Судебные порядки. 
История государства и права россии в 2 ч. Часть 1. Ix — первая половина xix века

Большинство статей Судебника посвящено судебному праву: установлению судебной компетенции различных государственных учреждений и должностных лиц, а также порядка судопроизводства. Следует заметить, что проявление повышенного внимания со стороны Московского правительства к делу отправления правосудия продиктовано не столько осознанием важности этого дела, сколько фискальным интересом. Многие статьи имеют особую «заостренность» на взыскании судебных пошлин. Как мы видим из Судебника, отыскивание правды посредством суда становится все более дорогим удовольствием.

Высшей судебной инстанцией являлся великий князь (ст. 21). За рассмотрение дела его судом с иска в сумме одного рубля полагалась судебная пошлина в два алтына (12 денег), которая взыскивалась с лица, признанного виновным. В качестве высшей судебной инстанции выступала Боярская дума. О ней говорится в ст. 1 Судебника: «Судите суд бояром и окольничим. А на суде быти у бояр и у окольничих диаком». Специальной статьей определяется сумма вознаграждения, определенная за отправление правосудия боярину и дьяку: «А имати боярину и диаку в суде от рублевого дела на виноватом… боярину на виноватом два алтына, а диаку осмь денег. А будет дело выше рубля или ниже, и боярину имати по тому росчету» (ст. 3).

Судебник запрещал органам и лицам, приставленным к отправлению правосудия, отказывать кому-либо в юридической защите, «кривить правосудием». Центральными судебными органами являлись пути и приказы. В уездах и волостях правосудие осуществлялось наместниками и волостелями.

Эти представители центральной власти на местах имели, однако, неравный объем судебных прав. Различались наместники с правом боярского суда и без права боярского суда. Первые могли выносить по важным делам окончательное решение, вторые обязаны были, рассмотрев дело, направлять его в порядке доклада для вынесения решения в Боярскую думу.

В целях защиты населения от произвола кормленщиков с боярским судом Судебник, развивая соответствующее положение Белозерской грамоты наместничьего управления, обязал их отправлять правосудие не иначе как с участием в суде представителей местного населения: «А бояром и детем боярским, за которыми кормление с судом боярским, имуть судити, а на суде у них быти дворьскому, и старосте и лутчим людям. А без дворского и без старосты, и без лутчих людей наместником и волостелем не судити…» (ст. 38).

Дворский — представитель княжеской администрации на дворцовых землях, ведавший в основном вопросами землеустройства. Староста — выборный глава местного органа самоуправления. Лучшие люди — наиболее авторитетные представители местного населения. По малозначительным делам крестьян судили избираемые из их среды слободчики.

Кроме государственных существовали церковные суды, духовно — судебная власть которых простиралась по делам их подсудности на все население. Также они судили духовенство и всех лиц, находившихся в той или иной степени зависимости от церкви: убогих, сирот, вдов и всех, получавших пропитание от церковных учреждений: «А попа, и диакона, и черньца и черницу, и строя, и вдовицу, которые питаются от церкви божиа, то судить святитель или его судна» (ст. 59).

Высшей инстанцией церковного суда был митрополит. В епархиях судебную власть представляли архиереи (епископы и архиепископы). Поскольку епархии делились на десятины, в каждой из них судебные полномочия осуществляло должностное лицо (из светских чиновников) — десятилъник. Этот судебный чиновник упомянут в Белозерской грамоте наместничьего управления (ст. 17).

Если по делу проходили лица разной подсудности («а будет простой человек с церковным»), то назначался вопчей или сместной суд.

Из подсудности церковного суда изымались вдовы, которые питались не от церкви божьей, а «жили своим домом», т. е. сами содержали себя, имели собственное хозяйство (ст. 59).

Судебник предусматривал пересмотр дел (пересуд) по жалобам сторон, но с определенными ограничениями. Пересуд не допускался по делам «менши рубля», по земельным спорам, по искам о холопах. Он распространялся на все дела, которые решались полем (с поля со всякого пересуд), и на те случаи, когда одна из сторон «оболживит», т. е. поставит под сомнение правильность составления протокола судебного заседания (судного списка) (ст. 64).

В XV веке сохранялся суд общины. Именно о таком суде говорится в ст. 12 Судебника: «А на кого взмолвят детей боярских человек пять или шесть добрых, по великого князя по крестному целованию, или черных человек пять-шесть добрых христиан целовальников, что он тать, а довода на него в прежнем деле не будет, у кого крал или кому татьбу плачивал, ино на том взяти исцеву гыбель без суда». Согласно этой статье человек, по мнению добрых людей, причастный к воровским делам, хотя и не уличавшийся в совершении краж, на основании их оговора признавался вором и обязывался к возмещению потерпевшему ущерба.

В период первого Московского судебника большинство дел начиналось не иначе как по жалобам сторон и рассматривалось в порядке обвинительного (состязательного) судопроизводства. Получив жалобу от истца или потерпевшего, которая именовалась челобитной, суд принимал меры к вызову ответчика. Для оказания содействия в этом обратившимся в суд лицам выделялись приставы, называвшиеся неделыциками, или ездоками (в Москве). При провинциальных судебных органах для этих целей состояли доводчики, праведники.

