Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Категория интенсивности в разноструктурных языках: на материале русского и чувашского языков

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Интенсивы, способствуя иллокутивной когерентности в последовательности речевых актов, между которыми на пропозициональном уровне устанавливаются причинно-следственные отношения, неизменно оказываются либо в речевом акте, выполняющем функцию обоснования причины фактов или событий, которые репрезентируются в предшествующих частях контекста, либо в речевом акте, поясняющем следствия фактов или… Читать ещё >

Категория интенсивности в разноструктурных языках: на материале русского и чувашского языков (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • ГЛАВА 1. КОНЦЕПТ ИНТЕНСИВНОСТИ КАК КОМПОНЕНТ НАИВНОЙ КАРТИНЫ МИРА
    • 1. 1. Градуальность как семантическая категория
    • 1. 2. Интенсивность и аксиологичность
    • 1. 3. Интенсивность и эмоциональность
    • 1. 4. Кванторы градуальности в языке
    • 1. 5. Интенсивы в формировании прагматической когерентности дискурса
      • 1. 5. 1. Интенсификаторы и интенциональные состояния
      • 1. 5. 2. Когерентность дискурса и интенсивов
  • Выводы
  • ГЛАВА II. ИНТЕНСИВЫ В РАЗНЫХ ТИПАХ ДИСКУРСА
    • 2. 1. Интенсивы и аргументативный дискурс
    • 2. 2. Градуированный спектр аргументов
    • 2. 3. Когнитивная модель аргумента-нарратива
  • Выводы
  • ГЛАВА III. Интенсивы как знак иллокутивной силы дискурса
    • 3. 1. Интенсивы в формировании иллокутивной силы высказывания
      • 3. 1. 1. Интенсивность иллокутивной цели
      • 3. 1. 2. Интенсивность условий искренности
    • 3. 2. Интенсивы как средство обеспечения интенциональной когерентности дискурса
    • 3. 3. Интенсивы как средство иллокутивной когерентности дискурса
  • ВЫВОДЫ

Несмотря на то, что проблема представления семантики интенсивности в русском языке получила освещение в целом ряде работ лингвистов (Балли 1961, Сепир 1993, Туранский 1990 и др.), — многие вопросы по-прежнему остаются нерешенными. Это обстоятельство, на наш взгляд, препятствует созданию целостной, системной и непротиворечивой концепции интенсивности как одной из фундаментальных категорий русского языка. Языковые единицы, репрезентирующие семантику интенсивности на разных уровнях языка, определенным образом организованы и представляют собой самостоятельную категорию — категорию интенсивности. Необходимость исследования семантики, структуры, места в системе с позиций современной лингвистической научной мысли вызвана не только актуальностью системного описания этой категории, но и ее значимостью как особого, специфического явления действительности языка.

Целью исследования является установление и изучение функционально-прагматических факторов, обусловливающих использование интенсивов в дискурсе. По нашему мнению, исследование функционально-прагматической обусловленности использования интенсивов позволило представить полную, с точки зрения антропологического подхода, картину функционирования интенсивов в дискурсе.

В соответствии с поставленной целью в диссертации решаются такие задачи, как:

1) описание семиотических характеристик интенсивов- 2) изучение когнитивных аспектов значения интенсивов- 3) анализ прагматико-коммуникативных параметров интенсивов в контекстно-дискурсивных условиях- 4) исследование текстообразующих функций интенсивов.

Материалом для исследования послужили художественные произведения современных русских, английских и чувашских авторов, общим объемом около 1600 страниц.

Поставленные задачи, а также языковая специфика обусловили использование в работе следующих лингвистических методов исследования: 1) метода компонентного анализа, — для исследования устойчивости и установления показателя устойчивости интенсивов- 2) интерпретативного метода для понимания и истолкования интенсивов во всей полноте его связей и отношений. В основу интерпретативного метода положена концепция дискурсивного анализа, разработанная Т. ван Дейком (Ван Дейк 1989, Dijk 1985). В рамках интерпретативного метода используются: теория интенциональных состояний Дж. Серля (Searle 1983), положения теории аргументации и процедура исчисления речевых актов Дж. Серля (Серль 1986). В свете вышеназванных теоретических и методологических положений интенсивы рассматриваются как стратегическое средство, способствующее реализации дискурсивной стратегии усиленного воздействия на участников дискурса- 3) метода лингвистического эксперимента — для экспериментальной верификации выдвинутых в диссертационном исследовании гипотез, одна из которых заключается в связи категории интенсивности с интенциональностью, а суть второй состоит в том, что интенсивы являются средством усиленного выражения интенциональности участников дискурса- 5) метода тестирования — в рамках лингвистического эксперимента для письменного опроса информантов.

Научная новизна исследования заключается в том, что, соединяя научное представление об интенсивах как о знаке выражения с данными о его дискурсивной дистрибуции, мы получаем исследовательскую процедуру, способную дать ответы на многие вопросы о месте интенсивов в языковой картине мира и о его дискурсивной нише. Результаты исследования имеют теоретическое и практическое значение.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что на основе анализа дискурсивных дистрибуций раскрывается знаковая специфика интенсивов. В системно-языковом описании интенсивы представлены обычно как знаки вторичной предикации, но в дискурсе они ведут себя как знаки иллокуции. Исследование способствует дальнейшему лингвистическому осмыслению дискурсивных средств усиленного воздействия на участников дискурса. Применение теории речевых актов, теории интенциональных состояний, теории дискурса и ряда положений теории аргументации позволяет построить комплексную модель интенсивов как средств выражения и речевого воздействия.

Практическая ценность работы определяется возможностью использования ее положений в спецкурсах по теории интерпретации, по анализу дискурса, при руководстве курсовыми и дипломными работами. Материал, представленный в диссертации, результаты его анализа могут быть использованы в практике преподавания русского, английского, чувашского языков, в частности, в обучении приемам речевого воздействия.

Апробация исследования. Основные положения диссертации были изложены в докладах: на Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные вопросы филологии» (Чебоксары, 2005), на Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы филологии» (Чебоксары, 2006), на Международной научно-практической конференции «Духовно-нравственное воспитание и просвещение молодежи: история и современность» (Чебоксары, 2006), на межвузовской конференции «Профессиональная и гуманистическая направленность обучения иностранному языку на неязыковых факультетах» (Чебоксары, 2006), в «Вестнике Чувашского университета» (Чебоксары, 2006).

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Интенсив по его семиотическим параметрам является знаком иллокуции, знаком, который служит для указания на интенции коммуникантов.

2. В дискурсе интенсив представляет собой средство оптимизации речевой стратегии, способное наращивать совокупную иллокутивную силу высказывания.

3. Интенсив — важный текстообразующий элемент, обеспечивающий прагматическую когерентность дискурса.

4. Интенсив — отличительная характеристика эмоциональной языковой личности, обычно упорствующей в достижении иллокутивной цели и следовании избранной речевой стратегии.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии. Общий объем диссертации составил 178 машинописных страниц. Во введении обосновываются выбор темы объекта исследования и актуальность работы, определяются цель, задачи и методы исследования, характеризуются научная новизна работы, ее теоретическая значимость и практическая ценность.

ВЫВОДЫ.

Интенсивы, способствуя иллокутивной когерентности в последовательности речевых актов, между которыми на пропозициональном уровне устанавливаются причинно-следственные отношения, неизменно оказываются либо в речевом акте, выполняющем функцию обоснования причины фактов или событий, которые репрезентируются в предшествующих частях контекста, либо в речевом акте, поясняющем следствия фактов или событий, представленных в последующих за интенсивами высказываниях. Конфигурация интенсивов строится на последовательности каузальных связей между высказываниями (причина/ обоснование или следствие/ доказательство) и имеет аргументативную структуру. На иллокутивном уровне интенсивы связывают простые речевые акты в один сложный речевой акт убеждения. Одним из вербальных способов убеждения, посредством которых достигается перлокутивный эффект убеждения, является аргументация. Значения речевых актов, содержащих в своем составе интенсивы, — это выражение интенциональности, которая пронизывает весь дискурс. Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что в современном дискурсе как в русском, так и в чувашском интенсивы выступают носителями ассертивной, комиссивной и декларативной иллокутивных сил. В последовательности иллокутивных актов, представляющих собой сложный речевой акт, интенсивы способствуют наращиванию иллокутивной силы этого речевого акта. Для анализа контекстно-дискурсивных характеристик интенсивов наиболее важными представляются такие компоненты иллокутивной силы, как интенсивность иллокутивной цели и интенсивность условий искренности.

