Сравнительный анализ русских и английских графем

Графема (Graphema) Единица системы письменности (буква, знак), отличающаяся по характеру рисунка и по передаваемому содержанию от любой другой единицы этой же письменности. Схема построения, «скелет» буквы или знака, отличающий его от других букв (знаков) алфавита, независимо от гарнитуры, начертания и проч. Одна и та же графема может принимать различные конкретные формы (аллографы, или глифы), но должна созранять признаки отличимости от других графем. Понятие введено в 1912 г. российским лингвистом проф. Иваном Александровичем Бодуэном де Куртенэ (1845−1929).

Как единица знаковой системы, графема вступает в парадигматические отношения с другими графемами этой же системы и в оппозициях другим графемам обнаруживает свои различительные (дифференциальные) признаки, благодаря совокупности которых она опознаётся как таковая и не смешивается с другими графемами. Так, русская графема В отличается от графемы Ь и графемы Р наличием двух полушарий справа, в то время как Ь и Р характеризуются, в отличие от В, наличием лишь одного полушария справа, а между собой различаются расположением этого полушария в нижней или верхней части вертикальной черты. Наличие этой черты оказывается общим (интегрирующим) признаком трёх указанных графем. Вместе с тем каждая графема выступает членом синтагматического ряда и может иметь начертательные варианты в зависимости от своей позиции. Так, в греческом письме графема сигма выступает в виде двух аллографов, один из которых встречается только в конечном положении (в исходе слова), а другой во всех остальных положениях. Этот принцип был повторён в готском письме, а также в так называемой фрактуре — готическом шрифте, который использовался прежде всего в Германии до середины 20 в. В арабском письме одна графема может выступать в виде четырёх аллографов (соединение с другой графемой справа, соединение слева, соединение с обеих сторон, отсутствие соединения).

Главными элементами алфавитной графической системы являются буквы. Они могут иметь свои имена, обладают начертательной формой, звуковым значением, а в ряде систем письма и числовым значением. В качестве аллографов одной буквы выступают её рукописные и печатные (машинописные и типографские) начертания. Так, об аллографии можно говорить в случаях прямого и наклонного начертаний буквы д (д и д). Аллографы печатных букв могут нести черты определённого шрифта. В какой-то степени аллографами одной и той же буквы можно признать её начертание как заглавной (прописной) буквы (в начале имён собственных, в начале существительных в немецкой графике, знаменательных слов в ряде графических систем) и как маленькой (строчной) буквы в других случаях. Однако при этом не следует забывать, что заглавные буквы часто несут дополнительную (помимо передачи звуковых значений) знаковую нагрузку. Что касается звуковых значений букв, то в правилах графики данного языка обычно различаются их первичная и вторичные функции. Так, основная функция русской буквы «Д» состоит в обозначении смычной звонкой переднеязычной непалатализованной фонемы /d/: дот, сдал, дуть, дым. Вместе с тем (по законам русской графики, учитывающей и слоговой принцип) буква д обозначает перед и, е, ё, ю смычную звонкую переднеязычную палатализованную фонему /d'/: идёт, дядя, дюны, дети, дичь. Вторичная функция этой буквы (в соответствии с морфемным, или морфологическим, принципом русской графики) заключается в передаче смычной глухой переднеязычной непалатализованной фонемы /t/ (пруд, лёд) и смычной глухой переднеязычной палатализованной фонемы /t'/: (сядь, ведь), причём обе эти фонемы чередуются (по закону ассимиляции перед глухими согласными или в исходе слова) с соответствующими им звонкими. Если вести анализ в направлении от буквы к обозначаемым ею фонемам, можно говорить о полисемии буквы. Если же вести анализ в обратном направлении — от данной фонемы к набору обозначающих её графем, например, устанавливая такие способы графического отображения русской фонемы /t'/, как т, д, ть, дь (полёт, лёд, лететь, медведь), то мы вправе говорить об омонимии соответствующих букв.

