In daily life, we assume as certain many things which, on a closer scrutiny, are found to be so full of apparent contradictions that only a great amount of thought enables us to know what it is that we really may believe. In the search for certainty, it is natural to begin with our present experiences, and in some sense, no doubt, knowledge is to be derived from them.
В повседневной жизни мы предполагаем множество вещей, которые при более тщательном рассмотрении оказываются столь пронизаны очевидными противоречиями, что только величайшее усилие мысли позволяет нам понять, во что же мы все-таки можем верить. В поисках достоверности естественно начать с нашего нынешнего опыта, потому что в некотором смысле все знание, несомненно, происходит именно из такого опыта.
Опять следует обратить внимание на использование приема опущения слов (certain many things — множество вещей), поскольку в данном случае мы не теряем никакой важной для философского текста когнитивной информации, а текст делаем более стилистически выдержанным. Желание сделать текст перевода достаточно экспрессивным стимулирует переводчика к использованию приема логической синонимии (so full of apparent contradictions — пронизаны очевидными противоречиями). Использование метафоры в тексте перевода в данном случае весьма похвально, поскольку делает диалог между мыслителем и его читателями более живым и выразительным. Прием логической синонимии используется также при переводе философского термина certainty (определенность —— достоверность).
But any statement as to what it is that our immediate experiences make us know is very likely to be wrong. It seems to me that I am now sitting in a chair, at a table of a certain shape, on which I see sheets of paper with writing or print. By turning my head I see out of the window buildings and clouds and the sun. I believe that the sun is about ninety-three million miles from the earth; that it is a hot globe many times bigger than the earth; that, owing to the earth’s rotation, it rises every morning, and will continue to do so for an indefinite time in the future.
Но любое утверждение по поводу того, что именно в нашем непосредственном опыте приводит к знанию, наверняка неверно. Мне кажется сейчас, что я сижу в кресле, за столом определенной формы, на котором я вижу исписанный лист бумаги. Повернув голову, я вижу в окне здания, облака и солнце. Я верю, что солнце находится на расстоянии девяноста трех миллионов миль от Земли, что это огненный шар, во много раз превышающий по размеру Землю, и что благодаря вращению Земли оно поднимается утром, и что все это будет повторяться бесконечное число раз в будущем.
При переводе данного фрагмента текста необходимо обратить внимание на использование приема грамматической замены (experiences — опыт). Использование множественного числа вместо единственного обусловлено семантически: лексема «опыт» в значении «чувственное восприятие» в русском языке используется только в единственном числе. Использование варианта «опыты» свидетельствовало бы о проведении экспериментов (например, химических), что отрицает контекст. При переводе же лексемы time, наоборот, вместо единственного числа в тексте оригинала в переводе используется множественное число «разы». При переводе определения к этому существительному используется прием логической синонимии: an indefinite time ——— неопределенное время —— бесконечное число раз. Этот прием опять-таки не искажает когнитивную информацию текста, а делает этот текст более выразительным, что помогает философии расширить свою читательскую аудиторию.
I believe that, if any other normal person comes into my room, he will see the same chairs and tables and books and papers as I see, and that the table which I see is the same as the table which I feel pressing against my arm. All this seems to be so evident as to be hardly worth stating, except in answer to a man who doubts whether I know anything. Yet all this may be reasonably doubted, and all of it requires much careful discussion before we can be sure that we have stated it in a form that is wholly true.
Я верю, что если какой-то нормальный человек зайдет ко мне в комнату, он увидит те же самые столы и стулья, книги и бумаги, какие вижу я, и что стол, который я вижу, тот же самый стол, на который я опираюсь руками. Все это кажется столь очевидным, что едва ли стоит упоминания, кроме как в качестве ответа человеку, который сомневается в том, обладаю ли я каким-либо знанием. И в самом деле, во всем этом можно разумно сомневаться, и для объявления его полной истиной требуется гораздо более тщательное рассмотрение.
В данном фрагменте текста, прагматически обусловленном привлечением читателя к обсуждаемым далее вопросам, вновь имеет место прием логической синонимии (person comes — человек зайдет). Использование при переводе слова person таких терминов как личность, индивид, индивидуум в данном случае недопустимо с точки зрения стиля и прагматики высказывания. Прием опущения слов и придаточного предложения при переводе a form that is wholly true (полная истина) более стилистически корректен, чем калькирование «форма, которая является полностью истинной».
