Мифологическое понимание мужского и женского начала в творчестве Э. Хэмингуэя

" буквально пронизана ощущением трагизма, их только двое в этом мире и весь мир против них.

Любовь, особенно большая любовь, — состояние, которое не может длиться. Оно предназначено для того, чтобы соединить двух людей. Для того же, чтобы двое могли оставаться в соединении, любовь должна закрепиться на другом социальном материале (быт, дом, дети). В «Прощай оружие!» — большая любовь, ни во что не переходит.

Так любит человек беззаботный и изолированный в мире, где все движущееся (например, война) угрожает ему уничтожением, а все стабильное и спокойное угрожает пустотой. Он отчаянно борется с изоляцией, нестерпимой для социального человеческого существа. Для того, чтобы прервать изоляцию, достаточно еще одного — своего — человека. И тогда — уже не домостроительство, но цепляние друг за друга и сцепление двух человек в пустоте. Но чтобы быть несомненным, вполне реализованным, это сцепление должно материализоваться.

Физическое начало любви предстает здесь меньше всего в качестве наслаждения. Дело не в наслаждении, а в том, что двое цепляются и прячутся друг за друга. В поисках своего человека — средство присвоить себе этого человека. Реализация понятия близости, по сравнению с которой сродство душ кажется недостаточно достоверным.

Литература

христианской эры твердила одно: мужчина любит женщину большой любовью, пока любит ее конфликтно и безнадежно. Удовлетворенная любовь в лучшем случае переходит в чувство, которое XIX век назвал привязанностью к жене и матери своих детей. Хемингуэй, писатель XX века, утверждает обратное: мужчина открывает в себе большую, беспокойную, трагическую любовь — только когда женщина стала его любовницей.

Любовь в романе неразрывно связана со смертью: она развивается на фоне войны, сеящей смерть и она заканчивается смертью возлюбленной главного героя и его сына: «Вот чем все кончается. Смертью. Не знаешь даже, к чему все это. Не успеваешь узнать. Тебя просто швыряют в жизнь и говорят тебе правила, и в первый же раз, когда тебя застанут врасплох, тебя убьют. (…) Сиди и жди, и тебя убьют».

И если, а начале романа Генри не очень задумывается над смыслом войны, — Хемингуэй показывает, что итальянские шоферы, служащие с ним в одной части, понимают этот смысл гораздо лучше его, — то последующие события — разгром итальянской армии под Капоретто, расстрел ни в чем неповинных людей — убеждают его, он не хочет оказаться жертвой бессмысленного, ничем не оправданного убийства. Он не знает за собой вины и не желает отвечать своей жизнью за глупость других. «Я ни к кому не питал злобы. Просто я с этим покончил», У героя романа нет никаких политических идей, он не становится убежденным противником войны, человеком действия, готовым бороться за своп убеждения. Нет, он индивидуалист и думает только о себе, о своей любимой женщине. Остальное человечество его не волнует.

И лейтенант Генри заключает «сепаратный мир», он дезертирует и бежит с Кэтрин в нейтральную Швейцарию. Они живут там в горах, наслаждаясь тишиной и покоем. Кэтрин ждет ребенка. Но ведь еще раньше в романе было сказано: «Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает. Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе.

Но тех, кто не хочет сломиться, он убивает. Он убивает самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, можешь быть уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки" .

Роман «По ком звонит колокол» был написан Хемингуэем в 1940 году под впечатлением от пережитого в Испании в годы Гражданской войны. Здесь писатель остался верен главной теме своего творчества — теме любви и смерти.

Существует некое раздвоение во взглядах критиков, исследовавших роман «По ком звонит колокол», кого назвать главным героем романа: американского подрывника Роберта Джордана или символ-мост, на котором сходятся все концентрические круги построения романа. А. Зверев считал, что «мост, от которого расходятся и к которому сходятся в финале вновь стягиваются все нити повествования, становится центральным образом произведения», и даже самому Джордану кажется, что мост — это «стержень, вокруг которого повернется судьба человечества».

Мы согласны с мнением, что мост — достаточно яркий образ романа, но он, прежде всего, является символом, а основную философскую «нагрузку» сюжетных перипетий несет на себе главный герой романа Роберт Джордан.

