Антитеза «жизнь-счастье Толстого жизнь-страдание Достоевского» в работе Д.С. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский»

Антитеза «жизнь-счастье Толстого жизнь-страдание Достоевского» в работе Д. С. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский»

А.А. Журавлева.

«Прежде, чем изучать Достоевского и Л. Толстого как художников, мыслителей, проповедников, надо узнать, что это за люди» [5. С. 17]. Этим заявлением в начале трехтомного исследования «Л. Толстой и Достоевский» Мережковский подчеркнул важность для субъективной критики личностного подхода, которому критик остался верен еще со времени написания очерков из «Вечных спутников». Исследование «Л. Толстой и Достоевский» впервые было напечатано в России в 1900;1902 годах в журнале «Мир искусства», за границей оно было опубликовано в 1919 году в Берлине [8]. Е. А. Андрущенко в статье «Тайновидение Мережковского» приводит другую датировку этого исследования 1892−1902 годы, ссылаясь на данные, которые дает сам Мережковский в автобиографической заметке, написанной им уже в эмиграции [1. С. 481]. Этот критический труд Д. Мережковского неоднократно оказывался в поле исследования литературоведов как дореволюционного, так и постсоветского периода. Среди критиков-современников Мережковского интерес к этой работе проявляли Н. Бердяев, Б. Грифцов, Н. Коробка, Е. Лундберг, Н. Михайловский, С. Терешенков, Л. Шестов и другие, среди современных исследователей Е. Андрущенко, М. Ермолаев, П. Карден, В. Келдыш, Я. Сарычев, Г. Фридлендер, В. Шабаршина и другие. Для многих исследователей более интересной и важной оказывалась вторая часть труда Мережковского, связанная непосредственно с оценкой творчества Толстого и Достоевского. Между тем первая часть представляется нам незаслуженно обойденной вниманием. Анализ этой части позволяет глубже понять философскую идею Мережковского, которая и является фундаментом этого исследования.

Первый том работы «Жизнь Л. Толстого и Достоевского» состоит из восьми глав, пять из которых посвящены жизни Толстого, остальные жизни Достоевского. Такое неравновесие критик отчасти поясняет в начале восьмой главы: «Достоевский не умел возбуждать любопытства своей частной жизнью. Самообличений у него так же мало, как упреков» [5. С. 95]; «в противоположность Л. Толстому, Достоевский не любит говорить о себе» [5. С. 94].

В «Жизни Толстого» ярко проявилась такая черта критического метода Мережковского, как биографический подход к творчеству писателей, отождествление биографического и художественного; в «Жизни Достоевского», на наш взгляд, явственнее видна другая черта развитие критического мышления Мережковского на основе антитез. Исследуя частную жизнь классиков, критик прибегает к множеству свидетельств, не отдавая предпочтение какому-либо одному источнику, как это было нередко в «Вечных спутниках». Ограниченные рамками научной статьи, мы рассмотрим только точку зрения критика на жизнь Достоевского, которая противопоставлена жизни Толстого по следующим ключевым пунктам:

Социальное положение героев и его воздействие на характер, образ жизни писателей. Бедное детство Достоевского, его естественная щедрость противопоставляются достатку в семье Толстого, его бережливости и несклонности к расточительству. Первый вечно бездомный скиталец, расточитель, второй собиратель, домостроитель.

Благосклонность неблагосклонность судьбы. Удары судьбы, испытание смертью, каторга Достоевского противополагаются «сверхжизненному», «роковому счастью» Толстого. «Удары эти выковали Достоевскому душу, необходимую, чтобы создать то, что он создал» [5. С. 105]. «Все, о чем Л. Толстой мечтал, к чему стремился лишение собственности, труд телесный, слияние с народом все это пришлось Достоевскому испытать на деле» [5. С. 105]. Критик особо подчеркивает разницу в «подлинности действий и ощущений».

Состояние здоровья писателей. Хрупкая телесная оболочка Достоевского, его «священная» болезнь противопоставлены избытку здоровья Толстого, его «плотскости» («божеской животности»). Болезнь Достоевского позволяла ему «видеть сквозь нее то, чего никогда никто из людей не видал» [5. С. 111].

Внутренняя, морально-нравственная жизнь героев. Разрушающие страсти Достоевского критик противопоставляет праведности, чувству меры Толстого. «Если жизнь Л. Толстого похожа на девственно-чистую воду подземного родника, то жизнь Достоевского подобна огню, который вырывается из тех же первозданных глубин, но смешанный с лавой, пеплом, удушливым смрадом и чадом» [5. С. 143].

