Человек как проблема

В 1754 г. французский просветитель Дени Дидро (1713—1784) опубликовал серию афоризмов, озаглавленных «Мысли к истолкованию природы». В этом произведении он заявил, что приоритет математики в сфере науки уже более не является неоспоримым. Математика, утверждал он, достигла столь высокой ступени совершенства, что дальнейший прогресс невозможен. Следовательно, математика должна остаться неизменной.

«Мы приблизились ко времени великой революции в науках. Принимая во внимание склонность умов к вопросам морали, изящной словесности, естественной истории, экспериментальной физики, я решился бы даже утверждать, что не пройдет ста лет, как нельзя будет назвать трех крупных геометров в Европе. Эта наука остановилась на том уровне, на который ее подняли Бернулли, Эйлеры, Мопертюи, Клеро, Фонтены, Д’Аламберы и Лагранжи. Они как бы воздвигли геркулесовы столпы. Дальше идти некуда»^[1].

Дидро — один из виднейших представителей философии Просвещения. Б качестве издателя «Энциклопедии» он находился в самом центре всех крупных интеллектуальных движений своего времени. Никто не имел столь ясных взглядов на общее развитие научного знания. Никто другой так остро не чувствовал все основные современные ему тенденции XVIII в. Тем более характерно и примечательно, что, представляя все идеалы Просвещения, Дидро начал сомневаться в абсолютной правоте этих идеалов. Он ожидал возникновения новой формы науки — науки более конкретной, основанной скорее на наблюдении фактов, чем на утверждении общих принципов. Согласно Дидро, люди слишком переоценили свои логические и рациональные методы.

Мы знаем, как сравнивать, организовывать, систематизировать познанные факты, но мы не развили те методы, с помощью которых можно было бы открывать новые факты. Мы заблуждаемся, полагая, что человек, неспособный сосчитать свой капитал, находится в том же положении, что и тот, кто вообще его не имеет. Но близится время, когда мы преодолеем этот предрассудок и поднимемся на новую, самую высокую вершину в истории естественных наук.

Э. Кассирер спрашивает: «Сбылось ли пророчество Д. Дидро? Подтвердило ли развитие наук в XIX в. его точку зрения?». По мнению немецкого философа, в одном отношении ошибка Дидро очевидна. Его предсказание, что математическая мысль остановится, что математики XVIII в. воздвигли геркулесовы столпы, полностью доказало свою ложность. Всюду в науке XIX в. мы встречаемся с триумфальным шествием новых математических идей и понятий.

И тем не менее предсказание Дидро содержало элемент истины. Иерархия внутри интеллектуальной сферы в известной мере изменилась. Биологическая мысль взяла верх над математической. В первой половине XIX в. метафизик Иоганн Гербарт (1776—1841) и психолог Густав Фехнер (1801—1887) лелеяли надежду основать математическую психологию. Но эти проекты быстро исчезли после появления книги Чарльза Дарвина (1809—1882) «Происхождение видов» (1859).

Проблема человека занимает одно из центральных мест в философии французского Просвещения. Трактовалась она с позиции последовательного материализма. Это относится к Жюльену Ламетри (1709—1751), Клоду Гельвецию (1715—1771), Полю Анри Гольбаху (1723—1789). Собственное понимание человека французские материалисты противопоставили религиозно-философской антропологии, решительно отвергая дуализм — философское учение, исходящее из признания равноправными двух начал — духа и материи.

Соответственно философы критиковали такое представление о человеке, когда обнаруживалась его двойственная природа: сочетание телесной, материальной субстанции и нематериальной, бессмертной души. Но среди французских мыслителей были и такие, которые стояли на позициях деизма. Деизм — доктрина, которая признает Бога как мировой разум, сконструировавший целесообразную «машину природы» и давший ей законы и движение, но отвергает дальнейшее вмешательство Бога в самодвижение природы и не допускает иных путей к познанию Бога, кроме разума.

В истолковании человеческой природы Франсуа-Мари Аруэ, известный под псевдонимом Вольтер (1694—1778), выступил противником Б. Паскаля, отвергая главную его мысль о том, что человек — одно из наиболее слабых и ничтожных существ в природе, своего рода «мыслящий тростник». «Я осмеливаюсь, — писал Вольтер, — стать на защиту человечества против этого возвышенного мизантропа (имеется в виду Паскаль. — 77. Г.); я осмеливаюсь утверждать, что мы не так злы и не так жалки, как он говорит… Я даже считаю, что все недавно выпущенные книги, направленные на обоснование христианской религии, более способны шокировать, чем служить поучению»¹.

По мнению Вольтера, человек — вовсе не загадка. Он занимает свое место в природе, более высокое, чем животные… Так же как и все, что нас окружает, он причастен добру и злу, удовольствию и страданию. Он наделен страстями, чтобы действовать, и разумом, чтобы управлять своими поступками. Если бы человек был совершенным, он был бы Богом… «Зачем нам приходить в ужас от нашего существа? Существование наше вовсе не так злосчастно, как нас хотят заставить поверить. Смотреть на вселенную как на карцер и считать всех людей преступниками, живущими в ожидании казни, — это идея фанатика; а полагать, что мир — это место услад, где люди должны лишь получать удовольствия, — это химерическая мечта сибарита. Мудрому человеку, по-моему, свойственно думать, что земля, люди и звери являются именно тем, чем им и надлежит быть в порядке, созданном провидением»^[2][3].

