Характеристика основных частей речи

Членение частей речи на имя и глагол, имеющее свои истоки в древнеиндийском, античном и арабском языкознании, соотносится с членением высказывания на субъект и предикат. Имя, включающее в себя именные части речи (существительное и прилагательное), по своим семантическим, грамматическим и синтаксическим признакам противостоит глаголу. При этом имя предшествует глаголу, так как действие — это действие предмета и отдельно от предмета не существует: чтобы действовать, надо сначала быть^[1].

Имя существительное — это знаменательная часть речи, объединяющая в своем составе слова с общим значением предметности. Даже обозначая свойство, качество или процесс, существительное называет их в отвлечении от носителя признака или производителя действия (ср. рус. строгость, белизна, чтение), более того, большинство этих имен со словообразовательной точки зрения являются производными, тогда как основная часть непроизводных существительных обозначает предметы. Эта закономерность и позволяет говорить о том, что общим значением имен существительных является значение предметности. Первичные синтаксические функции имени существительного — функции подлежащего и дополнения (хотя в большинстве языков мира существительное может выполнять функции, свойственные другим частям речи, а именно: сказуемого (ср. рус. ель — хвойное дерево), определения (ср. рус. платье в горошек), обстоятельства (ср. рус. идти полем), однако употребление его в этих функциях связано с определенными ограничениями. С точки зрения семантики существительные во всех языках мира делятся на лексико-грамматические разряды, среди которых универсальными являются разряды имен собственных и нарицательных, конкретных и абстрактных. Семантическое ядро существительных составляют, как правило, конкретные нарицательные имена, абстрактные же (как и имена собственные) находятся на периферии.

Наиболее типичными грамматическими категориями существительного являются категории числа и падежа. Категория падежа в одних языках выражается с помощью окончаний или предлогов и окончаний (восточнославянские языки), в других языках (например, в английском, французском, болгарском, македонском) она выражается аналитически, т.с. с помощью порядка слов или предлогов. Количество падежей может колебаться от двух (английский), трех (арабский), четырех (немецкий), шести (русский) до пятнадцати (эстонский) и более. В некоторых дагестанских и кавказских языках насчитывается до 40 падежей, а в табасаранском языке, входящем в группу лезгинских языков, представлено рекордное число падежей — 44. Такое большое количество падежей объясняется обилием локативов, передающих пространственные отношения. В цезском языке, например, входящем в аварскую группу языков, их число доходит до 42, при этом каждая падежная форма указывает на положение объекта в пространстве (‘на', ‘в', ‘под', ‘около', ‘перед' и т. д.). В целом падежная система цезского языка позволяет передать с помощью локативов самые разные значения, такие, например, как: ‘в пустом месте', ‘среди многих предметов', ‘на горизонтальной поверхности', ‘по направлению к дальнему объекту', ‘назад от дальнего объекта', ‘через, насквозь' и др.^[2]

Некоторые ученые объясняют такую падежную детализацию пространственных отношений горными условиями, в которых живут эти народы, однако сходные падежные системы встречаются и у народов, живущих далеко от гор.

Различия между языками прослеживается и в частотности употребления тех или иных падежей. Так, например, при обозначении ощущений человека русский язык (как, впрочем, и другие славянские языки) предпочитает конструкцию с дательным падежом, ср. мне холодно, а французский язык использует иную конструкцию —j'ai froid (буквально ‘я имею холод'), в которой на первом месте оказывается не «мне», а «я» (такая же ситуация наблюдается в испанском, итальянском, английском языках). Ученые установили даже определенную закономерность: использование дательного падежа в этих конструкциях в европейских языках уменьшается с юга на север и с востока на запад.

По-разному может выражаться и категория числа: окончаниями (славянские языки), редупликацией (т.е. удвоением основы, армянский язык), внутренней флексией (английский, немецкий языки), ударением (русский), супплетивизмом (русский, французский), агглютинацией (языки агглютинативного типа) и другими средствами. Во многих языках мира категория числа построена на четком противопоставлении форм единственного и множественного числа, в некоторых языках (например, в словенском, литовском) имеет свое грамматическое выражение и форма двойственного числа, а в папуасских языках — форма тройственного числа.

