «микропредикативную ситуацию» в рамках одного сложноподчиненного предложения.

При толковании модальных возможностей подчинительных реляционных единиц может быть использован принцип спектра: смысловая структура квалификаторов предстает как сгусток ассоциаций, плавно переходящих одна в другую, или в виде набора модификаций, каждая из которых связана со смежной через посредство промежуточной (переходной) семы. Например, в системе отношений, объединенных признаком достаточное основание, причинность представлена как обусловленность, освобожденная от альтернативы и противительностиа в системе отношений, вербализующих ситуацию условного обоснования, условность представлена как обусловленность, имеющая категориальное значение возможности, предположительности.

Разложение семантики подчинительных союзов (условных и причинных) на элементарные смыслы и анализ контекста дает возможность выявить факторы, способствующие актуализации или, наоборот, — ослаблению смысловой доминанты, выраженной квалификатором. Этим открывается новый ракурс проблемы семантического соприкосновения соединителя и «событийного материала» сообщаемого, и, как следствие, перспектива создания разнообразных модальных значений в сложноподчиненном предложении и тексте.

Категориально-семантическое значение и коммуникативные потенции эксплицитных знаков подчинения получают воплощение в ходе реализации своих синтагматических и функционально-стилевых парадигматических возможностей, отражающей все разнообразие внутреннего мира говорящего и определяющейся прагматическими условиями включения сложноподчиненного предложения в контекст. Опираясь на заложенные в языковом строе коммуникативные потенции условных и причинных союзов, говорящий реализует речевые стратегии в разных условиях и с разными целями. Функциональный потенциал включает возможные контекстные связи и позволяет говорящему осуществить выбор адекватного средства коммуникации.

Пропозиция, задаваемая подчинительным союзом, фиксирует переход от событийного значения микроситуаций к фактообразующему значению целой конструкции. Однако нефактивность восстанавливает связь с субъектом высказывания и предопределяет наличие модусного компонента ментального плана в семантической структуре условных и причинных конструкций.

Реализуя свои модально-квалифицирующие свойства, условные и причинные союзы способны сочетаться с рядом частиц, корректирующих семантическую координацию релятива. Намерением говорящего выступает в каждом случае соотнесение концепции адресата со своей оценкой, актуализация определенных граней выражаемых модальных значений. В экспликации модально-прагматических оттенков высказывания задействуется функциональный потенциал коррелятов и вводных (модально-оценочных) слов, значительно расширяющими диапазон реализации коммуникативно-прагматических и модальных возможностей высказываний. Семантико-функциональная специфика условных и причинных конструкций находится в зависимости от различного характера и целей мотивации как базисного компонента их коммуникативной способности.

Характерной особенностью условных и причинных конструкций в контексте художественного произведения является высокая степень выраженности позиции автора, характеризующего, оценивающего, комментирующего и объясняющего факты художественного мира. Значение условных высказываний в реализации образной и сюжетно-композиционной системы художественного текста определяет тесную связь гипотетического образа с содержанием речи и наличие денотативной соотнесенности значения с реальными событиями в повествовании. Причинные конструкции, в силу тесных смысловых связей между элементами высказывания, а также в силу коммуникативного неравенства сообщений в ходе повествования, проявляют способности к организации так называемого иерархического, или синтагматического, типа прозы.

Системно-языковая основа дает возможность определения только внешних границ модального содержания конструкции, текстовая реализация компонентов которого определяется участием данных конструкций в модальнем аспекте. В процессе функционирования происходит дифференциация модального значения в результате взаимодействия с различными модус-ными категориями.

Актуализация модального значения также осуществляется с помощью средств модально значимого контекста. Детерминированность (ирреально-условного, потенциально-условного, собственно-причинного и несобственно-причинного) обусловленного высказывания текстовыми параметрами, заключается в том, что модальность обусловленности приобретает разную степень контекстной зависимости и способности к текстовому развитию в зависимости от статуса субъекта речи.

