Российские реалии глазами англичан и (или) американцев

Круг ключевых, буквально не переводимых слов русского языка, конечно, не исчерпывается «сухим человеком». Сюда входят также многие другие слова, выражающие чрезвычайно важные понятия из области интеллектуальной жизни России, которые семантически расходятся с их лингвистическими эквивалентами в английском языке. Известное с давних пор, это явление стало предметом пристального внимания совсем недавно — когда после 70-летнего перерыва началось интенсивное сотрудничество американцев и россиян.

Очень распространенное явление среди иностранцев в общении с носителями не совсем понятного для них языка — это стремление блеснуть жаргонными словечками для того, чтобы показаться своим среди чужих. Сколько американцев производили и производят неприятное впечатление на русского собеседника, вставляя где надо и не надо русское слово «клево» или — хуже того — нецензурные выражения.

Ничуть не лучше выглядят и те иностранцы, которые используют в английском языке нарочито простонародные и так называемые субстандартные слова и фразы. Человек русской культуры, произносящий по-английски I gonna (вместо I’m going) или I wanna (вместо I want to) — фразы, услышанные от носителей языка в США, рискует показаться не знатоком английской разговорной речи, а заезжим простолюдином. Хотя такие неправильные глагольные формы, как I gonna или I wanna можно услышать на улице, в автобусе, в барах и ресторанах, их употребление является для прилично воспитанного американца признаком того, что он имеет дело с человеком из низов общества.

Постоянно общаясь с огромным числом эмигрантов в своей стране, американцы привыкли к грамматическим погрешностям и плохому произношению иностранцев, но малотерпимы к ошибкам, связанным с незнанием местной культуры и общепринятого этикета. Когда приезжий из России спрашивает кого-нибудь из своих американских приятелей об общем знакомом Did he earn very much money? («Он много заработал?») вместо Did he make a lot of money?, он употребляет неверный глагол, а также наречие с прилагательным, обозначающим количество. Но его главная беда не в этом. Услышав подобный вопрос, едва ли не каждый американец задумается: «Почему он спрашивает, как много зарабатывает наш общий знакомый? Какое ему до этого дело?» Если в США вас почему-либо интересует финансовое положение того или иного человека, гораздо лучше спросить: Did he do all right for himself?

/ D id he come out all right? или, еще проще, D id he do well?

Прямой вопрос о заработке в Америке задавать не принято, а человек, поставивший этот вопрос неграмотно, совершает сразу две ошибки — грамматическую и поведенческую.

Подобные лингвокультурологические ошибки, к сожалению, нередки в Штатах. Гости из России обычно не знают, как обратиться в ресторане к официанту, и просят его: Bring mе soup! Услышав просьбу, изложенную в такой форме, американец, вероятнее всего подумает, не столько о том, что посетитель ресторана недостаточно знает английский язык, сколько о том, что у него неправильные представления об этикете. Реакция любого американца в таких случаях оказывается, как правило, однозначной и выражается им про себя или очень редко вслух: Boy, is he rude! («Боже! Как он дурно воспитан!»). На мой взгляд, это вполне оправданно, так как просьба гостя к официанту и по стилю, и по смыслу звучала для американского уха весьма резко.

Как ни странно, но русский, хорошо владеющий английским языком, рискует прослыть человеком невоспитанным гораздо чаще, чем тот, кто знает этот язык не очень хорошо.

И еще о нескольких специфических русских проблемах в английской речи, тесно переплетенных с культурологией. В результате насаждения марксистской идеологии и изоляции Советского Союза от западного мира многие философские и политические понятия и термины его бывших граждан резко отличаются от того, что есть в интеллектуальном багаже образованных людей США. Для американского ученого «теория познания» — epistemology, а не theory of cognition, а «политика» подразумевает и политическую деятельность (politics) и политический курс (policy). То же самое, хотя и в меньшей мере, относится к конкретным реалиям, у которых нет прямых эквивалентов в другой культуре. К примеру, «вид на жительство» или «ЗАГС» в русском языке и английские слова Metrocard, golden parachute или country fair, не поддаются буквальному переводу. Хотя эти понятия можно довольно ясно и точно описать для иноговорящего, они нередко рассматриваются начинающими русскими переводчиками в качестве каких-то мистических «непереводимостей».

В английском языке нет эквивалента для излюбленного русского выражения «у нас». В зависимости от контекста «у нас» значит in our country, in our city, in our house. Как нация индивидуалистическая, американцы предпочтут сказать in mу country, а не in our country. В русском зарубежье нередко говорят о «наших», из-за чего в США иногда происходит путаница.

