Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Разноязычие (смешанная речь) и типология билингвизма личности

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Современный этап научного познания и деятельности, связанный с интенсивным нарастанием эмпирических данных и соответствующих теоретических построений, выдвигает категории явление и сущность в ряд наиболее важных методологических средств синтезирования научного знания и выявления (индивидуации) качественно новых объективных сущностных отношений действительности". Диалектика сущности и явления… Читать ещё >

Разноязычие (смешанная речь) и типология билингвизма личности (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Глава 1. Разноязычие как исследовательский объект
    • 1. 1. Основные подходы к исследованию разноязычия
    • 1. 2. Методы и методики исследования разноязычия
  • Результаты
  • Глава 2. Разноязычие как способ речевой коммуникации в билингвальном социуме
    • 2. 1. Коммуникативные правила разноязычия
    • 2. 2. Проблема разноязычного структурирования высказываний
  • Результаты
  • Глава 3. Носитель языков: опыт лингвистического моделирования вербальных единиц
    • 3. 1. И.А. Бодуэн де Куртенэ о языке как внутрисубъектной реалии: проблема методологического подхода
    • 3. 2. Проблема знаковости единиц языка в его внутрисубъектной форме существования: методологический аспект
    • 3. 3. Модель словесного знака как внутрисубъектного образования
    • 3. 4. Словесный знак как внутрисубъектное межъязыковое образование
    • 3. 5. Типология словесных знаков в условиях внутрисубъектного контактирования языков
  • Результаты
  • Глава 4. Типология разноязычия .,
    • 4. 1. Характерология спонтанного и неспонтанного разноязычия
    • 4. 2. Характерология спонтанного разноязычия манифестирующего типа
    • 4. 3. Характерология спонтанного разноязычия имитирующего типа
    • 4. 4. Характерология сйгнализирующего и игрового типов разноязычия
    • 4. 5. Коммуникативная регламентация типов разноязычия
  • Результаты
  • Глава 5. Типология носителей языков и социолингворельеф разноязычия
    • 5. 1. Типология носителей языков
    • 5. 2. Типология носителей языков и типы вербальной базы
    • 5. 3. Проблема специфичной организации вербальной базы носителя языковых систем субординативного профиля с личностной ориентацией на функциональную симметрию языков
    • 5. 4. Социолингворельеф разноязычия: диалектика явления и сущности
  • Результаты

С давних времен так называемая смешанная речь привлекала внимание своей неординарностью в ряду других речевых феноменов. Самым удивительным ее свойством является то, что она так же вездесуща, так же не знает ограничений ни во времени, ни в пространстве, как и сама человеческая речь. По свидетельству исследователей, еще в XV веке Бионди Флавий пытался дать определение людям, употреблявшим «вперемешку разные языки» [Рот 1973:54]. /Действительно, интерес к этой теме в отечественной и мировой филологии имеет давнюю традицию, но тем не менее на сегодня в этой области нет ни одного бесспорного положения, кроме, пожалуй, единственного — 'самой потенциальной возможности разноязыковой (разносистемной)1 оформленности речевого образования. Самым сложным вопросом по-прежнему остается проблема истоков межъязыкового смешения речи — ее неразгаданное почему?.

В нашей работе предлагается ввести в научный оборот термин разноязычие[ Такое решение вызвано рядом соображений формального и содержательного характера. Во-первых, номинация.

1 Первым эту номинацию использовал Е. М. Верещагин [Верещагин 1966].

2 Термин разноязычие имеет и другую, вслед за Дж. Гринбергом, традицию употребления, используясь и для обозначения различия между отдельными регионами в плане их многоязычия, и является, на наш взгляд, неудачным переводом термина linguistic diversity, которому соответствовало бы больше многоязычие [Новое в лингвистике 1972:204]. Как литературоведческую метафору использует эту лексему М. М. Бахтин [см., например, Бахтин 1972]. смешанная речь для национального мышления имеет некоторые отрицательные коннотации в силу своей идентификации со смешением языков, во-вторых, она вследствие своей внутренней формы (идея совмещения) соединяет в одно целое разные по своей природе речевые феномены.

Разноязычие, по разрабатываемой концепции, представляет собой (особый тип гетерогенной (разносистемной) речедеятельности индивидов. Наряду с разноязычием (первый тип гетерогенной речедеятельности), гетерогенную речедеятельность образуют попеременное использование (второй тип гетерогенной речедеятельности) языков и переключение кодов (третий тип гетерогенной речедеятельности). Отличительным признаком гетерогенной речевой деятельности (и разноязычия в частности) является то, что она потенциально может быть воспринята ее субъектами именно как гетерогенная, совмещающая в себе элементы разных с точки зрения индивидов языковых систем. Это отличает гетерогенную речевую деятельность 1) от речедеятельности на основе использования заимствований и 2) от речедеятельности на основе использования смешанного языка. В отличие от разноязычия процесс заимствования элемента одного языка в языковую систему другого языка — это процесс нейтрализации восприятия субъектами своей речедеятельности как гетерогенной, а результат данного процесса (речевые цепи с заимствованными элементами) — это гомогенные в восприятии субъектов такой речедеятельности речевые образованияи по аналогии: процесс смешения языков — это процесс активизации восприятия субъектами своей речедеятельности как гомогенной, соответственно смешанным языком можно назвать ту языковую систему, которая воспринимается ее носителями как гомогенная структура.

Разноязычие следует, на наш взгляд, отличать от второго типа гетерогенной речедеятельности. При попеременном использовании языков один и тот же индивид становится субъектом речепроизводства и речевосприятия грамматически и/или семантически целостных высказываний то на основе одной языковой системы (на основе Я), то на основе другой языковой системы (на основе Я2)'. При разноязычии же индивид становится субъектом речепроизводства и речевосприятия грамматически и/или семантически целостных высказываний, построенных на основе использования эксплицитно выраженных элементов (лексических, словообразовательных и грамматических) двух языковых систем (на основе Я1+Я2). И при том, и при другом типе гетерогенной речевой деятельности субъект речепроизводства является субъектом выбора: при попеременном использовании языков он имеет потенциальную возможность использования либо Яь либо Я2- при разноязычии — его выбор проходит либо между Яь Я2 и Я1+Я2, либо между Я] (первичной ЯЗЫКОВОЙ системой) И Я1+Я2. Возможность альтернации отличает разноязычие и попеременное использование языков от третьего типа речевой гетерогенности — переключения кодов. Как нам представляется, о переключении кодов" можно говорить тогда, когда необходимость обращения индивида то к одной, то к другой языковой системе диктуется внешними обстоятельствами и будет, следовательно, для субъекта безальтернативной (например, в случаях коммуникации с адресатом, которому известна лишь одна из языковых систем, которыми владеет субъект речепроизводства). Отразим схематически:

1 Аббревиатуры Я] и Я2 в контексте нашей работы будут обозначать в зависимости от смысла то первую, то вторую языковые системы, то первичную и вторичную языковые системы.

2 В понимании У. Вайнрайха термин переключение кодов имеет более широкий смысл, противопоставляясь в целом явлениям языкового сдвига и слияния языков: «языки, А и В могут употребляться попеременно, в зависимости от требований обстановкитогда мы говорим о переключении языков (switching) с языка, А на язык В и обратно» [Новое в лингвистике 1972:28]- в то же время он ограничивает переключение кодов границами высказываний — предложений [там же: 49] в отличие от Э. Хаугена, в понимании которого переключение кодов фактически равно разноязычию в нашем понимании [Новое в лингвистике 1972:69]. речедеятельность на основе смешанного языка.

