Направления и перспективы развития философии социогуманитарного познания

Реферат Направления и перспективы развития философия социогуманитарного познания

Рассматривая проблему объективности социально-гуманитарного познания, мы встречаемся со сложностями, которые создаются «перспективизмом» различных субъектов, а также уровней, сфер и типов познания. Человек как воспринимающее, познающее и действующее существо встроен в различные «пространства»: физическое, социальное, интеллектуальное, аксиологическое и др. Горизонтность и перспективизм и выражают принадлежность субъекта познания этим пространствам («точкам», из которых он воспринимает, понимает, интерпретирует и действует, или ракурсам, в которых нам открывается мир), его встроенность в них. При этом перспектива есть «не только тот способ, каким объекты скрывают себя, но и тот, каким они себя разоблачают» [1, с. 102].

Эти «пространства» можно дифференцировать. Так, социальное пространство — это не только принадлежность к определенному классу или страте, можно говорить об определенных социальных «перспективах», связанных с государственной принадлежностью, национальностью, властными отношениями, уровнем образования, гендерными различиями и т. д. Как отмечает П. Бурдье, «Социальный мир может быть назван и построен различным образом в соответствии с различными принципами видения и деления: например, деления экономического или деления этнического. Если и верно, что в наиболее развитых, с точки зрения экономики, обществах экономические и культурные факторы имеют наибольшую дифференцирующую власть, то, тем не менее, сила экономических и социальных различий никогда не бывает такой, что невозможно организовать агентов в соответствии с другими принципами деления: этническим, религиозным или национальным, например» [2, с. 184].

Самый простой пример перспективизма — перспективизм перцепции, продемонстрированный феноменологией (Э. Гуссерль, М. Мерло-Понти и др.). Социогуманитарное познание в значительной мере дифференцирует социальный перспективизм, выделяет его различные виды. Имеется в виду как учет социальной позиции изучаемых членов сообщества, так и влияние на содержание и структуру социогуманитарного познания социальной позиции исследователя. (Это обстоятельство в несколько односторонней форме подчеркивалось в марксизме).

Однако вопрос адекватного определения «социальной перспективы» как исследуемого, так и исследователя продолжает оставаться объектом внимания современной социологии, стремящейся, в частности, установить связи зависимости между различными социально значимыми определениями. Так, Э. Гидденс отмечает недостаточную изученность в современной социологии гендерной проблемы, а также вопроса о взаимовлиянии теоретически выделяемых видов социальных различий. «Сегодня остается открытым вопрос о том, в какой степени гендерные различия могут быть объяснены в терминах других социологических концепций и понятий (класса, этнической принадлежности, культурной среды и так далее), и, напротив, в какой степени другие социальные различия нуждаются в объяснении в терминах гендера. Безусловно, некоторые из важнейших задач социологии как объясняющей науки будут в дальнейшем связаны с эффективным разрешением этой дилеммы» [3, с. 502].

Говоря о перспективизме познавательного опыта и выделяя аксиологическую составляющую как специфицирующую социогуманитарное познание, можно утверждать, что они, вместе с тем, вовсе не исключают универсальности и объективности социогуманитарного познания. Напротив, именно они, будучи методологически отрефлексированными, позволяют продвигаться на пути достижения объективности социогуманитарного дискурса посредством соответствующих отсылок (раскрывающих неизбежное присутствие перспективы видения и восприятия исследователя) при описании характеристик и поведения изучаемых объектов. Их осознание способно расширять рамки и горизонты критической самосознательности ученого, а также свободной и сознательной трансформации нашего опыта, поскольку делает нас открытыми другим перспективам и способными позиционировать различные перспективы как дополнительные.

В обоснование сказанного приведем пример оценки исторического действия, легитимирующего себя «знанием фактов». В статье «Кто такой коллаборационист?» (1945) Сартр анализирует коллаборационизм как выбор, индивидуальное решение и отвергает любые попытки коллаборациониста оправдать себя «объективным знанием ситуации», «тяжелым уроком фактов». За так называемым «реализмом» коллаборационистской позиции скрывается страх «делать человеческое дело», «приниматься за что-то без надежды, упорствовать без успеха». Коллаборационист подчиняется фактам и «переворачивает» мораль: вместо того, чтобы судить о факте в свете права, он основывает право на факте; его имплицитная метафизика идентифицирует бытие и долженствование [4, с. 53, 55]. Человек же не должен подчинять цель фактам, его цель не должна «извлекать из них свое существование». Сопротивление показывает: роль человека состоит в том, чтобы уметь сказать «нет» даже фактам, когда кажется, что он должен им подчиниться.