Графика формулирует правила соответствий между буквами и фонемами, т. е. правила чтения и правила написания. Выбор же между возможными в графике данного языка способами фиксации на письме конкретных слов и морфем предписывает орфография. Правила графики соответствующего языка могут ставить в соответствие какой-то фонеме сочетание двух или большего числа букв. Так, во французском языке фонема /S/ передаётся диграфом ch (chat 'кот'), английская фонема /S/ обозначается диграфом sh (shine 'блеск'), немецкая фонема /S/ требует для своего обозначения трёхбуквенного сочетания (триграфа) sch (Schatz 'сокровище'). В ряде графических систем встречаются лигатуры (например, соединение во французском языке в одном знаке о и е, соединение, а и е в одном знаке в датской графике; многочисленные лигатуры в письме деванагари, обслуживающем санскрит, хинди и некоторые другие языки Индии). Нередки и буквы, обозначающие последовательности фонем (например, греческие буквы пси и кси, буква х в латинской графике и во многих системах письма, опирающихся на неё). Графика того или иного языка включает в свой состав не только буквы, но и надстрочные или подстрочные диакритические знаки, которые либо, сочетаясь с буквами основного инвентаря, обеспечивают передачу фонем, либо служат обозначению просодических свойств (ударение, тон, долгота), либо обеспечивают разграничение на письме слов-омонимов. В русском письме диакритизированными буквами являются й и ё. Диакритические знаки используются в графике таких европейских языков, как эстонский, финский, венгерский, латышский, литовский, чешский, польский, сербскохорватский, немецкий, нидерландский, норвежский, шведский, датский, исландский, французский, итальянский, испанский, португальский, румынский и многие другие. В арабском и еврейском письме диакритики служат для обозначения не имеющих собственных букв гласных элементов, т. е. для информации о соответствующей огласовке. В деванагари диакритические знаки появляются при фиксации слогов, в которых за согласной фонемой следует не /a/, а какая-то другая гласная фонема.

В одной из своих многочисленных шуток Бернард Шоу спрашивает, как читается по-английски выдуманное слово «ghoti». Не трудитесь — не угадаете. Оказывается, «ghoti» читается так же, как «fish». Почему?! Очень просто: «gh» произносим как «f» (например, как в слове «rough»), вместо «o» говорим «i» (как в слове «women»), а «ti» читаем как «sh» (пример — «pronunciation») — и «английская рыба» готова! Шутки шутками, но английский язык, волею истории ставший современной латынью, является одним из самых нелогичных языков в отношении связи между написанием и произношением. Действительно, в английском для передачи 40 звуков (фонем) служат 1140 букв и их сочетаний (графем). Сравните, например, с итальянским, где 25 фонем обозначаются на письме всего лишь 33 графемами. Более того, в английском языке не только одна и та же фонема обозначается, как правило, множеством графем, но и одна и та же графема в разных словах может читаться по-разному итальянскому или белорусскому, где между графемами и фонемами есть логичное и почти взаимно однозначное соответствие.

К числу графем могут быть отнесены и знаки препинания, выполняющие скорее вспомогательные функции (членение высказывания и указание на характер связи между выделенными фрагментами высказывания, цитация, различение коммуникативной целеустановки предложения). Делимитативную (разграничительную) функцию выполняет также пробел.

Графическая система русского языка до сих пор не является описанной именно как система, и отношения понятий «фонема» — «графема» — «буква» не имеют единой трактовки. Мы вновь сталкиваемся с проблемой много вариантности отношений понятий «графема» и «буква» у лингвистов и типографов. Лингвисты, как правило, либо уравнивают графему и букву. Исследователи же искусства шрифта ни в коей мере не уравнивают эти понятия. Графема для них — остов буквы, знак, лишенный формообразующих признаков. Буква же — своеобразное художественное исполнение графемы, зависящее от субъективных признаков.

