«Видение о Петре Пахаре» Уильяма Ленгленда

Уильям Ленгленд (William Langland — ок. 1330, Шропшир — ок. 1400, Лондон) — автор аллегорической поэмы «Видение о Петре Пахаре» («The Vision of Piere the Plowman»), крупнейшего памятника морально-дидактической поэзии в Англии XIV в. Биографические сведения об авторе «Видения» крайне скудны и их трудно назвать достоверными. Даже имя поэта известно неточно, и его называют Ленглендом лишь согласно установившейся традиции. Фактически все, что мы знаем о Ленгленде, взято из его поэмы.

Родился Ленгленд, как принято считать, в графстве Шропшир. Во всяком случае, описание Мальвернских холмов в поэме свидетельствует о том, что эти места поэту знакомы и дороги. Скорее всего, поэт был выходцем из крестьянской семьи, но полученное в монастыре образование позволило ему выйти из крепостной зависимости. Во всяком случае, на страницах «Видения» поэт благодарит церковь за обретенную свободу. В то же время монашеский сан Ленгленд не принял. Не сложилась также его карьера в качестве клирика. Возможно, этому помешала женитьба Ленгленда. Он упоминает о своей жене Китт (Kytte) и дочери Кэлот (Kalote). Хотя сам Ленгленд замечает, что в результате полученного образования разве что обучился «немного читать на латыни», «Видение», однако, свидетельствует о том, что автор его был человеком по-своему образованным. Текст «Видения», созданный Ленглендом на английском языке, в то же время содержит немало вкраплений на французском и латинском языках. Обильно введенные в повествование цитаты свидетельствуют о широком знакомстве Ленгленда с латинской, главным образом клерикальной литературой. О себе поэт сообщает также, что некоторое время жил в Лондоне, сильно нуждался и не имел определенного занятия. Отдельные детали в поэме позволяют предположить, что поэт зарабатывал на жизнь сочинением деловых бумаг и пением псалмов, призванием же своим считал проповедничество. С этой целью он обратился к литературному творчеству. В то же время текст поэмы свидетельствует, что, несмотря на принадлежность к беднейшим слоям общества, Ленгленд был человеком, исполненным гордости и чувства достоинства. В поэме он замечает, что с ненавистью и презрением наблюдал людей, купающихся в роскоши, никогда не лебезил и не унижался перед ними, отказывая в приветствии даже королевским судьям, за что иные считали его глупцом или чудаком. Суровость авторских оценок, чувство глубокого возмущения происходящим полностью соответствуют этому «автопортрету», созданному Ленглендом в поэме.

Нет точных сведений о том, как и когда Ленгленд умер. Есть версия о возможной смерти поэта во время лондонской эпидемии 1376 г. Эта версия опирается на запись, содержащуюся в одной из рукописей первой редакции поэмы. Рукопись относят к концу 70-х гг. XIV в., а запись переписчика, некоего Джона Бута, сообщает об авторе поэмы: «Внезапно смерть нанесла ему удар и свалила его. Он лежит под землей. Христос да будет милостив к его душе». Очевидно также, что имя поэта и его произведение получили известность до восстания 1381 г., так как лидеры восставших хорошо знали поэму и использовали ее образы в своих проповедях и прокламациях.

Действительно, «Видение» дошло до нас в большом количестве манускриптов (41), что подтверждает большую его популярность среди современников. Над своим единственным произведением Ленгленд работал в течение всей жизни. Имеются три редакции поэмы (условно обозначаемые А, В, и С), время оформления которых относят приблизительно к 1362, 1377 и 1383 гг. Указанные даты установлены как примерные ориентиры с опорой на упоминающиеся в повествовании исторические события. Так, версию, А относят к периоду после 1362 г. на том основании, что поэт упоминает о недавно пронесшейся по всей Англии сильной буре, точную дату которой — 15 января 1362 г. — можно найти у современных Ленгленду хронистов. В тексте В, который по объему превышает версию, А почти втрое, подверглась сатирическому изображению коронация малолетнего Ричарда II, событие, имевшее место в 1377 г. Существующие версии текста свидетельствуют, что автор переделывая произведение, дополняя и расширяя его. Неясность возникает с третьей редакцией. Где и кем она выполнена, если автор умер ок. 1377 г., а в тексте С есть прямое упоминание ряда событий 90-х гг. XIV в. Если же третья редакция дополнена переписчиком, то каков же окончательный текст поэмы? Эти текстологические проблемы не решены вполне до настоящего времени. Мнения исследователей колеблются. Так, первый издатель полного текста (трех версий поэмы) У. Скит относит третью версию к 1392 г. Некоторые из современных исследователей оспаривают эту точку зрения. Например, Н. Кохилл полагает, что третья версия была создана не позднее 1388 г., гак как содержание ее сильно повлияло на «Завет любви» Томаса У ска («The Testament of Love» by T. Usk), a T. Уск умер в 1388 г., из чего следует, что текст С к этому времени уже был известен.