Аксиологическое измерение социогуманитарного познания является не только тем, что изначально задает горизонт и перспективу познавательной деятельности его субъекта, обусловливая исходные картину мира, образ человека и понимание характера фундаментальной связи между ними, но и тем, что служит способом (средством) удостоверения получаемого знания.

И в этом усилии удостоверения знания обращением к сфере «должного» нас не должна смущать та, возможно, непреодолимая, граница между нею и фактическим, между философскими, ценностными («ирреальными) горизонтами» и реальным опытом. Ведь само философское утверждение специфичности человеческого существования (познания, действия) не отделимо от допущения этих оппозиций и горизонтов («ирреальных горизонтов», горизонтов ценностей как «предельного»).

Такова неотъемлемая характеристика не только науки с ее так называемыми «идеальными объектами», но и философии с момента ее возникновения до наших дней. Даже экзистенциальная феноменология, критикующая, вслед за Ф. Ницше, предшествующую философию за операцию «удвоения» мира (полагание «иллюзии мира за сценой»), выстраивает оппозиции фактического и должного как способ понимания, удостоверения и оценки реального, как средство определения возможностей сознательной и ответственной самотрансформации нашего опыта, в том числе познавательного. «Переход к иному порядку, осуществляемый с опорой на настоящее, — таково отныне абсолютное условие существования достойной своего звания философии» [5, с. 74].

Итак, само по себе присутствие ценностей, обращение к сфере должного, предельного не только не лишают социально-гуманитарное познание его объективности, но, напротив, только они, будучи методологически отрефлексированными, дают возможность избавляться от ограниченности познавательного опыта субъекта, обусловленной его горизонтностью и перспективизмом.

Работа выполнена при поддержке Белорусского республиканского фонда фундаментальных исследований, договор № Г09−170 от 15.04.2009 г.

Анализ возможностей достижения объективности знания в социогуманитарном познании с необходимостью предполагает учет таких характеристик познавательного опыта субъекта, как горизонтность и неизбежный перспективизм. И хотя в настоящее время сами по себе вопросы наличия горизонтности опыта субъекта (субъектов) познания, а также его (их) перспективизма уже не являются спорными (их наличие и влияние на познание нередко и в различных контекстах и языках отмечалось многими мыслителями разных эпох), однако они требуют систематического и пристального исследования, сравнительного анализа и экспликации их последствий для философского обоснования объективности социогуманитарного дискурса.

«Горизонтность» и «перспективизм» в качестве характеристик познания непосредственно связаны с конечностью человеческого существования, выражающейся, в том числе, в темпоральности человеческого опыта и в неизбежной расположенности человеческого существа в реальном, социальном, интеллектуальном и аксиологическом пространстве. К сказанному добавим два пояснения. Во-первых, темпоральность в данном случае не совпадает с ее феноменологической интерпретацией как темпоральности сознания. Говоря о неизбежной темпоральности опыта познания, мы имеем в виду опыт познания как синтез во времени (неизбежно ограниченном, конечном времени), однако претендующий, вместе с тем, в случае науки, на универсальность. Во-вторых, перечисленные виды «пространств» определены здесь несколько обобщенно и упрощенно; очевидно, что возможны и другие, дополнительные, градации.

Разумеется, «горизонтность», кроме неустранимой и как бы «естественной» темпоральности (и тем самым ограниченности) человеческого опыта, связана и с некоторыми специфическими и не всегда осознаваемыми препятствиями на пути познания (Темпоральность и ограниченность мы распространяем не только на опыт индивидуального субъекта, но и вообще на социально-исторический опыт: культурная определенность или ментальность определенных эпох имеет собственные интеллектуальные горизонты.). Выявление этих препятствий является одной из постоянных задач философской рефлексии над познанием в силу того, что оно никогда не может быть завершено. Однако в качестве примеров несомненных удач в выявлении и анализе подобного рода препятствий можно указать на бэконовское учение об «идолах», «осаждающих умы людей», и концепцию «объективных мыслительных форм» К. Маркса.

Кроме указанных затруднений (конечность, объективные и субъективные «помехи», осаждающие ум), обусловливающих принципиальную «горизонтность» субъекта познания (упрощенно говоря, ограниченность его «горизонта»), мы можем выделить и не столь часто замечаемое и отмечаемое препятствие, связанное с индивидуальной установкой познающего субъекта, которое можно условно назвать «дефектом интенции».

Дело не только в том, что в самом процессе познания мы встречаемся с определенными трудностями, ограничивающими наши возможности, но и в том, что можно «не хотеть» познавать, не стремиться к познанию, по крайней мере, к объективному познанию. Объективность — результат интенции, контрнаправленной по отношению к естественному существованию человека, поскольку требует перестройки его мыслительного аппарата, срезания его непосредственных содержаний и определенностей (индивидуально-психологических, культурных, социальных и т. п.), привычных механизмов восприятия, мышления и оценки.