Гетерогенная речедеятельность речедеятельность с >- использованием заимствованных элементов ч разноязычие попеременное использование переключение кодов I язь возможность выбора средства речевой коммуникации).

По критерию механизмов речепорождения разноязычие, по нашему мнению, принципиально отличается от межъязыковой интерференции, а не является ее разновидностью. Под интерференцией следует понимать особый тип речевой деятельности индивида, при котором порождение высказываний или их отдельных компонентов осуществляется через фазу внутреннего (контролируемого либо неконтролируемого) межъязыкового линейного (полексемного) перевода.1.

Таким образом, термин разноязычие можно использовать для номинации такого типа гетерогенной речедеятельности индивидов, при которой они, потенциально воспринимая свою речедеятельность как разносистемную, становятся либо субъектами альтернативного речепроизводства грамматически и/или семантически целостных высказываний на основе эксплицитного использования элементов двух языковых систем, либо субъектами безальтернативного речевосприятия таких высказываний. Сам процесс такого гетерогенного речепорождения мы будем называть разноязычным речепроизводством, а его результатконкретный целостный гетерогенный речевой отрезок — разноязычным.

1 При таком подходе понятием интерференции не охватывается фонетическое изменение речи под влиянием системы другого языка, поскольку в этом случае механизм порождения высказываний существенно не изменяется. Это явление, как нам представляется, можно обозначить термином фонетическая трансформация речи. Таким образом, и фонетическая трансформация, и) / / разноязычие могут сочетаться с интерференцией, но, вопреки общепринятому мнению, не «•' являются ее подтипами. В то же время в учебно-методических целях, по-видимому, вполне целесообразно традиционное использование термина интерференция как общего наименования фрнетических, лексических и грамматических ошибок в речи на вторичной языковой системе. высказыванием, совокупность разноязычных высказываний будет обозначаться термином разноязычные речевые цепи.

Интерес автора к этой теме отнюдь не случаен: он обусловлен и традициями Казанской лингвистической школы, и стремлением к проникновению в собственное двуязычное ego, и самой реальностью, значимость смешанной речи в которой чрезвычайно высока, но, главное, -тем, что разноязычие представляет собой уникальный в своем роде объект лингвистического анализа. Это проявляется, во-первых, в кажущемся отсутствии логики разноязычия: действительно, почему личность, имея возможность использовать моноязычную речь и воспринимая свою речь именно как гетерогенную, более того, зная, что это «неправильно», тем не менее все равно прибегает к такой странной форме речевыражения? Создается впечатление, что разноязычие — это ошибочное отступление от правил, нонсенс речи, ее прихотливый изгиб. Во-вторых, поражает обилие форм, в которых разноязычие может предстать перед взором наблюдателя: это и художественные тексты, и почти официальное общение, и разговорная стихия, оно может быть способом коммуникации как в микросоциумах (дватри человека), так и в мегаструктурах (целые страны). Встает вопрос, можно ли в принципе тогда говорить о разноязычии как целостном объекте исследования? В-третьих, может вызвать сомнение сама реальная значимость данного объекта, поскольку, с одной стороны, там, где разноязычие массово и интенсивно (непринужденные формы общения двуязычных индивидуумов), оно скрыто от постороннего наблюдателя, с другой стороны, оно в силу своей естественности незаметно, так же, как и сама речь, и для самих субъектов разноязычия. В-четвертых, своеобразие этой проблемы таково, что разноязычие — это из немногих феноменов речи, который традиционно и вполне справедливо увязывается с какими-то внутрисубъектными специфичными реалиями, что придает этому вопросу оттенок некоторой «нелингвистичности». В целом такая специфика разноязычия как объекта лингвистического анализа порождает иллюзию, что разноязычие — это случайный и спорадический, иногда даже анекдотичный казус речи. По-видимому, в чем-то такое понимание разноязычия является бессознательным проявлением естественного стремления к защите своего языка1. Как бы то ни было, но тема смешанной речи, так же, как и тема языкового субстрата, теории волн и т. п., всегда была окружена неким ореолом тонкого научного скепсиса, что служит одним из барьеров на пути к объективному познанию этих явлений и определению их места в общем потоке жизни языков.

Главная и направляющая идея данной работы состоит в том, что разноязычие — это обязательный компонент коммуникативных пространств билингвальных сообществ от микроструктур (два — три человека) до мегаструктур (страны, континенты) в силу того, что оно является закономерным, логически оправданным отражением специфичной внутрисубъектной организации членов этих сообществ.

Концептуальная нацеленность данного исследования на понимание разноязычия как универсального и закономерного феномена предполагает использование определенной категориальной структуры познания. На сегодняшний день, как нам думается, лингвистический анализ речевых фактов оперирует двумя основными категориальными гносеологическими оппозициями: «сущность оявление» (почему? <-" потому что) и «знак <-> значение» (для чего? <-> для того чтобы), первая структура имеет дело с выявлением глубинных причин речевых фактов, вторая — с их пониманием, интерпретацией, с включением в более широкие контексты. Интеллектуальный климат Казанской лингвистической школы во многом был обусловлен тем, что предпочтение отдавалось главным образом.

1 С заставляющей уважать себя прямолинейностью высказывается по этому поводу Л. Вайсгербер: «Быть носителем родного языка означает делить ответственность за сохранение и развитие родного языка» [Вайсгербер 1993:139]. первой из перечисленных эпистемологических структур. Именно в этом смысле мы понимаем известное выражение ее основателя И. А. Бодуэна де Куртенэ: «Наука состоит из вопросов почему? (а не для чего?) и из ответов потому что (а не для того чтобы)» [Бодуэн де Куртенэ 1963, Т. 1:59−60].

Современный этап научного познания и деятельности, связанный с интенсивным нарастанием эмпирических данных и соответствующих теоретических построений, выдвигает категории явление и сущность в ряд наиболее важных методологических средств синтезирования научного знания и выявления (индивидуации) качественно новых объективных сущностных отношений действительности" [Сущность и явление 1987:7]. Диалектика сущности и явления обеспечивается их связью через категории условие — обусловленное и причина — действие. В категории условие фиксируется совокупность необходимых и достаточно многообразных факторов, от наличия которых зависит возникновение, существование и изменение сущности вещей. Без наличия условия основание не вступает в существование, сущность не реализует себя. Условие само по себе не производит новой действительности, оно служит материалом для нее. Обусловленное несет в себе черты условия в снятом интегрированном виде. Но поскольку условие является лишь возможностью новой действительности, необходим фактор, сущности которого была бы присуща активность, деятельность. Фактор, характеризующий деятельность, фиксируется в категории причины, а производимая его деятельностью новая действительность — в категории обусловленное. Причина, таким образом, активный, деятельный фактор, изменяющий, преобразующий условие и производящий новую действительность как свое действие [там же:83]. Итак, методологическим фундаментом нашей работы будет принципиальный лингвотеоретический подход к разноязычию как динамическому, диалектическому единству сущности и явления.

Рассмотрение разноязычия как явления предполагает создание его фактуальной теории. Как известно, «фактуальная теория непосредственно описывает определенную группу объектовее эмпирический базис обычно весьма обширен, а сама теория решает прежде всего задачу упорядочения относящихся к ней фактов» [Попович, Садовский 1970:206]. Данный этап работы как этап эмпирического познания предполагает фиксацию фактов разноязычного речепроизводства, их количественный и качественный анализ с последующей типизацией. Это и определило первый корпус наших задач: а) определение коммуникативных правил функционирования разноязычия в билингвальном социуме татар (гл. 2.1.) — б) описание межъязыкового структурирования разноязычных высказываний, построенных на базе русского и татарского языков (гл. 2.2) — в) выявление основных мотивов, которые могут побудить индивида к использованию гетерогенной речи (на материале функционирования разноязычия в билингвальном социуме татар) (гл.4) — г) эмпирическое установление факта наличия корреляций между характером использования разноязычия индивидом и его социодемографическими характеристиками (на материале функционирования разноязычия в билингвальном социуме татар) (гл. 5.4).

