Письменная традиция и лексический потенциал языка: на материале карельского языка

Актуальность темы

Актуальность темы определяется необходимостью синхронного изучения процессов становления молодой литературной нормы новописьменного карельского языка. Всесторонний анализ проблем формирования литературного языка под воздействием совокупности объективных и субъективных факторов является чрезвычайно злободневным с точки зрения стратегии статусного и корпусного планирования языка.

Предметом исследования диссертации стали факторы формирования письменной формы карельского языка и пути создания новейшей лексики.

Целью диссертационного исследования является определение наиболее релевантных факторов взаимодействия общества и языковой структуры в формировании письменной традиции и лингвистический анализ способов образования новых лексических единиц.

В соответствии с поставленной целью предполагается решение следующих задач:

• изучение исторического контекста формирования новописьменного карельского языка;

• синхронное описание современных языковых процессов, коррелирующих с формированием литературной формы;

• установление наиболее предпочтительных моделей современного словообразования;

• выявление особенностей использования новой лексики носителями языка в условиях расширения коммуникативной функции карельского языка и определение языковых установок.

Методы исследования. Для решения поставленных задач были использованы несколько методов исследования: синхронный, сравнительно-исторический, сопоставительный метод для анализа словообразовательных моделей, а также метод социолингвистического анкетирования для определения языковой компетенции и оценочных установок обследуемых информантов при анализе параметров сложившейся языковой ситуации.

Теоретической и методологической основой диссертационного исследования послужили труды известных отечественных и зарубежных лингвистов по лексикологии, грамматике финно-угорского и общего языкознания, а также по социои этнолингвистике.

Материал для исследования. В диссертации использован материал проведённого двухэтапного эксперимента, в ходе которого было обследовано 320 информантов. Способы номинации новой лексики проанализированы на материале более 600 лексических единиц. Особенности употребления новых слов исследовались с привлечением ста лексем.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые на материале карельского языка проанализированы способы номинации новых единиц общей и специальной лексики, наиболее активно используемой в процессе коммуникациианализ новейшей лексики произведён в синхронном и диахроническом контекстах формирования письменной традициивыявлены языковые установки носителей карельского языка и языковые предпочтения по употреблению формирующегося словарного состава.

Практическая значимость работы заключается в том, что теоретические материалы диссертации можно использовать для дальнейших изысканий лексики новописьменного языка, а экспериментальные наработки учитывать для решения вопросов языкового планирования.

Апробация работы. Основные положения и результаты работы были изложены в докладах республиканских и международных конференций, а также в 8 научных статьях. Методика исследования новой лексики, применённая в работе, используется в студенческих дипломных работах.

Структура диссертации. Диссертация состоит из предисловия, введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы и сокращений, содержит сводные таблицы.

Введение

Факторы развития письменности. Теоретические предпосылки.

Карельский язык является одним из древнейших в семье прибалтийско-финских языков. Он отличается от близкородственных языков «.как по своей структуре, так и культурно-историческому развитию» (Керт, 2000, 49). Карельский язык богат не только своим лексическим арсеналом (исследователи отмечают, что в словарь, например, одного коткозерского диалекта входит более 20 тысяч слов), но и эстетическими возможностями, о чём свидетельствуют собранные на территории Карелии руны Калевалы, творчество карельского поэта Владимира Брендоева, создавшего множество авторских неологизмов с различными семантическими оттенками и т. д. Обладая богатством лексического состава и широчайшими возможностями средств выражения, будучи структурно и функционально развитым, карельский язык, тем не менее, относится к языкам с прерванной письменной традицией. История формирования его письменности весьма сложная и противоречивая. Современный этап развития письменной традиции с соответствующим расширением функциональных возможностей карельского языка также отличается неоднозначностью: достаточно констатировать, что в Российской Федерации это единственный язык, давший официальное название субъекту Федерации и не имеющий официального статуса в этом субъекте. Развитие письменности языка, начавшееся в годы так называемой культурной революции, было прервано на десятки лет, а язык стал «предметом академической науки, превратившись в какой-то степени в музейный экспонат и элемент экзотики» (Зайцева, 2002, 29). Сложившуюся к 80-м годам прошлого столетия ситуацию с положением карельского языка и его носителей можно было охарактеризовать как этноцид. В течение последних 16−17 лет карельский язык возрождается как новописьменный язык, но его подлинная письменная традиция насчитывает даже не десятилетия, а столетия" (Клеерова, 2004, 7).

Формирование письменной традиции любого языка происходит в результате взаимодействия множества различных по своей природе факторов — к ним относятся и объективно складывающаяся языковая ситуация, характеризующаяся целым набором различных параметров синхронного и диахронического плана (это и доминирующий тип двуязычия, функциональная стратификация взаимодействующих языков и т. д.), и социальный заказ общества, находящий выражение в регламентированной языковой политике, и определённые структурные изменения в языке, а именно, достаточное развитие внутренней языковой структуры и в особенности языкового состава для выполнения соответствующей функциональной нагрузки и т. д. Поэтому анализ формирования письменной традиции языка представляется наиболее полным с привлечением всего набора информации соответствующих разделов лингвистики, следовательно, включёнными оказываются и данные истории языка, и обширный инструментарий социолингвистики, в некоторой степени — этнолингвистика, и, естественно, лингвистический арсенал исследования, и, прежде всего, анализ словообразования.

В процессе складывания письменной формы языка в значительной степени решающую роль имеют социальные факторы. Социальные факторы способствуют или в некоторых случаях, наоборот, препятствуют проявлению той или иной внутренней закономерности языка и тем самым предстают как условия развития языковой системы в целом, и лексического её уровня в частности. Предопределяя во многом развитие лексической системы языка, внеязыковые факторы не делают это развитие независимым от внутриструктурного влияния. «Каждое слово является отражением какого-то отрезка действительности — реальной или мнимой, — но вместе с тем и единицей языка, связанной фонетически, грамматически и семантически с другими единицами» (Лексика., 1968,.

51). Любое изменение лексической системы, пополнение словаря новыми единицами неизбежно сказывается на соотношениях и связях, существующих между другими лексическими единицами. Говоря о преимущественном влиянии социальных факторов на развитие словарного состава по сравнению с другими системами языка, следует отметить, что и лексика, а точнее, различные её слои, подвержены этому влиянию не одинаково. В одних слоях лексики решающую роль в образовании изменений играют внутриструктурные законы, в другихсоциальные факторы.

Данный подход к развитию системы языка учитывает как собственно языковые, так и внешние (экстралингвистические) факторы.

Под внешними факторами развития языка понимаются такие, как изменение круга носителей языка, распространение просвещения, территориальные перемещения народных масс, создание государственности, по-новому влияющей на некоторые сферы языка, развитие науки и т. д. Социальные факторы, в зависимости от того, в каком объёме они влияют на уровни языка, принято делить на глобальные и частные. Последние обусловливают развитие лишь некоторых уровней языкасоответственно, глобальные факторы действуют на все уровни языковой структуры.

В зависимости от характера и направленности проявления внешние факторы подразделяют на: 1) факторы сознательного и стихийного воздействия- 2) постоянные и спорадические- 3) факторы субстратного и суперстатного характера (Баскаков, 1993, 153). Факторы первой группы проявляют себя как в синхронии, так и в диахронии. Причём сознательное воздействие на язык «.проявляется в синхронном плане в исторически ограниченные периоды социальных преобразований, когда имеются реальные предпосылки для качественных изменений в языке» (там же, 154). Действие стихийных факторов может сопутствовать сознательным преобразованиям или противостоять им.

Внешние факторы, постоянно воздействуя на язык, обусловливают в основном диахроническое развитие языка, в то время как спорадические факторы (некоторые явления социально-политической, экономической и научно-технической конъюнктуры) оказывают своё влияние в синхронном плане.

Создание (или воссоздание) письменности можно отнести к достаточно мощным факторам, стимулирующим развитие системы языка в целом. В условиях развития национального литературного языка огромным изменениям подвергается лексическая система. Обновление словарного состава обусловлено необходимостью номинации новых реалий или же реалий, ранее не находивших отражения в языке. Согласно вышеизложенной классификации социальных факторов, создание (воссоздание) письменности можно отнести к факторам сознательного и спорадического воздействия.

Поскольку зарождение и формирование письменной традиции языка, как указывалось, неразрывно связано с функционированием множества экстраи собственно лингвистических факторов, анализ такого процесса может осуществляться с привлечением данных разных областей лингвистики. Наряду с описанием особенностей современных словообразовательных процессов представляется необходимым дать характеристику социолингвистическим параметрам, формирующим современное языковое состояние. Изучение лингвистического и социологического аспектов взаимосвязано между собой. Это тем более важно потому, что изучение социологических параметров, характеризующих положение карельского языка, происходило в отрыве от лингвистического анализа. Собственно анализ языковой ситуации проводился достаточно слабо, в основном исследованием проблемы занимались учёные-этносоциологи. С другой стороны, лингвистическая наука до 1980;х годов в основном занималась исследованием внутренней структуры карельского языка, в отрыве от объективно складывающихся условий его функционирования. В связи с этим, возможно, были столь немногочисленными исследования по лексике карельского языка, особенно с точки зрения различных диахронических срезов. Для определения приоритетов развития карельского языка необходим анализ прежде всего языковой ситуации.

Сложившаяся языковая ситуация может провоцировать, стимулировать создание письменной традиции. Поэтому помимо изучения исторического контекста формирования письменности важно правильно оценить сопутствующие проблемы, а именно — сложившуюся языковую ситуацию.

