От монархии к пролетарской империи

Вторая традиция — «исторической российской экспансии», фактически, связана с первой и обусловлена принятием на себя, а затем целенаправленным культивированием особой (в некотором роде — «мессианской») роли России по отношению к сопредельным народам и государствам (а в «советский» период — ко всем народам мира). При этом — с незапамятных времен и до последнего времени — здесь безраздельно господствовала «русская (наднациональная) идея», подразумевавшая безусловный приоритет русской культуры над остальными этносами империи (при равенстве всех верноподданных, а позднее — всех советских, независимо от национальности и вероисповедания) и реализовавшаяся преимущественно в форме «ненасильственной ползучей русификации» (со времен покорения Сибири и до наших дней). В отличие от этого, «русский национализм» («Россия — только для русских») — это качественно иное понятие, получившее кратковременное распространение в начале XX в. и периодически (нарастая, в связи с унижением национального самосознания основного этноса) проявляющееся сейчас.

Нужно сразу отметить, что в вопросе русификации (в последние годы подвергающейся — исторически мало обоснованным — нападкам) Россия действовала в большинстве случаев гораздо более деликатно нежели другие государства. Например, в конце XVIII в. — до этого — в многонациональной Франции специальным постановлением Конвента было официально (под угрозой наказания) запрещено препо;

давать и говорить на других языках, кроме французского, а

введение

в курс начальной школы преподавания единого варианта истории Франции ставило совершенно конкретную цель — формирование единой исторической памяти народаГ Возвращаясь к российским историческим традициям, нужно также отметить, что всегда существовала и продолжает существовать, хотя и менее существенная, нежели первые две, третья традиция — имеющая персонифицированную значимость, а именно: ориентация на первое лицо государства, относительно независимо от его официального наименования, провозглашаемых им исторических ориентиров или декларируемых нравственных идеалов и ценностей (например, царь — Николай, премьер-министр — Ленин, генеральный секретарь — Сталин или президент — Горбачев — каждый в какой-то исторический период был не только выразителем идеалов, но и кумиром всей нации).

Объединение этих двух идей (с определенной катализацией со стороны третьей) формировало специфическую ментальность россиян: если Русь — святая (по определению), то, следовательно, (с точки зрения примитивного массового сознания) почти каждый русский несет в себе отблеск этой святости (даже если несет его «огнем и мечом», как было при исторических прорывах России к северным и южным морям). Поэтому не только последняя — Отечественная, а практически все наши войны на протяжении нескольких столетий были «священными» и являлись славянско-православным вариантом давно ушедших в прошлое крестовых походов. Для реализации этой идеи Россия должна была быть чрезвычайно сильна как в экономическом, так и — даже более важно — в военном отношении, что далеко не одно и то же (например, Швейцария с ее мощной экономикой и микроармией). Второе положение устойчиво реализовалось на протяжении всех последних столетий (что очень существенно: на фоне неудач культурной экспансии, особенно — на Запад), и наиболее полного выражения достигло в эпоху сталинизма. Россия никогда до этого не была так сильна и не вызывала такого прилива национальной гордости, так же как и столь же сильной (но, безусловно, приятной для национального самосознания россиян) тревоги у «соседей» (это одна из ведущих причин того, что ностальгия по сталинизму так сильна).

В тех условиях идентификация с сильной Россией и основным этносом (первое лицо которого к нему не принадлежало) была исторически^[1]

и индивидуально чрезвычайно соблазнительной, и в силу этого легко принималась, особенно малыми народами, безусловно, не чуждыми идей национального превосходства. К сожалению для всех нас, в течение предшествующего исторического периода создание единого этнического пространства, не как национальной, а как культурно-исторической феноменологии, как залог будущей стабильности, не увенчалось успехом, и лишь сейчас (под влиянием внешней и внутренней, и что наиболее существенно — личной угрозы) начинает формироваться действительно новая историческая общность людей, пока обозначаемая неблагозвучным термином «русскоязычные». Забегая немного вперед, можно высказать предположение, что нынешнее полиэтническое пространство составляет один из основных и трудно преодолимых барьеров на пути к демократическому обществу.

С учетом предмета нашего исследования, следует особо подчеркнуть, что все, работавшие на идею национального (в предшествующий исторический период — силового или военного) превосходства, всегда имели особый статус в государстве (военные, оружейники, а позднее — ракетчики, конструкторы и т. д.). Еще более существенно, что такой же особый статус в государстве всегда имели идеологи: религиозные и — затем — партийные, при этом, в случаях, когда идеологи являлись не только эмоциональными ораторами (трибунами-«трансляторами»), но и творцами («продуцентами») новых идей, они в буквальном смысле обожествлялись.

Какими бы религиозно окрашенными или пропагандистскими методами не осуществлялось внедрение этих идей, как в до-, так и постреволюционную эпоху, массовое сознание населения было и в значительной степени остается под их влиянием. В целом, преемственность идеологии великодержавности, несмотря на смену лозунгов и кумиров, прослеживается вплоть до конца восьмидесятых годов (от особой гордости русских-православных до особой гордости русских-советских и «нового мышления» для всего мира). Таким образом, если исходить (безусловно, несколько упрощая, как и при любой схеме) из российского опыта XX в., не православие, к которому уже столько раз пытались прибегнуть в последние годы, составляет суть национального единства, а именно идея российской национальной гордыни (во всей ее специфике, о которой еще будет сказано ниже).

• [1] Эта чрезвычайно важная для формирования самосознания любого народа идея, сформулированная и представленная нами в Администрацию Президента РФ ещев 1994, в период бездумных «демократических» преобразований была похороненаодной из первых. В результате на протяжении двадцатилетнего периода (вследствиеложно интерпретированного принципа исторического плюрализма мнений) в странебыло издано несколько десятков учебников с самым широким диапазоном оценок —от бездарного восхваления до беззастенчивого обесценивания истории России, ее исторических героев и лидеров, ее исторических побед и достижений. Лишь 19 лет спустяПрезидентом РФ была поставлена задача создания единого учебника истории страны.