To make our difficulties plain, let us concentrate attention on the table. To the eye it is oblong, brown and shiny, to the touch it is smooth and cool and hard; when I tap it, it gives out a wooden sound. Any one else who sees and feels and hears the table will agree with this description, so that it might seem as if no difficulty would arise; but as soon as we try to be more precise our troubles begin.
Для прояснения наших трудностей давайте сконцентрируем свое внимание на столе. На взгляд он является продолговатым, коричневым и блестящим, а на ощупь он гладкий, холодный и твердый. Когда я стучу по нему, он издает деревянный звук. Всякий, кто видит и ощущает стол и кто слышит звук от него, согласится с этим описанием, так что по этому поводу вроде бы не должно возникать трудностей.
В данном случае вновь имеют место синтаксические преобразования: «To make our difficulties plain» — «Для прояснения наших трудностей». Калькирование данного выражения «(чтобы) сделать наши трудности простыми» сделало бы текст перевода стилистически некорректным и потому недостаточно адекватным, поскольку автор данного философского текста стремится заинтересовать читателя, вести с ним непринужденный диалог. Синтаксические преобразования переводчик применяет и далее: «it might seem as if no difficulty would arise; по этому поводу вроде бы не должно возникать трудностей «- «по этому поводу вроде бы не должно возникать трудностей». Опущение придаточного предложения «but as soon as we try to be more precise our troubles begin» = «но как только мы попытаемся быть более точными, наши проблемы начнутся» в данном случае допустимо, поскольку эта мысль имплицитно присутствует в тексте перевода.
При переводе идиомы «To the eye» переводчик применяет экспликацию и логическую синонимию «На взгляд» — в результате текст перевода оказывается таким же экспрессивным, как и текст оригинала.
For most practical purposes these differences are unimportant, but to the painter they are all-important: the painter has to unlearn the habit of thinking that things seem to have the colour which common sense says they 'really' have, and to learn the habit of seeing things as they appear. Here we have already the beginning of one of the distinctions that cause most trouble in philosophy—the distinction between 'appearance' and 'reality', between what things seem to be and what they are. The painter wants to know what things seem to be, the practical man and the philosopher want to know what they are; but the philosopher’s wish to know this is stronger than the practical man’s, and is more troubled by knowledge as to the difficulties of answering the question.
Для большинства практических целей эти различия несущественны, но для художника они чрезвычайно важны: художник должен отказаться от привычки считать, что вещи имеют некоторый цвет, который с точки зрения здравого смысла «на самом деле» принадлежит вещам, как они нам являются. Здесь мы уже на пороге одного из тех различий, которые причиняют в философии наибольшие неприятности, — различия между «явлением» и «действительностью», между тем, какими вещи кажутся нам и какие они есть. Художник хочет знать, какими вещи нам кажутся, а практичный человек и философ хотят знать, каковы вещи. Но у философа это желание является более сильным, чем у практичного человека, и философ больше обеспокоен возникающими при этом трудностями.
В этом отрывке опять-таки применяются приемы калькирования (For most practical purposes these differences … — Для большинства практических целей эти различия …), опущения слова и логической синонимии (are unimportant — несущественны). При этом следует заметить, что переводчик достаточно часто воздерживается от калькирования, понимая, что текст перевода должен быть не скучным, формальным и натянутым, а таким же непринужденным и экспрессивным, как и текст оригинала. С этой целью переводчик, например, использует различные лексические и грамматические трансформации. Например, сложносочиненному предложения оригинала в тексте перевода соответствуют два отдельных предложения: «The painter wants to know what things seem to be, the practical man and the philosopher want to know what they are; but the philosopher’s wish to know this is stronger than the practical man’s, and is more troubled by knowledge as to the difficulties of answering the question» — «Художник хочет знать, какими вещи нам кажутся, а практичный человек и философ хотят знать, каковы вещи. Но у философа это желание является более сильным, чем у практичного человека, и философ больше обеспокоен возникающими при этом трудностями».
