Клод Симон: «инстинктивная память»

Клод Симон (1913−2004), проживший долгую и плодотворную жизнь, получил признание как «новый романист» и был удостоен Нобелевской премии (1985). Он придал этой жанровой разновидности оригинальное наполнение. Его роман сложен по форме, насыщен многоуровневым смыслом. Исходя из представления о мире беспорядочном и хаотическом, автор усматривал писательскую задачу в «организации хаоса» и «упорядочении беспорядка». При этом он отклонял любые претензии, относящиеся к «идеологии», будучи озабочен исключительно писательским трудом, т. е. процессом создания текста. Свой труд он подчинял собственной внутренней логике и " инстинктивной памяти". Имея в виду знаменитое стендалевское представление о романе как о зеркале, проносимом по дороге жизни, Симон отклонял самый принцип зеркального отражения в его классическом виде. Его текст был не только предельно субъективен, но и трудно воспринимаем. С первых же страниц на читателя буквально обрушивается словесный водопад, фразы, которые растягиваются, громоздятся, будучи лишены знаков препинания, вбирая в себя все новые и новые эпитеты и сравнения. Создается впечатление (вспомним поэзию сюрреалистов!), что писатель движется спотыкаясь, пробуя доискаться смысла того, о чем он пытается сообщить. Собственную манеру он комментирует следующим образом: «До того как я начинаю писать, нет ничего, кроме аморфной магмы ощущений, более или менее точных воспоминаний, кроме неясного — очень неясного плана». Один из его художественных ориентиров — Марсель Пруст.

Клод Симон довольно долго добивался известности, даже став Нобелевским лауреатом, 72-летний писатель оставался востребован лишь элитой. Он дебютировал романом " Трава" , за которым последовал второй — " Дороги Фландрии" (1960), характерный для его манеры. Это произведение наиболее «читабельное». Повествование ведется от лица автора. Распутывая сложную словесную паутину, можно не без труда различить сюжетно-тематические контуры. Это история гибели в начале войны во Фландрии в 1940 г. кавалерийского эскадрона капитана Жоржа де Рейшака. Смертью героя и завершается роман. В процессе повествования возникают отдельные эпизоды боя. А параллельно трудно прорисовываются ретроспективные эпизоды и сцены: история измены Коринны, жены Рейшака, сошедшейся с неким жокеем. Две эти линии переплетаются, а смерть Рейшака напоминает самоубийство. За всем этим — символика, «фирменный» прием Симона. Поражение, смерть — такой смысл Истории, да и самой жизни. Неслучайно в качестве эпиграфа взяты слова Леонардо да Винчи: «Я думал, что учусь жить, а я учился умирать» .

Фраза у Симона — растянутая и ветвистая, иногда случаются запятые и заглавные буквы, гораздо реже — точки. Похоже, что повествование «течет», почти не прерываясь, с нечастыми краткими перебоями. Вот начало романа «Дороги Фландрии»: «В руке у него было письмо, он поднял глаза взглянул на меня, потом снова на письмо потом снова на меня, за спиной его проплывали рыжие красно-бурые охряные пегие лошади, которых вели на водопой, грязь была такой непролазной что мы увязли в ней по самую щиколотку по той точно я помню вдруг подморозило и Ван вошел в спальню неся кофе и сказал Собаки слопали грязь, никогда прежде не слышал я подобного выражения, мне сразу представились эти собаки, какие-то мифические адские существа их пасти с розоватой каемкой холодные белые волчьи клыки…» Первая точка в этой многоступенчатой фразе появляется лишь в конце четвертой страницы. В этом плане он напоминает Фолкнера, вообще популярного во Франции среди экзистенциалистов и «новороманистов» .

Перу Симона также принадлежат романы со сложными «гибридными структурами», такие как " История", «Фарсальская битва», «Предметный урок», «Георгики». Главное в них не столько смысл, сколько стиль. А он включает в себя такие приемы и элементы, как «метафорический коллаж», «быстротекущая неподвижность», «вечная зримость времени». Перед нами то, что Симон определил понятием " туманная мата эмоций" . В Нобелевской речи Симон говорил о «муке», которую испытывает мастер наедине с листом белой бумаги. «Поистине „покой нам только снится“! Писатель продвигается с трудом, наощупь, как слепой, — признается Симон, — попадает в тупики, увязает, вновь трогается в путь, и если кому-то нужно извлечь урок из его действий, то может признать, что мы всегда идем по зыбучим пескам» .

Наверное, это относится не только к писателям, но к творческим мыслящим людям.