Наиболее значимыми принято считать версии В и С, различающиеся между собой в незначительной степени. В данном случае цитироваться будет текст варианта В, избранный в свое время для перевода Д. М. Петрушевским. Нам близка позиция переводчика, а также тех исследователей (У. Скит, Л. Цейп, Н. Кохилл, М. Шлаух и др.), которые полагают, что именно версия В дает наиболее полное представление о своеобразном даровании автора. Следует заметить, что метрика поэмы не обнаруживает зависимости от континентальных романских образцов, а ориентирована на английский аллитеративный стих, что сближает поэму с исконными национальными традициями. Поэма содержит 11 видений, различно расположенных в разных редакциях. Однако во всех редакциях есть граница, как бы делящая поэму на две части (в, А после VIII раздела, в В — после VII, в С — после X). Первая часть содержит повествование о странствовании паломников к Правде; во второй — помещены «жития» своеобразных аллегорических фигур — Ду-уэл, Ду-бет и Ду-бест (Do well, Do-bet, Do-best).

Поэма открывается Прологом. Майским утром на Мальвернских холмах уставший от ходьбы повествователь-визионер погружается в сон и видит.

Будто я нахожусь в пустыне; где она, я никогда не знал.

Взглянувши на восток — высоко к солнцу, Я увидел башню на возвышении, искусно построенную, Под ней глубокую долину и в ней тюрьму С глубокими рвами, мрачную и страшную на вид.

Между ними увидел я прекрасное поле, полное народа.

(Пер. Д. Петрушевского^[1]).

Эта открывшаяся поэту картина, без сомнения, аллегорична: темница в долине — это пристанище Зла; виднеющаяся на возвышении башня — обитель Правды; поле, полное народа, — изображение человечества. Таким образом, Пролог поэмы выражает извечную, универсальную альтернативу Человечества: добро и зло.

Это подтверждается последующим циклом видений, в которых первоначальный «крупный план» смещается в сторону конретизации и детализации. Толпа приближается к взору визионера и, соответственно, читателя. Ее составляют люди всякого сорта («alie manner of men»). Здесь представители всех сословий и рангов, от короля до нищего, люди разных профессий, носители различных идеологических убеждений. При этом Ленгленд подчеркивает, что Зло проникло во все классы и сословия. В качестве грешников представлены у него нищие и купцы, менестрели и священники, рыцари и монахи и, наконец, сам король. Так, Ленгленд осуждает бродяг, которые «притворялись нищими, чтобы добывать себе пропитание, и дрались в кабаках». Поэт возмущается ложью паломников: «К каждому рассказу, который они излагали, их язык был приучен прилгнуть больше, чем говорить правду». Продавца индульгенций, в частности, поэт обвиняет в том, что он превратил религию в доходную статью.

Мирские люди вполне верили ему, и им по душе были его слова.

Они подходили к нему и, становясь на колени, целовали его буллы.

Он совал им в лицо свою грамоту и ослеплял им ею глаза И добывал своей буллою кольца и брошки.

Поток авторских обвинений длинен и завершает его басня о коте и терпящих от него беспрестанные обиды мышах и крысах. Здесь автор добирается до самого верха социально-иерархической лестницы и подвергает нападкам короля и королевский двор, представляя их средоточием самовластья и произвола.

…придворный кот приходил, когда ему вздумается, И вдруг кидался на них и хватал из них, кого хотел.

Созданная Ленглендом аллегорическая картина отразила реальные события дворцовых интриг. Короли казнили феодалов, феодалы составляли заговоры против королей. Разгоралась борьба за власть, которая позднее, в XV в., привела к братоубийственной династической войне Алой и Белой розы.

Примечателен характер условности в «Видении о Петре Пахаре» Ленгленда. Она присутствует на самом разном уровне: от голой абстракции до символа и типа; подчас это непосредственное смешение никак не выглядит органичным. Так, в толпе, представляющей человечество, наряду с живыми людьми бродят абстрактные пороки и добродетели. Иногда они только названы и никак не описаны, в других случаях представлены настолько ярко и убедительно, что обозначающий их аллегорический ярлык совершенно излишен — образы достаточно ясно говорят сами за себя. Так, обличая многие пороки, Ленгленд вместе с тем выделяет наитягчайшее зло современности: всеобщее корыстолюбие и продажность. С этой целью им выведен образ властвующей повсюду госпожи Мид (Мзды). Олицетворение подкупа, она представлена в облике пышно одетой дамы.