Как показывает практический материал русского и чувашского языков, наиболее многочисленную группу среди исследуемых речевых актов с интенсивами составили высказывания с ассертивной иллокутивной целью. Увеличивая интенсивность выражения иллокутивной цели, интенсивы тем самым способствуют наращиванию ассертивной иллокутивной силы. По мере нарастания внутреннего напряжения, связанного с переживанием интенционального состояния, возрастает интенсивность ассертивной иллокутивной силы. Возрастание ассертивной иллокутивной силы по степени интенсивности вербально выражается интенсификаторами, сначала одними, а затем другими интенсивами. Мы видим, что использование интенсивов приходится на момент, когда совокупная ассертивная иллокутивная сила достигает максимальной степени интенсивности, т. е. на момент снятия внутреннего напряжения, обусловленного достижением оптимального способа выражения.

Различные способы достижения имеет и директивная иллокутивная цель. Способ достижения, соответствующий приказу, требует, чтобы интенсивность выражения иллокутивной цели была высокой. Для достижения иллокутивной цели просьбы необходимо, чтобы интенсивность выражения иллокутивной цели была больше интенсивности, определяемой способом ее достижения.

Отметим, что целью речевых актов, содержащих комиссивную цель, является возложение на говорящего обязательства следовать какой-то определенной линии поведения или совершить необходимое действие. Цель иллокуции — приведение сказанного в соответствие с реальным миром. В произнесениях, имеющих комиссивную цель, говорящий принимает на себя обязательство реализовать линию действий, репрезентатированную пропозиционным содержанием.

Анализ фактического материала показывает, что языковое выражение интенсивности с помощью интенсивов определяется и порождается интенциональным состоянием говорящего, т. е. чувствуется связь категории интенсивности с интенциональностью. Интенсивы участвуют в обеспечении иллокутивной и интенциональной связанности дискурса. В языковом сознании говорящего существуют средства выражения большей и меньшей степени интенционального состояния. Когда речь идет о выборе средств выражения интенционального состояния, неизбежно возникает вопрос о том, где, в каких случаях и какие именно языковые манифестации являются более интенсивными, чем другие, или напротив, менее интенсивными, чем их инвариантынейтральные манифестации. Предпринятый нами лингвистический экперимент показал, что при вербализации интенциональных состояний говорящий, вновь переживающий воспоминания, использует языковые единицы, которые выражают оценочно-эмотивное отношение говорящего к происходящим событиям. Такими языковыми единицами являются интенсивы. Что касается говорящего, выступающего в роли стороннего наблюдателя, то он вербализует интенциональные состояния, используя лексический интенсификатор.

Введение

интенсивы в дискурс сигнализирует усиление степени выраженности интенционального состояния участников коммуникации.

Введение

интенсивы в дискурс обеспечивает, кроме того, необходимую когерентность прагматической макроструктуре дискурса. В частности, интенциональные состояния веры, желания и сожаления взаимосвязаны. Если в градационном ряду предикаты типа хотеть (в чув. глаголы нашан/-шён) занимают нейтральное положение, то предикаты не терпится (чатма дук), жаждет, рвется (анталатъ) выражают высокую степень интенсивности, например: Ему не терпится скорее попасть домой, как можно быстрее (Шолохов). — Унан чатма дук, мёнле те пулсан хавартрах, киле дитес килет. Он рвался поскорее увидеть все это своими глазами (Фадеев). — Вал дакна пётёмпех хай кудёпе курасшан дунчё. — Адта-ха Иван Петровча, эпё ана лашана тавариччен хавартрах хамар пата илсе каясшан (Ухли).

Как мы видим, приведенные примеры выражают такое состояние субъекта, когда его усилие направлено на скорейшее осуществление потенциального действия. В чувашском языке таким предикатам соответствуют следующие эквиваленты: а/ буд. причастие наас / -ее с аффиксомшан /-илён. Например: Лакей, который с виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппыча, и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело (Толстой). —.

Пахма кичем дын пек туйанакан тарда Филиппыча майла даптарать, кирек мёнле пулсан та ку ёд вёдне тупасшаСухви алак патёнчен иртесшён пулмарё (Ухли). — Сухви не захотела отойти от порога.

По сравнению с такими чувашскими эквивалентами, как кил, те, эквиваленты нашан /-шён выражают категоричное интенсивное состояние. Ср.: Мне хочется дома пожить (Чехов). — Манан килте пуранассам килетМне непременно хотелось видеть его лицо (Тургенев).-Манан халех унан сан-питне курас килчё. — Прухха ашшёнчен ыйтса пёлесшён пулчё: «Атте, мён пулна сана?» (Ухли). — Прохору не терпелось узнать, что с отърм случилось.

На локальном уровне структуры последовательностей речевых актов, включающих интенсивы, в исследовании представляют собой аргументативный контекст (сложный иллокутивный акт). Взаимодействие обнаруживается на уровне иллокутивных целей, между которыми устанавливаются отношения субординации, координации и способствования. Эти отношения в свою очередь основываются на понятиях иллокутивного вынуждения и иллокутивного самовыну ж дения.

Обеспечивая прагматическую когерентность на локальном и глобальном уровнях, интенсивы способствуют связи между интенциональным состоянием говорящего и его намерением совершить последовательность речевых актов с целью вербализовать это состояние. Это способствование проявляется в усилении степени интенсивности, с которой выражена иллокутивная цель.

Анализ градуальности как составляющей наивной картины мира позволяет говорить о следующих степенях ее представления: а) степень признака сопоставляется с абстрактной градационной шкалой и соотносится с нормой этого качестваб) сравниваются качественные характеристики различных состояний одного носителя. В качестве эталона может выступать конкретное количество признака, исходное в данной ситуации (в случае степени сравнения им является количество признака одного явления относительно количества признака другого). Эталон может носить усредненный абстрактный характер некоторой нормы, существующей в сознании говорящего.

В основе аргументативной онтологизации информации, содержащейся в высказывании, лежат процедуры изменения онтологического статуса знания. И на этой основе выделяются две группы случаев изменения онтологического статуса знания: процесс актуализации и виртуализации (актуализация — это повышение возможности верификации, а виртуализация — понижение возможности верификации). И на этой основе в данной работе различаются актуальная и виртуальная формы градуальности. К актуальной форме градуальности относятся интенсивы с кванторорами: главным образом, прежде всего, в первую очередь, лишь бы, только бы и др. Ординарная интенсивность: I) подчеркнутое указание на наличие целевых отношений между изображенными ситуациями- 2) указание на порождаемую ситуацию как на единственную цель: Они поехали в город только для того, чтоб посмотреть цирк. К этой же форме градуальности относятся интенсивы с кванторорами: именно, как раз, лишь, исключительно, еще /и/ и др. К виртуальной форме градуальности относятся: I) указание на то, что порождаемая ситуация может являться минимально достаточной целью, оправдывающей реализацию порождающей- 2) указание на то, что порождаемая ситуация (цель) является «слабым» фактором для оправдания реализации порождающей ситуации: Я поеду туда хотя бы для того, чтоб увидаться с братом.

Градуаторы-частицы обладают свойством передавать скрытую, но общепонятную для всех носителей языка объективную семантику. Описывать эту скрытую семантику можно, прибегнув к теории пресуппозиции. Прессуппозиция, понимаемая как объективная часть речевого поведения, позволяет открыто представлять в лингвистическом описании имплицированный смысл наравне с эксплицированным. И одним из методов исследования значения градуаторов является синонимическое перефразирование высказывания на уровне пресуппозиции с последующим описанием общих и различных перифрастических смыслов для каждого описываемого градуатора.

Признаки интенсивности могут выражаться эксплицитно и имплицитно. Эксплицитная интенсивность в русском языке выражается так называемыми кванторами градуальности — градуаторы-лексемы, которые различаются разными семантическими и формальными признаками: а) адвербиальные компоненты — гиперлексема очень и ее синонимы (слишком, чересчур, крайне, совершенно, совсем, довольно, значительно) — б) градуаторы-частицы, имеющие трехвалентную структурув) предикаты, выраженные глаголами интенсивного подтипа результативного способа действияг) описательно-функциональные обороты.

