Настоящая работа посвящена сопоставительному исследованию предлогов английского языка и их функциональных коррелятов в рутульском — пространственных падежей и послелогов.
Объектом исследования являются предложио-послеложные конструкции рутульского и английского языков.
Предмет исследования — семантическая и функциональная характеристика английских предлогов и их эквивалентов в рутульском языкепространственных падежей и послелогов.
Актуальность темы
настоящей диссертации определяется ролью, которую играет проблематика выражения пространственных отношений в таких современных областях лингвистики, как функциональная лингвистика, прагматика, теория речевой коммуникации, логический анализ языка и др. Исследования в этом направлении представляются актуальными как для общей теории языка, так и для кавказского языкознания, где до настоящего времени соответствующим проблемам практически не уделялось должного внимания.
Актуальность исследования пространственных падежей повышается также в связи с тем, что по отношению к некоторым дагестанским языкам до настоящего времени продолжаются дискуссии о количестве падежей, что в немалой степени обусловлено отсутствием единого мнения, во-первых, относительно оппозиции пространственных и грамматических падежей, и, во-вторых, относительно статуса так называемых послеложных падежей. Иными словами, проблема усугубляется отсутствием обоснованного разграничения двух грамматических сущностей, объединяемыми в единую категорию падежа. Соответственно, в литературе высказывается целый спектр мнений, а при описании конкретных падежных систем применяются различные подходы и методики, дающие не совпадающие результаты.
Основной целью диссертации является сопоставительное изучение предлогов английского языка и пространственных падежей (и в меньшей степени — послелогов) рутульского языка с точки зрения выражаемой ими семантики — прежде всего локативной, и в плане ее развития — временной и абстрактной (субъектно-объектной и т. п.). При достижении этой цели в диссертации были поставлены следующие конкретные задачи:
1. Исследование особенностей предлогов и пространственных падежей в английском и рутульском языках на основе их сопоставления со смежными структурами как в рамках падежной системы (ср. оппозицию пространственных и абстрактных, грамматических падежей), так и в пределах лексико-грамматической классификации (ср. оппозицию предлогов/послелогов и наречий и т. п.). Необходимость постановки такой задачи осознавалась еще Е. А. Бокаревым, который писал: «Причиной разногласий по вопросу о падеже является недостаточная разработанность методологических основ описательной грамматики, недостаточно четкое определение самого понятия „падеж“, а в связи с этим недостаточная разработанность конкретной» методики выявления категории падежа. Более или менее единообразно определяется падеж с точки зрения функциональной как форма имени, выражающая его синтаксические отношения к другим словам. Но с той, же функциональной точки зрения определяются аналогичным образом предлог, а также послелог в тех языках, где он существует вместо предлога или наряду с ним" [Бокарев 1954: 30].
2. Определение возможностей классификации английских предлогов и рутульских пространственных падежей с различных точек зрения: формальной, семантической и функциональной.
3. Выявление элементарных типов семантических отношений, передаваемых отдельными единицами системы пространственной ориентации английского и рутульского языков.
4. Определение влияния контекста на обособление различных элементарных содержательных отношений в английской и ругульской системах пространственной ориентации.
Научная новизна работы, прежде всего, заключается в выборе объекта исследования: изучение способов выражения пространственных значений с семантико-функциональной точки зрения до сих пор не составляло предмет монографического исследования на материале рутульского языка, хотя более или менее подробные сведения об этой стороне морфологической структуры рутульского языка имеются. Таким образом, в настоящей работе впервые всесторонне содержательные типы выражения пространственных отношений в рутульском языке, предложена их классификация, подробно описаны типичные случаи реализации каждого из этих типов, в том числе и случаи транспозиции, а также проведено детальное их сопоставление с аналогичными структурами английского языка.
Теоретическая и практическая значимость диссертации определяются тем, что контрастивный анализ систем выражения пространственных отношений вносит существенный вклад в первую очередь в изучение морфологии кавказских языков в теоретическом отношении для разработки принципов их описания. Проведенный в работе комплексный анализ проблем, связанных с различиями в способах выражения пространственных отношений в языках различной морфологической структуры, во многом восполняет имеющийся до настоящего времени пробел в исследовании падежной системы рутульского и других дагестанских языков, обогащает методику сопоставительного синтаксиса результатами, полученными на новом языковом материале. 7.