Фигура Роберта Джордана во многом похожа на хемингуевских «героев кодекса»: он тоже человек гуманитарного склада ума, демократ по убеждениям; он привык надеется только на собственные силы, «не любит выставлять свои чувства напоказ, как они, тщательно оберегает свою внутреннюю независимость». Но в тоже время, образ Роберта Джордана намного глубже и сложнее, духовно и эмоциональнее богаче предыдущих героев писателя. Это человек мыслящий и интеллектуальный, что выражается в его многочисленных монологах, размышлениях о жизни людей. Он — человек реального дела, человек, который сражается на чужой земле за чужую жизнь и чужую свободу, он уже не герой одиночка, у него есть союзники в борьбе. Однако в то же время в романе Джордан немного приподнят над всеми окружающими его людьми. Американец, человек другой ментальности, он становится вожаком испанского партизанского отряда, которого уважают и к которому прислушиваются. И в конце романа не только возлюбленная Роберта Джордона плачет по нему, скорбят по нему и другие партизаны. Так герой предстает в роли активного участника событий, так и в роли судьи.

Можно заключить, что Роберт Джордан — «достаточно сложная в идейно-психологическом плане фигура», и анализировать этот образ еще труднее из-за приема сжатого времени, использованного в романе. Эрнеста Хемингуэя «интересует не вся жизнь героев, а лишь эпизоды, где трагедия окружила их особенно плотно и где они наиболее активно сражаются с отчаянием».

Все события в романе происходят в течение трех ночей и трех неполных дней, но за этот срок главный герой перед лицом опасности не только подводит итоги своей прошлой жизни, но и узнает много нового — «гораздо больше, чем за все остальное время», благодаря простым людям, с которыми его столкнула война. И как размышляет сам Роберт Джордан «за семьдесят часов можно прожить такую же полную жизнь, как и за семьдесят лет» (153). «Спрессованность событий войны повышает интенсивность душевных реакций персонажа, заставляет думать о главном, отбрасывая случайное и наносное». Последние три дня героя предельно насыщены событиями, огромным жизненным опытом, познанием окружающего мира и самого себя, переосмыслением жизненных ценностей. Это жизнь, наполненная чувствами и переживаниями, ослепляющей страстью, борьбой и преданностью своему делу.

Открывая первую страницу романа, мы сразу сталкиваемся с эпиграфом, в котором превозносится каждая отдельная личность и ее неотрывная связь с судьбой всего человечества: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши… смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я один со всем Человечеством» (3). В этих словах прозрачно выражается суть всего произведения — путь от героя-одиночки, героя-индивидуалиста к герою народному, цель жизни которого «драться за всех обездоленных мира против всех угнетателей, за все, во что ты верил, и за новый мир, который раскрыли перед тобой» (215). Ежедневно работая над собой, борясь со своими сомнениями и противоречивостью взглядов на военные действия, Роберт Джордан пытается оправдать нравственное право на произнесение слов Джона Донна, данных в эпиграфе.

Хемингуэй сделал главным героем романа молодого американского писателя, преподавателя испанского языка в колледже, мечтающего, если повезет и он выживет, написать правдивую книгу об испанской трагедии и мужественности испанского народа.

После начала гражданской войны в Испании, Роберт Джордан берет академический отпуск и добровольно вступает в борьбу с фашизмом. Как ни парадоксально, но главный герой очень далек от политики, хотя точно можно сказать, что Джордан — антифашист. «Он принимает участие в войне, не становясь, однако, ни солдатом республиканской армии, ни бойцом интернациональных бригад, а выполняя отдельные чрезвычайно ответственные и опасные поручения республиканского командования». Он примыкает к коммунистам, пока идет война, отчетливо понимая, что испанские коммунисты — единственная партия, которая в силах противостоять фашизму, но в то же время, главный герой отвергает диктатуру пролетариата и коммунистические представления о новом обществе.

Перед ним встает проблема партийной дисциплины, проблема подчинения личности партийным приказам, но он осознает, что без дисциплины на войне не обойтись.

Несмотря на эти тяжелые внутренние противоречия, Роберт Джордан отдает все силы войне, до самой смерти сохраняя верность борющемуся с фашизмом народу. И еще очень важно то, что герой честен с самим собой, он понимает свою раздвоенность: «Ты не настоящий марксист, — размышляет Джордан, — и ты это знаешь… Ты просто веришь в Жизнь, Свободу и Право на Счастье. И не вдавайся в диалектику. Это для кого-нибудь, но не для тебя». Не вдаваясь глубоко в политику, Роберт Джордан делает своим главным оружием ответственность, нравственное мужество, гуманность.

