Концептосфера петербургского и московского текстов русской литературы

В современных условиях развитие лингвистики определяется идеей тесной взаимосвязи знаний о языке со знаниями о человеке. Ввиду этого немалую роль играет исследование текста как феномена культуры, в котором не только обретают подлинный смысл все языковые реалии, но и отражаются менталитет и сознание народа. Подобный подход к изучению языка способствует выявлению ценностных приоритетов пользующейся им нации, осознанию ее индивидуальности и уникальности ее культуры, а также пониманию того, как осуществляется взаимодействие культур различных этносов. Данная работа выполнена с учетом этих положений, в рамках антропоцентрического направления в лингвистике.

Особенно значимыми составляющими культуры являются системные единства текстов, прежде всего художественных, в основе которых лежит устойчивый мифологический код, существующий в сознании авторов и в многочисленных вариациях проявляющийся в их произведениях, создавая, таким образом, целостное художественное пространство. Важнейшее место практически в любой культуре занимают сверхтексты, которые организуются вокруг образа большого, нередко столичного, имеющего богатую историю города. Так, непреходящими ценностями отечественной культуры, на протяжении нескольких столетий имеющими важное значение для ее развития, являются Петербургский и Московский тексты русской литературы.

Петербург и Москва, в судьбах которых и в отношениях между которыми отразились все противоречия русской истории, вобрали в себя колоссальный духовный, политический, культурный опыт, необходимый современной России. Сложностью народного восприятия этих городов и объясняется появление Петербургского и Московского текстов русской литературы, в которых получают воплощение культурные коды двух духовных центров России и которые, развиваясь па протяжении двух столетий, сохраняют свои ведущие темы и мотивы, свои типы героев и языковые особенности. Через изучение концептосфер Петербургского и Московского текстов возможно как осмыслить мифотектонику каждого сверхтекста в целом, так и сопоставить их отдельные блоки, выяснив, как менялось восприятие городов носителями языка в разные периоды отечественной истории. Не менее важным представляется сопоставительный анализ концептосфер данных сверхтекстовых единств, позволяющий выявить как сходство, так и глубинные различия в народном восприятии двух столиц, на протяжении нескольких веков находящихся в отношениях напряженного, полемического культурного диалога.

Актуальность исследования концептосфер Петербургского и Московского текстов, в которых в полной мере воплотилось противоречивое отношение русского народа к своим столицам, обусловлена как лингвистическими причинами, заключающимися в необходимости воссоздания на основе языковых данных фрагмента национальной картины мира, так и социокультурными факторами. Изучение сверхтекстов становится одним из важнейших направлений современной антропоцентрической лингвистики, поскольку позволяет рассматривать факты языка в неразрывной связи с культурой его носителей. Постижение Петербургского и Московского текстов русской литературы как лингвокультурологических феноменов может способствовать процессу осознания современным человеком индивидуальности той нации, к которой он принадлежит, и неисчерпаемого богатства ее культуры. Проникновение в концептосферы сверхтекстов и анализ общих и различных смысловых оттенков, которые реализуют в их рамках значимые для русского народа концепты, делает возможным как переосмысление с новых позиций мифотектоники Москвы и Петербурга, претерпевшей за время существования городов серьезные изменения, так и постижение принципов национального мировоззрения. В настоящее время, в ситуации самоопределения русского народа в мировом культурном пространстве, такое исследование приобретает особую актуальность и значимость.

Объектом исследования выступают Петербургский и Московский тексты русской литературы как фрагмент духовной культуры русского народа. Предметом исследования являются сходство и различия концептосфер Петербургского и Московского текстов русской литературы.

Материалом исследования послужили художественные тексты русской литературы XIX—XXI вв., составляющие Петербургский текст (произведения A.C. Пушкина, В. П. Титова, В. Ф. Одоевского, Н. В. Гоголя, A.A. Григорьева, Я. П. Полонского, H.A. Некрасова, Ф. М. Достоевского, В. В. Крестовского, A.M. Ремизова, A.A. Блока, А. Белого, З. Н. Гиппиус, H.A. Оцупа, И. Ф. Анненского, A.A. Ахматовой, Н. С. Гумилева, С. М. Городецкого, О. Э. Мандельштама, Саши Черного, Б.Л. j.

Пастернака, A.C. Грина, M.M. Зощенко, Д.И. Хармс’а, К. К. Вагинова, О. Ф. Берггольц, A.M. Городницкого, И. А. Бродского, А. Г. Битова, Т. Н. Толстой, О. Постнова) и Московский текст (произведения A.C. Грибоедова, В. А. Жуковского, A.C. Пушкина, А. Ф. Вельтмана, Е. А. Баратынского, М. Ю. Лермонтова, JI.H. Толстого,.

A.П. Чехова, А. Н. Майкова, И. С. Шмелева, И. А. Бунина, А. И. Куприна, В.Я. Брю-сова, А. Белого, М. И. Цветаевой, О. Э. Мандельштама, A.B. Чаянова, М.А. Осор-гина, Б. К. Зайцева, М. А. Булгакова, Саши Черного, М. Лисянского, С. А. Иванова,.

B.C. Андреева, В. Л. Кондратьева, Л. Ф. Воронковой, Н. М. Артюховой, А. Н. Рыбакова, Б.111. Окуджавы, A.M. Городницкого, B.C. Березина, И. Ю. Клеха, A.B. Или-чевского, Е. В. Гришковца, А. Барбуха, В. В. Орлова и др.). Общая выборка материала представлена 2500 примерами.