Сложный релятивный компонент, включающий в себя подчинительный союз и коррелят или модально-оценочное слово, регулярно используется в системе сложных конструкций, выражая сложнейшую гамму модально-оценочных значений, в которой тесным образом переплетаются «работа ума» и «работа души», отражая тончайшие оттенки «образа мыслей» об особоммодально-оценочном — «положении дел» в объективной действительности.

Условные союзы (дифференцированных и недифференцированных значений) проявляют способности обогащать условные отношения сравнительными, следственными, сопоставительными, временными, причинными, ограничительными отношениямиспособны приобретать дополнительные модальные оттенки: исключительности, важности, желательности, оценочно-сти (положительной или отрицательной), ярко выраженной эмоциональной окрашенности.

Причинные союзы также проявляют широкие возможности в создании разнообразных модальных значений, наслаивающихся на каузальное значение: изъяснительности, уступительности, условности, следственности, тем-поральности, цели, сопоставительностиа также создавать авторскую модальность, модальность мненияспособны приобретать дополнительные смысловые оттенки: известности / неизвестности, осознанности / неосознанности, первостепенности / непервостепенности, уверенности / неуверенности, положительности / негативности, уверенности / сомнения, альтернативы, логичности, исключительности, высокопарности, ироничности, дополнительности.

Реляционные единицы своим семантическим устройством демонстрируют принцип, наблюдаемый в структуре единиц других уровней и другого коммуникативного качества. Соединение высказываний, обслуживаемое подчинительным союзом, следует рассматривать как иерархию модально-оценочных инстанций. В рамках соединения высказываний сам соединитель (союз) выступает как своего рода высказывание, имитация свернутого умозаключения.

