Этапы построения убеждающей речи. 
Классический канон

В древнегреческом языке слово канон (icavcov) изначально служило названием измерительного инструмента, определяющего прямое направление по вертикали (соответствует русскому слову отвес), в переносном смысле — как термин архитектуры, скульптуры, музыки и риторики — оно обозначало совокупность правил, определяющих идеальные пропорции объекта^[1][2] [ср. греч. kcxvcov ‘отвес, линейка для графления', перен. ‘правило, норма'].

Назовем и кратко охарактеризуем этапы построения убеждающей речи, регламентируемые так называемым классическим каноном традиционной риторики, или, точнее, ее канонами^[3]:

• 1. Инвенция [лат. inventio ‘изобретение, поиск'] — поиск аргументов, или, по Цицерону, их выдумывание {"excogitation). В старинных греческих риториках этот раздел ораторского искусства именовался эвристикой [греч. ввргаксо ‘делаю открытие']. Раздел классической риторики, изучающий способы производства доводов, называется изобретением, или искусством изобретения [лат. ars inveniendi]. Так называемые топы, топосы, или топики [греч. толос; ‘место'] представляют собой точки зрения («места»), с которых следует рассмотреть предмет спора для производства аргументов «за» и «против», отсюда — греческое именование этого раздела: топика [греч. толпа) le/vri ‘искусство топики']. Поскольку предметом инвенции является содержание, т. е. главная составляющая речи, этому канону многими авторами, начиная с Аристотеля, уделяется самое серьезное внимание^[4].
• 2. Диспозиция [лат. dispositio, или compositio] — расположение, т. е. «синтез» аргументов по определенной схеме (в греческой риторической традиции этот этап именовался спубеац ‘связь, синтез'). В старинных риториках понятие диспозиции {dispositio) относили ко всему тексту, под композицией же {compositio) понимали особенности соединения слов в составе отдельной фразы (либо колона), а также особенности соединения фраз и периодов в составе текста¹.
• 3. Элокуция [лат. elocutio ‘выражение, способ изложения, стиль'] — построение речи, предполагающие, во-первых, выбор [лат. electio] слов и конструкций в соответствии с темой и ситуацией, во-вторых, более или менее обильное украшение речи [лат. decorum, или ornamenta] посредством тропов и фигур, т. е. стилистическую отделку речи. В старинных греческих риториках аспект словесного наполнения речи именовался Xe^ic; ‘слово, выражение, оборот, стиль', аспект ее синтаксического оформления — срраац ‘высказывание, фраза'. В англоязычных риториках данный канон называется style ‘стиль'. К стилистической составляющей классического канона, открывающей значительные возможности для языковых ухищрений и манипуляций, некоторые ученые поначалу относились сдержанно:

Справедливо сражаться оружием фактов, так, чтобы все, находящееся вне области доказательства, становилось излишним. Однако, как мы сказали, стиль оказывается весьма важным вследствие нравственной испорченности слушателя. При всяком обучении стиль необходимо имеет некоторое небольшое значение, потому что для выяснения чего-либо есть разница в том, выразишься ли так или этак; но все-таки значение это не так велико, как обыкновенно думают: все это относится к внешности и касается слушателя, поэтому никто не пользуется этими приемами при обучении геометрии. А раз ими пользуются, они производят такое же действие, как искусство актера.

Аристотель. Риторика Однако с течением времени значимость стилистической составляющей ораторского мастерства постепенно возрастала, и уже в античности терминами elocutoria и elocutrix начали именовать саму риторику, т. е. учение об ораторском искусстве, что свидетельствует о признании важности третьего канона.