Результаты исследования могут послужить основой для сопоставительно-типологического изучения морфологии рутульского и родственных дагестанских, а также английского и некоторых других иностранных языков, особенно в аспекте функциональной типологии, определяемой следующим образом: «Если структурная сопоставительная лингвистика исследует особенности организации сравниваемых языков, их форм, то функциональное сопоставительное изучение языков призвано раскрыть закономерности построения речи на данном языке в сравнении с другим. Это, по-видимому, и является конечной целью сопоставительного изучения языков. Функционально-сопоставительная лингвистика должна сопоставлять средства, избираемые говорящими на разных языках при реализации одних и тех же типовых коммуникативных заданий в сходных ситуациях. Речь представляет собой совокупность речевых актов, так что сопоставительная лингвистика должна в качестве объекта исследования взять и сопоставительное изучение речевых актов на данных языках. Дж. Серль отмечал, что речевой акт — не только единица коммуникации языка, но и основной объект языкознания, ибо правильное изучение языковых актов и есть правильное изучение языка» [Гак 1987: 37].
Практическое применение выводы и наблюдения, содержащиеся в настоящей диссертации, могут найти применение при составлении научных, вузовских и школьных грамматик, учебных пособий для учителей рутульских школ, работников национальных средств массовой информации (редакторов, журналистов и др.), переводчиков и т. п.
Материалом исследования в работе послужили тексты современной английской художественной литературы. Малочисленность печатных изданий на рутульском языке обусловила использование переводных текстов, способных дать представление о том, как развертывается идентичное содержание в текстах на различных языках. В качестве таких текстов были взяты современные переводы евангелий на рутульский (переводчик С.М. 8.
Махмудова) и английский (New international version) языки. Возможность использования этих материалов для сравнительного анализа обеспечивается, на наш взгляд, тем, что переводчики ориентировались на передачу смысловой структуры оригинала, не копируя способы ее поверхностной реализации.
Приемы и методы исследования, использованные в настоящей диссертации, в целом характеризуются как контрастивные, причем с учетом не только различий в средствах выражения исследуемых значений, но и схождений сопоставляемых структурах, что является оправданным как в теоретическом, так и в учебно-методическом плане.
В контрастивной лингвистике противопоставляются две схемы анализа: «от формы к содержанию» (анализирующая модель) и «от содержания к форме» (порождающая модель). При определенных преимуществах последней модели метод «от формы к содержанию», на наш взгляд, также может дать позитивные результаты (ср., например, рассматривавшуюся выше специальную работу А. Е. Кибрика [1970], а также обзор сходств и различий морфологических систем дагестанских языков в монографии [Кибрик, Кодзасов 1990]). Учитывая отмеченные факторы, мы строим работу на принципе «от формы к содержанию», причем отправной точкой анализа выступают последовательно оба сравниваемых языка.
На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:
— значительная вариативность морфологических структур на уровне поверхностной реализации исследуемых семантических единиц и их противопоставлений обусловлена аналитическим характером английской и синтетическим характером рутульской морфологии;
— в сопоставляемых языках с точки зрения двигательных значений равным образом противопоставлены месторасположение в соответствующей локализационной области и движение из локализационной области;
— в английском языке, в отличие от рутульского, в котором имеется регулярное совпадение эссивов и аллативов, имеются специальные средства 9 выражения движения в данную локализационную и движения через локализационную область;
— развитая система пространственных падежей рутульского языка не исключает использования для передачи пространственных значений иных морфологических и лексических средств, в частности, пространственных послелогов, уточняющих семантику месторасположения;
— рутульский и английский языки демонстрируют развитие широкой системы выражения непространственных значений на базе пространственных значений: временных, субъектных, объектных, инструментальных, причинно-целевых, образа действия, совместности, посессивности и др.
Апробация работы. Основные положения диссертации изложены в публикациях автора общим объемом 2 а.л. в следующих сборниках:
1. Корреляты предложно-падежной системы в английском языке в сопоставлении с рутульским.// Кавказский лингвистический сборник. Москва, 2009.
2. Маркеры падежной системы рутульского языка и их соответствия в английском.// Современные проблемы кавказского языкознания и тюркологии. ДГУ. Махачкала, 2010.
3. Репрезентация экспонентов предложно-падежной системы в рутульском языке в сопоставлении с английским.// Вестник Поморского университета. Архангельск, 2010.
4. Предложно-падежные конструкции в рутульском языке в сопоставлении с английским.// Материалы международной научной конференции, посвященной 110-летию Ш. М. Ильясова. Махачкала, 2010.
5. Сопоставление английских предлогов с падежными маркерами рутульского языка.// Актуальные вопросы общего и кавказского языкознания. ДГПУ. Махачкала, 2010.
Объем и структура работы. Диссертациогт ^ ^.
1 ¿—м рабо j га изложена на 154 а в, зиспользованной научной литературы, списка ис гочн^ страницах и состоит из введения, двух ~.
