Художественная концепция образа Аиссе: синтез типологического и национально-индивидуального

По линии литературной традиции образ главной героини романа И. Машбаша имеет типологические связи с несколькими художественными системами. Наиболее отчетливо прослеживается тождество трактовки личности Аиссе с женскими образами сентиментального, просветительского и романтического романа, поставленными в центр повествования и являющимися итогом авторских раздумий о природе человека в контексте вечной темы противостояния разумного и чувственного начал в личности.

Аиссе не идеальна, но она стремится к идеалу нравственной чистоты; побуждаемая обстоятельствами, она совершает ошибки, но лишь для того, чтобы раскаянием искупить их и еще более упрочиться в своем стремлении к разумности и добру. Сама её веротерпимость, желание понять и найти свою справедливость даже в противоположных, враждующих взглядах превращает её порой в игрушку в руках людей, правда, ненадолго, лишь пока она не приобретет опыта, не разберется, где истина. Только до этого момента она подвержена колебаниям. Точнее всего выразит суть героини Машбаша следующее утверждение: «Романтический герой — это не просто положительный герой, он даже необязательно должен быть положительным, это герой, который отражает тоску поэта по идеалу» .

В данном аспекте следует подчеркнуть, что писателя интересует не столь характер (как литературоведческая категория), сколь личность Аиссе. Как отмечает С. Н. Бройтман, личность открывается «взгляду изнутри». Этот подход к раскрытию персонажа открыт романтиками. Образ-личность не продолжает предопределенную родовую жизнь, а «ответственно начинает ценностно-смысловой ряд своей жизни». Он «самочинен и ценностно инициативен», не предопределен, его «индивидуальность раскрывается не как судьба, а как идея, точнее, как воплощение идеи. Герой, изнутри поступающий на самом деле воплощает некую идею, некую необходимую правду жизни, некий прообраз свой, замысел о нем Бога» .

Гипотеза М. М. Бахтина выдвигается в качестве основополагающей для осмысления типа главной героини по следующим признакам: Аиссе не имея «родовой» поддержки, явно живет и действует по своим внутренним законам, её жизнь — не «судьба», а «случай», она в своих поступках глубоко индивидуальна. И так как Аиссе поступает и живет не по правилам среды обитания, то можно полагать, что её нравственные ориентиры — от Бога. Характер формирует среда, а личностные качества — есть реализация глубинных ментальных ценностей.

В создании подобного образа-личности очень важна роль автора. М. Бахтин полагает, что автор видит героя как личность, но осознает его в категориях собственного «я», а не как другую личность. Такое видение мы наблюдаем в «Графине Аиссе»: И. Машбаш, создавая художественный образ, прототипом которого является личность, жившая в далеком прошлом, естественно, наделяет героиню своим видением мира и своими представлениями о морали и нравственности. Возможно, поэтому история любовных отношений Аиссе с шевалье Блез-Мари де Эди описывается несколько схематично, хотя этот период жизни — один из самых ярких и эмоционально насыщенных в жизни героини, возможно, что эта любовь, повлекшая за собой и тяжелые нравственные муки, стала причиной её болезни и смерти. Сюжетная линия, связанная с отношением Аиссе к дочери Селини, также не получает развернутого отображения, иногда героиня кажется даже безразличной к ребенку, её мысли в большей степени направлены на шевалье. Здесь напрашивается констатация того, что Машбаш, подчиняя движение романа авторской идее, не акцентирует внимание на тех фактах, которые бы ей противоречили — ведь внебрачная связь и рождение незаконнорожденного ребенка снижают идеальный образ героини. Поэтому основной акцент делается не на счастливых днях любви Аиссе, а на её последующих нравственных муках и раскаянии.