Ни в коем случае нельзя осуждать Роберта Джордана в двойственности его позиции, потому что, повторяя слова К. Симонова «противоречивость — в самой сути его общественной личности и поэтому на всем протяжении романа не только психологически оправдана, но и логична». Также необходимо учесть, что персонаж показан в момент кризиса, когда его внутренние противоречия не только неизбежны, но и наиболее остры.

Последние три дня жизни героя пронизаны тяжелой напряженностью и тревогой, когда перед героем возникают трудности, которые вряд ли можно было вообще предусмотреть. Как обыкновенный человек, он мог делать что-то неправильно, но в итоге он оказался на высоте, выполняя поставленную перед ним трудную задачу. Даже в самых экстремальных ситуациях, когда нервы человека, казалось бы должны достичь своего предела, Роберт Джордан сохраняет хладнокровие и ясную мысль, он умело руководит другими людьми и не падает духом, обладая способностью «не игнорировать, а презирать возможность плохого конца» (и «это был самый большой дар, талант, уже помогавший ему на войне»). В минуты опасности он не думает о сохранении своей жизни, считая, что за свободу достойно умирать, герой озабочен участью партизан, чью жизнь он подверг смертельной опасности, чтобы выполнить задание генерала Гольца.

Люди, среди которых прошли его последние часы жизни, не были ему равнодушны, он искренне привязался к ним, и их душевная простота заставила его по-другому смотреть на мир и ценить то время, что отведено ему. Только когда он попал в отряд испанских партизан, он ощутил настоящее чувство братства и радость действия сообща. Здесь в горах не осталось места чувству щемящего одиночества, потому что среди партизан Роберт Джордан нашел себе настоящих, преданных друзей. «Я прожил целую жизнь в этих горах, с тех пор как пришел сюда, — думает он. -

Ансельмо — мой самый старый друг. Сквернослов Августин — это мой брат, а брата у меня никогда не было. Мария — моя настоящая любовь, моя жена".

Во взаимоотношениях с партизанами, в разговорах с ними образ Роберта Джордана обретает полный, законченный смысл.

Хемингуэй рисует разные образы партизан, но все они в совокупности представляют собирательный образ испанского народа, со всеми его достоинствами и недостатками.

Большую симпатию вызывает образ старика Ансельмо, верного, миролюбивого, и одновременно храброго помощника Роберта Джордана. Ансельмо — истинный католик, который мечтает выиграть войну так, чтобы «никого не расстреливать. Хорошо бы нам править справедливо и чтобы каждый получил свою долю благ, так же как каждый боролся за них. И пусть бы тем, кто дерется против нас, объяснили, что они ошибались». В этих словах слышится наивность, несбыточная мечта о благополучном исходе войны без напрасных жертв, о равенстве и братстве. Ансельмо считает, что убивать людей — это большой грех, «потому что это есть то самое, чего мы не имеет права делать, хоть это и необходимо». Он преданный товарищ Роберта Джордана, который, замерзая, будет до последней минуту стоять на посту, лишь бы выполнить данный ему приказ; который сопровождает главного героя на выполнении операции по взрыву моста и достойно принимает смерть от пули фашиста.

Также один из более впечатляющих образов романа — Эль Сордо, командир другого партизанского горного отряда. В отличие от старика Ансельмо, Эль Сордо не заботят мысли об убийстве других людей, потому что он привык действовать, руководить людьми, в его голове просто нет места подобным мыслям. Самым важным моментом, в котором характер Эль Сордо раскрывается наиболее полно и ярко, является эпизод смерти героя на «холме, пригодном только для того, чтобы умереть». Он был ранен, но несмотря на это слабость, мысль о самоубийстве не приходят в его голову. В последние роковые минуты его не покидает чувство юмора и жажда жизни.

Эль Сордо размышляет о жизни и смерти, думая, что «смерть нужно принимать, как таблетку аспирина», не бояться ее, а примириться с ней, хоть это всегда трудно. Слово смерть для него не означало ничего, в то время как слово «жить» — «это значило нива, колеблющаяся под ветром на склоне холма. Жить — значило ястреб в небе. Жить — значило глиняный кувшин с водой после молотьбы, когда на гумне стоит пыль и мякина разлетается во все стороны…». Эти мысли указывают на то, что Эль Сордо — не человек войны, привыкший только проливать чужую кровь, это — простой крестьянин, близкий к земле и к труду. Каждый человек перед смертью вспоминает именно то, что ему больше всего дороже… Глухой думал о дикой, неподвластной природе, которая была ему родней всего на свете. Он не хотел умирать, но если это было нужно, то он был готов расстаться с жизнью за республику, за то, чтобы получилось взорвать мост. Эль Сордо олицетворяет в романе все самые лучшие черты характера испанского народа.

