Отношение подростков к смерти и подростковые суициды

Отношение к смерти — одна из важнейших проблем в жизни каждого человека. Люди сталкиваются со смертью, с ее переживанием, осознанием, пониманием в очень раннем возрасте, нередко уже на втором году жизни. По мере взросления они проходят разные стадии изменения отношения к смерти вообще и к своей смерти в частности. Острота этой проблематики в период отрочества и юности состоит в том, что в это время многие молодые люди не только по-новому начинают относиться к смерти, но и нередко приходят к мыслям о самоубийстве и, более того, реально его совершают.

По данным Всемирной организации здравоохранения, во всем мире самоубийство входит в пятерку наиболее распространенных причин смерти в возрастной группе лиц 15—19 лет. Во многих странах оно выходит на первое или второе место в качестве причины смерти юношей и девушек этого возраста. При этом реальное число подростковых самоубийств, по-видимому, недооценивается, так как многие из них выглядят как несчастные случаи и квалифицируются как непреднамеренные или случайные. Методы самоубийств среди подростков в разных странах различаются: в некоторых наиболее распространенным методом является отравление пестицидами, в других отравление медикаментами или выхлопными газами, использование огнестрельного оружия и др. В большинстве стран мальчики совершают самоубийства намного чаще, чем девочки, но есть и такие, в которых частота самоубийств среди девушек 15—19 лет превышает этот показатель у юношей того же возраста. В последние десятилетия XX в. наблюдался относительный рост числа самоубийств у девушек.

Хотя суициды у юношей, в общем, встречаются чаще, число суицидальных попыток у девушек примерно вдвое больше, чем у юношей. Девушки, хотя и чаще страдают депрессией, могут обычно поделиться своими проблемами с подругами или взрослыми, им бывает легче обратиться за помощью, и это в итоге уберегает их от смертельного шага. Юноши чаще бывают агрессивными и импульсивными, к тому же они нередко совершают суицидальные действия под воздействием алкоголя или наркотиков, что повышает риск смертельного исхода.

Статистика фиксирует три пика увеличения числа суицидов и суицидальных попыток: юность, четвертый десяток жизни и старость (после 70 лег). Как пишет об этом Г. Чхаргишвили: «Три переломных времени жизни — взросление, вершина и увядание — каждое по-своему собирают жатву среди не умеющих взрослеть, не умеющих спускаться вниз и не умеющих стариться»^[1]. Причем, если взрослые и пожилые люди накладывают на себя руки по какой-то достаточно понятной причине (банкротство, крах семьи или карьеры, болезнь, одиночество и т. д.), то юноши и девушки, с невероятным легкомыслием принимая решение расстаться с жизнью, обычно делают это вообще без какой-либо видимой внятной причины.

Исследователи этой проблемы приходят к выводу о том, что чаще всего причинами самоубийств в отрочестве и юности оказываются причины, но сути, прямо вытекающие из возрастных особенностей психологии человека на этом этапе его жизни. По мнению того же Г. Чхартишвили, главными побудителями принятия молодым человеком решения уйти из жизни являются юношеский максимализм, экстремизм, а более всего то, что еще не выработалась привычка жить.

Психиатры говорят о специфичной для переходного возраста «метафизической интоксикации», имея в виду «отравление» подросткового сознания экзистенциальными вопросами о смысле бытия. Мучительный для некоторых подростков поиск ответов на «вечные вопросы», невозможность в силу типичных для возраста творческих порывов в сочетании с максималистскими критериями оценки результатов творчества найти эти ответы, определить свое место в мире и т. п. — довольно типичная причина подростковых самоубийств.

В определенном смысле способность к творчеству и потребность в творчестве, которые в отрочестве бывают присущи даже тем, кого впоследствии вряд ли можно будет назвать творческим человеком, можно рассматривать как предиктор подросткового суицида. В пользу этого тезиса говорит то, что многие творческие люди — писатели, поэты, художники — в юности довольно серьезно думали о самоубийстве или даже совершали суицидальные попытки. Обсуждая этот аспект проблемы подростковых суицидов, Г. Чхартишвили в качестве иллюстрации приводит такой фрагмент из «Исповеди» Л. Н. Толстого:

«Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни. Мысль эта была так соблазнительна, что я должен был употреблять против себя хитрости, чтобы не привести ее слишком поспешно в исполнение. Я не хотел торопиться только потому, что хотелось употребить все усилия, чтобы распутаться! Если не распутаюсь, то всегда успею, говорил я себе. И вот тогда я, счастливый человек, вынес из своей комнаты, где я каждый вечер бывал один, раздеваясь, шнурок, чтобы не повеситься на перекладине между шкапами, и перестал ходить с ружьем па охоту, чтобы не соблазниться слишком легким способом избавления себя от жизни»^[2].

