Иларион Киевский. 
История правовой мысли россии

О жизни и деятельности митрополита Илариона мы знаем из сообщений древнерусских летописей, которые характеризуют его как «мужа книжного». Как пресвитер придворной церкви святых Апостолов в княжеском селе Берестове, Иларион был знаком князю Ярославу Мудрому. По некоторым причинам Ярослав вместе с советом епископов решил поставить Илариона митрополитом русской церкви в нарушение долгой традиции назначения митрополитов из Византии. Каковы же эти причины? В этой связи можно вспомнить летописные сообщения из той же «Повести временных лет» о просветительской деятельности князя Ярослава Владимировича, которые во время своего княжения в Новгороде распорядился собрать детей старост и священников для обучения их чтению и письму. Тяга князя Ярослава к книжности и стремление к ее распространению на Руси засвидетельствована в еще одном сообщении «Повести временных лет» — он, «собрав писцов многих», организовал перевод греческих книг, благодаря чему при Софийском соборе в Киеве была устроена первая библиотека. По всей видимости, на фоне общей малограмотности туземного духовенства «книжный муж» Иларион показался Ярославу Мудрому достойным проводником тех начинаний, которые по тем или иным причинам не решался доверить греческим и южнославянским священникам, приехавшим из Византии.

Тот факт, что именно русский священник занимает пост митрополита, расценивается многими историками как начало борьбы за независимость русской церкви от греческой, и, следовательно (с учетом доминирования религиозной проблематики в культурной жизни), как признак становления, обособления русской культуры, претендующей на самостоятельность по отношению к византийской цивилизации. К этим признакам можно отнести также составление церковного устава — Судебника, чье содержание хоть и повторяло номоканоны византийской церковной традиции, но символизировало желание устроителей Русской церкви показать ее автономию особенно в тот момент, когда, по словам летописца, «вера христианская плодиться и расширяться».

С историческими и политическими событиями той эпохи связан смысл главного произведения Илариона — «Слова о законе и благодати». Так принято кратко называть произведение, имеющее более развернутое название «О законе, данном через Моисея, и о благодати и истине, явленной Иисусом Христом, и о том, как закон миновал, а благодать и истина наполнила всю землю и вера распространилась во всех народах вплоть до нашего народа русского; и похвала великому князю нашему Владимиру, которым мы были крещены; и молитва к Богу от всей земли нашей». В данном случае название отражает и содержание произведения, и его композицию, состоящую из 3-х частей: «о законе и благодати», о значении христианства для Руси, похвала князьям Владимиру и Ярославу. Данное произведение построено по всем правилам ораторского искусства, по-видимому, не без влияния письменной культуры и риторского искусства Византии того времени: общие рассуждения на затронутую в первой части сочинения тему соотношения закона и благодати служат посылками для доказательства действия Божественного промысла в деле крещения Руси.

Иларион начинает цепь своих доказательств с изложения причин и механизмов действия Божественной воли во всемирной истории. Вместе с тем, он не делает обширных экскурсов в ветхозаветную и новозаветную эпохи, как это было принято в христианской историографии Византии, а предпосылает описанию действия Благодати на русский народ общие философские соображения о причинах исторического прогресса. Видимо, для русичей той эпохи цитаты из Священного писания еще не были значимы и убедительны, поэтому их место в данном произведении вторично. Для пояснения своих идей Иларион все же обращается к библейским сюжетам. Ветхий завет через пророка Моисея был дан людям, чтобы они не погибли в «идольском мраке» и путем механического соблюдения закона сумели спастись среди языческого многобожия. Этот закон был известен только древним евреям, роду Авраамову, и не получил распространения среди других народов. Из-за своей национальной ограниченности закон «обветшал» и был лишь тенью истины, которую не переставали искать ветхозаветные пророки. Новый завет приходит на смену начальному периоду истории, где «оскверненный сосуд» — человеческое естество — было омыто водой закона и подготовлено к восприятию благодати. При этом благодать уже оказывается не узконациональным явлением, а достоянием всех людей, которые равны друг перед другом в служении Духу. По мнению Илариона, то, что благодать дошла и до русской земли, показывает не простую историческую случайность и не стечение политических событий, а указывает на наличие божественного попечения о русском человеке — «но помиловал нас Бог, и воссиял в нас свет разума к познанию Его».

Теоретическое осмысление христианизации Руси и значения этого факта для всемирной истории сменяется летописным повествованием о деяниях князя Владимира и его «верного восприемника» — князя Ярослава. В контексте своих теоретических рассуждений Иларион считает, что Владимир крестил Русь не благодаря византайскому политическому влиянию и не из надежды на дипломатические выгоды от союза с Византией, а благодаря озарению Высшей силы, которая благодатно устроила данное историческое событие. Отсюда Иларион выводит, что Владимир достоин равного с апостолами почитания и сравнивает великого русского князя с императором Константином Великим, утвердившим христианство в Западной и Восточной Европе. То, что в построениях Илариона великий князь становится прямым проводником Божественной воли, показывает, что русскому мыслителю были чужды представления западной ветви христианства о посреднической роли Церкви между Богом и человечеством, равно как и западно-христианские идеи разделения функций светской и церковной властей. Это тем более показательно, что время написания «Слова» совпадает с известными событиями, в результате которых в середине XI в. произошло разделение православной и католических ветвей христианства.

Подытоживая, можно увидеть, что Иларион в «Слове о законе и благодати» искусно соединил философскую и богословскую мысль достаточно высокого уровня абстракции с видением исторической роли русского народа. Кроме «Слова о законе и благодати», Илариону принадлежат также «Молитва» и «Исповедание веры» — сочинения, настолько близкие к «Слову» по своему стилю и содержанию, что долгое время церковная традиция рассматривала их как единое произведение. Значение этого памятника русской мысли для средневековья огромно — многие последующие авторы в своих сочинениях воспроизводили стиль изложения мысли (общая историко-философская схема, применительно к которой делались оценки современной авторам действительности), риторические приемы, а иногда средневековые мыслители заимствовали целые фрагменты «Слова». В этом плане «Слово о законе и благодати» можно охарактеризовать как одну из вех становления письменной русской культуры, не говоря уже о значении его для правового развития той эпохи, когда представления людей еще воспринимали право в его нераздельном, синкретичном единстве с другими (моральными, магическими, религиозными) регуляторами. Закон в этом замечательном сочинении был уже отделен от благодати, то есть от религиозной системы координат поведения, которая получала высшее значение по сравнению с позитивными нормами и установлениями, значение которых при этом не отрицалось, а лишь помещалось ниже в иерархии мироустройства. Хоть аналогий между Ветхим заветом, Законом в терминологии «Слова», и позитивным законом Иларион не проводит, но деление между позитивными установлениями власти и божественными заповедями достаточно быстро было найдено и обосновано средневековыми мыслителями, последователями Илариона.