Центральным понятием элокуции является понятие фигуры речи^[5][6]. По мнению британского философа Иеремии Бентама (1748—1832), «без фигур невозможно ни говорить, ни мыслить»^[7]; оксфордский филолог Томас Линакр (1460—1524) полагал, что «без них речь становится грубой, неотесанной и инфантильной»^[8]. Система выразительных средств и приемов языка — так называемых тропов и фигур — является предметом двух дисциплин: риторики и стилистики. Как известно, стилистика в ее современном виде и понимании возникла в результате отделения теории аргументации от теории украшения (decorum, ornamenta)¹, в первую очередь в части тропов и фигур, открытие и описание которых происходило наиболее интенсивно в периоды античности, средневековья, а также эпохи Возрождения и Просвещения. Одних только фигур, которые составляют предмет не только риторики, но и стилистики, к настоящему времени известно более полутора тысяч^[9][10].

Теория тропов и фигур стала слишком сложна, чтобы продолжать оставаться всего лишь разделом классической риторики, а потому со временем приобрела самостоятельный статус отдельной дисциплины — так называемой риторики фигур [англ, figural rhetoric]. Систематизация и описание фигур являются актуальными, однако до сих пор не решенными задачами современной лингвистики. Американский лингвист Кэрол Постер пишет: «На протяжении более двух тысячелетий в числе наиболее важных задач риторов и грамматистов находилось создание книги, которая содержала бы определения и классификацию фигур речи и мысли»^[11].

4. Запоминание речи, предполагающее знание определенного набора приемов мнемотехники, чрезвычайно актуальных в античном и средневековом мире, но «по мере распространения печатной культуры (print culture)» постепенно вытесненных на дальнюю периферию риторики^[12]. В греческих риториках данный раздел ораторского искусства именовался мнемоникой [pvripoviKov ‘искусство запоминания и воспоминания', ср. Мнемозина ‘богиня памяти'], в латинских — ars memoriae (отсюда русский термин мемория, ср. лат. memoria ‘память'). Считается, что первые приемы мнемоники открыл греческий поэт Симонид Кеосский (ок. 557—469 до н. э.). По Квинтилиану, запоминание того или иного материала предполагает использование двух процедур: а) подразделения его либо на обозримые части (фигура partitio, или divisio), либо от рода к видам (так называемый диерезис, от греч. Stodpecic; ‘разделение'); б) упорядочения в определенной логической последовательности от ряда общих положений к их частным подразделениям^[13]. Иногда как мнемоническое средство применяется даже рифма:

Сократ. А прекраснейшему Евену с Пароса разве мы не отведем видного места? Он первый изобрел побочное объяснение и косвенную похвалу. Говорят, он, чтобы легче было запомнить, изложил свои косвенные порицания в стихах — такой искусник!

Платон. Федр Знание мнемонических приемов дает возможность выступать без конспекта и не читать речь, как говорится, «по бумажке», что очень ценится аудиторией.

5. Оратория, или исполнение речи [ср. англ, rhetorical performance], т. е. ее произнесение [лат. pronuntiatio ‘произнесение'], сопровождаемое соответствующими теме и ситуации невербальными средствами — жестами, мимическими движениями (физиогномикой) и позами, а также повышением и понижением голоса, эмоционально насыщенными интонациями, ускорением и замедлением темпа речи, риторическими паузами:

Прежде всего, согласно естественному порядку вещей, поставлен был вопрос о том, что по своей природе является первым, т. е. о самих вещах, из которых вытекает убедительное [= inventio. —В. М], во-вторых, о способе расположения их при изложении [= dispositio. —В. М.]. Затем, в-третьих, следует то, что имеет наибольшую силу, хотя еще не было предметом исследования — вопрос о декламации [курсив наш. —В. М.].