When, in ordinary life, we speak of the colour of the table, we only mean the sort of colour which it will seem to have to a normal spectator from an ordinary point of view under usual conditions of light. But the other colours which appear under other conditions have just as good a right to be considered real; and therefore, to avoid favouritism, we are compelled to deny that, in itself, the table has any one particular colour.
Когда в обыденной жизни мы говорим о (единственном) цвете стола, мы лишь подразумеваем тот цвет, который воспринимается нормальным зрителем с обычной точки зрения при нормальном свете. Но все другие цвета, появляющиеся при других условиях, могут с равным основанием считаться реальными, и во избежание предпочтений мы вынуждены отрицать, что стол сам по себе имеет конкретный цвет.
В данном случае переводчик прибегает к добавлению слова (единственном), поскольку контекст, а также использование определенного артикля перед существительным colour и его использование в единственном числе указывают на то, что стол является монотонным. Определительное придаточное в тексте перевода передается при помощи причастного оборота (colours which appear under other conditions — цвета, появляющиеся при других условиях). Это синтаксическое преобразование опять-таки вызвано необходимостью сделать текст перевода более стилистически корректным и амбивалентным.
При переводе философского понятия favouritism (букв. фаворитизм -например, (назначение на должности не по деловым качествам, а на основе личных симпатий, родственных отношений и т. п.)) переводчик прибегает к логической синонимии: to avoid favouritism — во избежание предпочтений. Калькирование «чтобы избежать фаворитизма» сделало бы текст перевода странным, непонятным для читателя и потому недостаточно адекватным тексту оригинала.
W ith the naked eye one can see the grain, but otherwise the table looks smooth and even. I f we looked at it through a microscope, we should see roughnesses and hills and valleys, and all sorts of differences that are imperceptible to the naked eye. W hich of these is the 'real' table? W e are naturally tempted to say that what we see through the microscope is more real, but that in turn would be changed by a still more powerful microscope.
I f, then, we cannot trust what we see with the naked eye, why should we trust what we see through a microscope? Thus, again, the confidence in our senses with which we began deserts us.
Невооруженному взгляду стол кажется гладким, но, если мы посмотрим на него в микроскоп, мы увидим «холмы» и «впадины», т. е. все то, что недоступно глазу. Какой из столов является «реальным»? У нас, естественно, есть искушение утверждать, что реальным является стол, видимый через микроскоп, но это мнение может измениться в случае использования более мощного микроскопа. И если мы не можем доверять тому, что видим невооруженным взглядом, тогда почему мы должны доверять тому, что видим в микроскоп? Таким образом, доверие к нашим чувствам, с которого мы начали, утрачивается нами.
Здесь следует обратить внимание, в первую очередь, на применение приема конкретизации (thing — вещь — соображение) и экспликации (texture — строение вещества), обусловленные вновь необходимостью сделать текст для читателя стилистически выдержанным и понятным. Применение, например, транслитерации при переводе texture (текстура) во многом снизило бы адекватность перевода, поскольку термин «текстура» используется преимущественно в программировании в значении «характер поверхности какого-либо материала, обусловленный его физическими и химическими свойствами, т. е. внутренней структурой» или «стиль закрашивания, который создаёт иллюзию рельефности поверхности объекта, выполненной из какого-либо материала».
The shape of the table is no better. We are all in the habit of judging as to the 'real' shapes of things, and we do this so unreflectingly that we come to think we actually see the real shapes. But, in fact, as we all have to learn if we try to draw, a given thing looks different in shape from every different point of view.
С формой стола дело обстоит не лучше. У нас всех есть привычка говорить о «реальной» форме вещей, и мы делаем это не задумываясь — до такой степени, что полагаем, будто видим реальные формы вещей. Но на самом деле при попытке рисования вещей мы осознаем, что данная вещь при различных углах зрения имеет разную форму.
Опять-таки переводчик осознанно отказывается от буквального перевода (калькирования), прибегает к приемам перемещения и добавления слов: The shape of the table is no better — С формой стола дело обстоит не лучше. Использование переводчиком оборота «дело обстоит» как эквивалента глаголу-связке is делает текст выразительнее, что в данном случае важно, поскольку текст оригинала также максимально экспрессивен. Со стилистическим соображениями связано и использование приема опущения слов: we all have to learn — мы осознаем (букв. всем нам приходится осознавать).