Из других категорий имени существительного довольно широкое распространение получила категория определенности/неопределенности, которая может выражаться либо артиклем (французский, немецкий, греческий, арабский языки), либо аффиксом (болгарский, македонский, румынский, албанский языки). В русском языке этой категории нет, но значение определенности/неопределенности может передаваться или падежами (ср., например, выпил воды и выпил воду), или лексически с помощью местоимений этот, тот, какой-то, некий и др.

Категории рода, одушевленности/неодушевленности во многих языках мира не имеют семантических оснований для своего выделения, поэтому в некоторых языках в процессе их исторического развития эти грамматические категории постепенно утратились (например, в английском, армянском, бенгальском) или находятся в стадии распада (например, в романских языках, где различается только два рода — мужской и женский) и отмирания (персидский, таджикский языки). При этом чаще всего объединяются в один род мужской и средний (как в романских, балтийских или в большинстве новоиндийских языков), реже в общем роде сливаются мужской и женский род (как в датском и шведском языках).

Имя существительное противостоит глаголу и по набору своих словообразовательных аффиксов, среди которых преобладают суффиксы (в глаголе же ведущее положение занимают префиксы).

С именем существительным тесно связано прилагательное. Эта связь сложилась исторически, когда в основе существительного и прилагательного лежало недифференцированное имя с предметно-качественным значением.

Имя прилагательное как часть речи объединяет в своем составе слова, обозначающие признак (свойство) предмета. Прилагательное всегда семантически связано с существительным. «Без существительного, явного или подразумеваемого, — говорил Л. В. Щерба, — нет прилагательного»^[3]. Граммагическая подчиненность прилагательного существительному проявляется в одних языках в его согласовании с существительным (в русском, например, в формах рода, числа, падежа), в других — в его синтаксической позиции в составе атрибутивной группы — перед существительным (например, в английском, кавказских, армянском, узбекском, китайском, памирских, кушитских языках) или после него (например, во французском, таджикском, семитских, некоторых индейских языках).

Первичные синтаксические функции прилагательного — функции атрибутивности и предикативности (т.е. функции определения и сказуемого, его именной части). Прилагательное может обозначать качества и свойства предмета как непосредственно воспринимаемый признак, вне его отношения к другим предметам (качественные прилагательные), так и как признак, обозначающий свойство предмета через его отношение к другому предмету (действию, обстоятельству, числу и т. д.) — относительные прилагательные. Это деление прилагательных на качественные и относительные является универсальным.

Признак, обозначаемый некоторыми прилагательными, может меняться по шкале интенсивности, т. е. он может присутствовать в предмете в большей или меньшей степени. Отсюда способность определенных разрядов прилагательных к образованию степеней сравнения. Он может быть постоянным или временным свойством предмета. Отсюда существование в прилагательных двух противопоставленных форм — полной и краткой, различающихся своими синтаксическими функциями: краткая форма обладает, как правило, лишь предикативной функцией и используется для обозначения временного признака предмета (ср. рус. он болен), полная — атрибутивной и предикативной (в этом случае она употребляется для обозначения постоянного признака, ср. рус. он человек больной). Выступая в функции сказуемого, прилагательное, в отличие от глагола, обозначает признак статический, не изменяющийся во времени.

Состав класса прилагательных в языках мира неоднороден. В русском языке, например, с точки зрения синтаксического критерия, в частности, способности прилагательного входить в атрибутивную группу, в разряд прилагательных включают местоименные прилагательные (типа всякий, каждыйу иной, любой), порядковые числительные (типа первый, второй, десятый и т. д.).

