Цели и задачи исследования.
Зарайская верхнепалеолитическая стоянка, расположенная на юго-востоке Московской области (Рис.1) и исследуемая с 1980 года (Трусов, 1994; Амирханов, 2000), на сегодняшний день хорошо известна специалистам как памятник исключительного научного значения. Продолжающиеся здесь раскопки приносят новые важные данные, которые существенно расширяют представления о содержании и характере развития культуры средней поры верхнего палеолита на Русской равнине. В ходе многолетних работ на памятнике существенно увеличилась его изученная площадь, многократно возросла коллекция артефактов, включающая каменные и костяные изделия, выдающиеся произведения первобытного искусства. Коллекция предметов из камня на сегодняшний день составила несколько десятков тысяч единиц обработанного кремня, вплотную приблизившись к стотысячной отметке. Накопленный материал, классифицированный и проанализированный в сравнительном аспекте, позволяет поставить точку в имевшей место дискуссии о культурной принадлежности памятника. В связи со значительным увеличением количества находок, ежегодный прирост которых составляет до шести тысяч предметов без учета мелкого дебитажа, а также общим ходом исследований на Зарайской стоянке назрела необходимость в обобщении накопленного материала. Именно такого рода обобщениям и посвящена данная работа, включившая в себя характеристику кремневых изделий, обнаруженных на памятнике с момента его открытия, произошедшего 23 года назад и по 2000 год включительно. В данной диссертационной работе впервые приводятся самые полные на момент исследования данные о количественном и качественном составе каменного инвентаря Зарайской стоянки, производится археологическая классификация как орудий, так и предметов без вторичной обработки в рамках формально-типологического метода, а также статистическая обработка и детальный анализ коллекции.
Целью работы является анализ каменного инвентаря Зарайской стоянки на основе его научной классификации с позиций сравнительно-типологического метода. В соответствии с целью исследования, сформулированы следующие задачи:
• разработка методики описания и классификации кремневого инвентаря, применительно к изучаемому материалу;
• максимально детальное описание каменной коллекции Зарайской стоянки;
• проведение комплексного статистического анализа;
• выявление закономерностей представленности в коллекции не только ведущих культуроопределяющих форм, но и категорий массовых орудий;
• сравнительный анализ каменного инвентаря стоянки с материалами родственных памятников, выделение черт сходства и различия;
• на основе разработанной классификации определение степени близости коллекций каменных изделий Зарайской стоянки с соответствующими материалами костенковско-авдеевской культуры.
Костенковско-авдеевская археологическая культура является одним из самых ярких явлений в верхнем палеолите Русской равнины. На материалах относящихся к ней памятников, раскапывавшихся десятилетиями, разрабатывались принципиальные для верхнепалеолитической проблематики вопросы. На фоне таких выдающихся памятников, как Костенки 1,1 и Авдеево, еще не так давно Зарайская стоянка представлялась объектом с недостаточно ясными научными перспективами. Однако теперь, после многолетних раскопок можно констатировать, что материалы, полученные в ходе исследований.
Зарайской стоянки, предоставляют возможность существенного продвижения в решении базовых проблем, имеющих отношение к развитию костенковско-виллендорфского единства на Русской равнине, важной составляющей которого является костенковско-авдеевская культура. В диссертационной работе на основании данных, полученных в результате применения сравнительно-типологического метода и статистического анализа, доказательно обосновывается принадлежность Зарайской стоянки к костенковско-авдеевской культуре, таким образом, существенно расширяется ареал культуры в северо-восточном направлении.
Историография проблемы и характеристика источника.
Работа по описанию, классификации и систематизации коллекции каменного материала, являясь в определенной мере самостоятельной, тем не менее, в большой степени сопряжена с общими вопросами и проблемами комплексного изучения памятника. В данном случае, это вопросы, возникшие задолго до открытия Зарайской стоянки и связанные с костенковско-авдеевской проблематикой. Памятники костенковско-авдеевской культуры исследуются уже более ста двадцати лет с момента открытия Костенок 1 И. С. Поляковым. История изучения этого памятника связывается в первую очередь с именем П. П. Ефименко, который уже в 1915 году опубликовал свое первое исследование по данной тематике (Ефименко, 1915). Его монографическая работа обобщила материалы многолетнего изучения первого комплекса Костенок 1, верхний слой (Ефименко, 1958). В качестве исходных методических посылов можно отметить преобладание функциональной типологии над морфологической, деление кремневого материала на ординарный и специфический, характеризующий памятник. Подходы П. П. Ефименко отражали основные требования стадиальной теории в археологической науке.
Смена стадиалистской парадигмы в отечественном палеолитоведении обычно ассоциируется с именем АН. Рогачева, декларировавшего конкретно-исторический подход к изучению памятников. На смену прежней приходит культурологическая парадигма, что привело к восприятию верхнего палеолита Русской равнины как множественности сосуществующих археологических культур (Рогачев, 1957). Особенно остро встала проблема периодизации и выявления локальных различий верхнего палеолита Русской равнины. Как отмечает М. Д. Гвоздовер, «стало очевидным, что необходимо учитывать местные особенности развития культур, и в первую очередь специфические черты, определяющие принадлежность стоянки к той или иной культуре» (Гвоздовер, 1961, с. 112). Именно с этих позиций выявления специфических и даже этнографических особенностей был рассмотрен инвентарь Авдеевской стоянки. Наличие таких форм кремневых орудий, как «наконечники с боковой выемкой, ножей с „подтеской“ концов, орудий, частично обработанных солютрейской ретушью, в сочетании с мелкими пластинками с притуплённым краем» (там же) позволяет определить группу генетически родственных памятников, относимых к костенковско-авдеевской культуре. Культурологический подход повлек за собой необходимость обращения к комплексному исследованию археологического материала с технологической, морфологической и функциональной позиций. Новым в точке зрения М. Д. Гвоздовер было представление об археологических культурах как основных самостоятельных единицах исследования. При подобном подходе костенковско-авдеевская культура утрачивала статус этапа, свойственного всему восточно-европейскому палеолиту приледниковой зоны.
В шестидесятые годы понятие «археологическая культура» становится общепринятым при подходе к материалам верхнепалеолитических памятников. В то же время возможности типологического метода представлялись весьма значительными, позволяющими исследователю при должной компетентности без труда соотнести тот или иной памятник с определенной археологической культурой. Важным шагом в разработке проблемы стало введение понятия «культурное единство», являющегося более широким, чем археологическая культура, и включающим в себя группу близких (родственных) культур. Г. П. Григорьев объединял генетически связанные виллендорфскую, павловскую и костенковскую культуры в виллендорфско-павловско-костенковское единство (Григорьев, 1968). Автором была предложена система многоуровневой классификации, предполагавшей возможность установления сходства памятников на разных иерархических уровнях (уровень культуры или единства).