Работ, посвященных психологическому исследованию отношения детей и подростков к смерти, не так много, в том числе и потому, что проводить такого рода исследования сложно по этическим соображениям. Возможно, именно поэтому высказываемые на этот счет соображения принадлежат, главным образом, представителям психоанализа, которые базируют их на своем клиническом опыте. Нельзя здесь же не отметить, что психоаналитиков обычно в значительно большей степени интересуют собственно детский возраст, и в меньшей — периоды отрочества, юности и взрослости. Примером могут служить интереснейшие рассуждения И. Ялома о возникновении переживания и понимания смерти и об их трансформации, почти полностью сфокусированные на периодах раннего и дошкольного детства^[3]. Отмечая, что на сегодняшний день не существует единой точки зрения на происхождение и динамику отношения к смерти, он высказывает свою идею, которая состоит в том, что вначале — очень рано — ребенок «вдруг» оказывается «знающим» о смерти слишком много и лишь потом, постепенно, становится готов принять то, что исходно знал. (Противоположная точка зрения состоит в том, что сознавание и понимание смерти происходят по мере взросления.) По И. Ялому, осознание смерти детьми и используемые ими способы справляться со страхом смерти различны в разном возрасте и проходят через закономерную последовательность этапов.

Применительно к интересующему нас возрасту обратим внимание на два упоминаемых И. Яломом исследования. В первом его авторы — М. Макинтайр, К. Энгл и Л. Штрумлер — проанализировали ответы 598 детей на вопрос, знает ли мертвый четвероногий домашний питомец о том, что его хозяин скучает, но нему, 7-летние дети в значительно большей мере, чем 11- и 12-летние готовы были признавать окончательность и необратимость смерти. В другом исследовании, проведенном И. Александером и А. Адлерштейном, принимали участие испытуемые в возрасте от 5 до 16 лет. Им предъявлялись связанные со смертью слова вперемежку с нейтральными словами, и при этом измерялась кожно-гальваническая реакция (КГР) в ответ на эти слова. Разделив своих испытуемых на три группы — детскую (5—8 лет), препубертатную, или латентную, (9—12 лет) и пубертатную (13—16 лет), они показали, что в первой и в третьей группе эмоциональная реакция на связанные с темой смерти слова значительно выше, чем во второй. Трактовка полученного факта сводилась к обычному фрейдовскому представлению о латентной фазе как о спокойном периоде, «золотом веке» детства, когда дети слишком увлечены делами и удовольствиями повседневной жизни, чтобы думать о смерти. И. Ялом, однако, не соглашается с таким объяснением, полагая, что тревога смерти вовсе не уменьшается в латентный период, напротив, эта беззаботность «золотого века» порождена именно тревогой смерти. Просто сознавание смерти в этот период так же «латентно», как инфантильная сексуальность. Но с наступлением пубертата выработанные ранее механизмы защиты теряют свою эффективность. Как пишет об этом И. Ялом, «детские механизмы отрицания перестают быть эффективными. Интроспективные тенденции и возросшие ресурсы позволяют подростку вновь встретиться с неизбежностью смерти, терпеть тревогу и искать альтернативный путь сосуществования с фактами жизни»^[4].

Вопрос о том, является ли переходный возраст периодом, когда человек оказывается в наибольшей степени охвачен переживаниями по поводу человеческой смертности или, напротив, более всего равнодушен к этому, остается открытым, имея сторонников с той и другой стороны.

Большое распространение получили идеи, высказанные в связи с этим Д. Элкиндом^[5]. Как было сказано выше, развивая представления Ж. Пиаже о детском эгоцентризме, он выдвинул положение о том, что в своеобразной форме феномен эгоцентризма существует и в эпоху взросления. Одним из проявлений подросткового эгоцентризма является «личный миф» вера подростка в собственную неуязвимость и бессмертие. «Кто-то может умереть, но не я», в глубине души считает подросток. По Д. Элкинду, убежденность в собственной неуязвимости и бессмертности бывает наиболее сильна в период 12—15 лет, постепенно затем уменьшаясь по мере становления формально-операционального мышления и ухода от эгоцентрического взгляда на мир в сторону понимания внутреннего мира других людей.

Позитивное значение феномена «личного мифа» Д. Элкинд видит в том, что он придает силу подростковому «Я» и тем самым помогает совершить трудный переход от детства к взрослости.