Целыо настоящей работы является сопоставительный анализ особенностей репрезентации и интерпретации национально специфичных концептов в языковой ткани Петербургского и Московского текстов русской литературы.

В соответствии с поставленной целью предусматривается решение следующих задач:

1) выявить общие и различные особенности мифотектоники Петербургского и Московского текстов русской литературы;

2) определить ключевые принципы, по которым строятся концептосферы данных сверхтекстов;

3) проанализировать активный смысловой слой ядерного, околоядерных и периферийных концептов Петербургского и Московскоготекстов;

4) сопоставить особенности языковой репрезентации и интерпретации сходных концептов в рамках каждого сверхтекста;

5) сравнить основные типы героев Петербургского и Московского текста как особую группу значимых для их смысловой организации концептов;

6) определить значимость Петербургского и Московского текстов и их кон-цептосфер в формировании национальной культуры.

Теоретическими основаниями исследования являются:

— труды отечественных и зарубежных лингвистов, касающиеся проблем текста и сверхтекста: Г. В. Битенской, А.Е. Бобракова-Тимошкина, И. Р. Гальперина,.

В.А. Звегинцева, H.A. Купиной, А. П. Люсого, Н. Е. Меднис, Т. М. Николаевой, Е. А. Поповой, C.IO. Семеновой, A.A. Степановой, Е. Чхаидзе;

— работы, посвященные Петербургскому тексту: В. М. Акимова, A.A. Александрова, C.B. Бурдиной, Ж. Е. Ермолаевой, Йэн К. Лилли, Е. Ю. Куликовой, Т. Е. Логачевой, Ю. М. Лотмана, Н. Е. Меднис, Е. В. Михайловой, Р. Г. Назирова, Л. А. Скубачевской, В. Н. Топорова, Э. Тышковской-Капсшак, В. И. Тюпы, В. Д. Черняк,.

A.Д. Шмелева — и Московскому тексту: И. С. Веселовой, Е. Е. Левкиевской, Н. Е. Меднис, С. А. Небольсина, И. Г. Нечипорова, Т. М. Николаевой;

— исследования ученых, касающиеся Петербурга и Москвы как феноменов русской духовной культуры: Е. В. Анисимова, Н. П. Анциферова, Т. З. Бирюковой,.

B.Н. Бурлака, A.M. Буровского, С. Волкова, И. Е. Забелина, A.A. Иванова, К. Г. Исупова, В. О. Ключевского, Д. С. Лихачева, К. А. Маштаковой, Н. М. Молевой, Е. И. Осетрова, И. И. Пушкарева, М. И. Пыляева, Р. Рахматуллина, H.A. Синдалов-ского, Г. П. Федотова, В. Д. Черняк;

— работы исследователей, определяющих различные подходы к пониманию взаимодействия языка и культуры: А. Вежбицкой, М. Бютора, Г. Гачева, C.B. Канныкина, Ю. М. Лотмана, Л. Н. Мурзина, Ю. С. Степанова;

— труды современных языковедов в области лингвокультурологии и когнитивной лингвистики: Н. Ф. Алефиренко, Ю. Д. Апресяна, Н. С. Болотновой, С. Г. Воркачева, В. В. Колесова, В. В. Красных, Е. С. Кубряковой, Д. С. Лихачева, В. А. Масловой, З. Д. Поповой, И. А. Стернина, Н. Ю. Шведовой, А. Д. Шмелева.

Научная новизна работы обусловлена отсутствием трудов, посвященных сопоставительному изучению особенностей строения концептосфер Петербургского и Московского текстов русской литературы. Данная работа представляет собой первое в отечественной лингвистической науке монографическое исследование основных концептов как Петербургского, так и Московского текстов русской литературы. Выявление общих и различных для обоих сверхтекстов концептов, анализ ядерного, околоядерных и периферийных концептов с точки зрения их репрезентации и интерпретации в языковой ткани Петербургского и Московского текстов, исследование общих и различных смысловых оттенков, реализуемых данными концептами в пространстве каждого сверхтекстового единства, позволяет описать как процессы влияния ментальных особенностей русского народа на Петербургский и Московский тексты, так и роль данных сверхтекстов в формировании национальной культуры.

Выбор методов и приемов исследования обусловлен целями и задачами работы, а также характером изучаемого материала. В процессе исследования использовались описательный метод, позволяющий делать теоретические выводы на основе анализа эмпирического материалафункциональный метод, обращение к которому делает возможным изучение реализации того или иного концепта и его репрезентации в составляющих Петербургского и Московского текстовметодика компонентного анализа, с помощью которого можно выявить составные части внутри концептуальной структурыметодика анализа словарных дефиниций, раскрывающая особенности строения концепта и его семантического окруженияметодика анализа паремий, способствующая более полному описанию базового смыслового слоя концептовметодика учета ассоциативных связей концепта, помогающая раскрытию свойственных ему оттенков смысламетодика теоретической интерпретации эмпирических данных и выявления тенденций и закономерностей развития Петербургского и Московского текстовметодика аппликации концептограмм, позволяющая изучить лексическую сочетаемость репрезентантов того или иного концепта и проследить изменение содержания данного концепта в разных сверхтекстахсравнительный метод, делающий возможным сопоставление результатов исследования концептосфер Петербургского и Московского текстова также приемы классификации и систематизации эмпирического материала.

