Проблема автора и читателя в прозе и публицистике В.М. Шукшина

Творчество В. М. Шукшина, самобытная личность писателя привлекли к себе внимание критиков и литературоведов с самого начала его творческого пути. К сегодняшнему дню насчитывается немало исследований — монографий, сборников научных статей, диссертаций, которые посвящены осмыслению прозы писателя, обладающей особой мерой простоты и правдивости и вместе с тем оставляющей впечатление необычайной сложности. Тем не менее по-прежнему и читатели, и специалисты сталкиваются с той особой тайной шукшинской прозы, которая была замечена критиками еще в 1970;е годы и которая по сей день волнует новых читателей: при чтении рассказов писателя «возникал обычно второй план, далеко не так просто поддающийся истолкованию"1.

Сложность изучения прозы Шукшина состоит и в том, что писатель одновременно работал над рассказами и крупными эпическими произведениями — романами «Любавины», «Я пришел дать вам волю», а как кинорежиссер создавал такой жанр, как киноповесть. Сложное единство различных жанровых форм в творчестве В. Шукшина тем не менее оттеняет особую самостоятельность в этом единстве рассказа как оригинального жанрового образования. Выход его первого сборника рассказов «Земляки» (1963) уже свидетельствовал о создании писателем устойчивой формы и типа рассказа. Сложная проблематика новеллистики Шукшина соприкасается с общей концепцией его романов, в которых развертывается драматическое сказание о судьбах русского крестьянства, его киноповестей, где художник широко использовал возможности «малого жанра». Вот почему следует говорить о приоритете жанра рассказа, определяющего единство творчества писателя, его самобытность, его индивидуальное своеобразие.

1 Крамов И. В зеркале рассказа: Наблюдения, разборы, портреты. — М., 1979. С. 260.

Рассказ В. Шукшина рассматривается исследователями как новое явление жанра. Так, И. Крамов пишет: «Оказалось, его небольшие рассказы гораздо больше дают для понимания окружающего нас мира, чем может дать иной роман. В этом отношении творчество В. Шукшина как бы заново открывало возможности „малой прозы“. „Феномен Шукшина“, о котором много писали в недавнее время, пожалуй, ярче всего проявился в том, что он, как некогда Чехов, открывал для литературы целый материк с особенностями его быта, природы, национальной жизни. Этот материк был ни „городом“ и ни „деревней“ — Россией». По мнению И. Крамова, принципиальная новизна Шукшина-новеллиста связана главным образом с типами и характерами, которые он вывел, с его умением нарисовать на нескольких страницах психологически сложный тип, опровергающий сложившиеся представления о человеке.

Сам писатель считал, что рассказ, будучи гибкой и многообразной формой прозы, позволял ему с наибольшей полнотой выразить его взгляд на мир и человека. Писание рассказов он называл вдвойне непосильным в «непосильном деле» литературы. Зато «ни с чем не сравнима радость, когда хоть в какой-то мере удается сказать в малом о большом.». Отвечая на вопросы анкеты еженедельника «Литературная Россия» в 1960 году, В. Шукшин подчеркнул, что написать хороший рассказ гораздо труднее, чем повесть или роман, так как писатель в большом жанре чувствует себя свободнее, от него «не требуется той изнурительной работы отбора, без которой немыслим настоящий рассказ, ведь в рассказе не должно быть лишних слов, особое значение приобретает деталь, нужно жесткое самоограничение, способность через частность выразить целое. требуется и немалое композиционное искусство, чтобы выстроить маленькое художественное произведение"4.

2 Крамов И. В зеркале рассказа. С. 271.

3 Шукшин В. М. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1998. — Кн. 6. С. 94.

4 Там же. С. 59.