Во многих языках мира прилагательные не выделяются в самостоятельную часть речи, обладающую своими специфическими морфологическими или синтаксическими свойствами (например, в китайском, вьетнамском, корейском языках прилагательные объединяются в одну часть речи с глаголом, образуя категорию предикатива; в языках Северной Америки и Африки прилагательные объединяются с наречиями, в тюркских языках — с существительными, а в некоторых индейских языках они вообще отсутствуют).

В языках, где прилагательные тяготеют к имени, они склоняются, и их флексии часто бывают сходны с флексиями существительных (ср. в русском языке субстантивный тип склонения притяжательных прилагательных); в языках, где прилагательные тяготеют к глаголам, они спрягаются, имеют особые формы спряжения.

В словообразовательном отношении прилагательные часто противостоят другим частям речи, обладая особым набором словообразовательных средств (ср. в русском языке суффиксы прилагательных -н, -ск, -ов, -лив, —чив, отсутствующие в других частях речи).

Глагол — это знаменательная часть речи, объединяющая в своем составе слова, обозначающие действие или состояние. Это грамматическое значение глагола выражается в языках мира по-разному. Основная синтаксическая функция глагола — это функция предикативности (сказуемостности), и в этой функции он противостоит существительному. В соответствии с этой функцией глагол в большинстве языков флективного и агглютинативного типа обладает особыми грамматическими категориями (времени, вида, наклонения, залога), во многих аморфных языках (где глагол объединяется в одну категорию с именем) он характеризуется специфическими согласовательными категориями и имеет бедный состав форм.

Глагол обозначает действие (состояние) через отношение к лицу или субъекту действия (исключение составляют лишь инфинитив и безличные глаголы). Отсюда логически оправданным является наличие у него категории лица (хотя известны языки, в которых глагол не имеет форм лица ни в одном из наклонений, кроме повелительного, ср. монгольский, китайский, вьетнамский, датский, шведский и другие языки). В большинстве индоевропейских языков категория лица построена на противопоставлении 1-го и 2-го лиц третьему по признаку «участие — неучастие в речевой коммуникации»: 1-е лицо указывает на говорящего, 2-е — на собеседника, 3-е — на лицо, не участвующее в речи, а являющееся предметом речи. Существуют, однако, языки (например, австронезийские), в которых категория лица организуется иначе, а именно: 1-е лицо противопоставлено 2-му и 3-му по принципу «Я — не я». В некоторых языках категория лица глагола осложняется дополнительными социальными моментами, как, например, во французском и русском языках, где формы 2-го л. мн. ч. используются как формы вежливости, а в корейском языке рядом с категорией лица (которая грамматически практически не выражена, так как здесь существует только 1-е лицо и лицо не 1-е) развилась даже грамматическая категория социальной ориентации, позволяющая пятью различными глагольными «формами вежливости» передавать отношение говорящего к различным лицам (к ребенку, родственнику, другу, незнакомцу, к старшему и т. д.). В языке индейцев племени блэкфут (Северная Америка), у которых сохранились остатки родового строя, существует специальное 4-е лицо для обозначения члена чужого рода.

В русском языке категория лица глагола тесно связана с категорией числа (ср., например, местоимение 1-го л. мн. ч. мы: строго говоря, мы — это не совсем «я» во множественном числе; это особенно хорошо видно при сравнении с индонезийскими или кавказскими языками, где существуют две формы 1-го л. мн. ч.: мы без тебя и мы с тобой). В тех языках, где существуют специальные формы двойственного и тройственного числа, число возможных лиц существенно возрастает (например, в языке о.

Абрим в Океании существует 15 форм категории лица, передающих значение мы с тобой, мы с тобой и еще с кем-то, мы вдвоем без тебя, мы втроем без тебя и т. д.).

Кроме отношения к действующему лицу, глаголом может быть выражено п отношение к объекту действия, с чем связано такое его свойство, как переходность. В некоторых языках (например, картвельских, абхазскоадыгейских) лицо объекта имеет самостоятельное выражение, отличное от лица субъекта.