В сопоставляемых языках интенсивность реализуется в двух структурных разновидностях: она может быть моноили полицентрической. Моноцентричность или полицентричность категории связана с ее грамматикализованностью. В том случае, когда категория интенсивности выступает как грамматикализованная, ее ядерную зону образуют два ядра (лексическое и грамматическое), а сама категория является полицентрической. При отсутствии грамматикализованности категория интенсивности функционирует как моноцентрическая (имеет только лексическое ядро).

Экспликация интенсивности в русском и чувашском языках осуществляется с помощью языковых средств разных уровней. Уровневое членение средств интенсификации позволяет точнее охарактеризовать особенности репрезентации категории. На лексическом уровне интенсификация носит внутренний характер, поскольку в качестве маркера интенсивности выступает само значение слова. Интенсивные лексические единицы демонстрируют раздвоение значения на основное доминантное и дополнительное, усиленное.

Интенсивность как компонент иллокутивной силы наиболее важен для коммуниктивного анализа дискурса и исследования прагматико-коммуникативных характеристик высказываний со значением интенсивности. Употребляя конституенты категории интенсивности, говорящий исходит из соотношения собственных коммуникативных целей, соответсвующими правилами коммуникации и уместностью категории интенсивности в контексте данных целей и правил, что в свою очередь является основанием для утверждения о том, что теория речевых актов не может абстрагироваться от высказывания, от текста, от дискурса — определение иллокутивной силы требует коммуникативно ориентированных единиц.

Интенсивы также являются маркером интенциональности говорящего в дискурсе. Языковое выражение интенсивности с помощью речевых актов порождается и определяется интенциональным состоянием говорящего, выражающим определенную ментальную направленность субъекта к действительности.

В дискурсе как на локальном, так и на глобальном уровне существует определенный «порядок» коммуникативных единиц, к числу которых относятся и РА со значением интенсивности. Данный порядок обеспечивает когерентность. Дискурс является семантически когерентным, если он описывает возможную последовательность событий, действий, ситуаций. Последовательность речевых актов обеспечивает прагматическая когерентность, которая может быть иллокутивной и интенциональной. Интенциональная когерентность способствует распределению на всем протяжении дискурса такого сложного когнитивного явления, как интенциональность. Иллокутивная когерентность на локальном уровне создается прагматическими отношениями (координации, субординации и способствования) между иллокутивными актами на уровне иллокутивных целей. На глобальном уровне последовательность иллокутивных актов образует один глобальный речевой акт или макроречевой акт. Последовательность макроречевых актов образует прагматическую макроструктуру, особым типом которой можно считать аргументацию.

Главная цель анализа категории интенсивности в сопоставляемых языках в составе макроречевого акта аргументации состоит в том, чтобы раскрыть коммуникативное предназначение РА со значением интенсивности в аргументативном дискурсе. Поставленная цель может быть достигнута только в рамках коммуникативного подхода к исследованию категории интенсивности. В ходе исследования было установлено, что дискурсами функционирования интересующих нас компонентов являются нарративный и аргументативный дискурсы.

В аргументативном дискурсе интенсив входит в состав макроречевого акта аргументации, в котором он способствует интенсивности иллокутивной силы «выдвижение аргумента», что в свою очередь делает аргумент более убедительным, макроречевой актспешным. В этом и заключается коммуникативное предназначение интенсива в аргументативном дискурсе. Коммуникативные параметры интенсивов в нарративном дискурсе анализируются в настоящем исследовании с точки зрения когнитивной модели представления события.

Градация значимости аргументов эксплицируется с появлением в них персуазивных компонентов: С этими писаришками он связался, собственно, потому, что оба они были с кривыми носами: у одного нос шел криво вправо, а у другого влево (Достоевский). — Qai< дыраканскерсемпе вал даванпа дыхланчё: мёншён тесен вёсем иккёшё те кукар самсаллаччё, пёрин самси кукаралса сылтам еннелле, тепёрин — сулахаялла чалашначчё. Как и в русском, в чувашском языке в данных когнитивных установках выразителями персуазивности выступают вводные слова типа «тен» .

Характер отбора и использования единиц-репрезентантов интенсивности позволяет говорить о наличии идиостилевых особенностей. К числу таких особенностей прежде всего относятся: преимущественное употребление средств интенсификации, характер функционирования интенсивов и интенсификаторов в качестве изобразительно-выразительных средств, актуализация текстообразующей функции категории интенсивности при ее использовании в изображении тех или иных остросюжетных ситуаций, где индивидуальность авторского стиля проявляется в особенностях организации системы изобразительно-выразительных средств. К числу выразительных средств относятся тропы и стилистические фигуры. В частности, языковые средства интенсификации используются в прозе русских и чувашских писателей для выражения различных проявлений интенсивности/ экстенсивности. Обширную группу образуют значения, связанные с проявлением как интенсивности, так и экстенсивности (полнота/ неполнота действия, количество параметрических характеристик предмета, качество, сила звука, быстрота, время). Отсутствие дифференциации в отборе средств интенсификации (возможны средства интенсификации и деинтенсификации) объясняется градуальным характером ведущего для этих значений признака.

Интенсивы, способствуя иллокутивной когерентности в последовательности речевых актов, между которыми на пропозициональном уровне устанавливаются причинно-следственные отношения, неизменно оказываются либо в речевом акте, выполняющем функцию обоснования причины фактов или событий, которые репрезентируются в предшествующих частях контекста, либо в речевом акте, поясняющем следствия фактов или событий, представленных в последующих за интенсивами высказываниях. Конфигурация интенсивов строится на последовательности каузальных связей между высказываниями (причина/ обоснование или следствие/ доказательство) и имеет аргументативную структуру. На иллокутивном уровне интенсивы связывают простые речевые акты в один сложный речевой акт убеждения. Одним из вербальных способов убеждения, посредством которых достигается перлокутивный эффект убеждения, является аргументация. Значения речевых актов, содержащих в своем составе интенсивы, — это выражение интенциональности, которая пронизывает весь дискурс. Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что в современном дискурсе как в русском, так и в чувашском языке интенсивы выступают носителями ассертивной, комиссивной и декларативной иллокутивных сил. В последовательности иллокутивных актов, представляющих собой сложный речевой акт, интенсивы способствуют наращиванию иллокутивной силы этого речевого акта. Для анализа контекстно-дискурсивных характеристик интенсивов наиболее важными представляются такие компоненты иллокутивной силы, как интенсивность иллокутивной цели и интенсивность условий искренности.

Как показывает практический материал русского и чувашского языков, наиболее многочисленную группу среди исследуемых речевых актов с интенсивами составили высказывания с ассертивной иллокутивной целью. Увеличивая интенсивность выражения иллокутивной цели, интенсивы тем самым способствуют наращиванию ассертивной иллокутивной силы. По мере нарастания внутреннего напряжения, связанного с переживанием интенционального состояния, возрастает интенсивность ассертивной иллокутивной силы. Возрастание ассертивной иллокутивной силы по степени интенсивности вербально выражается интенсификаторами, сначала одними, а затем другими интенсивами. Мы видим, что использование интенсивов приходится на момент, когда совокупная ассертивная иллокутивная сила достигает максимальной степени интенсивности, т. е. на момент снятия внутреннего напряжения, обусловленного достижением оптимального способа выражения. Различные способы достижения имеет и директивная иллокутивная цель. Способ достижения, соответствующий приказу, требует, чтобы интенсивность выражения иллокутивной цели была высокой. Для достижения иллокутивной цели просьбы необходимо, чтобы интенсивность выражения иллокутивной цели была больше интенсивности, определяемой способом ее достижения.

Анализ фактического материала показывает, что языковое выражение интенсивности с помощью интенсивов определяется и порождается интенциональным состоянием говорящего, т. е. чувствуется связь категории интенсивности с интенциональностью. Интенсивы участвуют в обеспечении иллокутивной и интенциональной связанности дискурса. В языковом сознании говорящего существуют средства выражения большей и меньшей степени интенционального состояния. Когда речь идет о выборе средств выражения интенционального состояния, неизбежно возникает вопрос о том, где, в каких случаях и какие именно языковые манифестации являются более интенсивными, чем другие, или напротив, менее интенсивными, чем их инвариантынейтральные манифестации. Предпринятый нами лингвистический экперимент показал, что при вербализации интенциональных состояний говорящий, вновь переживающий воспоминания, использует языковые единицы, которые выражают оценочно-эмотивное отношение говорящего к происходящим событиям. Такими языковыми единицами являются интенсивы. Что касается говорящего, выступающего в роли стороннего наблюдателя, то он вербализует интенциональные состояния, используя лексический интенсификатор.