Предметом философии человека должна быть, согласно Вольтеру, человеческая природа. Именно ее распознавание есть проблема. Между тем взглядов на то, что такое человек, огромное множество. «Мало кто из людей воображает, будто имеет подлинное понятие относительно того, что представляет собой человек^[4]. У каждого свой образ — у короля, молодой парижанки, юного турка, священника. Но, создавая общую теорию человека, можно все-таки отыскать некие очевидные констатации. Одна из них — представление о человеке как об общественном существе.

«Разумеется, человека его инстинкт не толкает к образованию культурных сообществ, как у муравьев и пчел; но, если взглянуть на его потребности, его страсти и разум, сразу становится ясным, что он не мог долго оставаться совсем в диком состоянии»¹. Чем могла бы, следовательно, заняться философия человека? Она могла бы изучать общественную природу человека. Ведь согласно Жан-Жаку Руссо (1712—1778), все люди от природы равны. Это, разумеется, не означает, что сильный и слабый одинаковы по мощи. Они равны относительно права на жизнь. Но естественное неравенство усугубляется общественным неравенством в общественных условиях жизни.

Здесь-то и рождается уже знакомая нам антропологическая идея: человек таков, каким его делает общество. Так, у Гольбаха мы встречаем теорию социальной среды. Человек таков, каким его делает социальная среда. Если африканскому ребенку дать европейское воспитание и образование, то он будет отличаться от своих европейских собратьев только цветом кожи…^[5][6]

В отличие от французского немецкое Просвещение в целом не обращалось к традиционным антропологическим сюжетам. Нет у немецких просветителей непосредственных рассуждений о человеческой природе или человеческой субъективности. Речь идет то об особенностях национального характера, то о нравственном прогрессе человечества, то о гуманности. Собственно антропологическая тема кажется размытой, трудно извлекаемой из комплекса философского знания.

Немецкие просветители рассматривали себя в качестве своеобразных миссионеров разума, призванных открывать людям глаза на их природу и предназначение, направлять их на путь одухотворяющих истин. Ренессансный идеал свободной личности обретает в эпоху Просвещения атрибут всеобщности: должно думать не только о себе, но и о своем месте в обществе. В эпоху Возрождения человек, осмысливавшийся как абсолютное основание для природы, общества и истории, не был, однако, в полной мере соотнесен с социальностью, с общественной идеей. Просветители же стремились осознать специфику этих межчеловеческих связей. В центре их внимания — проблемы наилучшего общественного устройства, разработка программ общественных преобразований, максимально соответствующих человеческой природе.

Что же является главным, определяющим, по их мнению, в человеческой природе? Просветители убеждены, что всепроникающий Разум — глобальная черта, определяющая сущность человека. Особенно рационалистично раннее Просвещение. Это век рассудочного мышления. Однако постепенно наступает разочарование. Возникает вопрос: «Существуют ли пределы разума?». Тогда спасения ищут в «непосредственном знании», в чувствах, в интуиции. Но до тех пор пока любое приращение знания принимается за благо, идеалы Просвещения остаются незыблемыми.

Еще один характерный признак Просвещения — исторический оптимизм. Он основывается на представлении о разумности человека, на убеждении, что в человеческой природе масса прекрасных, положительных задатков. Что касается пороков, дурных поступков, страстей, то они преодолимы, изживаемы. Нет такой стороны человеческой натуры, которую нельзя облагородить, следуя меркам разума. Отсюда идея прогресса как возможность бесконечного совершенствования человека и человечества, «воспитания человеческого рода», изменения социальности на пути поиска наилучших форм человеческого существования.

Таким образом, Просвещение, одушевленное пафосом историзма, органического развития, рассматривающее неизбежный закон социальной динамики, обозначило ряд важнейших вех на пути к поискам индивидуальности, к созданию философской антропологии как самостоятельной области философского знания.

* * *.

Итак, следует различать философию человека как истерию философского постижения индивида и философскую антропологию. Все, что было накоплено в европейской традиции до XVIII в., можно считать предысторией философской антропологии. Но в XVIII в. возникает уже специализированное учение о человеке. Человек воспринимается не только как носитель тех или иных задатков, но и как философская проблема. Традиционно формирование философской антропологии связывают с именами Джамбаттисты Вико (1668—1744), с немецким мыслителем раннего Просвещения Христианом Вольфом (1679—1754) и с французскими материалистами. Однако окончательно философская антропология утвердилась как наука в творчестве Иммануила Канта.

• [1] Дидро Д. Мысли к истолкованию при роды.//Дидро Д. Соч. В 2 т. Т. 1.М. 1986. С. 335.
• [2] Человек. Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти ибессмертии. М., 1991. С. 303.
• [3] Там же. С. 304.
• [4] Там же. С. 305.
• [5] Человек. Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти ибессмертии. С. 306—307.
• [6] Краткая история философии. М., 1996. С. 350.