В противопоставление мужественному командиру Эль Сордо можно поставить образ индивидуалиста Пабло, который является по мнению Максуэлла Гайсмара «самым выразительным в романе», и в котором «исследован конфликт личности и общества». Как и фигура главного героя, образ Пабло показан в развитии. Из рассказов жены Пабло и других партизан мы узнаем, каким он был в начале движения: «он точно дьявол носился по провинции и ни на одном фашистском посту не могли спать спокойно по ночам», «он столько народу убил, больше чем холера», это был храбрый, ни перед чем не останавливающийся человек, отличающийся военным и организаторским талантом. Но потом произошел какой-то перелом в его судьбе, и как выражаются люди из его отряда: «Он совсем сдал. Смерти боится», «Его песенка спета». Его непомерная жестокость, злость и непонятная ненависть разрушили в нем человеческие качества. Он превратился в пьяницу, эгоиста, который заботиться только о том, чтобы не тронули его жилье, его «лисью нору», и все равно ему до нужд своего народа: «Для меня долг в том, чтобы заботиться о своих и о себе». Пабло отлично понимает, какие последствия будут после взрыва моста, поэтому он восстает против всех, но не находит поддержки.

Бывшего руководителя теперь все открыто презирают и унижают, поэтому он предательски дезертирует ночью, прихватив с собой динамит Роберта Джордана. Но «после того, что я (Пабло) сделал, мне стало очень тягостно одному, и я не смог этого перенести», в эти слова вложено все чувство разъедающего одиночества, которое намного страшнее чувства смерти. «Человек один не может» — главный лозунг всего романа Хемингуэя.

Образ Пабло раскрывается прежде всего через рассказы его жены Пилар, которая в отличие от своего мужа, не сбилась с правильной дороги. Фактически она становится управителем партизанского отряда, когда Пабло уже не в состоянии этого делать. Образ Пилар олицетворяет «саму испанскую землю — ее каменистую грубость и ее податливую мягкость. Ее неисчерпаемость». Как земля объединяет людей, так и Пилар является хранительницей дома, матерью всего испанского народа. Несмотря на ее непривлекательную внешность, у нее «приятно некрасивое лицо», освещенное веселыми глазами. Такое, казалось бы, совершенно немыслимое сочетание не только в ее внешности, но и во всей ее натуре. Пилар понимает, что лучше бы ей родится женщиной, но в то же время, в ней столько женских качеств, столько женской любви и мягкости. Хемингуэй вложил в эту героиню всю народную мудрость, перемешанную с богатым жизненным опытом; ее сложный внутренний мир остается загадкой для окружающих ее людей.

Без всех этих людей Джордану не удалось бы выполнить задание по взрыву моста, но эти партизаны не просто орудие в руках Роберта Джордана. Своей неприкрытой простотой, независимостью нравов они раскрыли главному герою новый мир человеческих отношений. И именно им Роберт Джордан обязан тем, что в последние часы жизни ему удалось испытать радостное, истинное чувство всепоглощающей любви, которая сильнее всякой войны, сильнее смерти.

Любовь главных героев вспыхнула мгновенно, как только Роберт Джордан оказался в партизанском отряде. Хемингуэй, шаг за шагом, описывает все этапы развития отношений двух молодых людей — от первого взгляда и первого поцелуя до трагического прощания, и вместе с этим чувством меняется и наш герой.

«Она улыбнулась, глядя Роберту Джордану в лицо, подняла руку и провела ладонью по голове, приглаживая волосы, но они тут же снова поднялись ежиком. У нее очень красивое лицо, подумал Роберт Джордан».

«И он стал думать о девушке Марии, у которой и кожа, и волосы, и глаза одинакового золотисто-каштанового оттенка, только волосы чуть потемнее, но они будут казаться более светлыми, когда кожа загорит на солнце, ее гладкая кожа, смуглота которой как будто просвечивает сквозь бледно-золотистый верхний покров. <�…> И она покраснела, когда он смотрел на нее; вот так она сидела, обхватив руками колени, ворот рубашки распахнут, и груди круглятся, натягивая серую ткань, и когда он подумал о ней, ему сдавило горло и стало трудно дышать».

Потом была первая ночь, первые признания, первые откровения: «Они лежали рядом, и все, что было защищено, теперь осталось без защиты.<�…>

— Ты уже любила кого-нибудь?