Отмечавшийся постоянный и быстрый рост объема археологических источников обусловил усложнение задач, связанных с их исследованием. Это привело к активному использованию статистических методов анализа, позволяющего вводить в научный оборот большие объемы материалов. Как никогда актуальным стало раскрытие возможностей формализованного подхода к источникам (Каменецкий и др., 1975). Задачей являлось описание комплексов предметов при помощи понятий, могущих быть объектом количественного анализа. Возникают различные системы описания, рассчитанные на решение конкретных задач путем выработки детальных классификаций, «создания языка для описания культур и памятников» (Деопик, 1977, с.4).
Проблема методического выделения костенковской культуры вновь возникла в семидесятые годы. Упор делался на типологические определения. Г. П. Григорьев отмечал возможность описания культуры не только на уровне типов, но и практически на всех уровнях классификации, «вплоть до субкатегорий» (Григорьев, 1979, с.29). Среди форм, определяющих культурную специфику, привлекались длинные скребки, скребки с выемками по краям, проколки и др. наряду с традиционно диагностичными наконечниками с боковой выемкой и ножами костенковского типа. Подход к организации материала виделся в применении сравнительного морфологического и функционального анализа кремневых коллекций.
Продолжением тенденции дробного анализа морфологии кремневых изделий стала работа В .И. Беляевой, представившей вариант исследования индустрии одного памятника культуры — верхнего слоя первого комплекса Костенок 1 (Беляева, 1979а). Автором проделана большая работа по описанию каменного инвентаря, дифференцированному анализу и созданию схем классификации. Целью работы является «создание систем описания, приемлемых для обработки разного инвентаря, на разных его уровнях, оценки степени сходства вещей согласно их описанию» (Беляева, 19 796, с.5). Большое внимание уделяется выбору описательных признаков, способу их количественного выражения и приемам статистической обработки. Наряду с качественными признаками в описании были использованы признаки количественные, причем с явным упором на последние. С точки зрения современных методических позиций ряд параметрических признаков, выраженных количественно, представляется излишним, усложняющим классификацию. Кроме собственно морфологических, подробно освещены функциональные характеристики орудий, описаны обнаруженные на них макроследы. Таким образом в одной работе делается попытка комбинации двух методов — сравнительно-типологического и трасологического. Однако на наш взгляд такой подход не всегда оправдан, так как форма изделия и его функциональное использование, как известно, далеко не всегда совпадают, что, в конечном счете, может привести к затруднениям в сравнительной характеристике материала. Работа В. И. Беляевой весьма характерна для своего времени обильным привлечением количественных данных, но и сегодня она не утеряла своего научного значения. Разработанные подходы создания методики описания орудий отражены в статье В.й. Беляевой о ножах костенковского типа (Беляева В.И. 1977). Эти орудия привлекали внимание и зарубежных исследователей. Дробная классификация ножей костенковского типа была предложена Я. Козловским еще в 1968 году. Она базируется на анализе формы концов этих изделий, имеющих разнообразные вариации технико-морфологических приемов обработки (по Kozlovski, 1984).
Проблема морфологического анализа кремневого инвентаря и выработки строгих классификационных систем остро ощущалась исследователями (Синицын, 1979). Эта потребность породила ряд систем описания орудий, которые представляется возможным разделить на две большие группы: открытые и закрытые. Закрытыми можно считать такие системы, где все типы перечислены и предполагается, что исчерпано все их многообразие (Bordes F. 1961; Sonneville-Bordes, Perrot J., 1954). Открытые системы предполагают неограниченность типообразующих признаков, что позволяет без труда добавлять в систему новые типы, изначально не учтенные по каким-либо причинам. Именно такого рода открытой классификацией явилась работа коллектива авторов, разработавших систему морфологического описания пластинок с притуплённым краем (Гвоздовер и др., 1974). Массив исследованных орудий включал изделия костенковско-авдеевской и каменнобалковской культур. Использованная методика давала возможность учесть массу признаков и охарактеризовать материал максимально подробно, позволив выявить как межкультурные, так и внутрикультурные различия. Кроме того, данная методика предполагает возможность последующего воспроизведения анализа на строгих научных основаниях по мере увеличения выборки. Однако в данном случае схема представляется несколько усложненной — пока не отмечалось попыток повторного использования выработанной схемы описания микропластинок. Следующим шагом в разработке данной методики стала статья М. Д. Гвоздовер и Д. В. Деопика, посвященная методике описания и разработке иерархической классификации на примере категории скребков каменнобалковской культуры (Гвоздовер, Деопик, 1984). Перед авторами стояла непростая задача разделения основной массы орудий на разновидности формы и надежного отнесения подавляющего большинства орудий к той или иной разновидности, а впоследствии сопоставление однокультурных памятников по доле в их сериях скребков различных видов. Поставленную задачу можно считать успешно выполненной. Более того, через десять лет, когда количество материала увеличилось почти вдвое, данная классификационная схема была применена к нему еще раз и доказала свою действенность — в нее были внесены лишь минимальные коррективы (Виноградова, Лев, 1996). Все основные выводы подтвердились, что явилось уникальным экспериментом с методической точки зрения.
В 1979 году был отмечен юбилей — 100-летие исследования палеолита в Костенках, а в 1982 году вышла в свет коллективная монография, повещенная данному юбилею (Палеолит., 1982). В ней подведены итоги изучения 25 палеолитических стоянок, в том числе, разумеется, относящихся к костенковско-авдеевской культуре (Костенки 1,1, 13 и 18). В описаниях памятников приводятся и типологические характеристики инвентаря, позволяющие судить о культурной специфике комплексов.
В 1984 году вышел том «Палеолит СССР». Авторы разделяют точку зрения Г. П. Григорьева о наличии генетически связанного виллендорфскопавловско-костенковского культурного единства, включающего костенковско-авдеевскую культуру наряду с центральноевропейскими культурами. Дается обобщенная характеристика основных особенностей кремневой индустрии Костенок 1,1, относимых авторами к «виллендорфско-костенковской культуре» (Рогачев, Аникович, 1984, с.206−209), одним из локальных вариантов которой считается костенковско-авдеевская. Последняя включает в себя наряду с Костенками 1,1 Костенки 13, 18 и 14Д, а также Авдеево, Гагарино и Бердыж. Испытавшими значительное влияние этой культуры признаются Хотылево 2 и Молодово 5, VII слой.