Теоретическая значимость исследования заключается в анализе Петербургского и Московского текстов с точки зрения их концептосферы и выявлении особенностей функционирования в данных сверхтекстах значимых для русской языковой картины мира концептов. Изучение концептосфер двух наиболее значимых для отечественной культуры сверхтекстов способствует постижению феномена литературоцентричности, являющегося отличительной чертой русской ментальности. Полученные результаты могут быть использованы в дальнейших языковых, литературоведческих и культуроведческих исследованиях Петербургского и Московского текстов как важнейшей составляющей национальной культуры, а также при изучении других сверхтекстов. Работа способствует дальнейшему развитию лингвокультурологии, лингвистической аксиологии, когнитивной лингвистики, стилистики, филологического анализа текста, межкультур-1юй коммуникации.

Практическая значимость работы заключается в том, что материалы исследования и его практические выводы могут применяться на занятиях в системе вузовского образования: при преподавании современного русского литературного языка (раздел «Лексика»), русского языка как иностранного, филологического и лингвистического анализа текста, стилистики, в курсах с культурологической направленностью и спецкурсах по когнитивной лингвистике и лингвокультурологиипри проведении лекционных и практических занятий по истории русской литературы. Применение материалов данного исследования возможно на курсах повышения квалификации учителей-словесников и при проведении школьных занятий по русскому языку и русской словесности в рамках формирования культуроведческой и коммуникативной компетенции учащихся, а также в процессе изучения произведений A.C. Пушкина, A.C. Грибоедова, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, A.A. Блока, H.A. Бунина, И. С. Шмелева, М. А. Булгакова, A.A. Ахматовой и др., входящих в школьную программу по литературе. Привлечение внимания учащихся к глубинным связям между данными произведениями может способствовать лучшему знанию и пониманию школьниками русской литературы и культуры. Внимательное и глубокое рассмотрение отдельных составляющих Петербургского и Московского текстов, в каждой из которых отразились его основные особенности, несомненно, является одним из путей решения столь актуальных в настоящее время задач духовного становления личности учащихся, их патриотического воспитания и формирования их эстетического вкуса.

Помимо этого, данные материалы могут применяться в научно-исследовательской работе студентов и аспирантов, связанной с изучением специфики ментальности и культуры русского народа, а также в лексикографической практике: при составлении и пополнении лингвокультурологических словарей, словарей констант русской культуры. Полученные в ходе исследования данные могут быть использованы при составлении не существовавших до сих пор словарей Петербургского и Московского текстов русской литературы, которые, несомненно, имели бы немалое значение для дальнейшего изучения этих сверхтекстов и сопоставления их с другими, а значит, и для более глубокого постижения национальной культуры в целом.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Петербургский и Московский тексты, существующие на протяжении более чем двух столетий и продолжающие свое развитие в настоящее время, представляют собой обширные культурно-системные единства текстов, являются важнейшей частью национальной культуры и оказывают серьезное влияние на формирование русской языковой картины мира.

2. Концептосферы Петербургского и Московского текстов, в которых воплощается их сложная мифотектоника, представляют собой системы, каждая из которых состоит из ядерного концепта Петербург / Москва, околоядерных концептов, одни из которых получают репрезентацию в обоих сверхтекстах {природа, культура, вода, свет, радость, жизнь, смерть), другие играют важную роль лишь в пространстве Петербургского {камень, сон, явь, страдалец, носитель зла) или Московского текста {счастье) — с околоядерными опосредованно связаны периферийные концепты, получающие объективацию как в Петербургском, так и в Московском текстах {дождь, снег, дом, церковь, кабак, концепты внутреннего пространства, лестница, улицастаруха, молодой человекосень, зима, весна, лето), а также имеющие большое значение почти исключительно в пределах Петербургского сверхтекста {Медный Всадникбелые ночи, фонарь, бесмаскарад, театрчиновник, проститутка, ростовщик, старуха, молодой человек, самоубийца) или Московского текста {дерево, птица, чай, метро).

3. Ядерные концепты Петербург и Москва о тражают многообразные варианты восприятия этих столиц (Петербурга как пышной имперской столицы и проклятого, зловещего городаМосквы как православной столицы и грешного, бесовского Вавилона), характерные для народного сознания, и оказывают влияние на строение концептосферы каждого сверхтекста.

4. Околоядерные концепты Петербургского текста связаны друг с другом по принципу оппозиции {природа-кулыпура, камень-вода, церковь-кабак, свет-тьма, сон-явь, радость-тоска, жизнь-смерть, страдалец-носитель зла) и в соответствии с этим обладают определенной оценкой: концепты природа, вода, кабак, тьма, сон, тоска, смерть, носитель зла в большинстве случаев оцениваются отрицательно. Однако изначально противопоставленные им концепты культура, камень, церковь, свет, явь, радость, жизнь, страдалец зачастую сливаются с ними, реализуя в пределах сверхтекстового единства общие оттенки смысла, и потому могут оцениваться двояко.

5. Концепты Московского текста практически не вступают в отношения бинарной оппозиции (за исключением концептов г^ерковь-кабак) и, как правило, реализуют положительные оттенки смысла, не характерные для них в пределах Петербургского текстабольшинство периферийных концептов, значимых для обоих сверхтекстовых единств, сопровождаются в их пространствах противоположными оценками (в Петербургском тексте обычно отрицательной, в Московском — положительной или нейтральной).