Отличительной особенностью нашей позиции является выделение аксиологической составляющей в качестве самостоятельной и независимой переменной, определяющей перспективу социально-гуманитарного исследования. Самостоятельной и независимой в том смысле, что аксиологическая позиция исследователя не может быть непосредственно выведена из каких бы то ни было его индивидуальных, социальных и культурных определений. Всякая наука требует от исследователя выхода из своей конкретной обособленной ситуации в некое универсальное пространство, приостановки и «взятия в скобки» препятствующих этому частных различий. В этом смысле — в смысле требования универсальности — объективность социогуманитарного познания подобна объективности естественных или точных наук. Никто не будет говорить о пролетарской, мелкобуржуазной или феминистской математике, физике или географии. Эти науки или универсальны, или они не существуют в качестве наук.

Такое же требование можно предъявить и к объективности социогуманитарного познания (Разумеется, подобное требование — регулятивная идея, поскольку мы знаем, что любые науки подвергаются определенному социокультурному влиянию, но дело методологической рефлексии — выявлять и, по возможности, элиминировать влияние такого рода.)

Сказанное относится к вопросу о сходстве естественнонаучного и социогуманитарного познания. Однако именно аксиологическая переменная, если мы вообще признаем ее наличие в социогуманитарном познании, казалось бы, дисквалифицирует его объективность. Это было бы так, если бы было возможно постулировать субъективность и нерациональность аксиологического измерения в целом. Но нам представляется, что такая точка зрения не может быть философски обоснована (тем более, само собой разумеется, что она не может быть обоснована внутри науки) и фактически является «пережитком» позитивизма. Тот факт, что ценностная позиция не может быть выведена из фактов или сведена к ним, нисколько не влияет на решение вопроса о ее объективности: объективность не может быть сведена к измерению фактического или общепризнанного. И хотя в современной социокультурной ситуации, характеризующейся, как известно, в том числе и попыткой размывания всякого рода культурной и ценностной иерархии, наблюдается смешение общезначимого и общепризнанного, это смешение неприемлемо для любой науки, ибо уничтожает саму идею научности. Основанием для лишения объективной значимости ценностей или ценностного измерения в целом зачастую является утверждение о принципиальном различии (индивидуальных и социокультурных) ценностей, о том, что не существует общепризнанных ценностей. Однако любая наука, ориентируясь на объективность и общезначимость, не может не отвергать критерий общепризнанности, не выводить его за рамки научных норм. Можно ли, например, решать вопрос об истинности и достоверности математических и физических теорий, основываясь лишь на том, общепризнаны они или нет? Объективность аксиологического измерения социогуманитарного познания в такой же мере не может быть поставлена в зависимость от «общественного мнения» в любой его форме, она не может быть поставлена в зависимость не только от сферы «докса», но и от (всегда историчных) конвенций соответствующего научного сообщества.

Что касается претензии социогуманитарного знания оставаться только на уровне беспристрастного описания «фактов», то следует заметить, что именно при рассмотрении и интерпретации социально-культурной реальности, отличающейся принципиальной историчностью, такого рода «беспристрастность», отказ от обращения к аксиологическому измерению, к измерению «должного», может обернуться некритическим признанием налично существующего в качестве неизменного, вневременного, «естественного» образца. Мы хотим подчеркнуть, что в социально-гуманитарном познании именно сфера «должного» способна блокировать историко-культурную ограниченность (горизонтность и перспективизм) субъекта познания (и субъекта действия). И тем самым являться как бы резервуаром творческого развития не только познания, но и самой исторической действительности.

Пример необходимости аксиологического измерения в социальном познании можно найти у Л. Н. Толстого. Мы имеем в виду его критику социальных учений позитивизма, на которую, на наш взгляд, не было обращено должного внимания. Теория позитивистской социологии, по мнению Толстого, страдает существенным недостатком. Этот недостаток, на наш взгляд, можно обобщить следующим образом: позитивистская теория отождествляет наличное социальное существование с естественными и неизменными принципами социального существования вообще, не замечает принципиальной историчности и, следовательно, необязательности именно данной, конкретной формы социальной организации. И именно это непризнание «перспективизма» собственной социально-культурной позиции лишает позитивистскую социологию объективности.