В отличие от английского языка, на который неизгладимую печать в США наложило «позитивное мышление», пронизанное жизнерадостно-оптимистическим настроением, русский язык столетиями пропитывался духом социальной системы, где огромная масса закрепощенных крестьян испытывала чувство обреченности и неуверенности в будущем, что создавало преимущественно пессимистическую атмосферу в обществе. За много веков этот пессимизм стал одной из отличительных черт русского национального характера. «Средний русский, — писал недавно российский журналист, — это меланхолик, который надеется на лучшее, одновременно тщательно готовясь к худшему. Часто для такой стратегии есть достаточно оснований. „Вот так со мной всегда!“ — печально восклицает русский, когда его постигает очередная неудача… Такой здоровый пессимизм нередко помогает русским избежать катастрофы».

На фоне России, где сочувствие и сострадание к страждущим и обремененным веками играли решающую роль в создании общественной атмосферы, американское отношение к несчастьям других людей выглядит небольшим и бледным пятном.

Современный «позитивно мыслящий» американский оптимист никогда не испытывал таких бед, выпавших за короткий срок на долю русского народа, как революции, голод, сталинские чистки и немецко-фашистская оккупация значительной части страны. Для жителя США неудачи — нечто краткосрочное и преходящее: better luck next time («не повезло сегодня, повезет завтра»). Это относится и к работе, и к личной жизни. Вас уволили, ну и что из этого? Найдете другую работу — более интересную и высокооплачиваемую. Развелись после неудачного брака — это вовсе не трагедия. Пословица гласит: второй брак лучше первого. Короче говоря, в Америке неудачник (loser) вообще не вызывает такого сочувствия, как в России.

Разница в отношении американцев и русских к сочувствию и состраданию прямо выражается в семантике их языков. Если буквально перевести на английский такие восклицания, как «Ах ты бедненький!», «Бедная моя!», «Бедняжка!», которыми сердобольный русский человек утешает попавшего в беду, то, будь на месте последнего американец, слова утешителя нанесли бы удар по его самолюбию. Ни один американец не хочет, чтобы его считали «бедненьким». У русского человека на этот счет совершенно иной взгляд и своя лексика, которая содержит в себе целый ряд словообразований, труднопереводимых на английский.

Что есть, на самом деле, в очень распространенном слове «бедняжка»? Оно выражает не просто сочувствие, но и личное сострадание. Попробуйте перевести буквально фразу о «бедняжке» как You poor one — она становится не только ошибочной, но и бессмысленной потому, что оттенок сострадания может не утешить, зато способен унизить или разозлить американца. (Кроме того, будет правильно вместо one употребить в английском языке thing: You poor thing — да, именно thing!) Уж если утешать человека в Штатах, то лучше сделать это немножко иначе, одновременно и приободрив его — You poor thing! But I’m sure you’ll manage / come through this all right / be fine («Уверен, ты справишься с этим / все будет хорошо» и т. п.). По мнению американцев, бедняжка, который собирается «поплакаться в жилетку» друзьям, «должен взять себя в руки» (he's got to get his act together), ибо «успех порождает успех» — success breeds success, — а от нытья нет никакого проку.

Негативные конструкции в русском языке, особенно те, которые выражали нормы общественного поведения, были одним из наиболее распространенных источников недоразумений и взаимонепонимания в отношениях между СССР и западным миром. Прежде всего они способствовали формированию представлений о русских как об упрямых, агрессивных, мрачно и негативно настроенных субъектах, встречающих чужестранцев в штыки. В Советском Союзе, где американцев практически не знали, все поступки и пожелания тех немногих из них, кто изредка приезжал в страну, встречались двумя отрицательными словами: «нельзя» и «некультурно».

Последнее из этих слов особенно удивляло американцев. В США за выражением «быть некультурным» (uncultured) стоят совершенно иные понятия, нежели в России. Здесь «вполне культурно» находиться в верхней одежде в таких общественных местах, как театр (где часто нет раздевалки), класть ноги на стол, звать по имени едва знакомых людей, есть во время занятий в школах и университетах, носить рваные джинсы и делать многое другое, что в России считается неприличным. Представителям «дяди Сэма» было просто смешно, когда русские считали их поведение признаком невоспитанности: они со своей стороны не понимали, почему их обвиняют в «некультурности» именно в СССР, где пассажиры толкаются в переполненном метро, продавцы грубят покупателям, хлеб в частных домах кладут на стол, не подставляя тарелку, — разве все это вполне прилично?