Показать весь текст

Список литературы

  1. В. Н. (Ажаев) Далеко от Москвы. Андроников И. А. (Андроников) — Возвращение к Невскому. Бекетова М. А. (Бекетова) — Воспоминания об Ал. Блоке. Бианки В. В. (Бианки) — Чайки на взморье.
  2. А. А. (Блок) Биографический очерк- Из письма Л. Д. Блок (Л. Д. Блок) — Из письма С. А. Кублицкой (С. А. Кублицкой). Бондарев Ю. В. (Бондарев) — Тишина.
  3. Н. С. (Гумилев) Увижу ль пены побережной.- Я сам над собой насмеялся.
  4. В. И. (Даль) Пословицы русского народа.
  5. В скобках дается принятое в работе сокращение.
  6. А. Г. (Достоевская) Воспоминания.
  7. С. А. (Есенин) Прозрачно я смотрю вокруг.- Коль нет цветов среди зимы.-
  8. М. М. (Зощенко) Голубая книга.
  9. Л. М. (Леонов) Взятие Великошумска- Evgenia Ivanovna- Лермонтов М. Ю. (Лермонтов) — Герой нашего времени- Когда бы встретил я в раю .- Когда б совсем иным.-
  10. А. В. (Луначарский) Вл. Маяковский — новатор- Максим Горький- Пушкин и Некрасов- Лермонтов-революционер. Мамин-Сибиряк Д. Н. (Мамин-Сибиряк) — Приваловские миллионы- Летные- В худых душах.
  11. О. (Мандельштам) Шум времени- Утро акмеизма- Государство и ритм- Разговор о Данте- О природе слова.
  12. Л. Н. (Мартынов) Правдивая история об Увенкае (Правдивая история.).
  13. Д. С. (Мережковский) Леонардо да-Винчи. Михалков С. В. (Михалков) — Больной кабан. Некрасов Н. К. (Некрасов) — В родном городе.
  14. А. Н. . Островский) Бесприданница- Снегурочка- Таланты ипоклонники- Горячее сердце- На всякого мудреца довольно простоты (Навсякого мудреца.) — Не было гроша, да вдруг алтын (Не было гроша.).
  15. Н. А. . Островский) Как закалялась сталь.
  16. В. Ф. (Панова) Сережа.
  17. . JI. (Пастернак) — Доктор Живаго.
  18. Салтыков-Щедрин М. Е. (Салтыков-Щедрин) Господа Головлевы- За рубежом- Губернские очерки — Помпадуры и помпадурши. Симонов К. М. (Симонов) — Живые и мертвые. Сочинения Козьмы Пруткова.
  19. А. Т. (Твардовский) Василий Теркин.
  20. А. К. . К. Толстой) Князь Серебряный- Рондо- Ой, каб Волга-матушка.- О, если б ты могла.- Если б я был богом океана.- Коль любить, так без рассудку.
  21. А. Н. . Н. Толстой) Хождение по мукам.
  22. Ю. Н. (Тынянов) Кюхля- Восковая персона- Подпоручик Киже-
  23. Малолетний Витушишников (Малолетний.).
  24. Г. (Успенский) Слово о словах.
  25. А. А. (Фадеев) Молодая гвардия.
  26. Фет А. А. (Фет) Ей же- Встречу ль яркую в небе зарю.-
  27. Д. А. Фурманов) Чапаев.
  28. К. И. (Чуковский) Воспоминания. Чуковский Н. К. (Чуковский) — Балтийское море. Шолохов М. А. (Шолохов) — Тихий Дон.
  29. В. М. (Шукшин) Экзамен- Космос, нервная система и шмат сала (Космос .).
  30. М. А. Когнитивная роль фразеологических союзов в выражении причинных отношений // Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах. Челябинск, 2001.
  31. Г. Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М.: Высшая школа, 1990.
  32. Н. Д. К проблеме связности прозаического текста // Памяти академика В. В. Виноградова. М., 1971.
  33. Н. Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. М., 1980.
  34. Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт / Отв. ред. Г. В. Степанов. М.: Наука, 1988.
  35. Н. Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999.
  36. О. С. Словарь лингвистических терминов. М., Сов. энциклопедия, 1969.
  37. В. В. Роль указательных слов в подчинении предложений // Вопросы русского языка и методики его преподавания. Курск, 1960.
  38. Л. Л. Условные отношения и условные союзы // Спорные вопросы синтаксиса. М., 1974.
  39. Л. Л. Сложное предложение в преподавании русского языка как иностранного. М.: Русский язык, 1983.
  40. А. П. Сослагательное наклонение как «окно» в иные миры // Вестник Воронежского гос. ун-та. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. Воронеж, 2001, № 1 (а).
  41. А. П. «Возможные миры» в семантическом пространстве языка. Воронеж: ВГУ, 2001 (б).
  42. Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Ин-литиздат, 1955.
  43. В. А. О модальности сложного предложения // Русский язык. Сборник трудов памяти проф. Н. Н. Прокоповича. М.: Московский гос. пед. ун-т им. В. И. Ленина, 1975.