Первая монография о Шукшине «Василий Шукшин. Творчество, личность» В. Коробова вышла в 1977 году5. Воссоздавая творческую биографию писателя, ее автор тщательно собрал и проанализировал обширные факты биографии, воспоминания современников, размышления самого художника и тем самым предложил читателю материал для более точного прочтения и восприятия его произведений. Первой попыткой изучения поэтики рассказов Шукшина, их жанрового своеобразия стала книга В. Апухтиной «Проза В. Шукшина» (1981)6. Кроме того, большое внимание в ней уделяется осмыслению роли социально-исторических обстоятельств в формировании личности писателя, истоков его творчества. Среди работ о Шукшине выделяется монография земляка писателя В. Горна «Характеры Василия Шукшина» (1981), где основное внимание автора, главным образом, сосредоточено на выявлении художественной цельности творчества Шукшина, которая, по мнению исследователя, отражает сложность мировосприятия писателя. Объект пристального интереса В. Горна — внутренняя целостность шукшинской прозы. Он приходит к выводу, что прозу В. Шукшина «необходимо рассматривать как качественно новое, эстетически целостное повествование"7.

Чрезвычайно интересными в стремлении постичь особенности повествования в рассказах Шукшина, объяснить их жанрово-стилевое своеобразие представляются работы, например, Я. Эльсберга, М. Ваняшовой, о.

Н. Драгомирецкой, И. Крамова, Н. Лейдермана и др. Из работ 1990;х годов следует выделить монографию С. М. Козловой «Поэтика рассказов В.М.

5 Коробов В. Василий Шукшин. Творчество. Личность. — М., 1977.

6 Апухтина В. А. Проза В. Шукшина. — М., 1981.

7 Горн В. Характеры Василия Шукшина. — Барнаул, 1981. С. 242.

8 Элъсберг Я. Е. Смена стилей в современном русском рассказе 1950;1960;х годов: С. Антонов — Ю. Казаков — В. Шукшин//Эльсбе/>г Я. Е. Смена литературных стилей: На материале русской литературы Х1Х-ХХ веков. — М., 1974. С. 178−198- Ваняшова М. Г. Жанровое своеобразие рассказов В. Шукшина//Проблемы эстетики и поэтики. — Ярославль, 1976. С. 106−114- Драгомирецкая Н. В. О стилевых традициях в современной советской прозе//Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1977. Т. 36. № 6. С. 491−501- Крамов И. В зеркале рассказа: Наблюдения, разборы, портреты. — М., 1979; Лейдерман H.JI. Рассказ В. Шукшина//Лейдермап Н. Л. Движение времени и законы жанра: Жанровые закономерности развития советской прозы в 60−70-е годы. — Свердловск, 1982.

Шукшина"9, в которой на основе использования лингвостилистического анализа предпринята во многом новая и оригинальная интерпретация шукшинских рассказов.

В последнее время появилось новое направление в изучении рассказов Шукшина, связанное с системно-текстологическим анализом. К этому направлению примыкают, наряду с монографией С. М. Козловой, труды и материалы Всероссийских научно-практических конференций, организованных Алтайским госуниверситетом (1991;2003). Так, в них подробно исследуется художественно-речевая структура рассказов Шукшина, рассматриваются вопросы интерпретации его художественного наследия с позиций лингвистики и психолингвистики10. Свой вклад в развитие шукшиноведения вносят труды ученых бийской школы11, занимающихся важной работой по составлению словаря фразеологизмов и диалектной лексики в прозе В. М. Шукшина.

1 О.

Появляются все новые исследования: монографии и диссертации, но по-прежнему проблема изучения феномена, называемого шукшинский рассказ, на наш взгляд, еще не решена в той мере, с какой позволяет подойти к ней и подобрать новые ключи богатый методологический и методический инструментарий, накопленный современным литературоведением. Перед исследователем творчества писателя по-прежнему стоит задача «выявления невыявленного», т. е. тех смысловых нюансов, эстетических значений и т. п.,.

9 Козлова С. М. Поэтика рассказов В. М. Шукшина. — Барнаул, 1992.