— Никогда.

Потом вдруг сникнув, вся помертвев в его объятиях:

— Но со мной делали нехорошее.

— Кто?

— Разные люди".

После этих слов, в душе Роберта Джордона появилось чувство ненависти и жажда мщения за эту девушку, хотя он знал ее несколько часов. Ему не нравилось убивать людей, но в те минуты он готов был отнять миллионы жизней, лишь бы не видеть слез ни в чем неповинной девушки.

Любовь героев в романе неразрывно сливается с природой. Может быть, этим Хемингуэй хотел показать, что настоящая любовь — это также естественно, как «первый порыв ветра, который рябит гладь застывшего в штиле моря, что-то легкое, как прикосновение перышка к губам, как листок, в тихую погоду падающий на землю…».

Чувство любви и чувство привязанности застает Роберта Джордана врасплох. Раньше ему все казалось все просто и понятно: тебе дали приказ, и ты обязан его выполнить, даже если придется умереть. «Мария была тяжелым испытанием для его фанатизма. Решимости она не поколебала, но ему теперь очень не хотелось умирать. Он охотно отказался бы от геройской или мученической кончины. <�…>Он хотел подольше быть с Марией».

Когда они были рядом все остальное становилось не важно, пропадало ощущение времени, они растворялись в своих чувствах и ощущали безграничное счастье и радость, неведомую им раньше. «…Мир для нее тогда был красный, оранжевый, золотисто-желтый от солнца, проникающего сквозь сомкнутые веки, и такого же цвета было все — полнота, обладание, радость, — все такого же цвета, все в такой же яркой слепоте. А для него это был путь во мраке, который вел никуда, и только никуда, и опять никуда, и еще, и еще, и снова никуда, и беспредельно, безвыходно, вечно никуда, и уже больше нет сил, и снова никуда, и нестерпимо, и еще, и еще, и еще, и снова никуда, и вдруг в неожиданном, в жгучем, в последнем весь мрак разлетелся, и время застыло, и только они двое существовали в неподвижном, остановившемся времени, и земля под ними качнулась и поплыла».

Где-то в глубине души Роберт Джордан страстно мечтает об обычной земной жизни с Марией, хотя понимает, что у их любви не может быть будущего. Он благодарит небеса за то, что они дали ему возможность узнать это чувство. «То, что у тебя было с Марией, все равно, продлиться ли это полтора дня или многие годы, останется самым главным, что только может случиться в жизни человека. Всегда будут люди, которые утверждают, что этого нет, потому что им не пришлось испытать что-либо подобное. Но я говорю тебе, что это существует и что ты это теперь узнал, и в этом твое счастье, даже если тебе придется умереть завтра». Это чувство поселилось в его душе, и его никто у него не отнимет, и никуда оно от него не уйдет.

В любви к Марии кроется любовь ко всему человечеству, к жизни, к свободе: «…я люблю тебя так, как я люблю свободу, и человеческое достоинство, и право каждого работать и не голодать. Я люблю тебя так, как люблю Мадрид, который мы защищали, и как люблю всех моих товарищей, которые погибли на этой войне. <�…>Я люблю тебя так, как я люблю то, что я больше всего люблю на свете, и даже сильнее».

Любовь Роберта Джордана и Марии, разворачивающаяся во время войны, обречена, потому что безжалостная война не щадит никого, сметая все на своем пути. Светлая, непорочная любовь переплетается с опасностью и с самого начала пронизана ощущением близкой смерти. Смертью Роберта Джордона любовь и заканчивается, как завершается и весь роман.

Описание последних минут жизни героя возвращают нас к первой странице романа: Роберт Джордан лежит на той же самой «устланной сосновыми иглами бурой земле», только теперь он ранен, и он один перед лицом смерти «как Остров, сам по себе». Но он не одинок, теперь он часть этого мира, часть Материка, его душа ушла вместе с Марией, и пока один из них жив, они живы оба.

Несмотря на то, что герой погибает, финал романа звучит оптимистично, потому что Роберт Джордан верит в наступление, верит в победу, и в своих последних мыслях он не сожалеет, что зря погибает на этой войне, понимая ее бессмысленность: «Почти целый год я дрался за то, во что верил. Если мы победим здесь, то победим везде. Мир — хорошее место, и за него стоит драться, и мне очень не хочется его покидать. И тебе повезло, сказал он себе, у тебя была хорошая жизнь».