Введение

интенсивы в дискурс сигнализирует усиление степени выраженности интенционального состояния участников коммуникации.

Введение

интенсивы в дискурс обеспечивает, кроме того, необходимую когерентность прагматической макроструктуре дискурса. В частности, интенциональные состояния веры, желания и сожаления взаимосвязаны. На локальном уровне структуры последовательностей речевых актов, включающих интенсивы, в исследовании представляют собой аргумента&tradeвный контекст (сложный иллокутивный акт). Взаимодействие обнаруживается на уровне иллокутивных целей, между которыми устанавливаются отношения субординации, координации и способствования. Эти отношения в свою очередь основываются на понятиях иллокутивного вынуждения и иллокутивного самовынуждения,.

Обеспечивая прагматическую когерентность на локальном и глобальном уровнях, интенсивы способствуют связи между интенциональным состоянием говорящего и его намерением совершить последовательность речевых актов с целью вербализовать это состояние. Это способствование проявляется в усилении степени интенсивности, с которой выражены иллокутивная цель, условие искренности или интенциональное состояние агенса.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Анализ градуальности как составляющей наивной картины мира позволяет говорить о следующих степенях ее представления: а) степень признака сопоставляется с абстрактной градационной шкалой и соотносится с нормой этого качестваб) сравниваются качественные характеристики различных состояний одного носителя. В качестве эталона может выступать конкретное количество признака, исходное в данной ситуации (в случае степени сравнения им является количество признака одного явления относительно количества признака другого). Эталон может носить усредненный абстрактный характер некоторой нормы, существующей в сознании говорящего.

В основе аргументативной онтологизации информации, содержащейся в высказывании, лежат процедуры изменения онтологического статуса знания. И на этой основе выделяются две группы случаев изменения онтологического статуса знания: процесс актуализации и виртуализации (актуализация — это повышение возможности верификации, а виртуализация — понижение возможности верификации). И на этой основе в данной работе различаются актуальная и виртуальная формы градуальности. К актуальной форме градуальности относятся интенсивы с кванторорами: главным образом (тёпрен илсен), прежде всего, в первую очередь (чи малтан), лишь бы, только бы (анчах, ganax) и др. Ординарная интенсивность: I) подчеркнутое указание на наличие целевых отношений между изображенными ситуациями- 2) указание на порождаемую ситуацию как на единственную цель. К этой же форме градуальности относятся интенсивы с кванторорами: именно, как раз, лишь, исключительно, еще /и/ (mama, илапах) и др. К виртуальной форме градуальности относятся: I) указание на то, что порождаемая ситуация может являться минимально достаточной целью, оправдывающей реализацию порождающей- 2) указание на то, что порождаемая ситуация (цель) является «слабым» фактором для оправдания реализации порождающей ситуации.

Градуаторы-частицы обладают свойством передавать скрытую, но общепонятную для всех носителей языка объективную семантику. Описывать эту скрытую семантику можно, прибегнув к теории пресуппозиции. Прессуппозиция, понимаемая как объективная часть речевого поведения, позволяет открыто представлять в лингвистическом описании имплицированный смысл наравне с эксплицированным. И одним из методов исследования значения градуаторов является синонимическое перефразирование высказывания на уровне пресуппозиции с последующим описанием общих и различных перифрастических смыслов для каждого описываемого градуатора.

Признаки интенсивности могут выражаться эксплицитно и имплицитно. Эксплицитная интенсивность в русском языке выражается так называемыми кванторами градуальности — градуаторы-лексемы, которые различаются разными семантическими и формальными признаками: а) адвербиальные компоненты — гиперлексема очень (пите) и ее синонимы: слишком, чересчур, крайне, совершенно, совсем, довольно, значительно (шутсар, ытла та, самаях, час-часах) — б) градуаторы-частицы, имеющие трехвалентную структурув) предикаты, выраженные глаголами интенсивного подтипа результативного способа действияг) описательно-функциональные обороты.

Экспликация интенсивности в русском и чувашском языках осуществляется с помощью языковых средств разных уровней. Уровневое членение средств интенсификации позволяет точнее охарактеризовать особенности репрезентации категории. На лексическом уровне интенсификация носит внутренний характер, поскольку в качестве маркера интенсивности выступает само значение слова.

Интенсивные лексические единицы демонстрируют раздвоение значения на основное доминантное и дополнительное, усиленное.

Интенсивность как компонент иллокутивной силы наиболее важна для коммуниктивного анализа дискурса и исследования прагматико-коммуникативных характеристик высказываний со значением интенсивности. Употребляя конституенты категории интенсивности, говорящий исходит из соотношения собственных коммуникативных целей с соответсвующими правилами коммуникации и уместностью категории интенсивности в контексте данных целей и правил, что в свою очередь является основанием для утверждения о том, что теория речевых актов не может абстрагироваться от высказывания, от текста, от дискурса — определение иллокутивной силы требует коммуникативно ориентированных единиц.

Интенсивы также являются маркерами интенциональности говорящего в дискурсе. Языковое выражение интенсивности с помощью речевых актов порождается и определяется интенциональным состоянием говорящего, выражающим определенную ментальную направленность субъекта к действительности.

В дискурсе как на локальном, так и на глобальном уровне существует определенный «порядок» коммуникативных единиц, к числу которых относятся и РА со значением интенсивности. Данный порядок обеспечивает когерентность. Дискурс является семантически когерентным, если он описывает возможную последовательность событий, действий, ситуаций. Последовательность речевых актов обеспечивает прагматическая когерентность, которая может быть иллокутивной и интенциональной. Интенциональная когерентность способствует распределению на всем протяжении дискурса такого сложного когнитивного явления как интенциональность. Иллокутивная когерентность на локальном уровне создается прагматическими отношениями (координации, субординации и способствования) между иллокутивными актами на уровне иллокутивных целей. На глобальном уровне последовательность иллокутивных актов образует один глобальный речевой акт или макроречевой акт. Последовательность макроречевых актов образует прагматическую макроструктуру, особым типом которой можно считать аргументацию.

Главная цель анализа категории интенсивности в сопоставляемых языках в составе макроречевого акта аргументации состоит в том, чтобы раскрыть коммуникативное предназначение РА со значением интенсивности в аргументативном дискурсе. Поставленная цель может быть достигнута только в рамках коммуникативного подхода к исследованию категории интенсивности. В ходе исследования было установлено, что дискурсами функционирования интересующих нас компонентов являются нарративный и аргументативный дискурсы.

В аргументативном дискурсе интенсив входит в состав макроречевого акта аргументации, в котором он способствует интенсивности иллокутивной силы «выдвижение аргумента», что в свою очередь делает аргумент более убедительным, макроречевой актспешным. В этом и заключается коммуникативное предназначение интенсива в аргументативном дискурсе. Коммуникативные параметры интенсивов в нарративном дискурсе анализируются в настоящем исследовании с точки зрения когнитивной модели представления события.

Квалификация рассматриваемых дискурсов в плане градуальности наиболее четко осуществляется эксплицитным способом, который предполагает обозначение соответствующих смысловых отношений посредством определенных экспликаторов. Их состав достаточно обширен и многообразен, но все они указывают на то, что ситуация Р или ее компонент определяются говорящим как не соответствующие идеализированному представлению говорящего о мире. В частности, разметка шкалы градуальности «единственная причина» оформляется градуаторами-частицами «только», «исключительно, «лишь» и др.

Для виртуальной шкалы градуальности характерны такие экспликаторы интенсивности, как даже, вот, уже, просто, всего лишь и др., употребляющиеся чаще всего перед своей сферой действия (ориентируясь на частную сферу действия, может стоять и до релятива).

Сопоставление конструкций с данными градуальными компонентами в русском и чувашском языках показывает, что в чувашском языке градуальный компонент может передаваться не только аналитическим способом — с помощью градуаторов частиц вара, ара, ёнтё, та (те), но и синтетическим: с помощью аффиксовах /-ex.

Не менее важным и действенным фактором реализации градуального компонента являются синтаксические средства. Синтаксическая граду альность в сопоставляемых языках оформляется: 1) при противопоставлении отрицаемой и истинной причины (модификации основных смысловых отношений в чувашском языке способствует постпозитивная отрицательная частица «мар» перед показателями причинности- 2) при сопоставлении причин, связанных альтернативными отношениями.

