Корректирующие высказывания в татарской и русской диалогической речи: На материале отражения нарушений этноречевых запретов в современной драматургии

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Корректирующие высказывания в татарской и русской диалогической речи: На материале отражения нарушений этноречевых запретов в современной драматургии (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Роль корректирующих высказываний в процессе коммуникации: общая постановка вопроса
- 1. 1. Коммуникация и коммуникативные правила
- 1. 2. Коммуникативные нарушения и их коммуникативная коррекция
Выводы к Главе 1
ГЛАВА 2. Типология корректирующих высказываний как одной из составляющих татарской и русской диалогической речи (на материале отражения нарушений этноречевых запретов в современной драматургии)
- 2. 1. Типология корректирующих высказываний с точки зрения способов сигнализации о нарушении этноречевых запретов
- 2. 2. Типология корректирующих высказываний с точки зрения аргументации
Выводы к Главе 2
ГЛАВА 3. Сопоставительная типология этноречевых запретов в татарской и русской лингвокультурах (на материале отражения этноречевых запретов в современной драматургии)
- 3. 1. Ролево-коммуникативные этноречевые запреты: определение и классификация
- 3. 2. Жанрово-тематические этноречевые запреты: определение и классификация
Выводы к Главе 3

Полное и адекватное описание языка как системы, функционирующей в обществе в качестве важнейшего средства общения, невозможно без описания его коммуникативного аспекта" [Беляева 1985: 22].

Актуальность данного исследования, во-первых, определяется тем, что оно находится в русле современного течения лингвистики, которое объединяет коммуникативно-прагматическую (коммуникативную) и антропоцентрическую парадигму1 исследования языка, пафос которой, по выражению И. П. Сусова, «заключается прежде всего в том, чтобы поставить в центр внимания динамическое начало, а именно: деятельность общения, осуществляющегося человеком в определённых социальных и межличностных условиях» [Сусов 1984: 5]. Деятельность общения, безусловно, построена на универсальном (внеэтническом, внегеографическом, внеполитическом и т. п.) фундаменте, который по своей сути представляет собой совокупность универсальных принципов совместного общественного существования людей. Тем не менее разного рода факторы определяют то, что социальное поведение людей имеет и свою специфику, будучи «этнически обусловлено» [Красных 1998: 24- Леонтьев 1993: 20]. Во-вторых, наша работа имеет целью изучить один из аспектов коммуникативной деятельности разных, хотя и проживающих в тесном.

Говоря об общих принципах научных подходов к исследованию языка как особенного феномена социальной действительности, учёные все множество лингвистических концепций, школ и течений сводят к трём основным научным парадигмам: 1) генетическая (историческая, эволюционная), объединяющая школы и направления, которые в рассмотрении языка опираются на принцип историзма- 2) таксономическая (инвентарная, структурная, системная, или системно-структурная), объединившая учёных, для которых существен аспект организационный, касающийся внутреннего устройства языкаона основана на принципах системности- 3) коммуникативно-прагматическая. Следует отметить, что некоторые учёные вполне справедливо выделяют антропоцентрическую парадигму, которая объединяет исследователей, чьи научные интересы направлены на анализ «человека в языке и языка в человеке» [Маслова 2001: 67]. коммуникативном контакте, этносов, что также в теоретическом и практическом плане весьма важно для многонациональной России, так как на современном этапе развития общественных отношений остро встают вопросы взаимопроникновения и успешного взаимодействия различных культур. При этом важно выделить и ряд проявляющихся в сфере речевого общения особенностей, поскольку «получить представление о культуре народа, не зная специфических правил его поведения, практически невозможно» [Байбурин 1990: 3].

Теоретической базой исследования послужили работы, выполненные как в русле сопоставительного коммуникативного изучения татарского и русского языков и культур (М.З.Закиев, Ф. С. Сафиуллина, Р. А. Юсупов, Н. Н. Фаттахова, С. Г. Васильева и т. п.), так и в русле коммуникативной и антропоцентрически ориентированной лингвистики (Н.Д.Арутюнова, В. В. Богданов, В. З. Демьянков, Г. А. Золотова, Г. Е. Крейдлин, Г. В. Колшанский, В. В. Красных, Л. П. Крысин, Е. С. Кубрякова, Е. В. Падучева,.

B.И.Постовалова, Г. Г. Почепцов, Л. М. Салмина, И. А. Стернин, И. П. Сусов,.

C.А.Сухих, Е. Ф. Тарасов, Н. В. Уфимцева, Н. И. Формановская и т. д.).

В основе антропоцентрически ориентированной коммуникативной лингвистики лежит такой подход к процессу общения, при котором язык считается особым феноменом социальной действительности, а главным субъектом языковой коммуникации признаётся социализированная языковая личность. Современные лингвисты (Ю.Н.Караулов, И. П. Сусов, С. А. Сухих и т. п.) сходятся во мнении относительно того, что в языковой личности противопоставляются две стороны — социальная и индивидуальная. С одной стороны, личность предстаёт как продукт общественного развития, производная от социальной среды, воспитанная своей эпохой, её общественным сознанием, психологией, культурой, системой её разрешений и запретов, с другой — как активно и самостоятельно действующий участник общественной и познавательной деятельности, «сознающий свое место в мире людей, своё отношение к ним» [Сусов 1989: 9].

Соответственно речевое поведение языковой личности обусловливается факторами как социального, так и индивидуального порядка. При коммуникативном взаимодействии языковых личностей реализуется усвоенный человеком социальный опыт и здесь же происходит дальнейшая аккумуляция этого опыта. Социальный опыт является базой формирования программы «социального поведения, ограничивающей и регулирующей „естественные“ действия и поступки» [Байбурин 1990: 24]. В основе программы социального поведения лежат социальные нормы.

В имеющейся литературе социологического, психологического и лингвистического профиля достаточно широко и всесторонне разработан вопрос о социальных, в том числе коммуникативных, нормах как регуляторах социального, в том числе коммуникативного, поведения (М.И.Бобнева, Л. П. Крысин, Е. М. Пеньков, В. Д. Плахов, И. А. Стернин, С. В. Сусов, С. А. Сухих, Т. Шибутани и т. п.). Если очень кратко обобщить мысли, высказанные исследователями, то можно выделить две основополагающие функции социальных норм:

1) социальная, в том числе коммуникативная, регуляция;

2) социальная, в том числе коммуникативная, интеграция членов того или иного сообщества по «хронологической горизонтали» и по «хронологической вертикали» (межпоколенная).

Обе эти функции социальных норм могут быть реализованы только через использование механизма социального, в том числе коммуникативного, контроля.

Формы осуществления коммуникативного контроля могут быть самыми различными. Один полюс этих форм осуществления коммуникативного контроля — это формы, связанные с государственным регулированием членов социума (соответственно субъектом такого контроля является государство), другой — это формы вербального взаимодействия коммуникантов (соответственно субъектом такого контроля является языковая личность). Последнюю разновидность социального коммуникативного контроля можно назвать межличностным коммуникативным контролем. Основной формой реализации межличностного коммуникативного контроля будет являться межличностная коммуникативная коррекция1 (далее — коммуникативная коррекция).

Коммуникативная коррекция является главным общественным способом передачи коммуникативного опыта и по социальной хронологической горизонтали, и по социальной хронологической вертикали. Механизм передачи социального опыта посредством коммуникативной коррекции был раскрыт А. К. Байбуриным, который, говоря о социальной программе поведения, ограничивающей и регулирующей «естественные» действия и поступки, отмечает, что, с одной стороны, автоматизированность программы поведения и её бессознательная реализация являются фактором её устойчивости во времени. С другой — полностью автоматизированная программа нежизнеспособна. Это означает, что «необходимая деавтоматизация достигается за счёт её негативной части.», именно «негативная часть программы оказывается универсальным средством обучения культуре — в механизмах воспитания, социализации и инкультурации прежде всего актуализируется система запретов и предписаний» [Байбурин 1990: 25].

Коммуникативная межличностная коррекция может протекать как в невербальной (молчаливое осуждение), так и в вербальной форме. Формой реализации межличностной вербальной коммуникативной коррекции являются корректирующие высказывания.

Коррекция, -иж. [лат. correctio]. 1. Спец. Исправление. К. зрения. 2. Техн. Внесение поправки в действие измерительных приборов, регуляторов и т. п. в зависимости от измерения условий их эксплуатации [БТСРЯ 2001: 460].

Следует обосновать, почему именно высказывание стало для нас единицей лингвистического анализа.