1. Письменная традиция языка невозможна без складывания определённой языковой ситуации, комплексный анализ которой может быть полезен при выработке стратегических решений в период формирования письменности. Термин «языковая ситуация», или «лингвистическая ситуация», использовался, согласно Л. Б. Никольскому, ещё в 1930;годы в работах зарубежных лингвистов, изучавших языки Африки и Азии (Никольский, 1976, 79). Этим термином обозначали совокупность языков, обслуживающих общение в стране или на какой-либо территории, а также их функциональное распределение. Попытки дать точное определение понятия «языковая ситуация» предпринимались в отечественной и американской научной литературе в середине 1960;х годов. Одной из наиболее полных представляется дефиниция, предложенная в работе Л. Б. Никольского «Синхронная социолингвистика»: «Языковая ситуация — это совокупность языков, подъязыков и функциональных стилей, обслуживающих общение в административно-территориальном объединении и в этнической общности. Языковая ситуация есть архисистема языковых систем, распределённых по этническим, социальным, социально-территориальным общностям, входящим, однако, в одно общество» (Никольский, 1976, 79).

В работах А. Д. Швейцера наиболее общим понятием, которое было положено в основу определения языковой ситуации, явилось понятие «социально-коммуникативной системы» (Швейцер, 1976, 133). Различные говоры и диалекты, используемые языковым коллективом в условиях одноязычия, а также различные языки, образующие социально-коммуникативную систему в условиях двуи многоязычия, являются компонентами социально-коммуникативной системы. Между компонентами социально-коммуникативной системы существуют отношения функциональной дополнительности, которые означают социально детерминированное распределение сосуществующих в пределах данного языкового коллектива систем и подсистем по сферам использования и общественным функциям, с одной стороны, и по социальным ситуациям, с другой (Швейцер, 1976, 77). Отношения функциональной дополнительности существуют между компонентами любых социально-коммуникативных систем — будь то функционально-стилистические подсистемы одноязычной социально-коммуникативной системы или литературный язык и территориальный диалект в условиях диглоссии, или же разные языки, образующие двуязычную коммуникативную систему в условиях билингвизма. Анализ языковой вариативности имеет две стороны — объективную и субъективную. К объективной относятся данные наблюдений над социальной дифференциацией языка. К субъективной стороне относятся данные, характеризующие ценностную ориентацию, которой придерживаются члены данного языкового или речевого коллектива в отношении отбора отдельных языковых форм или целых языковых систем. Понятие ценностной ориентации встречается ещё в работах американских исследователей. Оно связано с понятием социальных установок. Последние выражают отношение коллектива к противопоставляемым друг другу языковым формам, тогда как ценностная ориентация — это как бы ориентация не на сами переменные, а на критерии и правила их отбора.

Лабов, 1976, 160). Понятие социальных установок впоследствии было включено в определение языковой ситуации (Швейцер, Никольский, 1978,102).

В дальнейшем понятие «языковой ситуации» в работах лингвистов было конкретизировано. Так, например, появилось определение, включающее параметры языковой ситуации: «Языковая ситуация, т. е. синхронное состояние языковой коммуникации, обусловленное социальной и коммуникативной ситуациями в той или иной национально-территориальной общности, характеризуется этнолингвистическими, социолингвистическими и собственно лингвистическими компонентами» (Баскаков, Насырова, 2000, 37). В основе определения вновь лежит понятие социальной и коммуникативной ситуаций. Ранее, например, в работах чешских учёных, детально рассматривались компоненты социальной ситуации (политико-административный статус общественной системы, степень развитости её политической, экономической и социокультурной инфраструктур, особенности этнодемографического, социально-профессионального и образовательного параметров населения и т. д.), а также коммуникативной ситуации, т. е., синхронного состояния коммуникации в той или иной национально-территориальной общности (Новое в зарубежной., 1988, 193). Отечественные исследователи также указывали на необходимость при описании языковой ситуации направлять внимание на следующие объекты: 1) социальные условия функционирования языка- 2) сферы и среды употребления языка- 3) формы существования языка- 4) функции языка (Аврорин, 1978, 121).

Социальные условия языков — это синхронное функционирование общественной системы.

Изучение сфер и сред употребления языка является непосредственно анализом коммуникационной ситуации. В настоящее время широко используется термин «коммуникативное пространство», непосредственно связанный с её описанием. Соответственно сферам и общения распределяются и языковые образования (литературный язык, наддиалектное койне, диалект и т. д.).

Языковая ситуация представляет собой объект изучения функциональной стороны языка. Основной функцией языка является коммуникативная. Помимо коммуникативной, в языкознании выделяются также экспрессивная, конструктивная, аккумулятивная и эстетическая функции языка. Коммуникативная функция определяет назначение языка быть средством обеспечения социального взаимодействия. Л. Б. Никольский и А. Д. Швейцер в названной работе выделяют три вида языковых образований на основании количества частных коммуникативных функций: 1) монофункциональные- 2) полифункциональные и 3) универсальные (Швейцер, Никольский, 1978, 95). «Полиязычие обычно наблюдается в сфере высших коммуникативных функций, в то время как при непринуждённом повседневном общении этнос обычно пользуется родным языком» (Нещименко, 1994,94).

В функциональном отношении языковые образования подразделяются на: 1) языки-макропосредники (среди которых, в свою очередь, могут быть исконные и заимствованные языки) — 2) региональные языки, не пользующиеся статусом общего языкарегиональные языки могут иметь литературную форму, могут и не иметь её, но, в любом случае, играют роль центра этнической консолидации в данном регионе- 3) местные языки, использующиеся в основном в устном неофициальном общении- 4) профессиональные языки- 5) ритуальные языки (Швейцер, Никольский, 1978, 95).

Одним из первых попытку выработать метаязык типологии языковых ситуаций в 60-е годы прошлого столетия предпринял У. Стюарт (Швейцер, 1976, 134). Опираясь на функции языка как средства общения, У. Стюарт подразделил языки на мажоритарные, миноритарные и специальные (там же, 138). Такая градация, по мнению А. Д. Швейцера, отражает лишь официальный статус языка, не учитывая его фактического положения (там же, 138). В основу описания языковой ситуации должен быть положен именно социальный статус языков. Официальный статус языка определяется законодательно закреплённым положением, а фактический статус — суммой характеристик, на основании которых можно судить о фактическом положении языка.

Языковая ситуация — явление многоаспектное и многопризнаковое. «Признаки, значимые для характеристики языковых ситуаций, разнонаправлены и не иерархичны» (Мечковская, 1994, 101). Языковая ситуация характеризуется этнолингвистическим, социолингвистическим и собственно лингвистическим компонентами. «Этнолингвистическая структура представляет собой исторически сложившийся и относительно стабильный компонент языковой ситуации, который тем не менее, может изменяться под воздействием исторических, геополитических, демографических и прочих факторов, с изменением территориальных границ, со сменой общественной формации, в результате войн, миграционных процессов и т. д.» (Баскаков, Насырова, 2000, 37). Социолингвистическими компонентами являются социально-демографические параметры социальной базы языков, языковая компетенция различных групп населения, общественный статус языков, их функциональная дистрибуция, типы языковых контактов, принципы языковой политики, языковые конфликты и языковое законодательство. Лингвистические компоненты языковой ситуации — это сами языки, которые различаются по степени внутриструктурного развития и объёму выполняемых ими функций (там же, 37).

Языковые ситуации могут быть описаны посредством признаков, которые входят в следующие группы: количественные, качественные и оценочные (ЛЭС, 1990,616).

Количественные признаки языковой ситуации включают: 1) число идиомов, являющимися компонентами языковой ситуации- 2) число говорящих на каждом из идиомов в отношении к общему числу населения исследуемого ареалаэтот показатель называется демографической мощностью идиомов. Языковые ситуации при этом разделяются на демографически равновесные — демографически неравновесные- 3) число коммуникативных сфер, обслуживаемых каждым идиомом, в отношении к общему числу таких сферэтот показатель называется коммуникативной мощностью идиомов. Языковые ситуации соответственно этому показателю делятся на коммуникативно равновесные — коммуникативно неравновесные- 4) число функционально доминирующих идиомовв соответствии с этим показателем существуют однополюсные (с одним доминирующим идиомом) и многополюсные языковые ситуации (ЛЭС, 1990,616−617).

К качественным признакам языковой ситуации относятся: 1) лингвистический характер входящих в языковую ситуацию идиомовразновидности одного языка или разные языки- 2) структурно-генетические отношения между идиомам (различается близкородственное двуязычие, неблизкородственное и неродственное) — 3) функциональная равнозначность — неравнозначность идиомовпоскольку этот признак связан с официальным коммуникативным статусом идиомов, то различают тождественный юридический статус — различный статус. Юридический статус языка не всегда отражает его реальный социальный статус- 4) характер доминирующего в государственном масштабе металекта (языка-макропосредника) (ЛЭС, 1990,617).

Количественные и качественные параметры составляют объективную сторону языковой ситуации. К объективным факторам складывания языковой ситуации относятся также социальные, профессиональные, возрастные характеристики носителей того или иного языка, способ их расселения. Причём, «.компактное расселение носителей языка создаёт реальные условия для развития национальной культуры, придания языку титульной нации статуса государственного».

Михальченко, 1994, 177). Наиболее неблагоприятные условия для функционирования языков обусловливает дисперсный характер расселения.

В отечественной научной литературе, рассматривающей вопросы классификации языковых ситуаций, принято деление последних по критерию экзоглоссии и эндоглоссии (Никольский, 1976, 80). Экзоглоссия представляет собой совокупность языков, эндоглоссия — совокупность подъязыков и функциональных стилей. Кроме того, поскольку компоненты языковой ситуации могут быть функционально равнозначными либо находиться в иерархических отношениях, в качестве ещё одного критерия выступает сбалансированностьнесбалансированность языковой ситуации. Этот критерий характеризует социальный статус языков.

На основе указанных критериев языковые ситуации могут подразделяться на следующие типы (Никольский, 1976, 80−88): 1) экзоглоссная сбалансированная — когда каждый язык, входящий в данную ситуацию, официально признан и юридически равноправен. Однако, даже юридически равноправные полифункциональные языки могут характеризоваться некоторыми различиями в объёме частных коммуникативных функций- 2) экзоглоссная несбалансированнаясоставляющие языковую ситуацию компоненты (языки) распределены по сферам общения и социальным группам. По числу языков, обслуживающих общение, различаются двухкомпонентные, трёхкомпонентные, четырёхкомпонентные языковые ситуации. В качестве примера двухкомпонентной языковой ситуации может служить сочетание языка-макропосредника и языков, обслуживающих обиходную речь, т. е., относящихся к местным. Трёхкомпонентную ситуацию могут составлять местные языки, региональные языки и язык-макропосредник. Четырёхкомпонентная ситуация — это набор из местных, региональных языков, языка-макропосредника и религиозных или профессиональных языков.