  44. В. А., Менъкова Н. В. Пропозитивная семантика сложного предложения (количественный аспект) // Филологический сборник (К 100-летию со дня рождения В. В. Виноградова). М.: Ин-т русского языка им. В. В. Виноградова РАН, 1995.
  45. Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974.
  46. О. Ю., Левонтина И. Б. Смыслы «причина» и «цель» в естественном языке // ВЯ, 2004, № 2.
  47. В. Н. Аналитические и синтаксические способы выражения модальности в немецком языке // Иностранные языки в школе, 1978, № 4.
  48. В. Н. Виды модальных значений и их выражение в языке // ФН, 1979, № 2.
  49. А. В. Грамматическое значение и смысл. Л., 1978.
  50. А. В. Функциональная грамматика. Л., 1984.
  51. А. В. Основы функциональной грамматики: Языковая интерпретация идеи времени. СПбц Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1999.
  52. А. Е. Семантика и функции частиц даже, же, -то, -таки в современном русском языке: Автореф. дис.. канд. филол. наук. М., 1973.
  53. А. Наброски к русско-семантическому словарю // Научно-техническая информация. Сер. 2. Информационные процессы и системы. -М., 1968, № 12.
  54. А. Сопоставление культур через посредство лексики и семантики. М., Языки славянской культуры, 2001.
  55. Вендлер 3. Причинные отношения // Новое в зарубежной лингвистике, Логический анализ естественных языков, вып. 18. М.: Прогресс, 1986.
  56. В. В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971.
  57. В. В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М.: Высшая школа, 1972.
  58. В. В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // В. В. Виноградов Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М.: Наука, 1975.
  59. Г. А., Попова 3. Д. Многокомпонентные сложные предложения как микротекст. Воронеж: Исток, 2003.
  60. Е. М. Функциональная семантика оценки. М., 1985.
  61. М. В., Ященко Т. А. Причинно-следственные отношения в современном русском языке. М., «Русский язык», 1988.
  62. Г. Ф. О коммуникативно-функциональном потенциале придаточной части // Традиционное и новое в русской грамматике. М., 2001.
  63. Гак В. Г. Эмоции и оценки в структуре высказывания и текста // Вестник Московского университета, Сер. 9, Филология, 1997, № 3.
  64. А. В. О значении союза если II Семиотика и информатика. М., 1982, вып. 18.
  65. Грамматика русского языка. М.: Изд-во АН СССР, т. I, 1953.
  66. Грамматика русского языка. М.: Изд-во АН СССР, т. Н, ч. 2, 1960.
  67. М. О сущности модальности // Языкознание в Чехословакии. М., 1978.
  68. В. В. Модальность, истинное значение, референция // ВЯ, 1989, № 6.
  69. В. А. Языковой эгоцентризм в новых парадигмах знания // ВЯ, 2004, № 2.
  70. В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, т. 1, 1955.
  71. Т. ван. Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, вып. VIII, 1978.
  72. JJ. А. Употребление указательных слов, выраженных предлож-но-падежными формами существительных, в сложноподчиненных предложениях // РЯШ, 1965, № 6.
  73. Т. В. Об одном коммуникативном типе сложноподчиненных предложений // Синтаксис сложного предложения. Калининград, 1978.
  74. О. Философия грамматики. М.: Инлитиздат, 1958.
  75. Л. М. О синтаксической специфике сложных причастных конструкций с союзом «тем более что» // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, Сиб. отд. АН СССР, 1977.
  76. Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. — М., Наука, 1973.
  77. Г. А. Синтаксические основания коммуникативной лингвистики // ВЯ, 1988, № 4.
  78. Г. А. Монопредикативность и полипредикативность в русском синтаксисе // ВЯ, 1995, № 2.
  79. Г. А. Композиция и грамматика // Язык как творчество: Сб. ст. к 70-летию В. П. Григорьева. М.: Ин-т русского языка РАН им. В. В. Виноградова, 1996.
  80. Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Ин-т русского языка РАН им. В. В. Виноградова, 2004.
  81. Иванов Вяч. Вс. Семантика возможных миров и лексико-семантические законы // ФН, 1992, № 2.
  82. С. Г. Сложноподчиненные предложения с придаточными, присоединяемыми к главному союзом если, в современном русском языке // Вопросы современного и исторического синтаксиса русского языка. JI., 1962.