В лингвистических работах последних лет широко используется термин высказывание, нередко вытесняющий термины предложение, фраза. Ещё в 1973 году В. Г. Гак в своей статье «Высказывание и ситуация» отмечал, что высказывание в процессе коммуникации «репрезентирует определенный внешний элемент — отрезок ситуации» [Гак 1973: 352], и считал, что разграничение высказывания и предложения с методологической точки зрения оправдано. Опираясь в своих рассуждениях на теоретические позиции ряда современных исследователей (В.Скалич, К. Хаусенблас, С. Карцевский, В. Матезиус, Э. Бенвенист, Б. Рассел и т. п.), учёный аргументированно обосновывает целесообразность использования термина высказывание главным образом в понимании, близком к определению В. Матезиуса и его последователей (В.Трнка, Докулил, Ф. Данеш). Так, вслед за В. Матезиусом, под высказыванием В. Г. Гак предлагает понимать «функциональную единицу, равнозначную предложению, но отличающуюся от последней тем, что анализ этой единицы преследует цель не вскрыть ее общую абстрактную схему синтаксической организации, но показать, как она связана с ситуацией, какими средствами и как эта последняя описывается» [Гак 1973: 352]. Согласно концепции В. Г. Гака, высказывание является важнейшей единицей, поскольку именно оно является коммуникативно значимым, имеет точный референт — ситуацию, — не представляющий собой результат условного языкового членения [Гак 1973: 355].

В современной лингвистике существуют различные классификации высказываний. Как показывает обзор специальной литературы, эти классификации могут строиться на разных основаниях: с точки зрения целей, объёма развёртываемой в них информации, их устойчивости в речемыслительной деятельности и т. п.

Так, О. Есперсен, намечая чисто логическую классификацию высказываний без учёта их грамматической формы, считает, что более естественным представляется разделить их на два основных разряда, в зависимости от того, желает говорящий воздействовать своим высказыванием на волю слушателя или нет [Есперсен 1958: 351]. Учёный разделяет данные высказывания на два разряда: в первый разряд включает не только обычные утверждения и восклицания, но и желанияцель высказываний второго разряда — «воздействовать на волю слушателя, т. е. побудить его сделать что-то». Просьбы объединяют, по мнению учёного, большое количество высказываний различной конструкции: с глаголом в форме повелительного наклонения, безглагольные выражения, выражения, имеющие форму вопроса, выражения, имеющие форму утверждения, если ситуация и интонация показывают, что они эквиваленты приказаниям, и т. п. «Просьбы могут быть разнообразными: от грубых приказаний, через ряд промежуточных ступеней (требования, увещевания, приглашения), до робкой и униженной мольбы» [Есперсен 1958:351].

Рассматривая высказывания с точки зрения объёма информативного содержания, Л. М. Салмина выделяет высказывания простые, сложные и составные. Простые высказывания, по мнению исследователя, «представляют собой моделируемые, клишированные или воспроизводимые формы предикатемы, семантический объём которой исчерпывается одним «положением дел» В этом случае, считает учёный, предикатема — это семантический конденсат, который может «разводиться центробежным развёртыванием составляющих относительно фокуса — центра вторичной предикации, т. е. постановкой пропозиции .», например, предикатема положительное отношение к собеседнику может предъявляться как доверие к нему (- Я знаю, что могу полностью доверять тебе, мой мальчик (Р.Стаут)) [Салмина 2001: 119]. «Сложные высказывания представляют собой развёртывание предикатемы в нескольких пропозициях, которые являются для темы своего рода сложным предикатом например, предикатема невозможность принять сделанное предложение развёртывается в предъявляемом соотношение желания, обстоятельств и * вытекающего из них следствия (- Послушай, в любое другое время я бы принял участие в этой игре, но надо мной, как дамоклов меч, висит срок подачи рукописи, так что я не могу позволить себе такой роскоши (Э.Квин)) [Салмина 2001: 119−120]. Что касается составных высказываний, то предикатема развёртывается в них, как расчленение темы на топики (микропредикатемы) [Салмина 2001: 120].

Таким образом, согласно исследованиям лингвистов, типология высказываний допускает различные к ним подходы.

В основу нашего понимания понятия высказывание легло определение, данное в Грамматике русского языка: высказывание — это «любой линейный отрезок речи, в данной речевой обстановке выполняющий ^ коммуникативную функцию и в этой обстановке достаточный для сообщения о чем-то» [Грамматика, 4−2 1960: 84].

Под корректирующим высказыванием в самом общем виде нами понимается линейный отрезок речи, который представляет собой ответную речевую реакцию на высказывание — нарушение коммуникативного правила и по своему содержанию является вербальным выражением интенции1 (осознаваемой или неосознаваемой) говорящего по осуществлению функции субъекта межличностного коммуникативного контроля над соблюдением самого разного рода коммуникативных правил.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что впервые вводится в научный оборот понятие корректирующего высказывания как особого рода коммуникативной единицы. Хотя высказывания, направленные на указание или исправление коммуникативных правил, рассматривались с.

Интенция, -и, ж. Книжн. Направленность сознания, воли, чувства на какой-л. предмет [БТСРЯ 2001: 395]. точки зрения коммуникативных неудач (см. работы Б. Ю. Городецкого, О. Н. Ермаковой, Е. А. Земской, И. М. Кобозевой, И. Г. Сабуровой, Н. И. Формановской и т. п.), но специально не выделялись и не терминологизировались.

Как уже указывалось, по своему содержанию корректирующие высказывания являются вербальным выражением интенции говорящего по осуществлению функции контроля над соблюдением коммуникативных норм самого разного характера. В процессе общения при помощи корректирующих высказываний корректируются разные по своему содержанию коммуникативные нарушения. Именно такое их коммуникативное предназначение определяет их коммуникативную специфику.

Исследование коммуникативной специфики языковых единиц, в частности высказываний, стало возможным благодаря выдвинутой во второй половине XX века в рамках коммуникативной лингвистики теории речевых актов, основоположником которой считается английский логик Дж. Остин, чьи идеи впоследствии были развиты американскими и английскими логиками Дж. Серлем и П. Ф. Стросоном и т. п. [Остин 1986; Серль 1986; Стросон 1986].

И.М.Кобозева, характеризуя теорию речевых актов как один из вариантов теории речевой деятельности, отмечает, что в работах указанных учёных отражён «тот круг проблем и методов, который можно назвать стандартной теорией речевых актов, в отличие от разнообразных модификаций, появившихся в последнее время.» [Кобозева 1986: 7]. Теория речевых актов, по мнению И. М. Кобозевой, максимально сужая объект своего исследования, определяет его как рассмотрение речи, состоящего в произнесении говорящим предложения в ситуации непосредственного общения со слушающим. Иными словами, речевое общение рассматривается ими как форма проявления преимущественно межличностных отношений.

Анализируя существующие в современной лингвистической литературе классификации речевых актов, В. В. Богданов отмечает, что данное «ключевое понятие прагматики получает у разных авторов неоднозначную интерпретацию. То, что одни исследователи, — пишет учёный, — рассматривают как самое главное для понимания природы речевого акта, другие считают второстепенным и склонны видеть самое важное в чём-то ином» [Богданов 1989: 25]. Однако, как замечает Р. И. Павилёнис, при всем многообразии подходов к анализу речевых актов, существенным является «стремление авторов этих концепций учесть контекст употребления языка, а именно то, что не дано в самом употребляемом выражении» [Павилёнис 1986: 381].

Широкое понимание речевого акта даёт А. М. Медведева. Исследователь, вслед за М. М. Бахтиным, признавая речевой акт «реальным звеном в цепи речевого общения», отмечает, что речевой акт «может служить основанием для исследования отдельных речевых актов с целью постижения всего многообразия особенностей функционирования человеческого языка, закономерностей организации речевой деятельности человека» [Бахтин 1986: 263- Медведева 1989: 42−43]. «Под типом РА следует понимать в данном случае модель, образец однородной группы речевых актов, которые характеризуются определёнными общими признаками, отражающими тот или иной конкретный аспект вербальной человеческой коммуникации» [Медведева 1989: 44].

Если принять за основу определение А. М. Медведевой, то корректирующие высказывания также образуют определённый тип речевого акта. Корректирующие высказывания в качестве общего признака имеют не тип модальности (она может быть самой разной, исследование корректирующих высказываний с этой точки зрения не входило в задачи нашего исследования), а тип содержания — это сигнализация о нарушении коммуникативного правила как один из аспектов «вербальной человеческой коммуникации». Корректирующие высказывания не имеют своих, присущих только им морфологических и синтаксических показателей, их своеобразие манифестирует себя только на лексическом уровне. Выявление лексического своеобразия корректирующих высказываний как их типовой особенности станет задачей Главы 2 нашей работы.