В трагедию и рапсодию действие проникло поздно, а сначала поэты сами декламировали свои трагедии. Очевидно, что и для риторики есть условия, подобные условиям для поэтики, о чем трактовали некоторые другие, в том числе Главкон Тиосский. Действие заключается здесь в голосе; следует знать, как нужно пользоваться голосом для каждой страсти, например, когда следует говорить громким голосом, когда тихим, когда средним, и как нужно пользоваться интонациями, например, пронзительной, глухой и средней, и какие ритмы употреблять для каждого данного случая. Здесь есть три пункта, на которые обращается внимание: сила, гармония и ритм. И на состязаниях одерживают победу преимущественно эти, т. е. ораторы, отличающиеся в этом. И как на сцене актеры значат больше, чем поэты, так бывает и в политических состязаниях, благодаря испорченности государств.

Аристотель. Риторика Антоний, один из героев трактата или, точнее, диалога¹ Цицерона «Об ораторе», говорит, что оратор должен обладать «голосом трагика, игрою такой, как у лучших лицедеев»^[14][15]. В латинской риторической традиции все неречевые, или «актерские», по Аристотелю, действия, сопровождавшие произнесение речи, именовались actio [‘действие', перен. ‘сценическая игра']^[16]. В греческой традиции пятый канон именовался гипокризисом [гжокркпс; ‘сценическая игра, притворство, лицемерие']; данный термин гораздо более ярко, чем латинские, отражает суть риторики. Произнесение (pronuntiatio) и actio как составные части исполнения (гипокризиса) были разведены Квинтилианом. Как видим, «красноречие предполагает использование всего тела, а значит, и приучение тела к соответствию речи и телодвижений»¹. И действительно: речь дидактическая предполагает одни интонации и телодвижения, речь ироническая или шутливая — другие; каждый речевой жанр, каждая аудитория требуют своего исполнения. Древнегреческий философ-стоик Аристон из Хиоса говорил: «Мудрец должен быть подобен хорошему актеру, который может надеть маску как Агамемнона, так и Ферсита и обоих сыграть достойным образом»^[17][18].

Пятичастное членение риторики ввел древнегреческий судебный оратор Гермагор из Темны (II в. до н. э.) в трактате «Искусство красноречия»^[19].

Рассмотрим некоторые редуктивные варианты классического канона.

В филологии традиционно большую значимость имеет третий раздел риторики (элокуция) — учение о словесном оформлении и украшении речи в соответствии с избранным стилевым и жанровым образцом. К учению об элокуции восходят поэтика (ars poetica) и стилистика, противопоставляемые риторике (ars oratorio) и логике (ars logica), подобно тому как «воображение противопоставлено логике, поэзия — убеждению, образ — наставлению, представление — аргументации»^[20]. Некоторые специалисты считают элокуцию «основной частью риторики»^[21]. Профессор Эдинбургского университета Хью Блэр (1718—1800) пошел далее, ограничив риторику сферой элокуции: «Риторика способствует полировке речи»^[22]. Однако при таком подходе не удается провести границу между риторикой, стилистикой и поэтикой.

Средневековый французский философ Пьер де Раме, более известный как Петер Рамус (1515—1572), свел риторический канон к двум разделам: «Есть два раздела риторики: elocutio и pronuntiatio; именно эти части, конечно же, единственно присущи этому искусству»^[23]. Однако раздел elocutio соответствует не только риторике, но и стилистике, раздел же pronuntiatio совершенно не значим для письменной формы аргументации.

Еще Аристотель определил риторику как науку о приемах «изобретения, расположения и выражения мыслей в речи»¹. Отечественные исследовательницы пишут: «Наиболее интересными в риториках традиционно считались первые три части, отличавшиеся наибольшей обширностью», поэтому «традиционный каркас риторики строился по схеме: „изобрести, расположить, украсить“»^[24][25]. Сторонники этой позиции, освященной авторитетом Аристотеля, явно недооценивают роль устного убеждения, предполагающего и запоминание, и исполнение речи.

По мнению американского ученого Дадли Бэйли, «сердцем риторики всегда были инвенция и диспозиция»^[26]. Однако инвенция и диспозиция теряют свою значимость без стилистической и (в устной речи) мнемонической и игровой составляющих риторики.