…увидел женщину, нарядно и богато одетую, Наряженную в меха, самые красивые на земле, Увенчанную короной, лучше которой нет и у короля.

Ее пальцы были изящно изукрашены золотой проволокой, А на ней красные рубины…

Первоначально статичное обобщенное изображение порока далее сменяется выразительной драматической сценой гротескной свадьбы леди Мид с Обманом. Особенно способствует обогащению образа детальное описание свиты Мзды, позволяющее ощутить ее многоликость, а также внедренность почти во все без исключения сословия. Свита леди Мид состоит:

Как из рыцарей и из клириков и другого, простого народа, Так из судебных заседателей и судебных приставов, шерифов и их клерков, Судебных курьеров и бейлифов и торговых маклеров, Закупщиков провианта и продавцов съестных продуктов и адвокатов из суда над арками, Но Симония, и цивилист, и судебные заседатели Были, мне думается, более других дружны с Мид.

Современники усматривали в образе леди Мид намек на Алису Перрерс, любовницу дряхлеющего Эдуарда III, творящую с помощью «мзды» свои интриги и обманы. Ленгленд показывает, что лишить Мид влияния трудно в связи с ее лицедейской сущностью. Мзда в поэме защищает себя в качестве жалованья, подарка, вознаграждения и т. д. Но персонаж, обозначаемый как Совесть, разоблачает ее неизменно порочную сущность: «Она потворствует Лжи и часто марает Правду» .

Показательно также изображение Ленглендом семи смертных грехов через драматическую сцену их покаяния. Образы эти неравноценны в художественном отношении. Некоторые из них, например, Невоздержанность, произносят отречение от прежних грехов, почти не раскрывая их сущность. Другие дают скупой перечень возможных проявлений своего порока и представляют собой типичное схематическое олицетворение. Но важно, что среди них встречаются такие, которые воплощены в конкретную житейскую фигуру с индивидуальными деталями внешнего облика, характерной манерой речи. Таков, к примеру, Гнев «с двумя белыми глазами и с сопливым носом», «кусающий губы»; представленный в образе монастырского повара, который сознается, что постоянно сеял раздор в среде монастырской братии. Не менее ярко выписана в лице бесчестного торговца Жадность, потрясающая бессмысленной скаредностью и отвратительным уродством.

У него были нависшие брови и толстые губы, Два гноившиеся глаза, — настоящая слепая ведьма, И, как кожаная мошна, висели его щеки;

И, как у мужика, ветчиною, засалена была его борода.

С чепцом на голове, а сверху полная вшей шляпа, В порыжевшей верхней одежде, продержавшейся двенадцать зим, Совершенно изорванной и грязной.

Обозначенный образ также обогащает выразительная бытовая зарисовка, представляющая торговые уловки Жадности, вместе с женой изобретающего целый ряд приемов, но «удлинению» продаваемого ими сукна. Очень выразителен Леность, «весь заслюненный, с двумя заспанными глазами», который начал свою исповедь с изъявления невыносимого желания заснуть, в процессе нее сопел и кряхтел и, в конце концов, прервавшись на полуслове, громко захрапел. Не менее красноречивыми деталями охарактеризованы мирские «преуспеяния» Лености. Он признается, что, будучи настоятелем прихода более 30 лет, не научился ни петь, ни служить, ни читать жития святых, но зато умеет найти на поле или борозде зайца.

В поэме отчетливо выражен социальный идеал автора. Поэт мечтает о времени, когда.

…не Мид будет господином, как теперь, Но Любовь, Кротость и Верность.

Они будут господами на земле, чтобы охранять Правду.

Ленгленд выбирает путь нравственно-религиозного наставления, советуя жить в любви и законе, избрав своими руководителями Совесть, Разум, Кроткое сердце. Он пишет о первоначальной чистоте евангельского учения, призывает к выполнению «божьего закона» («Law of God»), заключающегося в деятельной любви к людям. По мнению Ленгленда, «вера без дела ровно ничего не стоит», она так же бесполезна, как светильник, внутри которого нет огня. Кроме деятельной любви, Ленгленд проповедует труд. Поэт выражает надежду, что в лучшем будущем… каждый человек должен будет работать плугом, мотыгой или заступом, прясть или раскидывать по полю навоз или он погибнет от лени.

