О политических воззрениях П. Чаадаева

П. Чаадаев хорошо понимал, что избранное им философское поприще требует некоторой дистанцированности от текущей жизни общества, прежде всего от политической. Более всего автор «Философических писем» ценил свободу мысли, а политическая ангажированность не способствует свободе и самостоятельности мышления. Именно поэтому он стремился поставить себя вне политических страстей, оставил государственную службу, возможно, обещавшую блестящие перспективы. Однако все эти факты, конечно, не говорят о том, что у него не было политических убеждений.

Философ считал, что Россия нуждается в глубоких политических и социально-экономических преобразованиях. Он обличал крепостное право, произвол правительственной бюрократии, ратовал за более демократическое государственное устройство. Однако глубина преобразований не означала для П. Чаадаева их революционной стремительности. Мыслитель не поддержал декабристов в соответствующих планах и намерениях, хотя среди деятелей движения было немало тех, с кем он был в тесных дружеских отношениях. Он осудил декабристов за политический авантюризм, считая их попытку не только бесперспективной, но и вредной. Такая оценка вполне соответствовала историософской идее Чаадаева, согласно которой совершенствование общества он видел на путях наполнения общественной жизни христианскими идеалами, усиления роли нравственного начала в обществе. Чаадаевские воззрения нельзя назвать республиканскими, притом что в его трудах часто прорывается глухое раздражение самодержавием. Скорее всего, его воззрения оставались монархическими при допущении некоторых ограничений власти монарха.

П. Чаадаев остро и едко критиковал такой род патриотизма, который он называл «патриотизмом лени». Лени, в первую очередь умственной, не позволяющей трезво взглянуть на отечественные недостатки, с тем чтобы иметь возможность их исправить. «Умственная лень препятствует тому, чтобы заполнить пустоту наших душ и дать плотность нашему расплывчатому сознанию».

Выше всего П. Я. Чаадаев ставил истину. Поэтому за всяким подчеркнутым возвеличиванием достоинств Родины он привык подозревать прикрываемое словесным патриотизмом нежелание считаться с истиной. Ложь и неискренность под маской патриотизма, особенно казенно-официального, — вот что вызывало его негодование. Гораздо менее чуток он был к другой опасности — к той, которая в качестве маски выбирает стремление к истине, когда под прикрытием борьбы за истину прячутся антипатриотизм и осознанно антироссийские устремления. Такое тоже, к сожалению, встречается не столь уж редко. В отличие от П. Чаадаева, мыслитель, о котором мы поведем речь далее, обладал ярко выраженной способностью распознавать не только друзей России, но и ее недоброжелателей, прячущихся под самыми разнообразными масками.