Лав' заключения, списка.
КОВ ]I списка сокращений.
0.1. История изучения ^ проса.
Проблема средств выражения в яз^т.
Ках различных типов ггранственных отношений обсуждается в.
1к°знании уже в течение времени, причем в различные петэ^^ развития лингвистики длительного к этой проблеме обращались достаток щ известные теоретики языкознания, в частности, в связи с этим лс^.
Льзя не назвать работу основоположника копенгагенской школы ctpvtc^ г^Рализма Луи Ельмслева.
Категория падежа" [1935; 1937].
С точки зрения общего взгляда на пробле^хх^.
— Немаловажное значение имеет также классическая работа Р. Якобсона. r1Q.
L 1936], который выявил инварианты значении падежей русского язьт.
Х1<�а, характеризующихся существенной многозначностью. В дагестанское л ^ языкознании подобным обобщающим трудом можно считать pa6oxv л т.
— Ь. Кибрика [1970] в которой дан детальный анализ пространствен: м^т хх падежей дагестанских языков с целью определения их элементапт bIX пространственных значении и способов их структурной организагти-т* в естественных языках.
По мнению автора, на основе такого анализа во-^а.
Можно построение такой пространственной модели, которая описывает ia бы единообразным способом все конкретные реализации простг"^.
Ранственных значений в естественных языках. Эта модель не существует.
11И В одном языке, «но в каждом языке реализуется в более или менеег,.
— РеДуцированном виде В этом плане вполне естественно обращение автора к материалу дагестанских языков, которые, в отличие.
Русского и других индоевропеиских языков, обладают замечательной по своей прозрачности и строиности системой обязательных пространств и енных значений, которая, на наш взгляд, имеет интерес не только (и не столько) для морфологии, но и для семантики. Речь идет о так называемых местных, направительных и послеложных падежах" [там же: 112−113).
Для используемой автором методики существенным представляется следующее правило: «Если же исходное значение данного языка в другом языке в разных контекстах передается различными формами выражения, это диагностирует наличие шва (швов), разложимость значения первичной формы выражения (например, забегая вперед, можно указать, что в русском языке в высказываниях в мешке, в песке употреблена одна и та же предложно-падежная форма, а в некоторых дагестанских языках им соответствуют различные падежные формы, одна со значением нахождения в полом замкнутом пространстве, другая — в сплошном, заполненном пространстве) этот факт указывает на наличие шва в значении русской пред-ложно-падежной формы в + предл. падеж)» [Кибрик 1970: 112].
А.Е. Кибрику принадлежит четкое деление морфем с ориентирующим (составляющих категорию локализации) и двигательным значением. Элементарные ориентирующие значения, — представленные в дагестанских языках, определены в работе следующим образом: внутри ориентиравне ориентирана горизонтальной поверхности ориентирана вертикальной или наклонной поверхности ориентираоколо ориентираперед ориентиромза ориентиромконтактность с ориентиромнеконтактность с ориентиромобладание ориентиромсовместность с ориентиром. Эти ориентиры затем строятся в единую иерархическую модель.
Двигательные значения представлены следующими единицами: приближение У8 удалениеконтактность УЯ неконтактностьограниченность УБ неограниченностьотсутствие УБ наличие дополнительного ориентираприближение к говорящему У8 удаление от говорящегодвижение вверх У8 вниз.
На наш взгляд, построенная А. Е. Кибриком схема может быть с успехом применена и для описания систем выражения пространственных значений с не столь выраженными оппозициями, как это имеет место в дагестанских языках.
Актуальность названной проблемы в дагестанском языкознании подтверждается в определенной степени публикацией целой серии сборников статей, посвященных исследованию падежно-послеложной системы дагестанских и в целом кавказских языков, затрагивающих, в том числе и интересующий нас круг вопросов. В частности, значительный материал по способам выражения пространственных отношений падежными формантами мы находим в сборнике «Именное склонение в дагестанских языках» (Махачкала, 1979). Целый ряд интересных наблюдений, касающихся употребления локативных падежей в цахурском языке, мы находим в статье Б. Б. Талибова [1979]. В частности, он отмечает различные соответствия русскому предлогу «под», ср.: «Локатив III употребляется для выражения нахождения, предмета под чем-нибудь или на вертикальной поверхности чего-нибудь, причем очень часто с этим падежом для конкретизации места расположения предмета сочетается послелог авуб: Йишда хие суеак вомна и Иишда хив сувак авуб вомна „Наш аул расположен под горой“. В первом случае указывается на расположение аула на склоне горы, во втором случае сочетание падежной формы с послелогом конкретизирует сообщаемый факт: аул находится не на склоне горы, а у ее подножия» [Талибов 1979: 19].