Действие, обозначенное глаголом, протекает во времени, отсюда логически следует наличие у него категории времени. Эта категория локализует действие во времени (чаще всего через отношение к моменту речи). Она выражается в противопоставлении трех временных форм, указывающих на одновременность, следование или предшествование моменту речи (настоящее, будущее, прошедшее время), хотя существуют языки, в которых категория времени является двучленной, выражающей противопоставление «реального времени» «гипотетическому». Причем каждое из этих времен может пониматься по-разному: в языке йоруба (распространенному в Нигерии) «реальное время» соответствует индоевропейскому настоящему и прошедшему, а «гипотетическое» — будущему, в древнеанглийском языке «реальное время» соответствовало настоящему и будущему, тогда как «гипотетическое» — прошедшему, а в языке североамериканских индейцев такельма (который описал Э. Сепир) различается будущее и небудущее время, т. е. говорящим не важно, сейчас или в прошлом происходило действие. Во многих индоевропейских языках существуют специальные «относительные времена», характеризующие действие через отношение к какой-либо иной точке отсчета, которая, в свою очередь, локализуется относительно момента речи (это плюсквамперфект и перфект в латинском, немецком и романских языках). Типовая схема романского глагола содержит 16 временных форм, которые по-разному распределяются по четырем наклонениям: изъявительному, условному, сослагательному п повелительному. Таких относительных времен очень много в языках банту (особенно в тех, на которых говорят в экваториальной Африке — в Заире, Кении): там глагол имеет не одну, а несколько разных форм (главным образом, в прошедшем времени) в зависимости от того, когда произошло событие — только что, несколько дней назад, около месяца назад или очень давно^[4].

Таким образом, грамматическое время — категория чрезвычайно субъективная, поскольку определяется позицией говорящего, который может по-разному воспринимать и соответственно членить время. В австралийском языке каярдилд, например, существует нейтральное (общее) время (которое используется для выражения как текущих, так и совершившихся в прошлом событий) и специальное прошедшее время, которое употребляется только в том случае, если события, имевшие место в прошлом, не увенчались успехом. В ненецком языке выделяется неопределенное время, которое не связано с обозначением конкретного временного представления: его формы могут соотноситься и с планом прошедшего, и с планом настоящего, и с планом будущего. Характер использования этих форм определяется семантикой глагола и представлением языкового коллектива о длительности-краткости действия: у глаголов, действие которых мыслится как длящееся, формы неопределенного времени чаще выступают в значении настоящего, напротив, у глаголов мгновенного или кратковременного действия они имеют значение прошедшего. Наконец, существуют языки (например, кхмерский, вьетнамский), в которых глагольные формы вообще не имеют специальных показателей со значением того или иного времени: временные отношения в таких языках устанавливаются только в контексте или же при помощи лексических конкретизаторов (наречий времени или существительных со значением времени)^[5]. Средства и способы выражения категории времени разнообразны, даже в одном языке могут использоваться различные способы (ср. в русском языке синтетический и аналитический способ передачи будущего времени).

Категория времени тесно связана с категориями вида и наклонения. В славянских языках, например, времена дифференцируются по виду: глаголы нес. в. имеют все три формы времени, глаголы сов. в. — только две: прошедшее и будущее; в сослагательном и повелительном наклонении противопоставление времен отсутствует. В некоторых языках время, вид и наклонение выступают в глаголе нерасчлененно (например, в арабском языке).

Действие, обозначенное глаголом, может по-разному относиться к реальности: оно может быть реально-сущесгвующим, предполагаемым или произведенным по требованию другого лица. Отсюда логически вытекает категория наклонения. В большинстве языков флективного типа, в частности, в славянских, различаются три наклонения — изъявительное, сослагательное и повелительное, каждое из которых имеет свои формы выражения. Однако в некоторых южнославянских языках выделяется еще и нсрссказывательное наклонение (комментатив), выражающее оттенок недоверия, сомнения. В агглютинативных языках количество наклонений может колебаться от 4 (ср. в караимском языке: изъявительное, повелительное, желательно-сослагательное и условное) до 10 (ср. в нахских языках: изъявительное, повелительное, безотлагательно-повелительное, желательное, просительно-желательное, категорически-повелительное, понудительное, сослагательное, потенциальное, неопределенное).