По материалам докладов советско-французского симпозиума в 1988 году был издан сборник тезисов, посвященных рассмотрению закономерностей развития палеолитических культур на территории Франции и Восточной Европы. Применительно к костенковско-авдеевской тематике Н. Д. Праслов говорит о граветтоидной культурной традиции, не являющейся специфически восточноевропейской, а европейской в целом, включающей круг памятников от запада Франции до берегов Дона (Праслов, 1988, с.25). В этом сборнике исследователи вновь обращаются к анализу ножей костенковского типа (Гвоздовер, Беляева, 1988, с.54−56). Данные орудия на новом уровне исследования представляется возможным выделять на уровне категории. Это категория пластинчатых орудий с приемом плоскостного снятия. Название «ножи костенковского типа» кажется авторам неудачным из-за своей расплывчатости. В том же сборнике опубликована еще одна статья типологической направленности. Г. В. Григорьева разработала классификацию микропластинок палеолитических памятников юго-запада СССР (Григорьева, 1988, с.57−59). Классификация выполнена в традиционном ключе и позволяет выделять разнопорядковые признаки, как морфологические, так и технологические.
Среди значительного числа разного рода классификаций, разработанных по материалам коллекций верхнепалеолитических памятников Русской равнины, можно отметить Супоневскую стоянку, характеризующеюся многообразием форм и богатой представленностью категории резцов. Неслучайно одной из первых классификаций каменных орудий в нашей стране была подробная классификация резцов, созданная В. А. Городцовым (Городцов, 1930) по материалам Супоневской и Тимоновской стоянок. Резцы делились на 156 типов. Однако классификация В. А. Городцова, при ее несомненных положительных сторонах (подробная характеристика материала), излишне громоздка и неудобна для работы, так как не дает возможности сравнивать различные памятники. На материале той же Супоневской стоянки классификация резцов была разработана Н. А. Хайкуновой. Классификационная схема имеет древовидную структуру, разделенную на несколько таксономических уровней, каждому из которых соответствует определенный признак (Хайкунова, 1992). В целом подходы и использованная методика создания открытой системы классификации представляются оправданными.
Существует значительное количество типологических разработок как по разным категориям кремневых орудий, так и публикаций обобщающего плана. Среди наиболее известных трудов зарубежных исследователей необходимо отметить типологическую работу Ф. Бор да по раннему и среднему палеолиту, безусловно актуальную и для верхнепалеолитической тематики (Bordes, 1961). Еще раньше появился тип-лист Д. Сонневиль-Борд и Ж. Перро (Sonneville-Bordes, Perrot J., 1954), оказавший принципиальное влияние на развитие верхнепалеолитической типологии. Важным достижением стало обобщение верхнепалеолитических материалов, унификация понятий, позволяющая исследователям оперируя теми или иными терминами говорить об одном и том же на едином терминологическом языке. Основой для формирования списка орудий послужили французские материалы. Список не был выстроен иерархически, все 92 наименования находились на одном уровне. Разумеется, как и любая закрытая система, данная классификация не лишена определенных недостатков, связанных в первую очередь со сложностями расширения тип-листа по мере выявления новых типов. Кроме того, не все орудия имели четкую дефиницию, будучи выражены порой одним, двумя признаками. Однако разработки в этом направлении продолжались до недавнего времени (Demars, Laurent, 1992). Прямой перенос схемы, разработанной на французских материалах, на памятники Центральной и Восточной Европы оказался затруднительным (Булочникова, 1997).
Важным шагом в классификации микроинвентаря явилась работа Тиксье, основанная на анализе региональных коллекцийэпипалеолитических памятников Магриба (Tixier, 1963), однако форма представления материала оставалась все та же — это тип-листы. Иные методические подходы демонстрирует X. Мовиус (Movius., 1968). Хочется отметить, что, хотя автор и не представил классификаций на примере конкретного верхнепалеолитического памятника, его подход к выработке основ классификации, выделению существенных признаков орудий представляет большой интерес и может быть учтен при построении морфологических классификаций, в частности, резцов. Важно то, что X. Мовиус одним из первых обратился к количественным признакам при обработке каменных изделий. В том же году появилась работа Брезийона, ставшая глобальным обобщением данных по кремневому инвентарю (Brezillon, 1968). Автором систематизированы и представлены в форме словаря данные по всем известным ему категориям и отдельным типам каменных орудий с максимально широким хронологическим и географическим охватом. Приведены позиции разных авторов и различные классификационные схемы для наиболее значимых категорий орудий. На сегодняшний день работа не утратила своего значения как универсальное справочное издание. Разумеется, вышеперечисленные труды составляют лишь малую часть всего того, что было написано о типологии кремневого инвентаря. Более подробный обзор мог бы стать отдельным исследованием, далеко выходящим за рамки данной диссертационной работы.
Первой публикацией о Зарайской стоянке стала статья А. В. Трусова, проводившего на ней раскопки начиная с 1982 года (Трусов, 1985). Статья была опубликована в «Советской археологии» и являлась предварительным сообщением о памятнике. Следующая публикация о памятнике увидела свет в 1994 году (Трусов, 1994). В ней автор обобщал результаты работ на стоянке, проводимых им в течение трех полевых сезонов (1982, 1983 и 1989 гг.). Приведены довольно подробные описания обнаруженных объектов, их планиграфическая и стратиграфическая позиция для каждого из трех имеющихся раскопов. Отмечено наличие кремневых мастерских и скоплений кремня. Имеются данные по количественному распределению кремня по категориям на разных объектах, оформленные в виде таблицы (Трусов, 1994, с. 101). Ряд выводов, сделанных А. В. Трусовым, впоследствии были подвергнуты критике (Амирханов, 2000), однако основное заключение о принадлежности памятника к костенковско-авдеевской культуре, несмотря на отсутствие на тот момент достаточно фундированной доказательной базы, оказалось верным.
Одновременно с публикацией А. В. Трусова вышла в свет статья JI.B. Греховой, в которой большое внимание уделено материалам Зарайской стоянки. Отмечаются черты сходства и различия Зарайска с Костенками 1,1. В качестве отличительных признаков Зарайской стоянки указывается отсутствие в ее материалах морфологически четких форм пластинок с притуплённым краем и их заготовок, а также выраженной категории комбинированных орудийатипичность ножей костенковского типа и единичная представленность скребков (Грехова, 1994, с. 15, 17). Подобные выводы были связаны с недостаточной изученностью памятника на момент публикации статьи и не подтвердились впоследствии по мере накопления материала. Тем не менее, Зарайская стоянка определяется вслед за А. В. Трусовым как памятник костенковско-авдеевской культуры, хотя основанием для подобной культурной атрибуции служит единичная на тот момент форма — наконечник с боковой выемкой.
