Консуэло. 
Рыцарь планеты Земля

«Ночной полёт» — это книга о непримиримом противоречии между «правдой любви» и «правдой действия». Первую олицетворяет молодая жена пилота, пропавшего в циклоне; вторую — Ривьер, директор авиакомпании, человек непреклонной воли. В «Цитадели» этот образ разовьётся в образ сурового восточного правителя, а тема «правды любви» станет всеобъемлющей в «Маленьком принце». В «Планете людей» де Сент-Экзюпери скажет: «Любить — это не значит смотреть друг на друга, любить — значит вместе смотреть в одном направлении» («Любовь у нас только в совместном пути», — говорит главная героиня ефремовского «Часа Быка»). Так противоречие преодолевается.

В Аргентине Антуан встречает свою будущую жену Консуэло — двадцативосьмилетнюю вдову писателя Гомеса Карилльо. Женщина экстравагантного характера, она становится его «капризной розой», которая позже появится в «Маленьком принце».

Стальные тридцатые

Непростой поворот в судьбе происходит в начале тридцатых годов. В это время индустриальный мир сотрясают экономические и политические кризисы, в результате которых «Аэропосталь» прекращает самостоятельное существование и вливается во вновь созданную компанию «Эр Франс». Технический директор «Аэропостали» Дидье Дора, ставший прототипом Ривьера в «Ночном полёте», оказывается «неудобной» (для чиновников) фигурой. Не находится места в новой авиакомпании и для автора «Ночного полёта», которого обвиняют в увлечении «сильными личностями» и чуть ли не в преклонении перед Муссолини (вот тоже, нашли «сильную личность»!).

На самом деле в этот период де Сент-Экзюпери начинает интересоваться Марксом, а его записные книжки, как пишет Стейси Шифф, содержат размышления о переустройстве общества по примеру своей почтовой авиалинии с её братством и устремлённостью к общей цели. Но, оставаясь верным себе, де Сент-Экзюпери не спешит примкнуть к какой-либо политической организации, понимая их ограниченность.

В это время у них с Консуэло дома собираются люди разных политических взглядов — от марксистов до консерваторов — и ведут ожесточённые споры. Выслушивая всех и задавая уточняющие вопросы, де Сент-Экзюпери удаётся наглядно продемонстрировать глубинную общность позиций спорщиков, что приводит тех в состояние тихого ужаса.

В «Планете людей» он говорит:

Быть может, потому-то всё в мире сейчас трещит и шатается. — Каждый страстно ищет веры, которая сулила бы ему полноту души. Мы яростно спорим, слова у нас разные, но за ними — те же порывы и стремления. Нас разделяют методы — плод рассуждений, но цели у нас одни…

К чему спорить об идеологиях? Любую из них можно подкрепить доказательствами, и все они противоречат друг другу, и от этих споров только теряешь всякую надежду на спасение людей. А ведь люди вокруг нас, везде и всюду, стремятся к одному и тому же.

Здесь де Сент-Экзюпери говорит о том же, о чём позже скажет выдающийся социальный психолог Эрих Фромм, — о поисках человеком решения проблемы своего существования. И точно по тому же признаку, что и Фромм, автор «Планеты людей» отсекает ложные, суррогатные решения этой проблемы:

…Кого затянула нудная, однообразная работа, им недоступны радости первооткрывателя, верующего, ученого. Кое-кто вообразил, будто возвысить этих людей не так уж трудно, надо лишь одеть их, накормить, удовлетворить их повседневные нужды. И понемногу вырастили из них мещан в духе романов Куртелина, деревенских политиков, узколобых специалистов без каких-либо духовных интересов. Это люди неплохо обученные, но к культуре они ещё не приобщились. У тех, для кого культура сводится к затверженным формулам, представление о ней самое убогое. Последний школяр на отделении точных наук знает о законах природы куда больше, чем знали Декарт и Паскаль. Но способен ли школяр мыслить, как они?

Все мы — кто смутно, кто яснее — ощущаем: нужно пробудиться к жизни. Но сколько открывается ложных путей… Конечно, людей можно воодушевить, обрядив их в какую-нибудь форму. Они станут петь воинственные песни и преломят хлеб в кругу товарищей. Они найдут то, чего искали, ощутят единение и общность. Но этот хлеб принесет им смерть.

Можно откопать забытых деревянных идолов, можно воскресить старые-престарые мифы, которые, худо ли, хорошо ли, себя уже показали, можно снова внушить людям веру в пангерманизм или в Римскую империю. Можно одурманить немцев спесью оттого, что они — немцы и соотечественники Бетховена. Так можно вскружить голову и последнему трубочисту. И это куда проще, чем в трубочисте пробудить Бетховена.

Но эти идолы — идолы плотоядные. Человек, который умирает ради научного открытия или ради того, чтобы найти лекарство от тяжкого недуга, самой смертью своей служит делу жизни. Быть может, это и красиво — умереть, чтобы завоевать новые земли, но современная война разрушает всё то, ради чего она будто бы ведётся.