Эндоглоссные сбалансированные языковые ситуации характеризуются наличием нескольких подсистем одного языка, которые совершенно равноценны в функциональном отношении или обслуживают все сферы общения в ряде языковых общностей, проживающих в пределах одного территориально-политического объединения. Однако, как отмечают некоторые авторы, «.в одноязычной ситуации баланс функций разных форм существования языка, имеющего письменность, невозможен по определению» (Мечковская, 1994, 103).

Эндоглоссные несбалансированные языковые ситуации преимущественно встречаются в однонациональных государствах. Принципом для вычленения разновидностей такой языковой общности служит число языковых подсистем и их принадлежность к определённому функциональному типу.

Совокупность экстралингвистических и языковых факторов может представлять языковую ситуации в синхронии. Если же рассматривать изменения между языковыми образованиями «.в условиях влияния общества и разработанной им языковой политики, то можно получить диахронический подход к языковой ситуации» (Никольский, 1970, 7).

Таким образом, языковые ситуации изменяются вследствие социально-экономических и политических позиций, занимаемых языковыми или этнолингвистическими общностями, а также под воздействием мер, принимаемых государством с целью поддержания существующего функционального распределения языков или форм их существования, либо функционального перераспределения тех и других.

Субъективные параметры языковой ситуации — это оценочные признаки, т. е. признаки, относящиеся к третьей группе, наряду с качественными и количественными. Установки населения относительно престижности или необходимости знания того или иного функционирующего идиома формируются, с одной стороны, под влиянием господствующих концепций по этому вопросу, с другой стороны, — под воздействием реальных условий жизни. Иногда эти факторы находятся в явном противоречии друг с другом, «разумеется, субъективные суждения носителей языка должны сопоставляться с данными лингвистического анализа, но независимо от их истинности или ложности, они подлежат изучению как один из существенных элементов языковой ситуации» (Швейцер, 1971,45).

Субъективные суждения, или оценки, осуществляются в плане коммуникативной пригодности, эстетической и культурной престижности языка. Существует термин, введённый впервые Вайнрайхом, — языковая лояльность (Вайнрайх, 1953, 106). Языковая лояльность — это особое отношение к языку, которое создаёт ему престиж и заставляет его носителей защищать его чистоту от искажений в произношении и иностранных заимствований. Впоследствии чешские лингвисты ввели набор языковых функций, имеющих дело с социокультурными ценностями и установками. В связи с получающими в настоящее время широкое распространение идеями языковой экологии (термин впервые был употреблён Э. Хаугеном), стоит упомянуть разработанную П. Гарвином пятиступенчатую типологию этих функций языка на теоретической основе Пражской лингвистической школы. Язык выполняет следующие пять функций (Данеш, Чмейркова, 1994, 32−36): 1) унифицирующую — благодаря языку возникают узы, объединяющие и сплачивающие ту или иную общностьна одном конце такого континуума находится прагматическое осознание полезности и целесообразности использования одного языка в целях коммуникации в рамках национальной общности, а на другом — сильное эмоциональное отношение к своему собственному языку как к национальному сокровищу- 2) престижную, которая имеет два аспекта — социальный и индивидуальныйсоциальный аспект характерен для небольших национальных и языковых общностей, достигших стандартизации языка с запозданием и ощущающих потребность доказать себе и другим, что их язык ничуть не менее развит, чем другие языкииндивидуальный же аспект этой функции языка проявляется в том, что член языкового коллектива сознательно стремится к культивированному варианту национального языка и умеет оценить его использование другими- 3) партиципальную, т. е. способность языка обеспечить участие в мировом культурном, научном, производственном, торговом, политическом процессах- 4) «обрамляющую»: под рамкой подразумевается общепринятая норма.

Разделяющая и объединяющая функции коррелируют с установкой на приверженность к своему языку (языковая лояльность). Функции престижа коррелируют с установкой на языковую гордость. Функция системы отсчёта (обрамляющая) коррелирует с установкой на знание нормы (Хаймс, 1975,245).

К субъективным факторам языковой ситуации относится также языковая политика, о которой будет сказано ниже. К предметной области анализа языковой ситуации относятся также процессы нормирования языка и создания национальных литературных языков, кодификационные процессы и процессы терминотворчества. Институциональная деятельность (языковая стандартизация, кодификация, языковая политика и языковое планирование) также представляют собой экологический подход к языку.

2. С теорией языковой ситуации тесно связаны вопросы, касающиеся определения и характеристики таких понятий в лингвистике, как «билингвизм» и «диглоссия». Эти два явления, «.изучаемые с точки зрения их происхождения, представляют собой более или менее полное отражение в личностном плане языковой ситуации, сложившейся в данном обществе» (Никольский, 1975,22).

По мнению учёных, двуязычие является нормой языкового поведения, а одноязычие — исключением. Практически нет стран, где граждане бы пользовались только одним языком. По подсчётам М. Краусса, жители девяти стран мира, где в каждой насчитывается более 200 языков, в общей сумме пользуются более чем 3500 языками из существующих в мире 6000 языков (Krauss, 1992, 62−68). Языковое многообразие является правилом.

Термином «билингвизм» в научной литературе определяется сосуществование двух языков в рамках одного и того же речевого коллектива, использующего эти языки в соответствующих коммуникативных сферах, в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта (Швейцер, 1976, 115).

Более широкую характеристику билингвизма находим у В. А. Аврорина: «Двуязычие. можно определить как сосуществование и взаимодействие более чем одного родных языков (редкий случай) или родного и некоторого количества неродных языков (распространённый случай)» (Аврорин, 1975, 126). По мнению автора, двуязычие составляет основу любой конкретной реализации многоязычия с точек зрения психологической и лингвистической. Как правило, один из взаимодействующих языков при многоязычии и фактически, и по субъективной оценке говорящих оказывается им более близким. Это тот язык, который принято называть родным. С ним при любом акте речи на ином языке в той или иной мере соотносится речевое произведение как производящим, так и воспринимающим речевое произведение. И сколькими бы языками ни владели участники речевой коммуникации, в конкретном акте речи они используют один язык и соотносят речевое произведение также с одним языком (там же, 126).

Под диглоссией понимается взаимодействие двух сосуществующих разновидностей одного языка в пределах одного и того же речевого коллектива, использующего эти языки в соответствующих коммуникативных сферах. Раскрывая сущность этого явления, Р. Белл писал: «Существуют общества, в которых имеется социально обоснованная и культурно значимая функциональная дифференциация используемых кодов, т. е. есть согласие по поводу того, что одна разновидность обладает высоким статусом (В), а другая — низким (Н). Обычно в подобных ситуациях существует функциональное разделение между этими двумя разновидностями: В сохраняется для формального, публичного использования, у Н — неофициальный, домашний статус» (Белл, 1980, 176). Для обозначения такой ситуации был выбран термин «диглоссия». Впервые он был введён Ч. Ферпосоном в строго определённом смысле: «.две или более разновидностей одного и того же языка, используемых некоторыми говорящими при различных обстоятельствах».

Члены общества, в котором функционирует несколько языковых образований, в своей практической деятельности нуждаются в овладении другим языком или другой формой речи. Такие люди становятся билингвами или, практически овладев другой формой речи данного языка, — диглоссными индивидами. Поскольку как при билингвизме (наборе языков), так и при диглоссии (наборе форм речи одного языка) языковые образования функционально распределены, билингв и диглоссный индивид используют разные языки или формы речи в зависимости от целей коммуникации и ситуации общения. Поэтому и исследование билингвизма является «. не исследованием отдельных языков или языка вообще, а исследованием ситуации владения двумя языками» (Белл, 1980,157).

Поскольку как при двуязычии (билингвизме), так и при диглоссии речь идёт прежде всего о социальной дифференциации языка (или языков), следует остановиться на структуре такой дифференциации. Социальная вариативность языка предстаёт многомерной и «. включает в себя как стратификационную дифференциацию (совокупность форм существования данного языка), обусловленную разнородностью социальной структуры носителя языка, так и ситуативную дифференциацию, обусловленную многообразием социальных ситуаций» (Домашнев, 2001, 127) Об этих же двух видах социальной вариативности языка писал А. Д. Швейцер (Швейцер, 1976, 77). Американские лингвисты в качестве языковых и речевых коррелятов стратификационной и ситуативной вариативности называли социолингвистические переменные (Лабов, 1975, 150- Брайт, 1975, 35).

Социальное общение внутри языкового коллектива учёными рассматривалось также в терминах функциональных ролей (Гамперц, 1975, 185). В двуили многоязычной системе функциональному распределению подвергаются разные языки. Примером такой системы может служить многонациональное государство. Языковая коммуникация на территории многонационального государства осуществляется с помощью нескольких языков. По набору общественных функций языки делятся на монофункциональные (с минимальным объёмом функций) и полифункциональные (с максимальным объёмом функций). Сложившийся статус языков определяется потенциальными возможностями языков выполнять больший или меньший объём общественных функций при влиянии как социальных факторов, так и собственно языковых (наличие письменной формы языка, развитость лексической системы и т. д.). В свою очередь, функционирование языка в той или иной сфере ведёт к развитию и совершенствованию разных сторон языка: пополнению соответствующей лексикой и терминологией, развитию функциональных стилей и т. д.