Действие, обозначенное глаголом, может достигать или не достигать внутреннего предела, отсюда наличие у глагола категории вида. В разных языках категория вида имеет не только разное формальное выражение (синтетическое и аналитическое), но и разное содержание. В славянских языках глаголы сов. в. выражают действие, достигшее своего предела, исчерпавшее себя с его достижением (ср. рус. свеча догорела); глаголы нес. в. выражают действие, не достигшее своего предела, более того, не предусматривающее предела в своем протекании (ср. рус. я говорю). В английском, испанском и в некоторых других языках выделяется так называемый прогрессивный вид или континуатив, передающий действие в процессе его осуществления в конкретный момент времени, и общий вид или непрогрессив. Однако есть языки (ср. немецкий), которые не имеют категории вида: видовое значение достижение/недостижение предела передается в них соотношением глаголов-сказуемых, присутствующих в предложении, или же выражается другими средствами.

Глагол может обозначать действие, по-разному направленное на субъект и объект, в связи с чем в глаголе выделяется категория залога. В залоговой системе каждого языка содержатся как минимум две формы: морфологически исходная форма активного залога (действительного), когда субъект действия занимает позицию подлежащего и выступает (как, например, в русском языке) в именительном падеже, а объект действия занимает позицию прямого дополнения (т.е. выступает в винительном падеже), ср. рус .рабочие строят доле, и формы пассивного (страдательного) залога, когда субъект действия занимает позицию присказуемостного дополнения и выступает (как в русском языке) в творительном падеже, а объект действия занимает позицию подлежащего и выступает в именительном падеже (ср. рус. дом строится рабочими). Эти формы являются центральными формами категории залога. Они присутствуют во многих языках мира, хотя некоторые языки имеют более разветвленную систему залоговых форм (в якутском языке, например, их насчитывается пять: активный, страдательный, возвратный, совместно-возвратный и побудительный залог).

В языках флективного типа с богатой морфологией существует и классификация глаголов по формально-грамматическим разрядам, определяющим типы их спряжения (ср., например, в русском языке глаголы первого и второго спряжения или в германских языках — сильного и слабого спряжения), а также по лексико-грамматическим разрядам, обозначающим способ глагольного действия (ср., например, способы глагольного действия в русском языке: начинательный — запеть, ограничительный — постоять, многократный — хаживать, окончательный — отзвучать и др.).

К словам-названиям в европейской грамматической традиции относят также наречия и числительные.

Наречие — это лексико-грамматический класс неизменяемых слов, обозначающих признак признака, действия или предмета (ср. рус. очень близкий человек, бежать быстро, яйца всмятку). В предложении они выступают как обстоятельства, реже как определения. Предикативная функция наречию в основном не свойственна, лишь иногда они могут выступать в роли именной части составного именного сказуемого. К основным морфологическим признакам наречия относятся: отсутствие форм словоизменения (за исключением степени сравнения, свойственной только качественным наречиям), лексическая и словообразовательная соотнесенность со знаменательными словами, наличие особых словообразовательных аффиксов, используемых при образовании наречий, ср. рус. -о (быстро), -ски (дружески), -ому (по-доброму) и др.; лат. -ter (foitis ‘храбрый' и foititer ‘храбро'); англ, -ly (warm ‘теплый' и warmly ‘тепло'); франц. -ment (pa?ticu!ier ‘особый' и particulierement ‘особенно') и т. д.

По своему лексическому составу наречия делятся на два лексикограмматических разряда — качественные и обстоятельственные. Качественные наречия передают различные виды общего значения качественности, свойственности, интенсивности, степени качества (ср. рус. весело, по-лисьи, весьма, едва-едва и др.). В тех языках, где качественные наречия отсутствуют, их роль берет на себя, как правило, прилагательное. Обстоятельственные наречия выражают обстоятельственные признаки, внешние по отношению к их носителю: места (ср. рус. близко), времени (ср. рус. завтра), причины (ср. рус. сгоряча), цели (ср. рус. назло).