Отношение к Пушкину. Смерть Пушкина потрясение для шестнадцатилетнего Достоевского, для Толстого Пушкин это только «книжки в желтом переплете». Юный Толстой читает и романы А. Дюма, и Поля де Кока.

Отношение к Италии, Европе. В душе Достоевского Италия вызвала восторг; Европа для него «святое и страшное». У него две родины Россия и Европа, он в высшей степени европеец, всемирный человек и писатель. Толстой от поездки в Италию не вынес ничего, «старые чужие камни» Европы для него мертвые. Писатель «лишен способности ко всемирной культуре». «Он до глубочайших корней своих в настоящем, в современной русской действительности, в русском рабочем народе и русском барине» [5. С. 119].

Отношение к собственному творчеству и к русской литературе. Достоевский «гордился этим делом, считал его великим, священным» [5. С. 125], русская литература для него «все, что у него было». Толстой же, согласно Мережковскому, никогда не был работником слова, для которого это был не только духовный, но и насущный хлеб. В последний период Толстой причислял все, что написал, к «области дурного искусства», кроме рассказа «Бог правду видит» и «Кавказского пленника». Русская литература для него «дом сумасшедших».

Любовь к людям. «Огонь любви, проникающий и очищающий всю жизнь Достоевского» [5. С. 143], а у Толстого это только усилия любить ближних.

Понимание религиозного смысла жизни писателями. Для Достоевского сама жизнь такая же тайна, как смерть, для Толстого тайна смерти за жизнью. «Для Толстого существует только вечная противоположность жизни и смерти; для Достоевского только их вечное единство» [5. С. 113].

В исследовании субъективный метод Мережковского активно сотрудничает с объективным, научным исследованием. Критик кропотливо собирал биографические материалы, факты, разнообразные детали, мельчайшие подробности жизни писателей, которые, однако, виртуозно использовал в собственных целях для аргументации первой, подготовительной антитезы «жизнь-счастье Толстого жизнь-страдание Достоевского». Тем не менее, противопоставление жизней классиков, изложенное в работе, уязвимо. Например, вызывает сомнение утверждение критика, что Достоевский был «вечно бездомным скитальцем», а жизнь его являлась почти сплошным страданием. Как известно, второй брак писателя был необыкновенно счастливым. Мережковский, восхищаясь «главным счастьем» Толстого Софьей Берс и воздавая ей должное как прекрасной жене, матери, хранительнице семейного очага, экономке, няньке и секретарю Льва Толстого, ничего не говорит о роли Анны Григорьевны в жизни Достоевского и о том счастье, которое вместе с ней вошло в дом писателя. Семейная жизнь Достоевского вообще не рассматривается Мережковским. Критик не замечает супружеского счастья Достоевского, сосредоточив все свое внимание на сложной материальной стороне жизни писателя в эти годы. Необходимо отметить, что более полно и объективно Мережковский анализирует семейную жизнь Толстого с Софьей Андреевной, прослеживает эволюцию их взаимоотношений, пытаясь разобраться и в последнем, конфликтном, периоде, хотя эта объективность отчасти и нарушает его идею о жизни-счастье Толстого. Также в исследовании поверхностно представлено отношение Толстого к Пушкину, которое не было бы столь однозначным, если бы критик опирался не только на юношеские ощущения писателя. На протяжении жизни Толстой несколько раз перечитывал всего Пушкина, неоднократно отзывался о его творчестве с похвалой и восхищением [7]. Исключением стал только последний период «религиозного переворота», когда писатель и собственным сочинениям отказывал в праве на существование.

Аргументируя заданную антитезу «жизнь-счастье жизнь-страдание», Мережковский уже в первом томе исследования отдает предпочтение страданиям Достоевского, а не жизни Толстого «самой счастливой человеческой жизни в наше время» [5. С. 37]. По поводу двух первых частей работы Е. Лундберг в 1914 году писал: «Жизнь и творчество Достоевского» свободнее и острее глав, посвященных Толстому. Языческому богатству душевной жизни Толстого противопоставлена способность Достоевского выходить за пределы дозволенного, его самосожигание, его подлинные, а не выдуманные страдания, неудачливость в земном и беспредельная смелость и самозабвение в духовной жизни" [4. С. 93].