Среди системы коммуникативных правил (классификация коммуникативных правил представлена в Главе 1.1.) особое место занимают коммуникативные запреты, которые являются частью системы социальных поведенческих запретов. «Человек обращается с вещами в соответствии со своей картиной мира, которая формирует и систему запретов на его поведение в мире» , — пишет В. И. Постовалова [Постоволова 1988: 26], а Г. В. Колшанский указывает, что в систему коммуникативных запретов входят «различные ограничения при употреблении тех или иных выражений (имеется в виду не стилистика языка в определённых жанровых границах), различного рода табу, зафиксированные в языковом употреблении, „приличные“ и „неприличные“ выражения, особенности языка мужчин и женщин, детей и взрослых, на службе и вне службы и т. д., характеризующих язык в его функционировании» [Колшанский 1990: 96].

Проблема коммуникативных запретов является одной из самых сложных и теоретически малоразработанных проблем современной лингвистики. В рамках данной работы ставим себе задачу решить лишь малую часть вопросов, имеющих отношение к этой проблеме. Особенностью данной проблематики для лингвистики является то, что коммуникативный запрет проявляет себя в форме молчания, что лишает исследователя-лингвиста традиционной языковой эмпирической базы1. Данная проблематика отчасти рассматривалась под тем или иным углом зрения в.

Всякая исследовательская работа над конкретным языковым материалом. неизбежно имеет дело с конкретными языковыми высказываниями (письменными или устными), относящимися к различным сферам человеческой деятельности и общения. Ведь язык входит в жизнь через конкретные высказывания (реализующие его), через конкретные же высказывания и жизнь входит в язык" [Бахтин 1986:431]. работах, посвященных молчанию как коммуникативному феномену (Н.Д.Арутюнова, В. В. Богданов, Инубуси Йоко, Н. Б. Корнилова, С. В. Крестинский, С. В. Меликян, Г. Г. Почепцов и т. п.), но тем не менее до сих пор не имеется классификации коммуникативных запретов ни в общетеоретическом плане, ни по отношению к татарской и русской коммуникации.

Предваряя ход дальнейшего изложения, определим, что этноречевые запреты — это имплицитно существующая в том или ином этносе система коммуникативных речевых правил, реализующих себя в форме коммуникативно-значимого молчания, которое не имеет вербальной альтернативы в виде высказываний, соответствующих коммуникативной норме этноса1.

Анализ корректирующих высказываний является тем исследовательским путём, благодаря которому можно прийти к выявлению системы этноречевых запретов, характеризующих коммуникацию того или иного этноса. В связи с этим возникает вопрос о том, в какой коммуникативной сфере корректирующие высказывания будут представлены наиболее широко?

В целях анализа функционирования корректирующих высказываний была использована концепция С. Г. Васильевой, которая считает, что существуют разные коммуникативные зоны реализации того или иного речевого явления. В соответствии с этой концепцией в коммуникативном пространстве социума можно выделить: а) коммуникативную зону с максимальным потенциалом реализации того или иного коммуникативного явленияб) коммуникативную зону с минимальным потенциалом реализации того или иного коммуникативного явления;

1 В. А. Маслова, вслед за Н. В. Уфимцевой, отмечает, что этнические стереотипы являются фактами поведения и коллективного бессознательного, им невозможно обучиться, так как они недоступны саморефлексии «наивного» члена этноса [Маслова 2001: 109]. в) коммуникативную зону с нулевым потенциалом реализации того или иного коммуникативного явления [Васильева 1999: 45−66].

Предварительный анализ показал, что корректирующие высказывания с той или иной интенсивностью могут функционировать во всём коммуникативном пространстве социума, даже в официально-деловом стиле. Но, по нашему мнению, именно живой, естественный устный диалог является той сферой коммуникации, где корректирующие высказывания могут быть представлены во всём своём многообразии и всей широте, что обусловливается самой сутью коммуникативной коррекции, с одной стороны, и диалога — с другой.

Именно в диалоге корректирующие высказывания выступают в тесном временном и пространственном единстве с теми или иными высказываниями — нарушениями коммуникативных норм. Таким образом, основным направлением сбора нашего материала послужил поиск диалогических единств1 — сочетаний двух реплик, одна из которых, целиком или частично, представляет собой по своему содержанию нарушение речевого запрета, а вторая — его коммуникативную коррекцию (также целиком или частично).

Лингвистическое исследование диалога, в том числе и с нашей целью, может проводиться двумя путями: а) наблюдение и анализ диалога в живой, реальной речевой коммуникации (собственно полевой лингвистический анализ — термин С.Г.Васильевой) — б) наблюдение и анализ художественного диалога (метаполевой лингвистический анализ — термин С.Г.Васильевой), и в первую очередь в драматургических произведениях (о правомерности рассмотрения художественного диалога как «копии» реального диалога см. подробнее в Главе 1.2.).

В.И.Лагутин определяет диалогическое единство как «объединение, по меньшей мере, двух пограничных реплик в линейной цепи диалога по определённым правилам семантической, прагматической и синтаксической зависимости» [Лагутин 1991: 10].

Фактической базой предпринятого анализа послужили диалогические единства, которые реализуют модель высказывание=нарушение коммуникативного правила этноречевого запрета —> высказывание=коммуникативная коррекция нарушения данного коммуникативного правила", зафиксированные в текстах драматургических произведений русских и татарских писателей второй половины XX века. Мы предполагаем, что данные, полученные в ходе анализа художественного диалога, могут быть экстраполированы1 на зону «естественной» диалогической речи.

Целью данного исследования является анализ корректирующих высказываний в татарской и русской диалогической речи и выявление этноречевых запретов, характерных для татарской и русской лингвокультур2.

Данная цель предполагает постановку и решение следующих задач:

1) выдвинуть и теоретически обосновать понятие корректирующее высказывание;

2) на основании анализа соответствующей литературы выработать свое представление об этноречевых запретах как коммуникативной детерминационной базе корректирующих высказываний;

3) сделать выборку корректирующих высказываний, сигнализирующих о нарушениях этноречевого запрета в текстах драматургических произведений татарских и русских писателей второй половины XX века;

4) выявить лингвокоммуникативные модели корректирующих высказываний, характерных для коммуникации на татарском и русском языках с последующим межъязыковым сопоставлением (на материале драматургических произведений писателей второй половины XX века);

Экстраполяция, — иж. [от лат. extra — вне и (inter) polatio — подновление, изменение]. Х.Книжн. Распространение выводов, полученных из наблюдений над одной частью явления, на другую часть его" [БТСРЯ 2001: 1518].

2 Термин лингвокультура используется нами как синоним термина. речевая культура.

5) определить содержание речевых запретов, ставших коммуникативной базой зафиксированных корректирующих высказываний с последующим межъязыковым сопоставительным анализом;

6) на основе метода теоретической экстраполяции выявить систему этноречевых запретов татарской и русской лингвокультур с последующим межъязыковым сопоставлением.

Научная новизна исследования определяется тем, что корректирующие высказывания и их коммуникативная база — этноречевые запреты — впервые становятся объектом специального моноязыкового (анализ татарской и русской лингвокультур) и межъязыкового (сопоставления татарской и русской лингвокультур, тесно контактирующих друг с другом) исследования.

Методы исследования определились спецификой наблюдаемого речевого феномена: в качестве основного метода поиска и сбора материала был использован метод метаполевого анализав качестве методов анализа фактического материала были использованы описательный, сопоставительный и статистический метод, метод компонентного анализаширокое применение нашли также такие методы общенаучного анализа, как дедукция-индукция и метод теоретической экстраполяции.

Выборка фактографического материала осуществлялась по всему корпусу драматургических произведений писателей второй половины XX века. Необходимо отметить, что изучаемое речевое явление не относится к числу частотных, поэтому объём проанализированной художественной литературы намного шире (приблизительно 400 драматургических произведений), чем объём использованных художественных источников (список художественных источников прилагается).

Практическая значимость исследования определяется тем, что её результаты могут быть использованы в практике преподавания татарского и русского языков (курсы лексикологии, спецкурсы и спецсеминары по коммуникативной лингвистике) — кроме того, могут найти применение в качестве дидактического материала в практике преподавания татарского и русского языков как неродного или иностранного, поскольку обучение коммуникативным правилам молчания как компоненту речевого поведенияэто такая же важная задача обучения компетентному общению, как и обучение правилам вербальной коммуникации.

Структура работы соответствует её целям и задачам. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографии, списка словарей, списка источников, списка условных сокращений, Приложений, в которых представлены схемы (Приложение 1) и таблицы (Приложение 2).

ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ 3.

Анализ нарушений и коррекции этноречевых запретов в контексте общего смысла коммуникативной ситуации позволил выявить типологию этноречевых запретов в татарской и русской лингвокультурах. За основу был принят наш материал, поэтому наша типология не претендует на исчерпывающую полноту (в общем виде наша классификация представлена в схеме 5 Приложения 1).