6. Система героев Петербургского текста отличается большей сложно-С1ыо, чем в Московском текстепомимо традиционно выделяемых в Петербургском тексте типов чиновника, ростовщика, сумасшедшего, самоубийцы, немаловажную роль в обоих сверхтекстах играют типы молодого человека и карьеристаесли в Петербургском сверх текстовом единстве представлено только два типа героинь: проститутка и старуха (связанные с ними концепты реализуют негативные смысловые стороны), то система героев Московского текста почти полностью представлена женскими типами, обычно оцениваемыми с положительной стороны (дева, мать, старуха) — судьба более благосклонна к героям Московского текста, чем к жителям Петербурга, не имеющим, в отличие от первых, никакой надежды на счастье и неизменно несущим более суровое наказание за свои ошибки.

7. С помощью ключевых концептов как Петербургского, так и Московского текстов создается образ городов, жизнь в которых требует от человека большого напряжения духовных сил, и каждый из героев данных сверхтекстов неизбежно проходит через ряд испытаний, нередко заставляющих персонажей Петербургского текста осознать ценность человеческой личности, ощутить сострадание и любовь к ближнему, а жителя Москвы — обратиться к традиционным для русского миропонимания семейным ценностям. Таким образом, в обоих сверхтекстах получают выражение базовые ценностные приоритеты национальной культуры.

Апробация результатов исследования осуществлялась в виде докладов на научных конференциях различного уровня: XVI Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «ЛОМОНОСОВ» (Москва, МГУ имени М. В. Ломоносова, 13−17 апреля 2009 г.), VI Межрегиональной студенческой научно-практической конференции «Управление, экономика, право и соци-альпо-культурные институты общества в условиях глобального финансово-экономического кризиса» (Липецк, 29 апреля 2009 г.), Международной научной конференции «Город-как-текст: литературные проекции» (Украина, Бердянский государственный педагогический университет, 10−11 сентября 2009 г.), V Международной конференции «Язык. Дискурс. Текст», посвященной юбилею доктора филологических наук, профессора Галины Федоровны Гавриловой (Ростов-на-Дону, Педагогический институт Южного Федерального университета, 20−21 апреля 2010 г.), межвузовской научной конференции «Великий подвиг народа», посвященной 65-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне (Липецкий государственный педагогический университет, 23 апреля 2010 г.), областной научной конференции «Актуальные вопросы гуманитарной науки», посвященной году учителя (Елецкий государственный университет им. И. А. Бунина, 27−28 мая 2010 г.), Международной научной конференции «Языковые измерения: пространство, время, концепт» (Москва, Военный университет, 2 июля 2010 г.), I Международной научно-практической конференции «Лингвистика в современном мире» (Таганрог, 30 августа 2010 г.), Международной конференции молодых ученых «Молодежь в науке: проблемы и перспективы» (Липецкий государственный педагогический университет, 22 октября 2010 г.), Международной научной конференции «Живодействующая связь языка и культуры», посвященной юбилею доктора филологических наук, профессора Вероники Николаевны Телия (Москва, Институт языкознания Российской Академии наук — Тула, Тульский государственный педагогический университет имени Л. Н. Толстого, 1−3 ноября 2010 г.), II Международной научно-практической дистанционной конференции «Современная филология: теория и практика» (Москва, ноябрь 2010 г.), VI Международном форуме «Задонские Свято-Тихоновские образовательные чтения» «Свет Христов просвещает всех» (Липецкая и Елецкая епархия — Липецкий государственный педагогический университет, 26−27 ноября 2010 г.), областной научно-практической конференции «Л. Н. Толстой в контексте русской культуры» (Управление образования и науки Липецкой области — Липецкий государственный педагогический университет, 9−10 декабря 2010 г.), отчетных конференциях преподавателей, аспирантов и соискателей ГОУ ВПО «Липецкий государственный педагогический университет» по итогам научно-исследовательской и научно-методической работы (2010;2011 гг.). Кроме того, апробация диссертационной работы осуществлялась на заседаниях кафедры русского языка и общего языкознания Липецкого государственного педагогического университета (2009;2011 гг.). По теме диссертации опубликована 21 работа.

Структура работы. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников исследования, списка использованной литературы, состоящего из 302 наименований, и пяти приложений.

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, ставится цель работы и очерчивается круг сопутствующих ей задач, определяются объект и предмет исследования, оценивается научная новизна, а также теоретическая и практическая значимость работы, характеризуется эмпирическая база и методология исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, приводится краткое содержание работы.

В первой главе «Проблематика сверхтекста в антропоцентрической парадигме изучения языка» рассматриваются основные положения лингвистики антропоцентризма, изучается история постановки и решения проблем сверхтекста, характеризуются современные направления лингвистики в изучении взаимосвязи уровней текста и культуры, а также основные подходы в определении понятий «концепт», «концептосфера», «языковая картина мира», исследуются особенности основных локальных сверхтекстов национальной культуры, прежде всего Петербургского и Московского текстов, рассматривается история их появления, выявляются изменения, которые претерпела мифотектоника Петербургского и Московского сверхтекстов.

