Образ беззаботной «птички» Норы

История молодой женщины Норы, убеждающейся, что ее нарядный дом, заботливый и любящий муж, вся ее радостная жизнь были обманчивой видимостью, за которой скрывался грубый эгоизм Хельмера и ее собственное недостойное положение игрушки и наложницы мужа, — эта история Норы является вместе с тем «типическим выражением внутренней лживости современного общества, очередным и убедительным проявлением наличия „трупа“ в тюрьме современности» [1; 162].

В пьесе происходит неожиданное. Изнутри почти что «мещанского», как бы салонного натуралистического сюжета рождается метафизический бунт героини. Словно лед взламывается, и вместо прежней Норы, к которой был готов зритель, вдруг появляется новая — жестокая, отвергающая самые непреложные для женщины узы, узы материнства. «Конечно, это не Медея, — пишет А. Ю. Зиновьева, — но в своем неожиданном равнодушии к детям Нора с ней сходна. Нора переступает не только через домашний уют, любовь к мужу, материнство — она готова искать себя, всматриваться в себя, жертвовать собой и требовать жертвы» [2; 114].

Важен в драме и протест Норы против «мужских» законов. Обязательность и нормативность всей системы установлений современного общества, вообще стоящая под вопросом для Ибсена, оказывается здесь скомпрометированной с новой и очень существенной стороны, так как интересы и, по мнению Ибсена, способ мышления половины всего человечества никак этими законами не выражаются. В набросках к «Кукольному дому» («Заметки к современной трагедии» — такой заголовок носит соответствующая запись у Ибсена, сделанная им в Риме 19 октября 1878 года) Ибсен подчеркивает величайшую несправедливость применения к женщине «мужского» закона": «Имеется два рода духовных законов, два рода совести, один у мужчин и совсем другой у женщин. Они не понимают друг друга; но в практической жизни женщину судят по мужскому закону, словно она является не женщиной, а мужчиной… женщина не может быть сама собой в современном обществе, которое является исключительно мужским обществом, с законами, написанными мужчинами, и с обвинителями и судьями, которые судят поведение женщины с мужской точки зрения».

Столкновение между героиней и действующими в обществе законами сохраняется — но это столкновение приобретает уже более общие формы, превращается в столкновение между всяким свободным, действующим из благородных и высоких побуждений человеком и мертвыми, несправедливыми законами буржуазного мира в целом. В окончательной редакции пьесы дается реплика Норы о «плохих законах», мешающих женщине пощадить умирающего отца и спасти мужа. Бесправие женщины оказывается, таким образом, частным случаем бесправия человека вообще.

Когда Хельмер, стремясь удержать Нору, напоминает ей о ее «обязанностях перед мужем, перед детьми», и говорит ей, что она «прежде всего жена и мать», то Нора отвечает, что у нее есть и столь же священные обязанности перед самой собой и что она прежде всего не жена и мать, а «человек … или по крайней мере должна постараться стать человеком». В. Г. Адмони отмечает, что «в эпизоде с доктором Ранком и с его „наследственными“ теориями Ибсен в процессе работы над „Кукольным домом“ не идет по пути натуралистических, резко биологических концепций пьесы» и рассматривает проблемы пьесы в духе социальном и гуманистическом.

«Именно таким образом, на основе превращения „биологической“ проблемы в общесоциальную и гуманистическую, „Кукольный дом“ становится социально-критической драмой, раскрывающей на конкретном примере несоответствие между благополучной видимостью и коренным внутренним неблагополучием современной жизни» [1; 162].

Столкновение между Норой и теми формами современного буржуазного общества, в которых она прежде всего жила, кончается катастрофой — полным разрывом. Нора уходит из дома, оставляет мужа и детей. Ее брак, обнаруживший свою внутреннюю пустоту, расторгается ею. Ее будущее неясно, полно опасностей и трудностей самого различного рода, но она находит в себе силы пойти навстречу этим трудностям и опасностям, чтобы положить конец тому ложному и унизительному положению, в котором она прожила все восемь лет своего замужества, сама не сознавая прежде своей «кукольной» роди в доме.

Преобладающее значение в «Кукольном доме» права личности на совершенно свободное развитие устанавливается и при анализе той переработке, которой под пером Ибсена подвергся факт реальной жизни, легший в основу сюжета драмы.