Семиотика определяет «знак как материальный, чувственно воспринимаемый предмет (явление, действие), выступающий в процессе познания и общения в качестве представителя (заместителя) другого предмета или явления и используемый для приема, хранения, преобразования и передачи информации об этом замещаемом предмете или явлении». Любой знак воплощает на конкретном материальном субстрате какой-либо идеальный смысл, значение, а потому является необходимым фактором для создания отношения коммуникации. Следовательно знак — это средство общения. Если знак указывает на какой-то реально существующий объект, то этот объект называется денотатом. Не всякий знак должен непременно иметь денотат, соотноситься с чем-либо реально существующим. Возможен лишь обобщенный учет тех или иных свойств, отношений даже при фактическом отсутствии объекта или ситуации, за которым они закрепляются. То, на что указывает знак (независимо от наличия или отсутствия обозначаемого объекта), подразумевается под термином «десигнат». Десигнат, который имеет каждый знак, существует не в действительном мире, а только в рамках семиозиса (процесс, в котором нечто функционирует как знак). Действие знака-индекса основано на фактической, реально существующей смежности означающего и означаемого. Действие иконического знака основано на фактическом подобии означающего и означаемого. Конвенциональные знаки не имеют какой-либо обусловленной связи со своим десигнатом и не изображают реальный предметный мир. Ярким примером конвенционального знака является слово, ведь оно никаким образом не похоже на то, что обозначает. То же самое — с письмом. Знаки письма условно обозначают звуки речи. Итак, традиционная точка зрения структурной лингвистики заключалась в том, что языковые знаки являются конвенциональными, произвольными. Следовательно, письменная речь является конвенциональным знаком речи устной. Таким образом, графема является конвенциональным знаком фонемы. А вот отношения «графема» — «буква», на наш взгляд, имеют природу иконического знака. Развитие знаков письменности шло от изображения (иконического знака) — пиктографического письма (для передачи речи применялись конкретные рисунки). Далее, с развитием общества и усложнением информации, пиктографию сменило идеографическое письмо, в котором использовались особые знаки — иероглифы, напоминающие рисунки. Но постепенно иероглиф утратил сходство с обозначенным предметом и начал обозначать звук. Так осуществился переход к слоговой и буквенной системам письма. По мере развития письмо приобретало все более «знаковый» характер и тем самым все более удалялось от графического. Утрачивая сходство с рисунками, знаки становятся менее эмоциональными. Однако наблюдалось и стремление эстетизировать шрифтовые знаки. Об этом свидетельствует множество гарнитур шрифтов. Иконический знак изобразителен и всегда ориентирован на визуальное восприятие, поэтому буква, с ее гарнитурно-шрифтовыми наслоениями, является иконическим знаком графемы. Более того, буква, а следовательно, и шрифт, являются совершенными знаками, которые (по Пирсу) должны нести в себе свойства иконы, индекса и символа, где «мысленное изображение» соответствует образам сознания; «индекс» указывает на динамическую связь с объектом, на его существование, а «символ» — на связь с объектом, которая осуществляется условно, основываясь на интеллектуальном или интуитивном соглашении о принятии данного сигнала в качестве представителя своего объекта. Любой знак — это итог переноса значения с обозначаемого предмета на другой, становящийся знаконосителем. В данной ситуации заключена потенциальная возможность всестороннего и глубокого слияния смысла и знаконосителя, его воплощающего, до такой степени, что отделить один от другого будет невозможно. Именно при реализации этой возможности возникает символ — полное взаимопроникновение идейной образности вещи и самой вещи. Символ — всегда есть знак, знак же можно считать неразвернутым символом, его зародышем. Становясь символом, знак обретает гораздо большую смысловую емкость и гибкость, потому что символ всегда многослоен и заключает в себе множество смыслов. В зависимости от коммуникативной задачи в реальных актах информационного обмена можно актуализировать какие-либо составляющие символа, оперировать ими или использовать его во всей смысловой целостности. Иконический знак способен выйти за рамки простого визуального представления предмета и подняться на уровень символа, который «связан с памятью культуры, и целый ряд символических образов пронизывает по вертикали всю историю человечества или большие ее ареальные пласты». Являясь важным механизмом памяти культуры, грамотно подобранный шрифт может усилить образное восприятие рекламного текста: ведь буквы воспринимаются визуально, и слоган, к примеру, набранный гарнитурой Готика или Ижица может сообщить реципиенту национальную принадлежность рекламируемого товара еще до прочтения вербального текста. Ю. М. Лотман говорит о так называемом «резерве возрастания информации», который возникает на стыках соположения иконических и словесных знаков и увеличивает смысловую нагрузку текста. Таким образом, графемы, как знаки письменной речи — словесные знаки, взаимодействуя с буквами определенных шрифтовых гарнитур — визуальными, иконическими знаками, способны создавать тот самый «резерв возрастания информации». Примером тому могут служить две буквы М, обозначающие совершенно разные понятия: Московский метрополитен и «Макдональдс». Графемы заглавных букв «М» в кириллице и латинице выглядят одинаково, более того, и в русском и в английском языках эти графемы обозначают одну и ту же фонему. И только благодаря различным буквам, с их историческими и социо-культурными наслоениями, эти знаки (ставшие уже иконическими) означают диаметрально