К имплицитным способам выражения интенсивности относятся, прежде всего, случаи расчленения релятивов в рассматриваемых конструкциях (в данном случае актуализация тех или иных ситуаций сопровождается позиционным разобщением их частей).

В чувашском языке градуальный компонент оформляется синтетическим (при помощи аффиксаах/-ех) и аналитическим (адвербиальный компонент даванпа + усилительная частица та/те) способами. На градуальный признак влияет также размещение мотивирующих компонентов ситуаций, выражающих аргумент.

Градация значимости аргументов эксплицируется с появлением в них персуазивных компонентов. Как и в русском, в чувашском языке в данных когнитивных установках выразителями персуазивности выступают вводные слова типа «тен» .

Как показывает анализ практического материала русского и чувашского языков, интенсивы в большинстве случаев направлены на реакцию слушающего и могут влиять на мотивы его поведения. Мотивация может состоять из совокупности отдельных равнозначных аргументов.

Характер отбора и использования единиц-репрезентантов интенсивности позволяет говорить о наличии идиостилевых особенностей. К числу таких особенностей прежде всего относятся: преимущественное употребление средств интенсификации, характер функционирования интенсивов и интенсификаторов в качестве изобразительно-выразительных средств, актуализация текстообразующей функции категории интенсивности при ее использовании в изображении тех или иных остросюжетных ситуаций, где индивидуальность авторского стиля проявляется в особенностях организации системы изобразительно-выразительных средств. К числу выразительных средств относятся тропы и стилистические фигуры. В частности, языковые средства интенсификации используются в прозе русских и чувашских писателей для выражения различных проявлений интенсивности/экстенсивности. Обширную группу образуют значения, связанные с проявлением как интенсивности, так и экстенсивности (полнота/неполнота действия, количество параметрических характеристик предмета, качество, сила звука, быстрота, время). Отсутствие дифференциации в отборе средств интенсификации (возможны средства интенсификации и деинтенсификации) объясняется градуальным характером ведущего для этих значений признака.

Интенсивы, способствуя иллокутивной когерентности в последовательности речевых актов, между которыми на пропозициональном уровне устанавливаются причинно-следственные отношения, неизменно оказываются либо в речевом акте, выполняющем функцию обоснования причины фактов или событий, которые репрезентируются в предшествующих частях контекста, либо в речевом акте, поясняющем следствия фактов или событий, представленных в последующих за интенсивами высказываниях. Конфигурация интенсивов строится на последовательности каузальных связей между высказываниями (причина/ обоснование или следствие/ доказательство) и имеет аргументативную структуру. На иллокутивном уровне интенсивы связывают простые речевые акты в один сложный речевой акт убеждения. Одним из вербальных способов убеждения, посредством которых достигается перлокутивный эффект убеждения, является аргументация. Значения речевых актов, содержащих в своем составе интенсивы, — это выражение интенциональности, которая пронизывает весь дискурс. Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что в современном дискурсе как в русском, так и в чувашском интенсивы выступают носителями ассертивной, комиссивной и декларативной иллокутивных сил. В последовательности иллокутивных актов, представляющих собой сложный речевой акт, интенсивы способствуют наращиванию иллокутивной силы этого речевого акта. Для анализа контекстно-дискурсивных характеристик интенсивов наиболее важными представляются такие компоненты иллокутивной силы, как интенсивность иллокутивной цели и интенсивность условий искренности.

Как показывает практический материал русского и чувашского языков, наиболее многочисленную группу среди исследуемых речевых актов с интенсивами составили высказывания с ассертивной иллокутивной целью. Увеличивая интенсивность выражения иллокутивной цели, интенсивы тем самым способствуют наращиванию ассертивной иллокутивной силы. По мере нарастания внутреннего напряжения, связанного с переживанием интенционального состояния, возрастает интенсивность ассертивной иллокутивной силы. Возрастание ассертивной иллокутивной силы по степени интенсивности вербально выражается интенсификаторами, сначала одними, а затем другими интенсивами. Мы видим, что использование интенсивов приходится на момент, когда совокупная ассертивная иллокутивная сила достигает максимальной степени интенсивности, т. е. на момент снятия внутреннего напряжения, обусловленного достижением оптимального способа выражения.

Различные способы достижения имеет и директивная иллокутивная цель. Способ достижения, соответствующий приказу, требует, чтобы интенсивность выражения иллокутивной цели была высокой. Для достижения иллокутивной цели просьбы необходимо, чтобы интенсивность выражения иллокутивной цели была больше интенсивности, определяемой способом ее достижения.

Отметим, что целью речевых актов, содержащих комиссивную цель, является возложение на говорящего обязательства следовать какой-то определенной линии поведения или совершить необходимое действие. Цель иллокуции — приведение сказанного в соответствие с реальным миром. В произнесениях, имеющих комиссивную цель, говорящий принимает на себя обязательство реализовать линию действий, репрезентатированную пропозиционным содержанием.

Анализ фактического материала показывает, что языковое выражение интенсивности с помощью интенсивов определяется и порождается интенциональным состоянием говорящего, т. е. чувствуется связь категории интенсивности с интенциональностью. Интенсивы участвуют в обеспечении иллокутивной и интенциональной связанности дискурса. В языковом сознании говорящего существуют средства выражения большей и меньшей степени интенционального состояния. Когда речь идет о выборе средств выражения интенционального состояния, неизбежно возникает вопрос о том, где, в каких случаях и какие именно языковые манифестации являются более интенсивными, чем другие, или напротив, менее интенсивными, чем их инвариантынейтральные манифестации. Предпринятый нами лингвистический экперимент показал, что при вербализации интенциональных состояний говорящий, вновь переживающий воспоминания, использует языковые единицы, которые выражают оценочно-эмотивное отношение говорящего к происходящим событиям. Такими языковыми единицами являются интенсивы. Что касается говорящего, выступающего в роли стороннего наблюдателя, то он вербализует интенциональные состояния, используя лексический интенсификатор.

Введение

интенсивы в дискурс сигнализирует усиление степени выраженности интенционального состояния участников коммуникации.

Введение

интенсивы в дискурс обеспечивает, кроме того, необходимую когерентность прагматической макроструктуре дискурса. В частности, интенциональные состояния веры, желания и сожаления взаимосвязаны. Если в градационном ряду предикаты типа хотеть (в чув. глаголы нашан/-шён) занимают нейтральное положение, то предикаты не терпится (чатма дук), жаждет, рвется (анталатъ) выражают высокую степень интенсивности. В чувашском языке таким предикатам соответствуют следующие эквиваленты: а) буд. причастие наас / -ее с аффиксомшан /-шён. По сравнению с такими чувашскими эквивалентами, как кил, те, эквиваленты нашан /-шён выражают категоричное интенсивное состояние.

На локальном уровне структуры последовательностей речевых актов, включающих интенсивы, в исследовании представляют собой аргументативный контекст (сложный иллокутивный акт). Взаимодействие обнаруживается на уровне иллокутивных целей, между которыми устанавливаются отношения субординации, координации и способствования. Эти отношения в свою очередь основываются на понятиях иллокутивного вынуждения и иллокутивного самовынуждения.