Рутульская система склонения явилась предметом исследования Г. Х.
Ибрагимова [1979]. В связи с темой нашего исследования интерес вызывает характеристика локатива 1, показывающая его употребление для обозначения типичной локализации по отношению к ориентиру: «1 лок. наа, -е, -аъ, -ы, -и является не только падежом внутренне-местным инессив), но и МП более широкого значения, например, в мух.: Китаб.
13 устул-а гъа «Книга на столе находится» (суперессив) — Хыных куш-аъ луза гьыъыри «Мальчика в угол поставил» (инессив) — Иаь сивтаьраъа лышн-а «Мы стреляем в мишень» (дестинатив) — Зас йык1-ы гъама дига «Я забыл» — букв, «мне в сердце оставит нет» (функционально абессив) — Зы хал-а алгара «Я дома остаюсь» (инессив)". [Ибрагимов 1979: 28].
М.Е. Алексеев посвятпл свою работу анализу значений эргатива, однако касается при этом и пространственных отношений, в частности конструкций с причинным значением типа Хе1улли зон васас ав //Хе1кулла зон васарши ей «От холода я дрожу» с трансформацией в пространственное («на холоде я дрожу»), конструкций с субъектным значением типа Ишкол-ли лобур ол1мус бар // Ишколла лобур ол1ус бар «В школе детей обучают (школа детей обучает)» с трансформацией, обусловленной метонимией, и др. [Алексеев 1979].
В сборник вошла также статья Н. Д. Сулейманова [1979], посвященная склонению имен существительных в ксренском диалекте агульского языка, где значительное внимание уделено и особенностям местных падежей.
Проблема выражения пространственных отношений нашла отражение в материалах состоявшейся в 1979 г. в Черкесске VIII региональной сессии по изучению иберийско-кавказских языков, посвященной превербам и послелогам. Среди докладов конференции, касающихся непосредственно исследуемой нами проблемы, следует выделить статьи У. А. Мейлановой, Э. М. Шейхова, в которых исследуется материал лезгинских языков. Аналогичные материалы по другим дагестанским языкам представлены в сборнике материалов сессии статьями И. Х. Абдуллаева, Д. М. Асланова, Р. Э. Гамзатова, Г. Б. Муркелинского, Ш. М. Саадиева, П. А. Саидовой и др.
На следующей сессии «Падежный состав и система склонения в иберийско-кавказских языках» (Махачкала, 1981) проблемы выражения.
14 пространственных отношений также находились в центре внимания, но уже с точки зрения функционирования пространственных падежей. В вышедшем впоследствии по материалам конференции сборнике в интересующем нас аспекте заслуживают внимания, прежде всего следующие работы.
В статьях З. М. Магомедбековой [1987] и П. Л. Сандовой [1987] были рассмотрены особенности локативов в аварско-андийских языках и зака-тальском диалекте аварского языка. Значение пространственных (точнее, исходных) падежей цахурского языка выявляется в статье Н. Г. Исаева [1987]. Автор выявляет наличие у аблативов транслативного значения, что демонстрируется на примерах типа Къадах осейнче илгъеч1вин «Гвоздь прошел сквозь древесину" — Гулле осейнче илгъевч1уиа «Пуля прошла сквозь дерево» и т. п.
В различных аспектах данная проблема рассматривается авторами сборника под названием «Выражение пространственных отношений в языках Дагестана» (Махачкала, 1990). Историко-этимологический подход реализуется в статье З. Г. Абдуллаева «Этимоны пространства и времени в словообразовании и словоизменении даргинского языка» [1990]. Автор считает, что лексико-грамматические единицы, служащие для выражения пространства и времени, принадлежат к древнейшему слою языка. При этом он опирается на характеристику дагестанских (в т.ч. и даргинского) языков как языков «прономинального типа», которая была в свое время дана Н. Я. Марром. По мнению З. Г. Абдуллаева, практически все лексико-грамматические и лексические единицы в языке восходят к первичным дейктонимическим (прономинальным) корням. В исследовании этимона пространства, З. Г. Абдуллаев разграничивает две категории пространственной ориентации: субстанциональную (именную) и процессуальную (глагольную), которые делятся затем на тринадцать сфер или точек ориентации: 1) «у говорящего/к говорящему» (сфера 1-го лица), 2) «у слушающего/к слушающему» (сфера 2-го лица), 3) «выше говорящего», 4) «ниже говорящего» и др.
