Е. А. Покровская. 
Новаторство А. П. Чехова в способах введения прямой речи и современная советская проза

Творчество А. П. Чехова сыграло большую роль в развитии русского языка и литературы. Лирический рассказ, один из центральных жанров прозы 60-х гг. нашего века, своим зарождением обязан Чехову. Своеобразное соотношение речи автора и персонажей в драмах Чехова легло в основу современной лирической драмы. Развитие чеховских традиций в современной литературе стало предметом исследований многих литературоведов. Цель данной работы — проследить за судьбой тех новых явлений в способах введения прямой речи, которые наблюдаются в прозе А. П. Чехова.

Богатство и выразительность чеховских ремарок восхищают читателей и привлекают внимание исследователей. М. К. Милых показала огромное разнообразие глаголов, вводящих прямую речь, обратила внимание на один из самых ярких способов выражения подлежащего — метонимический, проанализировала многие структурные типы предложения-ремарки (Милых М. К. Прямая речь в художественной прозе. Ростов н/Д, 1958.). Мы остановимся на двух особенностях синтаксиса чеховской ремарки — неполноте и парцелляции, потому что именно они получили самое широкое распространение и развитие в современной художественной прозе. Неполное предложение ремарки у А. П. Чехова не становилось объектом самостоятельного исследования. Однако в указанной монографии М. К. Милых указывается на употребление одного типа неполного предложения ремарки в прозе Чехова — безглагольного. М. К. Милых показала, что отсутствие сказуемого — глагола говорения в чеховских текстах возможно в тех случаях, когда «основное действующее лицо сцены оказывается говорящим. Глагол речи может быть употреблен один раз при введении первого высказывания, а следующие реплики того же лица могут вводиться описанием действий без глагола речи, например: «Он лежал в люльке, а Липа отходила к двери и говорила, кланяясь: «Здравствуйте, Никифор Анисимыч!».. И бежала к нему опрометью, и целовала. Потом отходила к двери, кланялась и опять: «Здравствуйте, Никифор Анисимыч!»» (Милых М. К. Там же.).

После А. П. Чехова бессказуемная ремарка получает распространение и развитие в творчестве некоторых советских писателей, классиков советской литературы (А. Н. Толстого, М. А. Шолохова), и становится стилеобразующим средством многих современных прозаиков: Ю. Трифонова, В. Тендрякова, В. Шукшина, В. Астафьева, Ю. Крелина, И. Грековой, В. Распутина, С. Залыгина, В. Попова, К. Ржевской, Н. Григорьева и др. Столь широкое распространение этого синтаксического явления позволяет говорить о нем не столько как о стилеобразующей черте творчества отдельных авторов, сколько как о языковой примете художественной речи нашего времени. Это подтверждается и тем фактом, что бессказуемная ремарка уже используется не только у крупных писателей, чьи произведения получили всеобщее признание, но и у авторов немногих произведений, прозаиков, чьи имена не звучат среди признанных лучшими. Типология неполного предложения ремарок, используемых А. П. Чеховым, в значительной степени зависит от того, какому речевому слою эти ремарки принадлежат. В авторской речи Чехов употребляет неполное предложение ремарки значительно уже, чем в прямой речи персонажей при введении включенной прямой речи. В бессказуемной ремарке авторского речевого слоя у Чехова к опущенному сказуемому, вводящему прямую речь, тянется несколько цепочек синтаксических связей: от прямой речи, от подлежащего или однородного вербализованного сказуемого и обязательно от второстепенного члена состава сказуемого, каким обычно является обстоятельство (см. приведенный выше пример). В авторской речи прозы Чехова бессказуемная ремарка является эллиптической. Для нее характерны семантическая полнота и наличие вербализованных второстепенных членов состава сказуемого; о незамещенной позиции сигнализирует не одна, а несколько позиций, что обрисовывает грамматическую форму отсутствующего сказуемого более полно.