Если рассматривать функциональную иерархию языков в ситуациях многоязычия в Российской Федерации, то следует уточнить, что развитие общественных функций языков народов РФ «.более широко проявляется в одних сферах, например, в народном образовании, массовой информации, духовной культуре, и весьма ограничено в других, например, в сферах управления, в большинстве отраслей народного хозяйства, в науке и технике, что обусловлено рядом социальных и лингвистических факторов» (Баскаков, Насырова, 2000, 73). Основными и наиболее перспективными сферами для развития и сохранения языков остаются сфера народного образования, массовой информации, духовной культуры, о чём свидетельствует и длительный опыт языкового и культурного строительства. Что касается остальных сфер (управления, науки и техники, промышленного производства, транспорта и т. д.), где национальные языки не получили значительного применения, то невостребованность языков в этих сферах может быть объяснена следующими причинами. «Первая — это интегрированный на федеральном и международном уровнях характер деятельности в этих сферах, необходимость высокой степени её координированности, коммуникативная насыщенность и интенсивный обмен разнообразной по содержанию и большой по объёму информации, что делает нецелесообразным, а в ряде случаев невозможным применение наряду с русским языком или вместо него национальных языков» (Баскаков, Насырова, 2000, 74). Второй причиной называется неразвитость и неупорядоченность, а порой и отсутствие систем современной официально-деловой, научно-технической и производственно-отраслевой терминологии и соответствующих кодифицированных функциональных стилей (там же, 74).

При диглоссии, так же, как и при билингвизме, между формами языка существуют отношения функциональной дополнительности. При этом одна из форм обычно играет роль функционально доминирующей, остальные вариативные формы являются обычно вспомогательными и ситуативно обусловленными. «Многообразие функционального членения языка может быть сведено к максимально обобщённой схеме, включающей два яруса: необработанные, спонтанные, преимущественно устные формы занимают нижнюю позицию, им противопоставлены формы обработанные, сублимированные, занимающие верхний ярус схемы» (Функциональная стратификация языков, 1985, 230). Если представить себе совокупность форм языка как корреляционный ряд, то на его крайних позициях окажутся литературный язык и территориальные диалекты.

Литературный язык представляет собой кодифицированную разновидность национального языка, выступающего в качестве его образцовой и престижной формы и имеющую конкретные задачи и функции в общенациональной языковой коммуникации. В общей характеристике языковой ситуации литературный язык обладает следующими различительными признаками: 1) общенациональный характер- 2) кодифицированность литературной нормы- 3) относительное единство нормы- 4) относительная связь с кругом носителей- 5) функционально-стилистическая дифференциация.

Диалект, как правило, используется только как средство повседневного общения в семье и не применяется в качестве административного и делового языка. Диалект отличается признаком региональной ограниченности от других языковых образований. Диалекты развиваются стихийно, они не знают кодификации, но их норма бывает зафиксирована в диалектных монографиях. В связи с диалектом следует отметить, что «. в последние десятилетия отношение к диалекту как некоторому второсортному по сравнении. С литературным языком явлению стало постепенно изменяться. Некоторые авторы говорят даже о „диалектных вспышках“. Процесс этот идёт вплоть до формирования региональных литературных языков с ограниченными функциональными возможностями (преимущественно художественное творчество, радио и телевидение, личная переписка и др.). Эти регионально-островные литературно-языковые образования формируют так называемую спутниковую модель языковой картины современной Европы» (Крючкова, 2000,194−195).

Между литературным языком и диалектом существует так называемая переходная зона, обозначаемая термином «обиходно-разговорный язык» или «обиходно-разговорные формы языка». Некоторые исследователи выделяют также такое образование, интердиалект (Хлоупек, 1988, 163). Интердиалект представляет собой диалектный узус, сформировавшийся при взаимных контактах представителей отдельных диалектов.

Что касается типологической картины двуязычия (билингвизма) и диглоссии, то в научной литературе ситуации двуязычия характеризуются со следующих сторон: 1) с точки зрения функционирования компонентов билингвизма и диглоссии- 2) с учётом возникновения и развития билингвизма как социального явления- 3) с точки зрения степени владения двуязычием билингвами (или подсистемами языка диглоссными индивидами).

На основе функционального подхода выработан критерий распределённого билингвизма, при котором языки распределяются в соответствии с разными коммуникативными сферами и функциями (Порхомовский, Суетина, 2000, 181). Распределённому билнгвизму противостоит «интегральный билингвизм», при котором билингв выбирает язык общения в зависимости от ситуации контакта (там же).

Существует несколько разных типологий билингвизма (рецептивный, репродуктивный, продуктивныйчистый и смешанныйгрупповой и индивидуальныйестественный и искусственный и т. д.). Из последних типологий двуязычия (билингвизма) можно отметить такие, как параллельное двуязычие, при котором языки полифункциональный, и доминантное двуязычие, при котором один из языков полифункционален, а набор функций второго значительно меньше (Крысин, 2000, 153). Согласно данной типологии, тип двуязычия между русским и карельским языками в Карелии носит явный доминантный характер.

О групповом или коллективном билингвизме, пишет, например, К. Джеймс: «Исследование билингвизма является исследованием ситуации владения двумя языками. Если речь идёт о том, что двумя языками владеет один коллектив, мы говорим о коллективном билингвизме, если объект изучения — человек, мы имеем дело с индивидуальным билингвизмом» (Джеймс, 1989, 213). Вслед за Л. Б. Никольским, укажем следующие типы межъязыкового билингвизма: 1) одностороннийдвусторонний (по характеру владения вторым языком) — 2) контактныйнеконтактный- 3) территориальный или социально обусловленный (Никольский, 1974, 72). Помимо данной типологии, в научной литературе всё чаще употребляется понятие добровольного и вынужденного двуязычия (Skutnabb-Kangas, 1983, 75−80). Добровольное знание второго языка может поднять престиж человека и предполагает знание наряду с материнским иностранного языка. В многоэтническом обществе двуязычие для части населения вынужденно, «.для многих это одновременно выбор между полноценной жизнью и жизнью в замкнутой общине» (Алпатов, 2000а, 15). Подобная классификация двуязычия важна, на наш взгляд, с точки зрения проблемы витальности языков. В отношении ситуации, складывающейся с карельским языком, эти вопросы чрезвычайно актуальны. Наряду с воздействием объективных условий, приведших в результате вынужденного двуязычия, особенно, в среде молодого поколения карельского населения к явлениям в лучшем случае пассивного двуязычия (когда дети понимают карельский, но отвечают по-русски), а в худшем случае — к одноязычию, большое влияние на формирование ситуации оказывает и объективный фактор, а именно, критерий социального престижа языка, или языковой лояльности. На корреляцию между степенью утраты языка и языковыми установками указывают учёные (Крысин, 2000, 177). С точки зрения витальности миноритарных языков выстраивается схема: преобладание национального одноязычия — преобладание двуязычия — преобладание одноязычия на языке большинства — вымирание языка (Алпатов, 20 006, 197).

3. Двуязычие, будучи наиболее распространённой формой реализации многоязычия, или полилингвизма, по своему определению предполагает взаимодействие или контакт языков. Языковым контактам посвящены многочисленные труды как зарубежных (Э. Хауген, Г. Шухардт, Дж. Гамперц, У. Вайнрайх), так и отечественных лингвистов (JI.B. Щерба, В. Н. Ярцева, В. Ю. Розенцвейг и др.). Классической работой по теории межъязыковых контактов стала работа У. Вайнрайха «Языковые контакты» (Вайнрайх, 1979).

Поскольку вопросы становления письменной формы карельского языка будут рассмотрены с точки зрения влияния объективно сложившихся условий и субъективных факторов, представляется целесообразным остановиться на проблеме контактирования языков. Объективные параметры сложившейся в Карелии языковой ситуации можно характеризовать в том числе с точки зрения сформировавшегося типа двуязычия, явившегося результатом контактирования языков.

Существование языковых контактов является прежде всего следствием социальных причин — необходимостью общения между представителями разных этнических и языковых групп, вступающих в интенсивные связи между собой в целях хозяйственного, политического и прочего взаимодействия. Результатом языкового контакта обычно является изменение структуры словаря одного или нескольких взаимодействующих языков.

Краткий обзор литературы по данной проблеме позволяет заключить, что понятие «языковой контакт», сопряжённое с термином «интерференция», восходит к явлению смешения языков (Шухардт, 1950, 12). Ни один язык не является «чистым», свободным от влияния других языков. Всякое изменение происходит или путём внесения в одно начало гомогенного ему другого начала, или путём внесения гетерогенного ему начала — тогда мы обычно говорим о смешении (там же).

Рассматривая вопрос смешения языков в контексте общей проблемы развития языка, чешский лингвист Б. Гавранек писал о том, что иноязычное влияние на язык, представляя собой внешнюю мотивированность языкового развития, включает внутренний и внешний аспекты. «Речь идёт не только о чуждом, идущем извне влиянии, но прежде всего о том, как проявляется это влияние в воспринимающем языке, а это уже вопрос, связанный с внутренним развитием языка, которое и определяет, какие черты заимствуются, а какие нет» (Гавранек, 1972, 95).

В начале 1950;х годов термин «смешение языков» был заменён термином «языковой контакт», впервые предложенным А. Мартине. При столкновении языков какоё-то круг людей в процессе коммуникации будет вынужден употреблять две лингвистические системы, в результате чего возникает воздействие одной системы на другую.

Как было отмечено выше, двуязычие — это непосредственно процесс контактирования языков. Где бы ни проявлялось влияние одного языка на другой, оно осуществляется через двуязычных индивидов. «Всякое взаимное воздействие языков требует наличия людей, которые хотя бы в незначительной степени были двуязычными» (Щерба, 1958, 48). Наибольший научный интерес с точки зрения языкового развития представляет изучение коллективного двуязычия.

Результаты взаимовлияния языков отражаются на всех уровнях языка, «.ибо нет такого уровня языка, на который другой язык не пытался влиять, хотя проницаемость уровней разная» (Ojanen, 1985, 32). Изменения контактирующих языков в лингвистической литературе подразделяются на три группы: переключение, интерференция и интеграция (Хауген, 1972,69).

Но, так как контакт языков может оказывать косвенное влияние на формирование языковой ситуации, уже непосредственно влияющей на формирование письменности, представляется необходимым отметить, что причины кодового переключения часто носят социальный характер. При описании языкового контакта У. Вайнрайх говорит о таких явлениях, как смена языка и формирование новых языков в процессе контакта. Возникновение новых гибридных языков (пиджин, креольский) происходит вследствие изменения языков, находившихся в контакте.