Следующий этап изучения Зарайской стоянки связан с возобновившимися в 1995 году раскопками под руководством Х. А. Амирханова. В 1997 году на базе Зарайской стоянки был проведен международный коллоквиум «Восточный граветт», организованный Институтом археологии РАН и Комиссией № 8 Международного союза доисторических и протоисторических наук (Зарайск-Москва, 1−7 сентября 1997). Были опубликованы тезисы докладов, а по материалам коллоквиума в 1998 году вышел в свет сборник статей «Восточный граветт». В том же году в «Российской археологии» появилась статья Х. А. Амирханова о проблемах датировки и стратиграфии культурных отложений Зарайской стоянки, где делается вывод о наличии на памятнике как минимум, двух культурных слоев (Амирханов, 19 976).
В этом номере журнала также напечатана статья Е. Ю. Гири, посвященная технологическому анализу каменной индустрии Зарайской стоянки (Гиря, 1997а). Выводы об аналогичности зарайской технологии получения пластинчатых сколов и технологии, исследованной им в Костенках и Авдеево, автор помещает в своей монографической работе (Гиря, 19 976). Кроме того, анализ пластинчатой технологии Зарайска в сравнительном аспекте (с Костенками 1,1 и Авдеево) был проведен Е. Ю. Гирей совместно с Б. Брэдли (Giria, Breadley, 1998). Технология расщепления кремня на Зарайской стоянке стала темой специального исследования А. Б. Селезнева (Селезнев, 1997). Типологическая проблематика в тезисах коллоквиума представлена обращением сразу двух исследователей (Гвоздовер, 1997; Bradley, 1997) к рассмотрению ножей костенковского типа. Существенным моментом является близость позиций авторов в вопросе интерпретации орудий при разнице в подходах. Любопытно возвращение к характеристике этих изделий на новом витке развития научного знания.
В сборнике «Восточный граветт» опубликованы три статьи по проблемам типологии и классификации каменного инвентаря костенковско-авдеевской культуры, базирующиеся на материалах Авдеева, Зарайска и Костенок 1, I. Статья М. Д. Гвоздовер является обобщающим исследованием кремневого инвентаря Авдеевской стоянкиприводятся данные по двум жилищно-хозяйственным комплексам памятника. Первичное расщепление рассмотрено в сравнительном аспекте — отдельно для каждого комплекса Авдеева и первого комплекса Костенок 1, I. В тексте присутствуют таблицы распределения орудий по категориям и предметов первичного расщепления. Большое внимание уделено ведущим формам орудий, в особенности ножам костенковского типа, включаемым в категорию орудий со стесанными концами. Кроме морфологии этих изделий, автор обращается к вопросам их функционального использования. Остальные орудия, разделенные на категории и более дробные единицы анализа, рассмотрены с позиций традиционного типологического подхода. Проведенный анализ позволил автору «уловить характерные черты, общие для памятников костенковской культуры, и вместе с тем проследить индивидуальные особенности инвентарей стоянок» (Гвоздовер, 1998, с.272).
Характеристика кремневого комплекса Зарайской стоянки осуществлена А. В. Трусовым по материалам проведенных им раскопок в.
1982, 1983, 1989 и 1994 годах. Автор не ставил перед собой цель разработки типологии и создания собственной классификации. Ставилась задача в рамках формальной типологии показать разнообразие и соотношение форм предметов, присущих кремневому комплексу памятника, с выявлением характерных для Зарайска черт (Трусов, 1998, с.279). Нельзя не отметить ряд интересных наблюдений автора, несмотря на недостаточную представленность некоторых категорий изделий. Однако в сравнительной таблице по непонятной причине из числа орудий исключены отщепы и пластины с ретушью, что привело к некорректному процентному соотношению категорий как внутри памятника, так и при сравнении с материалами других стоянок. Все индексы оказались непомерно завышены. Автор отмечает специфику памятника, связанную с непосредственной близостью выходов сырья.
В статье С. Н. Лисицына анализируется микропластинчатый инвентарь верхнего слоя Костенок 1 (Лисицын, 1998). Демонстрируется еще один подход к описанию этой категории изделий костенковско-авдеевской культуры, сочетающий технологический анализ заготовок микроинвентаря и использование формально-типологического метода. Большое внимание уделяется изучению микрозаготовок на основе параметрических признаков. Удачным моментом работы на наш взгляд является комплексный подход к анализу микропластинчатого инвентаря, а также разработка схемы вариантов обработки концов данных изделий.
В 1998 году Е. В. Булочниковой была защищена кандидатская диссертация на тему «Место костенковской культуры в восточном граветге» (Булочникова, 1998а). Автор считает восточный граветт и костенковскую культуру соподчиненными понятиями, а сам восточный граветг многосоставным явлением, включающим памятники, составляющие его ядро и памятники, вовлеченные в сферу его влияния. Костенковская культура рассматривается как одна из многочисленных, наиболее организованных составляющих восточного граветта. При этом отмечаются «существующие разногласия» (Булочникова, 1998а, с. 19) о вхождении Зарайской стоянки в костенковско-авдеевскую культуру. Этой же точки зрения относительно Зарайска придерживается Г. П. Григорьев, считая его наряду с Гагарино «уклонившимся от костенковской нормы», что связывается с более поздним существованием этих памятников относительно Костенок и Авдеева (Григорьев, 1998, с. 77).
М.В. Аникович рассматривает виллендорфско-костенковскую археологическую культуру в контексте граветтоидных индустрий первого этапа существования Днепро-Донской историко-культурной общности в рамках восточного граветта (Аникович, 1998, с.64). Выделяются два варианта данной археологической культуры: костенковско-авдеевский и хотылевско-гагаринский, развивавшиеся параллельно и во взаимном контакте. Зарайская стоянка уверенно относится М. В. Аниковичем к костенковско-авдеевскому варианту виллендорфско-костенковской археологической культуры, а верхний слой памятника, имеющий датировки 15−17 тыс. л.н., представляет собой самый поздний этап развития культуры (там же, с.56).