Вторая глава «Концептосфера Петербургского текста» представляет собой непосредственное рассмотрение Петербургского текста с точки зрения его концептосферы, в которой воплощается мифотектоника данного сверхтекстового единства. Исследование опирается на представление о том, что концептосферу Петербургского текста можно представить в виде круга, в центре которого находится ядерный концепт Петербург, а на периферии — концепты, дополняющие его смысловое наполнение и создающие единую мифотектонику сверхтекста. Проанализированы структура ядерного концепта Петербургского текста, его репрезентанты в языковой ткани сверхтекста, его ассоциативные связи с другими концептами, значимыми для русской языковой картины мира, построено его паре-миологическое поле, а также сделан вывод о противоречивости и двойственности содержания данного концепта. В данной главе выявлены основные особенности языковой репрезентации и функционирования в пределах Петербургского текста его околоядерных и периферийных концептов, которые связаны между собой по принципу оппозиции: природа-культура, камень-вода, свет-тьма, сон-явь, тоска-радость, жизнь-смерть. Будучи изначально противопоставлены друг другу, они зачастую реализуют в сверхтексте общие оттенки смысла, непривычные для русской языковой картины мира и, таким образом, участвуют в создании его сложной, противоречивой мифотектоники. В работе проанализированы ассоциативные связи данных концептов, слои паремий, включающих в свои ряды ключевые слова, выявлены их основные репрезентанты в языковой ткани Петербургского текста. Особенное внимание обращается на группу концептов, связанных со свойственными для Петербургского текста типами героев, включающихся в оппозицию страдалец-злодей и одновременно составляющих между собой единство, ибо все герои сверхтекста одинаково несчастны и достойны сострадания.

Третья глава «Концептосфера Московского текста русской литературы» посвящена описанию концептосферы Московского текста русской литературы и выделению составляющих ее ядерного, околоядерных и периферийных концептов, многие из которых получают языковую репрезентацию и в пределах Петербургского текста. В работе выявлены как сходные смысловые оттенки, реализуемые данными концептами в обоих сверхтекстах, так и серьезные отличия в их интерпретации в рамках Московского текста по сравнению с Петербургскимпроанализированы ассоциативные связи и основные репрезентанты концептов, играющих важную роль в организации только Московского текста. Нами осмыслена роль Москвы в формировании национальной культуры, выявлены особенности репрезентации ядерного концепта Москва в пределах различных составляющих Московского текста, детальное описание получают его ассоциативные связи и па-ремиологическое поле. Обращается внимание на почти полное отсутствие способности вступать друг с другом в отношения оппозиции у околоядерных и периферийных концептов Московского текста. Подробно описаны группы концептов, связанных с типами героев Московского текста. Исследование концептосферы данного сверхтекста позволяет сделать вывод о создающемся в большинстве его составляющих пространстве города, где человек, преодолев посланные ему судьбой испытания, обретает дом, семью, счастье.

В заключении подводятся основные итоги исследования, формулируются выводы, полученные в результате сопоставительного анализа концептосфер Петербургского и Московского текстов русской литературы с языковой и культуро-ведческой точек зрения. Кроме того, намечаются перспективы дальнейшего исследования данных сверхтекстовых единств, связанные с более подробной разработкой установления специфики каждого из значимых как для них, так и для национальной картины мира в целом концептов и изучении возможностей их репрезентации в языке.

Таким образом, данная работа посвящается системному исследованию и сопоставительному анализу концептосфер Петербургского и Московского текстов, которые представляют собой важнейшие для сознания русского человека культурно-языковых феномены, нуждающиеся в подробном изучении.

Выводы к третьей главе.

Несмотря на сомнения отдельных исследователей в существовании Московского текста русской литературы, анализ концептосферы ряда текстов, объединенных изображением Москвы, доказывает их принадлежность к единому сверхтексту. Москва играла и продолжает играть огромную роль в развитии национальной культуры, но, будучи весьма разносторонним городом, проявляет в посвященном ей сверхтексте различные черты, связанные с мифологемами «Москвы сакральной» (Третьего Рима, «сокровенного града Китежа», города-Феникса), «Москвы бесовской» (Второго Вавилона) и «Москвы праздничной». Концептосферу Московского текста можно представить в виде круга, центральное место в котором занимает ядерный концепт Москва, обнаруживающий связи с околоядерными концептами природа, культура, свет, радость, жизнь, смерть, счастье. В отличие от Петербургского текста, в основе которого лежит принцип бинарной оппозиции, в пределах Московского текста околоядерные и периферийные концепты почти не вступают друг с другом в подобные отношения: природное начало в Москве не противостоит культурному, смерть оказывается переходом в иную жизнь и т. д. (единственной концептной оппозицией, имеющей для организации Московского текста немалое значение, является оппозиция периферийных концептов г/ерковь-кабак). В ходе сопоставления концептосфер Московского и Петербургского текстов становится очевидным, что в Московском тексте не играют важной роли и не входят в околоядерную зону концепты тьма, тоска, имевшие важное значение для смысловой организации Петербургского текста. Кроме того, в пределах Московского текста немаловажное место занимает отсутствовавший в концептосфере текста Петербургского концепт счастье.