10 Творчество В. М. Шукшина: Проблемы, поэтика, стиль. — Барнаул, 1991; Творчество В. М. Шукшина. Поэтика. Стиль. Язык. — Барнаул, 1994; Творчество В. М. Шукшина. Метод, поэтика, стиль. — Барнаул, 1997.

11 Муравинская Л. Василий Шукшин: Хроника жизни и творчества//Алтай. 1982. № 3. С. 74−103- Овчинникова О. С. Проблема народного характера в романах В. М. Шукшина: Автореф. дисс. .канд. филол. наук. -М., 1982; Байрамова JI.K. Фразеология рассказов В. Шукшина//Язык и стиль прозы В. М. Шукшина. — Барнаул, 1991. С. 99−104- Овчинникова О. С. Народность прозы В. М. Шукшина. — Бийск, 1992; Никишаева В. П. Типы повествователя в рассказах В.М. Шукшина//В.М. Шукшин — философ, историк, художник. Вып. 3. — Барнаул, 1992. С. 125−131- Арчакова Х. П. Авторизованный способ подачи информации в рассказах В.М. Шукшина//В.М. Шукшин: Жизнь и творчество. — Барнаул, 1992. С. 157−159 и др.

12 Куляпина А. И. Проблемы творческой эволюции В. М. Шукшина. — Барнаул, 2000; Хуторянская А. Д. Картина мира в «малой прозе» В. Шукшина: Автореф. дисс. .канд. филол. наук. — Барнаул, 2000; Сигов В. К. Проблема народного характера и национальной судьбы в прозе В. М. Шукшина: Автореф. дисс. .докт. филол. наук. — М., 2000; ХасамоваГ.Г. Диалог в рассказах В. М. Шукшина: функционально-коммуникативный аспект исследования. — Уфа, 2002. которые трудноуловимы при анализе образов героев, но крайне важны для произведения и творчества писателя в целом. Особенное значение здесь обретает коммуникативная природа образа читателя, вступающего в диалектические отношения с образами автора и героев, с текстом произведения как открытой и незавершенной структурой, нуждающейся в читательской активности для своего завершения. Ибо образ читателя не только дан в тексте, но «задан» в произведении как художественно-смысловой потенциал, возможность, рецептивная установка. Проблема автора в прозе Шукшина пока еще рассматривается вне связи с проблемой читателя в отдельных статьях и выступлениях13.

Несмотря на признание важности категории читателя, в ее изучении остается много неясностей — прежде всего, в сфере конкретных подходов и методов ее исследования. Здесь современное литературоведение осваивает наследие М. М. Бахтина, в частности поставленную им проблему взаимоотношений субъектов сознания и поступка в литературном произведении, автора, героя и читателя, к которым в качестве партнера по диалогу присоединяется текст, обладающий большими смыслопорождающими возможностями в коммуникативном процессе.

Важные для современной литературной науки категории автора и читателя необходимо рассматривать в аспекте рецептивно-коммуникативных отношений. Если «образ автора» — смысловая инстанция и инициатор смыслообразования, то «образ читателя» — образ-посредник между текстом и реальным читателем, помогающий в процессах восприятия и понимания текста. Он существует в произведении на правах модели восприятия, регулирующей и определяющей процессы чтения. В общем виде образ.

