Аналитическая философия У. Куайна

Спасаясь от фашизма, многие выдающиеся неопозитивисты, в частности Р. Карнап и X. Рейхенбах, эмигрировали в США. Здесь они встретили довольно благожелательный прием. Можно констатировать, что концепция логического анализа языка приобретала все новых сторонников. Но в новой философской традиции она неизбежно должна была трансформироваться. Так и случилось. Американская философская традиция — это прагматизм, развитый Ч. Пирсом (1839−1914), У. Джеймсом (1842−1910) и Дж. Дьюи (1859−1952). Греческое слово pragma означает «дело, постановка и достижение цели». Согласно прагматистам, философская ясность достигается в конечном счете не во впечатлениях и в мыслях и не в указании на объекты, а в поступках, или в поведении. Само это поведение (behaviour) часто понимается как реакция на стимулы. Таково главное содержание концепции бихевиоризма. Вплоть до 1950 г. неопозитивизм сохранял в США свою европейскую аутентичность, но затем он подвергся столь существенной трансформации, что впору было заговорить о постнеопозитивизме. По сути, произошло становление нового философского направления, а именно современной американской аналитической философии. Именно она начиная с 1960;х гг. сохраняет господствующее положение в аналитическом движении. Его лидером стал Уиллард Куайн (1908;2002). Следует отметить, что в американской аналитической философии неопозитивизм восприняли существенно иначе, чем постпозитивисты типа К. Поппера. Сэр Карл стремился опровергнуть неопозитивизм, «убить» его. Куайн же считал Р. Карнапа своим учителем. Он критиковал неопозитивизм за его непоследовательность, но стремился сохранить его потенциал, заключенный, в частности, в логическом анализе языка и концепте истины. Аналитизм Куайна, равно как и абсолютного большинства других американских философов, сохраняет с неопозитивизмом значительно более тесную преемственность, чем постпозитизм.

Приступая к непосредственному анализу философии Куайна, отметим его главную идею. Речь идет о том, чтобы, взяв за основу язык и рассматривая его как теорию, сопоставить его с поведением людей. Вопреки европейской традиции под сомнение ставится определяющая роль как ментальности, так и мира физических объектов. Нам, людям, воспитанным в европейских традициях, такое намерение кажется довольно странным. Впрочем, в актуальности современной американской философии не приходится сомневаться.

(1) Непостижимость референции.

Широко распространено мнение, что каждому физическому объекту можно сопоставить то или иное слово. Куайн называл такое представление мифом о музее. Имеется в виду, что каждый экспонат имеет определенную метку. В полном соответствии с мифом о музее ранний Витгенштейн считал, что каждое слово имеет некоторое значение, которым является обозначаемый им объект. Но Куайн полагал, что указание (reference) не обладает ясным содержанием. Стремясь показать это, Куайн рассматривал попытку понять язык туземца, который, указывая на кролика, называет его гавагаи. Может быть, он указывает на всего кролика, может быть, на его голову или заднюю часть. Чтобы понять туземца, мы стараемся усвоить, каким образом он, используя слово «гавагаи», действует в тех или иных ситуациях. Но даже в этом случае всегда может выясниться, что мы его понимали неправильно. Таким образом, даже при указании на один объект дело обстоит не так ясно, как обычно считается. Если же мы попытаемся указать на те объекты, которым соответствует слово «кролики», то ситуация будет еще более неопределенной. Выходит, что миф о музее несостоятелен.