Большинство как околоядерных, так и периферийных концептов Московского текста {дождь, снег, дерево, птица, улица, весна, лето, осень, зима, дом, церковь, колокол, кабак, чай, метро, солнце, заря, похороны, кладбище и т. д.) реализуют в данном сверхтексте те же смысловые оттенки, что в стандартной языковой картине мира. Сопоставительный анализ Московского и Петербургского текста показывает, что сходные концепты, получающие в пределах Петербургского текста отрицательную оценку, в Московском тексте чаще всего оцениваются с положительной стороны. Лишь в блоке текстов, объединенных мифологемой «Москва бесовская», часть концептов {дом, улица) иногда реализует те же негативные оттенки смысла, что в Петербургском тексте. Особенное место занимает периферийный концепт кабак, который почти всегда сопровождается в Московском тексте негативной оценкой и противостоит концепту церковь, однако играет в его пространстве более «безобидную» роль, чем в Петербургском тексте: если для жителей Петербурга кабак — мрачное, почти бесовское место, то в Московском тексте кабаки — лишь средоточие суеты, где человек забывает о более важных делах.

Как и в Петербургском тексте, важной является группа концептов, связанная с устойчивыми типами героев, однако общими для двух сверхтекстовых систем оказываются лишь типы старухи и молодого человека, а также совмещающийся с ним тип карьериста. Чще всего представители двух первых типов оцениваются в пределах Московского текста с положительной стороны, проявляя негативные стороны лишь в немногих текстах (подобные персонажи неизменно оказываются наказаны, хотя не столь сурово, как в Петербургском тексте). Московский текст объединен образом женского города, «города-девы», покровительницей которого издавна считалась Пресвятая Богородица, и для него большее, чем для Петербургского текста, значение имеют женские типы: практически в каждой его составляющей появляются типы девы, матери и старухи, причем нередко в одна и та же героиня проходит путь .от невинной, неискушенной девушки к матери и даже к мудрой пожилой женщине. Герои Московского текста, проходя через ряд испытаний, как правило, обретают счастье, связанное с домом, семьей, супружеством.

Московский текст во многом противостоит Петербургскому, и лишь мифо-тектоника текстов, связанных с изображением Москвы как Второго Вавилона (произведения A.B. Чаянова, М. А. Булгакова, современной прозы), обнаруживает некоторое сходство с петербургской. Однако подобные тексты являются своеобразной реакцией на коренные изменения в реальной жизни города. Нередко в пределах одной составляющей Московского текста сочетаются различные мифологемы Москвы, связанные как с отрицательной, так и с положительной оценкой Москвы русским человеком, и светлое, благодатное начало побеждает и вытесняет темное. Большинство рассмотренных в работе концептов входят в концептосферы как Петербургского, так и Московского сверхтекстов, но по-разному предстают в смысловом пространстве каждого культурно-смыслового единства. Московский и Петербургский текст, таким образом, находятся в своеобразном противостоянии-диалоге, имеющем важнейшее значение для национальной культуры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Развитие современной лингвистики определяется идеями тесной взаимосвязи знаний о языке со знаниями о человеке как его носителе, то есть идеями антро-поцентричности, заключающимися в том, что те или иные особенности языковой системы в настоящее время изучаются прежде всего «по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования» (Маслова, 2008: 12). Антропоцентрический взгляд на язык привел к существенному расширению области лингвистических исследований. Так, внимание большинства современных ученых привлекает влияние на язык как индивидуальных, так и общечеловеческих и национально-культурных свойств использующих его людей, все изменения в жизни которых неизбежно вызывают в системе языка определенные перемены. Носитель того или иного языка одновременно является носителем определенной культуры, поэтому в языке отражаются основные культурно-ментальные особенности нации, концептуальное осмысление которых возможно посредством его анализа.

Наиболее ярко сущность языка как культурного кода нации проявляется в тексте. Можно с уверенностью утверждать, что любой естественный язык существует как совокупность текстов, с помощью которых человек интерпретирует окружающий его мир, и ни одна единица языка не используется его носителями вне текста, где обретает подлинный смысл. Таким образом, текстоцентризм признан одним из основных принципов современной лингвистики, открывшей новые горизонты исследования текста, породившей большое количество направлений, которые дополняют друг друга и способствуют более полному раскрытию природы текста. Однако, несмотря на множественность подходов к изучению текста, до сих пор нельзя сказать, что задачи выявления главных категориальных свойств текста выполнены. Ученые до сих пор спорят об определении текста, его основных типах и признаках, а также об уровне текста в системе языка. Тем не менее, в настоящее время практически все языковеды, представляющие различные направления в исследовании текста, сходятся в признании его важнейшим качеством антропоцен-тричности, которая проявляется в том, что любой текст создается человеком и ради человека, причем объектом его изображения обычно является человек (либо некое явление окружающего мира, представляющее важность для человека).

Особенный интерес представляет феномен художественного текста, предполагающего не однозначное понимание адресатом, а множественность интерпретаций. Внимание исследователей привлекают проблемы, связанные как с особенностями создания и восприятия подобных текстов, так и с их ролью в формировании национальной культуры, .которую многие из них рассматривают как особый уровень, возвышающийся над текстовым и тесно взаимодействующий с ним. Подвергаясь интерпретации, художественные тексты становятся компонентами национальной культуры и приобретают возможность выражать глубинные, духовные смыслы. Значимое место в пределах культуры занимают не только отдельные тексты, не вступающие в тесную связь друг с другом, но и сверхтекстовые единства, в основе которых лежит некая модель, согласно которой строятся все их составляющие, некий устойчивый, сохраняющийся в сознании носителей культуры код, который в той или иной степени проявляется в каждом из входящих в такую систему текстов. В подобные отношения могут вступать и тексты других типов, например, публицистические, но первостепенную роль в пределах любой культуры играют системные единства художественных текстов, которые чаще всего складываются либо вокруг значимых для нее имен (Данте, Шекспир, Пушкин), либо вокруг топонимов высокой культурной значимости (Петербург, Москва, Крым, Кавказ, Сибирь и др.). Сверхтексты представляют собой относительно открытые системы, которые могут как развиваться, с течением времени пополняясь новыми составляющими, каждая из которых вносит в общее звучание системы нечто новое, так и прекращать развитие, если лежащий в их основе код теряет свое культурное значение.