В современной советской художественной прозе эллиптические ремарки получают широкое распространение. Отмечается не только количественный рост этих структур, но и качественный: расширяется типология эллиптической бессказуемной ремарки по стержневому слову. Как и у Чехова, в ремарке современной прозы с эксплицитно не выраженным сказуемым могут быть связаны подлежащее и обстоятельство, например: «- Тише, — опять сестры» (Ю. Крелин. От мира сего); «Мгновенно догадываюсь, и мгновенно мысль: „Это убили Мигулина“» (Ю. Трифонов. Старик). Кроме подлежащего стержневым словом может быть косвенное дополнение — дательный падеж адресата речи: «Вошел Бубнов. Санин ему: — Петя, посмотри Лапина…» (Ю. Крелин. На что жалуетесь, доктор?). А. П. Чехов широко использовал ремарки этого типа для введения включенной прямой речи: «А доктор ей: «Помилуйте, сударыня, у нас с ним пять швейцаров не справятся» (Накануне поста, 6, 85). Ремарки этой структуры имеют яркую окраску разговорности в творчестве Чехова и в современной прозе. Наконец, в ремарке с невербализованным сказуемым могут быть связаны подлежащее, обстоятельство и косвенное дополнение адресата речи: «А дед сам себе в бороду: «Проходите, будьте ласковы, проходите!..» (В. Астафьев. Последний поклон). Особое внимание привлекает бессказуемная ремарка, второстепенные члены которой оформлены как вставочная конструкция: «Фома (перепугавшись и помрачнев насмерть): Что вы! Что вы!» (В. Конецкий. Вчерашние заботы). В качестве вставочной конструкции обычно выступают второстепенный член предложения, выраженный деепричастным оборотом, однородные второстепенные члены, придаточное, для которого бесеказуемное предложение является главным, второстепенный член с придаточным предложением при нем, например: «Радист (разглашая служебную тайну): Ерунда. Что-то с самим Фомичом стряслось»; «Я (в адрес стармеха, который торчит в рубке, но хранит молчание): Апдрияныч, а что ты думаешь?» (В. Конецкий. Вчерашние заботы).

Эллиптическая ремарка современной прозы незначительно выходит за рамки тех структурно-семантических типов, которые встречались еще у Чехова. Но в современной прозе появляется такой тип бессказуемной ремарки, в котором наблюдаются значительные структурно-семантические изменения. Это бессказуемная ремарка, в которой только подлежащее связано с отсутствующим членом. Еe своеобразие заключается в том, что для нее характерна и структурная, и семантическая неполнота, а грамматическая структура отсутствующего сказуемого не обрисовывается так четко, потому что с невербализованным сказуемым связано одно подлежащее. Неполное предложение ремарки, в котором стержневым словом является только подлежащее, называет говорящего или определяет характер высказывания, например: «Нина? Ты?- Печальный вздох: — Я» (В. Тендряков. Свидание с Нефертити); «Жених: Добрый вечер! — Отец Жениха: Здравствуйте!» (В. Шукшин. Точка зрения). Ремарки, определяющие характер высказывания, обычно параллельны типичным для прозаических произведений полным ремаркам, таким, как «Послышался печальный вздох».

Однако есть случаи, когда невозможно с уверенностью сказать, к какой именно модели двусоставного предложения восходит анализируемое предложение ремарки — глагольного или именного строя, например: «- Действительно, — мужнин баритон, — мы уже доедем, потом свои порядки устанавливайте» (С. Залыгин. Соленая Падь). Такую ремарку можно рассматривать двояко: как неполную реализацию двусоставной модели глагольного строя (послышался мужнин баритон) и как неполную реализацию модели именного строя (это мужнин баритон) — новый вариант ремарки, появившийся в современной прозе. В первом случае словоформа «баритон» — подлежащее, и предложение относится к бессказуемным неполным. Во втором случае перед нами предложение без подлежащего «это». Неполные предложения ремарки, которые можно отнести к разным структурным тинам, — это еще один из случаев переходных явлений, существующих в языке. На переходные явления обращал внимание еще А. А. Потебня, который писал, что «поверхность языка всегда более-менее пестрит оставшимися снаружи образцами разнохарактерных пластов» (Потебня А. А. Из записок, но русской грамматике. М., 1958.).

В творчестве А. П. Чехова получил распространение еще один тип неполной ремарки. Он еще не привлекал внимания исследователей. Это бесподлежащное предложение, где на отсутствующее подлежащее указывает связанное с ним сказуемое — глагол, вводящий прямую речь. Этот тип неполной ремарки встречается у Чехова только в рассказах от 1-го лица. По форме 1-го лица единственного числа сказуемого легко восстанавливается опущенное подлежащее «я», например: «- Да ведь и вы любите другую, — сказала она, потирая руки.- Вы любите мадмуазель Дебе.- Да, — говорю, — мадмуазель Дебе» (Герой-барыня, 2, 173). Бессказуемную и беспод-лежащную ремарки у Чехова объединяет важная особенность: они являются неполными только по структуре, а семантической неполнотой не обладают. В бессказуемной ремарке прямая речь предполагает значение опущенного глагола-сказуемого, ее вводящего, прямая речь является пресуппозицией глагола речи в ремарке. В бесподле-жащной ремарке, которая встречается у Чехова только в повествовании от первого лица при введении прямой речи рассказчика, форма сказуемого точно обрисовывает не только форму, но и лексему опущенного подлежащего.