13 См., например: Панаева Е. И. «Образ автора» и его композиционно-речевая структура в рассказе В. Шукшина «Жил человек"//Слово и текст. — М., 1981. С. 2−12- Бадиков В. В. Герой и автор в рассказах В.М. Шукшина//Жанрово-стилевые искания и литературный процесс. — Алма-Ата, 1988. С. 33−41- Варинская A.M., Левкив М. Н. Образ автора в рассказах А. Чехова и В. Шукшина: К проблеме преемственности//Вопросы литературы народов СССР. — КиевОдесса, 1989. Вып. 15. С. 139−148- Дмитриева Е. Ф., Кайзер Л. Д., Чувакин А. А. Образ автора в рассказах-сценках В.М. Шукшина//В.М. Шукшин. Жизнь и творчество. Вып. 2. — Барнаул, 1992. С. 129−130- Дуров А. А. Методологические проблемы интерпретации эстетического субъекта в художественной прозе//Принципы и методы исследования в филологии: конец XX в. — СПб., 2001. С. 131−137 и др. читателя можно определить как основную коммуникативную модель, заданную в тексте произведения и входящую в его образную систему «автор — герой — читатель», но реализующуюся лишь в процессе восприятия и воздействия. Природа образа читателя по сравнению с образами автора и героев наиболее условна, литературна — словом, конвенциональна. «Мнимая неуловимость этой литературной категории, — пишет А. Ю. Большакова, — во многом зависит от сложности ее структурирования, которое, очевидно, должно происходить по особым, коммуникативным законам"14.

Актуализация внимания к рецептивным процессам в новую эпоху развития искусства свидетельствует о внутренней перестройке эстетической системы, осознавшей ущербность своей самодостаточности и ищущей пути выхода к новым горизонтам развития. «Когда литературе трудно, начинают говорить о читателе. Когда нужно перестроить голос, говорят о резонансе. Этот путь иногда удается — читатель, введенный в литературу, оказывается тем литературным двигателем, которого только и недоставало для того, чтобы сдвинуть слово с мертвой точки. Это — как бы «мотивировка» для выхода из тупиков"15, — писал Ю. Н. Тынянов.

Современная социокультурная ситуация, характеризующаяся переориентацией эстетического сознания, разрушением канонических художественных форм, опасностью «омассовления» во многих своих чертах напоминает культурно-историческое развитие эпохи 1960;х годов — времени появления шукшинских произведений. Изменение рецептивной ситуации в 1960;е годы в искусстве, вызванное появлением нового, демократического читателя, зрителя, обусловило выдвижение на первый план проблемы отношений искусства и новой аудитории, заставило многих художников пересмотреть свои общественные и художественные позиции. В последние годы возрастает необходимость нового прочтения рассказов В. М. Шукшина не только в связи с проблемой их рецепции, но и с постановкой в новые.

14 Большакова А. Ю. Образ читателя как литературоведческая категория// Известия РАН. Сер. лит. и яз. 2003. Т. 62. № 2. С. 19.

15 Тынянов Ю. Н. Литературный факт. — М., 1993. С. 266. контексты. Проблема автора и читателя в прозе писателя может быть понята при сопоставлении жанров рассказа и публицистической статьи, и, хотя стратегии рецепции и коммуникации в художественном и публицистическом произведениях различны, но, вместе с тем, они вполне репрезентативны для художественной системы писателя. Описание структуры публицистического текста в его нормозадающей для рецепции роли дает возможность рассматривать исходную для всего творчества Шукшина систему взаимодействия «автор-текст-читатель» как внутреннюю эстетическую доминанту, определяющую диалогическую природу художественного целого.

Проза и публицистика В. М. Шукшина в своем движении наиболее ярко выявляют общие тенденции развития литературы этого периода от однозначно и жестко высказанной идеологемы к диалогу (явному и скрытому) с воспринимающей аудиторией. В таком аспекте творчество писателя еще серьезно не изучалось, хотя для этого уже имеются все основания.

Актуальность избранной темы, таким образом, обусловлена недостаточной изученностью проблемы взаимоотношений автора и читателя в контексте художественного целого прозы В. М. Шукшина.

Цель и задачи исследования

В работе ставится целью исследовать специфику рассказов В. М. Шукшина, используя возможности рецептивной эстетики и основываясь на изучении рецептивно-коммуникативной модели «автор — герой — читатель». Данная цель включает в себя решение следующих задач:

— выявить эстетическую роль рецепции и коммуникации в поэтике рассказов и в публицистике В. М. Шукшина;

— раскрыть значение художественной рецепции как структуроообразующего фактора прозы и публицистики Шукшина, определяющего специфику его воздействия на читателя;

— определить особенности рецепции и коммуникации в рассказах и статьях В. М. Шукшина 1960;1970;х годов, обусловленных характером социокультурной ситуации;

— показать влияние взаимоотношений автора и читателя на движение рассказов и статей Шукшина от монологичности, риторичности к внутренней диалогичности, «разноречивости» и многозначности;

— определить специфику воплощения образа автора и образа читателя в публицистике Шукшина.