Рассмотрение сущности разноязычия предполагает создание его детерминационной теории. По нашему мнению, детерминационная теория связана с поисками универсальных закономерностей самоорганизации объекта, которые могут объяснить формы его проявления как факта.

Первый уровень детерминационной теории — это поиски закономерностей, объясняющих фактуальную теорию объекта, в нашем случае, разноязычия. Второй корпус наших задач, таким образом, включает: а) определение общих коммуникативных закономерностей функционирования разноязычия в билингвальных социумах (гл. 2.2) — б) выявление детерминанты, которая будет определять характер межъязыкового структурирования высказываний, о какой паре языков ни шла бы речь (гл. 2.2) — в) обоснование признания основных мотивов, которые могут побудить индивида к использованию гетерогенной речи, в качестве универсальных (гл. 4) — г) установление универсальных корреляций между типом билингвизма личности и характером использования разноязычия (гл. 1- 5.1).

Как оказалось, последняя из вышеперечисленных задач (установление универсальных корреляций между типом билингвизма личности и характером использования разноязычия) не может быть решена в силу отсутствия соответствующей теоретической базы, что и определило третий корпус наших задач: а) обоснование необходимости введения в концептуальный аппарат теории билингвизма личности исследовательских понятий, отражающих ценностные установки личности (гл. 5.1) — б) изложение нашей исследовательской концепции типологии носителей языков (типологии языкового дуализма личности) (гл. 5.1).

Следует внести пояснения, касающиеся используемой нами терминологии. На наш взгляд, термин двуязычный/билингвальный, двуязычие/билингвизм целесообразно в силу их собственной внутренней формы («два языка»), во-первых, применять для характеризации определенных социоструктур и понимать как «сосуществование двух языков в рамках одного и того же речевого коллектива, использующего эти языки в соответствующих коммуникативных сферах, в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта» [Швейцер 1977:115]. Во-вторых, термин билингвизм может обозначать определенную исследовательскую проблему. В то же время использование термина билингв по отношению к отдельным индивидуумам в ряде случаев из-за той же его внутренней формы весьма затруднительно. Мы предлагаем использовать термин носитель языков1. Носитель языков — это индивидуум, специфичность внутрисубъектной организации которого обусловлена фиксацией в ней в том или ином объеме и степени более чем одной языковой системы .у.

Второй уровень детерминационной теории — это выявление исходной закономерности, опосредующей в едином на основе общего объяснения все многообразие эмпирической реальности объекта, присваивая тем самым разным по своему проявлению фактам статус односущностных. Таким образом, второй уровень детерминационной теории представляет собой мысленное постижение сущности познаваемого объекта в форме гипотезы.

Наша исходная гипотеза о сущности разноязычия состоит в том, что разноязычие во всех своих проявлениях является речевым отражением межъязыковой интегративности внутрисубъектной организации носителя языков, а разные типы организации внутрисубъектной интегративной базы реализуют себя как разные типы носителей языков. Таким образом, рассмотрение разноязычия в его отношении к типам.

1 Несмотря на то, что термины носитель языка и носитель языков соотнесены по своей внутренней форме, они строятся на разных основаниях: первый имеет давнюю историю своего употребления и подразумевает высшую степень владения языком как своим родным. В частности, использовал этот термин И. А. Бодуэн де Куртенэ [Бодуэн де Куртенэ 1963, Т. 1:140, 276] и пытался давать ему определения: «носитель языка — то есть говорящий на нем человек» [там же, Т. 1:139], «человек как носитель языкового мышления» [там же, Т.2:182]. Наш термин носитель языков имеет в своем основании только принцип дуалистичности внутрисубъектной языковой организации индивидуума независимо от степени ее выраженности. В то же время эти понятия сближаются друг с другом в том смысле, что носитель языка всегда будет потенциально и носителем языков. носителей языков невозможно без рассмотрения вопроса о внутрисубъектной организации носителя языков^Но, к сожалению, мы столкнулись с тем, что при разработанности общих вопросов проблемы, которую традиционно именуют проблемой языкового сознания, на сегодня в отечественной лингвистике не создано такой модели языка как внутрисубъектной реалии, которая могла бы стать рабочей в процессе анализа конкретного речевого материала. Еще в более запущенном состоянии находится вопрос о формах существования языков при их внутрисубъектном контактировании. Четвертый круг наших задач сводится, таким образом, в главном к следующему: а) определение методологических принципов лингвистического исследования формы внутрисубъектного существования языка (гл. 3.1- 3.2) — б) конструирование модели словесного знака как внутрисубъектной реалии (гл. 3.3) — в) лингвистическое моделирование словесного знака как внутрисубъектного межъязыкового образования (гл. 3.4) — г) создание типологии словесных знаков в условиях внутрисубъектного контактирования языков (гл. 3.5) — д) проведение корреляций между типом носителя языков и типом внутрисубъектной вербальной базы (гл. 5.2) — е) решение вопроса о слове «с двумя терминами» (гл. 5.3).

Самым сложным и ответственным моментом исследования всегда является соединение теоретических выкладок с эмпирическим конкретным материалом. В нашем исследовании мы, во-первых, попытаемся применить нашу модель организации внутрисубъектных единиц лексикона носителя языков к анализу конкретного массива разноязычных высказываний. Во-вторых, мы постараемся выявить тот механизм, на основе которого разноязычие как явление существует, несмотря на его универсальную сущность, в форме уникальной и характерной только для конкретной билингвальной социоструктуры внешней определенности. Очертим пятый корпус стоящих перед нами задач: а) демонстрация возможности и целесообразности когнитивно-коммуникативного подхода к анализу конкретного речевого материала (гл. 4) — б) введение в научный оборот понятия социолингворельеф разноязычия (гл. 5.4) — в) выявление совокупности факторов, формирующих конкретику социолингворельефа разноязычия в коммуникативном пространстве билингвального социума (гл. 5.4).

Если нам удастся решить все стоящие перед нами задачи, то конечными результатами данной работы будут:

1) создание и разработка теории разноязычия как системы теоретического знания, способной не только расклассифицировать, но и объяснить, исходя из фундаментальной сущности разноязычия, и наличный эмпирический материал, и неизвестный, и даже другой, новый, несмотря на то, что он будет существовать в форме непосредственного как некое будто бы другое явление;

2) создание новой типологии носителей языков, позволяющей, во-первых, объяснить общую направленность изменения социоязыковых ситуаций в условиях естественного билингвизма, во-вторых, определить один из механизмов изменения языковых систем под влиянием их контактирования;

3) разработка общей концепции формы внутрисубъектного существования языковых единицлингвистическое моделирование слова как внутрисубъектной реалиисоздание лингвистической типологии словесных знаков как единиц лексикона носителя языков.

Если конечные результаты нашей работы будут приняты научной общественностью, то это и составит научную новизну и теоретическую значимость данного исследования.