Показать весь текст

Список литературы

  1. К.М. Теоретические проблемы синтаксиса азербайджанского языка: Автореф. дис. докт. филол. наук. Баку, 1984. -45 с.
  2. Н.А. Семантическая структура высказывания: Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1985. — 42 с.
  3. .А. Теория вариантности в исследованиях синтаксиса // Лингвистика на исходе XX в.: Итоги и перспективы. Т.1. М., 1995. — С. 8−10.
  4. Р.Г. Значения в языке. М., 1985. — 165 с.
  5. Н.Г. Сопоставление как основной метод типологического исследования // Советская тюркология, 1976. С. 3−11.
  6. Актуальные проблемы российского языкознания- 1992−1996. М., 1997. — 230 с.
  7. М.Х. Грамматический каузатив в узбекском, таджикском, английском языках: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1980. -17 с.
  8. Т.Б. Дополнительные отношения модуса и диктума // Вопросы языкознания. 1971. — № 1. — С. 54−64.
  9. Е.В. Выражение модального значения желательности в простом предложении. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1986. — 16 с.
  10. К. Семантико-грамматические функции частиц в тюркском языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. Алма-Ата, 1980.- 25 с.
  11. Н.А. Переходность в системе сложного предложения современного русского языка. Казань: КГУ, 1982. -158 с.
  12. Н.А. Сложные предложения, выражающие обстоятельственные отношения в современном русском языке. -Казань: КГУ, 1976. -176с.
  13. М.Андрамонова Н. А. Системность и несистемность в синтаксисе //Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Т. 1. -М., 1995. С. 23 24.
  14. Л.А., Занько С. Ф. Лексико-грамматические средства выражения понятия состояния в русском языке // Вопросы теории и методики изучения русского языка. — Казань, 1976. — С. 88 — 95.
  15. В.А. Категория склонения в чувашском языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1987. — 18 с.
  16. И.А. Причастие в чувашском языке. -Чебоксары, 1961. -257 с.
  17. И.А. Чаваш синтаксисён ыйтавёсем. 1п. Шупашкар, 1972.- 161 с.
  18. И.А. Чаваш синтаксисён ыйтавёсем. 2п. Шупашкар, 1975. — 189 с.
  19. Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974. — 567 с.
  20. Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. -М, 1980. С. 254.
  21. Н.Д. Язык цели // Логический анализ языка. Модели действия. М., 1992. С. 14 — 23.
  22. Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. М., 1993. — С. 3−6.
  23. Н.Д. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы. М.: Наука, 1976. — 285 с.
  24. Н.Д. Типы языковых значений: оценка, событие, факт. М., 1988. 280 с.
  25. Н.Д. Национальное сознание, язык, стиль //Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. М., 1995. С. 32 — 33.
  26. О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1969. — 606 с.
  27. И.Х. Выражение субъекта в тюркских языках // Советская тюркология, 1990. N6. — С. 3−12.
  28. О.Н. Функционально-семантические поля в русском и казахском языках. М., 1989. — 137 с.
  29. Э.И. Контрастивная грамматика: морфология русского и тюркских языков. Казань: Изд-во КГИ, 1987. -152 с.
  30. Н.И. Опыт исследования чувашского синтаксиса. Казань: Типолитография В. Н. Ключникова, 1903. Ч. 1−2. -573 е.
  31. В.В. Система членов предложения в современном русском языке. М.: Просвещение, 1988. 158 с.
  32. В.В. Односоставные предложения в современном русском языке. М., 1968. 159 с.
  33. О. Интенсива в узбекском языке: Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1983. -23 с.
  34. Ш. Французская стилистика. М.: Изд-во иностранной лит-ры, 1961.-393 с.
  35. А.Н. Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход). Автореф. дис. докт. филол. наук. -М., 1990. -48 с.
  36. Баранов, Сергеев. Аргументативный дискурс, М.: Наука, 1988.
  37. А.Н., Крейдлин Г. Е. Языковое взаимодействие в диалоге и понятие иллокутивного вынуждения. // ВЯ, 1992, № 2.
  38. А.П. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов-на-Дону, 1992. -343 с.
  39. Н.А. Сложное предложение в каракалпакском языке // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков, Ч. III. Синтаксис. М.: Изд-во АН СССР, 1961. — С. 222−230.
  40. М.М. Проблема речевых жанров //Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 237−281.
  41. В. А. Сложное предложение в современном русском языке. Некоторые вопросы теории. -М.: Просвещение, 1967. -160 с.
  42. Е.И. К проблеме лексико-грамматических полей в языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. Воронеж, 1977. — 16 с.
  43. С. В. Категория оценки как лингвистическая категория: Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1974. — 23 с.
  44. И. Г. Системные и речевые интенсификаторы в современном английском языке: Автореф. дис. докт. филол. наук. -Тбилиси, 1986. 45 с.
  45. К. Исследования по концептуальной семантике русского и венгерского языков // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. -М., 1995. С. 50 51.
  46. М. Семантика // Новое в зарубежной лингвистике. В. X. -М., 1981.
  47. Я.Г. Канонические виды придаточных предложений и сдвиги в их классификации // Филологические науки, 1987, № 2. -С. 65−70.
  48. Г. Ф. Имена действия в тюркских языках среднеазиатского ареала // Тюркологические исследования. -М., 1976. -С. 51−76.
  49. В.В. Эволюция семантикоцентрических идей в мировой лингвистике XX века //Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. М., 1995. — С. 55 — 57.
  50. И.М. Исследования по синтаксической семантике. -М.: Наука, 1985. -132 с.
  51. Бодуэн де Куртене И. А. Избранные труды по общему языкознанию. М.: Наука, 1963. Т. 1. — 412 с.
  52. . Синтаксические функции причастия в казахском языке: Автореф. дис. докт. филол. наук. —Алма-Ата, 1955. — 15 с.
  53. А.В. Грамматическое значение и смысл. Л.: Наука, 1978. -175 с.
  54. А.В. Принципы функциональной грамматики и основы аспектологии. Л.: Наук, 1983. — 208 с.
  55. Л.И. Семантическая структура и коммуникативные функции девербативов: Автореф. дис. докт. филол. наук. -М., 1984. -24 с.
  56. Е.Г. Позиция усилительных частиц в современном русском языке/ Семантический и формальный анализ синтаксических конструкций русского языка. Иркутск, 1990. -С. 132 — 137.
  57. В.М. Синтаксис и семантика инфинитива в современном русском языке. Киев, 1990. -317 с.
  58. Л.М. Сложноподчиненное предложение в эвенкийском языке. Новосибирск, 1988. — 134 с.
  59. Г. В. Явления синкретизма как результат функционирования системы языка // Явления синкретизма в синтаксисе русского языка. Ростов на Дону, 1992. — С. 4−14.
  60. JI.M. Современная лингвистическая семантика. М.: Высшая школа, 1990. — 346 с.
  61. М.Ф. Принципы контрастивного исследования: Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1984. -17 с.
  62. Т. К процессуальному пониманию семантики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XII. М., 1983. С. 123 171.
  63. В.В. Исследования по русской грамматике: Избранные труды. М.: Наука, 1975. — 559 с.
  64. Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. — 228с.
  65. В.В. Воробьев Лингвокультурология. Теория и методы. М.: Наука 1997.- 179 с.
  66. М.В. Способы выражения временных отношений в современном русском языке. -М., 1975. -172 с.
  67. М.В., Ягценко Т. А. Причинно-следственные отношения в современном русском языке. М., 1989. — 208 с.
  68. Т.П. Конструкции с местоимениями, включающими частицу «вот», в современном русском языке: Автореф. дис. докт. филол. наук. Л., 1981.- 40 с.
  69. Н.З. Критерии выделения придаточных предложений в тюркских языках // Вопросы грамматики тюркских языков. Алма-Ата: Изд-во АН КазССР, 1958. — С. 91−108.
  70. Н.З. Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков. М.: Наука, 1973. — 403 с.
  71. P.M. Лексико-семантическое поле глаголов отношения в современном русском языке. Саратов, 1981. — 194 с.
  72. Гак В. Г. Сопоставительная лексикология на материале французского и русского языков. М.: Международные отношения, 1977. — 264 с.
  73. Галкина-Федорук Е. М. Безличные предложения в современном русском языке. -М.: Изд-во МГУ, 1958. -332 с.
  74. И.Р. Текст как обьект лингвистического исследования. -М., 1981. -120 с.
  75. А.Д. Логика. М., 1986. — 285 с.