Первой ступенью проведённой классификации было выделение двух типов этноречевых запретов:

1) ролево-коммуникативных;

2) жанрово-тематических.

Под ролево-коммуникативными этноречевыми запретами понимается система коммуникативных правил, которые предопределяют то, каким образом должно строиться речевое поведение говорящего в том случае, если оно регулируется той или иной социальной ролью через ограничение на речепроизводство. Социальное, в том числе и речевое, поведение личности организуется на основе следующих социальных ролей: 1) «старший» <�—> «младший» (в том числе «родители» <�—> «дети») — 2) «руководитель» <�—> «подчинённый» — 3) «мужчина» <�—> «женщина». Одна из этих ролей является в силу социальной необходимости или исторической традиции доминирующей, другая — субординативной.

Как показал наш анализ, ролево-коммуникативные этноречевые запреты делятся на два вида:

1) ролево-коммуникативные этноречевые запреты на речевую инициативу, которые регулируют речевую инициативу в соответствии с социальной ролью;

2) ролево-коммуникативные этноречевые запреты на использование определённого жанра, которые регулируют использование тех или иных жанров в соответствии с социальной ролью.

В свою очередь были выделены следующие разновидности ролевокоммуникативных жанровых этноречевых запретов:

1) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра назидания в соответствии с социальной ролью;

2) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра критики в соответствии с социальной ролью;

3) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра откровения в соответствии с социальной ролью.

Общим для татарской и русской лингвокультур являются следующие ролево-коммуникативные запреты:

1) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на речевую инициативу в том случае, если речевое поведение личности организуется в соответствии с социальной ролью «младший» и «подчинённый» ;

2) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра назидания при организации речевого поведения личности в соответствии с социальной ролью «младший» по отношению к «старшему», особенно это касается социальной оппозиции «дети» <�—> «родители» ;

3) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра критики при организации речевого поведения личности в соответствии с социальной ролью «младший» по отношению к «старшему», особенно в социальной оппозиции «дети» <�—> «родители» ;

4) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра откровения при организации речевого поведения личности в соответствии с социальной ролью «старший» по отношению к «младшему» .

Специфичными для татарской лингвокультуры являются следующие этноречевые запреты:

1) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра критики при организации речевого поведения личности в соответствии с социальной ролью «женщина» по отношению к «мужчине» ;

2) ролево-коммуникативный этноречевой запрет на использование жанра откровения при организации речевого поведения личности в соответствии с социальной ролью «младшего» по отношению к «старшему» .

Под жанрово-тематическими этноречевыми запретами понимаются коммуникативные правила отказа от использования определённых жанров при обращении к той или иной теме независимо от социального вектора коммуникации. В нашем материале значительным количеством случаев и в татароязычном, и в русскоязычном материале представлен жанрово-тематический этноречевой запрет на прогноз или допущение тех или иных событий в жизни человека, поэтому именно он стал объектом проводимого анализа.

Жанрово-тематический этноречевой запрет на прогноз или допущение тех или иных событий в жизни человека в свою очередь делится на три вида, отличающихся своей степенью социальной жёсткости:

A. Этноречевой запрет на прогноз или допущение смерти либо тяжёлой болезни;

Б. Этноречевой запрет на прогноз или допущение каких-либо значимых негативных событий в жизни человека;

B. Этноречевой запрет на прогноз или допущение каких-либо значимых позитивных событий в жизни человека.

Наш анализ показал, что в обеих лингвокультурах чаще всего корректируется нарушение этноречевого запрета на прогноз или допущение смерти либо тяжёлой болезни, затем идёт коррекция нарушений запрета на прогноз или допущение каких-либо негативных событий в жизни человека, реже всего корректируется этноречевой запрет на прогноз или допущение каких-либо позитивных событий в жизни человека. Соответственно можно сделать выводы о их разной степени социальной жёсткости: вид, А имеет сильную степень социальной жёсткости, вид Б — среднюю, а вид В — слабую. Межъязыковых существенных различий по количественному распределению материала в данном аспекте замечено не было. Татарская и русская лингвокультуры различаются лишь частотностью формы коррекции нарушений данных запретов, так, если для татарской лингвокультуры характерно при использовании говорящим прогноза или допущения позитивных событий в первую очередь «встречное» корректирующее высказывание алла бирса (если бог даст), то для русской лингвокультурыэто прежде всего корректирующие высказывания с компонентами сглазить, сплюнуть.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе были введены понятия корректирующего высказывания и этноречевых запретов. Под корректирующим высказыванием мы понимаем линейный отрезок речи, который представляет собой ответную речевую реакцию на высказывание — нарушение коммуникативного правила, и по своему содержанию является вербальным выражением интенции (осознаваемой или неосознаваемой) говорящего по осуществлению функции субъекта межличностного коммуникативного контроля над соблюдением самого разного рода коммуникативных правил. Под этноречевым запретом мы понимаем имплицитно существующую в том или ином этносе систему коммуникативных речевых правил, реализующих себя в форме коммуникативно-значимого молчания, которые не имеют вербальной альтернативы в виде высказываний, соответствующих коммуникативной норме этноса.

Лингвокоммуникативный анализ корректирующих высказываний в татарской и русской лингвокультурах позволил выявить общее и специфичное в их организации:

1. В обеих лингвокультурах сингнализация о нарушениях коммуникативного правила этноречевого запрета производится при помощи корректирующих высказываний трёх типов:

1) корректирующие высказывания со значением призыва к прекращению любой деятельности, которые в данной коммуникативной ситуации интерпретируются говорящим и слушающим как призыв к прекращению речедеятельности: а) корректирующие высказывания с семантикой достаточностиб) корректирующие высказывания с общим значением оценки речевого поступка — нарушения этноречевого запретав) корректирующие высказывания с общим значением оценки личности — субъекта нарушения этноречевого запретаг) корректирующие высказывания с общим значением ненаправленной эмоциональной реакции слушающего на ситуацию нарушения этноречевого запрета;

2) корректирующие высказывания со значением призыва к прекращению, приостановке и неосуществлению собственно речедеятельности (их главной особенностью является то, что в них обязательно включаются лексемы или фразеологизмы лексико-фразеологического поля «речевая деятельность»): а) корректирующие высказывания неклишированного типаб) корректирующие высказывания клишированного типа или имеющие тенденцию к клишированию;

3) корректирующие высказывания со значением сигнализации о нарушении коммуникативного правила этноречевого запрета путём использования магических формул.

2. Специфика корректирующих высказываний с точки зрения способов сигнализации о нарушении этноречевого запрета состоит в характере их лексического структурирования: в татарской лингвокультуре чаще используются корректирующие высказывания с корректирующим центром — фразеологизмом, в русской лингвокультуре — с корректирующим центром — лексемой.

В результате нашего анализа мы выяснили, что существует два типа корректирующих высказываний:

1. Корректирующие высказывания, не включающие в свой состав аргументативный лексический компонент.

2. Корректирующие высказывания, включающие в свой состав аргументативный лексический компонент.

Было определено, что существуют лексические аргументативные компоненты трёх типов: а) аргументативный лексический компонент, обосновывающий коммуникативную коррекцию путём отсылки к социально-релевантным признакам, на основе учёта которых строится коммуникативное правило этноречевого запретаб) аргументативный лексический компонент, обосновывающий коммуникативную коррекцию путём отсылки к последствиям, мнимым или реальным, нарушения этноречевого запретав) аргументативный лексический компонент, обосновывающий коммуникативную коррекцию путём отсылки к самому этноречевому запрету.

Итак, лингвокоммуникативный анализ корректирующих высказываний с точки зрения аргументации позволил выявить общее в татарской и русской лингвокультурах:

1. В обеих лингвокультурах нарушение этноречевых запретов может корректироваться коммуникативным окружением как при помощи аргументации, так и без неё.

2. Значимость корректирующих высказываний неаргументативного типа в обеих лингвокультурах также приблизительно одинакова, что свидетельствует о жизнеспособности коммуникативных правил этноречевого запрета.

3. В структуре корректирующих высказываний аргументация реализуется через включение в их состав аргументативного лексического компонента, который может быть трех типов.

4. Наличие аргументативных лексических компонентов типа, А и В говорят о том, что в обеих лингвокультурах имеются этноречевые запреты двух типов: а) социального характераб) традиционного характера, обусловленные исторически мифологическим мышлением.

5. В обеих лингвокультурах чаще коммуникативной коррекции подвергаются нарушения этноречевых запретов социального характера, что свидетельствует либо об их более высокой степени социальной жёсткости, либо об их количественном преобладании.

6. При коммуникативной коррекции этноречевых запретов социального характера обычно в обеих. культурах указываются социально-релевантные признаки, на основе учёта которых строятся коммуникативные правила этноречевого запрета.