— охарактеризовать специфику того художественного явления, которое получило в критике и литературоведении наименование «шукшинский рассказ».

Материалом и объектом исследования стала проза В. М. Шукшина, созданная в 1960;1970;е годы, такие общие принципы ее поэтики, как «незавершенность», вариативность текста, направленность на читателя и адресата, особая поэтика повествования и созданный специфическими лингво-семантическими средствами образ повествователя и др. Анализ произведений проводится в сопоставлении данных текстов друг с другом как прецедентных для автора и потенциальных читателей.

Предметом исследования в нашей работе являются категории «образ автора» и «образ читателя», представленные в рассказах и публицистических статьях В. М. Шукшина.

Методологическую основу исследования составили теоретические положения, сформулированные в трудах отечественных ученых А. А. Потебни, А. Н. Веселовского, М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, А. И. Белецкого, Ю. М. Лотмана, Б. О. Кормана, В. В. Кожинова, а также исследования по герменевтике и рецептивной эстетике ведущих западноевропейских авторов: Х. Г. Гадамера, Э. Гуссерля, Р. Барта, М. Наумана, Р. Ингардена, Х. Р. Яусса, В. Изера, М. Риффатерра, У Эко. Изучение рецептивных механизмов в структуре прозаического и публицистического произведения потребовало использования системнофункционального, структурного подходов и лингвокультурологического анализа, предполагающих изучение отдельных уровней художественной системы в их внутренних взаимосвязях.

Научная новизна исследования заключается прежде всего в определении связи категорий «образ автора» и «образ читателя» в теоретическом аспекте и выявление этих категорий в прозе и публицистике В. М. Шукшина, в построении гипотетических моделей данных категорий. На основе анализа рецептивно-коммуникативной структуры прозы и публицистики В. М. Шукшина сделан вывод о том, что установка на читательское восприятие является важнейшим внутриэстетическим фактором, определяющим специфику шукшинского рассказа как метатекста. Предложен целостный подход к художественному миру писателя, основанный на выявлении рецептивной доминанты, отражающей структуру авторского сознания, его художественного мышления.

Практическая значимость результатов работы заключается в том, что они могут найти разнообразное применение при разработке общих и специальных учебных курсов по теории литературы и русской литературы XX в. в вузовской и школьной практике преподавания. Ее материалы и концепция могут быть использованы в дальнейшей научной разработке проблемы рецептивно-коммуникативной системы «автор-текст-читатель» в художественном и публицистическом произведениях.

Структура работы определена спецификой поставленных исследовательских задач. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение

.

Подводя итоги исследованию проблемы автора и читателя на материале прозы и публицистики В. М. Шукшина, можно констатировать, что она остается центральной с точки зрения методов анализа художественного текста: будь то лингвостилистический, историко-литературный или структуралистский.

Взаимоотношения автора и читателя в шукшинской прозе были рассмотрены в нашем исследовании в коммуникативном аспекте, на уровне субъект-объектных отношений. Анализ взаимоотношений между автором и повествователем, автором и героем, автором и читателем позволил проследить эволюцию шукшинских рассказов. Если в начале 1960;х годов повествование в его рассказах, как правило, организовано традиционно: субъектный план автора подчиняет и включает в себя план повествователя, который, в свою очередь, подчиняет себе план персонажа, то в рассказах конца 1960;1970;х годов наблюдается усложнение структурной организации текста. Изображаемое пропускается через сознание героя, ему предоставлено право самовыражения. Авторское сознание проявляется в соотношении повествовательного монолога и диалога, в смене типов речи: прямой, внутренней и несобственно-прямой. Используется смена позиций точек зрения, которые даются как равноправные. Автор становится структурно-организующим центром произведения, от которого зависит не только выбор персонажей, но, главным образом, соотношение разных точек зрения на реальность. В. М. Шукшин проникает в более сложные, динамичные отношения между субъектными сферами автора, повествователя и персонажей. Их можно характеризовать как отношения диалога, так как кроме авторского сознания интенсивно развивается самосознание героев. Но прямого вторжения автора в мир героя у В. Шукшина нет.