Если обратиться к жанровой специфике художественного воссоздания образа, то можно утверждать, что концепция образа главной героини выстроена в рамках традиций исторического романа. По мнению Н. Д. Тамарченко, особенности строения сюжета и функции главного персонажа в историческом романе выражают «идеи разумной целесообразности хода истории (цепь непредвиденных и „необязательных“ случайностей ведет к провиденциально необходимому результату), а также — естественной разумности натуры человека, без которой подобный результат не мог бы осуществиться. На почве этих идей и складывается типичная для жанра концепция героя. Его задача — остаться верным себе: и это в таких обстоятельствах, когда изменяться и приспосабливаться куда легче и не в пример полезнее. Поэтому ему совсем не требуются изворотливость ума и политическая проницательность; достаточно быть честным и добрым. Таким образом, испытание на тождество, присущее, вероятно, в той или иной форме и степени всем разновидностям авантюрного жанра, в данном случае выявляет устойчивые начала, обеспечивающие сохранение основных человеческих ценностей в кризисные моменты истории. В этом и заключается смысл создаваемого жанром соотнесения исторического времени с „временным рядом индивидуальной жизни“ (в центре которого — мотив любви), о чем писал М.М. Бахтин» .

Следует уточнить, что в трактовке образа Аиссе выявляются традиции, скорее, не западноевропейского исторического романа, по типу вальтер-скоттовского, а русского реалистического. Можно провести линии типологического тождества с типом главного героя в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина. Как справедливо отмечает Н. Тамарченко, «если у В. Скотта главный предмет изображения — это судьба героя, то у Пушкина — его нравственная эволюция, а также этическая оценка хода истории и ее логики (через судьбу героя и его точку зрения)».

Те нравственные законы, которые патриархальная традиция дала героине уже в готовом виде, в итоге становятся для неё внутренней необходимостью.

Композиция романа выявляет наличие двух основных конфликтов в личности главной героини — внутреннего и внешнего. Внешний конфликт можно отнести к типу социального, характерного для реалистической литературы, конфликта — между индивидуумом и средой. Второй конфликт гораздо глубже и травматичнее для Аиссе — это внутренний разлад, который можно отнести к типичному конфликту литературы Классицизма и Просвещения — конфликт между «чувством и долгом». «Долгом» в контексте исследуемого произведения можно образно обозначить долг Аиссе перед своей совестью, своими нравственными принципами.

Следует подчеркнуть, что в мировой литературе женские типы, подобные Аиссе, являют собой достаточно представительную галерею образов — это героини Д. Остен (Элизабет Беннет, «Гордость и предубеждение»), Н. Карамзина (крестьянка Лиза, «Бедная Лиза»), Ж.-Ж. Руссо (Юлия, «Новая Элоиза»), Ж. Санд (Консуэло в одноименном романе), А. С. Пушкина (Татьяна, «Евгений Онегин»), А. Островского (Катерина, «Гроза»), Л. Толстого (Анна, «Анна Каренина») и др. Объединяет этих героинь внутренний конфликт между двумя архетипическими праобразами их сознания — женщина-мать и женщина-любовница.

Под архетипами один из основателей теории психоанализа К. Г. Юнг понимал элементы коллективного бессознательного, обозначающие суть, форму и способ связи наследуемых бессознательных первичных человеческих первообразов и структур психики, обеспечивающих основу поведения, структурирование личности, понимание мира и взаимопонимания людей. Юнг писал: «Любое отношение к архетипу, переживаемое или просто именуемое, „задевает“ нас; оно действенно именно потому, что пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный. Говорящий прообразами говорит нам как бы тысячью голосов, он пленяет и покоряет, он поднимает описываемое им из однократности и временности в сферу вечносущего, он возвышает личную судьбу до судьбы человечества и таким путем высвобождает в нас все те спасительные силы, что извечно помогали человечеству избавляться от любых опасностей и превозмогать даже самую долгую ночь». По Юнгу, антропологически женское начало «анима» соответствует пассивному принципу природы. В «Символах трансформации» К. Г. Юнг утверждает, что древние видели в женщине либо Еву, либо Елену, Софию или Марию (номинации соответствуют импульсивности, эмоциональности, интеллектуальности и добродетели). Соответственно, эти начала не могут сосуществовать в реальном мире личности и вступают в конфликт, как произошло с Аиссе.