разные понятия. Таким образом, красное «М» (метро) и желтое «М» («Макдональдс») абсолютно тождественны как знаки конвенциональные, но противоположны — как знаки иконические. Они несут различный эмоционально-психологический импульс и имеют различное значение. Эффект выразительности художественного произведения достигается при помощи тропов (фигур, рождающихся на стыке двух языков). Шрифтовые тропы могут усилить тропы и фигуры словесные. Эффект метафоры возникает в результате контраста межу обычным и необычным, где первое является фоном для второго. Воздействие метафоры достигается умелым применением стратегии такого столкновения. Чтобы вызвать возбуждение или акцентировать внимание реципиента, рекламисту необходимо попытаться создать яркий зрительный образ, что можно сделать при помощи шрифта, дополнив словесный текст визуальными ассоциациями. «Образ шрифта, — по определению С. Б. Телингатера, — это тоже мысль, только выраженная художественными специфическими средствами». Так, художники, иллюстрируя текст о войне, воссоздают надпись в виде языков пламени красно-оранжевого цвета, а заголовок стихотворного сборника о природе украшают зелеными листьями, как бы растущими из букв. Каждый шрифт несет в себе художественный образ той или иной эпохи. Развитие письменной графики вообще можно представить как движение по ленте Мёбиуса. Кольцо с перегибом — одна из наиболее изящных математических фигур. Лента сочетает в себе замкнутость и бесконечность. Следуя из одной, исходной точки, пройдя круг, — попадаешь в анти точку, видишь оборотную сторону. Но стоит пройти еще один круг, как возвращаешься на круги своя… То же самое происходит и с письменными знаками. Как уже говорилось выше, возникновение и развитие письменных знаков шло от изображения. У ряда народов на ранней ступени их развития получило распространение образно-картинное письмо. Далее, с усложнением информации, письменный знак утрачивает сходство с обозначенным предметом, то есть начинает обозначать звук. Таким образом письменность, удаляясь от «изобразительности», приобретает все более «знаковый» характер. Это и есть первый круг движения «по Мёбиусу». Но именно здесь происходит тот самый поворот, который превращает обычное, линейное, одноплановое кольцо в ленту Мёбиуса. В момент, когда буквы начинают утрачивать свой иконический элемент, превращаясь в знаки конвенциональные, начинается активный поиск новых образов, который, зачастую приводит художников-шрифтовиков к изначальной природе письменных знаков. Это есть уже дальнейшее движение «по Мёбиусу», попытка возврата к первоначальной точке через период времени. Ярким примером тому может служить гарнитура MoveMe, «живой» шрифт, созданный Лукасом де Гроотом. Из лишенных образности рубленых букв художник постепенно создает предметные эмоциональные знаки и даже моделирует жизненные ситуации. В развитии шрифтовой графики «по Мёбиусу» (от «картинок-человечков», изображений людей, животных — к сухому, абстрактному знаку — и вновь — к иконическому, эмоциональному алфавиту, но уже на другом эстетическом уровне) кроются неограниченные возможности для формирования новых образов. И. П. Сусов говорит о двух направленности языка: с одной стороны, он обеспечивает взаимодействие отправителя вербального (словесного) сообщения и его получателя, адресата, выделяя в данном случае его коммуникативную функцию (эту функцию принято считать ведущей, поскольку именно она, по мнению большинства современных учёных, определяет сущность языка). С другой стороны, язык направлен на действительность и на тот мир образов, который выстраивается между действительностью и человеком, выступая как множество знаний, образующих в совокупности картину, или модель, мира. Эта картина мира, локализованная в сознании, постоянно пополняемая и корректируемая, регулирует поведение человека. Язык не просто передаётся в актах коммуникации в виде высказываний сообщения, в которых содержатся те или иные знания о каких-то фрагментах мира. Он играет важную роль в накоплении знаний и их хранении в памяти, способствуя их упорядочению, систематизации, т. е. участвуя в их обработке — тем самым язык обеспечивает познавательную деятельность человека. В данном случае говорят о его когнитивной функции. Шрифт как одно из древнейших средств массовой коммуникации, служащее для передачи речи устной, выполняет те же языковые функции: коммуникативную и когнитивную. Выше было отмечено, что шрифт очень близок по своей природе к графическим искусствам и способен создавать зримые образы, следовательно, здесь можно говорить о художественной функции печатных и письменных знаков языка.

Шрифт как основной инструмент отражения речи является одним из важнейших и древнейших средств коммуникации, обязательно выполняет коммуникативную функцию — функцию передачи информации от одного индивида другому.

Для реализации коммуникативной функции практически не важны гарнитура и цвет шрифта, но важен кегль. Шрифт мелкого кегля трудно прочесть, а значит, затруднен и сам коммуникативный акт, равно, как затруднено прочтение текста из-за неразборчивого почерка. Другим фактором не прочтения напечатанного текста может являться типографский брак: «марашки», не пропечатка текста и т. д.

Таким образом, для реализации коммуникативной функции достаточно набрать передаваемый реципиенту текст кеглем не менее трех пунктов (этого размера шрифта достаточно для того, чтобы прочесть напечатанное хотя бы при помощи лупы).

Мелкий кегль замедляет и усложняет коммуникативный акт, и, в конечном счете, последний может стать односторонним: реципиент так и не сможет (или не захочет) усвоить информацию, посланную неким автором. Коммуникативная функция — самая универсальная, ведь любая буква является носителем информации: как вербальной, так и визуальной.