Франсуа рабле. 
Гаргантюа и пантагрюэль

Он шутит, смеется, издевается, дискутирует, отрицает, развлекается, хотя его проделки иногда бывают жестокими. Свою ненависть к высшим сословиям средневекового общества писатель передает именно через образ Панурга. От Панурга терпят ученые-схоласты, сановники, попы, ростовщики, астрологи, аристократы, алхимики, судьи, чиновники и многие другие.

Смелость Рабле поражает. Несмотря на постоянную угрозу расправы, он и в годы реакции оставался несокрушимым отважным борцом. С каким сарказмом описывает он каждого из представителей схоластической науки! Рабле клеймит методы, к которым они прибегали, решая тот или иной вопрос, и, таким образом, дискредитирует эту науку, показывая ее полную беспомощность и никчемность.

Не менее чувствительную критику содержат разделы романа, в которых путешественники посещают различные острова.

Тема путешествий в замечательные страны в то время была достаточно распространена. Рабле широко использует ее для своих сатирических аллегорий, которые иногда меняются чисто фантастическими описаниями. Так, на острове сутяг живут алчные и жестокие чиновники судейского аппарата, которые зарабатывают себе на хлеб тем, что позволяют себя бить. Их деятельность, основанную на взятках, шпионаже и доносах, еще с большей силой обличает писатель в разделе о пушистых кошках.

В своем романе Рабле резко осуждает жестокость и фанатизм как католиков, так и протестантов. Описывая острова Папоманию и Папидулию, остров Хиренну, на котором живет нищий, и колбасный остров Дикий, он с едкой сатирой разоблачает религиозные распри, распространенные в «цивилизованной» Европе. Писатель откровенно издевается над самим папой римским, обожание которого переходит всякие границы и становится глупостью, издевается над его посланиями, которые якобы имеют чудодейственную силу, и над католическими ритуалами — постами и исповедью. Остров Звонкий населен птицами, каждая порода которых соответствует одной из церковных должностей, поэтому их называют клирцами, абатцами, кардинцами т.д. А самый главный среди них — жирный и высокомерный Папица, т. е. папа римский.

Сатира Рабле — не абстрактна. Читатель понимает, что все выведенные в книге формы воображения автора основываются на вполне реальной почве. Какими бы причудливыми и странными ни казались нам подчас образы романа, в них неизменно отражается действительность того времени, четко вырисовываются вполне определенные исторические персонажи и события.

Анализируемый роман — это, в первую очередь, образец мировосприятия и мироощущения многих людей во времена Ренессанса. Так, во французском фольклоре, откуда растут корни романа, Пантагрюэль выступает шутником, озорником, духом моря и соли, который насылает на свою жертву неугомонную жажду. Рабле же трансформировал его в великана, который во много раз увеличил свою способность вызывать жажду.

Многие другие эпизоды романа также напоминают фольклорные мотивы (сказочные страны, молочные реки, кисельные берега). Но значение романа «Гаргантюа и Пантагрюэль» в том, что сатира и фантастическая аллегория в нем уступают место поэзии (в широком понимании) и философии, которая приводит персонажей к открытию мудрости в земных утешениях.

Уже во вступлении к первой книге романа («Гаргантюа») Рабле указывает на скрытый смысл своей книги, значение, которое нужно уметь разгадать. Вот его слова:

«…В книге моей вы найдете совсем особенный дух и некоторое, доступное лишь избранным учение, которое откроет вам наибольшие таинства и страшную тайну, которая касается нашей религии, так же как политики и домоводства».

Недаром известный историк второй половины XVI века Жак Огюст де Ту в книге «О своей жизни» выразил следующее суждение о романе Рабле: «Он написал замечательную книгу, где с волей поистине демокритовской и с насмешкой часто шутовской и едкой, под вымышленными именами он воспроизвел, как в театре, все условия человеческого и государственного существования и выставил их на смех всему народу».

В этой оценке, с которой невозможно не согласиться, мы можем выделить характерный ряд моментов: и универсальный народно-праздничный характер смеха «над всеми условиями человеческого и государственного существования», и демокритовскую волю этого смеха, и театрально-зрелищный характер образов, и, наконец, реальных исторических деятелей под вымышленными именами. Напомним, что это оценка современника Рабле — человека XVI века, который правильно уловил суть в его творчестве.