Эти судебные приставы действовали на основании выдаваемых им судом приставных и срочных грамот. Первая содержала необходимые данные об ответчике, во второй устанавливался срок его вызова в суд. Одним из главных средств обеспечения явки ответчиков выступало поручительство или порука. Услуги приставов оплачивались сторонами. Причем неделыцик назначался только в том случае, если сумма иска превышала стоимость «езда», т. е. издержек, сопряженных с доставлением ответчика в суд: «А будет приставной иск меньше езду, и дияку тех приставных не подписывати» (ст. 28).

При неявке ответчика в суд в установленный дьяком срок на восьмой день или после его истечения истцу выдавалась бессудная грамота — документ, дававший право на удовлетворение исковых требований без судебного разбирательства. Неявка ответчика вела к прекращению дела.

Основное доказательное значение в московском состязательном процессе по-прежнему имело послушество. Но Судебником выдвигалось требование «не видев не послушествовати» (ст. 67), чем роль послуха сводилась к роли очевидца факта или преступления. От послушества отстранялись имеющие личную причастность к делу, определенным образом заинтересованные в его исходе лица, малолетние. В качестве послухов могли выступать холопы, но их послушество не приравнивалось по доказательственной силе к послушеству свободных людей, а в ряде случаев вообще не допускалось. Так, Кормчая книга ставит под запрет свидетельство рабов против своего господина: «Холопу и робе на господина веры не яти». Кроме того, от господина зависело, разрешить или не разрешить участие холопа в процессе. Однако нельзя признать как вполне достоверное суждение австрийского дипломата 3. Герберштейна, посещавшего Россию в 1517 и 1526 годы, часто приводимые историками в пользу того, что значение свидетельских показаний много зависело от социального положения свидетеля: «Свидетельство одного человека из благородного сословия, — писал 3. Герберштейн, — значит более, чем свидетельство многих людей низшего сословия»^[1]. До этого дело еще не дошло. Московское государство конца XV — начала XVI века еще не знало благородного сословия. Ни одна статья Судебника 1497 года не дает основания для расширительного толкования категории «добрых людей» как представителей «господствующего класса».

Как мы видим из ст. 12 Судебника 1497 года, для признания подозреваемого татем требовалось одинаковое число привлекаемых для определения его репутации детей боярских и крестьян. Процедура их опроса называлась «повальным обыском».

За отказ от послушества послух нес материальную ответственность в размере суммы иска. На него же возлагалось возмещение всех убытков и уплата судебных пошлин. Но, как следует из ст. 50 Судебника, послух вправе предъявить в этом случае праведнику судебный иск по поводу неправильно определенного им срока явки в суд. Как мы видим, в этой статье идет речь не о послухах как обычных свидетелях факта, а об одном послухе, на послушестве которого держится все дело. Согласно ст. 51 он должен говорить перед судьями в истцевы речи, а если не говорит, то «истец тем и виноват». Видимо, применительно к разным делам и случаям в послушество вкладывался разный смысл, т. е. не произошло еще полного отрешения от послушества как от свидетельства доброй славы.

Но по некоторым делам требовались особые послухи. Так, по земельным спорам в их роли выступали старожильцы, именовавшиеся «знахорями». Это, как правило, старые люди, в памяти которых сохранились подробности уходившей в далекие годы данной земельной тяжбы. Они могли сказать судье: «Яз, господине, помню за тридцать, пятьдесят или семьдесят лет». В качестве послухов могли выступать владельцы спорного имущества, составители письменных документов. Бесспорной доказательной силой наделялись показания должностных лиц, например дьяков, о подлинности того или иного документа, акта^[2].

В московском законодательстве XV века еще не утратило доказательственного значения поле, т. е. судебный поединок. Он получает довольно подробную регламентацию в Судебнике 1497 года. Отстаивание своей «правды» полем допускалось по делам о поджоге, душегубстве, разбое, татьбе, о побое, а также в «заёмном деле». Словом, поединки применялись довольно широко, несмотря на кары, ниспосылаемые на их участников церковью. Такова, еще раз подчеркнем, сила традиции.

Организацией поединков занимались официальные должностные лица: окольничий, дьяк, неделъщик и другие. В них задействовались стряпчие и поручники, т. е. лица, представлявшие интересы сражавшихся на поединке сторон, охранявшие их от всякого рода помех со стороны недоброжелателей.

Наиболее подробно порядок организации поединка излагается в ст. 68 Судебника: «А к полю приедет околничий и диак, и околничему и диаку вопросити исцев, ищеи и ответчиков, кто за ними стряпчей и поручниксы, и кого скажут за собою стряпчих и поручников, и им тем велети и стояти, а доспеху и дубин, и ослонов стряпчим и поручником у себя не держати. А которые имуть опришнее у поля стояти, и околничему и диаку тех отслати прочь. А не пойдут опришнии люди прочь, и околничему и диаку на тех велети исцево доправити и с пошлинами да велети их дати на поруку да поставити перед великым князем».