Числительное — это лексико-грамматический класс слов, обозначающих число, количество, меру (ср. рус. пять, дважды, много). Как часть речи числительное во многих языках оформилось сравнительно недавно, источником его являются так называемые счетные слова (или слова-классификаторы): так, например, числительное пять во многих языках восходит к слову рука, чукотское мынгыткеп ‘десять' дословно переводится как ‘две руки', а эскимосское югинак ‘двадцать' буквально означает ‘весь человек', т. е. все пальцы на руках и ногах. Многие современные языки до сих пор сохраняют указание на связь числительных с названиями руки человека, ср. итальянское слово le dita, которое означает и ‘числа до десяти' и ‘пальцы' или русское перечесть по пальцам, говорящее о том, что у наших предков счет был связан с пальцами. В языках Новой Гвинеи счет осуществляется путем сопоставления не только с пальцами, но и фалангами пальцев, с запястьем, локтем, плечом, грудыо и т. д., г. е. в качестве опоры в системе счета используется человеческое тело.

Организация категории числа во многих языках мира указывает на то, что у большинства народов господствует не десятеричная, а двадцатсричная система исчисления (ср., например, во французском языке восемьдесят передается как quatre vingt, т. е. «четырежды двадцать»; то же наблюдается во многих иранских языках, германских, кельтских, в албанском языке), а в некоторых языках Западной Африки в основе этой системы лежит числительное сорок (т.е. восемьдесят в них передается как «дважды сорок»). Интересно, что в русском языке до сих пор сохраняется выражение сорок сороков для обозначения очень большого числа.

Специфической грамматической чертой числительных является их сочетаемость с существительными, обозначающими считаемые предметы: в одних случаях они управляют существительными (ср. рус. три стола), в других — согласуются с ними (ср. у многих студентов). Другой особенностью числительных является их отношение к числу: передавая понятие числа, числительное обычно категорией числа не обладает (ср. как исключение в русском языке числительное один ~ одни). В академической грамматике современного русского языка к числительным относятся количественные числительные (передающие понятие числа в чистом виде, ср. три, пять) и собирательные (обозначающие совокупность однородных предметов, ср. двое, трое), порядковые же числительные (второй, четвертый) рассматриваются как относительные прилагательные.

Являясь универсальной лингвистической категорией, числительные имеют разную организацию в языках мира. Различия наблюдаются не только в классификационных видах числительных, но и в их грамматических свойствах, которые позволяют рассматривать числительные в разряде существительных, прилагательных или наречий. Различия прослеживаются и в способности числительных сочетаться с другими словами, например, в нивхском языке (коренного населения о. Сахалин) имеется 26 типов числительных, неодинаково сочетающихся с названиями предметов разных классов: живых, длинных, круглых, плавающих и т. д. Это свидетельствует о том, что в этом языке у числительного еще не сложилось свое абстрактное значение, поэтому при сочетании с именами, обозначающими одно и то же количество разных предметов, употребляются разные числительные (например, пять лодок будет передано числительным т’ом, пять нарт — числительным т’орш, пять связок рыбы — т'ор и т. д.).

Частям речи, называющим предмет, признак, процесс, количество и т. д. (г.е. существительным, прилагательным, наречиям, числительным) противостоят местоимения, не имеющие собственного предметно-логического содержания. Между тем именно местоимения, но мнению многих ученых, являются древнейшими словами в языке. Не случайно они представляют собой лингвистическую универсалию, так как во всех языках мира местоимения используются для выделения говорящего и собеседника, а также для указания на предмет или лицо, не участвующее в речи.