Безусловно, что наше исследование не могло бы состояться без освоения значительного исторического и современного лингвотеоретического пространства. Теоретическим фундаментом данной работы стали положения ряда классических и современных работ, авторы которых обращаются к динамическому, деятельностному рассмотрению языка и речи в их, по выражению Э. Сепира, «уникальной степени близости к человеку» [Сепир 1993:228]. Это в первую очередь работы представителей Казанской лингвистической школы и преемников ее научных традиций — И. А. Бодуэна де Куртенэ, Н. В. Крушевского, В. А. Богородицкого, Л. В. Щербы, Е. Д. Поливанова, а также исследования других видных теоретиков — О. С. Ахмановой, JI. Блумфильда, М. М. Бахтина, Ж. Вандриеса, У. Вайнрайха, Е. М. Верещагина, P.A. Будагова, И. Г. Добродомова, A.A. Залевской, И. А. Зимней, С. Д. Кацнельсона, Г. В. Колшанского, A.A. Леонтьева, А. Н. Леонтьева, Б. А. Серебренникова, Ю. С. Степанова, В. М. Солнцева, Ю. А. Сорокина, Ф. де Соссюра, Э. Сепира, A.A. Уфимцевой и многих других. К сожалению, в силу технических причин блестящие идеи и концепции этих ученых получают в нашей работе чаще всего свое отражение как ее скрытый интеллектуальный пласт.

Несмотря на то, что работа нацелена на создание общей теории разноязычия и общей типологии билингвизма личности, ее отправной точкой будет конкретный эмпирический материалнаблюдения над функционированием разноязычия в социуме татар, проживающих в Республике Татарстан. Методологическая проблема заключается в том, чтобы на основе соответствующих исследовательских приемов выработать такие исследовательские стратегии, которые обеспечили бы то, что предполагаемая теория не будет создана только за счет простого возведения частного в ранг всеобщего.

В данной работе определяющими стали две ведущие исследовательские стратегии: 1) от эмпирически наблюдаемых зависимостей к теоретически предполагаемым закономерностям разноязычия как явления через использование категории причины и, наоборот, от обоснования общих закономерностей разноязычия как явления к объяснению эмпирического материала через использование категории следствие- 2) от эмпирически наблюдаемых зависимостей внешнего, речевого характера к предположению об их глубинной природе через использование категории обусловленное и, наоборот, от теоретического моделирования внутреннего, ненаблюдаемого, всеобщего к конкретному внешнему, речевому материалу через использование категории условие. Таким образом, наш конкретный материал, с одной стороны, является базой для теоретических экстраполяций разного рода, с другой стороны, служит критерием достоверности конструируемых теоретическим путем общих положений и моделей1.

Методы, использованные в процессе исследования, отражают его эмпирический и теоретический аспекты. Среди применяемых эмпирических методов в первую очередь необходимо назвать наблюдение, фактографирование, статистические выкладки, косвенный опрос информантов, лингвистическая интроспекция, эксперимент. Выбранная, исходя из цели исследования, методика описания функционирования разноязычия в его устной форме получила название метода полевого лингвистического анализа. Основными теоретическими методами познания разноязычия стали метод индукции, лингвистической импликации, прогнозирования, теоретической экстраполяции. В качестве частных.

1 Уместно в этой связи вспомнить замечательную мысль Фердинанда де Соссюра: «. самые сокровенные подробности явлений как раз и заключают в себе их конечный смысл, поэтому лишь с помощью предельной специализации можно добиться предельных обобщений» [Соссюр 1990:38]. лингвистических теоретических методов обосновываются метод лингвистической адаптации нелингвистических данных и метод лингвистического моделирования.

Научный стиль работы соответствует ее установкам на создание конкретных конечных результатов. В целом изложение материала носит концептуальный характер, лишенный по мере возможности элементов дискуссии. Как уже отмечалось, большая часть проработанного исследовательского материала, сыграв свою роль в качестве отправной точки рассуждений, осталась за пределами изложенного или затронута весьма кратко. К тому же мы старались избегать повторения часто цитируемых мыслей, формулировок и работ при всем уважении к их научному потенциалу.

Выбранная тема по своей природе такова, что сама по себе определяет высокий социальный накал данного исследования. Социальная значимость и практическая функциональность нашей работы заключается в том, что познание природы носителя языков обусловливает обоснованность социолингвистических прогнозов и дает ключ для выработки конкретных мер по изменению создавшихся негативных социоязыковых ситуаций.

Работа включает введение, пять глав, заключение, в котором излагаются результаты проведенного исследования, библиографический список процитированной литературы и Приложение.

Безусловно, что многие из вопросов, которые будут нами обсуждаться, требуют дальнейшего осмысления и детализации. Но нам представляется, что сегодня состояние разработанности обозначенной в названии работы проблемы таково, что самым главным является не получение как можно более точных ответов на поставленные вопросы, а определение того, какие из этих вопросов являются на настоящий момент наиболее существенными. Таким образом, предлагаемое исследование несет в себе потенциал.

19 дальнейшей разработки поставленных проблем и имеет, следовательно, научную перспективу.

Вслед за авторами проекта «Лингвистика на рубеже XXI века» [Лингвистика. 1994:164], можно сказать, что поликонцептуализм — это нормальное состояние науки, и в то же время нужно помнить, что поликонцептуализм имеет тенденцию превратиться в эклектизм, если четко не будет определяться принципиальная научная парадигма рассмотрения того или иного лингвистического объекта, что и станет главной задачей следующей части данной работы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Первым конечным результатом нашего исследования было создание теории разноязычия.

Разработка фактуальной теории разноязычия показала, что разноязычие во всех аспектах своего функционирования представляет собой речевое явление, имеющее системную организацию.

1. В коммуникативном аспекте разноязычие является коммуникативно значимой системой, построенной на комплексе закономерностей своего функционирования, которые определяют типовые коммуникативные условия максимальной, минимальной и нулевой актуализации разноязычного речепроизводства. Все члены двуязычного социума как потенциальные субъекты разноязычия подчиняются этой системе коммуникативных имплицитных правил, регулирующих разноязычное речепроизводство.

2. Межъязыковое структурирование высказываний производится в основном в соответствии с некоторой детерминантой, которая обусловливает ведущие тенденции в грамматическом оформлении гетерогенных речевых цепей, создавая их определенный преобладающий контур. В роли такого структурирующего разноязычие фактора выступают типологические параметры контактирующих языков.

3. Строгой систематизации и учету поддаются мотивы, которые могут побудить индивида стать субъектом гетерогенной речи. Было выделено четыре типа разноязычия: 1) спонтанное разноязычие манифестирующего типа- 2) спонтанное разноязычие имитирующего типа- 3) неспонтанное разноязычие сигнализирующего типа- 4) неспонтанное разноязычие игрового типа.

4. Существует и определенная система корреляций между типом разноязычия и типом носителя языков. Было выяснено, что характер и интенсивность гетерогенной речи индивида в первую очередь определяется типом, к которому он принадлежит в качестве носителя языков.

5. Нужно отметить и определенную социодемографическую систематизированность разноязычия. В конкретном социуме типы носителей языков начинают приобретать свои конкретные типовые социодемографические параметры. Как было выяснено, каждый тип носителя языков с типовыми для конкретного социума демографическими параметрами по-своему использует разноязычие, а разные типы разноязычия имеют свою преобладающую линию межъязыкового моделирования речевых цепей. Именно таким образом и складывается социоязыковая систематизированность разноязычной коммуникации в рамках билингвального социума.

6. В свою очередь именно живая конкретика билингвального социума во всем многообразии ее составляющих служит тем решающим фактором, от которого зависит то, каким образом в количественном отношении распределятся по типам носителей языков члены данного сообщества.

7. В то же время системность разноязычия всегда имеет отраженный характер. Это определяет то, что в каждом из билингвальных социумов разноязычие имеет свой уникальный социолингворельефнепосредственно данную наблюдению систематизированную в социодемографическом и лингвистическом планах практику гетерогенной речевой деятельности. Таким образом, вышеперечисленные факторы (характер билингвального социума и типы функционирующих в этом социуме языков) определяют формы, в которых сущность разноязычия получает свои индивидуальные для каждого социума и личности качественные и количественные параметры, иначе, в которых его сущность реализуется во внешнем, данном.