До самой последней минуты, пересиливая боль и тоску, Роберт Джордан не отступает от верного пути, на который он встал в начале войны. Он не выбирает легкого пути закончить жизнь самоубийством, свои последние силы он отдает республике, целясь в поднимающего по склону лейтенанта-фалангиста: «Если ты дождешься и задержишь их хотя бы ненадолго или если тебе удастся хотя бы убить офицера, это может многое решить. Одна вещь, сделанная вовремя…». Эти слова говорят о стойкости и мужестве на войне, трезвости ума, сохраняющейся в самых экстремальных ситуациях, о победе над внутренними противоречиями и о великой преданности человека своему делу.

Заключение

Целью дано дипломной работы являлось рассмотрение мифологических черт мужского и женского начала в произведениях Э. Хемингуэя. В ходя проведенного исследования было выяснено, что в европейской мифологии мужское и женское начали изначально представляли собой неделимое целое. Так, в древнегреческих представлениях андрогин как муже-женское начало, будучи началом всех вещей, сам является порождением Хаоса. В мифах других народов в образе андрогина представляли неких первопредков — это либо прародитель и демиург, либо андрогинное божество, породившее остальных богов или создавшее мир, либо даже некое порождение первой пары людей. Интересно, что христианская религия также представляет происхождение различных полов из одной сущности.

В Ветхом Завете говорится о том, что Бог изначально сотворил единого человека, которого после разделил на мужчину и женщину. Однако дальнейшее развитие европейской культуры стало причиной двоякого взгляда на взаимоотношения полов. С одной стороны, чувство мужчины к женщине как возлюбленной и как матери всегда превозносились в европейской культуре. С другой стороны — обсуждение интимного взаимоотношения полов всегда табуировались. В европейской культуре сложилось представление о том, что мужчина любит женщину большой любовью, пока любит ее конфликтно и безнадежно. Удовлетворенная любовь в лучшем случае переходит в чувство, которое XIX век назвал привязанностью к жене и матери своих детей.

Хемингуэй, писатель XX века, утверждал обратное: мужчина открывает в себе большую, беспокойную, трагическую любовь — только когда женщина стала его любовницей. Физическая любовь Хемингуэя неотделима от трагической сущности любви. Описывая интимные взаимоотношения героев автор не стремиться придать им оттенка запретности. Напротив — единство мужчины и женщины представляется ему возвращением к тому древнему состоянию, когда они были, согласно, европейской мифологии, одним целым. Любовь в этом случае становится чувством, которое предназначено для того, чтобы соединить двух людей. Герои произведений Э.

Хемингуэя цепляются друг за друга в отчаянном порыве выжить в окружающем их жестоком мире. Кроме того, Э. Хемингуэй не романтизирует физический аспект отношений мужчины и женщины. Любовь его персонажей — грубая солдатская любовь.

Следует отметить, что в произведениях Э. Хемингуэя много автобиографичного в том аспекте, что касается взаимоотношений полов. В портретах его героинь находят отражение черты женщин, которых в свое время любил автор.

Центральные персонажи романов и некоторых рассказов Хемингуэя очень похожи, по аналогии с «байроническим героем» их можно было бы обозначить термином «хемингуэевский герой». Это человек мыслящий и интеллектуальный, что выражается в его многочисленных монологах, размышлениях о жизни людей. Он — человек реального дела, человек, который сражается на чужой земле за чужую жизнь и чужую свободу, он уже не герой одиночка, у него есть союзники в борьбе. Как правило, этот герой — воин, человек, олицетворяющий то, что иногда называют «хемингуэевским кодексом» в вопросах чести, храбрости и стойкости.

Гораздо меньшую роль играет «хемингуэевская героиня» — идеализированный образ бескорыстной покладистой женщины, возлюбленной героя: англичанка Кэтрин в «Прощай, оружие», испанка Мария в «По ком звонит колокол», итальянка Рената в «За рекой, в тени деревьев».

Список литературы

Аристотель. Политика. Книга первая. // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М., Мысль, 1984.

Бердяев Н. А. О назначении человека: Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993.

Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека: Опыт персоналистической философии // Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995.

Бердяев Н. А. Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994.

Булгаков С. Свет невечерний. М., 1994.

Воронина О. А. Теоретико-методологические основы гендерных исследований // Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций/ Под общ. ред. О. А. Ворониной. М.: МЦГИ — МВШСЭН — МФФ, 2001.

Гинзбург Л. Заметки о прозе. // Литературно-художественный проект Folio Verso.

Грибанов Б. Человека победить нельзя. // Хемингуэй Э.