Историко-этимологический анализ является также предметом статьи Р1.Х. Абдуллаева «Суффиксы имен места в лакском языке» [1990]. В ней рассмотрены два деривационных суффикса. С помощьюалу образуются имена с пространственным значением от форм местных падежей покоя (эссивов) и наречий места (например, вив-алу «внутренность чего-л.» < вив «внутри») и т. п. Автор отмечает случаи использования данного суффикса в топонимии и в именном словообразовании (в частности, в названиях частей тела), указывает на его совпадение с выделительно-ограничительным формантомалу в системе личных и возратных местоимений (на-ва «я сам» > на-в-алу «только я сам один»). В сравнительно-историческом плане лак. -алу сопоставляется с дарг. -ла. Суф. -зал (-занну, -зану, -зани) образует обычно названия мест, где имеется скопление или обилие однородных предметов (ххулув «сено» > ххала-зан[ну] «сенокос») и является относительно малопродуктивным. По автору, этот суффикс восходит к устаревшему слову зану, отглагольному производному (ср. з-ун «работать», б-и-з-ан «ставить»).
К.С. Кадыраджиев в статье «Семантико-морфологическая структура пространственных элеменов в тюркских языках» [1990] реконструирует несколько пратюркских падежных показателей. Пратюрк. -кар (> хак. час-хар «к весне», тат. диал. мин-гэр «мне» и др.) раскладывается автором на два древних показателяк иар. Автор предлагает также этимологии некоторых тюркских пространственных местоимений и послелогов, в т. ч. догру «по направлению к», къаршы «пройти», дери «вплоть до», табан (ср. кумык, деигизге табан «к морю»), алдында «впереди, перед», арасында «между, среди» (< ара «промежуток, середина» < *ангара < ангар-«выпячиваться, выделяться»), боюнда «на протяжении», ичинде «внутри».
В статье Н. Д. Сулейманова «Направительный падеж серииъ „в“, „внутри“ в языках „восточнолезгинскои“ подгруппы (к агульско-лезгинским ареальным связям)» [1990] исследуется на аномальное образование направительного падежа серии наъ: -с, -стти вместо ожидаемого *-ъди (при лезг. -з, -зди). Автор предлагает реконструкцию «общенаправительного внесерийного падежа» нас со значением «в, внутри», на основе которого позднее развивается собственно направительный формантди, общий для всех серий, что и отражено в форме *-с-ди.
В статье С. М. Темирбулатовой «Система пространственных падежей в хайдакском диалекте даргинского языка» выделяются четыре серии местных падежей хайдакского диалекта: 1. Направительно-местные- 2. Исходные (аблативные) — 3. Дестинативные, маркирующие движение вверх от говорящего (-к1ен), вниз от говорящего (-хен), в сторону от говорящего (-тем) и к говорящему {-жен) — 4. Общенаправительные (сочетание направительных и исходных форм с элементомбек1. -жибек1, -губек!., -жир-бек!, -гурбек1 и т. п.). В статье указывается на решающую роль в разграничении семантики направления и местонахождения глаголов, сочетающихся с данным падежным формантом: курсинжи кабишшилца «на стул положил», но курсинжи би «на стуле есть». Происхождение дестинативных падежей увязывается с указательными местоимениями гъет «тот, находящийся на расстоянии от говорящего по горизонтали», гъеж «этот, рядом с говорящим», гьек1 «тот, выше говорящего» и гъех «тот, ниже говорящего».
В статье Н. Ц. Маммаевой [1990] отмечается, что наречия места в лакском языке регулярно образуются от указательных местоимений с помощью локативных суффиксов, которые также характерны и для склонения имен. Исключением является суф. -кку (ши-кку «здесь», тп-кку «там»), который в других частях речи не обнаружен. Обозначать качественный признак места, помимо местоименных наречий, способны выражать и наречия, образованные от неоформленных прилагательных (лахъ- «возвышенный», арх- «далекий» и т.
17 д.). Некоторые наречия представляют собой застывшие падежные формы имен, как правило, в настоящее время не употребительных, мукьав «на спине», кьат1 у.е. «во дворе», иттав «в глазах».
К.К. Курбанов [1990] среди способов выражения пространственных отношений в табасаранском языке" выделяет глагольную префиксацию и систему послелогов как основные способы выражения пространственных отношений в табасаранском языке, которые имеют между собой формальное сходство: суф. -ъ- - преф. ъ- «в», -гь (-хь) — гъ- «у, около, перед», -к — к-«на (в соприкосновении», -хъ — хъ- «за, позади», -кк — кк-«под», -гъ — гг>-«между», -«ин (диал. ~ «ил) — ич- «на (горизонтальной поверхности)». В рутульском языке, как и в ряде других языков лезгинской группы, также можно обнаружить подобные схождения.