Но чтобы ответить со всей полнотой на вопрос, в чем же заключается специфика шукшинского рассказа, необходимо было рассмотреть взаимоотношения автора и читателя, взаимоотношения, которые, как мы убедились, могут выявить единую, целостную модель его творчества. Воссоздание этой целостности, сремление увидеть процесс достраивания читателем мира шукшинского рассказа необходимо и потому, что выявляет специфическую систему образных средств, мотивирующих возникновение тех или иных чувств на «читательском» уровне — даже если они подавляются на уровне автора и героя. Это сопряжение читательской функции с эстетическим и этическим авторским идеалом в прозе Шукшина позволяет придти к следующим выводам.

Как бы ни было трудно охватить художественную структуру шукшинского рассказа, одно совершенно ясно: не только герой, но и автор, и читатель обнаруживают в себе острый внутренний драматизм — тоску по идеалу, муку нереализованное&trade-, мучительный внутренний разлад личности. Но важно, что реализованный на всех коммуникативных уровнях конфликт автора, героя и читателя, выраженный сложно и неоднозначно, ставит личность перед вопросами чрезвычайно сложными. И шукшинская личность (автора, героя и читателя) проявляет всю меру требовательности, ответственности перед смыслом своей жизни, ее истинными ценностями. Далекая от идеальности личность ставит «последние» вопросы, мучительно и сложно ищет ответы, движется к поступку, деянию в полном согласии с нравственными идеалами народа. Эта цельность всех компонентов художественного диалога и придает шукшинскому тексту особую притягательность. Такой текст, который направлен на изображение мучительной рефлексии и саморефлексии субъекта текста, часто — автора, по поводу создаваемого текста, в котором границы текста и реальности становятся подвижными, — называют метатекстом. Устойчивые взаимоотношения между автором и рассказчиком, автором и героем, автором и читателем, ключевые слова («боль», «мука», «тоска»), образы, приобретающие по мере развития творчества писателя, качества повторяемости, инвариантности, и формируют единую структурушукшинский метатекст.

Каждый большой художник создает в своих произведениях «образ мира», поэтический эквивалент реальности. Задача исследователя — увидеть за стилем стилевое ядро — ту концепцию мира, которая определяет специфику творчества художника. Условная и объективная реальность в шукшинских рассказах взаимодействуют между собой не как два сопоставленных или противопоставленных мира, а как единый мир. Фундаментом структуры этого мира является глубинный и истинный демократизм: равноправные диалогические отношения автора и героя, автора и повествователя, автора и читателя. Осуществленная коммуникация всех участников диалога составляет основу этого мира как глубинного шукшинского метатекста. Эта основа закреплена личностью самого автора-творца, чью позицию можно определить словом «ответственность». Ответственность перед искусством, народом, вечностью.

Культурный процесс XX века как бы стремился к искомой цели: отказаться от автора для того, чтобы тем самым отказаться от его наиболее существенного качества: от ответственности. Однако ничто не заменит авторство: огромное усилие нести ношу за «человека в человеке», придать человеку культурную идентичность, дать ему лицу. Если культурный контекст и интертекст не хранит эту идентичность, то нужен центр, вокруг которого смысл может кристаллизоваться. Такой центр — автор. Автор, понимающий всю меру ответственности перед народом, перед читателем.