Анима представляет собой архетипический образ высокой степени сложности, где решающим фактором могут оказаться наложенные друг на друга символические аспекты. Например, высшие аспекты женщины в качестве Софии или Марии определяют ее функцию персонификации знания или высшей добродетели; а когда женщина предстает как образ души, она оказывается высшей по отношению к мужчине, поскольку является отражением самых возвышенных и чистых его качеств. В своих низших формах как Ева или Елена (инстинктивный и эмоциональный аспекты) женщина стоит на уровне более низком, нежели мужчина. Она выступает в своей наиболее характерной роли соблазнительницы, «вечной женственности», влекущей за собой, — непоследовательной, ветреной, неверной, лицемерной, в то же время таинственной, очаровывающей. Именно здесь проявляются аспект сирены — отвлекающей, уводящей мужчин в сторону от пути прогресса, эволюции, и аспект воды — непроявленности, тайны, бездны, бессознательного. В последующем текстологическом анализе вода выявляется в качестве одного из константных текстовых символов, имеющих глубокое концептуальное наполнение — психологическую соотнесенность с личностью главной героини.

Аиссе в результате сложного внутреннего противоборства не смогла воспротивиться своему импульсивному началу и, подчинившись зову любви, вступила во внебрачную связь. Здесь важно, что муки совести Аиссе усиливаются от осознания того, что она, уступив любви, навлекла неприятности и на своего избранника Блез-Мари де Эди, который, нарушив обет безбрачия, тем самым вызвал гнев руководства Ордена мальтийских рыцарей. В предсмертной исповеди она кается в своем грехе: «Я считаю грехом для себя то, что зная душевную чистоту и доброту шевалье де Эди, по сути, совратила его и себя ввела в заблуждение» (с.488).

Внутренние терзания, детально и психологично описываемые в романе, достоверно иллюстрируют, что в натуре Аиссе изначально доминирует начало Марии — добродетели и интеллектуальности: «Айшет знала, раз уж так требует судьба, она сумеет жить во Франции, быть и черкешенкой, и француженкой, как бы это ни было ей трудно.

И это, кажется, удавалось ей, но как быть с тем, что она сделала теперь? Что это — бесчестье или послушность зову сердца? Любовь?! А если эта любовь греховна? Да, грешно, стыдно, однако я не жалею. Я была в безвыходном положении, будто к стене пригвожденная, была вынуждена так поступить. Боже, будь милостив ко мне, грешной" (с.351). Таким образом, пробудившееся под влиянием настоящего чувства начало Евы (инстинктивное и эмоциональное) приводит к психологическому диссонансу, выразившемуся в трагическом для героини внутреннем конфликте, не получившем оптимистического разрешения. В тексте романа приводится одно из писем Аиссе, в котором она с отчаянием признается в том, с каким трудом ей приходится отказаться от своего всепоглощающего чувства: «Увы, я все та же, какой вы меня оставили, и все так же терзаюсь той мыслью, которую вы вселили в меня, и нет у меня мужества решиться на это (речь идет о настоянии госпожи Каландрини прервать связь с Блез-Мари де Эди — уточнение наше, Б.Т.); страсть моя всякий раз берет верх и над моим разумом, и над вашими советами, и над мыслью о благодати.

Чувство долга, любовь, беспокойство и преданная дружба беспрестанно борются между собой как в мыслях моих, так и в сердце. Я жестоко терзаюсь, тело мое изнемогает от этой тоски и тревоги" (с. 444).

В контексте исследования личности главной героини романа «Графиня Аиссе», на наш взгляд, достаточно продуктивной представляется попытка её типологического соотнесения с женским персонажем эпистолярного романа Ж.-Ж. Руссо «Новая Элоиза», написанным под очевидным влиянием Ричардсона. В этом романе был выведен сюжет, ставший невероятно популярным и оказавший значительное влияние на дальнейшее развитие литературы — трагическая судьба героини, погибающей в борьбе целомудрия с любовью или соблазном.