В современной прозе значение опущенного подлежащего восстанавливается значительно сложнее, лишь с учетом широкого контекста. Связанное с ним сказуемое может иметь форму 3-го лица, и опущенное при нем подлежащее может не совпадать не только с подлежащим предшествующего предложения, но и с последним из названных агентивных существительных. Только широкий контекст подсказывает читателю, кому же принадлежит реплика, введенная бесподлежащной ремаркой, например: «Для Бычина цитаты, которыми сыплет Шигонцев, все равно, что треск сучьев в лесу»; «Вот кого под корень, — трясет бумагой, — Антонова, Кухарникова, Семибратова, Дудакова» (Ю. Трифонов. Старик). Если сказуемое бес-подлежащного предложения ремарки у Чехова имеет форму только 1-го лица единственного числа, то в современной прозе оно обычно имеет форму 1-го или 3-го лица единственного числа. Однако возможна и форма множественного числа, если значение ремарки распространяется на реплики нескольких лиц, например: «Представляются: — Санин.- Елена.- Пирогов Николай» (Ю. Крелин. На что жалуетесь, доктор?). Значение опущенного подлежащего или однородных подлежащих подсказывается содержанием прямой речи, введенной бесподлежащной ремаркой. Таким образом, бесподлежащная ремарка современной прозы является неполным предложением и в структурном, и в семантическом отношении.

Однако и в чеховской прозе встречались ремарки, обладающие структурно-семантической неполнотой. В них отсутствуют оба главных члена. Только достаточно широкий контекст подсказывает читателю значение опущенного подлежащего и форму опущенного сказуемого, например: «Двадцать раз я терял надежду и столько же раз получал ее обратно. Валандался целый день и только час тому назад набрел на искомое. За три версты отсюда. Подают мне пачку из десяти коробочек. Одной коробки нет как нет. Сейчас: „Кто купил эту коробку?“ „Такая-то…“» (Шведская спичка, 2, 215). Все предшествующее повествование подсказывает читателю, что включенная прямая речь «Кто купил эту коробку?» принадлежит самому говорящему и, следовательно, неполное предложение ремарки «Сейчас» может восходить только к модели: «Я сказал», восстановление другого подлежащего и сказуемого с формой другого лица в данном контексте невозможно. Неполное и в структурном, и в семантическом отношении предложение ремарки у Чехова встречается только в речи персонажей при введении включенной прямой речи, так как оно имеет яркую окраску разговорности. В приведенном выше отрывке вместе с другими языковыми средствами (разговорно-просторечным словом «валандался», словосочетанием «нет как нет», парцеллированным обстоятельством «За три версты отсюда») неполная ремарка воссоздает живой рассказ персонажа, имитирует разговорную речь.

Трудно представить себе эти языковые средства, имеющие яркую окраску разговорности, в авторской речи Чехова. А в современной прозе, для которой характерна предельная демократизация, ориентация на непринужденность, разговорность не только речи персонажей, но и авторской, бесподлежащно-бессказуемная ремарка используется и в авторском речевом слое как средство интимизации, субъективизации повествования. Если в прозе Чехова контекст подсказывает, к какой именно модели восходит бесподлежащно-бессказуемная ремарка, то в творчестве наших современников в большинстве случаев такие ремарки бывают контаминированными, то есть могут восходить к различным моделям. Бесподлежащно-бессказуемные ремарки, в которых вербализованы только второстепенные члены, можно рассматривать: а) как неполное двусоставное бесподлежащно-бессказуемное предложение; б) как парцеллирующую часть предложения с парцелляцией однородных сказуемых, где опущено сказуемое, вводящее прямую речь; в) как односоставное предложение без главного члена.

В современной прозе существенно обогащаются разновидности бесподлежащно-бессказуемных предложений ремарки по стержневому слову. Единственным эксплицитно выраженным членом предложения может быть косвенное дополнение. Как всякое подчиненное слово, косвенное дополнение предполагает подчиняющее — сказуемое, синтаксически связанное с подлежащим, или невербализованным, или расположенным в базовой части парцеллированного предложения. Эту позицию может занимать косвенное дополнение со значением адресата речи: «Катя, — к Невесте, — дай мне, пожалуйста, утюга» (В. Шукшин. Точка зрения). Эксплицитно выраженным второстепенным членом может быть обстоятельство. Большое распространение получили неполные предложения, в которых вербализован ряд однородных обстоятельств. Такие предложения очень экспрессивны: «- Граждане станичники! Что для казаков главное было, есть и будет?..- и, выждав паузу, насладившись общим секундным томлением, громоподобно и с размахом руки, будто гранату в толпу: — Воля, казаки!» (Ю. Трифонов. Старик). Незамещение позиций всех главных членов ремарки, предусмотренных моделью предложения, стало ярким средством интимизации авторского повествования в современной прозе. Тот факт, что и подлежащее, и сказуемое (или главный член односоставного предложения) — это тема, причем настолько неважная с коммуникативной точки зрения, что ее можно опустить, свидетельствует о непосредственно воспринимаемой ситуации и наличии субъекта, через призму сознания которого она преломляется. Субъект является свидетелем или участником ситуации, и ему неважно, кто говорит, для него само собой разумеется, что нечто говорится, важно — как? Интимизированпое повествование — это одна из особенностей и чеховской прозы, и многие из рассмотренных здесь типов неполной ремарки служат для его создания. Так, один из способов введения прямой речи — неполное предложение ремарки, появляющийся еще в творчестве А. П. Чехова, получил распространение и развитие в современной прозе, так как он способствует решению художественных задач, стоящих и перед современными авторами, и перед Чеховым.