Таким образом, различия в семантике русского и английского языков вовсе не создают непреодолимого препятствия для интеллектуальных обменов между Америкой и Россией. Эти различия — реальность не только в отношениях между большими культурами, но и внутри каждой из них, что объясняется разницей в географическом месте жительства их граждан, их возрастом, образованием, этнической принадлежностью или профессией.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В рамках проведенного исследования можно констатировать, что «страсти по России» постепенно утихают. Русская тема является уже не самой модной. В наши дни Россия и российские реалии вызывают у обычных американцев и англичан столько же интереса, сколько Польша, Финляндия или ЮАР.

Впрочем, американцы вообще по натуре не слишком интересуются тем, что происходит за границами их страны. Один известный университетский преподаватель русского языка и литературы смог в начале 90-х годов собрать 800 американских студентов на своем потоке. Это была самая большая цифра по стране. Сегодня его уроки тоже пользуются популярностью, но о прежних цифрах приходится только мечтать. Другие преподаватели на кафедрах вынуждены совмещать преподавание русского языка с преподаванием дополнительных предметов, чтобы удержать полную ставку в английских и американских образовательных учреждениях.

Нам трудно судить, почему в Америке сохраняются негативные стереотипы о России и русских. Может быть, в этом виновата идеология или СМИ. Несомненно одно: в телеэфире постоянно воспроизводятся фильмы со злобными неумолимыми русскими — врагами достаточно сильными и страшными.

Кроме того, американский кинематограф всегда очень любил и любит в своих фильмах изображать русских. Однако этот образ какой-то глупый и злобный. Русские в американских фильмах «Будь круче», «Армагеддон», «Три икса», «Миротворец» — бандиты, мафиози, хулиганы с ужасным акцентом.

Мы понимаем, что в каком-то смысле, этого требуют законы жанра: чтобы показать величие и благородство американского героя нужно оттенить его образом врага — могущественного, коварного, дикого. Таким образом, оказывается, холодная война продолжается.

Другим объяснением может быть то, что тема современной России занимает слишком мало места в американском информационном пространстве, чтобы она могла существенно потеснить стереотипы, оставшиеся в наследство со времени холодной войны. Неужели самая могущественная нация в мире будет тратить свое драгоценное время на изучение особенностей быта и культуры какого-то сырьевого придатка.

1. Бердяев Н. А. Самопознание. Русская идея / Н. А. Бердяев. — М.: Изд-во «ЭКСМО». — Серия «Библиотека всемирной литературы», 2009. — 704 с.

2. Дементьев В. В. Непрямая коммуникация и ее жанры / В. В. Деменьев. — Саратов: Сар. ГУ, 2004. — 248 с.

3. Ильин И. А. Грядущая Россия / И. А. Ильин. — Минск: Изд-во «Белорусский Экзархан», 2009. — 608 с.

4. Елистратов B.C. Россия как миф (к вопросу о структурно-мифологических типах восприятия России Западом) / В. С. Елистратов // Россия и Запад: диалог культур. Вып. 1. М., 1996. — С. 78 — 84.

5. Карасик В. И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В. И. Карасик, Г. Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики: Сб. науч. тр. / Под ред. И. А. Стернина. — Воронеж: ВГУ, 2005. — С. 75 — 80.

6. Кулинич М. А. Лингвокультурология юмора (на материале английского языка) / М. А. Кулинич. — Самара: Сам

ГПУ, 2003. — 180 с.

7. Лосский Н. О. Характер русского народа / Н. И. Лосский. — М.: Академия, 1994. — Кн. 2. — 686 с.

8. Слышкин Г. Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе / Г. Г. Слышкин. — М.: Академия, 2000. — 256 с.

9. Кабакчи В. В. Практика англоязычной межкультурной коммуникации. СПб: Союз, 2001. — 480 с.

10. Шаповалов В. Ф. Истоки и смысл российской цивилизации / В. Ф. Шаповалов. — М.: Амрита — Мир, 2007. — 628 с.

11. Белозерова И. А. Русские фразеологизмы в англоязычном тексте. [Электронный ресурс]: ftp://194.

226.

213.129/text/belozero

12. Кабакчи В. В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации. СПБ.: Союз, 1998.

13. Williams A.R. Through the Russian Revolution. M.: Progress, 1973.

14. Smith H. The Russians. Sphere books, 1976.

Причины, влияющие на особенности восприятия российских реалий Языковые и речевые трудности Чуждая русская (православная) религиозность Русские особенности мировосприятия и психологической структуры Структура Западного мифа о России Бытовой уровень Литературный уровень Политический уровень