  76. Русская грамматика: В 2 т. Т. 1. 783 е.- Т.2. 709 с. М.: Наука, 1980.
  77. Грамматика хакасского языка /Под. ред. Н.А. Баскакова/. М.: Наука, 1975.-418 с.
  78. Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М., 1985. -С.217−237.
  79. Дж., Осгуд Ч., Дженкинс Дж. Меморандум о языковых универсалиях// Новое в лингвистике. Вып. V. М., 1970. 5−31 с.
  80. Э.В. Некоторые вопросы синтаксиса сложноподчиненного предложения // Исследования по сравнительной грамматике. Ч. III. Синтаксис. -М.: Изд-во АН СССР, 1961. -С. 135−163.
  81. Е.В. Теория сложноподчиненных предложений в современном немецком языке. -М.: Высшая школа, 1971. -206 с.
  82. Е.В. О взаимодействии смысла и синтаксической семантики предложения // Филологические науки, 1976. -N1. -С. 67−75.
  83. Гусейнов Ш. К. О. Грамматикализация лексических единиц в азербайджанском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Баку, 1986.-18 с.
  84. Дискурсивные слова русского языка. Под ред. К. Киселевой, Д.Пайара. М., 1998. -446 с.
  85. Н.К. Грамматика башкирского языка. М.: Л.: Изд-во восточной лит-ры. 1948. -276 с.
  86. Н.Г. О трех направлениях в разработке метода компонентного анализа применительно к лексическому материалу // Филологические науки, 1974. -N2.
  87. И. М. Основы компонентного анализа. -М.: Изд-во МГУ, 1969. -48 с.
  88. В.Б. Категория обусловленности в современном русском языке. Автореф. дисс. док. филол. наук. Санкт-Петербург, 1995. -35 с.
  89. В.Б. Категория обусловленности в современном русском языке и вопросы теории синтаксических категорий. Санкт-Петербург, 1997. — 197 с.
  90. В.Г. Глагол. Наречие. Союз. // Материалы по грамматике современного чувашского языка. -Чебоксары, 1957. С. 151−240- 273−296- 324−330.
  91. Т.В. Сложноподчиненные предложения с придаточными условными. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1995.- 24 с.
  92. Г. Д. Инфинитивные конструкции с союзом чтобы в современном русском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Л., 1983. -16 с.
  93. Юб.Земскова Л. П. Предложения с причинными ситуантами в современном русском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Воронеж, 1991. -23 с. 107.3олотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. -М.: Наука, 1973. -351 с.
  94. С.Н. К проблеме придаточных предложений в тюркских языках//Тюркологический сборник. -М.: Наука, 1981. -С. 109−116.
  95. А.А. Основания логики оценок. -М., 1970. -38 с.
  96. ПО.Исхаков Ф. Г. Имена действия и состояния в современномузбекском языке. Автореф. дис. докт. филол. наук. -Самарканд, 1960. -22 с.
  97. И.В. Синтаксические конструкции с причинными союзами как средство выражения логических силлогизмов. Автореф. канд. филол. наук, М., 1991. — 28 с.
  98. В.И. Сложные речевые акты как речевые единицы. -Киев, 1989.- 350 с.
  99. С.Д. Типология языка и речевое мышление. -JI.: Наука, Ленинградское отделение, 1972. -216 с.
  100. В.Б. Семантика, синтаксис, морфология. -М.: Наука, 1988.- 308 с.
  101. Н.А. Сопоставительно-типологический анализ причастия киргизского и русского языков. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Алма-Ата, 1988. -19 с.
  102. Т. А., Черемисина Н. И. О принципах классификации сложных предложений // Вопросы языкознания, 1984. -N6. С. 6981.
  103. П.Колосова Т. А., Черемисина Н. И. О терминах и понятиях описания семантики синтаксических единиц // Синтаксическая и лексическая семантика. Новосибирск, 1986. С. 10−32.
  104. В. Н. Теория перевода: / Лингв, аспекты / Высшая школа, 1990. -250 с.
  105. Н.И. Логический словарь-справочник. -М., 1975.- 720 с.
  106. И. М. О коммуникативных функциях частиц. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Алма-Ата, 1981.- 24 с.
  107. Т. Д. О формальном описании синтаксической синонимии. М., 1975. 252 с.
  108. И. В. Категория каузатива в алтайских языках. Автореф. дис. канд. филол. наук. -1968. -22 с.
  109. Г. Е., А.А. Холодович, B.C. Храковский. Каузативы и антикаузативы в чувашском языке / Типология каузативных конструкций. Л., 1969. — С. 238−260.
  110. А.В. Язык и восприятие: когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск, 1996. -159 с.
  111. О.Г. Имена состояния как грамматико-семантический подкласс существительных/ Филологические науки, 1986. № 5. С. 65−68.
  112. Г. Е. Служебные слова в русском языке/ семантические и синтаксические аспекты их изучения / Автореф. дис. докт. филол. наук. -М., 1979. -21 с.
  113. Е.С. Типы языковых значений: семантика производного слова. М., 1981. -199 с.
  114. О. А. Функционально-семантическое поле уступительности в современном русском литераткрном языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Санкт-Петербург, 1997. -17с.
  115. И. Б. Целевые слова и наивная теология. Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1995. 22 с.
  116. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990.- 683 с.
  117. Т. П. Общее и русское языкознание. -М. 1976. 380 с.
  118. В. А. Некоторые проблемы и перспективы компонентного анализа / Вопросы языкознания, N 3. С. 58 67.
  119. А.Р. Язык и сознание. Издательство Московского университета. 1979. — 319 с.
  120. М.В. Смысловая структура сложного предложения и текст. К типологии внутритекстовых отношений. -М.: Наука, 1986.- 200 с.
  121. О.В. Становление категории причинности. -Л.: Наука, 1980. -105 с. 13 7. Михайлов М. М. Двуязычие и вопросы сопоставительной стилистики. Чебоксары, 1984. -83 с.
  122. В. А. Семантика и структура русского сложного предложения в свете динамического синтаксиса. Изд-во Пермского университета, 1996. 267 с.
  123. И. П. Соотношение эксплицитных и имплицитных средств выполнения языковых значений. Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1986. -24 с.
  124. О.И. Вопросы синтаксической семантики // Вопросы языкознания, 1977. -N2. -С. 45−56.
  125. О.И. Проблемы системного описания синтаксиса. -М.: Высшая школа, 1974. -156 с.
  126. JI.H. Синтаксическая деривация. Пермь, 1974, — 128 с.
  127. A.M. Синтаксемный анализ и проблема уровней языка. -Л.: Наука, 1980. -300 с.
  128. В. П., Сильницкий Г. Г. Типология морфологических и лексических каузативов // Типология каузативных конструкций. -Л.: Наука, 1969. -С. 20−51.
  129. В.М. Грамматические категории. -М., 1963. 246 с.
  130. Т. М. Функции частиц в высказываниях / на материале славянских языков. -М.: Наука, 1985. 178 с.
  131. Н.С. Инвариантное значение имени поля и внутренняя структура ядра // Филологические науки, 1985. № 4. С. 73−77.
  132. Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. — Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. — С. 22 — 129.
  133. И.П. Деепричастие /Материалы по грамматике современного чувашского языка. Чебоксары, 1957. С. 240 272.
  134. И. П. О сложноподчиненных предложениях с частицей те в чувашском языке. Уч. зап. ЧНИИ. В. 34, 1967. С. 82 885.
  135. Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: Референциональные аспекты семантики местоимений. М., 1985. — 271с.
  136. Е.В. О семантике синтаксиса. / Материалы к трансформационной грамматике/. -М.: Наука, 1974.-292 с.
  137. В.З. Взаимоотношение языка и мышления.-М., 1971. -232 с.
  138. И. Выражение причинных отношений в русском языке // Русский язык в школе. -1969.- N 1.- С 92−96.
  139. Пете И. Семантические типы и способы выражения состояния в русском языке в сопоставлении с венгерским // Материалы и сообщения по славяноведению.78
  140. И. Выражение причинных отношений в русском языке // Русский язык в школе. 1969. — № 1. — С 92 — 96.
  141. В. В. Структуры значения. -М., 1985. 142 с.
  142. Н.Е. Интенсива в якутском языке. -Якутск, 1978. -279 с.
  143. А. М. Русский синтаксис в научном освещении. 7 изд.-М., 1956. 512 с.
  144. В.А.Плунгян, Е. В. Рахилина. Семантика имен ситуаций /Пропозициональные предикаты в логическом аспекте. М., 1987. С. 91 -94.161 .Покровская JI. А. Синтаксис гагаузского языка в сравнительном освещении. М.: Наука, 1978. — 204 с.
  145. А.Н. Категория интенсивности признака в русском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1978. 25 с.
  146. Н.С. Сложноподчиненное предложение и его структурные типы // Вопросы языкознания, 1959. -N2. С. 19−27.