Важным этапом в развернувшейся дискуссии о понятии «восточный граветт» стала работа Х. А. Амирханова. В ней дан историографический обзор этого понятия с момента его появления и в развитии до современных представлений об этом сложном явлении. Подойдя критически к разнообразным построениям, оперирующим такими терминами, как «многоуровневая конструкция», «памятники, подвергшиеся влиянию», применительно к восточному граветту, автор предлагает подойти к этой проблеме со строго научных позиций, «позволяющих выражать сходства и различия в формализованных и просчитываемых цифровых показателях» (Амирханов, 1998, с.21). Такими проверяемыми цифровыми показателями являются индексы. Приводится таблица индексов граветтоидных памятников Русской равнины. Результатом проведенного исследования стал вывод о том, что рассмотренные памятники не являются в чистом виде ни ориньякскими, ни граветтскими, и граветтоидные элементы на них не являются даже преобладающими. Обращаясь к проблеме группирования граветтоидных памятников Русской равнины, Х. А. Амирханов прибегает к использованию многомерного статистического анализа. Результатом проведенного кластерного анализа является дендрограмма, структурирующая 14 рассматриваемых памятников по нескольким уровням сходства. На нижнем уровне максимального сходства выделяется несколько групп, в том числе пара Косгенки 1 — Авдеево, к которой примыкает Зарайская стоянка. Таким образом, интуитивные предположения о близости Зарайска к костенковско-авдеевской культуре получает новое подтверждение на основании строгих, математически проверяемых положений. Общим выводом работы является то, что восточный граветт выступает «не в виде жесткой многоуровневой структурированной системы, а как культурная непрерывность групп памятников со своими пространственными и временными изменениями» (Амирханов, 1998, с.32).
Вышедшая в 2000 году монография Х. А. Амирханова обобщила результаты комплексных исследований Зарайской стоянки (Амирханов, 2000). Монография стала важным этапом в осмыслении проблем стратиграфии, периодизации этапов формирования культурных слоев, соотношения природных и антропогенных факторов накопления отложений. В книге приведена обобщенная характеристика кремневого инвентаря (Амирханов, 2000, с. 154−174). Нам близки и представляются оправданными предложенные подходы к описанию и анализу большинства изделий, которым отчасти и следуем.
В последние годы число публикаций по материалам Зарайской стоянки неуклонно растет. К рассматриваемой типологической проблематике относится статья автора о классификации резцов этого памятника (Лев, 2002). Продолжают появляться работы, связанные с новым осмыслением некоторых изделий, достаточно долго фигурирующих в костенковской проблематике. Таковой является публикация В. И. Беляевой о костенковском топорике (Беляева, 2001). Таким образом, представляется, что научный потенциал даже вроде бы хорошо известного всем материала далеко не исчерпан, и его детальное исследование может дать интересные результаты на новом витке научного знания.
Источниками, использованными в данной работе, являются коллекции каменного инвентаря Зарайской стоянки с 1982 по 2000 год включительно. Обработаны коллекции 1982, 1983 и 1989 годов из раскопок А. В. Трусова. Данные коллекции находятся на хранении в Государственном Историческом Музее и имеют следующие номера по описи: №№ 2067, 2083, 2106 и 2125 (всего 17 536 предметов с учетом мелкого дебитажа по подсчетам автора). Все остальные коллекции с 1994 по 2000 год, происходящие из раскопок Х. А. Амирханова, находятся на камеральной обработке в Отделе археологии каменного века Института Археологии РАН. Учтен весь материал, как происходящий из раскопов, так и обнаруженный в шурфах и разного рода траншеях. Общее количество кремневых изделий Зарайской стоянки, прошедших статистическую обработку (то есть с 1982 по 2000 годы), составляет 55.556 экз. без мелкого дебитажа и камней. С чешуйками, мелкими осколками, камнями и прочими предметами (железистые конкреции) это число возрастает до 89.456 экз. Однако, при общих подсчетах и сравнительном анализе фигурирует цифра 55.556 экз., что представляется обоснованным с точки зрения корректности сопоставления данных на разных памятниках. Автору удалось подробно ознакомиться с материалами первого комплекса Костенок 1, верхний слой, происходящих из раскопок 1931;1936 гг. П. П. Ефименко, и хранящихся в МАЭ РАН (Санкт-Петербург), а также частично с коллекциями Авдеевской стоянки (НИИ и Институт Антропологии МГУ). Данные о коллекциях других однокультурных памятников почерпнуты из публикаций.
Краткая характеристика памятника.
Зарайская верхнепалеолитическая стоянка расположена на правом берегу р. Осетр (правый приток р. Ока) в исторической части современного города Зарайск (Рис.2). В административном отношении г. Зарайск расположен на юго-востоке Московской области. Расстояние от Москвы до Зарайска по современной автомобильной дороге — 155 км. Недалеко отсюда проходит граница с Рязанской областью.
В геологическом отношении место расположения стоянки связано с областью распространения отложений подольского горизонта среднего карбона, сложенного в основном глинами. Примерно в 4 км к северу от стоянки и почти непосредственно от нее на юг залегают известняки и доломиты с прослоями мергелей каширского горизонта среднего карбона. В этих отложениях на стыках пачек известняков встречаются горизонты плитчатого кремня коричневатых оттенков. Поверхность Зарайской стоянки связана с уровнем перегиба плато к склону долины. По геоморфологическому микрорайонированюо место расположения стоянки приходится на Зарайскую равнину, ограниченную с востока микрорайоном водораздела рек Осетр и Вожа и с запада — микрорайоном долины р.Осетр.
Основная часть площади стоянки приходится на среднюю часть мыса, образуемого верхним выступом излучины реки и крупным оврагом. Этот овраг прорезает коренной берег и направлен в сторону реки. Исследовавшаяся раскопками площадь в основном примыкает к.
Никольским въездным воротам северной стены Зарайского кремля 16-го века. Рассеянные находки в виде обработанных кремней и единичных костей животных плейстоценового времени обнаруживаются в шурфах и случайных вскрытиях почти на всем пространстве мыса, практически полностью занятого кремлем. В восточном и северном направлениях от стоянки подобные разрозненные находки выявлены на расстоянии до 200 м и за пределами мыса.
Первый этап раскопок на Зарайской стоянке начинается в 1980 г., продолжается в 1982;1983 гг. до 1989 года и связан с работами на памятнике А. В. Трусова. Впервые небольшие специальные сборы кремневого материала тут были проведены сотрудницей Зарайского городского историко-художественного музея Л. И. Максимовой. Эти материалы послужили толчком дня научного открытия памятника и начала целенаправленных раскопочных работ, которые начал осуществлять с 1980 года А. В. Трусов, заложивший в том же году первый шурф. Он пришелся на участок, примыкающий непосредственно к северной стене кремля к востоку от Никольских ворот. Шурф позволил установить наличие здесь достаточно мощного и ненарушенного поздними перекопами и разрушениями культурного слоя. Был получен и стратифицированный археологический материал, указывавший на большую насыщенность находками данного участка. В 1982 году на месте шурфа был заложен раскоп площадью 6×9 м (раскоп № 1)'. Он исследовался в 1982;1983 годах. В 1983 году параллельно с работами на раскопе № 1 раскопки велись на участке прокладки городского водопровода примерно в 30 м к северу от первого раскопа. Этот новый участок (раскоп № 2), называемый в отчетах и публикациях А. В. Трусова «траншеей», имел площадь 46 кв. м (Рис.2а). Далее раскопки возобновились в 1989 году. В 13 метрах к северу от первого раскопа был исследован.