Но с другой стороны, именно иррациональную веру подростков в личное бессмертие рассматривают и как одну из причин суицидов в этом возрасте. «Личный миф» может причудливо сочетаться с особенностями подросткового воображения, которое способно рисовать душераздирающие и в то же время эмоционально очень привлекательные для подростка картины того, что будет после его смерти, в которую он по большому счету не верит. В этой ситуации решение осуществить суицид приходит с легкостью. Можно сказать, что большинству юных самоубийц в действительности хочется не умереть, а поиграть в смерть.

Популярные идеи Д. Элкинда в последние два десятилетия неоднократно подвергались критике. Целый ряд фактических данных позволяет рассматривать «личный миф» как феномен, характерный лишь для подростков, принадлежащих к совершенно определенному социокультурному слою. Н. Рюкер и В. Грин назвали его артефактом американской субкультуры экономически благополучных 1960;х гг.^[6], приводя в доказательство данные об отсутствии такого мифа у подростков из бедных и неблагополучных слоев американского общества.

Конкретно-историческая социокультурная обусловленность выраженности страха смерти была показана и в работах отечественных авторов. Так, А. М. Прихожан в кросс-историческом исследовании содержания и выраженности страхов у детей и подростков конца 70-х — начала 80-х гг., конца 80-х — начала 90-х, а также конца 90-х гг. прошлого века показала, что в первый из этих периодов, сравнительно благополучный для страны, ни младшие школьники, ни подростки, ни старшеклассники вообще не вербализировали страхи смерти, а спустя десятилетие, в период социальной реформации, эти страхи явно проявились у 13—14-летних девочек; в конце же 90-х гг. XX в. они характеризовали уже и 11 — 12-летних мальчиков^[7]. В работе Т. А. Гавриловой были выявлены значительные региональные различия в уровне страха смерти внутри российской выборки: он оказался значимо выше у приморских подростков, чем у подростков из г. Самары^[8].

И отечественные, и зарубежные исследователи сходятся во мнении, что проблемы отношения детей и подростков к смерти исследованы крайне мало и требуют дальнейшего изучения. Однако общество не может ждать, когда в этом вопросе будут расставлены все точки над г, учитывая, прежде всего, остроту проблемы самоубийств в этом возрасте. Всемирная организация здравоохранения разработала несколько документов с целью, по возможности, предотвращать суициды. Эти документы содержат советы и рекомендации, адресованные разным профессиональным группам взрослых, представители которых могут оказывать влияние на людей и, в частности, на подрастающие поколения. Рассмотрим два из них, имеющих непосредственное отношение к проблеме профилактики самоубийств среди молодых людей: руководство для специалистов СМИ и руководство для учителей и других работников школ.

В документе «Превенция самоубийств. Руководство для специалистов средств массовой информации», опубликованном в Женеве в 2000 г. (в русском переводе в 2005 г.), анализируется влияние информации в СМИ на уровень самоубийств, вопрос о том, как следует сообщать о самоубийствах в СМИ, и ряд других тем. Обсуждение влияния информации на решение расстаться с жизнью авторы руководства начинают с рассказа об одном из самых ранних из известных случаев установленной связи между информацией в СМИ и уровнем самоубийств. Речь идет о публикации в 1774 г. повести И. Гете «Страдания юного Вертера», герой которой кончает собой, стреляясь из-за несчастной любви. Вскоре после публикации повести появилось множество сообщений о самоубийствах, совершенных юношами тем же способом. Результатом стал запрет книги во многих странах, а также возникновение термина «эффект Вертера», который и сегодня используется в специальной литературе для обозначения имитационных (подражательных) самоубийств. История с книгой И. Гете далеко не единична. Исследования показали, что число имитационных самоубийств оказывается в прямой зависимости от популярности книг с описанием самоубийств. Огромное влияние на принятие решений о самоубийстве оказывает информация о самоубийствах известных людей. Помимо книг, газетных материалов, пьес, фильмов в последнее время последовательно растет влияние Интернета, где, как известно, существует множество сайтов, подробно описывающих случаи самоубийств, способы совершения суицидов и т. п. Понятно, что наибольшую опасность эти сайты имеют именно для молодых людей, включая и подростков. Особую озабоченность авторов Руководства вызывает наблюдающийся в разных странах последовательный рост числа самоубийств подростков в возрасте до 15 лет.

Советы для СМИ в рассматриваемом документе резюмируются следующим образом.

«ЧТО СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ:

— Тесно сотрудничать с медицинскими службами при представлении фактов.

Называть самоубийство «завершенным», а не «успешным».

Приводить только конкретные данные, причем на внутренних страницах газет.