• (2) Существовать — значит быть значением наших переменных. В конечном счете мы судим об объектах (телах) на основе наших теорий. В нашем распоряжении нет ничего лучшего. В состав научных законов входят переменные. Как раз они указывают на то, что существует.
• (3) Все объекты являются теоретическими. В этом состоит содержание вводимого Куайном представления об онтологической относительности. Ошибается тот, кто считает, что структура мира человека задается физическими телами. Она задается теорией. Нет никакой возможности сказать, что именно существует безотносительно к теории.
• (4) Всякий перевод неопределенен. Люди не в состоянии определить язык (теорию) однозначным образом. Существенным является не вопрос о том, что представляют собой тела с абсолютной точки зрения, которая невозможна в принципе, а возможность переинтерпретации теории, перевода одной теории в другую. Поскольку язык есть социальное явление, то люди, стремясь понять друг друга, вынуждены осуществлять соответствующий перевод. Но какой-то абсолютной основы для такого перевода не существует. Одной и той же линии поведения могут соответствовать различные языки.
• (5) Натурализм состоит в ориентации на науку. Куайн объявил себя приверженцем натуральной эпистемологии (теории познания). Имеется в виду, что, рассуждая о мире, нет необходимости обращаться к метафизике.
• (6) Обыденный язык хаотичнее и бессодержательнее, чем язык науки и философии.
• (7) Наука в целом выступает как концептуальное силовое поле, границей которой оказывается жизненный опыт. Куайн стремился быть последовательным эмпирицистом. В конечном счете все науки имеют одну и ту же эмпирическую основу. Следовательно, наука выступает как единое целое. Куайн был сторонником научного холизма (от греч. — целое).
• (8) Невозможно четко отделить друг от друга аналитические и синтетические предложения. Это утверждение соответствует куайновскому холизму, согласно которому все науки имеют один и тот же эмпирический базис, а потому их отделение друг от друга невозможно. Различение аналитических и синтетических суждений занимает видное место в неопозитивистской философии. Согласно Карнапу, аналитические предложения характерны для логики и математики, при их формулировке нет необходимости прибегать к данным эмпирических наук. Синтетические же предложения образуют ткань эмпирических наук. Куайн критиковал позицию своего учителя. Он утверждал, что концепт аналитичности не обладает ясным содержанием. Рассмотрим два предложения: «Всякий неженатый мужчина не женат» и «Ни один холостяк не является женатым». Как очевидно, первое предложение истинно в силу его логической формы. Чтобы доказать истинность второго предложения необходимо обратиться к практике использования языка. Если «холостяк» имеет то же значение, что и «мужчина, который не женат», то и второе положение станет истинным, причем в силу его аналитичности. Но это означает, что исходное предположение о независимости аналитических предложений от эмпирии несостоятельно. Все научные положения причастны к эмпирическому базису, и в этом смысле они являются синтетическими предложениями. Чтобы показать справедливость этого положения, Куайн обращался к анализу статуса математики. Ее основополагающим концептом является понятие числа. Кажется, что его можно определить безотносительно ко всякой эмпирии. Но что такое, например, число «пять»? То общее, что присуще любым пятеркам предметов. Выясняется, что феномен числа, равно как и всех других математических концептов, можно свести к определенности материального мира, а он, как известно, теоретически относителен.
• (9) Тезис Дюгема — Куайна: так как гипотеза Я входит в состав более обширного целого А, то в случае противоречащих ей данных она может быть сохранена за счет компенсирующих модификаций в остальной части А. Вслед за французским философом П. Дюгемом Куайн считал, что верификация в принципе не может быть окончательной. А опровержение относится к теории в целом, а не к отдельной ее составляющей. Ясно, что рассматриваемый тезис органически сочетается с куайновским холизмом. К сожалению, ни Дюгем, ни Куайн не показали, каким образом их тезис согласуется с наличием научных революций.

Диалог.

• — Неужели Куайн вполне серьезно полагал, что ему удалось опровергнуть самостоятельность существования объектов ?
• — Вы его поняли превратно. Он утверждал, что человек не имеет другой возможности определиться в мире, кроме как руководствоваться своим языком, теорией. Самостоятельность физических объектов не исключается.
• — Какой-то странной является ориентация Куайна на натурализм.
• — Пожалуй, я с Вами соглашусь. Но надо учитывать, что Куайн принадлежит к американской культуре, а не к европейской.
• — Я готов допустить, что американская культура обладает своеобразием. Но способны ли мы понять ее?
• — Думаю, что способны. С нашей, европейской, точки зрения, Куайн не отрицает мир социального, а всего лишь интерпретирует его иначе, чем мы. В известном отличии от нас американцы склонны к рассуждениям не столько о теориях, сколько о поведении людей, их действиях.
• — Неужели все американцы рассуждают столь же странно, как Куайн?
• — Нет, не все. Для американцев характерен прагматизм. Но далеко не все могут, подобно Куайну, представить его в систематическом виде.

Выводы.

• 1. Мир человекаэто язык и поведение как реакция на стимулы.
• 2. Смыслы поведения задаются языком.
• 3. Из всех языков наиболее содержательным является наука.
• 4. Наука выступает как социальное целое, обеспечивающее успех поведения.
• 5. По Куайну, между науками отсутствуют резкие разграничительные линии (это следует из невозможности противопоставления аналитических предложений синтетическим. — В. К).
• 6. Объекты теоретически относительны.
• 7. Ментальность как внутренний мир человека не существует.
• 8. Нет оснований для признания актуальным лишь одного языка.
• 9. Перевод одной теории в другую возможен, но ему неизбежно присущи неопределенностные черты.
• 10. Одни и те же экспериментальные факты могут быть описаны различными теориями (это следует из содержания тезиса ДюгемаКуайна. — В. К.).