Фиеста. Прощайоружие! Старик и море. Рассказы. М.: Худ. Лит., 1988

Грибанов Б. Эрнест Хемингуэй: жизнь и творчество. Послесловие //

Хемингуэй Э. Избранное. М.: Просвещение, 1984.

Грибанов Б. Т. Эрнест Хемингуэй в воспоминаниях современников. М.: Терра, 1994.

Денисова Т. Секрет «айсберга»: О художественной особенности прозы Э. Хемингуэя. М., 1980. № 5.

Евдокимов П. Женщина и спасение мира. Минск, 1999.

Ильин Е. П. Дифференциальная психология мужчины и женщины. СПб., 2003.

«И оставит человек отца и мать…» Тайна пола в православной традиции. Интервью с диаконом Андреем Кураевым //Фома, № 7.

Кашкин И. Эрнест Хемингуэй. М., 1966.

Кураев А. Мужчина и женщина в книге Бытия //Альфа и Омега. 1996, № 2/3.

Лидский Ю. Я. Творчество Эрнеста Хемингуэя. Изд.2-е.-К.: Наукова думка, 1978.

Настольная книга священнослужителя. М., 1983. Т. 4.

Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1.

Новейший философский словарь / Гл. науч. ред. Грицанов А. А. 2-е изд. Минск, 2001.

Оломская Н. Н. Семантика метаязыковой сущности перевода: сопоставительный анализ языка романа Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!». Краснодар: Изд-во Куб. гос. ун-та, 2003.

Петрушкин А. И. Неизвестный Хемингуэй: Фольклорно-мифологическая и культурная основа творчества. Самара: Самарский Дом печати, 1997.

Платон. Пир. // Платон. Собрание сочинений в 4 тт. Т.

2. М.: Мысль, 1993.

Практикум по гендерной психологии / Под ред. И. С. Клециной. СПб., 2003.

Разинцева А. В. Наследие Джозефа Конрада и американский роман 1920;х годов (Ф. С. Фицждеральд и Э. Хемингуэй): Дис. канд. филол. наук / МГУ им. М. В. Ломоносова. Филол.

фак. М., 1996.

Рябов О. В. «Женственность» и «мужественность» как категории русской историософии. // Женщина в российском обществе. М., 1996. № 1.

Свенцицкая И. С. Женщина в раннем христинастве. // Женщина в античном мире. М., Наука, 1995.

Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия. // Соловьев В. С.

Соч. в 2 т. М., 1998. Т. 1.

Шабурова О. В. Гендер. // Социальная философия: Словарь. М., 2003.

Хемингуэй и его контекст: К 100-летию со дня рождения писателя (1899−1999):[Сб.ст.] / Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена СПб.: Янус, 2000

Хемингуэй Э. За рекой, в тени деревьев; Пер. с англ.Е.Голышевой и др. М.: Эксмо, 2004.

Хемингуэй Э. Прощай, оружие; Пер. с англ. / Э. Хемингуей М.: Воениздат, 2001.

Хемингуэй Э. По ком звонит колокол: Роман / Пер. с англ. Н. Волжиной, Е. Калашниковой. Н. Новгород: Нижегор. новости и др., 1996.

Хемингуэй Э. Райский сад: Роман; Рассказы; Пер. с англ. / Эрнест Хемингуэй М.: АСТ: Транзиткнига, 2005.

Хрестоматия к курсу основы гендерных исследований. / Отв. ред. Воронина О. А. 2-е изд. М., 2001.

Юнг К. Г. Душа и земля // Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1994.

Юнг К. Г. Об отношении аналитической психологии к произведениям художественной литературы. // Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени.

Конечно, Платон не является создателем этого мифа, известного и ранее, однако несомненно, что миф Платона превосходит остальные по выразительности; к тому же для философского размышления историческая точность в представлении истоков мифологических схем и архетипов не является необходимым требованием.

Бердяев Н. А. О назначении человека: Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. — с. 69.

Булгаков С. Свет невечерний. М., 1994. — с. 264−265.

Бердяев Н. А. О назначении человека: Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. — с. 68.

Аристотель. Политика. Книга первая //Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М., Мысль, 1984. — с. 399.

Там же. — с. 400.

Платон. Пир. // Платон. Собрание сочинений в 4 тт. Т.

2. М.: Мысль, 1993. — с. 87

Там же. — с. 90.

Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1. — с. 61−62.

Бердяев Н. А. Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. — с. 137.

Юнг К. Г. Душа и земля // Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. М., 1994. — с. 150.

Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В. С. Соч.

в 2 т. М., 1998. Т. 1. — с. 490.

Юнг К. Г. Об отношении аналитической психологии к произведениям художественной литературы // Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени. — с. 275.

Бердяев Н. А. О назначении человека: Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. — с. 212.

Расхожее мнение о том, что Ева была сотворена из ребра (части скелета) Адама, в корне ошибочно, т. к. древнееврейское слово «цела», которое в православной Библии переведено как «ребро», также означает «часть», «грань».

Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека: Опыт персоналистической философии // Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. — с. 134.

Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека: Опыт персоналистической философии // Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. — с. 135.

Соловьев В. С. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев В. С. Соч. в 2 т. М., 1998.

Т. 1. — с. 124−126.

Евдокимов П. Женщина и спасение мира. Минск, 1999. — с. 152.

Кураев А. Мужчина и женщина в книге Бытия //Альфа и Омега. 1996, № 2/3. — с. 295

На древнееврейском «иш» — мужчина, «иша» — женщина.

Бердяев Н. А. О назначении человека: Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. — с. 60.

Бердяев Н. А. Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. — с. 138.

Бердяев Н. А. О назначении человека: Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. — с. 68.

Настольная книга священнослужителя. М., 1983. Т. 4. — с. 297.

«И оставит человек отца и мать…» Тайна пола в православной традиции. Интервью с диаконом Андреем Кураевым //Фома, № 7.

Свенцицкая И. С. Женщина в раннем христинастве // Женщина в античном мире. М., Наука, 1995. — с.

156.

Воронина О. А. Теоретико-методологические основы гендерных исследований // Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций/ Под общ. ред.

О. А. Ворониной. М.: МЦГИ — МВШСЭН — МФФ, 2001.

— с.13−15.

Вул С.М., Мартынюк А. П. Теоретические предпосылки диагностирования половой принадлежности автора документа // Современное состояние и перспективы развития традиционных видов криминалистической экспертизы. М., 1987. — с.105−111.

Шабурова О. В. Гендер // Социальная философия: Словарь. М., 2003. — с. 67−71.

Рябов О.В. «Женственность» и «мужественность» как категории русской историософии // Женщина в российском обществе. — 1996. № 1. — с. 32.

Практикум по гендерной психологии / Под ред. И. С. Клециной. СПб., 2003. — с. 333.

Практикум по гендерной психологии / Под ред. И. С. Клециной. СПб., 2003. — с. 164.

Н овейший философский словарь / Гл. науч. ред. Грицанов А. А. 2-е изд. Минск, 2001. — с. 1081.

Хрестоматия к курсу основы гендерных исследований / Отв. ред. Воронина О. А. 2-е изд. М., 2001. — с. 57−58.

Хрестоматия к курсу основы гендерных исследований / Отв. ред. Воронина О. А. 2-е изд. М., 2001. — с. 12.

Шабурова О. В. Гендер // Социальная философия: Словарь. М., 2003. — с. 71.

Ильин Е. П. Дифференциальная психология мужчины и женщины. СПб., 2003. — с. 81.

Практикум по гендерной психологии / Под ред. И. С. Клециной. СПб., 2003. — с. 164.

Гиленсон Б. А. Эрнест Хемингуэй. М., 1991. — с. 4

Тамарченко Н. Д. Литературоведческие термины. Материалы к словарю. -Коломна, 1999. — с. 80.

Грехнев В. А. Словесный образ и литературное произведение. Книга для учителя. (IV. Литературное произведение. Композиция. Персонаж в композиции). — с. 131−133.

Финкельштейн И. Л. Указ.

соч. — с. 142.

Гинзбург Л. Заметки о прозе. // Литературно-художественный проект Folio Verso.

Зверев А. Американский роман 20−30-х гг. М., 1982. — с. 222.

Хемингуэй Э. По ком звонит колокол: Роман. Ниж. Новгород, 1996. — с. 43.

Анастасьев Н. Творчество Эрнеста Хемингуэя. М., 1981. — с. 61.

Затонский Д. Искусство романа и ХХ век. М., 1973. — с. 352.

Анастасьев Н. Твоочество Эрнеста Хемингуэя. М., 1981. — с. 64

Адмони В. Г. Романы большого охвата/ Поэтика и действительность. — с. 240.

Цит. по: Финкельштейн И. Л. Хемингуэй — романист. Горький, 1974. — с. 144.

Гайсмар М. Американские современники. М., 1976. — с. 224.