Особенно важными для процесса убеждения некоторые специалисты считают расположение аргументов, стиль их словесного оформления, а также процесс их устного изложения — то, как исполнена, «сыграна» речь^[27]. Однако при таком подходе, во-первых, недооценивается роль инвенции, во-вторых, появляется опасность сближения и даже отождествления риторики со стилистикой и поэтикой, в-третьих, игнорируется письменная форма аргументации, для которой канон actio практически не имеет значения.

Ричард Юнг и Алтон Беккер высказывают следующее мнение: «Сила и ценность риторики связаны, видимо, с искусством инвенции; риторика становится поверхностной, когда она пренебрегает методами системного исследования и проблемами содержания»^[28]. Однако эту же оценку в полной мере можно применить и к другим канонам риторики.

Марк Туллий Цицерон в трактате «Об ораторе» пишет:

Все силы и способности оратора служат выполнению следующих пяти задач: во-первых, он должен приискать содержание для своей речи; во-вторых, расположить найденное по порядку, взвесив и оценив каждый довод; в-третьих, облечь и украсить все это словами; в-четвертых, укрепить речь в памяти; в-пятых, произнести ее с достоинством и приятностью. И ни в одной из этих частей оратор не может оказаться полностью беспомощным, ибо если бы он явно хромал в какой-нибудь из них, он не мог бы считаться оратором^[29].

Эти пять задач соответствуют пяти этапам построения убеждающей речи и пяти разделам классической риторики, рассчитанной в первую очередь на устное исполнение, и именно в силу этого фактора в одинаковой степени важным. Вместе с тем четвертый и пятый каноны, по совершенно верному замечанию X. Перельмана, абсолютно незначимы для письменной формы аргументации¹. Через год после выхода знаменитой «Новой риторики» X. Перельмана американский филолог Даниэль Фогарти пишет:

Термин «риторика», в моем использовании, обозначает искусство выражения мысли в прозе, письменной или устной. В античную эпоху риторика понималась как убеждение многих одним говорящим. Позже в это понятие были включены письменное убеждение и даже показ (exposition). В наше время этот термин обозначает убеждение во многих формах: не только в языковой, но и визуальной [имеется в виду возможности видеоряда в телевидении и прессе. —.

В. М.] и др.^[30][31]

Ричард Энос, оценивая вклад X. Перельмана и важность открытого им направления в теории аргументации, отмечает, в частности, следующее:

«Новые риторики» двадцатого века — это не просто производство новых теорий риторики и новых методологий, обращающих исследовательское внимание на те или иные особенности дискурса. Новые риторики представляют в новой перспективе всю историю риторики. Направленность на исторические разыскания с этой позиции призвана обеспечить новое знание, которое сделает наше понимание риторики более полным путем разработки новых методов оценки непримиримых концепций и открытия новых точек зрения, с которых можно было бы взглянуть на данный предмет [курсив наш. — В. М.]^[32].

Переосмысление классического канона, предпринятое X. Перельманом с точки зрения века, в котором резко возросла важность и значимость печатного слова, целиком и полностью оправдано для письменной речи, однако применительно к устной речи ни одним из канонов пренебрегать не следует, поскольку, как показывает история, недооценка любого из пяти устоев классической риторики неизбежно ведет к перекосам всей ее конструкции.