Второе явление в структуре ремарки, на котором прослеживаются параллели между синтаксисом прозы Чехова и современной литературы, — это парцелляция предложения ремарки. Для русской прозы была обычной разорванная ремарка, т. е. разделенная прямой речью на части, каждая из которых содержит однородное сказуемое. Обе части такой ремарки реализуются в одной фразе и представляют единое предложение. Таким образом, предложение разорванной ремарки подвергается лишь линейному разрыву, но сохраняет интонационное единство, что на письме выражается в употреблении строчной буквы в начале второй части ремарки, в постановке запятой после прямой речи, разрывающей ремарку. В творчестве А. П. Чехова части ремарки подвергаются более глубокому разделению: на линейный разрыв накладывается ритмико-интонационный, предложение ремарки реализуется в двух фразах. На письме это выражается в том, что вторая фраза начинается с прописной буквы, а прямая речь, ей предшествующая, заканчивается точкой (вопросительным или восклицательным знаком, многоточием), но не запятой. На основе разорванной ремарки возникает парцеллированная: «Она встала из-за стола и обратилась к Ивану Ивановичу: — Так вы придете ко мне вниз на минуточку? Я не прощаюсь с вами.- И ушла» (Жена, 7, 467).

«Характерной чертой развития нашей эпохи является интенсивное развитие синтаксических конструкций, специальное назначение которых не просто передать адресату ту или иную информацию, а задержать его внимание на ней, максимально акцентировать ее и тем усилить ее действенность» (Неважная З. В. Парцелляция и виды сверхфазовых единству/Исследования, но романской и германской филологии. Киев, 1975.). В связи с этой тенденцией речевого развития парцеллированная ремарка, появляющаяся еще в творчестве Чехова, получила очень широкое распространение в современной литературе. Так же, как и неполная ремарка, она подверглась значительным изменениям. Если в творчестве А. П. Чехова интонационно-речевой разрыв ремарки проходил только в месте ее линейного разрыва прямой речью, то в современной литературе возможна очень разнообразная и сложная композиция частей парцеллированного предложения ремарки по отношению друг к другу и к прямой речи. В зависимости от того, в препозиции или интерпозиции находится прямая речь относительно ремарки, выделяем две основные позиции.

• 1. Базовое предложение ремарки — прямая речь — парцеллирующая часть предложения ремарки (Обозначим базовую часть парцеллированной ремарки Рб, парцелляты ремарки с соответствующим порядковым номером Pп1, Рп2, прямую речь — П.) (Рб — П — Рп1).
• 2. Прямая речь — базовое предложение ремарки прямая речь — парцеллирующая часть предложения ремарки (П — Рб — П — Рп1).

Первая основная позиция встречается еще в творчестве Чехова и продуктивна в современной литературе: «- Тара-ра-бумбия…- запел он вполголоса.- Tapa… pa.-бумбия!- И неожиданно взял ее за талию» (Володя большой и Володя маленький, 8, 224). В современной литературе первая основная позиция имеет ряд разновидностей:

• а) Рб — Рп1 — П — Рп2, например: «Ганя долго сидел молча, смотрел мимо председателя… Сказал: — Спасибо нашей дорогой Советской власти.- И ушел» (В. Шукшин. В воскресенье мать-старушка…). При такой композиции фразовое членение проходит не только в месте линейного членения ремарки прямой речью, как это было у Чехова, но и внутри препозитивной части ремарки, то есть здесь мы встречаемся со случаем контактного расположения частей парцеллированной ремарки;
• б) Рб — Pп1 — Рп2 — (Рп3…) — П, т. е. препозитивная ремарка реализуется в трех и больше фразах: «Мещеряков прошелся по комнате, остановился. Постоял. В окно поглядел. А когда обернулся, сказал: — Ну, вот что, товарищи…» (С. Залыгин. Соленая Падь).

Итак, функционирующие еще в творчестве А. П. Чехова неполное и парцеллированное предложения ремарки получили развитие в современной прозе, так как они находятся в русле общеязыковой тенденции к демократизации художественной речи, интимизации авторского повествования, приданию разговорной окрашенности не только речи персонажей, но и авторской.