Наиболее значимыми для русской культуры и литературы сверхтекстами, первые составляющие которых появились в начале XIX в. и которые продолжают свое развитие в настоящее время, являются Петербургский и Московский тексты, отразившие сложное, противоречивое отношение русского народа к двум духовным и культурным центрам страны. Исследование и сопоставление их концепто-сфер позволяет глубже понять принципы мировоззрения русского человека, выявить его ценностные приоритеты, сделать попытку рассмотрения онтологических свойств национальной культуры.

В ходе анализа Петербургского текста подтверждается, что во всех составляющих данного культурно-системного единства Петербург предстает одновременно прекрасным и пугающим местом, где соседствуют дворцы и трущобы, где смешиваются, перетекая друг в друга, добро и зло, городом, в котором человек обречен на духовные страдания, но вне которого он зачастую не представляет своей жизни. Подобная оценка Петербурга связана с глубинным мифологическим кодом, существующим в национальном сознании и устойчиво проявляющемся в устном народном творчестве (легендах, пословицах и поговорках и т. п.), в Петербургском тексте русской литературы и в произведениях, относящихся к другим областям русской культуры. В отличие от Москвы, которая долгое время оставалась в народном восприятии патриархальным, хлебосольным городом, в котором всегда царила праздничная атмосфера и жизнь которого подчинялась разумному, естестениому, неспешному распорядку, складывавшемуся на протяжении веков, Петербург долгое время оставался не только северной столицей, культурным центром России, но и грешным, проклятым городом, обреченным на гибель в морских волнах. Лишь в XX в., под влиянием серьезных испытаний, чрез которые пришлось пройти городу, его мифологический код подвергся изменениям и Петербург стал оцениваться как город-мученик, город-страдалец, искупивший грехи своих создателей и жителей, тогда как Москва, ставшая официальной столицей огромного государства, напротив, стала восприниматься как город, жизнь в котором не всегда легка и за внешней суетой которого не сразу удается разглядеть его подлинную сущность, genius loci города-матери, относящегося к каждому из своих жителей с любовью и строгостью.

Исследование языковой ткани Петербургского текста, основанное на соотношении языка с духовно-культурным контекстом, доказывает, что в организации мифотектоники данного сверхтекста участвуют ключевые концепты русской культуры, которые, однако, зачастую реализуют в его пределах иные оттенки, нежели в стандартной картине мира. Концептосфера Петербургского текста, рассмотреть которую представляется возможным через языковые средства объективации входящих в нее концептов, которые устойчиво проявляются в ряде текстов XIX—XXI вв., обладает сложной структурой. Ее можно представить в виде круга, центральное место в котором занимает ядерный концепт Петербург, к которому примыкают околоядерные концепты, формирующие бинарные оппозиции природа-культура, вода-камень, свет-тьма, сон-явь, тоска-радость, жизнь-смерть, каждый из членов которых в свою очередь связан с периферийными концептами дом, г (ерковь, кабак, диван, комод, обои, лестнгща, улица, площадь, Медный Всадникбелые ночи, фонарь, бесмаскарад, театрчиновник, проститутка, ростовщик, старуха, молодой человек, самоубийцаосень, зима, лето, весна. Каждый из данных концептов многообразно объективируется в Петербургском тексте, причем большинство из них оказывается двуполюсными, внутренне оппозиционными. Поэтому противостоящие друг другу члены концептных оппозиций одновременно обнаруживают сходные стороны, сближаются, обогащая смысловую палитру друг друга.

Многие из этих концептов получают языковую репрезентацию и в Московском тексте русской литературы, где они, однако, в большинств случаев предстают с традиционной для отечественной культуры стороны. Концептосферу Московского текста можно представить в виде круга, в центре которого оказывается ядерный концепт Москва, к которому примыкают околоядерные концепты природа, вода, культура, свет, смерть, жизнь, радость, счастье (данный концепт, практически не участвующий в формировании мифотектоники Петербургского текста, приобретает в Московском тексте особенное значение), опосредованно связанные с периферийными концептами дождь, снег, дерево, птицавесна, зима, лето, осеньчай, дом, улица, церковь, колокол, кабаксолнце, закат, свечапохороны, кладбище и т. д. Несмотря на отмечаемую Н. Е. Меднис «структурную рыхлость» Московского текста, благодя единой концептосфере в составляющих его текстах Х1Х-ХХ1 вв. создается единое смысловое пространство города, где возможной оказывается счастливая, гармоничная, подчиняющаяся освященным временем традициям жизнь. Разумеется, сверхтекст правдиво отражает и недостатки города, жители которого иногда^{погружаются} в суету, в погоню за богатством, однако для всех блоков Московского текста, в том числе для современных его составляющих, характерны единые ценности, связанные с семейным теплом, супружеством, воспитанием детей.