  83. С. Г. О структурном соотношении главного и придаточного в системе сложноподчиненных предложений // Проблема второстепенныхчленов предложения в русском языке: Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена. -Л., т. 236, 1963.
  84. С. Г. Сложное предложение в современном русском языке. Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1976.
  85. С. Г. Синтаксические единицы в тексте. Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1989.
  86. С. Г. Три аспекта композиционно-стилистического анализа художественного текста как целостного образования // Художественный текст: аспекты сверхфразовой организации. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1997.
  87. С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972.
  88. И. М. Проблемы описания частиц в исследованиях 80-х годов // Прагматика и семантика. М., 1991.
  89. Н. А. Уровни формирования и реализации модальности // Функциональные, типологические и лингводидактические аспекты исследования модальности. Иркутск, 1990.
  90. Т. А. Компрессия и фразеология сложного предложения как процесс образования некоторых союзных средств // Семантические процессы в системе языка. Воронеж: ВГУ, 1984.
  91. Т. А., Черемисина М. И. О принципах классификации сложных предложений // ВЯ, 1984, № 6.71. колшанский Г. В. Паралингвистика. -М: Наука, 1974.
  92. Г. В. Соотношение субъективного и объективного в языке. -М., Наука, 1975.
  93. Г. В. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1990.
  94. Э. И. Союзы, выражающие отношения причины, цели и следствия // Исследования по грамматике русского языка. Л.: ЛГУ, № 235, Серия филол. наук, вып. 38, 1958.
  95. Кор Шаин И. О выборе коррелятива с союзом если // РЯШ, 2001, № 2.
  96. И. Н. Из наблюдений над синтактико-семантическим распределением подчинительных союзов в русском языке // Русский язык: Вопросы его истории и современного состояния. Виноградовские чтения I— VIII.-М.: Наука, 1978.
  97. Кубик М Условные конструкции и система сложного предложения. -Praha, 1967.
  98. А. А. Категория причинности и практика. М., Высшая школа, 1964.
  99. Л. К. Функционирование сложноподчиненных предложений ирреального условия в тексте // Функционирование синтаксических категорий в тексте. Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1981.
  100. Ю. И. Неполнозначные слова как средства связи на различных уровнях синтаксиса // Неполнозначные слова как средства связи. Ставрополь, 1985.
  101. Лингвистический энциклопедический словарь. М., Сов. энциклопедия, 1990.
  102. А. М, Тирадо Р. Гусман Русское сложноподчиненное предложение и проблема его содержательной интерпретации//ВЯ, 1999, № 6.
  103. М. В. К вопросу о языковой специфике модальности // Изв. АН СССР, СЛЯ, Вып. 3, Т. XXX, 1971.
  104. М. В. О смысловой структуре релятивов // Русский язык: Вопросы его истории и современного состояния. Вин. чт. I—VIII. М.: Наука, 1978.
  105. М. В. Взаимодействие категорий отрицания и ирреальности в тексте И Синтаксис текста. -М.: Наука, 1979 (а).
  106. М. В. О значении запятой при расчленении составного союза // Современная русская пунктуация. М.: Наука, 1979 (б).
  107. М. В. Структура отношения и ситуативные условия его реализации в сложном предложении // Русский язык: Текст как целое и компоненты текста. Вин. чт. XI. / Отв. ред. Н. Ю. Шведова. М., Наука, 1982.
  108. М. В. Смысловая структура сложного предложения и текст. К типологии внутритекстовых отношений. М.: Наука, 1986.
  109. М. В. Реляционная сфера языка и проблемы прагматической компетенции // Русский язык: Проблемы грамматической семантики и оценочные факторы в языке. Вин. чт. XIX-XX / Отв. ред. Н. Ю. Шведова. -М., Наука, 1992.
  110. М. В. Модальность // Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. М.: Большая российская энциклопедия- Дрофа, 2-е изд, 1997.
  111. Л. Ю. Указательные слова в сложноподчиненном предложении //РЯШ, 1967, № 1.
  112. М. В. Модальный аспект каузальных высказываний // Функциональные, типологические и лингводидактические аспекты исследования модальности. Иркутск, 1990.
