Система «наука—техника», метафизические ценности и вера

Признав, что наука и техника по своей глубинной сущности суть средства господства — прежде всего человека над природой, а затем и человека над человеком, необходимо ответить на вопрос, какая теоретическая инстанция способна выступить «арбитром» в определении того, в каких случаях господство, полученное человеком из рук науки и техники, отвечает положительным ценностям, а в каких нет? Да и вообще, где тот критерий, который позволяет отличать ценности от антиценностей? Что следует понимать под «гуманизацией», в отличие от «дегуманизации»?

Долгое время господствовало представление о том, что наука способна самостоятельно ответить на эти вопросы и практически разрешить их. Будучи созданиями человеческого разума, наука и техника в конечном итоге не могут по своей сути остаться средством разрушения человека, общества, природы. Разрушительные последствия возникают не вследствие развития науки и техники самих по себе, это результат их неправильного применения: халатности, непродуманности и т. п. Таков аргумент сторонников этих представлений. В развитии науки и техники главной является гуманистическая, то есть ценностная, составляющая, которая и даст возможность на научной основе положительно разрешить вопросы о гуманистическом предназначении науки и техники. Такой позиции придерживается и сегодня целый ряд авторов. Однако эта позиция представляется излишне оптимистичной в силу того, что упрощает реальную ситуацию. Она притупляет бдительность общественного мнения. Наука (прежде всего естествознание) и как деятельность по производству знаний, и как совокупность знаний, в силу стремления к объективности, должна быть принципиально независимой от нравственных и иных ценностных ориентиров. В научном познании непосредственно вырабатываются лишь ценности когнитивного (познавательного) характера — к ним можно отнести истину, интеллектуальную честность, стремление к чистоте эксперимента и др. Основную же часть ценностных ориентиров ученый может почерпнуть только из сфер культуры, не относящихся непосредственно к науке и технике.

Поэтому в свете современных данных следует отчетливо осознавать, что сами по себе ни наука, ни техника принципиально не в состоянии ответить на поставленные выше вопросы. Ценности — это сущности, принадлежащие к иному ряду, к иному порядку вещей, принципиально отличному от того, который входит в компетенцию науки. Ценности входят в сферу не науки, а метафизики.

Основателем метафизики принято считать древнегреческого мыслителя Платона, хотя само слово «метафизика» возникло гораздо позже, в послеаристотелевскую эпоху. Со временем мегафизика стала почти синонимом философии, во всяком случае, понималась как важнейшая часть философского знания. В последнем варианте метафизика трактовалась как философская онтология, то есть философское учение о бытии. Своеобразную философскую онтологию (метафизику) строили различные философы на протяжении длительного исторического времени.

В официальной философии советского периода понятию метафизики был придан смысл, весьма далекий от сложившегося в философской традиции. Метафизика совершенно неправомерно противопоставлялась диалектике. Впрочем, и диалектика из представления о ступенчатости человеческого познания была сведена к положению, что мир изменчив (что очевидно) и развивается в положительном направлении (что проблематично). С точки зрения, ведущей свое начало от Энгельса и Ленина, метафизика якобы связана с отрицанием процессов изменения и развития. Однако надо иметь в виду, что метафизика (в исторически сложившемся понимании) ничего прямо не говорит о видимом мире. Мир метафизических сущностей неподвижен не в абсолютном смысле, а лишь относительно вечно текучих и бесконечно множественных вещей мира, чувственно воспринимаемого. В том, что «все течет, все изменяется», вряд ли нужно убеждать кого-либо специально. А вот найти в бесконечно изменчивом, текучем, рассыпающемся на бесчисленное множество частей мире нечто относительно устойчивое — задача непростая. Ее и призвана решать метафизика. Жизнь человека, его практическая деятельность просто невозможны в мире, где нет ничего абсолютного, безусловного, надежного, где все подвержено непрерывному изменению и разложению на бесчисленное множество частей. В таком мире невозможны и устойчивые нравственные ориентиры.

Метафизика выражает тягу человека к тому, что на философском языке принято называть «трансцендентным». Трансцендентное — то, что лежит за пределами доступного, за пределами ограниченной во времени и пространстве человеческой жизни. Тяга к трасцендентному выражает несогласие человека с неизбежной ограниченностью жизни, несогласие с фактом своей смертности, с непреодолимой неполнотой и текучестью своего опыта и знаний. Таким образом, тяга к трасцендентному есть тяга к вечному. В религиозном мировоззрении олицетворением вечности является Бог. В безрелигиозном — человечество, взятое в совокупности всех его поколений — как прошлых, так и будущих.