Таким образом, проведение поединков облекалось в довольно строгие процессуальные формы. Стряпчим и поручникам запрещалось иметь при себе оружие. Опришние, т. е. посторонние люди, подлежали удалению с поля. За ослушание с них взыскивалась сумма иска и пошлины, кроме того, за препятствие осуществлению правосудия они подлежали привлечению к великокняжескому суду, в связи в чем передавались на поруки. Поединок проводился в специально отведенном для этих целей месте.

Поскольку существенным условием судебного поединка являлось физическое равенство сторон, московское законодательство, подобно псковскому, разрешает использование наемных бойцов: «А против послуха ответчик будет стар, или мал, или безвечен, или поп, или чернец или черница, или жонка, ино противу послуха наймит нанята волно, а послуху наймита нет» (ст. 49 Судебника 1497). Что касается замены священнослужителей и монахов наемными бойцами, то это связано с категорическим запрещением церковными властями духовенству выступать на поле. Неявка стороны на поединок вела в проигрышу дела. Судебник разрешал примирение вышедших на поле сторон. В этом случае снижались судебные пошлины.

А вообще судебные поединки для государства были доходной статьей: «А побиются на поли в пожеге, или в душегубстве, или в разбои, или в татьбе, ино на убитом исцево доправити; да околничему наубитом полтина и доспех. А диаку четверть, а неделыцику полтина, да неделыцику ж вясчего 4 алтына» (ст. 7).

Вясчее, или вязчее, — видимо, пошлина, получаемая неделыциком за обнесение места проведения поединка (поля) веревкой или цепью.

Мнение ряда ученых о том, что поле уже в XV веке все более ограничивалось, едва ли можно признать вполне обоснованным. Судебный поединок, как это следует из Судебника 1497 года, имел довольно широкое применение. Он упоминается и в той или иной степени регламентируется в ст. 4−7, 49, 50, 52, 68.

В XV веке в качестве доказательств применялись письменно оформленные документы: книги, грамоты и т. д. Доказательственное значение по-прежнему имела присяга.

В этот период московской государственности властями начал насаждаться розыск, т. е. процесс, возбуждаемый по инициативе государства, построенный на следственных инквизиционных началах. В этом процессе неделыцики, доводчики и другие должностные лица суда, уже не в порядке оказания услуг сторонам, обеспечивают явку ответчиков на суд (часто посредством порук), а, по выражению 3. Герберштейна, «хватают злодеев и держат их в тюрьмах», пытают их, т. е. ведут целенаправленную карательную борьбу с лихими людьми. Как следует из ст. 35 Судебника, неделыцик, содержащий татей под стражей, не имеет права по собственной инициативе без разрешения вышестоящей инстанции отдавать их на поруки или «продавати», т. е. передавать в распоряжение истца для отработки долга. Тать в контексте этого процесса рассматривается уже не как лицо, посягавшее на имущественные права других лиц, а как лихой человек, вступивший во враждебные отношения с государством.

Основу обвинения в инквизиционном процессе составлял полученный следственным путем усилиями доводчика довод, а не представленные сторонами и проверенные в ходе судебного состязания доказательства.

Но самой жестокой особенностью розыска является применение пытки в целях получения признания вины и для выявления соучастников преступления. О ней говорится в ст. 14 и 34 Судебника 1497 года. Объектом пытки были лихие люди. При оговоре кого-либо татем в татьбе оговоренный подвергался пытке лишь в том случае, если подтверждалось, что он прирочный человек с доводом, т. е. ранее совершавший преступления. При неустановлении довода применять пытку запрещалось.

В Судебнике порядок проведения пытки не регламентирован. Но ст. 34 содержит общие положения о том, как следует пытать татя, что является недопустимым при производстве пытки: «А которому дадут татя, а велят его пьггати, и ему пытати татя безхитростно, а на кого тать что взговорит, и ему то сказати великому князю или судии, который ему татя дасть. А клепати ему татю не велети никого».

Пытать бесхитростно означало пытать всех одинаково, не делая послаблений и сверх меры не усердствуя. Смысл запрещения «не клепать никого» состоял в том, что неделыцик не должен наставлять жертву пытки на оговор какого-либо конкретного лица. В розыскном процессе роль неделыцика существенно менялась. Он уже не мог перепоручить выполнение отдельных своих функций родственникам и слугам, «своих племянников и людей посылати с приставными» (ст. 31).

Но следует иметь в виду, что в XV — начале XVI века розыск еще делал первые шаги. Подавляющее большинство уголовных дел рассматривалось в порядке состязательного судопроизводства.

• [1] Записки о Московии барона Герберштейна. СПб., 1866. С. 84.
• [2] См.: Развитие русского права в XV — первой половине XVII века. С. 235−236; Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 1. С. 85.