Проблемы человеческого существования не способны решить ни либеральный «мещанский рай» (в духе «Хищных вещей века»), ни фашизм во всех его формах Фашизм — тоже идеология мещан, но не сытых и благодушных, а озлобленных., говорит таким образом де Сент-Экзюпери. Эти две идеологии в принципе не предусматривают гуманистической интерпретации, которая ставит во главу угла развитие и возвышение человека. «Спор об идеологиях» имеет смысл только в этой плоскости.

В 30-е гг. де Сент-Экзюпери посетил в качестве корреспондента СССР и Испанию, расколотую надвое гражданской войной. Удалось ему дважды побывать и в нацистской Германии; этого оказалось достаточно, чтобы позже (в «Военном лётчике») сказать: «В мире, где воцарился бы Гитлер, для меня нет места». Потому что в таком мире не может сбыться Человек.

В Москве де Сент-Экзюпери был в мае 1935 года как корреспондент «Пари суар», встречался с Михаилом Булгаковым и произвёл на него исключительное впечатление, устроил вечеринку с французскими старушками — бывшими гувернантками, поднялся с Ходынского аэродрома в воздух на самолёте-гиганте АНТ-20 «Максим Горький». Самолёт разбился на следующий день, и де Сент-Экзюпери в «Известиях» от 20 мая поместил статью-некролог, посвящённую его экипажу и пассажирам — рабочим и инженерам ЦАГИ.

Услышав, как на заводе играют Моцарта, он написал об этом во французской газете… «И получил двести ругательных писем. Меня не возмущают те, кому больше по вкусу кабацкая музыка, — говорит по этому поводу де Сент-Экзюпери. — Другой они и не знают. Меня возмущает содержатель кабака. Не выношу, когда уродуют людей». Возникнув как органическая часть «общества потребления», массовая потребительская псевдокультура стала «оружием массового поражения». Победить её можно, только изменив общество, но организованная система сильнее разрозненных людей.

В разности впечатлений де Сент-Экзюпери от СССР и Германии проявляется различие советского (сталинского) и нацистского тоталитаризмов. Если последний вполне органичен в своей античеловеческой сущности, то первый опирается на гуманистическую идею, искажая её совершенно противоположной практикой (аналогично соотношению христианской идеи с практикой инквизиции). В СССР де Сент-Экзюпери встретил жизнерадостных, открытых, не кичащихся каким-то своим превосходством людей.

В воюющей Испании Сент-Экс жил среди каталонских анархистов, наблюдая их нравы, которые его порою «умиляли». Например, разыскивая кого-то из анархистской милиции, он обратился к нескольким бойцам и услышал в ответ: «А мы его расстреляли». Оказалось, разыскиваемый донёс на кого-то, что тот фашист. «Фашиста» «поставили к стенке», после чего выяснилось, что донос был ложный, из ревности. Тогда расстреляли и доносчика. В чём, а в справедливости им не откажешь, заключил де Сент-Экзюпери.

Вдвоём с представителем Социалистической партии Франции они спасали от расстрела попадавших под горячую руку католических монахов, и бойцы-анархисты из расстрельной команды после «поручительства от соцпартии Франции» начинали от души поздравлять спасённых, весело хохоча и хлопая их по плечу. Был момент, когда самого де Сент-Экзюпери, «попавшегося» ночью анархистскому патрулю, от вполне вероятной «стенки» спасла улыбка.

Позже он так описывал психологический механизм происходившего:

Авангардисты, к какой бы они партии не принадлежали, преследуют не людей (человек сам по себе в их глазах ровно ничего не значит) — они ищут симптомы. Истина, не согласная с их собственной, представляется им заразной болезнью. Заметив подозрительный симптом, носителя заразы отправляют в карантин. На кладбище.

Но также было немало моментов, заставляющих испытывать гордость за людей. Автор «Планеты людей» рассказывает об уроке ботаники, который в пятистах метрах от передовой преподавал бойцам капрал анархистского ополчения (по-видимому — бывший учитель).

В грубых руках капрала был цветок мака, он осторожно разнимал лепестки и тычинки, и со всех сторон из окопной грязи, под грохот снарядов к нему стекались заросшие бородами паломники. Они окружали капрала, усаживались прямо на земле, поджав ноги, подперев ладонью подбородок, и слушали. Они хмурили брови, стискивали зубы, урок был им не очень-то понятен, но им сказали: «Вы тёмные, вы звери, вы только вылезаете из своего логова, нужно догонять человечество!» — и, тяжело ступая, они спешили вдогонку.

С большой теплотой рассказывает он о сержанте, готовом наутро идти на смерть, заслоняя собою братьев по оружию. Ведь, спасая товарищей в пустыне, де Сент-Экзюпери сам не раз рисковал жизнью. И здесь он встретил родственную душу.

Что ты нашёл здесь, на фронте, сержант, откуда эта спокойная уверенность, что именно здесь твоё место и твоя судьба? Быть может, ею тебя одарила братская рука, приподнявшая твою сонную голову, быть может — улыбка, полная той нежности, в которой не сочувствие, но равенство? «Эй, товарищ!..» Когда кому-то сочувствуешь, вас ещё двое. Вы ещё врозь. Но бывает та высота отношений, когда благодарность и жалость теряют смысл. И, поднявшись до неё, дышишь легко и радостно, как узник, вышедший на волю.