Языковые нормы и речевая практика

В разные периоды развития языка литературная норма имеет качественно разные отношения с речевой практикой.

В эпохи демократизации литературного языка, т. е. приобщения к нему широких масс людей, не владеющих литературной нормой, консервативность нормативной традиции, ее сопротивление «незаконным» новшествам ослабевают, и в литературном языке появляются элементы, которые до того времени норма не принимала, квалифицируя их как чуждые нормативному языку. Например, характерное для современной речевой практики расширение круга существительных мужского рода, образующих именительный падеж множественного числа при помощи флексии — a (-'я) (инспектора, прожектора, сектора, цеха, слесаря, токаря), означает, что речевая практика оказывает давление на традиционную норму, и для некоторых групп существительных образование форм наa (-'я) оказывается в пределах кодифицированной нормы.

Форма родительного падежа множественного числа носок (несколько пар носок), наряду с традиционно-нормативной носков, недавно разрешенная современными кодификаторами грамматической нормы, — несомненная уступка просторечию, из которого форма родительного падежа множественного числа с нулевым окончанием (носок), ранее оценивавшаяся как бесспорно неправильная, распространилась и в среду говорящих литературно. Влиянием просторечной и профессионально-технической среды объясняются и многие другие варианты, допускаемые современной русской литературной нормой: дoговор, договорa, договорoв (наряду с традиционными договoр, договoры, договoров), переговоры по разоружению (наряду с переговоры о разоружении) и т. п.

Речевая практика может способствовать не только проникновению в нормированный язык новых для литературного языка единиц, но и укреплению в нем новых моделей — словообразовательных, синтаксических и других. Например, многочисленные лексические заимствования из других языков, главным образом из английского, расширившие нормативный русский словарь в конце ХХ века, способствуют и тому, что под влиянием иноязычных образцов появляются структурно новые типы слов. Таковы, например, сочетания вида бизнес-план — традиционной для русского языка моделью является словосочетание с родительным падежом: план бизнеса. Могут появляться и необычные — с точки зрения нормативной традиции — синтаксические конструкции. Например, заголовки типа Подводя итоги (содержащие деепричастие), которые начали появляться в нашей прессе примерно со второй половины ХХ века, возникли под влиянием соответствующих конструкций английского языка (ср.англ. summingup).

Еще более показательно давление речевой практики на традиционную норму в области орфографии. Например, написание ряда слов, относящихся к религиозной сфере, с прописной буквы: Бог, Богородица, Рождество, Пасха, Сретенье, Библия и др. возникло первоначально в письменной практике, а уж затем было утверждено в качестве обязательной орфографической нормы. Между тем, согласно старой орфографической норме, зафиксированной в «Своде правил орфографии и пунктуации» 1956 года, все эти имена и названия надо было писать со строчной буквы.

В процессе обновления нормы определенное значение имеет распространенность, частота того или иного новшества в речевой практике. Распространенной, массовой может быть и явная ошибка: например, произношение типа инциндент, беспрецендентный, весьма часто встречающееся даже в публичной речи, в частности у журналистов, — несомненное нарушение произносительной правильности речи.

Однако важно, в какой среде появляется то или иное новшество, противоречащее традиционной норме. Если его вводят и часто употребляют те, кто считается носителем образцовой, культурной речи, то новшество может прижиться: так, например, вместо старой нормы ударения в слове ракурс сейчас возобладала новая — рaкурс. Наряду с этими есть такие факты речи, которые и новыми не назовешь, и в то же время у них нет шансов сделаться нормативными. Они представляют собой своеобразные символы «неграмотной» речи, нелитературного просторечия: документ, пoртфель, прoцент, средствa, благa, нaчать, углубить и т. п. Какова бы ни была их употребительность они чересчур контрастируют с нормативной традицией.

Это не значит, что всему, что появляется за пределами литературного языка — в просторечии, социальных и профессиональных жаргонах, — закрыт доступ в общее употребление. Напротив, и современная речевая практика, и факты, характерные для русского языка прошлого, свидетельствуют о влиянии на литературную речь и просторечия и жаргонов: слово животрепещущий пришло из речи торговцев рыбой, скоропалительный — из языка военных (В.В.Виноградова «История слов»).

И в русском литературном языке наших дней часто получают распространение факты, идущие из просторечия и жаргонов (лингвисты называют такие сферы языка некодифицированными). Так, обращает на себя внимание чрезвычайная активизация форм множественного числа существительных мужского рода с ударными флексиями. Многие из этих форм проникают в публичный речевой обиход из профессиональной среды: взводa — из речи военных; срокa и обыскa — из речи прокурорских и милицейских работников (осужденный и возбужденное дело). Кулинары рассказывают о том, как они варят супa и изготовляют тортa, а парфюмеры — какие у них чудодейственные кремa, строителям не дают покоя слабые такелажные тросa и т. д.

Медики говорят: пролечить больного, проколоть пенициллин (эта глагольная модель активна также в речи финансистов, коммерсантов, которые проплачивают счета и говорят о необходимости профинансировать проект). Распространенность подобных форм в профессиональной речи отмечалась лингвистами давно, однако значительное увеличение частотности этих форм в публичной речи — по радио, телевидению, в газете — можно считать характерной чертой нашего времени.

Особого разговора заслуживают сознательные отклонения от нормы продиктованные стремлением человека достичь коммуникативного комфорта в определенной социальной среде. Академик И. П. Бардин на вопрос о том, с каким ударением он произносит слово километр, ответил: «На заседании Президиума Академии — киломeтр, иначе академик Виноградов морщиться будет. Ну, а на Новотульском заводе, конечно, килoметр, а то подумают, что зазнался Бардин».

Сознательные отклонения от нормы могут делаться с определенной целью — иронии, насмешки, языковой игры. Тут не ошибка, не новшество, а речевой прием, свидетельствующий о свободе, с которой человек использует язык, сознательно — с целью пошутить, обыграть значение или форму слова, скаламбурить и т. д. — игнорируя нормативные установки.

норма носитель языка речевое средство.