Явление языкового контакта определяется как «.поочерёдное использование двух или более языков одними и теми же лицами» (Хауген, 1972, 61). Язык, на котором осуществляется контакт, принято называть «контактным языком» (Розенцвейг, 1972, 1). При этом различаются два случая:

1. Контактный язык как язык одного из контактирующих коллективов, причём допускается, что в зависимости от условий речевого общения в данном обществе это может быть язык то одного, то другого коллектива.

2. Контактный язык, не принадлежащий ни к одному из контактирующих языков, который можно определить как язык-посредник.

Лингвистическое исследование языкового контакта должно координироваться с экстралингвистическим изучением двуязычия.

Точная картина воздействия двуязычия на речь индивида меняется в зависимости от множества факторов, причём некоторые из них можно считать экстралингвистическими, так как они находятся вне структурных различий данных языков или даже вне их лексических несоответствий. Некоторые из неструктурных факторов связаны с отношением двуязычного индивида к тем языкам, которые он приводит в состояние контакта, например:

• общим владением средствами вербального выражения и способностью говорящего поддерживать раздельность между двумя своими языками;

• относительной степенью владения каждым из данных языков;

• специализацией в пользовании каждым из данных языков;

• способом изучения каждого языка;

• отношением к каждому из них.

Перечисленные факторы представляются весьма важными с точки зрения формирования языкового поведения двуязычных индивидов, что, в свою очередь, является непосредственной характеристикой языковой ситуации. Последняя группа факторов относится к числу так называемых субъективных установок, которые были обследованы в ходе данного исследования.

4. Помимо объективно складывающихся условий на развитие языка в целом, и на формирование письменной традиции, в частности, в немалой степени оказывают влияние субъективные факторы. Одним из наиболее мощных является языковая политика. Как подтверждают факты истории развития карельской письменности, она была подвержена значительной политизации. В эпоху языкового строительства, развернувшегося по всей стране, языковая политика в Карелии за недолгий промежуток времени (с середины 1920;х годов до конца 1930;х годов) меняла курс с такой частотой, что, сегодня, анализируя события тех лет, нередко бывает трудно уловить их последовательность. Современная ситуация с карельским языком не менее политизирована и в силу множества причин не менее проблематична.

Языковую политику можно определить как «систему мер, принимаемых государством для сохранения или изменения языковой ситуации, для стабилизации или изменения существующих лингвистических норм» (Никольский, 1986, 59). Языковая политика относится к категориям, связанным с сознательным воздействием общества на язык.

Языковая политика представляет собой процесс выбора диалектов и отдельных языков для выполнения особых функций и для экономико-политического воздействия на этот выбор, при этом «.языковая политика существует как неотъемлемая часть общей политики государства, а более конкретно, — как часть его национальной политики» (Межъязыковые отношения., 1988, 3). Одной из основных сфер языковой политики является сфера народного образования, поэтому «.проблема выбора второго или третьего языка, которому надо обучать, становится чаще всего проблемой политической ориентации» (Дешериев, 1977, 261).

Языковая политика оказывает существенное влияние на функциональное распределение языковых образований в государстве, способствуя выдвижению на более высокий уровень одних и препятствуя распространению и локализуя другие, а также на развитие языковой системы, стимулируя использование и развитие одних элементов и сдерживая употребление других.

Сознательное воздействие общества на язык проявляется на разных уровнях и в различных формах (Дешериев, 1977, 180):

• общество может способствовать развитию языка или постепенному выходу его из употребления;

• общество располагает возможностями расширять социальные функции языка путём создания письменности, организации обучения в школах;

• общество в состоянии осуществлять любые целесообразные действия, касающиеся усовершенствования или нормирования звукового строя, морфологической, синтаксической, стилистической, лексико-семантической систем языка;

• общество вправе регулировать процессы взаимодействия языков;

• сознательному воздействию общества поддаются и спонтанные изменения в языке.

Разные уровни языковой системы по-разному реагируют на влияние сознательного воздействия человека (общества) в силу большей или меньшей проницаемости. В более общей форме, в контексте влияния на языковую систему всей совокупности социальных факторов, можно говорить о наибольшей эксплицитности реагирования на такое влияние лексического уровня языковой системы. Это обусловлено прежде всего тем, что значение лексических единиц имеют отчётливые внеязыковые корреляты, кроме того, они в меньшей степени, чем, например, грамматические значения, подвержены внутрисистемным влияниям. Основная функция лексических единиц — служить обозначениями предметов и явлений действительности — обусловливает наибольшую проницаемость лексики для внеязыковых воздействий по сравнению с другими системами языка.

Степень воздействия общества на различные участки лексической системы языка далеко не одинаковы. В наибольшей мере такое воздействие проявляется в области терминологии. Терминология в значительно большей степени, чем общая лексика, создаётся в результате сознательной деятельности путём отбора и конструирования единиц. Поскольку терминология обслуживает относительно узкий круг говорящих на данном языке, в терминотворчестве значительно сильнее действуют субъективные факторы. Процесс терминообразования определяется рядом специфических свойств: термины создаются для нужд специальной коммуникации, терминотворчество — процесс сознательный и контролируемый (Лингвистический аспект стандартизации., 1993, 19). Необходимость терминообразования обусловливается прежде всего созданием письменной разновидности языка, процессами нормализации и кодификации языковых форм. При этом могут наблюдаться всевозможные трудности в образовании слов-терминов, которым присущи такие признаки, как этимологическая ясность, тенденция к моносемичности, системность и др. Трудности могут быть связаны с недостаточным уровнем развития языковой структуры, несоответствием между уровнем развития языка и функциональными потребностями.

Принципиальная возможность языковой политики, таким образом, обусловлена наличием в языковой системе уровней, проницаемых для внешних влияний, и зависимостью объёма частных коммуникативных функций языка от внешних факторов.

С точки зрения сознательного воздействия общества на функционирование и развитие языка, проблемы, связанные с внутренним устройством языка, и с его функциональным использованием, объединяются в микро-область языковой политики. Макро-область языковой политики включает проблемы, относящиеся к распределению языковых образований по сферам общения (Белл, 1980,214).

Микроподход ставит в центр внимания двуязычного индивида, провоцируя вопрос о том, каким образом билингв может оперировать более чем одним языком. Второй подход, ориентированный на группу, связан с обнаружением того, как язык используется для поддержания и для создания социальной дистанции или кооперирования, как некая элита устанавливает контроль над политической машиной государства или уступает его иной элите" (Белл, 1980,216).

Языковую политику можно представить в виде определённой схемы: 1) проблеме «выбор кода» соответствует процесс «формирование официальной языковой политики" — 2) проблеме «стабилизация кода» -кодификация с помощью словарей, грамматик, орфографических справочников- 3) проблеме «расширение функционального диапазона кода» — разработка терминологических систем, тезаурусов- 4) проблеме «дифференциация разновидностей кода» — культивирование этих разновидностей с помощью стилистических пособий, субсидирования литературного творчества и т. д. Все перечисленные этапы известны и в новописьменном карельском языке.

Что касается типологии языковой политики, то в силу преобладания той или иной характеристики авторы по-разному классифицируют её. Достаточно подробное описание типов языковой политики находим в работе Р. Белла «Социолингвистика» (Белл, 1980, 217−220). Типологию автор предваряет такими понятиями, как «элита», «эндоглоссия», «экзоглоссия», «Великая традиция». Элита стремится удержать власть или расширить еёэлита обязательно потерпит неудачу, если у неё нет языковых средств для проведения своей политики.

Термины «эндоглоссный» и «экзоглоссный» используются, чтобы отличать выбор внутреннего языка для выполнения какой-то определённой формальной функции от выбора внешнего языка. Наиболее чистую форму эндоглоссии можно обнаружить там, где национально-официальным языком (НОЯ) является родной язык подавляющего большинства населения и где единственные языковые проблемы — это проблемы, связанные с правами местных меньшинств и иммигрантов, а также тех, кто говорит на нестандартной разновидности НОЯ. Экзоглоссную форму представляет такая ситуация, при которой язык сохраняется в качестве единственного НОЯ, но одному или нескольким местным языкам предоставляется статус регионального официального языка (РОЯ). Великая традиция может быть определена в терминах культурных признаков — права, правительства, религии, истории, которые являются общими для всей нации и способствует интеграции граждан государства в сплочённую массу.

Принимая во внимание все перечисленные понятия, Белл предлагает следующую классификацию типов языковой политики (Белл, 1980,222):

• Языковая политика типа А. В случае, когда элита приходит к выводу об отсутствии Великой традиции, языковая политика скорее всего будет направлена на создание экзоглоссного государства путём принятия в качестве НОЯ языка бывших правителей.

• Языковая политика типа В. Политика, противоположная А, избирается в том случае, если элита, а в некоторых случаях всё население, приходит к выводу, что действительно имеется Великая традиция вместе с соответствующим языком.

• Языковая политика типа С. Политика этого типа является результатом признания того, что имеются несколько соперничающих Великих традиций, каждая со своей социальной, религиозной или географической основой и языковой традицией.

Основной проблемой в подобных ситуациях оказывается сбалансирование потребностей общего национализма с национализмом региональным или групповым, а также эффективности общенациональной системы с существующими местными политическими системами. Неизбежно появляются соперничающие элиты, отстаивающие противоположные интересы, и, если они недовольны существующим положением, они могут предпринять шаги к отделению своего региона от федерации, чтобы образовать своё собственное национальное государство. Так, политика типа С представляет собой «временное» принятие политики типа, А, смягчённое объявленным намерением перейти к политике типа В, как только это окажется возможным. Требования, которые такая политика предъявляет к гражданам государства, огромны, так как она предполагает со стороны всех образованных людей владение по крайней мере двумя, а вероятнее всего, тремя языками.