7. В обеих лингвокультурах чаще всего при коммуникативной коррекции указывают на социально-релевантные признаки возраста и семейно-родственного статуса, что позволяет сказать, что для обеих лингвокультур наиболее значимы коммуникативные правила этноречевого запрета, обеспечивающие вертикальную организацию любого человеческого общества во всей непрерывности его существования. Пол и социально-должностная иерархия в обеих лингвокультурах менее значимы для создания коммуникативных правил этноречевого запрета.

Таким образом, общее в аргументации при коммуникативной коррекции определяется, во-первых, социальной сущностью общения, обусловливающей существование коммуникативных правил социального характера, у которых наиболее важными оказываются коммуникативные правила, обеспечивающие вертикальную организацию любого социума, в том числе и этноса. Во-вторых, общее в татарской и русской лингвокультурах в исследуемом аспекте обусловливается наличием коммуникативных традиций, имеющих свою основу в психике человека в форме мифологизации слова как речевого поступка.

Лингвокоммуникативный анализ корректирующих высказываний с точки зрения аргументации позволил выявить специфику в татарской и русской лингвокультурах:

1. В татарской лингвокультуре значимость аргументации при коммуникативной коррекции несколько выше, чем в русской.

2. Для татарской лингвокультуры наиболее важен при коммуникативной коррекции социальный параметр — «главный в семье — подчинённый в семье», а для русской — «старший по возрасту — младший по возрасту» .

3. Параметр пола в русской лингвокультуре, будучи последним по значимости, «идет» после параметра социально-должностной иерархии, а в татарской лингвокультуре, наоборот, последним по значимости является параметр социально-должностной иерархии, третьим по значимости является социально-релевантный признак пола.

4. Специфичным в нашем материале (один пример) для татарской лингвокультуры является коммуникативная коррекция при нарушении коммуникативного правила этноречевого запрета, накладываемого, в представлении носителей татарской лингвокультуры, на речь городских, в отличие от сельских жителей.

Таким образом, этноспецифичное в аргументации при коммуникативной коррекции обусловливается различиями в коммуникативных моделях речевого поведения татар и русских, которые, по-видимому, имеют свои корни в разном структурировании у этих народов института семьи и в отличиях по тендерному параметру.

Анализ корректирующих высказываний аргументативного типа стал для нас базой лингвистического конструирования системы этноречевых запретов, характерных для татарской и русской лингвокультур. За основу был принят наш материал, поэтому наша типология не претендует на исчерпывающую полноту.

Первой ступенью проведённой классификации было выделение двух типов этноречевых запретов:

1) ролево-коммуникативных;

2) жанрово-тематических.

Как показал наш анализ, ролево-коммуникативные этноречевые запреты делятся на два вида:

В свою очередь были выведены следующие разновидности ролево-коммуникативных жанровых этноречевых запретов:

Общим для татарской и русской лингвокультур являются следующие ролево-коммуникативные этноречевые запреты:

Специфичным для татарской лингвокультуры являются следующие этноречевые запреты:

A. Этноречевой запрет на прогноз или допущение смерти либо тяжёлой болезни;

Б. Этноречевой запрет на прогноз или допущение каких-либо значимых негативных событий в жизни человека;