Среди материалов сборника особо следует выделить статью К. Э. Джамалова [1990], непосредственно исследовавшего способы выражения пространственных отношений в рутульском языке, в т. ч. «местными падежами, послелогом, превербами и обстоятельственными наречиями» [1990: 123]. В сборник вошли также статьи М. А. Магомедова «Некоторые вопросы передачи пространственных отношений локативными падежами в аварском языке», П. А. Саидовой «Выражение пространственных отношений в глагольных словосочетаниях аварского языка», М.-Ш.А. Исаева «Пространственная семантика в глагольных словосочетаниях и фразеологизмах даргинского языка» и др.
В нахском языкознании специфический метод сравнения падежных значений был применен Т. И. Дешериевой, сопоставлявшей семантические поля чеченских и русских падежей. Важным представляется то, что, по мнению автора, «при создании модели пространственных значений как фрагмента семантических универсалий недостаточно использования лишь падежной системы языка. При дальнейшей разработке этого вопроса, повидимому, должны быть использованы и другие подсистемы языка, как.
18 то: глагольная, наречная, система служебных слов и т. д." [Дешериева 1974: 122].
Методика сопоставления семантических полей впоследствии была принята З. М. Курамагомедовой, которая в результате сопоставительного анализа аварских и русских падежей пришла к следующему выводу: «в русском языке предложный падеж имеет тенденцию выражения функций локативов, дательный и винительный — аллативов, а родительный — аблативов, хотя достаточно очевидны и примеры, нарушающие эту тенденцию» [Курамагомедова 2001:21].
В Дагестане традиционно прочные позиции удерживает сопоставительное исследование русского и дагестанских языков, что вызвано необходимостью укреплять методическую помощь преподавателям русского языка и учащимся дагестанской школы в усвоении русского языка. Внимание в соответствующих методических пособиях акцентируется на те особенности родных языков, которые затрудняют понимание и усвоение соответствующих явлений русского языка. Для нашего исследования особое значение имеют.
Падежные формы дагестанских языков в работах З. М. Загирова [1978; 1982; 1982а- 2002], посвященных проблемам сопоставительной морфологии русского и дагестанских языков, рассматриваются в плане соответствия их русским падежным единицам и по этой причине местные падежи детально не анализируются. Тем не менее, нельзя не отметить вывод, к которому приходит автор, о том, что «почти каждое предложение русского языка может быть переведено на дагестанские языки двояким способом: посредством местных падежей имени и посредством послелогов» [Загиров 2002: 202].
Несмотря на увеличение количества работ в области дагестанско-индоевропейского сопоставительного языкознания, нельзя говорить о решении проблем, возникающих в практике преподавания иностранных языков в дагестанской национальной школе, о которых писал, в частности, И. О. Ильясов: «Ныне действующие учебники по иностранным языкам.
19 предназначены для учащихся, владеющих русским языком как родным, но язык еще не стал родным для учащихся многонациональных школ. Дети испытывают значительные трудности и при оформлении своих мыслей и на русском языке. Поэтому, знакомясь с лексико-грамматическими явлениями иностранного языка через русский, учащиеся многонациональных классов оказываются в более трудном положении, чем учащиеся-монолингвы. Интерферирующее влияние оказывают как родные, так и русский языки" [Ильясов 1991: 11].
В контрастивной лингвистике одним из важных практических и теоретических аспектов описания является выбор языка-эталона для сравнения. К настоящему времени в дагестанском языкознании сложилась устойчивая традиция, которая исходит из очевидного или скрытого соположения описываемых языковых явлений с аналогичными явлениями русского языка, т. е. в качестве эталона выступает анализ сопоставимых категорий и явлений русского языка. Это нередко приводит к неправомерному переносу свойств русской грамматики на материал исследуемого языка. Между тем еще Л. И. Жирков предупреждал о том, что «грамматические категории в этих (дагестанских) языках настолько специфичны по своей природе, что лишь с оговорками, или, так сказать, в „кавычках“, можно употреблять привычные для нас термины: имя, глагол, прилагательное, наречие, предлог и т. п.» [1935: 156−157].
В связи с этим представляется целесообразным ориентировать исследование особенностей падежно-послеложной системы дагестанских языков на сопоставление с языками иной типологической структуры. В этом смысле английский язык, который, как известно, является, в отличие от русского, языком аналитического строя с характерным отсутствием падежей и передачей соответствующих значений исключительно предлогами, может дать новые возможности для выявления тех существенных типологических характеристик дагестанских языков, в.
20 частности рутульского, которые до последнего времени оставались незамеченными в специальной литературе.