Более общая классификация языковой политики распределяется по 1) направленности: ретроспективная, т. е. направленная на сохранение существующей иерархии языковых образований, и перспективная, т. е. направленная на изменение функционального соотношения языковых образований- 2) содержанию: демократичная и антидемократичная- 3) этнической ориентации: интернационалистичная, когда соблюдается юридическое равноправие всех языков, и националистичная, когда наблюдается привилегированное положение одного языка (Языковая политика в афро-азиатских странах, 1977,26−27).

Перспективная языковая политика может быть как конструктивной, т. е. предусматривающей расширение функций языков, сферы их применения, их социально-коммуникативной роли, создание и развитие литературных языков, так и деструктивной. Кроме того, возможна как централизованная языковая политика, проводимая государством и предусматривающая систему общеобязательных мероприятий, так и децентрализованная, не имеющая обязательной силы за пределами региона и проводимая местными органами власти.

Реализация языковой политики происходит в основном по общей схеме, включающей следующие этапы (Швейцер, Никольский, 1977, 125): этап формулирования целей и задач языковой политики, этап узаконения и кодификации оптимального лингвистического варианта, этап осуществления языковой политики.

Языковая политика, будучи практикой сознательного вмешательства в языковое развитие, включает в себя культуру языка (сохранение языкового статуса, борьба за чистоту языка) и языковое планирование, т. е. создание новых норм. Являясь частью языковой политики, языковое планирование обращено в будущее, что и предполагает содержание первого компонента термина. В целом под языковым планированием понимается практическая деятельность, направленная на создание новых норм и новых языковых образований. Планирование языкового развития, опираясь на научные основы, ставит своей целью предварительное определение практического решения тех или иных вопросов, касающихся ближайшего будущего.

Термин «языковое планирование» ввел в употребление в 1959 году, опираясь на работы У. Вайнрайха, Э.Хауген. Он предложил опыт типологии языковых проблем, различая: а) выбор нормы, б) кодификацию нормы, в) внедрение нормы в языковое сообщество, г) приспособление языка к выполнению им новых функций.

Для проведения на практике языкового планирования необходимо изучить историю языковой ситуации, учесть генетическую природу языка, социальную и экономическую ситуацию, принять во внимание организацию и структуру системы образования, предполагаемые расходы, которые вызовет осуществление конкретных языковых мер.

Планирование языкового развития может быть распределено по таким сферам: планирование социальных функций языка, планирование формирования и развития элементов структуры литературного языка, планирование некоторых явлений взаимодействия языков. В последнее время эти типы планирования чаще принято называть статусным и корпусным языковым планированием (Huss, 1999, 33−39- Раннут, 2004, 84 140).

Планирование социальных функций языка зависит от множества факторов: от уровня политического, экономического, культурного развития народа, наличия у него государственности, от численности населения, наличия второго языка, выполняющего широкие общественные функции и т. д. Планирование социальных функций языка, или его статусное планирование, распределяется на основе сфер языкового общения: в этот блок входят определение государственного языка, языковые требования для получения гражданства, судебная деятельность на языках, право получения образования на языках, работа масс-медиа на языках (Раннут, 2004,106−112).

Планирование развития литературного языка нередко связано с планированием создания письменности, включающего решение следующих вопросов: выбор диалектной базы, определение графической основы, составление орфографии, разработка принципов создания элементарной терминологической системы, определение предполагаемого объёма социальных функций языка, сфер его применения, подготовка кадров, способных обучать этому языку, создание учебных пособий и некоторой иной литературы на этом языке (Журавлёв, 1982,297).

Иными словами, корпусное планирование языка включает общеязыковое планирование, терминологическое планирование, планирование ономастики и перевода (Раннут, 2004,129−139).

Для планирования развития или нормирования определенных процессов взаимодействия языков устанавливаются известные правила иноязычных заимствований.

Наряду с понятием «языковое планирование» в работах, освещающих проблемы языковой политики, встречается понятие «языковое прогнозирование» или «языковое предвидение». Языковое прогнозирование, как и прогнозирование в других науках, представляет собой экстраполяцию на будущее установленных законов, имеющих в языке характер тенденций. Языковое прогнозирование может быть пассивным, когда на основании изучения языковой ситуации устанавливаются тенденции развития в функциональном плане и их действие экстраполируется на будущие взаимоотношения функционально стратифицированных языковых образований. Прогнозирование является активным, если в его процесс будет включена активная деятельность человека, т. е. языковая политика. Выбор оптимальной языковой политики, наиболее приемлемых для данной ситуации мер по развитию языков, принятие языкового законодательства, отвечающего конкретным условиям и соответствующего общим тенденциям развития языка, являются наиболее острыми вопросами решения языковых проблем.

В современных работах, посвященных проблемам языковой политики, устоялись понятия миноритарных и мажоритарных языков (ранее встречались термины «функционально первые и функционально вторые языки», «малые и большие языки», «малочисленные» и т. д.). К миноритарным относят языки, принадлежащие в данном государстве национальным (этническим) меньшинствам или выполняющие второстепенные социальные функции (Дьячков, 1996, 6). Языки большинства населения, выполняющие основные коммуникативные функции в данном социуме, называются мажоритарными (Дьячков, 1996,.

7).

Проблема языкового обустройства возникает всякий раз, когда на одной территории сосуществуют разные языки или даже варианты языка. В условиях сосуществования языков имеет место так называемая языковая подвижность, то есть переход групп населения от одного языка к другому, который в конечном счёте может привести к смене языка (история так называемого обрусения карельского населения подтверждает данное утверждение). Социопсихологическим следствием диглоссии нередко оказывается языковое отчуждение. Оно заключается в том, что человек, не имеющий возможности полноценно пользоваться родным языком и не усвоивший полностью мажоритарный язык, фактически оказывается без средства общения и выпадает из числа активных членов общества. Поэтому у носителей миноритарного языка может возникнуть стремление перейти полностью на мажоритарный язык. В условиях двуязычия миноритарный язык всегда может оказаться на пути к исчезновению, и предотвратить этот процесс можно только с помощью целенаправленных действий, составляющих часть языкового обустройства. Два основных аспекта такого обустройства — это законодательные акты правительственных органов и деятельность общественных или частных организаций. Языковое обустройство включает в себя два аспекта практического характера: реальное положение языков в стране и сознательное вмешательство государства в языковую ситуацию, а также два аспекта теоретического характераизучение и описание фактов многоязычия, теоретическая разработка языкового планирования. Без учёта множества факторов языковой ситуации изменение языковой политики не сможет радикально улучшить положение языков.

Выводы:

1) Проанализированный лексический материал показал, что при номинации нового понятия в иовоппсьмеппом карельском языке предпочтение отдастся морфологическому способу словообразования. В современном словообразовании при создании терминов и слов, близких по значению к терминологической лексике, одним из наиболее предпочтительных стал суффиксальный способ. Система карельских суффиксов чрезвычайно богата и сохранилась до наших дней в активном и живом состоянии. Новые слова, созданные при помощи традиционных суффиксов, воспринимаются носителями языка в основном как знакомые и достаточно попятные. При этом в сфсру наибольшей продуктивности попали суффиксы, образующие слова абстрактного и обобщённого значения, т. е., ту лексику, в которой язык остро нуждался в связи с расширением его функционального пространства. Например, в новообразованиях, созданных при помощи суффиксаkko (-kko) можно говорить о процессе активизации традиционной суффпксалыюй модели для создания слов обобщённого значения. В свою очередь, исключительно живым в современном языке оказался одни из древнейших и наиболее распространённых суффиксовniekku, который является практически единственным заимствованным суффиксом в карельском языке, поскольку языковая словообразовательная система в целом достаточно закрытая для иноязычных влияний. Суффикс продуктивно используется в моделях создания дериватов со значением какого-либо рода деятельности: vuoroniekku «сменщик», virguniekku «служащий», valgotehniekku «светотехник».

2) Г’аспространённым способом образования новых лексем стало словосложение. При словосложении части слов могут включать элементы как исконного, так и заимствованного происхождения: tuttitcalru «кукольный театр», skolanprogramma «школьная программа».

3) В процессах словообразования используются заимствования пз русского языка, как наиболее развитого соседствующего идиома, и финского языка, как близкородственного. Особенностью употребления заимствований становится тот факт, что вновь созданные слова терминологического значения пз собственных элементов карельского языка зачастую имеют дублетный вариант, обычно — интернационализм, заимствованный через русский язык, например, «саммит» — iilinkeralimo и sammittn- «траулер» — merinuotanvedai и trauleri.

4) Помимо заимствований, особую группу словообразовательных моделей представляют кальки и полукальки. Использование полукалек и калек — один из наиболее предпочтительных способов пополнения лексики младои новописьмсиных языков, поскольку они наилучшим образом вписываются в языковую систему. В карельском языке множество новых слов образовано по правилам карельской грамматики под влиянием финского н других близкородственных языков: «численность» — lugumiarii, «численност ь населения» — rahvahanlugn.

5) Таким образом, наряду со средствами карельского языка при развитии лексической системы используются и возможности других языков, причём эти две тенденции, па наш взгляд, должны уравновешивать друг друга, поскольку и излишний пуризм (особенно в области создания терминологических систем), и чрезмерное увлечение заимствованиями не могут по отдельности обеспечить полноценное развитие словарного состава языка.

6) При возрождении и развитии языка наряду с суффиксацией и словосложением наблюдается также довольно активный процесс перехода забытых или полузабытых слов в разряд активной лексики: aineh «вещество», chto «условие», indo «вдохновение» и т. д. В процессе создания новых терминов одним из способов наряду с морфологическим способом п заимствованиями является также терминологизация, т. е. перевод общеупотребительного слова в термин, например, «терроризм» -piinavo, «реализм» — tozi. Лексема virkeh употребляется сейчас в терминологическом значении «предложение», сохраняя в остальных случаях свою прежнюю семантику «слова, укор».

7) Что касается морфолого-спитаксического способа словообразования, то, можно отметить, что он не стал широкоупотрсбительным в новописьменном языке. В новообразованиях выявляется два основных направления: 1) причастия употребляются в качестве имён существительных и прилагательных (Зайков, 1999. 113): kirjuttai «автор», puolistai «адвокат" — 2) инфинитивы употребляются в качестве имён существительных mugavuminc «ассимиляция», tarlumii «зараза» (Маркианова, 2003, 72).