B. Этноречевой запрет на прогноз или допущение каких-либо значимых позитивных событий в жизни человека.

Показать весь текст

Список литературы

Алексеев А.П. Аргументация. Познание. Общение / А. П. Алексеев. -М.: Изд-во МГУ, 1991. 149, 1. с.
Аль-Кайси, Марва Ибрагим. Исламские мораль и манеры: Руководство по ислам, адабу / Марва Ибрагим Аль-Кайси. Казань: Иман, 1994.-107 с.
Анисимов А.Ф. Духовная жизнь первобытного общества /
A.Ф.Анисимов. М.-Л.: Наука Ленингр. отд-ние., 1966. — 243 с. Анисимова Е. Е. Нормативность речи в аспекте коммуникативнойлингвистики / Е. Е. Анисимова // Вопросы системной организации речи: Сб. ст.-М.: МГУ, 1987.-С. 3−9.
Антонова М.К. О фразеологических единицах с императивной семантикой / М. К. Антонова // Фразеологическая система языка: Сб. ст. -Челябинск: Челяб. пед. институт, 1976. С. 85−87.
Аристотель. Риторика / Аристотель // Античные историки: Собрание текстов, статей- коммент. и общ. ред. А.М.Тахо-Годи. М., 1978. — С. 15−164.
Арутюнова Н.Д. Истоки, проблемы и категории прагматики / Н. Д. Арутюнова, Е. В. Падучева // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVI: Лингвистическая программа. М.: Прогресс, 1985. — С. 3−42.
Арутюнова Н.Д. Феномен молчания / Н. Д. Арутюнова // Язык о языке: Сб. ст. М.: Языки русской культуры, 2000. — 417−436 с.
Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии /
B.Л.Архангельский. Ростов н/Д., 1964. — 315 с.
Ахметьянов Р.Г. Общая лексика духовной культуры народов среднего Поволжья / Р. Г. Ахметьянов. М.: Наука, 1981. — 143 с.
Байбурин А.К. Ритуал в системе знаковых средств культуры / А. К. Байбурин // Этнознаковые функции культуры. М.: Наука, 1990. — С. 523.
Бгажноков Б.Х. Психология и техника коммуникативного поведения адыгов / Б. Х. Бгажноков // Национально-культурная специфика речевого поведения народов СССР. М.: Наука, 1982. — С. 47−85.
Беляева Е.И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках / Е. И. Беляева. — Воронеж: Изд-во Воронежский ун-т, 1985. 180 с.
Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти (теоретико-эмпирические исследования языка и его использование в социальном контексте) / Р. М. Блакар // Язык и моделирование социального взаимодействия. -М.: Прогресс, 1987. С. 88 — 125.
Богданов В.В. Классификация речевых актов / В. В. Богданов // Личностные аспекты языкового общения: Сб. ст. — Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1989. С. 25−37.
Богданов В.В. Молчание как нулевой речевой акт и его роль в вербальной коммуникации / В. В. Богданов // Языковое общение и его единицы: Сб. ст. Калинин: КГУ, 1986. — С. 12−18.
Богданов В.В. Функции вербальных и невербальных компонентов в речевом общении/ В. В. Богданов // Языковое общение: Единицы и регулятивы: Сб. ст. Калинин: КГУ, 1987. — С. 18−25.
Бырдина Т.В. Динамическая структура русской диалогической речи / Т. В. Бырдина. Тверь, 1992. — 84 с.
Вавилова JI.H. Эвфемистическая изосемия в письменных масс-медиа текстах: к постановке проблемы / Л. Н. Вавилова, С. Г. Васильева // Сопоставительная филология и полилингвизм: Сб.ст. Казань: РИЦ «Школа», 2002. — С. 319−320.
Вавилова Л.Н. К вопросу об эвфемизации современной русской речи / Л. Н. Вавилова // Русская сопоставительная филология: Системно-структурный аспект: Сб.ст. Казань: Казан, гос. ун-т, 2003. — С.40−44.
Васильева С.Г. Разноязычие («смешанная речь»): Диалектика явления и сущности / С. Г. Васильева. Казань: Альфа, 1999. — 129 с.
Введенская Л.А. Русский язык и культура речи: Учеб. пособие для вузов / Л. А. Введенская, Л. Г. Павлова, Е. Ю. Кашаева. Ростов н/Д: Феникс, 2000. — 540 с.
Вербицкая Л.А. Норма при порождении и восприятии речи / Л. А. Вербицкая // Русистика: Лингвистическая парадигма конца XX века: Сб. ст. С. Петербург: СПбГУ, 1998. — С. 29−34.
Виноградов В.В. Русский языка (Грамматическое учение о слове) / В. В. Виноградов. -М.: Рус. яз., 2001. 717 с.
Гак В. Г. Высказывание и ситуация / В. Г. Гак // Проблемы структурной лингвистики: Сб. ст. 1972. — М.: Наука, 1973. — С. 349−372.
Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка / А. Н. Гвоздев. -М.: Просвещение, 1965. -407 с.
Гильмутдинова Л.Р. Лексика заговоров и заклинаний в татарском языке: Автореф. дис.. канд. филол. наук / Л.Р.Гильмутдинова- ИЯЛиИ им. Г. Ибрагимова РАН РТ. Казань, 2004. — 19 с.
Городецкий Б.Ю. К типологии коммуникативных неудач / Б. Ю. Городецкий, И. М. Кобозева, И. Г. Сабурова // Диалоговое взаимодействие и представление знаний: Сб.ст. Новосибирск: ВЦ СОАН СССР, 1985. — С. 64−78.
Гофман А.Б. Обычай как форма социальной регуляции / А. Б. Гофман, В. П. Левкович // Сов. этнография, 1973. № 1. — С. 14−18.
Грайс Г. П. Логика и речевое общение / Г. П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVI. М.: Прогресс, 1985. — С. 217−238.
Грамматика русского языка: В 2 т. Т.2: Синтаксис / Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, М. И. Матусевич. М.: Изд-во Акад. наук, 1960. — 702 с.
Гумбольд фон В. Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт. М.: Прогресс, 1984. — 396 с.
Даль В.И. Месяцеслов. Суеверия. Приметы. Причуды. Стихи. Пословицы русского народа / В. И. Даль. С.Пб.: Лениздат, 1992. — 96 с.
Даниленко О.И. Культура общения и ее воспитание: Учеб. пособие / О. И. Даниленко. Ленинград: ЛГИК, 1989. — 98 с.
Демьянков В.З. Аргументирующий дискурс в общении (по материалам зарубежной лингвистики) / В. З. Демьянков // Речевое общение: Проблемы и перспективы: Сб. ст. М: ИНИОН, 1993. — С. 114−131.
Демьянков В.З. Загадки диалога и культура понимания /
B.З.Демьянков // Текст в коммуникации: Сб. ст. Тверь: ТСХИ, 1991.1. C.109−116.
Дорожкина Т.Н. Речевой жанр и его конститутивные признаки / Т. Н. Дорожкина // Русский язык и культура (изучение и преподавание): Сб. ст. М.: РУДН, 2000. — С.74−76.
Ельмслев А. Язык и речь / В. А. Звегинцев История языкознания XIX—XX вв.еков в очерках и извлечениях: Ч. II. М.: Учпедиз, 1960. — С. 111−120.
Ермакова О.Н. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного русского диалога) / О. Н. Ермакова, Е. А. Земская // Русский язык и его функционирование: Коммуникативно-прагматический аспект: Сб. ст. -М.: Наука, 1993. С. 90−157.
Жозуэ де Кастро. Физиология табу: О физиологическом понимании явления табу / Жозуэ де Кастро // Вопросы философии. 1956. — № 3. — С. 194 201.
Земская Е.А. Русская разговорная речь: Общ. вопр. Словообразование. Синтаксис / Е. А. Земская, М. В. Китайгородская, Е. Н. Ширяев. М.: Наука, 1981.-276 с.
Земская Е.А. Особенности мужской и женской речи / Е. А. Земская, М. А. Китайгородская, Н. Н. Розанова // Русский язык и его функционирование: Коммуникативно-прагматический аспект: Сб. ст. — М.: Наука, 1993. С. 90 157.
Инубуси Йоко Феномен молчания как компонент коммуникативного поведения: Дисс. .канд. филол. наук / Йоко Инубуси. -М., 2002. 197 с.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. -М.: Наука, 1987.-261 с.
Каспранский P.P. Место норм реализации в теории речевой коммуникации / Р. Р. Каспранский // Теория и практика разговорной речи лингвистического описания: Сб. ст. Горький, 1998. — С. 22−29.
Кобозева И.М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности: Вступит, статья / И. М. Кобозева // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. — С. 7−22.
Колшанский Г. В. Объективная картина мира в познании и языке / Г. В. Колшанский. М.: Наука, 1990. — 103 с.
Кон Н. С. Социология личности /Н.С.Кон. М., 1967.
Корнилова Н.Б. Онтология молчания: Дисс.. канд. филол. наук / Н. Б. Корнилова. Ярославль, 2002. — 167 с.
Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность / В .В .Красных. М.: МГУ, 1998. — 350 с.
Крейдлин Г. Е. Семиотика, или азбука общения: Учеб. пособие / Г. Е. Крейдлин, М. А. Кронгауз. М: Флинт, 2004. — 240 с.
Крейдлин Г. Е. Улыбка как жест и как слово (К проблеме внутриязыковой типологии невербальных актов) / Г. Е. Крейдлин // Вопросы языкознания. М.: Сов. Писатель, 2001. № 4. — с.66.
Крестинский С.В. Интерпретация актов молчания в дискурсе / С. В. Крестинский // Язык, дискурс и личность: Сб. ст. Тверь, ТГУ, 1990. -С .36−45.
Крестинский С.В. Коммуникативная нагрузка молчания в диалоге / С. В. Крестинский // Личностные аспекты языкового общения: Сб. ст. -Калинин, 1989.-С. 92−98.