Особую группу ментальных образований, важных для понимания Петербургского текста, составляют концепты, связанные с устойчивыми типами героев сверхтекста. Помимо выделенных другими исследователями типов чиновник, проститутка, ростовщик, самоубийца, в сверхтексте представляется возможным описать такие типы личности, как молодой человек, старуха, карьерист, сумасшедший. Как и другие концепты Петербургского текста, они одновременно находятся в отношениях оппозиции и сближаются, совмещаются друг с другом. Многие из них внутренне двуполюсны: так, можно выявить две разновидности чиновников, проституток, молодых людей, появляющихся в составляющих Петербургского текста Х1Х-ХХ1 вв. В Московском тексте оказывается возможным выделить лишь четыре устойчивых типа героев, три из которых женские: дева, мать, старуха. Следует отметить, что большинство представительниц данных типов, как и героев, относящихся к характерному для Московского текста типу молодой человек, предстают с положительной стороны. Нередко в центре того или иного текста, входящего в культурно-системное единство, оказываются девушка или молодой человек, которым предстоит пройти сложный путь духовного становления и обрести заслуженное счастье.

Петербургский текст, таким образом, представляет собой культурно-языковой феномен, в пределах которого многие явления русской жизни предстают в новом свете, тогда как для Московского текста характерно традиционное для национальной культуры миропонимание. В то же время в ходе исследования кон-цептосферы Петербургского текста становится очевидной его глубинная связь как с Московским текстом, так и с другими составляющими отечественной культуры, которая, в отличие от западной, признана культурой сотериологической, тяготеющей прежде всего к духовным ценностям. По мнению А. И. Солженицына, коренное различие между русской и западноевропейской типами литературы и культуры заключается в том, что «самые излюбленные герои западных писателей всегда добиваются карьеры, славы, денег. А русского героя не корми, не пои — он ищет справедливости и добра» (Солженицын, 1991, т. 1: 329). Герои Петербургского текста, пребывая в противоречивом пространстве, где природное, хаотичное смешано с культурным, где свет переходит в тьму, а человек существует на грани сна и яви, жизни и смерти, проходят через духовные испытания, и те, кто, следуя традициям русской культуры, «ищет справедливости и добра», находят себе силы преодолеть зло, тогда как недовольство своим положением, нежелание смириться с волей судьбы, пустые мечтания неизбежно приводят подчинившихся им к гибели. Москва тоже подвергает своих жителей различным испытаниям, однако менее болезненным, чем Петербург, любой из жителей которого обречен на страдания от одиночества и не может обрести семью, близких людей, единомышленников. Однако для тех, кто замечает, что другие люди тоже испытывают душевную боль, и старается облегчить ее, Петербург становится спасительным пространством: здесь человек получает возможность искупить свои ошибки и обрести покой, хотя никогда не достигает подлинного счастья, возможного для героев Московского текста.

Петербургский текст во всем многообразии своих составляющих учит как своих героев, так и читателей терпению и смирению, доказывает губительность пустых мечтаний и умозрительных теорий и призывает к состраданию и любви к ближнему. В нем, как и в Московском тексте, получают свое выражение базовые духовные ценности русского народа, традиционно противопоставляемые им всему временному, сиюминутному, наносному. Более того, развиваясь на протяжении Х1Х-ХХ1 вв., оба сверхтекста обеспечивают непрерывность, преемственность русских культурных традиций, осмыслить которые возможно в ходе системного и сопоставительного анализа концептосфер данных сверхтекстовых систем. В наступившей ситуации самоопределения русского народа в мировом культурном пространстве, поиска им новых идеалов и стереотипов поведения Петербургский и Московский тексты могут послужить своеобразным предостережением против отказа от сотериологических ценностей и способствовать процессу осознания современным человеком индивидуальности той нации, к которой он принадлежит, и неисчерпаемого богатства ее культуры.

Думается, что данные, полученные в ходе исследования концептосфер Петербургского и Московского текстов русской литературы, в которых воплощается их глубинная мифотектоника, могут быть использованы в ходе дальнейшего исследования данных культурно-языковых феноменов, например, при дальнейшей, более подробной разработке установления специфики каждого из значимых как для того или иного сверхтекста, так и для национальной картины мира в целом концептов и изучении возможностей их репрезентации в языке. Перспективным является изучение не только входящих в Петербургский и Московский сверхтексты текстов художественного стиля, но и текстов других стилей, прежде всего публицистического. Кроме того, представляется возможным подробное сопоставление основных категорий Петербургского и Московского текстов с другими сверхтекстами, сформировавшимися в пределах русской культуры (Сибирским, Крымским, Кавказским и т. д.), а также других славянских и западноевропейской культур (Пражским, Лондонским и т. п.), которое выявило бы как связи, так и коренные различия локальных сверхтекстов.

Таким образом, Петербургский и Московский тексты, противостоящие друг другу и одновременно обнаруживающие глубокую общность, представляют собой важнейшую составляющую отечественной культуры, полное осмысление которой оказывается невозможным без учета особенностей данных сверхтекстовых единств. В их концептосферах отражается миропонимание целого народа, для которого Москва и Петербург всегда были главными, наиболее значимыми культурными центрами, и проделанный системный и сопоставительный анализ языковой ткани составляющих Петербургского и Московского текстов с точки зрения того, как в ней отразились менталитет и сознание нации, позволяет ощутить уникальность обоих сверхтекстов и их значение в судьбе России.