Что касается исследования падежных систем дагестанских языков, можно отметить работу З. М. Чунчаловой, опиравшейся в своем анализе на сопоставление переводных текстов, что, на наш взгляд, позволило получить новые данные об особенностях функционирования пространственных падежей не только в лезгинском, но и в других дагестанских языках [Чунчалова 2004].
Категория падежа в рутульском языке была исследована в работах A.M. Дирра, Е. Ф. Джейранишвили, Г. Х. Ибрагимова, С. М. Махмудовой, а также в специальной работе М. О. Таировой.
В грамматическом очерке А. Дирра выделено 19 падежей [1911: 12], среди которых основные падежи: именительный, родительный, дательный, творительный («Activus, Ergativus»), сопровождающий и 14 местных падежей, дифференцирующихся по аффиксам.
Е.Ф. Джейранишвили отмечает в рутульском языке 4 основных (именительный, эргативный, родительный, дательный) и 12 местных падежей. [1966: 68].
В работе приведены парадигмы склонения существительных, личных, возвратных и вопросительных местоимений, атрибутивных имен в ед. и мн. числе. На основании этих парадигм представлены таблицы окончаний основных падежей. Местные падежи квалифицированы как послеложные, поскольку автор считает, что они образуются от косвенной основы путем присоединения послелогов. В свою очередь, послеложные падежи разделены на «однопослеложные» и «двупослеложные» в зависимости от того, сколько послелогов присоединяется к косвенной основе.
Сравнив «послеложные» падежи рутульского и цахурского языков Е. Ф. Джейранишвили пришел к выводу, что «Определенная часть цахских и мухадских послеложных падежей совпадает, некоторые соответствуютимеются отступления». [1966: 569].
В монографиях и статьях Г. Х. Ибрагимова дана развернутая классификацию падежей Рутульского языка с выделением всех диалектных различий. Среди основных выделены именительный, эргативный, родительный и дательный падежи, местных падежей выделено 12. (1978: 51]. Автор впервые распределил местные падежи по сериям в составе локативного, направительного и исходного падежей. Из 5 серий две признаны полными, остальные — дефектными. Комитатив, который Г. Х. Ибрагимов относит к местным падежам, в серии не включен и стоит обособленно. Компаратив же в монографии не введен в систему падежей, это объяснено тем, что «5-й исх. (удаляющий сравнительный) падеж вытеснил сравняющий (A.M. Дирр), или сравнительно-сопоставительный (Е.Ф. Джейранишвили) падеж нА» хъаъ" [1978: 57].
В работе С. М. Махмудовой отмечается наличие в рутульском языке 17 падежей: 3 основных — именительный, эргативный, дательный- 2 промежуточных — сравнительный и совместный. Вслед за некоторыми исследователями С. М. Махмудова отрицает существование в падежной системе рутульском языке генитива. [2001: 62]. Двенацать местных падежей автором впервые были объединенны в 6 серий по два падежа. [2001].
В монографии М. О. Таировой выделено 17 падежей — 4 общеграмматических, 2 промежуточных и 11 местных, объединенных в серии по два падежа. Шестая серия местных падежей признаиа ущербной. [2002]. В диссертационной работе М. О. Таировой приведена подробная синтаксическая характеристика падежей. [1998].
Подробный обзор их точек зрения на предмет нашего исследования будет приведен во второй главе диссертационной работы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Содержащееся в настоящей работе сопоставительное исследование способов выражения пространственных отношений в английском и рутульском языках показало наличие, с одной стороны, определенного сходства между сравниваемыми языками в том, что касается формирования элементарных единиц и основных семантических оппозиций, в которые эти единицы вступают. С другой стороны, наблюдаются существенные расхождения в используемых формальных средствах. Сопоставляются, прежде всего, пространственные падежи и послелоги рутульского языка, которым соответствуют предлоги в английском языке, а также падежи и предлоги русского языка.
Если говорить о схождениях, то сопоставляемые языки обладают разветвленной системой дифференциации граммем локализации — «на, над» (английские предлоги on, up, upon, over, above, onto, off — рут. супер-лативы), «около, рядом» (английские предлоги at, by, about, to, toward / towards, around, along, near, beside — рут. ад-лативы), «внутри» (английские предлоги in, within, inside, into, from, out, through, throughout — рут. ин-лативы), «перед» (английские предлоги before и against — рут. послелоги улихьде, уликлаа), «между» (английские предлоги among и between — рут. послелог арыди/ конт-лативы), «сзади, позади» (английские предлоги behind и after — рут. пост-лативы), «под» (английские предлоги under, below, beneath — рут. суб-лативы) и др. Судя по нашим материалам из всех значений категории локализции лишь семантика «в контакте с», выражаемая в рутульском языке с помощью конт-лативов, не находит дифференцированного выражения в английском языке.