Similar difficulties arise when we consider the sense of touch. It is true that the table always gives us a sensation of hardness, and we feel that it resists pressure. But the sensation we obtain depends upon how hard we press the table and also upon what part of the body we press with; thus the various sensations due to various pressures or various parts of the body cannot be supposed to reveal directly any definite property of the table, but at most to be signs of some property which perhaps causes all the sensations, but is not actually apparent in any of them. And the same applies still more obviously to the sounds which can be elicited by rapping the table.
Подобные трудности возникают и при рассмотрении осязания. Верно, что стол всегда дает нам ощущение твердости, и мы чувствуем, что стол сопротивляется давлению. Но получаемые нами ощущения зависят от того, насколько сильно и на какую часть стола мы давим; таким образом, различные ощущения, обязанные своим существованием различию давления и различию частей стола, не могут дать нам прямо некоторое определенное свойство стола, и эти ощущения могут быть лишь знаками некоторого свойства, которое, вероятно, является причиной всех ощущений, но не присутствует в виде явления в каждом из них. И то же самое приложимо в еще более явном виде к звукам при постукивании по столу.
Вновь в переводе придаточному предложению во многих случаях соответствует словосочетание: when we consider the sense of touch — и при рассмотрении осязания; the sensation we obtain depends … — получаемые нами ощущения зависят…; sounds which can be elicited by rapping the table — звуки при постукивании по столу. Данные преобразования, связанные с упрощением синтаксиса, обусловлены желанием переводчика сделать философский текст в переводе максимально понятным и стилистически корректным.
Thus it becomes evident that the real table, if there is one, is not the same as what we immediately experience by sight or touch or hearing. The real table, if there is one, is not immediately known to us at all, but must be an inference from what is immediately known. Hence, two very difficult questions at once arise; namely, (1) Is there a real table at all? (2) If so, what sort of object can it be?
Таким образом, становится ясно, что реальный стол, если таковой есть, не совпадает с тем столом, который предстает нам при видении, слышании или касании. Реальный стол, если таковой есть, вовсе не известен нам непосредственно, но известен через вывод из непосредственно известного. При этом сразу возникают два трудных вопроса, а именно: (1) существует ли вообще реальный стол? и (2) если он существует, какого рода объектом он является?
Здесь следует обратить внимание на приемы перемещения слов и замены частей речи: the real table, if there is one, is not the same — реальный стол, если таковой есть, не совпадает; two very difficult questions at once arise — сразу возникают два трудных вопроса. Данные преобразования помогают сохранить экспрессивность текста перевода, которая чрезвычайно важна, поскольку позволяет вовлечь в философский дискурс лиц, не занимающихся философией профессионально. Буквальный перевод «two very difficult questions at once arise — два очень трудных вопроса вдруг возникают» не допустим стилистически.
The real table, if it exists, we will call a 'physical object'. Thus we have to consider the relation of sense-data to physical objects. The collection of all physical objects is called 'matter'. Thus our two questions may be re-stated as follows: (1) Is there any such thing as matter? (2) If so, what is its nature?
Реальный стол, если он существует, мы назовем «физическим объектом». Следовательно, мы должны рассмотреть соотношение чувственных данных и физических объектов. Совокупность всех физических объектов называется «материей». Исходя из этого два наших вопроса могут быть переформулированы таким образом: (1) есть ли такая вещь, как материя? (2) если она существует, какова ее природа?
При переводе данного отрывка следует обратить внимание на особенности перевода фундаментальных философских понятий: physical object — физический объект, sense-data — чувственные данные, matter — материя… Как мы видим, калькирование, транскрипция и транслитерация достаточно часто применимы, однако и такие приемы, как замена части речи (sense —- ощущение, чувство —- чувственный; matter —- вещество —- материя) достаточно актуальны. Кроме того, важен контекст при определении значения многозначного слова: matter —;
1) а) вещество б) материал, исходный материал
2) материя
4) а) = subject matter тема, вопрос, предмет обсуждения б) кое-что, кое-какие факты.
5) вопрос, дело.
7) гной
2. 1) иметь значение; значить
2) гноиться …
Все эти значения многозначного слова вполне могут быть реализованы в рамках философского текста.