Бурное развитие естествознания в XIX — начале XX в. породило надежды, что наука близка к созданию картины мира, которая окончательно вытеснит метафизику, сделает ее ненужной. Это означало бы, что в человеческом восприятии мира восторжествовали строгая научность и завершенность: момент неопределенности и поэтической приподнятости, свойственный метафизике со времен Платона, был бы изгнан как ненужный и даже вредный. Если бы была построена завершенная и стройная научная картина мира, то это означало бы, что все вопросы человеческого бытия: вопросы нравственности, эстетики, любви и ненависти, веры и неверия и ряд других — были бы решены раз и навсегда на строго научной основе. Было бы создано чисто научное мировоззрение — четкое, завершенное, единое для всех, как законы физики и математики. Яркой выразительницей надежд на окончательное торжество научной картины мира над метафизической явилась философия позитивизма. Ее основатель Огюст Конт (1798—1857) полагал, что человечество вступает в новую эпоху, которая идет на смену господству метафизики, — то есть эпоху «позитивную», что новая эпоха станет торжеством научного (по терминологии Конта — «позитивного») знания. Конт стал основателем влиятельного течения общественной мысли, которое в различных модификациях просуществовало на Западе вплоть до 50—60-х гг. XX столетия.

Официальная философия советского периода также разделяла тезис о конце метафизики, полном торжестве научной картины мира и основанном на ней «научном мировоззрении». Враждебное же отношение к западному позитивизму было связано с трактовкой его как «классово чуждого», «буржуазного» направления. В свою очередь, западный позитивизм не без оснований рассматривал марксистско-ленинскую философию в качестве образца извращенной метафизики, в которой традиционные метафизические понятия (Бог, душа, дух, бессмертие, свобода, добро, красота и т. п.) заменены на иные: материя, коммунизм, производственные отношения, базис и надстройка, общественно-экономическая формация, авторитет основателей учения и др. Западные позитивисты усматривали в марксистско-ленинской идеологии не лучшую разновидность догматической метафизики, основанной на вере. Поэтому она не могла быть отнесена к области науки, а должна быть отнесена к какой-либо другой области, вероятнее всего — к области мифа или мифологической идеологии.

Однако надежды на полное и окончательное торжество позитивных наук не оправдались. Методология научного познания со 2-й половины XX столетия пошла по линии разграничения («демаркации») науки и метафизики. Смысл такого разграничения, с одной стороны, в признании того, что наука удовлетворяет не все запросы человеческого духа, а только часть. Значительная часть этих запросов остается как в сфере метафизики, так и в сфере связанных с ней религии, искусства, нравственности. С другой стороны, проникновение метафизических положений в науку в большинстве случаев оказывает отрицательное воздействие на точность и научную строгость теории. Таким образом, в течение XX в. наука все более отказывается от метафизических претензий на построение всеобъемлющей картины мира на основе строго научных данных. Это означает, что и отдельные отрасли научного знания, и наука в целом дают не всеобъемлющую картину мира, а лишь некоторый фрагмент реальности, который воспроизводится с учетом конкретных познавательных целей и методов. Субъектный характер научного знания, выявившийся в связи с развитием науки, во многих случаях вообще не позволяет говорить о картине мира, не зависящей от человека. Мир, который рисует наука в предположении «как если бы человека не было», — это мир заведомо условный, гипотетический. Он изменчив и подвержен радикальному пересмотру при каждом новом повороте в развитии научного знания. «Изгнание» из науки положений метафизического характера и отказ науки от метафизических претензий означает не что иное, как превращение общей метафизики в личную метафизику — прерогативу мировоззрения отдельной личности.

Сказанное нс означает, что понятие научной картины мира лишено всякого смысла. Его смысл в том, чтобы фиксировать некоторые наиболее распространенные и влиятельные в среде ученых представления об общем устройстве мироздания. Такие представления складываются, как правило, на основе наивысших достижений науки в соответствующую эпоху ее развития. Так, в XVII — первой половине XIX в. господствующей была механистическая картина мира, согласно которой мироздание рассматривалось по аналогии с гигантским механизмом, действующим на основе законов механики. К концу XIX — началу XX в. ее сменила квантово-физическая картина мира, согласно которой мир далеко не исчерпывается законами классической механики. В устройстве мира наличествуют явления, не вписывающиеся в законы механики. Эти явления предполагают понятия кванта, полей различной природы — электромагнитного поля, гравитационного поля, особый характер взаимодействия элементарных частиц и т. п. Для современной науки, видимо, характерна не единая, а множественная картина мира. Это связано с тем, что в современном научном познании трудно выделить явного «лидера» — науку, существенно опережающую в своем развитии все другие. Поэтому современная научная картина мира плюралистична: она стремится обобщить достижения многих наук, в том числе тех, которые раньше не принимались во внимание. Речь идет о биологии, биофизике и биохимии, о многих других междисциплинарных направлениях, науках о Земле, социально-гуманитарных науках.