Крестинский С.В. Коммуникативно-прагматическая структура акта молчания / С. В. Крестинский // Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц: Сб. ст. -Тверь, 1993. С .59−67.
Крысин Л.П. Речевое общение и социальные роли говорящих / Л. П. Крысин // Социально-лингвистические исследования. Москва, 1976. -С. 42−52.
Лагутин В.И. Проблемы анализа художественного диалога: К прагмалингвистической теории драмы / В. И. Лагутин. Кишинев: Штиинца, 1991.-94 с.
Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис / О. А. Лаптева. — М.: Наука, 1976.-399 с.
Макаров М.Л. Регламентный компонент ситуации речевого акта / М. Л. Макаров // Речевые акты в лингвистике и методике: Сб. ст. Пятигорск: КГПИИЯ, 1986.-С. 138−148.
Маслова В. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие / В. A. Mac лова. -М.: Academa, 2001. 202 с.
Медведева A.M. О типах речевых актов / А. М. Медведева // Человек и речевая деятельность: Сб. ст. Харьков: Выща школа, 1989. — С. 42−46.
Меликян С.В. Речевой акт молчания в структуре общения: Дис.. канд. филол. наук / С. В. Меликян. Воронеж, 2000. — 177 с.
Мокиенко В.М. Образы русской речи: Историко-этимологические очерки о фразеологии / В. М. Мокиенко. СПб.: Форио-Пресс, 1999. — 464 с.
Общее языкознание. Методы лингвист, исследований. М.: Наука, 1973.-318.
Остин Дж. Л. Слово как действие / Дж.Л.Остин // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. — С. 22−131.
Павилёнис Р.И. Понимание речи и философия языка (Вместо предисловия) / Р. И. Павиленис // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. — С. 380−389.
Пеньков Е.М. Социальные нормы регуляторы поведения личности: Некоторые вопросы методологии и теории / Е. М. Пеньков. — М.: Мысль, 1972. -197 с.
Пиотровский М.Б. Ислам и судьба / М. Б. Пиотровский // Понятие судьба в контексте разных культур. М.: Наука, 1994. — С. 123−97.
Плахов В.Д. Социальные нормы. Философские основания общей теории / В. Д. Плахов. М.: Мысль, 1985. — 252 с.
Полищук Г. Г Разговорная речь и художественный диалог / Г. Г. Полищук, О. Б. Сиротинина // Лингвистика и поэтика: Сб. ст. М., 1979. -С. 188−197.
Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека / В. И. Постовалова // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. -М.: Наука, 1988. С. 8−69.
Почепцов Г. Г. Молчание как знак / Г. Г. Почепцов // Анализ знаковых систем: История логики и методология наук: Тез. докл.. Киев: Наука дума, 1986. — С. 90.
Реформатский А.А. Введение в языковедение: Учеб. / А. А. Реформатский. М.: Аспект Пресс, 2001. — 536 с.
Романов А.А. Иллокутивные знания, иллокутивные действия, иллокутивная структура диалогического текста / А. А. Романов // Текст в коммуникации: Сб. ст. Тверь: ТСХИ, 1991. — С.82−99.
Салмина JI.M. Коммуникация. Язык. Мышление / Л. М. Салмина. — Казань: ДАС, 2001.- 168 с.
Сахарный Л.В. Психолингвистические аспекты теории словообразования: Учеб.пособ. / Л. В. Сахарный. Ленинград: ЛГГГУ им. А. А. Жданова, 1985. — 97 с.
Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты / Дж.Р.Серль // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. — С. 195−223.
Стернин И.А. Коммуникативное поведение в структуре национальной культуры / И. А. Стернин // Этнокультурная специфика языкового сознания. -М.: 1996.-С. 97−112.
Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах / П. Ф. Стросон //Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVII. М.: Прогресс, 1986. — С. 131 170.
Султанов Ф.Ф. Некоторые особенности коммуникативного поведения татар и башкир / Ф. Ф. Султанов // Национально-культурная специфика речевого поведения народов СССР. М.: Наука, 1982. — С. 101−111.
Сусов И.П. Коммуникативно-прагматическая лингвистика и её единицы / И. П. Сусов // Прагматика и семантика синтаксических единиц: Сб. ст. Калинин: КГУ, 1984. — С. 3−12.
Сусов И.П. Личность как субъект языкового общения / И. П. Сусов // Личностные особенности языкового общения: Сб. ст. Калинин: КГУ, 1989. -С. 9−16.
Сухих С.А. Организация диалога / С. А. Сухих // Языковое общение: Единицы и регулятивы: Сб.ст. Калинин: КГУ, 1987. — С. 95−102.
Тарасов Е.Ф. Введение: Методологические основания исследования (речевого) общения / Е. Ф. Тарасов // Речевое общение: Проблемы и перспективы: Сб. ст. М.: ИНИОН, 1983. — С. 5−15.
Тарасов Е.Ф. Национально-культурная специфика речевого и неречевого поведения / Е. Ф. Тарасов, Ю. А. Сорокин // Национально-культурная специфика речевого поведения. М.: Наука, 1977. — С. 14−38.
Уфимцева Н.В. Формирование средств общения в онтогенезе / Н. В. Уфимцева // Речевое общение: Проблемы и перспективы: Сб. ст. М.: ИНИОН, 1983.-С. 61−78.
Формановская Н.И. Коммуникативно-прагматические аспекты единиц общения: Учеб. пособие. — М.: Институт рус. яз. им. А. С. Пушкина, 1988. — 291 с.
Цивьян Т.В. Человек и его судьба приговор в модели мира / Т. В. Цивьян // Понятие судьба в контексте разных культур. — М.: Наука, 1994. — 123 с.
Цивьян Т.В. Оппозиция мужской/женский и её классифицирующая роль в модели мира / Т. В. Цивьян // Этнические стереотипы мужского и женского поведения: Сб. ст. СПб.: Наука С. Петербург, отд-ие., 1991. — С. 77−91.
Швейцер А.Д. Современная социолингвистика. Теория, проблемы, методы / А. Д. Швейцер. М.: Наука, 1976. -175 с.
Щепаньская Т.Б. Женщина, группа, символ (на материалах молодёжной субкультуры) / Т. Б .Щепаньская // Этнические стереотипы мужского и женского поведения: Сб.ст. СПб.: Наука С. Петербург, отд-ие., 1991.-С. 17−26.
Щерба Л.В. Восточно-лужицкое наречие: Т. 1 / Л. В. Щерба. М., 1915. -XXIV. 194.-54 с.
Шибутани Т. Социальная психология / Т.Шибутани. Ростов н/Д.: Феникс, 1969.-539 с.
Якубинский Л.П. Язык и его функционирование: Избр. работы / Л.ПЛкубинский. -М.: Наука, 1986.-205, 2. с.
Якубинский Л.П. История древнерусского языка / Л.ПЛкубинский. -М.: Учпедгиз, 1923.-368 с. 1. СЛОВАРИ
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова. — М.: Сов. энциклопедия, 1969. 607 с.
Бирих А.К. Словарь русской фразеологии: Историко-этимологический справочник / А. К. Бирих, В. М. Мокиенко, Л. И. Степанова. СПб.: СПбГУ, 1999.-700 с.
Большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. С. А. Кузнецов. — СПб.: «Нориант», 2001. 460 с.
Исэнбэт Н. Татар теленец фразеологик сузлеге: 2 т. Т. 1: А-К, / Фэнни ред. В. Х. Хаков. Казан: Татар, китап нэшр., 1989. — 495 б.
Исэнбэт Н. Татар теленец фразеологик сузлеге: 2 т. Т. 2: Л-h / Фэнни ред. В. Х. Хаков. Казан: Татар, китап нэшр., 1990. — 365 б.
Зимин В.И. Пословицы и поговорки русского народа: Объяснительный словарь / В. И. Зимин, А. С. Спирин. М.: Сюита, 1996. -543с.
Культура и культурология: Словарь / Ред.-составитель А. И. Кравченко. М.: Акад. проект- Екатеринбург: Деловая книга, 2003. — 927 с.
Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. 682 с.
Мелерович A.M. Фразеологизмы в русской речи: Слов. Ок. 1000 ед. / А. М. Мелерович, В. М. Мокиенко. М.: Русские словари, Астрель, 2001. -856с.
Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / 3- изд-ие, стереотипное, 72 500 слов и 7 500 фразеологических выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. М.: «АЗЪ», 1996. — 907 с.
Пословицы и поговорки русского народа: Сборник В. Даля в 2-х т: Т.:2. -М.: Худ. лит-ра, 1984. 398 9.
Сафиуллина Ф.С. Татарча-русча фразеологии сузлек / Ф. С. Сафиуллина. Казан: Мэгариф, 2001. — 335 б.
Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А. М. Прохоров. М.: Сов. энциклопедия, 1990. — 1631 с.
Татарско-русский словарь: Ок. 25 ООО слов. / Под ред. и с предис. Ф. А. Ганеева. Казань: Татар, кн. изда-во, 2002. — 488 с.
Татарско-русский словарь: Ок. 38 000 слов. М.: Сов. энциклопедия, 1966.-863 с.
Татар теленец ацлатмалы сузлеге: 3 т. Т. 3. Казан: Татар, китап нэшр., 1977.-475 6.
Универсальный словарь иностранных слов русского языка: Ок. 45 000 терминов / Под ред. Т.Волковой. М.: Вече, 2000. — 683 с.
Фелицина В.П. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения: лингвострановедческий словарь / В. П. Фелицина, Ю. Е. Прохоров. М.: Рус. язык, 1988. — 267с.
Философский энциклопедический словарь / Ред. сост.: Е. Ф. Губский и др. — М.: Инфра, 1998. — 575 с.
Фразеологический словарь русского языка: 4 000 слов. ст. / Сост. Л. А. Войнова и др.- Под. ред. и с предисл. А. И. Молоткова. М.: Рус. яз., 1986.-543 с.