The philosopher who first brought prominently forward the reasons for regarding the immediate objects of our senses as not existing independently of us was Bishop Berkeley (1685−1753). His Three Dialogues between Hylas and Philonous, in Opposition to Sceptics and Atheists, undertake to prove that there is no such thing as matter at all, and that the world consists of nothing but minds and their ideas.
Философом, который впервые привел соображения в пользу того, чтобы не считать непосредственные объекты наших чувств существующими независимо от нас, был епископ Беркли (1685— 1753). Его «Три диалога между Гиласом и Филонусом» имели цель доказать, что не существует такой вещи, как материя, и что мир есть не что иное, как умы и их идеи.
В данном случае показателен перевод имен собственных (Berkeley — Беркли; Hylas — Гилас; Philonous — Филонус; Sceptics and Atheists — скептики и атеисты (в переводе опущено)), передающихся при помощи приемов транскрипции и транслитерации; добавление слов и изменение синтаксической структуры предложения (the reasons for regarding the immediate objects of our senses as not existing independently of us — соображения в пользу того, чтобы не считать непосредственные объекты наших чувств существующими независимо от нас; the world consists of nothing but minds and their ideas — мир есть не что иное, как умы и их идеи), описательный перевод экспликация (undertake to prove — имели цель доказать).
Как мы видим, опять-таки при переводе важно обращать внимание на микрои макро-контекст, применять калькирование лишь в тех случаях, когда вариант перевода удовлетворяет с точки зрения стиля и адекватного восприятия текста перевода читательской аудиторией.
При переводе философских текстов важно обращать внимание на наличие «ложных друзей переводчика» — интернациональных слов, которые в различных языках мира получают свои новые смыслы, мало характерные или отсутствующие в других языках у данных слов.
Practical —
1) практический
2) практикующий (реально работающий в какой-либо области)
3) практичный, удобный
4) действительный, подлинный, фактический, настоящий
5) осуществимый, реальный
Psychoanalysis is the application of psychological techniques to practical problems in a person’s life. [Jung 1965]— Психоанализ является приложением психологических методов к реальным (практическим) проблемам жизни человека.
Выводы по главе 3
Таким образом, при переводе философских текстов необходимо учитывать специфику использования философских терминов, в ряде случаев не имеющих аналога в языке перевода и обычно передающихся при помощи калькирования, транскрипции, транслитерации и экспликации.
В ряде случаев при переводе обычное общеупотребительное слово следует передавать при помощи конкретизации философским термином.
Однако следует учитывать изобилие «ложных друзей переводчика» (транскрипция, транслитерация всего термина или одного из его лексических компонентов), при использовании которых происходит искажение, неточная и стилистически неверная передача когнитивной информации, передающейся при помощи различных философских терминов.
Во многих случаях при переводе каждого отдельного философского термина используется широкий ряд различных приемов перевода.
Однако правильность выбора того или иного варианта перевода определяется правильным пониманием английского термина, знанием философского дискурса и использующейся русской философской терминологии, в которой может иметься сходный по значению термин или отсутствовать.
При переводе философских текстов часто обращаются к широкому ряду синтаксических преобразований, перестановке слов, замене частей речи, добавлению или опущению слов, логической синонимии, особенно если текст перевода отличается своей экспрессивностью.
Заключение
Словарный состав языка постоянно развивается, обогащается новыми словами, которые в различных по своей специфике текстах получают разное истолкование.
Философский текст про своей специфике отличается от других текстов наличием в нем определенной философской позиции, которая в структуре этого текста обосновывается на основании определенных философских концепций, каждая из которых находит в рамках этого текста аргументацию на основании тех или иных философских взглядов на мир. В этом смысле часто говорят о существовании особой философской картины мира, важной составляющей которой является философский термин.
Хотя по вопросу, что представляет собой философский термин, составляющий важную единицу перевода в философском тексте, существуют значительные разногласия, мы решили остановиться на широком понимании термина, который необязательно должен отвечать всем требованиям однозначности, мотивированности, системности, точности, отсутствия эмоциональности и экспрессивности, номинативности.
Философская терминология, использующаяся в философских текстах, включает в себя несколько терминологических микрополей и пересекается как с общеупотребительной лексикой, так и с другими терминосистемами. Все это затрудняет изучение философской терминологии в совокупности. Как следствие, философская терминология до последнего времени оставалась в целом мало изученной.
