Система сакрализации. 
Культура и религия: сакрализация базовых идеалов

Церковь и государство вырабатывают сложную и тонкую систему защиты и трансляции священного отношения людей к базовым идеалам сложившейся культуры. Трансляция осуществляется согласованными между собой методами и средствами всех форм общественной жизни. Среди них — жесткие нормы права и мягкие приемы искусства. Индивид с пеленок и до гробовой доски погружен в генерируемую семьей, родом, племенем и государством систему сакрализации. Он вовлекается в церемонии, ритуальные действия, совершает молитвы, обряды, соблюдает посты и множество иных религиозных предписаний.

Сакрализации, прежде всего, подвергаются нормы и правила отношения к ближнему и дальнему, семье, народу, государству и Абсолюту. Пример сакрального предмета — икона. Икона (как и храм) есть священная духовная модель Вселенной и место присутствия благодати. В русской классической иконе воплощаются такие культурные универсалии, как истина, София, добро, зло, любомудрие, красота, долг, спасение, личность, человек.

Вот другой пример сакрального — декалог Моисея:

«Я Бог твой и не будет у тебя богов, кроме меня. Не сотвори себе кумира и всякаго подобия того, что на небе вверху, и на земле внизу, и на воде, под землею. Не произноси имени Господа Бога твоего всуе. Помни день субботний, чтобы святить его, шесть дней работай и делай дела свои, день же седьмой — суббота Господу Богу твоему. Чти отца и матерь твою, чтобы продлились дни твои на земле. Не убий. Не прелюбодействуй. Не укради. Не лжесвидетельствуй. Не желай дома ближнего твоего, нс желай жены ближнего, ни раба его, ни рабыни его и ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20, 1—17).

Систему сакрализации составляют:

• 1) сумма священных для данного общества идей (идеология);
• 2) психологические приемы и средства убеждения людей в безусловной истинности этих идей;
• 3) специфические знаковые формы воплощения святынь, сакраментальных и враждебных символов;
• 4) особая организация (например, церковь);
• 5) специальные практические действия, обряды и церемонии (культ).

На создание такой системы требуется немало времени, она впитывает в себя прошлые и вновь возникшие традиции. Сакрализация, прежде всего, обеспечивается субъективными актами веры, предметом веры и религиозными авторитетами. Благодаря сакральным традициям и существующей системе сакрализации общество добивается воспроизводства определенной религии во всех своих горизонталях (социальные группы, классы) и вертикалях (поколения).

Если избранный объект сакрализован, то в его реальность верят сильнее, нежели в эмпирически данные вещи. Когда говорят, что Бог свят, то имеют в виду либо святое отношение к нему людей, либо всесовершенство Бога и его любовь к людям; в этих же двух смыслах говорят о Святом Духе. Идеал сакрального героя люди носят в своем сердце. Сакральное чувство цельно, и яд сомнения для него смертельно опасен. И все же между верой, полуверием и неверием трудно провести четкие границы.

Для верующего больше волнений доставляет не столько приверженец иной конфессии, сколько единоверец-диссидент, ревизионист, вероотступник, еретик. Возможно, это связано с боязнью верующего начать сомневаться в своей вере, подобно собрату-еретику. К тому же сами тексты святых книг подчас дают повод для серьезных сомнений и недоумений.

Вот два типичных примера из Библии. В Ветхом Завете сказано, что Бог предупредил Адама под страхом смерти не вкушать от древа познания добра и зла, «…ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2, 17). Змей же возразил: «…нет, не умрете. Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3, 4—5). Когда Адам и Ева все же вкусили запретный плод, то Бог сказал: «. .вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы (он) не стал жить вечно» (Быт. 3, 23). Замыслив лишить человека вечной жизни, Бог изгнал его из сада Эдемского.

Итак, Адам вовсе не умер в тот день, когда вкусил запретный плод. Более того, он (согласно Библии) прожил после высылки из Эдема 930 лет. Выходит, прав в данном случае не Бог, а змей? В Библии нет богооправдательных разъяснений данного казуса.

В Новом Завете говорится, что Иисус Христос завещал своим последователям совершать тотемистическое таинство святого причастия: символически вкушать его тело и пить богочеловеческую кровь. Внятного разъяснения смысла «спасения через символическое людоедство» в Библии нет, из-за чего возникают не только позитивные, но также сатанинские интерпретации сути христианства.

Священник может посоветовать сомневающемуся не брать утверждения Библии буквально, многозначительно намекая, что священный текст зашифрован и что код шифра доступен только посвященным. Резонно спросить такого экзегета, откуда он знает про шифр и почему Библию не расшифровали (за две тысячи лет!) для профанов? Если же она рассчитана на горстку мистов, то с какой целью ее продолжают издавать многомиллионными тиражами, а не в количестве сотни штук? Не разумнее ли издавать для народа расшифрованный и внятный сакральный текст?

Высшая степень сакрального отношения — с в я т о с т ь, т. е. праведность, благочестие, богоугодность, проницание деятельной любовью к Абсолюту и освобождение себя от импульсов себялюбия. Всякая религиозность сопряжена с сакрализацией, но не каждый верующий на практике способен стать святым. Святых немного, их пример служит ориентиром для обычных людей. Степени сакрального отношения: фанатизм, умеренность, индифферентизм.