Прототипом ибсеновской Норы оказалась норвежско-датская писательница Лаура Килер (урожденная Петерсен, 1849−1932). После смерти отца (1872), она переехала с матерью в Данию, где в 1873 году вышла замуж за адъюнкта Виктора Килера. Как его рисует Б. М. Кинк, был добрый человек с ярко выраженным эстетическим вкусом, но с расстроенной нервной системой; он был подвержен припадкам ярости. Особенно болезненно переносил он денежные неприятности. Лаура, горячо любившая своего мужа, стремилась скрыть от всех его болезненное состояние и по мере возможности не посвящала его в денежные затруднения, тем более что сама имела время от времени литературный заработок. В 1876 году Виктор Килер заболел туберкулезом и, по мнению врачей, мог излечиться только на юге. Лаура втайне от родных заняла деньги в норвежском банке. После путешествия по Швейцарии и Италии Килер действительно вылечился от своей болезни. На обратном пути Килеры заехали к Ибсену, который в то время жил в Мюнхене, и Лаура по секрету рассказала Сусанне Ибсен, как она спасла жизнь своего мужа. Очевидно, позднее это стало известно Ибсену. После возвращения в Данию начались трудные дни. Понадобились новые деньги, пришлось делать новые заёмы. Наконец произошла катастрофа — все ее действия стали известны мужу. Тот потребовал развод, который и был вскоре оформлен. Дети были отобраны у Лауры, она было объявлена душевнобольной, лгуньей и т. д. (Впоследствии, по просьбе Виктора Килера, Лаура снова вернулась к нему; с 1879 года она вновь приступила к литературной деятельности, постепенно выплатила свои долги).

Нетрудно увидеть, что именно катастрофа, произошедшая с Лаурой, послужила основой для сюжета «Кукольного дома». Адмони усматривает ряд важнейших сюжетных линий и мелочей в пьесе, которые тесным образом связаны с реальными событиями. Тот заем, который Нора решается сделать для спасения своего мужа, непосредственно восходит к истории Лауры Килер. «Мотив „вексельного преступления“ также содержится уже в этой истории, — циркулировавшие в то время слухи, кстати, очень преувеличивали „преступность“ Лауры. Нора скрывает свои действия, как и Лаура» [1; 167].

Но именно на фоне этой близости реальной истории Лауры Килер и созданной Ибсеном истории Норы Хельмер особенно бросается в глаза и резкое различие между ними, которое связано с развязкой драмы. Прототип Норы, Лаура, не сама порвала со своим мужем, это он настоял на разводе, у нее отобрали детей против ее воли. Не Лаура бросает вызов обществу, а общество жестоко и несправедливо ее наказывает. Между тем Нора сама уходит из дома, сама противопоставляет себя современному обществу. Лаура отнюдь не стремилась к радикальному освобождению мвоей личности; по своему воспитанию она была настроена консервативно и религиозно, ибсеновская Нора пришла к необходимости полного пересмотра своих прежних представлений и верований, заявила о своем отказе от доверия к авторитетам.

Изменяя, перерабатывая облик Лауры Килер в образ Норы Хельмер, Ибсен делает этот характер героическим и возвышенным, наделяет его чертами смелого свободолюбия и решительного протеста против современных общественных установлений — чертами, которые отсутствовали у его прототипа. Это показательно для понимания того основного внутреннего смысла, который вкладывался Ибсеном в образ Норы. «Несмотря на „детскость“, „кукольность“ Норы в начале действия пьесы, ее характер трактуется Ибсеном с величайшим уважением и восхищением, как воплощение подлинного свободолюбия, подлинного героического духа внутри современного общества» [1; 169].

Нора не так проста и элементарна, как это может показаться. Она не только «жаворонок» и «белочка». «У меня есть много личин», — говорит Нора в набросках драмы. Ей приходилось ухитряться, изворачиваться, обманывать. Она знает, что жизнь — это не сплошные радости. Внутренне она уже повзрослела и только притворяется «белочкой». У нее веселый, жизнерадостный характер, но из этого еще нельзя делать вывода о том, «она до момента катастрофы оставалась лишь веселой куколкой» [1; 170]. Жизнерадостность Норы никак не препятствует ее способности к серьезнейшим поступкам и к жертвам, не исключает того, что она является настоящим, полноценным человеком. «В ней совершается перелом — внутренняя сущность ее характера выступает наружу, ощущение серьезности жизни и осознание ее противоречивости становятся отчетливыми, и Нора не наивным, лепечущим ребенком, а человеком, внутренне зрелым, хотя и не знающим жизни с „юридической“ стороны» [1; 171]. Для того, чтобы стать настоящим человеком до конца, ей надо еще по-настоящему разобраться в общественной жизни. И Нора именно эту задачу перед собой и ставит.

Хельмер. Ты судишь, как ребенок. Не понимаешь общества, в котором живешь.

Нора. Да, не понимаю. Вот и хочу присмотреться к нему. Мне надо выяснить себе, кто прав — общество или я.

Таковы основные моменты той мотивировки, которая дана в пьесе «перерождению» Норы и ее «рассудительности» и «аналитичности». «Образ Норы, как он вырисовывается в пьесе, — пишет Адмони в книге „Генрик Ибсен“, — имеет в системе ибсеновской драмы еще особый смысл. Он воспроизводит существеннейшее противоречие в жизни, раскрытие которого лежит в основе всей социально-реалистической драмы Ибсена, — противоречие между видимостью и подлинной сутью современной действительности. У Норы это противоречие взято как бы с положительным знаком — внутренняя сущность Норы несравненно значительнее и достойнее, чем ее внешнее выражение. Но самая „схема построения“ у Ибсена характера современного человека оказывается по-своему четко выраженной и в образе Норы» [1; 173].