Философские понятия, как важная составная часть философского текста, отличаются тем, то они тесно взаимодействуют с общелитературным языком. Поэтому большинство философских терминов являются словами, включающими как общелитературные, так и терминологические значения. Для того чтобы определить совокупность значений, с которой такие слова выступают в функции термина, необходим тщательный анализ философской литературы, и на его основе необходимо установить терминологические значения слов-терминов, а также частотность встречаемости термина в отдельном значении. Особенность философских понятий состоит также в том, что значительное большинство этих терминов кажутся понятными и неспециалистам, но в действительности, обозначаемое ими понятие не совпадает с понятием той же самой лексической единицы в общеупотребительной лексике. Поэтому необходимо провести разграничение значений философских понятий и общеупотребительной лексики.
Перевод философских текстов во многом отличается от перевода других по своей специфике текстов. И это усугубляется использованием особой аргументации, особого языка, необходимостью соблюдения особой стилистики и синтаксиса, поскольку организация передаваемой информации в текстах по философии имеет свои особенности.
Самые различные приемы перевода оказываются задействованными при переводе философских текстов, различающихся с точки зрения стиля, но главным для переводчика является знание как огнестрельного оружия самого по себе, так и русской терминологии, использующейся активно в области огнестрельного оружия, и умение отказаться от приемов калькирования и транскрипции/транслитерации при переводе так называемых «ложных друзей переводчика» и там, где можно обойтись понятным русскому любителю философской мысли выражением, сформированным при помощи других лексических средств.
При переводе философских текстов следует учитывать изменения в современной философской мысли и вместе с тем передавать текст понятно и стилистически корректно.
Для точного перевода философских текстов переводчик должен знать специальную терминологию и уметь находить грамматические и лексико-фразеологические соответствия, в связи с чем решение об использовании того или иного из возможных различных приемов перевода может быть принято лишь при учете микрои макроконтекста (при условии многозначности философского термина).
Философские термины, как мы убедились, передаются однозначными эквивалентными соответствиями; при этом единица перевода чаще всего — слово. Особое внимание переводчик должен обратить на интернациональную философскую терминологию древнегреческого и латинского происхождения, которая прочно закрепилась в философском дискурсе.
Из различных приемов перевода наиболее приоритетными при переводе философских текстов являются:
Транскрипция / транслитерация;
Калькирование;
Грамматическая замена и перестановка слов;
Изменение структуры предложения;
Логическая синонимия;
Введение
и опускание слов;
Экспликация;
Конкретизация.
Исследование показало, что неспособность определить функциональность слова (использование его в обычном и терминологическом значении), незнание специальной лексики на языке оригинала и языке перевода ведет к серьезным переводческим ошибкам.
Для переводчика при переводе философских текстов значим принцип «экологии» языка перевода, то есть необходимость максимально точно и ясно описать значение безэквивалентных единиц перевода, избегая калькирования транскрипции или транслитерации, приемов, которые в данном случае оказываются несостоятельными и нисколько не способствуют пониманию термина. Экспликация при переводе философского термина связана с трудностями интерпретации культурологических реалий и образных средств, интенсивно использующихся в рамках одной культуры и остающихся малоизвестными в рамках другой.
Особую трудность при переводе представляют экспрессивные по своему характеру философские тексты, как исследованный нами философский трактат Б. Рассела, а также работы Ф. Ницще, А. Шопенгауэра, К. Г. Юнга, Ж. Делеза, А. Камю и многих других мыслителей, по своему стилю близкие художественной литературе, но в отличие от последней связанные с философской полемикой. В данных философских текстах, как мы убедились, при переводе следует обращать особое внимание на стиль, воздерживаясь от буквального перевода (калькирования, транслитерации транскрипции) тогда, когда вариант перевода становится непонятным для читателя, странным по своей форме.
Библиография
Алексеева И. С. Профессиональный тренинг переводчика. -СПб.: Союз, 2001. — 356с.
Алексеева Л. М. Проблемы термина и терминообразования. Пермь, 1998. — 142с.
Алексеева О. Б. Когнитивные аспекты диахронического исследования терминологии строительных материалов (на материале английского языка): Автореф. дис. — М., 1994. — 18с.
Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. — М., 1974. — 387c.
Арутюнова Н. Д. Дискурс \ Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 136−137.
Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. -М., 1966. — 322c.
Бархударов Л. С. Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). — М., Междунар. отношения, 1975. — 243с.
Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. — 423с.
Васильева Н. В. Термин \ Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 508−509.
Вахрамеева В. В. Эпонимные термины в английских подъязыках науки и техники. -Омск, 2003. — 17с.
Вейзе А.А., Киреев Н. Б., Мирончиков И. К. Перевод технической литературы с английского на русский. -Минск, 1997. — 206с.
Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Лингвострановедческая теория слова. — М., 1994. — 232с.
Володина М.Н. Когнитивно-информационная природа термина (на материале терминологии средств массовой информации). — М., 2000. — 17с.
Гаврилина И. С. Моделирование и когнитивные основания терминосистемы профилактической токсикологии в современном английском языке. — М., 1998. — 18с.
Гамзатов М.Г. Политико-правовой аспект перевода юридической терминологии // Университетское переводоведение. Вып.2 / Вторые Федоровские чтения. — СПб: СПбГУ, 2001. -С.24−29.
Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. — М.: Наука, 1981. — 148с.
Ганиева Т. А. О системе фонетической терминологии. // Современная русская лексикология. — М., 1966.
— С. 25−29.
Герд А.С. Научно-техническая лексикография //Прикладное языкознание. — СПб, 1996. — С. 16−23.
Гончарова Е.А., Шишкина И. П. Интерпретация текста. — М.: Высшая Школа, 2005. — 365с.
Городецкий Б. Ю. Раскин В. В. Термины с лингвистической точки зрения // Место терминологии в системе современных наук: Науч. симпозиум: Тез. докл. и сообщ. ;
М., 1969. — C. 134−141
Греймас А.-Ж. Структурная семантика: Поиск метода. М., Академический Проект, 2004. — 326c.
Даниленко В. П. Русская терминология (Опыт лингвистического анализа). — М., 1977. — 197с.
Ильин И. П. Словарь терминов французского структурализма // Структурализм: «за» и «против». — М., 1975. — С. 450−461.
Капанадзе П. А. О понятиях «термин» и «терминология» // Развитие лексики современного русского языка. — М., 1965. — С. 75−85.
Карпова О. М. Термины в художественном тексте и писательском словаре // Материалы международной научнопрактической конференции «Коммуникация: теория и практика в различных социальных контекстах «Коммуникация-2002» Ч.1 — Пятигорск, 2002. — С. 36−39.
Коваленко А. Я. Общий курс научно-технического перевода с английского языка на русский. — Киев, 2003. — 232с.
Комиссаров В. Н. Теория перевода. — М.: Высшая школа, 1990. — 249с.
Комиссаров В.Н., Рецкер Я. И., Тархов В. И. Пособие по переводу с английского языка на русский. — М., 1960. — 264с.
Кубрякова Е. С. Текст и критерии его определения //Текст. Структура и семантика.
Т. 1. — М., 2001. ;
С. 72−81.
Кубрякова Е. С. Типы языковых значений: семантика производного слова. — М., 1981. — 248с.
Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. — М., 2004. — 486с.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. — М., 2004. — 562с.
Левицкая Т. Р., Фитерман А. М. Проблема перевода. — М., 1976. — 196с.
Лейчик В. М. Термин и его определение // Терминоведение и терминография в индоевропейских языках: Сб. науч. тр. — Владивосток, 1987. — C.135−145.
Лейчик В. М. Терминологичность — комплексный показатель качества термина // Теоретические проблемы научно-технической терминологии и практика перевода: Тез. докл. рег. науч. конф. Омск, 1985. — С. 93−95.
Лосев А. Ф. Проблема вариативного функционирования живописной образности в литературе // Литература и живопись: Сборник статей. — Л., 1982. — С. 32−56.
Лотман Ю. М. Семиосфера: культура и взрыв внутри мыслящих миров. СПб, 2000. — 587с.
Лотте Д. С. Основы построения научно-технической терминологии: Вопросы теории и методики. М., 1961. - 186c.
Моисеев А. И. О языковой природе термина // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. М., 1970. — С. 127−138.
Найда Ю. А. Анализ значения и составление словарей. «Новое в лингвистике», 1962, вып.