Местоимения — это часть речи, объединяющая в своем составе слова, указывающие на предмет, признак или количество, но не называющие их. Являясь своего рода заместительными словами, местоимения образуют свою особую систему, параллельную системе существительных, прилагательных, числительных. Одни местоимения указывают на предметы (в грамматическом смысле слова), поэтому их называют местоименными существительными (ср. рус. я, ты, мы, вы, он, себя, кто, что, никто, ничто, некто, нечто и др.), другие указывают на признаки предмета, поэтому их называют местоименными прилагательными (ср. рус. мой, твой, свой, наш, ваш, этот, такой, чей, всякий и др.), третьи указывают на обобщенное количество, поэтому их называют местоименными числительными (ср. рус. сколько, столько, несколько). Вместе с тем местоимения имеют и некоторые свои, отличительно характеризующие их категории: 1) лицо — вещь (ср. кто — что)', 2) далекое — близкое (ср. то — это), а также синтаксические особенности, связанные с их сочетаемостью (ср. невозможность сочетания притяжательных местоимений с глаголами или личных местоимений с прилагательными-определениями).

В некоторых языках функцию слов-заместителей могут выполнять также наречия (так называемые местоименные наречия) и глаголы (местоименные глаголы). Местоименные наречия указывают на обобщенно-обстоятельственное значение (ср. рус. где, куда, здесь, там и др.), заместительной функцией обладают наречия, генетически связанные с местоимениями. Местоименные глаголы указывают на обобщенно-процессуальное значение (ср. монг. ингэх тэгэх ‘делать так'). Местоименные глаголы типологически более редкий класс слов-заместителей, однако они встречаются в татарском, монгольском, в ряде европейских языков, в частности, во французском и английском языках (ср. англ, глагол to do при замещении им глагольной группы, с которой он связан анафорически, когда в значение одного выражения входит отсылка к другому).

Местоимения, таким образом, представляют собой особую часть речи, отличительным признаком которой является указательная и заместительная функция. Именно поэтому в грамматиках разных языков местоимения часто распределяются по другим частям речи, см., например, академическую грамматику русского языка, в которой в состав местоимений включены только местоименные существительные, замещающие лицо или предмет (типа я, ты, мы, вы, он она, оно, они, себя и др.), тогда как остальные рассматриваются в разряде прилагательных, числительных и наречий.

Служебные части речи образуют свою подсистему, степень развития которой в разных языках неодинакова (особенно высока она в языках аналитического типа). Будучи семантически пустыми, служебные части речи нагружены функционально. Они участвуют в образовании различных аналитических форм (вспомогательные глаголы, предлоги, послелоги, артикли, союзы, детерминативы, частицы, указатели степени и т. д.). Уступая знаменательным словам, но численности, служебные части речи превосходят их, как правило, по частотности употребления.

Система частей речи в каждом языке складывалась постепенно, претерпевая определенные изменения. Как предполагают ученые, многие части речи исторически были связаны между собой. В основе существительного и прилагательного, например, лежало недифференцированное имя с предметно-качественным значением, которое со временем превратилось в название предмета или признака (в тюркских языках и в настоящее время употребляется недифференцированное имя, ср. узб. узун ‘долгий и долгота'; кирг. темир ‘железо и железный'). В некоторых языках (например, в ненецком, нивхском), где граница между прилагательным и глаголом размыта, выделяется особый класс качественных глаголов, обозначающих качественный признак в динамике как процесс (ср. нивх, пилд' ‘быть большим', кылд' ‘быть длинным'; ненец, мерець ‘быть быстрым', ныхыцъ ‘быть сильным')^[6].

• [1] Аксаков К. С. Опыт русской грамматики. Соч. Т. 3. М., 1880. С. 36.
• [2] Атлас языков мира … С. 52.
• [3] Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 70.
• [4] Плунгян В. А. Почему языки такие разные? М., 2001. С. 132.
• [5] Камчатное А. М. у Николипа //. А.

  Введение

  в языкознание. С. 121.

• [6] Камчатное А. М. у Николипа //. А.

  Введение

  в языкознание. С. 133.