Антитеза «жизнь-счастье жизнь-страдание» является только первой ступенью общей религиозно-философской антитезы исследования «язычество христианство», представителями которой в работе Мережковского являются «язычник» Толстой и «христианин» Достоевский. Во второй части книги это противопоставление будет продолжено критиком, но уже на другом материале творчестве писателей. Однако антитеза «Толстой Достоевский» нужна Мережковскому не сама по себе. Противопоставляя писателей, критик затем сопоставляет их и подходит к основной цели своего исследования, которая намечается им уже в первой части книги, «неохристианскому синтезу», соединению «Духа» и «Плоти» Достоевского и Толстого. «Это два до времени кажущиеся противоречивыми, на самом деле уже и теперь согласные пророчества еще неведомого, но уже нами чаемого русского гения, второго и окончательного, соединяющего, символического Пушкина» [5. С. 115]. Таким образом, Мережковский продолжил собственный идейный курс критики «неохристианского синтеза», отчетливо заявленный им впервые в критическом очерке «Пушкин» (1896) [6]. Согласно этому курсу, в русской литературе в творчестве Пушкина предсказано будущее русской и всемирной культуры, которая должна стать религиозной, неохристианской, т. е. соединяющей и правду язычества, и правду христианства.

Д. Мережковский был не только писателем, критиком, но и религиозным мыслителем. Он стремился объединить религию и литературу, ища в последней «неохристианское» содержание, соединить религию и философию, применяя те или иные философские понятия, принципы, взятые им из разных философских систем, к проблемам религиозной веры. Для осуществления своей главной религиознофилософской задачи, Мережковский в «Л. Толстом и Достоевском» использует триадический принцип идеалистического метода Гегеля: язычество (Толстой) христианство (Достоевский) неохристианство (символический Пушкин). Обосновывает и углубляет основную религиозно-философскую антитезу исследования «язычество христанство» целая система внутренних антитез, таких как «жизнь Толстого жизнь Достоевского», «„ясновидец плоти“ „ясновидец духа“», «герои Толстого герои Достоевского», «религия Толстого религия Достоевского» и т. д. Такой «религиозный» подход к творчеству классиков вызвал бурю негодования среди критиков-современников Мережковского, многие из которых считали необоснованным переход «с литературной на теологическую почву» [3. С. 25]. Однако одной из главнейших проблем в русской литературе конца XIX начала XX века, по верному наблюдению В. Быстрова, было стремление нового поколения поэтов и писателей к «преображению мира», его обновлению, «к перевоссозданию действительности» [2. С. 3]. Этим стремлением к обновлению действительности, к гармонии духовной и телесной жизни человека пронизана и работа Мережковского «Л. Толстой и Достоевский». Это критико-философское исследование имело огромное влияние на старших и младших символистов, некоторые из них в дальнейшем не только развивали идеи, высказанные Мережковским в этой книге, но и восприняли определенные ее тезисы как руководство к действию на рубеже столетий.

антитеза критика мережковский толстой достоевский.

Tolstoi und Dostojewski. Leben Schaffen Religion. Von Dmitri Sergejewitsch Mereschkowski. Deutsch von Carl von Gutschow. Berlin: K. Voegel, 1919.

Андрущенко, Е. А. Тайновидение Мережковского / Е. А. Андрущенко // Мережковский, С. Л. Толстой и Достоевский / Д. С. Мережковский. М.: Наука, 2000. — С. 481−528. (Литературные памятники).

Быстров, В. Н. Идея преображения мира у русских символистов (Д. Мережковский, А. Белый, А. Блок): дис… д-ра филол. наук: 10.01.01. / Быстров Вячеслав Николаевич. СПб., 2004. 361 с.

Коробка, Н. Г. Мережковский о Толстом и Достоевском (Д. Мережковский. Христос и антихрист в русской литературе. Лев Толстой и Достоевский. Ч.I.) / Н. Г. Коробка // Образование. 1901. № 11, [отд. II]. С. 20−42.

Лундберг, Е. Мережковский и его новое христианство / Е. Лундберг. СПб.: Тип. Г. А. Шумахера и Б. Д. Брукера, 1914. 192 с.

Мережковский, Д. С. Пушкин / Д. С. Мережковский // Мережковский, Д. С. Полн. собр. соч.: в 24 т. Т. XVIII. М., 1914. С. 89−171.

Мережковский, С. Л. Толстой и Достоевский / Д. С. Мережковский // Мережковский, Д. С. Полн. собр. соч.: в 24 т. Т. IX, ч. I.М.: Типография Т-ва И. Д. Сытина, 1914. С. 17−152.

Толстой, Л. Н. Об искусстве и литературе / Л. Н. Толстой. М., 1958. С. 69−182.