• [1] Берков В. Ф. Аргументация и вопрос. С. 62.
• [2] Канон // Словарь античности. М., 1997. С. 246.
• [3] В западной риторической традиции данный термин нередко используется в формемн. ч., например: «the five canons of rhetoric» {Corbett E. P., Connors R. J. Classical rhetoricfor the modern student. 4th ed. Oxford Univ. Press, 1998. P. 17).
• [4] Thonssen L., Baird A. C. Speech criticism. Development of standards of rhetoricalappraisal. New York, 1948. C. 79.
• [5] Encyclopedia of rhetoric and composition. Communication from ancient times to theinformation age / ed. Th. Enos. Routledge, 1996. P. 35. Об устройстве ритмического периода и о подходах к анализу этого непростого понятия см.: Москвин В. П. Ритм и язык.М., 2018.
• [6] Sonnino L. A. A Handbook to sixteenth-century rhetoric. London, 1968. P. VIII. Авторпишет: «Книга посвящена центральному [курсив наш. — В. М.] разделу риторики —элокуции, искусству выбора риторических средств» (имеются в виду тропы и фигуры).
• [7] J. Bentham to his fellow-citizens of France, on houses of peers & senates // The Worksof J. Bentham. Vol. 4. Edinburgh, 1843. P. 422.
• [8] Linacre Th. De Emendata Structura Latini sermonis libri sex. Londini, 1524. P. 292.
• [9] Encyclopedia of rhetoric / ed. Th. О. Sloane. Oxford Univ. Press, 2001. P. 209.
• [10] См. описания: Lanham A. R. A handlist of rhetorical terms. Berkeley, 1991;Москвин В. П. Язык поэзии. Приемы и стили: Терминологический словарь. М., 2017.
• [11] Poster С. Being, time, and definition: toward a semiotics of figural rhetoric // Philosophyand rhetoric. Vol. 33. 2000. № 2. P. 116.
• [12] Rossi P. Logic and the art of memory. Univ. of Chicago Press, 2000. P. Ill—IV.
• [13] Quintiliani Institutionis oratoriae libri duodecim. Vol. II. Lipsiae, 1854. P. 1—11.
• [14] Sloane Th. О. Reinventing inventio // College English. Vol. 51. 1989. № 5. P. 461.
• [15] Цицерон M. T. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1994. С. 100.
• [16] Encyclopedia of rhetoric and composition. Communication from ancient times to theinformation age / ed. Th. Enos. Routledge, 1996. P. 1, 32, 211—214, 302 и 595—597.
• [17] Fredal J. Rhetorical action in ancient Athens: persuasive artistry from Solon toDemosthenes. Southern Illinois University, 2006. P. 20.
• [18] Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов.С. 384—385 и 119.
• [19] Walker J. Rhetoric and poetics in antiquity. Oxford Univ. Press, 2000. P. 47.
• [20] Baldwin Ch. S. Ancient rhetoric and poetic. New York, 1928. P. 134—135.
• [21] Molinie G. Dictionnaire de rhetorique. Le Livre de Poche. Paris, 1992. P. 92.
• [22] Blair H. Lectures on rhetoric and belles lettres. London, 1838. P. 32.
• [23] Ramus P. Arguments in rhetoric against Quintilian (1549). Northern Illinois Univ. Press, 1986. P. 27.
• [24] Аристотель. Риторика // Античные риторики. М., 1978. С. 28.
• [25] Граудина Л. К., Мисъкевич Г. И. Теория и практика русского красноречия. М., 1989.С. 22 и 84.
• [26] Bailey D. A plea for a modern set of topoi // College English. Vol. 26. 1964. P. 115—116.
• [27] Bowker J. K., Driscoll W., Motiejunaite J., Trapp R., Zompetti J. P. Discovering the worldthrough debate. A practical guide to educational debate for debaters, coaches & judges. 4thed. International Debate Education Association, 2005. P. 161.
• [28] Young R., Becker A. Toward a modern theory of rhetoric // Harvard educational review.Vol. 35. 1965. P. 454.
• [29] Цицерон M. T. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1994. С. 102 и 299.
• [30] Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. The new rhetoric. A treatise on argumentation. Univ. ofNotre Dame Press, 1969. P. 6.
• [31] Fogarty D. Roots for a new rhetoric. New York, 1959. P. 3—4.
• [32] Enos R. L. Viewing the dawns of our past days // Defining the new rhetorics / ed. T. Enos& S. C. Brown. Newbury Park, 1993. P. 8.