Абдулов И. Пьесалар / И.Абдулов. Казан: Татар, китап нэшр., 1981.149 с.
Алешин С. Пьесы / С.Алешин. М.: Сов. писатель, 1972. — 582 с. Аппакова Д. Индус: Хэкиялэр. Пьесалар / Д.Аппакова. — Казан: Татгосиздат, 1953.-С. 32−62.
Арбузов А. Избранное: В 2 т.: Т.2 / А.Арбузов. М.: Искусство, 1981. -792 с.
Ахунов Г. Эсэрлэр: Дурт томда: Т. 4: Утлар яна учакта / Г. Ахунов. -С. 51−103.
Баринов М. Цунами / М. Баринов // Канат альпинистов. Радиопьесы. -М.: Искусство, 1971. 279 с.
Батулла Р. Кичер мине енкэй / Р.Батулла. Казан: Татар, китап нэшр., 1988.-439 с.
Белов В. Избранные произведения: В 3 т. Т. 3: Пьесы / В.Белов. М.: Современник, 1984. — 479 с.
Вампилов А. Я с вами, люди / А. Я. Вампилов. — М.: Сов. Росиия, 1988. -444, 1. с.
Вахит X. Беренче мэхэбэт / Х.Вахит. Казан: Татар, китап нэшр., 1968.-356 с.
Вахит X. Кук капусы ачылса / Х.Вахит. Казан: Татар, китап нешр., 1973.-167 с.
Вахит X. Пьесалар / Х.Вахит. Казан: Татар, китап нешр., 1984.190с.
Ворфоломеев М. Занавески: Пьесы / М.Ворфоломеев. М.: Сов. писатель, 1990. — 334, 2. с.
Галич А. Генеральная репетиция / А.Галич. М.: Сов. писатель, 1991. -557, 1.с.
Гарданов X. Тэрэзелэр кояшка карый / Х. Гарданов // Безнец сэхнэ. Пьесалар / Х.Гарданов. Казан: Татар, китап нэшр., 1989. — С. 3−53.
Гареев 3. Семейный день / З. Гареев // Восемь нехороших пьес / Сост. З. К. Абдулаева, А. Д. Михалева. -М.: В/О «Союзтеатр», 1990. 194−207 с.
Гаянов М. Ире ролен уйнаган хатын / М. Гаянов // БезнеЬ с!)хн1). Пьесалар. Казан: Татар, китап н!)шр., 1989. — С. 168−176.
Гельман А. Пьесы / А.Гельман. М.: Сов. писатель, 1985. — 272 с.
Гуркин В. Любовь и голуби / В. Гуркин // Пьесы молодых драматургов. М.: Сов. писатель, 1989. — С. 122−175.
Дворецкий И. Веранда в лесу: Пьесы / И.Дворецкий. Л.: Сов. писатель Ленинград, отд-ние., 1986. — 661с.
Жуховицкий Л.А. Песенка о любви и печали: Комедия и легенды / Л. А. Жуховицкий. М.: Сов. писатель, 1990. — 379, 2. с.
Жуховицкий Л.А. Трубач на площади: Пьесы / Л. А. Жуховицкий. М.: Искусство, 1988. — 411, 1. с.
Злотников С.И. Команда: Пьеса / С. И. Злотников. М.: Сов. писатель, 1991.-414, 1. с.
Ишмурат Р. Гузэл син, хеят. Пьесалар / Р.Ишмурат. Казан: Татар, китап нэшр., 1973. — 215 с.
Каплинская Е. Инженеры: Пьесы / Е.Каплинская. М.: Советский писатель, 1979. — 302 с.
Ковский Е. Страницы жизни: Воспоминания, рассказы, очерки, драматургия / Е.Ковский. Фрунзе: Кыргызстан, 1979. — 256 с.
Козловский А. Эффект Редькина и другие комедии / А.Козловский. -М.: Б.и., 1990.-222 с.
Константинов Вл. Проходной балл: Комедии / Вл. Константинов, Б.Рацер. Л.: Сов. писатель: Ленинград, отд-ние., 1984.-335 с.
Корнев Р. Пять встреч: Пьесы / Р.Корнев. Петрозаводск: Карел, книж. изд-во, 1967. — 208 с.
Корнев Р. Семейная фотография: Пьесы / Р.Корнев. JL: Сов. писатель Ленинград, отд-ние., 1979. — 295 с.
Космин Н. Журавлик золотой: Рассказы, пьесы / Н.Космин.- М.: Перфоманс, 1994.-239 с.
Красногоров В. Настоящий мужчина: Странная до удивления история в двух частях / В.Красногоров. Л.: Искусство Ленинград, отд-ние., 1977.60 с.
Крым А. Долгая дорога домой: Сб. пьес / А.Крым. Киев: Мистецтво, 1985.-220 с.
Кузнецов А. Московские каникулы: Драмы и комедии / А.Кузнецов. -М.: Сов. писатель, 1977. 392 с.
Кургатников А.В. Практически счастливый человек: Пьесы / А.Кургатников. Л.: Сов. писатель Ленингр. отд-ние., 1990. — 335, 1. с.
Кучаев А. Все в дом!: Пьеса в 1-ом действии / А.Кучаев. М.: Искусство, 1983. — 30 с.
Кучаев А. Будем дружить домами!: Комедия в 1-ом д. / А.Кучаев. — М.: Искусство, 1981. 23 с.
Ласкин Б. Избранное: Рассказы. Повесть. Пьесы, киносценарий / Б.Ласкин. М.: Сов. писатель, 1990. — 670, 1. с.
Левантовская Б. От щедрости сердца: Драма в 3-х действиях / Б.Левантовская. Иркутск: Вост.-сиб. кн. изд-во, 1972. — 196 с.
Левин И. Сосед из тридцать четвертой («Волховская застольная»): Пьеса в 2-х действиях / И.Левин. М.: Искусство, 1984. — 47 с.
Ленч Л. Трудный старик: Комедии / Л.Ленч. М.: Сов. писатель, 1984. -343 с.
Лимонова И.В. Отнеси меня к реке: Пьесы, повести / И.В.Лимонова-Казань: Татар, книж. изд-во, 1991. -181, 1. с.
Лобозев С. Маленький спектакль на лоне природы / С. Лобозев // Пьесы молодых драматургов. М.: Сов. писатель, 1989. — С. 354−397.
Лобозев С. По соседству мы живем / С. Лобозев // Пьесы молодых драматургов. — М.: Сов. писатель, 1989. С. 398−444.
Луковский И. Медаль в комоде: Пьеса в 1-м действии / И.Луковский. М.: Искусство, 1960. — 23 с.
Макарская Т. Дороги: Пьеса / Т.Макарская. М.: Искусство, 1971. —21 с.
Макарская Т. Своя река: Пьесы / Т.Макарская. М.: «Искусство», 1975.- 104 с.
Макарская Т. Золотой дождь: Пьеса в 1-м действии / Т.Макарская. — М.: Искусство, 1960. 16 с.
Мишарин А.Н. Серебряная свадьба / А. Н. Мишарин. М.: Сов. писатель, 1991.-424, 1. с.
Мицнуллин Т. Кырларым-тугайларым / Т.Мицнуллин. Казан: Татар, китап нэшр., 1982. — 365 с.
Мэхмутов Конче кубэлэк / Мехмутов // Безнец сэхнэ: Пьесалар. -Казан: Татар, китап нэшр., 1989. С. 160−168.
Насрый Г. Пьесалар / Г. Насрый. Казан: Татар, китап нэшр., 1986.254 с.
Нуруллин Г. Картаямыни соц йорэк / Г. Нуруллин // Безнец сэхнэ. Пьесалар. Казан: Татар, китап нешр., 1989. — С. 106−134.
Нигъметуллин X. Кияугэ чыгам эле / Х. Нигъмэтуллин // Безнец сэхнэ. Пьесалар. Казан: Татар, китап нэшр., 1989. — С. 134−160.
Овечкин В. Собрание сочинений: В 3 т.: Т.2: Районные будни- пьесы / В.Овечкин. М.: Худож. лит., 1989. — 557, 1. с.
Павлова М.К. Ящики и другие сатирические произведения / М. К. Павлова. М.: Сов. Писатель, 1992. — 223 с.
Павлова Н. Вагончик / Н. Павлова // Пьесы молодых драматургов. -М.: Сов. писатель, 1989. С. 59−121.
Павлова Н. Пятое время года / Н. Павлова // Пьесы молодых драматургов. М.: Сов. писатель, 1989. — С. 4−58.
Панова В.Ф. Собрание сочинений: В 5 т: Т.4: Пьесы / В. Ф. Панова. -М.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние., 1988. 495 с.
Перекалин О. Дым / О. Перекалин // Пьесы молодых драматургов. -М.: Сов. писатель, 1989. С. 176−237.
Перекалин О. Заложники вечности / О. Перекалин // Пьесы молодых драматургов. М.: Сов. писатель, 1989. — С. 238−287.
Петрушевская Л.С. Собрание сочинений: В 5 т.: Т. З: Пьесы. / Л. С. Петрушевская. Харьков: Фолис- М.: ТКО ACT, 1996. — С. 7−74.
Погодин Н. Собрание сочинений. В 4 т.: Т-3 / Н.Погодин. М.: Искусство, 1973. — 440 с.
Разумовская Л. Сад без земли / Л. Разумовская // Пьесы молодых драматургов. М.: Сов. писатель, 1989. — С. 288−353.
Розов В. В добрый час. Пьесы / В. В. Розов. М.: Сов. писатель, 1973.598 с.
Розов В. Избранное: Пьесы / В.Розов. М.: Искусство, 1983. — 703 с.
Розов В. Мои шестидесятые . Пьесы и статьи / В.Розов. М.: Искусство, 1969. — 337 с.
Рябкин Г. Постельный режим / Г. Рябкин. — Ленинград: Искусство Ленинград, отд-ние., 1979.-133 с.
Салынский А.Д. Избранное: В 2 т.: Т.1: Пьесы / А. Д. Салынский. М.: Искусство, 1988.-457, 2. с.
Салынский А.Д. Избранное: В 2 т.: Т.2: Пьесы и киносценарий / А. Д. Салынский. М.: Искусство, 1988. — 430, 1. с.
Светлов М. Собрание сочинений: В 3 т: Т.2 / М.Светлов. М.: Худож. лит. 1975.-575 с.
Софонов А. Московский характер / А.Софонов. Собр. соч. Т. IV: Комедии. М.: Искусство, 1985. — 461 с.
Сэубанова С. Купер / С. Сэубанова // Безнец сэхнэ. Пьесалар. Казан: Татар, китап нэшр., 1989. — С. 53−90.
Троепольский Г. Н. Собрание сочинений: В 4.: Т. З: Повести, пьесы, киносценарий / Г. Н. Троепольский. М.: Современник, 1988. — 475, 2. с.
Успенский А. Пьесы / А.Успенский. М.: Сов. писатель, 1964. — 493с. Финн К. Пьесы / К.Финн. — М.: Сов. писатель, 1972. — 493 с. Шэрипов Р. Уеннан уймак / Р. Шэрипов // Безнец сэхнэ. Пьесалар. -Казан: Татар, китап нэшр., 1989. — С. 90−106.
Эминов Ю. Сафура бураннары: Пьесалар / Ю.Эминов. Казан: Татар, китап нэшр., 1991. — 296 б.
БТСРЯ 2001 Большой толковый словарь русского языка.
ЛЭС 1990 Лингвистический энциклопедический словарь.
СЭС 1990 Советский энциклопедический словарь.
ТРС 1966,2001 Татарско-русский словарь.
ТСРЯ 1996 -Толковый словарь русского языка.
ТТАС, Ч-З 1977 Татар теленец ацлатмалы сузлеге.
ФСРЯ 1986, 2003 Фразеологический словарь русского языка.
ФЭС 1998 Философский энциклопедический словарь.

Заполнить форму текущей работой