Разработка теории сущности разноязычия привела к необходимости признания того, что сущность разноязычия обусловливается принципом межъязыковой интегративности внутрисубъектной организации носителя языков. Гетерогенная речевая деятельность является закономерным речевым отражением интегративности внутрисубъектной организации носителя языков. Иначе говоря, по нашей концепции, разноязычие — это не следствие одномоментного речевого взаимодействия языковых систем, а результат речевой реализации сформированной, уже имеющейся внутрисубъектной межъязыковой интеграции.

Вторым конечным результатом нашего исследования было конструирование типологии языкового дуализма личности.

За основу было принято, что при типологизации дуалистичных в языковом отношении личностей необходимо также учитывать и тот момент, что носитель языков — это не просто индивидуум, владеющий двумя разными наборами речевых возможностей, а личность, имеющая свою социальную маркированность и свои этнические корни.

Было выделено четыре типа носителей языков:

1) носитель языковых систем координативного (одноуровневого) профиля: а) носитель языковых систем координативного (одноуровневого) профиля с личностной ориентацией на функциональную доминантность одного из языковб) носитель языковых систем координативного (одноуровневого) профиля без личностной ориентации на функциональную доминантность одного из языков;

2) носитель языковых систем субординативного (разноуровневого) профиля с личностной ориентацией на функциональную доминантность Я] (с личностной ориентацией на межъязыковую субординацию);

3) носитель языковых систем субординативного (разноуровневого) профиля с личностной ориентацией на функциональную симметрию языков (с личностной ориентацией на межъязыковую координацию);

4) носитель элементов вторичной языковой системы.

Было определено, что:

1. Все типы носителей языков используют разноязычие.

2. Наиболее активно использует разноязычие тип носителя языковых систем субординативного профиля с личностной ориентацией на функциональную симметрию языков, который, имея внутреннюю установку на постоянное говорение на Я2, решает внутриличностный конфликт между своими желаниями и возможностями путем широкого применения межъязыкового структурирования высказываний. Объектом имитирования чаще всего выступает родной язык. Широкое использование имитирующего разноязычия приводит с течением времени к определенным нейрофизиологическим сдвигам внутрисубъектной организации носителя языков этого типа. По нашей концепции, именно наличие данного типа носителя языков является главным и решающим фактором серьезных изменений языковых систем под влиянием их контактирования. Направление языковых изменений при этом определяется тем, какой будет стихийно сформировавшаяся система спонтанной имитации Я2 на базе Яь, а характер этой системы в свою очередь напрямую зависит от типов контактирующих языков.

3. Сформировавшийся по типу субординативного профиля носитель языков, находящийся в коммуникативном пространстве двуязычного социума, путем лишь активизации говорения на Я2, которое тогда с необходимостью будет разноязычным, не может достичь состояния координативного двуязычия.

Третьим конечным результатом нашего исследования была разработка проблемы внутрисубъектного существования слова, в частности в условиях внутрисубъектного контактирования языковых систем.

При разработке общей концепции внутрисубъектного существования слова было определено, что:

1. Существуют два принципиально разных, хотя и тесно взаимосвязанных аспекта анализа языка как внутрисубъектной реалии: 1) собственно-онтологический и 2) функционально-онтологический.

2. За разные пласты, или компоненты, словесного знака как внутрисубъектной реалии отвечают разные нейрофизиологические структуры (собственно-онтологический аспект слова). Словесный знак как качественно организованная субъективная реальность (функционально-онтологический аспект слова) является многослойным образованием, в котором выделяются три пласта: 1) пласт речевых программ- 2) пласт неосознаваемого, связанный со словом и реализующий себя в речевых программах с той или иной степенью открытости- 3) пласт внутрисубъектного образа словесного знака (образ формы и образ содержания).

3. Количественный аспект слова как внутрисубъектной реалии можно представить в форме лингвистического моделирования виртуальных статем.

4. Те или иные типы психологических состояний субъекта, направленные на словесный знак на момент его актуализации, можно представить в форме лингвистического моделирования модем актуализации словесного знака.

При разработке общей концепции словесных знаков как единиц лексикона носителя языков за основу было принято, что:

1. Принципиальное отличие носителя языков от носителя одного языка заключается в межъязыковой интегративности его внутрисубъектной организации. Мы рассматриваем интегративность межъязыковой организации носителя языков как единственно данный природой человеку принцип внутрисубъектной организации дуалистичной в языковом отношении личности. Межъязыковая интегративность — это способ существования личности как носителя языков. Межъязыковая интегративностьэто не смешение двух языковых систем, не их взаимопроникновение, не их интегрирующее наложение. Межъязыковая интегративность — это некое внутреннее информационное поле, имеющее и собственно-онтологическую (нейрофизиологические структуры определенного типа), и функционально-онтологическую (определенные типы субъективной реальности) ипостаси своего существования. Нам представляется, что такая нейрофизиологическая информация вплетается в структуру нейрофизиологических эквивалентов всех языковых единиц, в частности словесных знаков.

2. Лингвистическое моделирование словесного знака как достояния носителя языков должно быть направлено на выявление всех возможных типов организации словесных знаков. Следовательно, лингвистическое моделирование словесного знака в условиях внутрисубъектного контактирования двух языков перерастает в проблему лингвистического моделирования типологии словесных знаков как единиц лексикона носителя двух языков.