2. — С.45−71.
Назаренко А. Л. Соотношение функций сообщения и воздействия в научно-популярной литературе. // Сб. «Теория и практика английской научной речи» М.: МГУ, 1988. С. 102- 134.
Нелюбин Л.Л.
Введение
в технику перевода. — М.: МГОУ, 2005. — 152с.
Нелюбин Л. Л. Компьютерная лингвистика и машинный перевод. — М.: ВЦП АН СССР, 1991. — 232с.
Нелюбин Л. Л. Лингвостилистика современного английского языка. — М.: Флинта, Наука, 2007. — 343с.
Нелюбин Л. Л. Наука о переводе. — М.: Флинта, МПСИ, 2006. — 413с.
Нелюбин Л. Л., Толковый переводоведческий словарь. — М.: Флинта, Наука, 2003. -260с.
Пронина Р. Ф. Перевод английской научно-технической литературы. М., 1986. — 276с.
Прохорова В. Н. Русская терминология (Лексико-семантическое образование). М., 1996. — 264с.
Прохорова В. Н. Семантика термина // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология.
1981. № 3. — С. 23−32.
Рассел Б. Проблемы философии [Пер. с англ. Н. В. Воробьева]. — Новосибирск: Наука, 2001.
Реформатский А. А. Термин как член лексической системы языка. // Проблемы структурной лингвистики. М., 1968. — С.30−37.
Реформатский А. А. Что такое термин и терминология. // Вопросы терминологии. М., 1961. — С. 46−54.
Садохин А.П., Грушевицкая Т. Г. Культурология: теория культуры. М.: ЮНИТИ, 2004. — 423с.
Серио П. Как читают тексты во Франции // Квадратура смысла. — М., 1999. — С. 12−53.
Серебренников Б. А. Как происходит отражение картины мира в языке? // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М. ,
1988. — С. 56−67.
Славгородская Л. В. Научный диалог. Лингвостилистические проблемы. — М., 1986. — 224c.
Слышкин Г. Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. — М.: Academia, 2000. — 276c.
Стемковская Е. П. Соотношение структурных семантических моделей при неморфологическом образовании терминов // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1973. № 3. — C. 76−87.
Ступин Л. П. Лексикография английского языка. М., 1985. — 287с.
Суперанская А.В., Подольская Н. В., Васильева Н. В. Общая терминология: Вопросы теории. М., 1989. — 207с.
Табанакова В. Д. Семантизация термина в одноязычных терминологических словарях: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Л.: ЛГУ, 1981. — 18с.
Татаринов В. А. Теория термина: История и современное состояние. т. 1. // Теория терминоведения. М.: Московский Лицей, 1996. — 311с.
Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. — М.: Слово/Slovo, 2000. — 487с.
Трубачев О. Н. Этимологические исследования и лексическая семантика// Принципы и методы семантических исследований. М., 1976. — c. 145−156.
Федоров А. В. Основы общей теории перевода. М., 1983. — 245с.
Шелов С. Д. Термин. Терминологичность. Терминологические определения. СПб.: Филологический фак-т СПбГУ, 2003. — 280с.
Akhmanova О. Linguistic terminology. Moscow, 1977. — 176р
Rondeau G., Introduction à la terminologie. Montreal, 1981. — 236р.
Rorty R. Philosophy and the Mirror of Nature. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1979. — 342р.
Russel B. The Problems of philosophy. ;
http://www.gutenberg.org/files/5827/5827-h/5827-h.htm
Jung C. G. Memories, dreams, and reflections. New York, NY: Random House, 1965. — 432р.
Список использованных словарей
Большой англо-русский словарь. — М.: ACT, 2000. [БАРС 2000]
Ванчугов В. В. Русская философия: русско-английский и англо-русский словарь. — М.: Издательство Российского университета дружбы народов, 2005.
Мюллер В.К. Англо-русский словарь. — М.: Советская энциклопедия, 2000. [АРC 2000]
Палажченко П. Р. Несистематический словарь. — М.: Р. Валент, 2005. [НС 2005]
Царев П. В. Краткий англо-русский философский словарь. — М.: Издательство московского университета, 1969.
Collins English Dictionary. — HarperCollins Publishers, 2006. [CED 2006]