1 Здесь и далее используется нумерация раскопов, предложенная X. А. Амирхановым (Амирханов, 2000) новый участок (раскоп № 3), площадью 23 кв.м. Помимо раскопов в эти годы было заложено еще несколько шурфов как на территории кремля, так и за его пределами. Шурфами было установлено, что основная площадь сосредоточения археологических остатков приходится на участок раскопа № 1 и примыкающую к ней территорию. Общая площадь раскопов полевых исследований 1980;1989 года составила 123 кв.м. В раскопе № 1 археологические остатки были заключены в двух литологических слоях. Были выявлены зольники, очаг и еще несколько крупных углубленных объектов. Не останавливаясь на вопросах стратиграфии и описании объектов культурного слоя, характеристика которых приводится у автора работ и анализируется в опубликованной монографии по Зарайской стоянке (Трусов, 1994; Амирханов, 2000), лишь отметим, что в раскопе № 1 обнаружено два скопления кремня. Одно из них относительно небольшое и представляет собой чашевидное углубление с двухчастным заполнением, состоящим в основном из плотной массы расщепленных кремней. В нижней части обнаружено 775 предметов, в верхней — 2507 (Трусов, 1994, с. 105). Второе скопление, состоящее из 1036 кремней, отличалось от первого отсутствием четко очерченных границ и углубления, общего для всего скопления, значительно большей и не столь выраженной компактностью содержащихся в нем кремней. Этот участок стоянки был определен автором раскопок как «мастерская по первичной обработке кремневого сырья — место, где производилась, вероятно, подготовка нуклеусов» (Трусов, 1994, с. 105). Сопоставимая с раскопом № 1 картина культурных отложений была выявлена в раскопе № 3. В публикациях А. В. Трусова этот раскоп пронумерован как второй. Разница в обозначениях раскопов связана с тем, что «траншея» не была в свое время обозначена номером как другие раскопы. В раскопе № 3 (по общей для памятника нумерации) встречены большие кострища, было установлено их стратиграфическое переслаивание. Имеются и углубленные объекты. Заметно отличается ситуация в раскопе № 2 («траншее»). Здесь видны различия и в общей стратиграфии отложений, и характере культурных остатков. Культурный слой выявлен в виде «горизонта находок» «на контакте» слоя гумусированного суглинка с подстилающим его слоем желтовато-коричневого песка (Трусов, 1994, с. 111). Раскопом вскрыты «часть жилого комплекса, которая включала в себя часть какой-то постройки и три расположенных вблизи нее производственных места» (Трусов, 1983 с.46). Каких-либо ям (кроме гнезд для вкопанных крупных костей), очагов или кострищ на вскрытой площади не обнаружено.
Исследования стоянки в 1980;1989 годах доставили много ценной информации и дали возможности для постановки ряда важных вопросов. Результатом проведенных работ стала богатая коллекция кремневых изделий, насчитывающая более 11 500 экземпляров. Среди орудий наибольшее внимание привлекли два наконечника с боковой выемкой и большая группа ножей костенковского типа. Изучение коллекции подвело А. В. Трусова к выводу о принадлежности памятника к костенковско-авдеевской культуре (Трусов, 1994, с. 114). Было высказано предположение о наличии на стоянке обширной жилой площадки, аналогичной тем, которые известны в Авдеево и верхнем слое Костенки 1. Данные для такого допущения на том этапе исследований имелись минимальные, однако, судя по результатам последующих работ, предположение это было небезосновательным. Вместе с тем, полученные материалы не давали полной ясности как в общей археологической, так и геологической стратиграфии памятника. Не было ясности о взаимной структурной связи выявленных объектов, количестве уровней обитания, базовых планиграфических характеристиках и типе поселения, с которым связан основной состав археологических находок. Нерешенными оставались многие научные вопросы.
Поводом для возобновления раскопок в 1994 году послужило то, что отложения стоянки оказались существенно потревоженными в результате работ, производившихся в ходе газификации строений на территории кремля. По насыщенному палеолитическими остатками участку культурного слоя на участке стоянки, примыкающем к Никольским воротом кремля, пролегла траншея. Именно на этом участке небольшой экспедицией Отдела археологии каменного века Института археологии РАН, возглавляемой А. В. Трусовым, был разбит раскоп размерами 5×5 м. Уже в начале работ выявилось, что на данном участке склон наклонно срезает богатый находками слой. Исследования указанной площади в 1994 году завершены не были. Они показали, что раскоп охватывает сложный участок, приходящийся на активно обживавшуюся часть стоянки со множеством кремневых находок. В 1995 и в последующие годы раскопки стоянки продолжались под руководством Х. А. Амирханов, а Это стало началом второго этапа работ на памятнике. К раскопу 1994 года с юга был прирезан новый участок размерами 5×5 м. Вся изучаемая площадь, обозначенная как раскоп № 4, составила 50 кв.м. Материалы работ 19 941 998 годов стали базовыми для написания монографии Х. А. Амирханова «Зарайская стоянка». Раскоп № 4 является наиболее важным из исследованных участков стоянки (Рис.3). Именно на его материалах ставятся практически все основные проблемы изучения памятника. Он доставил впервые за все годы раскопок достаточно представительную коллекцию костяных изделий, украшений и орнаментированных предметов. Раскопано множество объектов жилищно-хозяйственного назначения: клады кремневых заготовок, приочажные ямки, ямы-хранилища, кострище, углубленные очаги. Имеется несколько пока непонятных ям и крупные ямы, которые, вероятно, возможно интерпретировать как жилища. На площади раскопа исследованы выразительные морфоструктуры природных нарушений, некоторые из которых использовались обитателями стоянки для хозяйственных нужд. Исследования этого участка в 50 кв. м были завершены в 1998 году, и далее ежегодно к нему осуществлялись прирезки в северном и юго-западном направлениях. Так, в 1999 году с севера к раскопу № 4 был прирезан участок площадью 15 кв.м. Культурный слой оказался там практически полностью разрушенным средневековой и современной траншеями. В 2000 году исследовался участок в 30 кв. м, примыкающий с юго-запада к раскопу № 4. Данный участок пришелся на центральную часть древней жилой площадки со множеством поселенческих объектов в виде очагов, ям-хранилищ, ямок-кладов, мусорных ям. Культурный слой содержал обильные фаунистические остатки преимущественно в виде костей мамонта, а также большое количество кремневых изделий, как орудий, так и заготовок и отходов их производства. Всего обнаружено не менее 6000 каменных предметов. В 2001 и 2002 годах к раскопу № 4 были прирезаны участки в 15 и 42 кв. м соответственно, однако материалы, полученные в результате этих раскопок, не были включены в статистические подсчеты, приведенные в диссертационной работе.