В результате проведенного лингвистического моделирования словесных знаков как внутрисубъектных образований была разработана общая типология словесных знаков как внутрисубъектных образований в условиях внутрисубъектного контактирования двух языков. Было определено, что лексемы двух внутрисубъектно контактирующих языков могут иметь 87 типов своей внутрисубъектной организации. Данная общая лингвистическая модель типов организации единиц лексикона носителя языков, при всей своей внешней громоздкости, смогла стать рабочей при анализе конкретного материала.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Абдуллаев 1992 A.A. Абдуллаев. Культура русской речи в условиях национально-русского двуязычия. Махачкала, 1992.
  2. Аветян 1989 А. Г. Аветян. Семиотика и лингвистика. Ереван, 1989.
  3. А г, а е в 1968 А. Г. Агаев. Функции языка как этнического признака // Язык и общество. М., 1968. С. 124−138.
  4. Алейников 1988 А. Г. Алейников. Знак. Четырехсторонняя сущность. Универсальная креативная медаль // Языковое сознание: стереотипы и творчество. М., 1988. С. 89−115.
  5. Анастасов 1990 В. Анастасов. Соотношение «язык — знание о языке» // Знаковые системы в социальных и когнитивных процессах. Новосибирск, 1990. С. 40−47.
  6. Антипова 1989 A.M. Антипова. О взаимодействии вербальных и невербальных средств общения в спонтанной разговорной речи // Проблема спонтанной разговорной речи. М., 1989. С. 61−75.
  7. Аршавская 1979 Е. А. Аршавская. Экстралингвистические детерминанты формирования коммуникативной способности (компетенции) // Исследование проблем речевого общения. М., 1979.1. С. 72−82.
  8. Арутюнова 1992 Н. Д. Арутюнова. Диалогическая модальность и явления цитатации // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992. С. 52−78.
  9. Атаян 1981 Э. Р. Атаян. Коммуникация и раскрытие потенций языкового сознания. Ереван, 1981.
  10. Ахунзянов 1968 Э. М. Ахунзянов. Русские заимствования в татарском языке. Казань, 1968.
  11. Ахунзянов 1978 Э. М. Ахунзянов. Двуязычие и лексико-семантическая интерференция. Казань, 1978.
  12. Баиндурашвили 1968 А. Г. Баиндурашвили. К вопросу о структурно-целостной природе звуковой стороны слова // Материалы III съезда психологов СССР. Т. I. М., 1968.
  13. Баиндурашвили 1978 А. Г. Баиндурашвили. Некоторые характерные особенности речевого знака в аспекте проблемы реальности бессознательного психического // Бессознательное: Природа, функции, методы исследования, Т. III. Тбилиси, 1978. С. 187−198.
  14. Баранов, Щербина 1991 А. Г. Баранов, Т. С. Щербина. Языковое сознание в условиях дву- и многоязычия // Психолингвистика и межкультурное взаимопонимание. М., 1991. С. 20−21.
  15. Бассин 1968 Ф. В. Бассин. Проблема «бессознательного» (О неосознаваемых формах высшей нервной деятельности). М., 1968.
  16. Безруков 1975 В. И. Безруков. К проблеме знака (некоторые вопросы семиотической стороны языка). Тюмень, 1975.
  17. Беляева, Антонова 1991 Е. И. Беляева, A.A. Антонова. Языковое сознание и коммуникативная компетенция // Психолингвистика и межкультурное взаимопонимание. М., 1991. С. 26−28.
  18. Бенвенист 1965 Э. Бенвенист. Уровни лингвистического анализа // Новое в лингвистике. Вып. IV. М., 1965.
  19. Богин 1975 Г. И. Богин. Уровни и компоненты речевой способности человека. Калинин, 1975.
  20. Бодуэн де Куртенэ 1963 А. И. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию В 2-х т. М., 1963.
  21. Борукаев1991- Р. К. Борукаев. Принцип настройки в деятельности центральной нервной системы. Место и значение в рефлекторной деятельности и поведении. М., 1991.
  22. Б р у д н ы й 1964 А. Брудный. К проблеме семантических состояний // Сознание и действительность. Фрунзе, 1964. С. 3−10.
  23. В, а й’р, а й х 1979 У. Вайрайх. Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования. Киев, 1979.• Вайсгербер 1993 Й. JI. Вайсгербер. Родной язык и формирование языка. М., 1993.
  24. Васильева 1978 И. Г. Васильева. Бессознательное в естественных и учебных условиях овладения языком // Бессознательное: Природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, 1978.
  25. Васильева 1994 С. Г. Васильева. Об особенностях спонтанной разговорной речи (в условиях двуязычного города) // Язык в контексте общественного развития. М., 1994. С. 100−110.
  26. Васильева 1997 С. Г. Васильева. И это мой родной язык? // Тукай и духовная культура XX века. Казань, 1997. С. 303−307.
  27. Венцов, Касевич 1994 A.B. Венцов, В. Б. Касевич. Проблемы восприятия речи. СПб., 1994.
  28. Верещагин 1966 Е. М. Верещагин. К проблеме разносистемной принадлежности лексем при билингвизме АКД. Москва, 1966.
  29. Верещагин 1969 Е. М. Верещагин. Психологическая и методическая характеристика двуязычия (билингвизма). Москва, 1969.
  30. Ветров 1968 A.A. Ветров. Семиотика и ее основные проблемы. М.,
  31. Виноградов 1951- В. В. Виноградов. Общелингвистические и грамматические взгляды акад. JI.B. Щербы // Памяти JI.B. Щербы / Сб. статей. Ленинград, 1951.
  32. Вишневская 1997 Г. М. Вишневская. Билингвизм и его аспекты. Иваново, 1997.
  33. Волошинов 1929 В. Н. Волошинов. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л., 1929.
  34. Воронин 1968 С. Г. Воронин. Символизм полилабиальных пейоративов: Некоторые вопросы общей теории // Исследования по общему и сопоставительному языкознанию. Учен, записки. Вып. 736. Тарту, 1986. С. 54−62.
  35. Гак 1995 В. Г. Гак. Фразеорефлексы в этнокультурном аспекте // Филол. науки. 1995. № 4.
  36. Галлямов, Ли 1994 Р. Галлямов, С. Ли. Этническая самоидентификация молодежи в городах Башкортстана // Язык и национализм в постсоветских республиках. М., 1994. С. 157−165.
  37. Гаспаров 1978 Б. М. Гаспаров. Устная речь как семиотический объект // Семантика номинации и семиотика устной речи. Тарту, 1978. С. 63−112.
  38. Гольдин, Сиротинина 1993 В. Е. Гольдин, О. Б. Сиротинина. Внутринациональные типы речевой культуры и их взаимодействия // Вопросы стилистики. Вып. 25. Проблемы культуры речи. Саратов. 1993. С. 919.
  39. Горелов 1984 И. Н. Горелов. Глубинная структура как психолингвистическая реальность // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин, 1984. С. 22−29.
  40. Горелов 1984 И. Н. Горелов. О гипотезах «раздельности» и «совместности» в описаниях языковых компетенций билингва // Психологические и лингвистические аспекты проблемы языковых контактов. Калинин, 1984. С. 13−21.
  41. Гриб 1978 В. В. Гриб. Проблема взаимосвязи языка и знака: на материалах языкознания. Минск, 1978.
  42. Гукасова 1996 Э. М. Гукасова. К вопросу о норме, кодификации и нормализации в сфере культуры речи // Язык и коммуникация: деятельность человека и построение лингвистических ценностей. Сочи — Краснодар, 1996. С. 19−22.
  43. Данеш, Чмейрокова 1994 Фр. Данеш, С. Чмейрокова. Экология языка малого народа // Язык — культура — этнос. М., 1994. С. 27−37.
  44. Джеваришешвили 1991 Р. Г. Джеваришешвили. Целостность языковой личности в контексте двуязычия // Психолингвистика и межкультурное взаимопонимание. М., 1991. С. 80−82.
  45. Добродомов 1972 И. Г. Добродомов. Проблемы заимствования морфем // Актуальные проблемы русского словообразования. Материалы республиканской научной конференции (12−15 сентября 1972 г.). Ч. I. Самарканд, 1972. С. 259−265.
  46. Дубровский 1971 Д. И. Дубровский. Психические явления и мозг. Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики. М., 1971.