Центральный эпизод поэмы — паломничество грешной людской толпы к Правде. Путь к ней оказывается нелегок: никто не знает пути к ней, даже паломник, повидавший на своем веку немало святых мест, признается, что никогда не видел Правды. В этот момент всеобщей растерянности на помощь толпе приходит Петр, простой сельский пахарь (Piere the Plowman). Он признается, что знает Правду, так как в течение всей своей жизни праведно служил этому доброму хозяину, с лихвой получая от него плату.

И если вы хотите знать, где он обитает, Я укажу вам безошибочно путь к его жилищу.

На пути к Правде Петр проповедует людям идеалы благоразумия, воздержания, кротости и совести. Во время этой речи образ его сближается и с образом апостола Петра и с самим Христом. Однако настойчивее всего в словах Петра звучит идея всеобщего труда. Прежде чем отправиться в путь, он советует всем желающим достичь Правды вспахать с ним поле в пол-акра и засеять его. Поэма, таким образом, ярко выразила демократические симпатии автора. Скромный труженик, простой сельский пахарь был поставлен в ней выше всех людей, назван единственным человеком, живущим по заветам Правды и способным указать путь к ней. Неслучайно поэтому произведение, не содержащее в себе открытых призывов к революционному преобразованию общества, стало популярным в среде восставших в 1381 г. крестьян.

" Видение о Петре Пахаре" - яркое явление переходной эпохи, сочетающее в себе традиции старой средневековой литературы (использование традиционного средневекового жанра, поэтики аллегоризма, обильной библейской образности и т. д.), с новыми нарождающимися веяниями. Характерное для этого этапа Средневековья стремление к универсальному, синтетическому построению в «Видении о Петре Пахаре» соседствует с интересом к изображению конкретной социальной действительности, пропущенной через субъективное восприятие художника. В традиционную форму видения Ленгленд вложил живое актуальное содержание, представляющее собой критическое освоение современной автору эпохи в ее основных исторических тенденциях. Такие свойства художественной манеры Ленгленда, как мастерство бытописания, умело примененная реалистическая деталь, интерес к изображению характера на уровне его типического воплощения, ярко выраженное авторское начало, явились в творчестве поэта чертами нового искусства. Произведение представляется характерным для кризисной переходной эпохи и с идейной стороны. Приемля основные догматы веры, Ленгленд вместе с тем выразил в произведении антиклерикальные взгляды и настроения предреформационного характера; целый ряд религиозных образов и сюжетов он приспособил для передачи чисто светского, публицистического содержания. Сатирические тенденции «Видения» подчинены поискам социального исцеления общества.

Особую популярность снискал образ Петра Пахаря, получивший значение поэтического обобщения. Это имя стало нарицательным и широко употреблялось вплоть до английской революции XVII в. Произведение вызвало к жизни ряд литературных подражаний («Жалобы Петра Пахаря», «Символ веры Петра Пахаря»). Образ Петра Пахаря получил также воплощение в английской живописи, в частности па фресках XIV—XV вв. Христос неоднократно изображался в виде крестьянина-пахаря. Подобные изображения найдены в церквах, расположенных по всей Англии, и исследователями доказано, что появлением своим они обязаны поэтическому произведению Ленгленда.

Давно замечено, что хронотоп «Видения» сопрягается с «Божественной комедией» Данте. Вместе с тем очевидно, что в нем наблюдается еще более явственное сосредоточение на горизонтальной, исторической параллели, нежели в «Божественной комедии». Вертикальная, готическая устремленность Данте у Ленгленда ослабевает, осуществляется менее последовательно, что обусловлено тем обстоятельством, что в «Видении» нравственный суд над человечеством осуществляется не в высших пределах, а в границах земного пространства. На этот раз история оказывается не гостьей «запредельных областей», а полноправной властительницей, в пределы которой «тот свет» вторгается лишь косвенно или в качестве отдельных эпизодов. Так, основной сюжетный стержень «Видения» — путь к спасению души — у Ленгленда не преломляется через изображение ада, чистилища, рая. Представленная Ленглендом картина содержит лишь внутреннее уподобление им. Описание грешной человеческой толпы служит как бы воплощением стадии порока, исповедь семи смертных грехов — переходом от порока к раскаянию, а паломничество к Правде предстает как путь души к спасению и благодати.

Круг понятий и проблем

" Видение о Петре Пахаре": вариативность текста, циклизация видений, аллегоризм, библейская аллюзивность, социальный критицизм, нравственно-религиозная дидактика.

• [1] Ленгленд У. Видение Уилльяма о Петре Пахаре. Академия наук СССР, 1941 г. // Перевод, вступительная статья и примечания академика Д. М. Петрушевского. Далее текст цитируется в этом переводе.