Стабильность сакрализованной системы ценностей не абсолютна, и со временем относительность и обмирщение священных идеалов может усиливаться. Когда процент диссидентов и клятвопреступников внутри определенной конфессии невелик (как правило, не более пяти процентов), то в борьбе с ними религия крепнет и находит новые изощренные способы самозащиты. В этом смысле диссидентство и направленная против него инквизиция есть своего рода благо для религии и церкви. Когда же количество диссидентов внутри конфессии или государственной религии резко возрастает, то система сакрализации начинает давать сбой: религия может расколоться на секты, стать чем-то профанным (обыденным, земным, низким), утратить связь с душами основной массы верующих или вообще исчезнуть в своей прежней форме.

Вот что пишет К. Юнг о десакрализации христианских идеалов: «Предпринятый Реформацией штурм образов буквально пробил брешь в защитной стене священных символов Большие и малые, всеобщие и единичные, образы разбивались один за другим, пока, наконец, не пришла царствующая ныне ужасающая символическая нищета. Тем самым ослаблялись и силы церкви: она превратилась в твердыню без бастионов и казематов, в дом с рухнувшими стенами, в который ворвались все ветры и невзгоды мира Боги Эллады и Рима гибли от той же болезни, что и наши христианские символы. Как и сегодня, люди тогда обнаружили, что ранее совсем не задумывались о своих богах. Чужие боги, напротив, обладали нерастраченной Мана. Их имена были необычны и непонятны, деяния темны в отличие от хорошо известной скандальной хроники Олимпа.

Азиатские символы были недоступны пониманию, а потому нс казались банальными в отличие от собственных состарившихся богов. Тот, кто сегодня пытается, подобно теософам, прикрыть собственную наготу роскошью восточных одежд, просто неверен своей истории. Сначала приложили все усилия, чтобы стать нищими изнутри, а потом позируют в виде театрального индийского царя. Мне кажется, что лучше уж признаться в собственной духовной нищете и утрате символов, чем претендовать на владение богатствами, законными наследниками которых мы ни в коем случае не являемся" (Юнг К. Г. Об архетипах коллективного бессознательного// Вопр. философии. 1988. № 1. С. 138—139).

В условиях, когда религия профанируется и профанное становится высшей ценностью, в обществе возникает острая тоска по сакральному. Существует своего рода тенденция сохранения сакральности путем ее превращения в другие формы: сакральное профанируется, а профанное сакрализуется. Так, в эпоху Реформации под лозунгом религиозного обновления общества профанизировались прежние церковные таинства, провозглашалась независимость мира от церкви; в то же время сакрализовался каждодневный труд людей, который служил доказательством их угодности Богу.

Другой пример: прогресс демократизации и модернизации, происходящий в сегодняшней России, вызвал параллельную активизацию носителей архаического языческого сознания и маргинальной культуры оккультизма; сакральный архетип Ленина-вождя латентно вытесняется молитвенным почитанием царя-мученика Николая II, а в Интернете появляются также иконы Иосифа Сталина с мечом в правой руке и Библией — в левой.

Особое место в системе сакрализации играют священная клятва и проклятие. Клятва приобщает индивида к религиозной общности, придает его жизни ощущение истинности и магически соединяет его с культовым объектом. Напротив, проклятие отсоединяет проклинаемого человека от общины, накладывает на его убеждения печать ложности и разрывает его связь с сакральной реальностью.

В традиционных культах клятва всегда связана с образом божества. Так, древние греки и римляне клялись Зевсом (Юпитером) и другими богами, а христиане клянутся Богом, Иисусом Христом, Девой Марией, святыми. Для религиозной публичной клятвы характерен особый ритуал, она часто сопряжена с какимнибудь предметом (жертвенным животным, священной книгой и т. п.).

Антипод сакральной клятвы — религиозное проклятие, т. е. торжественное осуждение клятвопреступника, например, объявление ему в церкви «великого отлучения», анафемы. «Сакральное, Божественное — это сверхчувственная природа клятвы и проклятия, — пишет С. И. Орехов.— Здесь воплощаются основные мировоззренческие установки религиозного сознания. Бог выступает и наблюдателем, и свидетелем принесения клятвы, и конечной целью, во имя которой она свершается, и той грозной силой, которая должна покарать клятвопреступника: от его имени будут предавать анафеме» (Орехов С. И. Клятва и проклятие как элементы религиозного культа // Отношение человека к иррациональному. Свердловск, 1989. С. 213).

Через священное чувство тяготения к Абсолюту сакрализуется любовь человека к человеку. Подвижник IV в. авва Дорофей пояснил этот феномен следующей аналогией. «Представьте себе круг, и в центре его Бог. От окружности круга люди стремятся к Богу. Пути их жизни — это радиусы от окружности к центру. Поскольку они, идя по этим путям, приближаются к Богу, постольку они делаются ближе друг к другу в любви своей, и поскольку они любят друг друга, постольку они делаются ближе к Богу» (цит. по: Лодыженский М. В. Свет незримый. Пп, 1915. С. 234).