  47. Жалагина 1987 Т. А. Жалагина. Коммуникативный фокус в диалогическом событии // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 107−115.
  48. Ж и н к и н 1970 Н. И. Жинкин. Грамматика и смысл (Разбор случая семантической афазии у ребенка) // Язык и человек. М., 1970. С. 63−85.
  49. Жлуктенко 1967 Ю. А. Жлуктенко. Украинско-английские межъязыковые отношения в США и Канаде. АДД. Ленинград, 1967.
  50. Жлуктенко 1974 Ю. А. Жлуктенко. Лингвистические аспекты двуязычия. Киев, 1974.
  51. Залевская 1988 A.A. Залевская. Специфика единиц и механизмов индивидуального лексикона // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. Калинин, 1988. С. 5−15.
  52. Залевская 1996 A.A. Залевская. Вопросы теории овладения вторым языком в психолингвистическом аспекте. Тверь, 1996.
  53. Зернецкий 1987 П. В. Зернецкий. Единицы речевой деятельности в диалогическом дискурсе // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 107−115.
  54. Зиндер, Маслов 1982 Л. Р. Зиндер, Ю. С. Маслов. Л. В. Щерба -лингвист-теоретик и педагог. Ленинград, 1982.
  55. Зинченко 1991 В. П. Зинченко. Миры сознания и структура сознания // Вопр. психологии. 1991. № 2.
  56. Е й г е р 1990 Г. В. Ейгер. Механизмы контроля языковой правильности высказывания. Харьков, 1990.
  57. Ибрагимбеков 1956 Ф. А. Ибрагимбеков. О языковых взаимодействиях в индивидуальном сознании // ученые записки Азербайджанского госпединститута. 1956. Вып. 3 С. 111−138.
  58. И с е н и н, а 1967 Е. И. Исенина. К вопросу о формировании образа слова // Вопросы психологии. 1967. № 1. С. 51−64.
  59. Капанадзе 1989 JI.A. Капанадзе. Семейный диалог и семейные номинации // Язык и личность. М., 1989. С. 100−104.
  60. Карлинский 1990 А. Е. Карлинский. Основы теории взаимодействия языков. Алма-Ата, 1990.
  61. К и б р и к 1992 А. Е. Кибрик. Проблемы общего и сопоставительного языкознания. М., 1992.
  62. Кожевникова 1971-К. Кожевникова. Спонтанная устная речь в этнической прозе. Прага, 1971.
  63. Кожина 1986 М. Н. Кожина. О диалогичности письменной научной речи. Пермь, 1986.
  64. Козлова 1972 М. С. Козлова. Философия и язык. М., 1972.
  65. К о м и н, а 1987 H.A. Комина. Оппозитивный неоднородный блок реплик в диалоге // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 107−115.
  66. Койбаева 1987 Т. Х. Койбаева. Звукосимволическая лексика английского и осетинского языков: Опыт фоносемантической типологии. АКД. Л., 1987.
  67. Колере 1972 П. Колере. Межъязыковые словесные ассоциации // Новое в лингвистике. Вып. VI. Языковые контакты. М., 1972. С. 254 — 274.
  68. Копыленко 1973 — М. М. Копыленко. К построению семантической типологии: (универбы и перифразы) // Проблемы лексикологии. Минск, 1973.
  69. К о с е р и у 1963 Э. Косериу. Синхрония, диахрония и история (проблема языкового изменения) // Новое в лингвистике. Вып. III. М., 1963. С. 143−343.
  70. Коул, Скрибнер 1977 М. Коул, С. Скрибнер. Культура и мышление: психологический очерк. М., 1977.
  71. Кочанович 1990 Л. Кочанович. Знак, значение, сознание и социальная природа знаков (на примере концепций Мида и Выготского) // Знаковые системы в социальных и когнитивных процессах. Новосибирск, 1990. С. 111−123.
  72. К р ы с и н 1968 Л. П. Крысин. Иноязычные слова в современном русском языке. М., 1968.
  73. Крысин 1976 Л. П. Крысин. Владение разными подсистемами языка как явление диглоссии // Социально-лингвистические исследования. М., 1976.
  74. Крысин 1989 Л. П. Крысин. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989.
  75. Кубрякова 1986 Е. С. Кубрякова. Номинативный аспект речевой деятельности. М., 1986.- Кукушкина 1989 Е. Ю. Кукушкина. «Домашний язык» в семье // Язык и личность. М., 1989. С. 96−100.
  76. К у п, а л о в 1962 П. С. Купалов. Учение о рефлексе и рефлекторной деятельности и принципы его развития. М., 1962.
  77. К у ч у к о в 1990 М. М. Кучуков. Национальное самознание и социальные процессы в обществе // Этнические и социально-культурные процессы у народов СССР. Омск, 1990.
  78. Лапки на 1973 Л. З. Лапкина. Английские и башкирские ономатопы: Опыт типологического исследования. АКД. Л., 1973.
  79. Лаптева 1982 O.A. Лаптева. Дискретность в устном монологическом тексте // Русский язык: Текст как целое и компоненты текста. Виноградовские чтения. XI. М., 1982. С. 77−105.
  80. Лаптева 1989 O.A. Лаптева. Соотношение спонтанной и телевизионной речи // Проблема спонтанной разговорной речи. М., 1989. С.5−22.
  81. Л е в и 1967 И. Леви. Охота за мыслями. М., 1967.
  82. Леклер 1978 С. Леклер. Бессознательное: иная логика // Бессознательное: Природа, функции, методы исследования. Т. III. Тбилиси, 1978. С. 268−271.
  83. Лексические. 1983 Лексические и грамматические компоненты в семантике языкового знака. Воронеж, 1983.
  84. Леонтьев 1966 A.A. Леонтьев. Иноязычные вкрапления в русскую речь // Вопросы культуры речи. М., 1966. Вып. 7.
  85. Леонтьев 1973 A.A. Леонтьев. К определению речевой ситуативности // Речевая ситуативность в преподавании иностранных языков в специальном языковом вузе. М., 1973. С. 58−60.
  86. Леонтьев 1983 А. Н. Леонтьев. Деятельность. Сознание. Личность // Избранные психологические произведения. М., 1983.
  87. Лингвистика. 1994 Лингвистика на рубеже XXI века // Ломоносовские чтения. 1994. Филология. М., 1994. С. 160−168.
  88. Лурия 1964 А. Р. Лурия. Курс общей психологии. Лекция 8-ая (17-ая). Зрительное восприятие, его структурность. М., 1964.
  89. Лурия 1979 А. Р. Лурия. Язык и сознание. М., 1979.
  90. Лурия 1996 А. Р. Лурия. Маленькая книжка о большой памяти // Романтические эссе. М., 1996. С. 3−94.
  91. Мазанаев 1985 И. А. Мазанаев. Основные группы фоносимволических слов: фоносемантический анализ. АКД. Л., 1985.
  92. Матвеева 1991 Г. Г. Матвеева. К вопросу о методике прагмалингвистической диагностики языковой личности // Психолингвистика и межкультурное взаимопонимание. М., 1991. С. 171−173.
  93. Мартынов 1982 В. В. Мартынов. Категории языка: Семиологический аспект. М., 1982.
  94. Месхишвили 1989 И. В. Месхишвили. О структурирующей функции ритма в организации высказывания как целостной единицы в английской спонтанной речи // Проблема спонтанной разговорной речи. М., 1989. С. 94−104.
  95. Методологические аспекты. 1989 -Методологические аспекты науки о мозге. М., 1989.
  96. Мигирин 1978 В. Н. Мигирин. Гносеологические проблемы знаковой теории языка, фонологии и грамматики. Кишинев, 1978.
  97. Михальченко 1984 Ю. Ю. Михальченко. Проблемы функционирования и взаимодействия литовского и русского языков. Вильнюс. 1984.
  98. Муравьев 1975 В. Л. Муравьев. Лексические лакуны (на материале лексики французского и русского языков). Владимир, 1975.
  99. Налимов 1978 — В. В. Налимов. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. В 4-х т. T. III. Тбилиси, 1978.
  100. Нечипоренко 1982 В. Ф. Нечипоренко. Сигнальность-знаковость в мышлении и речи (на осознаваемом и неосознаваемом уровне). М., 1982.
  101. Никифоров, Холод 1989 C.B. Никифоров, A.M. Холод. О фоносемантической модели слова // Проблемы фоносемантики. М., 1989. С. 71−72.
  102. Новое в лингвистике 1972 Новое в лингвистике. Вып. VI. Языковые контакты. М., 1972.