8) Новообразования в ливвиковском и собственно-карельском наречиях создаются по известным для этих наречий моделям, зачастую па базе однокорневых морфем, например, «запрос» — tiijustelu (с.-кар.) п liijon ccciminc (лив.), «заседание» — issunto (с.-кар.) и islimdo (лив.), «застой» — lama-aika (с.-кар.) и lamevus (лив.), звукозапись — iiinissys (с.-кар.) и ianenkirjulus (лив.). Это создаёт предпосылки для возможного будущего унифицирования карельского языка.

2−2-3: Анализ социолингвистических исследований по формированию лексики новописьмеиного карельского языка.

За более чем пятнадцатилетний период создания карельской письменности проделана огромная работа в корпусном планировании языка. Создано множество новых слов, появились наиболее востребованные разделы терминологии. Кажется, наступил рубеж, когда количество должно перерастать в качество. Под критерий качества в данном случае попадает степень «вживания» новых лексических единиц, степень их использования в коммуникативных целях, и как непременное условие этого — уровень усвоения новой лексики носителями языка. Важно подчеркнуть, что решающими при этом опять-таки оказываются социальные факторы, а именно, функциональное распространение языка, границы его использования в процессе коммуникации. Массовая н регулярная воспроизводимость нового языкового явления, наряду с соответствием его языковой структуре и общественным одобрением, представляет собой одни из признаков для «признания нормативности данного языкового явления» (ЛЭС, 1990, 338).

С целыо выяснить, какие семантически тождественные формы, или варианты повой лексики, используются носителями языка предпочтительнее, какие имеют шанс впоследствии закрепиться в языке, не вызывают ли новообразования затруднений в понимании, нами было проведено лингвистическое исследование (начато в 1992;1993 годах и продолжено в 1997;2003 годах). В качестве информантов были те же возрастные и социальные группы, что и при проведении социологического обследования. На первом этапе исследования информантам были предложены в анкетах лингвистические задания. Среди них были следующие:

• перевод небольшого текста на карельский язык, включавшею некоторые понятия в новом языковом оформлении (столица, климат и т. д.);

• перевод с карельского на русский язык слов, ранее не употреблявшихся в языке или употреблявшихся чаще в описательной форме (перелётные птицы, памятник и т. д.);

• выбор, но усмотреишо анкетируемого понятия из предлагаемой дублетной лексики — обычно заимствовании из русского или из финского языков;

• перевод на русский язык предложении, включающих вариантные единицы, имеющие дублет.

Для перевода па русский язык предлагалось перевести десять лексем, представлявших собой новообразования. Лексемы были взяты из публикаций газеты Oma mua (начиная с номеров, выпущенных с 1992 года), и их перевод предполагал выявление того, насколько они понятны информантам. В их число были включены: muultolinnul «перелётные птицы» (заимствование из финского языка, представляющее собой сложное слово, обе части которого известны в карельском языке: «менять, переменять», «птица»). В карельском языке эквивалента этому понятию не было;

Iebopaivu «выходной день» (образовано по финскому образцу, оба компонента сложного слова известны в карельском языке: например, однокорневое слово lebiivus обозначает «отдых», карельское paivii «день») — pialinnu «столица»: эквивалента ранее не было, но оба компонента сложного слова являются собственными элементами языкаmielikohlu «любимое место»: сложная лексема составлена из двух карельских слов mieli «настроение» и kohlu «место" — rahvahanlugu «численность населения»: представляет собой кальку от финского vakiluku с двумя собственными компонентами rahvas «парод» и lugu «счёт" — lugumiarii «численность, количество»: калька от финского слова lukumaiira, но обе части сложного слова известны в карельском языкеlugu «счёт», тааги"мера" — sobimus «договор»: в газетных текхтах чаще всего использовалось в виде финского заимствования sopimus. В карельском языке существует глагол sobie «ладить, улаживать»: muslopacas «памятник»: образовано по финскому образцу от nuiislopatsas, но обе части сложного слова существуют в карельском языке — pacas «столб», inuslua «помнить" — ilmasto «климат»: в данном значении заимствовано из финского языка, но в карельском имеется ilmu «погода" — tiedokeskus «научный центр»: создано под влпяппем финского tietokeskus. В карельском языке известна первая часть сложной лексемы tiedo «знание», второй компонент-финское заимствование.

А) Анализ данных лингвистических заданий, выполненных школьниками, изучавшими карельский язык, показал, что возрастной группе 9−10-летпих информантов понятны такие слова, как muullolinnul, lcbopiiivii, pialinnu (переводилось в основном буквально как «главный город», muslopacas и ilmasto. В единственном случает перевод лексемы pialinnu был неадекватным — «голова». В процессе обучения школьники усвоили часть вновь созданных слов и семантика тгих слов учащимся была в основном ясна.

Студенты перевели практически всс предложенные слова. В целом восприятие новых слов было тождественно их семантике. Пдпнствепая лексема, вызвавшая затруднения, — sobimus. В качестве переводов предлагались следующие варианты — «соглашение», «договор», по чаще всего встречался вариант «согласие». Здесь можно говорить о влиянии семантики карельского глагола sobic.

Несколько иная картина выявилась при анализе ответов карелоязычных информантов более старшего возрасга, не изучавших в момент опроса карельский язык в учебных заведениях. Большинство информантов не сумели перевести слово muuttolinnut, лишь некоторые дали правил!, ш, n'i ответ, несколько человек как перевод написали птицы". Многие поясняли, что такой лексемы нет в карельском языке, по она может быть переведена описательно, например, как lamman puolcn linnut.

Лексема lebopaivii была переведена информантами этой группы в основном верно, в качестве синонима указывалось слово puhiipaivii.

Не вызвал затруднении перевод лексемы pialinnu. Стоит отметить, что некоторые информанты указали свои вариант употребления этого слова — русское заимствование slolilsa. В едипствепом случае встретился перевод лексемы как «птица», вероятно, под влиянием созвучности второй части сложного слова с карельским lindu «птица».

По-разпому была истолкована лексема mielikohui. Мпформапты семантику лексемы в основном поняли правильно — «любимое место, любимый край, место по душе», среди вариантов было «родина». Также предлагался синоним paraskolitu. Однако, в нескольких случаях встретился перевод «мнение», и в данном случае можно говорить об ориентации при переводе на финское слово inielipide со значением «мнение, точка зрепи». Знание финского языка стало причиной неправильного понимания лексемы, несмотря па то, что обе части сложного слова являются исконными элементами.

Гораздо больше затруднений вызвал перевод лексемы rahvahanlugu. Менее всего было правильных ответов. Среди вариантов переводов были такие, как «люди», «численность», «народный счёт». Один информант со знаком вопроса перевёл лексему как «собрание». Т. е., семантика лексемы была понятна тем, кому был знаком фппекпп эквивалент vakiluku. Большая часть информантов значения слова не поняли.

Лексему lugumiarii переводили в основном как «мера». Значение сложного слова стало недоступным для информантов. Среди вариантов перевода были такие, как «счёгНюра», «техника чтения», т. е., мера чтения или счёта.

Финское заимствование sobimus в значительном большинстве ответов переводилось как «дружба, дружеские отношения», «содружество» (под влиянием семантики исконных карельских слов sobie, sobu), в одном случае в качестве перевода было слово «одежда» (под влиянием карельской лексемы soba.

Значение лексемы muslopacas лишь незначительная часть информантов поняла как «памятник». Многие дали буквальный перевод «памятный столб». Среди ответов были «километровый столб» и даже «чёрный платок». Часть информантов отметила, что в данном значении можно употреблять русское заимствование pamalniekku.

Наибольшие затруднения при переводе вызвала лексема liedokeskus, поскольку ни один из информантов не перевёл её как «научный центр» .

Б) Следующее задание включало в себя чтение вариантов перевода русских слов на карельский язык и выбор одного пз вариантов для использования его в переводе фраз с русского языка на карельский. Это задание на выбор дублетной лексики выявляло языковые предпочтения информантов, так как в качестве вариантов предлагались либо исконные карельские слова, либо русские или финские заимствования: руководитель — pializmies и johlai (ср. финское johlaja) — газета — gazicllu и Iclui (финское заимствование) — район — rajonu и piiri (финское заимствование) — пенсия — penziel и eliikeh (финское eliike) — урок — urokku и oppitimli (финское заимствование) — оценкаoccnku п arvosana (финское заимствование).

Результаты анализа ответов среди школьников показали, что из первой нары дублетов преимущественно был выбран вариант johlaiво втором предложении практически все информанты написали gazieiluиз пары rajonu — piiri боыппнетвом было выбрано русское заимствованиев последних трёх предложениях во всех ответах были употреблены русские заимствования urokku, pcnzic!, occnku.

Иначе отвечали студенты, изучавшие карельский язык в вузе. Из первой пары дублетов примерно 60% выбрали карельское слово pializmies, 40% - финское заимствование johtai. Во втором предложении большинство информантов использовали финское заимствование Ichli. примерно 35% - gazicllu. Из пары rajonu — piiri первый вариант выбрали примерно 40%, второй вариант — соответственно около 60%. Преимущественно русские заимствования были выбраны из дублетных пар pcnzicl — cliikeh, urokku — oppitunli. Треть студентов выбрали лексему ocenku, остальные — финский вариант arvisana.

Группа информантов более старшего возраста в 85% ответов употребили лексему, в 80% - gazicUn, в 80%) — rajonu, в 100%i — pcnzicl, urokku, в 85% - ocenku. Старшая по возрасту категория информантов по преимуществу пользуется русскими заимствованиями при отсутствии исконных слов.

В) Далее предлагалось перевести па русский язык четыре предложения из текстов газеты Oma mua. Целыо задания было выяснить, насколько понятны информантам такие лексемы, как seuras (финское заимствование со значением «в обществе, в союзе»), ozapuoli (в значении «член, участник»), pluanat («планы», заимствование из русского языка), kuri — в значении «дисциплина» (по апалопш с финским kuri). Лексемы были включены в предложения:

Karjalan rahvahan seuras oli monii sadoi karjalazii. «В союзе карельского народа насчитывается много сотен карел».