Ж.-Ж. Pуссо создал тип «нежного сердца», «прекрасной души», расплывающейся в чувствительности и слезах, всегда и во всём руководящейся чувством. В отличие от Юлии, Аиссе эмоционально сдержана в проявлениях чувств, она подчиняется больше голосу рассудка.

Сходство этих героинь, принадлежащих разным культурам, видится в другом. Они чувствуют и любят иначе, чем их современники. Эту способность подчеркивает Поль де Сент-Виктор, чьи слова «Она любила в то время, когда все разучились любить» стали эпиграфом к роману.

В представлении французов Аиссе является представительницей «дикарской культуры» (по Ж.-Ж. Руссо). Антагонизм, в который Ж.-Ж. Pуссо поставил «дикаря» по отношению к культурному человеку, находит в романе И. Машбаша своё объяснение и реальный смысл: «дитя природы», «дикарка» по своим личностным качествам оказывается намного выше «цивилизованных» французов.

Чувствительные люди Ж.-Ж. Pуссо любят иначе, чем напудренные кавалеры салонов; они не ухаживают, переходя от одного предмета к другому, а любят со всей страстью души, для которой любовь есть суть жизни. Их любовь представляет собой высшую правду и поэтому не признаёт преград, которые ей ставят общественные условия и отношения. После длительных и мучительных размышлений Аиссе выбирает такой путь.

Коллизии судьбы Аиссе после того, как она уступила чувству, почти полностью соответствуют сюжетной развязке в «Новой Элоизе». Во второй части романа Ж.-Ж. Pуссо изменяет линию поведения героини, подводит её к нравственному перелому, выразившемуся в мучительных сомнениях в правильности своего поступка. Дав сначала полную волю потребностям любящего сердца, далее Ж.-Ж. Pуссо провозглашает принцип нравственного долга, которому подчиняется сердце, не признающее внешних преград. Но Юлия — слабая представительница идеи долга. Ж.-Ж. Руссо её постоянно ставит на краю пропасти; самые страстные сцены романа относятся именно ко второй его части и вселяют в читателе уверенность, что героиня не останется победительницей в борьбе долга с чувством; наконец, чтобы спасти принцип и сохранить честь героини, автор прибегает к трагическому окончанию романа (Юлия погибает в озере, спасая своего сына).

Коллизии судьбы Аиссе, описанные в романе «Графиня Аиссе», напоминают фабульную линию в «Новой Элоизе», но героиня И. Машбаша намного тверже в своих морально-нравственных убеждениях. Она не прощает себя, побеждает свою страсть и отказывается от греховного счастья; её болезнь и смерть прочитываются как наказание, как результат бесконечных внутренних мучительных обращений к Богу в поиске духовного спасения.

Судьба Аиссе тем более трагична, что она не плод творческого воображения, а реальная трагическая история, зафиксированная в её «Письмах к госпоже Каландрини».

Закономерно возникает вопрос: разве только черкешенки обладали столь гипертрофированным чувством собственного достоинства, незыблемыми представлениями о женской чести и добродетели? В реальном мире есть общечеловеческие ценности, присущие людям всех национальностей, в то же время в этике каждого этноса веками вырабатываются свои традиционные ценностные доминанты. Об этом писал и Г. Гачев: «При том, что все народы под одним солнцем и одной луной и почти одинаковым небом ходят, вовлечены в единый исторический процесс (и этот покров, крыша их объединяет и приравнивает друг к другу), они ходят по разной земле и разный быт и историю имеют, — то есть из разной почвы вырастают. А отсюда ценности, общие для всех народов (жизнь, хлеб, свет, дом, семья, слово, стихотворение и т. д.), располагаются в различных соотношениях. Эта особая структура общих для всех народов элементов (хотя и они понимаются по-разному, имеют свой акцент) и составляет национальный образ, а в упрощенном выражении — модель мира .

И. Машбаш выделяет основные морально-нравственные ценностные установки черкешенки и акцентирует внимание на них, для чего использует систему художественно-выразительных средств, особенности сюжетного и композиционного построения, основанного на принципе противопоставления характеров, типов.