• — Подчеркивать альтернативы самоубийства.
• — Давать информацию о службах телефонной психологической помощи и общественных ресурсах.
• — Описывать предвестники и предупреждающие признаки самоубийства.

ЧЕГО ДЕЛАТЬ НЕ СЛЕДУЕТ:

Не публиковать фотографий и предсмертных записок самоубийц.

Не сообщать о конкретных деталях и использованных способах.

• — Не приводить упрощенных причин случившегося.
• — Не прославлять самоубийство и не превращать его в сенсацию.
• — Не использовать религиозных или культурных стереотипов.
• — Не возлагать на кого-либо вину за происшедшее"^[9].

В руководстве для учителей и других работников школ, первоначально изданном в Женеве в 2000 г., анализируются факторы, которые, с одной стороны, можно рассматривать как защитные, препятствующие возникновению у подростков суицидальных намерений, а с другой — как факторы риска^[10]. К первым относятся такие характеристики семьи, как хорошие отношения между ее членами и наличие семейной поддержки, определенные когнитивные и личностные черты самого подростка (умение общаться со взрослыми и сверстниками, уверенность в себе, умение обращаться за помощью и советом, открытость новому опыту), культуральные и социальные факторы (социальная интеграция в форме участия в социальной жизни, в различных мероприятиях, секциях, кружках и т. п., хорошие взаимоотношения со взрослыми и сверстниками, поддержка с их стороны).

К факторам суицидального риска относятся следующие:

культуральные и социально-демографические (низкий социальноэкономический и образовательный уровень семьи; проблемы культурной и сексуальной идентичности; отсутствие поддержки или отвержение со стороны окружающих);

• — особенности семьи и психотравмирующие события в детстве (психические заболевания; депрессия; алкоголизм или наркотическая зависимость у членов семьи; история самоубийств и суицидальных попыток в семье; насилие в семье, включая сексуальное; частые ссоры между родителями; недостаток заботы о детях; постоянное эмоциональное напряжение и высокий уровень агрессии в семье; развод родителей; смерть кого-либо из них; частые переезды со сменой места жительства; слишком высокие или слишком низкие ожидания в отношении детей, чрезмерная авторитарность родителей или опекунов; отсутствие гибкости в их поведении; недостаток внимания к ребенку и его проблемам; воспитание в приемной семье);
• — когнитивный стиль и черты личности подростка (нестабильность настроения; агрессивность и антисоциальность поведения; склонность к демонстративному поведению; высокая степень импульсивности; раздражительность; ригидность мышления и коиинг-стратегий; неспособность к реальной оценке действительности; жизнь в мире иллюзий; тревога и подавленность; легко возникающее чувство разочарования; самодовольство; излишняя самоуверенность, с одной стороны, и чувство неполноценности и неуверенности в себе — с другой; проблемы половой идентичности и сексуальной ориентации; сложные, неоднозначные отношения со сверстниками, родителями и другими взрослыми);
• — психические расстройства (депрессия; тревожные расстройства; злоупотребление алкоголем и наркотиками; нарушение пищевого поведения; психотические расстройства; ранее имевшие место суицидальные попытки);
• — негативные жизненные события как триггеры суицидального поведения (ситуации, переживаемые подростком как обидные, оскорбительные или несправедливые; неприятности в семье; разлука с друзьями или любимой (-ым) девушкой (юношей); смерть близкого человека; разрыв отношений с любимым человеком; межличностные конфликты или потери; проблемы с дисциплиной и (или) законом; давление со стороны группы сверстников, особенно если оно связано с навязыванием саморазрушительного поведения; серьезные трудности в учебе, проблемы при сдаче экзаменов; тяжелое экономическое положение; нежелательная беременность, аборт и его последствия; ВИЧ-инфекция или заражение другой серьезной болезнью, передающейся половым путем; серьезная физическая болезнь; чрезвычайные внешние ситуации, катастрофы, природные катаклизмы).

Авторы руководства подчеркивают, что значимость перечисляемых предикторов суицидального поведения варьируется в разных странах и в разных социально-культурных слоях внутри отдельных стран.

Руководство призывает взрослых обращать пристальное внимание на те особенности поведения подростка, которые могут свидетельствовать о возможности принятия им суицидального намерения. Следует не упускать из вида все случаи резкого изменения в поведении подростка, касаются ли они снижения успеваемости, утраты интереса к учебе, значительного снижения активности, появления проблем с дисциплиной или нарушений поведении вне стен школы, к чему относятся побеги из дома, употребление табака, алкоголя, наркотиков, участие в драках, беспорядках, другие проблемы с законом.