Minii olen Vcpsan kulluuruseuran ozapuoli. «Я — член Общества ве п сс ко ii кул ьту ры «.

Ilcil ollah suurcl pluanat. «У них большие планы».

Ruavas oli kova kuri. «На работе жёсткая дисциплина».

Школьникам перевод этих предложений стал недоступен. Студенты практически все верно перевели предложенияпри переводе второго предложения многие написали «я являюсь частью» (а не членом). очевидно, под влиянием карельского слова о/а «часть». При переводе последнего предложения встретился вариант «Па работе был строгий закон». В одном случае перевод был предложен «У незрелых (овощей, фруктов) твёрдая кора» (карельское kuori «кора» созвучно kuri).

Информанты более старшей группы первое предложение переводили как: «В Карельском народном обществе много сотен карел», «В Карельском центре культуры много сотен карел». Т. е., словосочетание Karjalan rahvahan scurasobuio в целом понятно нпофрмаптам.

Перевод второго предложения у большинства информантов затруднений не вызвал. Лексему ozapuoli информанты переводили русскими эквивалентами «представитель, член». Но были случаи и неверного понимания, например, в одном ответе информант уакзал, что смысл всего слова ему не ясен, а первая часть по-карельски обозначает «счастье».

Перевод третьего предложения с русским заимствованием pluanal не вызвал затруднении.

Г) В части анкет было предложено также перевести на карельский язык следующие слова и словосочетания: площадь Ленина, площадь Карелии, профессия, хобби, синица, контакт, связь, рассказ, писатель, перечень, точка, восток, запад, завтрак, дарить, весёлый. Большинство этих лексем до последнего времени не имели карельских эквивалентов. Информанты предложили следующие варианты перевода:

Площадь Ленина": Leninan Iagevo, lagivo, lagevu (карельское слово). Leninan kalu. aukio (финские заимствования), Leninin plosadi. plossadi. площади, площадка, площадку. Наибольшее количество переводов пришлось на русское заимствование plosadi, а также на карельское слово lagevo.

Площадь Карелии" в значении «территория» не было переведена пп одним информантом.

Профессия" переводилось по преимуществу как ruatlo или руадо. Некоторые указывали финский вариант — ammalti. Многие ответили, что прямого соответствия лексеме в карельском языке ист, но в данном значении можно употреблять словосочетания Mai ruatoi, hai oli пли заменить вопросами Kenekse opastuil? Kcncnniibo rual?

Лексема «хобби» переводилась как хобби или hobbi, по чаще употреблялись словосочетания, состоящие либо из двух исконных элементов, либо из одного исконного, другого — заимствованного: annas dielu, mieles ruado, armas ruodu, miclilando, dielo, mielihine ruado, siidai/.cn modal iinc, diclo.

Слово «синица» в основном не вызвало затруднений при переводе, однако не все информанты нашли ему карельское соответствие. Среди вариантов перевода были: лнндуйне («птпца»), кэвят л и иду («весенняя птица»), синиие линду («синяя птица»). В единственном переводе было предложено Isliirkone.

Контакт, связь" переводились информантами следующими вариантами: iihtciis, sobu, koskctus, yhtevyz, vastavus, ухтюс, ухтеюс, sviiizi.

Различные варианты были предложены информантами при переводе лексемы «рассказ». Большинство перевели финским заимствованием kcixlomiis, также встретились карельские варианты саномийпс, суарну, санома. сапомус. kirjoitus. soonui, pagin.

Разными способами было образовано слово «писатель»: kirjaili. kiroja, kirjutlai, kirjoitai, кпрьеттай. В нескольких ответах было предложено русское заимствование «писатели».

Одним из наиболее трудных для перевода явилось слово «перечень». Некоторые информанты указали, что произносят его по-русски, среди русских заимствований встретилось также «списку». Одни из информантов указал, что в карельском языке ист эквивалента слову «перечень», но в этом значении можно употреблять следующие словосочетания: sanclc minul: kirjoittele minul — «скажи мне, перечисли мне». Среди исконных вариантов чаще всего указывались luvu, lugu, luvus, в одном случае — cotaicus. Встретилось также финское заимствование luvettclo (фин. lueltelo).

Ранее не употреблявшемуся в карельском языке слову «точка» информантами были предложены следующие соответствия: tippu, pilku (фин. pilkku). Наиболее часто указывалось () — вновь образованное слово от глагола «сунуть» и уже достаточно устоявшееся в карельском языке, что свидетельствует об удачном способе номинации.

Лексему «восток» информанты переводили в основном сложным словом paivannouzu пли paivaizennouzu. Кроме того, встретилось также финское ida и русское заимствование «стокка». Некоторые указали, что данное слово они произносят по-русски.

Лексему «запад» переводили как: Kiadc, lanzi (финское заимствование), piiivanlasku, paivaizcnvicru и даже lounas. Следует отмстить, что некоторые информанты произносят слово по-русски.

Завтрак" большей частью было переведено как liuondesvero, а также huondessyondykerdu, хуондсс суомийпс, русским заимствованием «завтракка».

Глагол «дарить» был переведён как anduo «давать», anduo mustokse «давать па память», anduo podarkaksc «давать в подарок», причём если первый элемент словосочетания — это исконный глагол, то второй компонентрусское заимствование.

Прилагательное «весёлый» большинством информантов было переведено русским заимствованием, достаточно прочно утвердившимся в карельском языке, — vessel.

В задания второго этапа исследования были включены следующие:

• перевод па русский язык карельских слов-новообразований, часть нз которых является собственными единицами языка, пли образованиями на основе собственных единиц, финскими заимствованиями или кальками, образованными по финскому образцу;

• перевод с русского языка на карельский слов, приближённых, но значению к терминологическим единицам, или которые можно использовать в терминологическом значении.

Среди лексем первого задания были: район, решение. Пенсионный фонд, депутат, парта, учебник, правительство, республика, линейка, физкультура, значение, переводчик, организация, союз, член организации, выборы, мэр. двойка, закон. Данный набор слов относится к двум группам лексики, входящим в употребление в карельском языке, — общественно-политической и школьной.

Анализ анкетных данных показал следующие результаты:

Решение" переводилось как piatandii или piatos- «пенсионный фонд» было переведено elakkehen fondu, elakelifondu (первая часть сложного слова — финское заимствование, вторая часть — русское заимствование).

Депутат" было переведено заимствованием из русского языка deputuatto, dcputuallu пли заимствованием из финского языка eduslai.

Лексема «нарта» была переведена различными вариантами: русским заимствованием part и, сложным словом, созданным из собственной лексемы и русского заимствования opaslusstola, puupartn. Среди вариантов перевода слова «учебник» были: kniigu, opastandukniigii, opasliiskniigu.

Для большинства информантов стал недоступен перевод лексемы «правительство" — среди ответов были финское заимствование hallilus. а также valdivolline, piamichislo. Слово «республика» информанты переводили как tasavalta, tasavaldu, valdivo.

Школьные термины «линейка», «физкультура», «двойка» переводились как viivatus (viivotin, viivatti), voimistclu (voimistcluiirokku, voimistclutunti), kaksi (kaksoine, kakkoinc).

В качестве переводов слова «значение» были предложены mcrkicus, pidiiviis. Достаточно мало информантов перевели слова «организация», «союз», «член организации». Среди переводов соответственно были: jarjesto, liitto, jascn (все-финские заимствования).

Проще всего оказалось информантам перевести слова «выборы» -vallindot, vallicus, vaalit, vallilus, vallicendu и «мэр» — linnan piahenu piamies, piiilikko. Лексема «закон» переводилась вариантами русского заимствования zakonu, zakon, zuakkonu, а также были предложены kaskii, kiiskus в значении «приказ».

Данные подобных исследован nil могли бы помочь в деле создания новых слов, с точки зрения выбора как наиболее удачных способов словообразования, так и лексической базы. Поскольку большое количество новых слов в карельском языке являются авторскими неологизмами, то, возможно, и самим авторам было бы любопытно узнать — понятно ли его слово читателю. Кроме того, данные подобных исследований могли бы иметь и практическое значение, т.к. информанты предлагали свои собственные варианты, ими можно было бы воспользоваться составителям словарей и сборников повой лексики. Анализ такого исследования мог бы пригодиться для отслеживания теидешшй функционирования повои лексики молодого карельского языка.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В условиях формирования литературном формы иовописьмеииого карельского языка, который относится к числу языков с прерванном языковом традицией, огромным изменениям подвергается вся языковая структура. При этом воссоздание письменности представляет собой фактор сознательного и спорадического воздействия на язык. Наиболее эксплицитно на влияние экстралпнгвпстнчсеких факторов реагирует лексическая система языка. В современном карельском языке создано множество новых слов общей и специальном терминологическом лексики.

При образовании лексических единиц наиболее предпочтительным стал морфологический способ словообразования. Наиболее активно используется суффиксальное словообразование. Значительную часть новейшего словарного состава составляют именные части речи — имена существительные п имена прилагательные, образованные как от имён, так и от глаголов. В сферу наибольшей продуктивности попали суффиксы, образующие слова абстрактного и обобщённого значения, например, -us, -iis- -bus, -hus- -vus, -viis. Наряду с суффиксацией используется словосложение, при котором части слов могут включать в себя элементы как исконного, так п заимствованного происхождения. Особенностью употребления современной лексики является то, что заимствованные единицы имеют дублетный вариант, созданный из собственных элементов языка. Слова, созданные путём заимствования, полного или частичного калькирования не всегда становятся попятными носителям языка.

Формирование современной литера [урной формы новонпсьмеппого карельского языка происходит в условиях распределённого домпиаптпого двуязычия. Результаты социолингвистического обследования показали, что внутренняя оценка карельского языка со стороны пмформаитов-карел и пе-карелов достаточно низкая.