С точки зрения двигательных значений в сравниваемых языках равным образом противопоставлены месторасположение в соответствующей локализационной области и движение из локализационной области. В отличие от рутульского, в котором имеется регулярное совпадение эссивов и.
139 аллативов, в английском также имеются специальные средства выражения движения в данную локализационную область (ср. into, onto), хотя и не образующие последовательной системы. Кроме того, здесь выделяется специальное средство для выражения движения через локализационную. область (предлог through), что передается в рутульском с помощью аблативов.
Анализ функционирования предлогов, послелогов и падежных единиц в конкретных контекстах позволяет говорить и о значительной вариативности морфологических структур на уровне поверхностной реализации выделенных в работе семантических единиц и их противопоставлений. В основном это вызвано, как можно полагать, аналитическим характером английской и синтетическим характером рутульской морфологии. Особо важное значение для адекватной интерепретации расхождений такого рода имеет, на наш взгляд, использование понятия «местонахождение в типичной по отношению к данному объекту позиции», которое позволяет объяснить кажущуюся нелогичность в использовании тех или иных средств выражения пространственной ориентации по отношению к различным группам имен, в т. ч. и по отношению к именам абстрактной семантики.
Обращает на себя внимание тот факт, что развитая система пространственных падежей рутульского языка не исключает использования для передачи пространственных значений иных морфологических и лексических средств, в частности, пространственных послелогов, уточняющих семантику месторасположения (ср. арыди «между», улихъде «впереди» и т. п.).
Сопоставляемые языки демонстрируют развитие на базе пространственных значений широкой системы выражения непространственных значений, в т. ч. временных, субъектных, объектных, инструментальных, причинно-целевых, образа действия, совместности,.
140 посессивности и др. В отдельных случаях выявляется сходство в пространственной семантике, служащей образом для выражения этих значений (ср., например, использование предлога in и рут. ин-эссива для выражения соответствующего временного значения, англ. from и рут. аблативов для выражения причинных отношении, отношения «предметматериал» и др.). В то же время большое количество значений, вторичных по отношению к пространственным значениям, в сравниваемых языках не совпадает с точки зрения своей пространственной образной основы (ср. англ. about «о, об» и рут. конт-аблатив).
При сравнении средств выражения пространственных значений интерес вызывают сходства и различия в нейтрализации отдельных граммем локализации и движения. Так, в рутульском языке регулярно совпадают средства выражения местонахождения и движения в соответствующую локализационную область. В английском языке также имеет место к нейтрализации противопоставления этих двигательных ориентиров.
Значения локализации нейтрализуются чаще в английском, в частности показателями соответствующего направления движения в английском для ряда значений локализации являются предлоги to (приближение) и from (удаление). Подобная нейтрализация, характерная для английского языка, не находит параллелей в рутульском языке.
При сопоставлении текстового материала рутульского и английского языков выявляются значительные возможности перефразирования и различной интерпретации соответствующих семантических отношений. Некоторые из подобных приемов перефразирования можно считать довольно регулярными. В частности, достаточно распространы в рутульском языке возможности передачи пространственных и временных отношений с помощью отглагольных образований. Другим средством такого рода оказываются соответствующие наречия. Использование всего.
141 комплекса этих и иных лексических, синтаксических и морфологических средств значительно повышает: выразительные возможности’переводного текста,. устраняет его неестественность, возникающую при буквальном следовании за структурой оригинала, в ущерб его смысловой стороне.
Широко: представлены пространственные предлоги и падежи в идиоматических, выражениях. При этом, как показывает наше исследование, следует разграничивать использование соответствующих средстввнутри фразеологизма и вне его. В первом случае пространственный предлог или падеж теряет самостоятельное значение и его значение имеет регулярного соответствия в сопоставляемом языке. Во втором случае налицо одно из непространственных (обычно объектных) значений, которому в сопоставляемом языке обнаруживается достаточно регулярное соответствие.
В работе в качестве третьего компонента сопоставления широко использованы материалы русского языка, в котором формальными средствами выражения пространственных значений являются предлоги и падежи. Нередко. I русский язык оказывается тем диагностическим средством, которое позволяет дифференцировать значения, нейтрализованные в рутульском и английском языках (например, значения месторасположения и движения в соответствующую локализационную область с помощью предложного и винительного падежей). Во многих случаях рутульский и русский переводные тексты обнаруживают большую близость друг к другу по сравнению с английским, что, на наш взгляд, свидетельствует о влиянии русского текста на рутульский перевод.