Существеннейшее его замечание в адрес позитивистов состоит в том, что они, изучая жизнь человеческого общества, стремятся устранить аксиологическое измерение, единственное измерение, дающее возможность социальному познанию преодолеть узкий горизонт наличного существования. «С тех пор как есть люди, разумные существа, они различали добро от зла., искали истинный, наилучший путь и медленно, но неотступно продвигались на этом пути. И всегда, заграждая этот путь, ставились перед людьми различные обманы, имеющие целью показать им, что это не нужно делать, а нужно жить, как живется» (курсив мой — Е.А.) [1, с. 332].

Именно обращение к ценностям, к сфере должного дает возможность достигать объективности социогуманитарного дискурса, помогая нам преодолевать индивидуальную, историческую и социокультурную ограниченность, горизонтность и перспективизмом нашего опыта познания.

Общая философия, как первооснова современных научных знаний, то есть классическая философия, как уже устоявшаяся научная и учебная дисциплина, имеет свое содержание, свою структуру, свою логику построения. Профессиональные же философии, а вернее — философии профессиональной деятельности (теоретической или эмпирической) как формирующиеся области научных взглядов (имеющие самостоятельное или прикладное значения), предполагают определения не только особой сферы ее применения, но и самого содержания, а также соответствующей структуры.

В целом детерминирование философией мировоззренческих и методологических основ любой сферы эмпирики и научно-теоретических знаний не исключает, а скорее предполагает (с точки зрения диалектики) развитие и совершенствование самой философии. Одно из направлений такого развития, в свою очередь, детерминировано развитием самих наук, которые требуют не общего, а профессионального философского оснащения.

В те времена, когда научные знания лишь получали свое развитие и постепенно совершенствовались, было достаточно общефилософских основ для любой области научных знаний. Однако уже в течение длительного времени, начиная с позитивизма О. Конта и Г. Спенсера и заканчивая современным неопозитивизмом (эмпириокритицизм, логический позитивизм и аналитическая философия), ощущается потребность в профессиональной философии, но не отказ от всеобъемлющей философской системы.

Хотя дифференциация философии началась еще со времен Аристотеля и Платона, то есть во времена античности, но это была дифференциация по областям теоретических знаний и эмпирической деятельности, а на физику (натурфилософию) и социальную философию.

К. Нортоп, обосновывая необходимость философии права, как одного из видов специальной (профессиональной) философии, в частности указывал: «В праве, как и во многом другом, единственным различием между лицом „без философии“ и тем, кто разделяет определенную философию, является то, что последний знает, какова его философия, и поэтому способен лучше объяснить и обосновать предпосылки, из которых он исходит, констатируя факты на основе собственного опыта и давая им объяснения» [1, p. 6].

При этом, как представляется, специально-профессиональной может быть философия наук гуманитарного направления, а технические и естественные науки требуют философии не науки, а специалиста. Так, возможна философия филологии, политологии, социологии, но возможна философия математика, физика, химика и так далее.

Однако период первоначального накопления знаний при формировании профессиональных философий предполагает, как всегда, наличие определенных издержек.

В первую очередь, формирование специально-профессиональной философии осуществляется в отсутствии самих специалистов различных философских направлений профессиональной деятельности.

Во-вторых, не определено отношение и соотношение философских и профессиональных категорий и терминологий. Соотносимость категорий и терминологий может быть разрешена либо введением новых, специальных категорий и терминов, либо приданием философского смысла уже имеющейся терминологии профессиональной терминологии или установлением определенной взаимосвязи между философскими категориями и категориями профессиональной деятельности и осуществление перевода философской терминологии в терминологию профессиональной деятельности.

В-третьих, несмотря на уже имеющееся формирование философии профессиональной деятельности (в той или иной сфере) сами философии профессиональной деятельности как области научных знаний и как учебный предмет пока слабо структурированы.

Однако моделирование профессиональной философии может предполагать наличие разнообразия оснований, принципов и методов. Применение системных методов данного моделирования дает возможность выделить структуру отдельных систем, которые, в свою очередь, структурируются из отдельных элементов.

Основой данной структуры будет являться система критериев, в пределах которой все остальные системы с их структурными элементами будут определяться на основании гегелевского подхода к биполярности категорий. Данное системное моделирование может быть, как представляется, применено не только в профессиональной философии, но и в общей, классической философии.

Таким образом, профессиональная философия является научной неизбежностью, требующей не только теоретических обобщений, но и философского осмысления и которая предполагает оснащенность терминологического аппарата, структурирование содержательной части и наиболее полный охват всех направлений научной мысли.

социальный гуманитарный познание

1. Nortop, K. Complexity of Legal and Ethical Experience. — Boston, 2009.

2. Толстой, Л. Н. Собр. соч. в 20-ти томах. — М., 2004. — Т. 16.