  113. А. А. Категория «оценки» и категория «странности» в коммуникативно-прагматическом аспекте // Коммуникативно-прагматические функции языковых единиц: Межвуз. сб.- Куйбышев: Куйбышевский гос. ун-т, 1990.
  114. Т. В. Взаимодействие оценочных и модальных значений в русском языке // ФН, 1996, № 1.
  115. Т. М. Текстовые функции условных предложений неиндикативного типа // Предложение. Текст. Речевое функционирование языковых единиц. Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2002.
  116. Н. М. К вопросу о косвенных средствах выражения каузальных отношений // Каузальность и структуры рассуждений в русском языке. М., Росс. гос. гум. ун-т, 1993.
  117. Г. П. Семантико-синтаксические средства выражения модальности в русском языке. Ростов-на-Дону, 1989.
  118. Т. М. Функции частиц в высказывании (на материале славянских языков). М.: Наука, 1985.
  119. Новая философская энциклопедия: в 3 т. Т. 3. М., Мысль, 2001.
  120. И. В. Структурно-коммуникативные модели с причинной семантикой в простом предложении // Вестник Московский университет, сер. 9, Филология, 2002, № 1.
  121. С. И. Словарь русского языка. М., 1988.
  122. Н. К. Сложное предложение на фоне коммуникативной типологии текста // В Я, 1995, № 2.
  123. Е. А. Контактные сочетания лексемы «даже» с составным союзом «если бы» // Полипредикативные конструкции и их морфологическая база-Новосибирск: Наука, 1980.
  124. А. Е., Черемисина М. И. Контактные сочетания союзов и частиц в русском языке (к постановке проблемы) // Полипредикативные конструкции и их морфологическая база. Новосибирск: Наука, 1980.
  125. В. 3. Категория модальности и ее роль в конструировании структуры предложения и суждения // ВЯ, 1977, № 4.
  126. К. А. Высказывание и ситуация: об онтологическом аспекте философии языка // ВЯ, 1998, № 5.
  127. И. Е. О содержании и объеме языковой модальности. Новосибирск, Наука, 1982.
  128. А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Учпедгиз, 1956.
  129. А. М. Существует ли в русском языке сочинение и подчинение предложений? // Пешковский А. М. Избранные труды. М., Учпедгиз, 1959.
  130. Е. А. Интенциональный, рецептивный и исследовательский аспекты авторской модальности // Лингвистические исследования. Липецк: ЛГГГУ, 1997.
  131. Попова 3. Д. К вопросу об элементах синтаксической системы языка // Синтаксис русского предложения. Воронеж: ВГУ, 1985.
  132. Н. С. Сложное предложение и его структурные типы // ВЯ, 1959, № 2.
  133. А. А. Из записок по русской грамматике, Т. I-II. М.: Просвещение, 1958.
  134. И. П. Очерки по теории синтаксиса. Воронеж, 1973.
  135. Е. В. Отношение причины и цели в русском тексте // ВЯ, 1989, № 6.
  136. Р. И Предложения с союзами если и если бы в современном русском языке // РЯШ, 1957, № 6.
  137. Р. П. Активизация в современном русском языке подчинительных конструкций с союзами раз и постольку II Развитие синтаксиса современного русского языка. М.: Наука, 1966.
  138. Р. П. Градационные союзы в русском языке // РЯШ, 1971, № 3.
  139. Русская грамматика. М.: Наука, 1982, т. 1.
  140. Русская грамматика. М.: Наука, 1982, т.2.
  141. Русский язык: Энциклопедия / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. М.: Большая русская энциклопедия- Дрофа, 2-е изд., 1997.
  142. А. П. Союз как если бы в русском языке // РЯШ. 1962. — № 6.
  143. В. 3. Еще раз о слове раз II Жизнь языка: Сб. ст. к 80-летию М. В. Панова. М.: Языки славянской культуры, 2001.
  144. Е. В. Союзная функция частиц в сложноподчиненных предложениях современного русского языка // РЯШ, 1964, № 1.
  145. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 1. — М.: Русский язык, 1999.
  146. Словарь русского языка: в 4 т. Т. 2. М.: Русский язык, 1999.
  147. Словарь структурных слов русского языка / Под ред. В. В. Морковкина. -М.: Лазурь, 1997.
  148. Современный русской язык / Под ред. В. А. Белошапковой. М.: Азбуковник, 1997.
  149. Г. Я. О модальном значении синтаксических конструкций// РЯШ, 1988, № 5.
  150. Е. Н. К вопросу о становлении причинного союза «так как» // Синтаксис сложного предложения. Калинин, 1978.
  151. А. Н. К вопросу об относительных придаточных предложениях // Уч. зап. ЛГПИ им. М. Н. Покровского, т. 15, вып. 4. Л., 1956.