Активно велась шурфовка в окрестностях стоянки. В 1995 году в правом борту направленного к долине р. Осетр оврага, у северо-западного края площади Пожарского был заложен шурф в виде врезки в склон шириной 2,2 м, с захватом склона в верхней части на 1 м и глубиной 6 м. Этот шурф расположен в 153 метрах к северу от раскопа № 4. Ранее, в 1989 году здесь раскапывался шурф (1×2 м), который доставил некоторое количество кремней плейстоценового возраста. Разведочным целям служили шурфы 96/1 и 96/2 площадью по 1 кв.м. Первый расположен в 23 метрах, а второй — 55 метрах к северу от раскопа N 4. В 1998 году к юго-востоку от раскопа N 4 на территории кремля был раскопан еще один шурф площадью 4 кв.м.
В 1996 году в 40 м строго на север от раскопа № 4 М. В. Александровой исследовался небольшой раскоп размерами 4×4 м (раскоп № 5). Работы ставили перед собой задачу изучения характера распространения культурного слоя поблизости от раскопа № 2 (траншеи) А. В. Трусова. В раскопе № 5 была выявлена картина, характерная для периферии памятника — единичные кремневые изделия и кости плохой сохранности лежали, не образуя каких-либо скоплений. Интерес со стратиграфической точки зрения представляет разрез стенки раскопа.
В 1999 году снова возникла необходимость проведения незапланированных спасательных работ — в 80−90 м к северу от северной стены Зарайского кремля была проложена водопроводная траншея, которая прорезала с запада на восток южный край приводораздельного мыса. Мыс расположен ниже по течению р. Осетр сразу после кремлевского мыса. Траншея состояла из двух участков, имела длину 63 м, ширину около 1 м и глубину 1,5−2 м. Она затронула верхнепалеолитический культурный слой с прослоем костного угля, многочисленными кремневыми изделиями и находками костей животных. Кроме того, траншея прорезала заполнение оборонительного рва (шириной 12 м) городища ранне железного века. Прокладку водопровода удалось приостановить, и был заложен раскоп № 6 размерами 3×3 м, находившийся на расстоянии около 60 м к северо-западу от раскопа № 4. Находки в раскопе № 6 горизонтально залегали в гумусированном горизонте погребенной почвы, подстилающая почву коричневато-рыжеватая супесь находок не содержала. В то же время на одном из участков водопроводной траншеи удалось изучить не потревоженный участок культурного слоя с находками кремневых изделий и костей мамонта. Находки залегали в слое коричневато-рыжеватой супеси, которая была отделена прослоем стерильного беловатого песка от вышележащего слоя погребенной почвы, не содержавшей на этом участке артефактов. Важным результатом проведенных работ стали следующие выводы. Во-первых, вывод о наличии протяженных участков палеолитического культурного слоя, литологически связанного с гумусированным горизонтом погребенной почвы, при отсутствии находок в подстилающих слоях. И, во-вторых, о существовании участков, где погребенная почва стерильна, а культурные отложения сопряжены с нижележащими напластованиями (коричневатой супесью).
Таким образом, за все годы исследований вместе на территории стоянки и в непосредственной близости от нее раскопано 316 кв. м (по 2002 г. включительно). Из них на раскопы 1−6 приходится 300 кв. м и на шурфы — 16 кв. м.
Раскоп № 4 является наиболее важным из исследованных участков стоянки. На его материалах ставились и решались практически все основные проблемы изучения памятника. Если рассматривать все объекты культурных отложений раскопа № 4 в виде единого сводного плана без учета стратиграфического (в том числе микростратиграфического) и планиграфического контекста, то мы увидим беспорядочное скопление большого количества очагов, плотных скоплений находок, охристых и углистых линз, многих десятков ям. Дать сколько-нибудь приемлемое объяснение этой совокупности невозможно, если исходить из представления о синхронности составляющих ее объектов. Комплекс геологических, археологических, палеокриологических и палинологических фактов и наблюдений, подкрепленный большой группой согласующихся с ними радиоуглеродных датировок, позволяет расчленить толщу культурных отложений Зарайской стоянки на четыре этапа формирования культурных отложений. Подробно о делении на этапы неоднократно писалось ранее. (Амирханов, 2000; Амирханов, Лев, Селезнев, 2001). Отложения последнего — верхнего этапа (этап 4) связаны литологически и стратиграфически с погребенной почвой (верхняя погребенная почва по номенклатуре, принятой для Зарайской стоянки). Максимальная насыщенность кремневыми изделиями достигает здесь примерно 800 предметов на один кв. м. Нормой плотности для данного слоя на большей части раскопа 4 является показатель 300 — 400 находок на квадратный метр. Кости крупных животных, залегающие в горизонтальном положении, обнаруживаются в полуразрушенном состоянии или в виде костной трухи. Встречены углубленные объекты в виде очага, небольших ямок, окрашенных охрой пятен. С палеоботанической точки зрения этот слой характеризуется отдельной пал и н оз о ной. Самостоятельная стратиграфическая значимость культурных остатков в слое погребенной почвы обосновывается с достаточной надежностью. Литологическая специфика слоя относительно нижележащей толщи культурных отложений, а также хронологический разрыв между ними, заметный по палинологическим и мерзлотоведческим данным, а также радиоуглеродным датам требуют выделения этого уровня в отдельный культурный слой (верхний культурный слой).
Под погребенной почвой залегают культурные отложения, включенные в единый в целом, но варьирующий в деталях литологический горизонт красноватых (местами коричневатых) супесей или опесчаненных суглинков. Эта толща, доходящая на междуямных участках раскопа № 4 до 30 см, по археолого-стратиграфическим и криостратиграфическим показателям подразделяется на три этапа формирования. В пределах этого слоя два нижних этапа (первый и второй по общему счету этапов, идущему снизу вверх) отделяет от верхнего (третьего) развитая система мерзлотных трещин. Особое значение для расчленения культурных отложений Зарайска по вертикали имеют палеокриогенные образования в виде мерзлотных трещин. Выделено две генерации таких трещин, каждая из которых образует свою систему. Первая генерация трещин предшествует времени заселения стоянки, а вторая, о которой говорилось выше, образовалась до начала третьего этапа формирования культурных отложений. Связанные с этими мерзлотными образованиями криостратиграфические показатели служат четкими маркерами археолого-стратиграфического расчленения культурных отложений. Фиксированность уровней закладки трещин обеих указанных генераций, подстилание ими одних объектов и перекрывание других позволяет достаточно убедительно расчленить толщу нижнего культурного слоя на этапы его накопления. Особый интерес имеют данные о первом и втором этапах формирования культурных отложений Зарайской стоянки.