  103. Норман 1994 Б. Ю. Норман. Грамматика говорящего. СПб., 1994.• Овсянико-Куликовский 1992 Д.Н. Овсянико-Куликовский. Психология национальности. Петербург, 1922 // Этнопсихологические сюжеты (из Отечественного наследия). М., 1992. С. 172−195.
  104. П, а ц е в, а 1990 М. К. Пацева. К проблеме репрезентации значения // Структуры языкового сознания. М., 1990. С.64−68.
  105. Петренко 1988 В. Ф. Петренко. Психосемантика сознания. М., 1988.
  106. Попович, Садовский 1970 М. Попович, В. Садовский. Теория // Философская энциклопедия: В 5-ти т. М., 1970. Т V.
  107. Почепцов 1987 Г. Г. Почепцов. Слушатель и его роль в актах речевого общения // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 26−38.
  108. Преподавание языка. 1991 Преподавание языка в условиях реального билингвизма. Дрогобыч, 1991.
  109. Р и з, а е в 1979 A.A. Ризаев. О некоторых принципах разработки логики смешного (комического) // Исследование проблем речевого общения. М, 1979. С. 30−55.
  110. Розенцвейг 1972 В. Ю. Розенцвейг. Языковые контакты. Лингвистическая проблематика. Ленинград, 1972.
  111. Сабирова 1999 Г. С. Сабирова. Новые слова и новые значения в современном татарском языке (на материале периодической печати и словарей 1990-х годов). АКД. Казань, 1999.
  112. Сахарный 1985 Л. В. Сахарный. Психолингвистические аспекты теории словообразования. Ленинград, 1985.
  113. Сепир 1993 Э. Сепир. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.
  114. Серебренников, Сорокин 1997 Б. А. Серебренников, Ю. С. Сорокин. Этническая кондоспектология (теоретические и экспериментальные фрагменты). — Самара. 1997.
  115. Сиротинина 1986 О. Б. Сиротинина. О соотношении формы и стиля речи // Функциональная стилистика: теория стилей и их языковая реализация. Пермь, 1986. С. 49−57.
  116. Скребнев 1985 Ю. М. Скребнев. Введение в коллоквиалистику. Саратов, 1985.
  117. Соколов 1970 E.H. Соколов. Нейронные механизмы ориентировочного рефлекса // Нейронные механизмы ориентировочного рефлекса. М., 1970. С. 3−24.
  118. Солнцев 1971- В. М. Солнцев. Язык как системно-структурное образование. М.: Наука, 1971.
  119. Соломоник 1992 А. Соломоник. Язык как знаковая система. М., 1992.
  120. Сорокин, Никифоров 1988 Ю. А. Сорокин, C.B. Никифоров. Языковая способность как функциональная система // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. Калинин, 1988. С. 132−139.
  121. С ос сюр 1977 Фердинанд де Соссюр. Труды по языкознанию. М., 1977.
  122. Соссюр 1990 Фердинанд де Соссюр. Заметки по общей лингвистике. М., 1990.
  123. Степанов1971- Ю. С. Степанов. Семиотика. М., 1971.
  124. Стеценко 1993 А. П. Стеценко. О специфике психологического и лингвистического подходов к проблеме языкового сознания // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993.
  125. Стюарт 1990 Джон Стюарт. Возвращаясь к символической модели: нерепрезентативная модель природы языка // Знаковые системы в социальных и когнитивных процессах. Новосибирск, 1990. С. 84−111.
  126. Су с ов 1984 И. П. Сусов. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и ее единицы // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин, 1984. С. 3−12
  127. Сусов 1987 И. П. Сусов. Лингвистика между двумя берегами // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 9−14.
  128. Сухих 1986 С. А. Сухих. Речевые интеракции и стратегии // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1986. С. 71−77.
  129. Сухих 1987 С. А. Сухих. Организация диалога // Языковое общение: единицы и регулятивы. Калинин, 1987. С. 95−102.
  130. Сущность и явление 1987 Сущность и явление. Киев, 1987.
  131. Т, а й с и н, а 1993 Э. А. Тайсина. Философские вопросы семантики: гносеологический аспект. Казань, 1993.
  132. Тарасов 1974 Е. Ф. Тарасов. Социолингвистические проблемы теории речевой коммуникации // Основы теории речевой деятельности. М., 1974. С.
  133. Тарасов 1979 Е. Ф. Тарасов. К построению теории речевой коммуникации // Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. М., 1979. С. 5−147.
  134. Тезисы. 1988 Тезисы Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М., 1988.
  135. Ткаченко 1989 О. Б. Ткаченко. Очерки теории языкового субстрата. Киев, 1989.
  136. Тоболина 1984- Т. В. Тоболина. Проблема этнических общностей в американской этносоциологии // Этническая культура: динамика основных элементов. М., 1984. С. 61−71.
  137. Ушакова 1979 Т. Н. Ушакова. Функциональные структуры второй сигнальной системы: Психофизиологические механизмы внутренней речи. М., 1979.
  138. Ф у к о 1994 М. Фуко. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.
  139. X, а й м с 1975 Д. Х. Хаймс. Этнография речи // Новое в лингвистике. Вып. VII. Социолингвистика. М., 1975. С. 42−95.
  140. Цветкова 1995 JI.C. Цветкова. Мозг и интеллект: нарушение и восстановление интеллектуальной деятельности. М., 1995.
  141. Шарадзенидзе 1980 Т. С. Шарадзенидзе. Лингвистическая теория И. А. Бодуэна де Куртенэ и ее место в языкознании XIX — XX веков. М, 1980.
  142. Шафиков 1996 С. Г. Шафиков. Семантические универсалии в лексике. Уфа, 1996.
  143. Швейцер 1977 А. Д. Швейцер. Современная социолингвистика. М., 1977.
  144. Ш е р о з и я 1978 А. Е. Шерозия. Сознание, бессознательное психическое и система фундаментальных отношений личности: предпосылки общей теории // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. В 4-х т. Т. III. Тбилиси, 1978. С. 351−389.
  145. Шехтер 1980 М. С. Шехтер. Закономерности и механизмы зрительного опознания. АДД. М., 1980.
  146. Шехтер 1967 М. С. Шехтер. Психологическая проблема узнавания. М., 1967.
  147. Шингаров 1978 Г. Х. Шингаров. Условный рефлекс и проблема знака и значения. М., 1978.
  148. Шмелев 1978 А. Г. Шмелев. Психологическая обусловленность индивидуальных различий в понимании значения слова // Исследование проблем речевого общения. М., 1978. С. 157−177.
  149. Щедровицкий 1995 Г. П. Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995.
  150. Щерба 1915 Л. В. Щерба. Восточнолужицкое наречие. 1915. Щерба 1974 — Л. В. Щерба. Языковая система и речевая деятельность. Ленинград. 1974.
  151. Эйнштейн 1965−1967 А. Эйнштейн. Собрание научных трудов. М., 1965−1967.
  152. Этнокогнитология 1994 Этнокогнитология. Вып. I. Подходы к изучению этнической идентификации. М., 1994.325
  153. Этнокогнитология 1996 Этнокогнитология. Вып. II. Этноосознание. М., 1996.
  154. Язык и сознание. 1993 Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993.
  155. Якобсон 1996 P.O. Якобсон. К языковедческой проблематике сознательного и бессознательного // P.O. Якобсон Язык и «бессознательное». М., 1996. С. 13−26.
  156. Якубинский 1923 Л. П. Якубинский. О диалогической речи // Русская речь. Петроград, 1923. С. 96−194.
  157. Якубинский 1986 Л. П. Якубинский. Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986.
  158. Beyer 1979 К. Beyer, С. Fraser. Speech as a markers of situation // Social markers in speech. Cambridge- Paris, 1979. P. 33−62.
  159. Hakuta 1989 K. Hakuta. Mirror of language: The debate on bilingualism. N. Y.: Basic Books, 1986.
  160. Jaspers 1948 K. Jaspers. Der philosophische jfclaube. Zurich, 1948. R о m, а і n e 1985 — S. Romaine. Bilingualism. Oxford: Basil Blackwell, 1985.
  161. Ervin and Osgood 1954 S. Ervin and C. Osgood. Second language learning and belingualism // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1954. Vol. 49. Sunlement. P. 139−146.
Заполнить форму текущей работой