  147. А. Ф. Русский язык. Синтаксис осложненного предложения. М., 1990. 175 с.
  148. М.Ю. Модальные значения сложного предложения. Автореф.дис.канд.филол.наук. Тверь, 1995. — 16 с.
  149. О.П. К проблеме грамматических оппозиций// Памяти академика Виктора Владимировича Виноградова. М., 1971. С. 190−196.
  150. И.И. Современная структурная лингвистика. М., 1977
  151. Н.Е. Сопоставительная грамматика русского и чувашского языков. -Чебоксары, 1959. -320 с.
  152. И.Я. Теория перевода и переводческая практика. -М.: Наука, 1974. -235 с.
  153. Д.Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 1976. — 400 с.
  154. К. Т. Категории интенсивности признака в современном немецком языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1980.- 17с.
  155. Р. Синтаксические функции деепричастных оборотов в русском языке и их эквиваленты в узбекском. Автореф. дис. канд. филол. наук. Ташкент, 1975. -25 с.
  156. Г. А. Категория причинности в физике. М., 1961. -240 с.
  157. Э.В. О некоторых вопросах сложноподчиненного предложения в тюркских языках // Исследование по сравнительной грамматике тюркских языков. М., 1961. Ч.З.- С. 122−139.
  158. О.Н. Компонентный анализ многозначных слов. -М.: Наука, 1975. -238 с.
  159. Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.
  160. Дж. Р. Природа интенциональных состояний // Философия. Логика. Язык. — М., 1987. — С. 222.
  161. Дж. Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М., Прогресс, 1986а. -С. 151−170.
  162. Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М., Прогресс, 19 866. — С. 170−195.
  163. Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов.- М.: Прогресс, 1986 В.
  164. В.И. Семантическая структура слова. Автореф. дис. докт. филол. наук. Чебоксары, 1991. — 47 с.
  165. Е.Н. Степени интенсивности качества и их выражение в английском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1967. -23с.
  166. В.И. Хальхи чаваш чёлхи. Морфологи. -Шупашкар, 1992. -172с.
  167. . А. Всякое ли сопоставление полезно? // Русский язык в национальной школе, 1957. -№ 2. С. 10−13.
  168. Р.Б. Особенности функционирования частиц в предложении. Советская тюркология. № 5. Баку, 1984. С. 52 — 58.
  169. Г. Г. Теория деривации и ее место в системе лигвистических дисциплин // Теоретические аспекты деривации. -Пермь, 1982. С. 3 7.
  170. М.И. Вырасла-чавашла ку? ару теорийёпе практики. -Шупашкар, 1984. -80 с.
  171. A.M. Заметки об инфинитивной конструкции с союзом «вместо того чтобы» // Краткие очерки по русскому языку. -Воронеж, 1964. -С. 63−70.
  172. Л.И. Вариантность финальных (целевых) синтаксем (на материале английского языка). Автореф. дис. канд. филол. наук. -Санкт-Петербург, 1995. -21 с.
  173. С. А. Характер синтаксичности частиц// Функциональный анализ единиц морфологического уровня. Иркутск, 1980.
  174. Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века // Язык науки конца XX века. М., 1995а. С. 7 — 34.
  175. Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности // Язык и наука конца XX века. М., 19 956.
  176. Ю.С. Структурно-семантическое описание языка: Автореф. дисс.. д-ра филол. наук. М., 1966.
  177. С. В. Дифференциальные признаки синтаксической категории цели. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Днепропетровск, 1972.- 23 с.
  178. К.М. Интенсивы в современном английском языке. Автореф. дис.канд.филол.наук. М., 1976. — 22 с.
  179. А. Я., Захарова О. В. Типологическая сопоставительная грамматика и универсалии // Языковые универсалии и лингвистическая типология. -М.: Наука, 1969. -С. 163−174.
  180. С. Ж. Способы вражения причинно-следственных отношений в казахском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. -Алма-Ата, 1990. 22 с.
  181. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986.- 143 с.
  182. В.Н. Роль образных средств языка в культурно-национальной окраске миропонимания // Этнолингвистические аспекты преподавания иностранных языков. М., 1996. С. 82 — 89.
  183. P.M. Условные конструкции в современном русском языке. Л., 1987. — 43 с.
  184. Р. М. Опыт функционального описания причинных конструкций. Л.: 1985. -69 с.
  185. P.M. Функции причинных конструкций в современном русском языке // Филологические науки, 1989. -N3. -С. 83−86.
  186. P.M. Функционально-грамматическая типология конструкций обусловленности в современном русском языке. Автореф. дис. докт. филол. наук. -Л., 1988. -32 с.
  187. P.M. Следственные конструкции в современном русском языке. М., 1986. — 53 с.
  188. Г. Е. Высказывания с имплицитным смыслом в системе простого предложения / Системно-функциональное описание словосочетания и простого предложения. Л. 1988. — С. 53 -60.
  189. А.Н. К вопросу о придаточных предложениях в тюркских языках. Уч. зап. ЧНИИ. Чебоксары, 1965.
  190. А.Н. Части речи лексико-грамматические разряды слов / Вопросы теории частей речи на материале языков различных типов. — Л., 1968. С. 219 — 228.
  191. Д.Г. Татарский глагол // Опыт функционально-семантических исследований грамматических категорий. -Казань: Изд-во КГУ, 1986. -188 с.
  192. И.И. Семантическая категория интенсивности в английском языке. М.: Высшая школа, 1990. — 173 с.
  193. Н.К. О трансформационном и деривационном процессах (на материале современного узбекского языка). -Советская тюркология. № 2. Баку, 1989. С. 81 — 84.
  194. Е. И. Исследование по синтаксису якутского языка. Ч. 2. Сложное предложение. Новосибирск, 1976. — 1- 214 е., 2- 160 с.
  195. Е. И. О вопросах сложноподчиненного предложения в тюркских и якутских языках // Вопросы грамматики тюркских языков. -Алма-Ата, 1958. -С. 221−225.
  196. Г. С. Девербативные существительные в акте предикации // Русское языкознание. Киев, 1981. Вып. 2. -С. 109 116.
  197. А. Сопоставительное исследование синтаксического строя русского и каракалпакского языков. Автореф. дис. докт. филол. наук. 24с.
  198. А. С. Лексико-грамматический класс имен в русском и чувашском языках. Чебоксары, 1971. -115 с.
  199. М.Р. Средства выражения модальности в чувашском языке. Чебоксары, 1963. -122 с.
  200. М.Р. «Инфинитивы» в тюркских языках // Советская тюркология, 1981. -N3. С. 3−9.
  201. И.Т., Араб-Оглы Э.А., Арефьева Г. С. Введение в философию. 4.2. -М., 1989. -639 с.
  202. Г. М. Типы сложных предложений в разноструктурных языках. Ташкент, 1991. -100 с.
  203. Г. М. Сложноподчиненные предложения с придаточными цели в разносистемных языках. Автореф. дис. канд. филол. наук. Ташкент, 1981. — 28 с.
  204. Н.В. К методологии компонентного анализа. Вопросы языкознания, 1984. -N2. С. 61 71.
  205. В.В. Философские проблемы семантики возможных миров. Новосибирск, 1977. — 214 с.
  206. Н. И. Бессоюзное изъяснительное предложение. -Алма-Ата, 1980. 187 с.
  207. У. Значение и смысл предложения. М.: Прогресс, 1975. -232 с.
  208. Т.З. Фразеология в когнитивном аспекте //Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. М., 1995. — С. 549.
  209. М. И. Деепричастия как класс форм глагола в языках разных систем // Сложное предложение в языках разных систем. -Новосибирск, 1977. -С. 3−28.
  210. М.И. Моносубъектная конструкция. Понятие и типология // полипредикативные конструкции и их морфологическая база. Новосибирск: Наука, 1980. -С. 6−33.
  211. М.И. Некоторые вопросы теории сложого предложения в языках разных систем. Новосибирск: Изд-во НГУ, 1979. — 82 с.
  212. М. И. О перспективах и первых результатах коллективного сопоставительно-типологического исследования сложного предложения в языках разных систем // Способы выражения полипредикативности. Новосибирск, 1978. -С. 3−8.
  213. М. И. Предикативное склонение как база зависимой предикации в алтайском языке // Падежи и их эквиваленты в строе сложного предложения в языках народов Сибири. -Новосибирск. 1981. -С. 12−38.
  214. М. И. Сложное предложение как знак языка / об отдельных моделях сложного предложения / // Синтаксис алтайских и европейских языков. -Новосибирск: Наука, 1980. -С. 336.
  215. М.Ф. Обособленные члены предложения в современномчувашском языке. Чебоксары, 1963. 202 с. 237. Ярцева В. Н. Контрастивная грамматика. — М.: Наука, 1981. -110 с.
Заполнить форму текущей работой