Особую проблему представляет собой выбор способа поведения взрослых в отношении подростка, которого по тем или иным основаниям можно подозревать в возможности совершения им суицидальной попытки. В общении с такими подростками следует соблюдать баланс между дистанцией и близостью, между эмпатией и уважением. Специалисты полагают, что прямое информирование подростков по проблемам суицида является нецелесообразным. Сотрудникам школ и, в частности, школьным психологам значительно полезнее заниматься укреплением физического и психологического здоровья учащихся. Важным в этом контексте являются укрепление самооценки и повышение самоуважения у подростков. Подростки в школе должны чувствовать, что взрослые принимают их такими, какие они есть, что их любят не за хорошие отметки или за примерное поведение, а просто потому, что они дети, ученики. Эффективной стратегией является обучение жизненным навыкам, умениям справляться с трудными ситуациями, навыкам оказания поддержки другим и навыкам обращения за помощью. Важно, чтобы учащиеся знали, куда можно обратиться за помощью в кризисной ситуации (телефоны школьного психолога, службы доверия, неотложной психиатрической помощи и т. п.).

Если есть основания предполагать возможность суицидального поведения у того или иного подростка, первое, что необходимо сделать, — начать доверительный диалог с ним, начать общаться. Вести такой диалог, который должен каждый раз точно соответствовать конкретной ситуации, — сложное умение, которому нужно специально учиться. Совсем не всякий взрослый может его провести грамотно и результативно, но психолог такое профессиональное умение, несомненно, должен в своем арсенале иметь, должен этому обучиться.

Сотрудники школы должны также понимать, что для превенции самоубийства бывает необходимо быстро и решительно направить подростка, находящегося в суицидальном кризисе, к специалисту-психиатру. Это может спасти подростку жизнь.

Не менее важна работа не только с самим подростком, который находится в суицидальном кризисе или совершил попытку самоубийства (завершившуюся или не завершившуюся смертью), но и с его друзьями, одноклассниками, всеми учащимися школы, так как велика вероятность столкнуться с «эффектом Вертера» (мы писали об этом выше) или другими последствиями влияния суицидального кризиса одного подростка на широкий круг его окружения.

В заключение авторы Рекомендаций пишут следующее: «Самоубийство не является громом среди ясного неба: учащиеся с суицидальными наклонностями весьма ясно предупреждают окружающих о своих намерениях и оставляют много возможностей для принятия соответствующих мер. Превенция самоубийств является для учителей и других работников школы задачей огромной стратегической важности, для решения которой необходимо:

• • своевременное выявление учащихся с личностными нарушениями и обеспечение их психологической поддержкой;
• • формирование с детьми и подростками более близких отношений путем доверительных бесед с искренним стремлением понять их и оказать помощь;
• • облегчение душевных страданий;
• • проявление наблюдательности и умения своевременного распознавания признаков суицидальных намерений, словесных высказываний или изменения в поведении;
• • оказание помощи в учебе ученикам с низкой успеваемостью;
• • контроль посещаемости занятий и прогулов;
• • дестигматизация психических болезней (борьба с преобладающим стыдом перед ними), предотвращение злоупотребления алкоголем или наркотиками;
• • своевременное направление учащихся на лечение в связи с психическими расстройствами и злоупотреблением алкоголем или наркотиками;
• • осуществление мероприятии, но ограничению доступа к возможным средствам самоубийства — токсическим веществам и опасным медикаментам, пестицидам, огнестрельному или иному оружию и т. п.;
• • оказание помощи учителям и другим работникам школ в преодолении стресса на рабочих местах"¹.

• [1] Чхартишвияи Г. Писатель и самоубийство: в 2 кн. 2-е изд., испр. Ки. 1. М.: Захаров, 2013. С. 323.
• [2] Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. Кн. 1. С. 331.
• [3] Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М., 2008.
• [4] Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. С. 104—105.
• [5] Elkind D. Egocentrism in adolescence // Child Devel. 1967. Vol. 13. P. 127—413.
• [6] Rucker N., Green V. The myth of the invulnerable self of adolescence // Psychoanalysis.1995. Vol. 55. № 4. P. 369−379.
• [7] Прихожан А. M. Тревожность у детей и подростков: психологическая природа и возрастная динамика. М.: МПСИ; Воронеж: МОДЭК, 2000.
• [8] Гаврилова Т. А. Страх смерти в подростковом и юношеском возрасте // Вопросы психологии. 2004. № 6. С. 63—71.
• [9] Превенция самоубийств. Руководство для средств массовой информации. Одесса, 2005. С. 11−12.
• [10] Превенция самоубийств. Руководство для учителей и других работников школ. Одесса, 2004.