Для первого уровня обитания (или первого этапа формирования культурных отложений) мы имеем четыре очага. Три из них образуют линию с указанной выше ориентацией. Ко второму этапу относятся три других очага, имеющих ту же ориентацию и расположенных на таком же расстоянии друг от друга, что и очаги первого этапа. Эти, параллельные друг другу линии очагов, образующие для каждого из уровней свои стратиграфические единства, отстоят друг от друга на 220 — 250 см. Рассматриваемые материалы двух начальных этапов формирования культурных отложений Зарайской стоянки можно определить как фрагменты переслаивающихся обширных жилищно-хозяйственных комплексов, связанных с двумя различными уровнями обитания. Разделяющее их время вряд ли составляет продолжительный отрезок времени и, скорее всего, составляет несколько лет. Таким образом, Зарайская стоянка представляет собой пример того, когда крупные жилищно-хозяйственные комплексы, характерные для Костенок и Авдеево, обнаруживаются не в рассредоточенном, пространственно-изолированном виде, а перекрывают друг друга, образуя различные уровни обитания (Амирханов, Лев, Селезнев, 2001). Выделение этих уровней по кремневому инвентарю с позиций типологического метода является перспективным направлением в исследовании памятника.
Заключение
.
Зарайская стоянка относительно недавно стала известна широкому кругу исследователей. Вместе с тем нахождение этого памятника отодвинуло далеко на восток и на север границу распространения одного из наиболее важных культурных явлений верхнего палеолита Центральной и Восточной Европы — костенковско-виллендорфского культурного единства. Тринадцать лет раскопок (1980, 1982;1983, 1989, 1994;2002) доказали несомненную важность Зарайской стоянки, как памятника, информативность которого как минимум не уступает знаменитым Костенкам и Авдеево.
Автором была разработана методика описания и классификации кремневого инвентаря Зарайской стоянки. По мере расширения раскопанной площади и увеличения коллекции, материал может быть без труда дополнен в рамках разработанной методики. Полученные схемы описания могут быть также использованы для анализа индустрий других памятников, близких в культурном отношении, что сделает возможным более детальный уровень сопоставлений.
Осуществленное с максимальной степенью детальности описание каменной коллекции Зарайской стоянки имеет своей целью не только возможность сопоставления с другими памятниками, но и в будущем должно помочь в дифференцировании материалов разных этапов формирования культурного слоя на памятнике, то есть, по сути разных поселений, оставленных носителями одной культурной традиции. Уже сейчас можно говорить о некоторых особенностях материала, происходящего из верхнего слоя, противопоставляя его рассматриваемым суммарно находкам нижнего слоя, включающего с первого по третий этапы обитания. Работа в этом направлении ведется. Можно отметить определенную специфику в подборе сырья и ряд особенностей в планиграфическом распределении находок. Дифференцированный подход к анализу кремневых коллекций разных этапов обитания является перспективным направлением в исследовании памятника.
Проанализированный материал с большой степенью надежности можно считать репрезентативной выборкой, отражающей все основные тенденции и проявления как орудийного набора стоянки, так и комплекса технологических приемов, связанных с первичным раскалыванием и вторичной обработкой. Фиксируемый процент орудий (10,5%) вполне отражает картину, свойственную базовым стоянкам. Некоторую специфику вносит фактор близкой расположенности стоянки к выходам сырья, что нашло отражение в менее экономном его использовании.
Целью первичного расщепления было получение широкой массивной пластины. Именно на такого рода «костенковских» пластинах изготавливалось подавляющие число орудий. Важен также значительный коэффициент пластинчатости. Отсутствуют какие-либо формы продуктов расщепления, чуждые контексту зарайской индустрии, что позволяет рассматривать их в целом как контекст одной технологии, которая может быть признана аналогичной костенковской и авдеевской. Большая часть ее особенностей обусловлена доступностью сырья удобной формы.
Динамика соотношения категорий расщепленного кремня на Зарайской стоянке практически неотличима от наблюдаемой на однокультурных памятниках. Некоторые отличия связаны со спецификой Зарайской стоянки как памятника, расположенного в непосредственной близости от выходов источников сырья и активным первичным раскалыванием, которое велось на стоянке.
Самую массовую группу изделий со вторичной обработкой на Зарайской’стоянке составляют отщепы и пластины с ретушью, впрочем, такая же ситуация наблюдается и на новом комплексе Авдеево.
Следующими за ними идут резцы и НКТ, которых незначительно меньше. С увеличением проанализированного числа орудий, соотношение ножей и резцов может немного смещаться. Представлены все культуроопределяющие формы изделий, являющиеся маркером костенковско-авдеевской культуры. Более того, присутствуют практически все остальные категории изделий за редкими исключениями. С расширением раскопанной площади будут внесены определенные коррективы, не меняющие принципиально общей картины процентного соотношения категорий.
Большинство категорий орудий демонстрируют значительную степень вариабельности форм внутри традиционно выделяемых категорий. Особенно ярко такого рода вариабельность проявилась в процессе анализа таких массовых категорий изделий, как резцы и скребки. Традиционно в контексте костенковско-авдеевской культуры эти орудия рассматриваются как фоновые и не отражающие культурной специфики. Нужно признать, что отмеченные на Зарайской стоянке устойчивые разновидности форм этих изделий не являются локальными, аналогии большинству из них обнаруживаются в коллекции Костенок I, I и частично в Авдеево.
Соотношение граветтских и ориньякских элементов на памятниках костенковско-авдеевской культуры демонстрирует наличие значительного ориньякского элемента в их кремневых индустриях. «Поразительное сходство» в проявлениях, отмеченное в свое время для Авдеево и Костенок 1, I (Гвоздовер, 1961, с. 118), в полной мере моясно дополнить зарайскими материалами, применительно к анализу кремневого инвентаря (а также множеством не рассматриваемых в данной работе характеристик). Принадлежность Зарайской стоянки к костенковско-авдеевской культуре представляется доказанной. Выводы являются не интуитивными построениями, а имеют строгую доказательную базу, основанную на статистических данных и числовой выраженности.