Опыт построения всеобъемлющей картины мира, основанной исключительно на строгих научных данных, привел к отрицательному результату в том смысле, что, несмотря на все усилия, в такую картину незаметно вкрадываются положения метафизического характера, основанные на вере. Этот результат породил убежденность в необходимости строгого разграничения метафизики и науки с признанием за каждой собственного права на существование в соответствующих для каждой из них границах.

Личная метафизика в современных условиях не должна, разумеется, игнорировать достижения науки, как и особенности современного мира, раскрываемые общественными науками. Однако в рамках метафизики решаются вопросы, недоступные науке. Прежде всего, это вопрос о ценностях и вопрос о вере.

Ценностный подход к действительности — это признание святого как в прямом религиозном значении, так и в переносном. Признание тех или иных ценностей есть дело нашей личной совести, проявление индивидуальной свободы личности, ее свободного выбора. Ценности (то есть то, что рассматривается индивидом в качестве святого) становятся предметом почитания и благоговения, а их поругание рассматривается как святотатство, кощунство. Жизнь человека невозможна без уважительного и благоговейного отношения к целому ряду предметов, которые рассматриваются не с позиций их полезности, а с позиций сверхутилитарной ценности; таково, например, отношение людей к своим предкам, к Родине, к семье, отношение верующих к Богу. Таким же может быть отношение к человеку вообще, к природе — если мы рассматриваем последнюю не только как мастерскую или склад полезных ресурсов, но и как храм. Такие ценности, как доброта, милосердие, любовь, красота, сострадание и другие, не противоречат науке, но и не укладываются целиком в ее рамки.

Но они не менее, а гораздо более важны для человеческого бытия, чем научные теории.

В отличие от науки, в рамках метафизики признается важное значение веры. Вера (не только религиозная) составляет необходимую часть «личной метафизики», то есть мировоззрения личности, поскольку убеждения человека являются одной из форм веры. Личная вера может основываться на догматах одной из известных религиозных конфессий — таких, как христианство, ислам, буддизм, иудаизм и др. Она может также вырабатываться человеком самостоятельно. В современных условиях важно не оказаться в плену у всякого рода нечистоплотных людей, выдающих себя за новоявленных религиозных проповедников и пророков. В наши дни все большее число людей предпочитает следовать религии своих предков.

Познавательное значение веры невелико. Но велико ее жизненное значение. Без веры невозможен сам процесс жизни человека. В самом деле, чтобы жить, мы должны верить в то, что нам суждена какая-то миссия на земле; мы должны верить в собственные силы. Американский философ У. Джемс отмечал, что улучшение общества осуществимо при двух условиях: веры людей в возможность такого улучшения и их способности к объединению для достижения цели. Приступая к какому-либо делу или предприятию, мы должны хотя бы в минимальной степени рассчитывать на его успех. В конце концов, мы верим в наш разум, в способность нашего мышления находить решение самых разнообразных проблем. То, во что мы верим, то есть характер и особенности нашей веры, в значительной мере определяют наш жизненный путь, наше мироощущение, нашу способность преодолевать трудности и достигать намеченных результатов, не поддаваться соблазнительным иллюзиям и искушениям.

Таким образом, можно сделать вывод, что наука не может заменить или вытеснить ценности метафизического характера и связанные с ней ценности религии, веры (не только религиозной), нравственности, искусства. Эти ценности принципиально неустранимы из человеческого бытия. Они призваны восполнить то, что наука дать не в состоянии: подвергнуть осмыслению вопросы смысложизненной, духовной ориентации человека. Именно к метафизике как к философскому воззрению вынуждены обращаться наука и техника для ответа на вопрос о смысле, во имя которого они превратили человека в господина природы.

«Безостановочная критика, которая якобы отличает ученых, — писал философ и методолог науки Пол Фейерабенд, — может делать взнос в обеспечение полноты жизни, но не может быть единственным основанием этой полноты (она не может быть основанием, например, любви и дружбы). Следовательно, ученые могут вносить свой вклад в культуру, но не могут определять ее основания. Они неизбежно ограничены своими профессиональными предрассудками, и потому им не следует давать решать — без контроля со стороны общества, — на каких основаниях оно должно развиваться» (Фейерабенд П. Галилей и тирания истины // НГ-Наука. 1998. Июль).