  152. JI. Д. Языковой статус причинной связи // ФН, 1998, № 1.
  153. Тарланов 3. К. Русские пословицы: Синтаксис и поэтика. Петрозаводск: Петрозаводский гос. ун-т, 1999.
  154. Р. М. Собственно-причинные сложноподчиненные предложения в аспекте их функционирования в тексте // Сложное предложение в системе других синтаксических категорий. Л., 1984.
  155. Р. М. Опыт функционального описания причинных конструкций.-Л., 1985.
  156. Р. М. Функционирование конструкций условного обоснования в диалогическом тексте // Сложное предложение в тексте. Калинин, 1988.
  157. Р. М. Модально-прагматический аспект исследования конструкций обусловленности в современном русском языке // Функциональные, типологические и лингводидактические аспекты исследования модальности. Иркутск, 1990.
  158. Типология условных конструкций / Отв. ред. В. С. Храковский. -СПб., 1998.
  159. Р. Г. Сложноподчиненные предложения, выражающие генери-тивные отношения // Русский язык за рубежом, 2001, № 3.
  160. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. М.: ТЕРРА, 1996.
  161. Т. Система функционально-смысловых типов речи в современном русском языке // Филолог, 2003, № 2.
  162. Тураева 3. Я. Лингвистика текста и категория модальности // ВЯ, 1994, № 3.
  163. Е. В. Союз если и семантические примитивы // ВЯ, 2001, № 4.
  164. А. А. Типы словесных знаков.-М., 1974.
  165. В. А. О некоторых правилах определения места причины и следствия в причинно-следственных конструкциях // Исследования и статьи по русскому языку. Волгоград, 1967.
  166. А. И. Модально-прагматическая интерпретация чужого высказывания // ФН, 1991, № 1.
  167. И. А. Синтаксические особенности характеристик // РЯШ, 1975, № 6.
  168. Философский словарь. М.: Политиздат, 1983.
  169. Н. И. Стилистика сложного предложения. М., Русский язык, 1978.
  170. Э. Искусство любить. СПб., 2001.
  171. ХинтиккаЯ. Логика в философии, философия логики. М., 1980.
  172. В. С. Условные конструкции: взаимодействие кондицио-нальных и темпоральных значений // ВЯ, 1994, № 6.
  173. В. С. Анкета для описания условных конструкций // ВЯ, 1996, № 6.
  174. М. И. О содержании понятия «предикативность» в синтаксисе сложного предложения // Полипредикативные конструкции и их морфологическая база. Новосибирск: Наука, 1980.
  175. М. И., Колосова Т. А. Очерки по теории сложного предложения. Новосибирск: Наука, 1987.
  176. Н. В. Семантика возможных миров и лексико-семантические законы//ФН, 1992, № 2.160 .Черкасова Е. Т. Переход полнозначных слов в предлоги. -М., Наука, 1967.
  177. Е. Т. Русские союзы неместоименного происхождения. М., Наука, 1973.
  178. А. Ю. Частицы в сложном предложении. Казань, 1997.
  179. А. А. Синтаксис русского языка М., УРСС, 2001.
  180. М. А. Об инвариантном значении и функциях сослагательного наклонения в русском языке // ВЯ, 1999, № 4.
  181. С. А. Смысловые отношения в сложном предложении и способы их выражения. М.: МГУ, 1990.
  182. В. В. Об аспектах подчинения // ФН, 1979 (а), № 3.
  183. В. В. Способы формализации подчинения в аспекте соотношения союзов и коррелятов // Вопросы синтаксиса русского языка. Рязань, 1976.
  184. В. В. Подчинение и бессоюзие в современном русском языке // Русский язык в национальной школе, 1979 (б), № 5.
  185. В. В. Сложноподчиненные предложения, их структурно-семантические и функциональные свойства в аспекте понятия синтаксического поля, ч. I. Липецк: ЛГПИ, 1993.
  186. В. В. Сложноподчиненные предложения, их структурно-семантические и функциональные свойства в аспекте понятия синтаксического поля, ч. II. Липецк: ЛГПИ, 1993.
  187. В. В. Основные пути, проблемы и задачи изучения сложноподчиненного предложения в отечественной русистике, ч. 3. Липецк: ЛГПУ, 1997(a).
  188. В. В. О транзитивных сложных предложениях // Лингвистические исследования. Липецк: ЛГПУ, 1997 (б).
  189. В. В. Избранные труды по языкознанию (Сложноподчиненные предложения в теоретическом осмыслении), ч. II. Липецк: ЛГПУ, 2004.
  190. Р. О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972.
  191. МЪ.Якубинский Я. П. История древнерусского языка. М., Учпедгиз, 1953.
Заполнить форму текущей работой