Суть внушения, то есть словесного заражения, по Б. Ф. Поршневу, состоит в том, что «если налицо полное и безоговорочное доверие … то человеческие слова у слушающего вызывают … те самые представления, образы и ощущения, какие имеет в виду говорящий, а полная ясность и безоговорочность этих вызванных представлений с той же необходимостью требует действий, как будто эти представления были получены прямым наблюдением и познанием, а не посредством другого лица». В то же время ученый указывает и на то, что, хотя всякий говорящий внушает, далеко не всякое словесное внушение приемлется как таковое, ибо в подавляющем большинстве случаев имеется встречная психическая активность, называемая в науке контрсуггестией, или противовнушением, которая содержит в себе способы защиты от речевого воздействия.
Итак, с точки зрения Б. Ф. Поршнева, всем людям, хотя и в разной степени, свойственна некритическая внушаемость, главным фактором которой является авторитет внушающего в глазах внушаемого, складывающийся из уверенности внушающего в успехе своего воздействия и готовности внушаемого поддаться воздействию, то есть его доверию и отсутствию каких-либо настораживающих факторов. «Однако на практике настороженность, та или иная доза недоверия почти всегда налицо.
И в социальной жизни огромную роль играет обход сопротивления внушаемого посредством снятия его сомнений, посредством убеждения и разъяснения. Иначе говоря, внушение в той или иной пропорции соединено с убеждением, разъяснением". Практически аналогичного мнения придерживается Ю. А. Шерковин: «В практике массовой коммуникации убеждение дополняется внушением, которое в отличие от убеждения oпpeдeляется не только и не столько содержанием информации, сколько ее внешней формой, выразительностью, подчеркивающей смысловую значимость и эмоциональную окраску сообщений, а также престижем источника». Наблюдения ученого приводят его к выводу о необходимости выделить в отдельную группу смешанный тип внушающего и убеждающего воздействия.
Отметим также и то, что в научной литературе явление воздействия иногда трактуется как убеждение, структурным элементом которого является внушение. Так, например, М. И. Скуленко, полагая, что «механическое перенесение выводов психологии в теорию публицистики не совсем правомерно», осмысливает убеждение как сплав мыслей и чувств. С такой точкой зрения мы не можем согласиться и, опираясь на работы психологов, считаем, что внушение как вид воздействия осуществляется преимущественно с опорой на эмоции, чувства объекта воздействия, убеждение же — с опорой на его разум. Соответственно, и в речевом воздействии можно использовать как методы логически обоснованного убеждения читателя, так и способы эмоционального воздействия на аудиторию. Повышение эффективности речевого воздействия наблюдается в случае, когда текст обращен не только к логической стороне человеческого мышления, но и к области чувств, то есть когда текст построен методами и внушения, и убеждения. Смешанный тип воздействия является наиболее эффективным хотя бы потому, что внушение, почти всегда сталкивающееся с некоторой настороженностью аудитории, оказывается подкрепленным вескими аргументами.
На фоне описанных выше типов воздействия справедливым выглядит утверждение авторитетного исследователя языка газеты В. Г. Костомарова, что «любая… массовая информация должна быть эмоционально-заражающей, а не только содержательно-рационалистической». Правда, указанное требование объясняется ученым не использованием внушающего и убеждающего видов воздействия, а тем, что текстам массовой коммуникации присуще единство организующе-воздействующей и информационно-содержательной функций, языковая реализация которого заключается в последовательном соотнесении стандартов и экспрессем, в постоянном чередовании нейтральных и оценочных языковых единиц, маркированных и немаркированных компонентов речи. Поскольку концепция В. Г. Костомарова является общепризнанной, закономерно, что диалектическое единство воздействующей и информативной функций рассматривается как своеобразие газетно-публицистическсго стиля, а языковая реализация воздействующей функции связывается исключительно с явлением экспрессии, выражаемым стилистически отмеченными компонентами речи.
В отличие от В. Г. Костомарова, я считаю, что воздействие может достигаться использованием как экспрессивных, так и нейтральных речевых средств. Моя точка зрения основывается на том, что «любое речевое поведение является целенаправленным» и во всяком речевом акте осуществляется воздействие. Поэтому даже в ходе подачи, казалось бы, чисто фактуальной информации происходит не только сообщение каких-либо сведений, фактов, но и преследуется достижение некоторой цели. Предположение о несправедливости весьма распространенного мнения о том, что воздействие передается только через экспрессивный способ изложения материала, подтверждается исследованиями теории речевого воздействия, в частности концепцией Л. А.
Киселевой, где убедительно доказано, что для успешной реализации планируемого эффекта воздействия могут использоваться не только языковые прагмемы (в другой терминологии — маркированные, экспрессивные компоненты языка), но и информемы, то есть нейтральные, немаркированные языковые средства. Информемы могут употребляться и в сочетании с прагмемами, и самостоятельно. В последнем случае это выглядит как осуществление чисто информативной функции. Такое «информативное высказывание» приобретает большой потенциал внушаемости: оно создает у адресата впечатление объективности, непредвзятости (истинности) мнения субъекта. Воздействие через информирование очень эффективно в случае отрицательного отношения адресата к воздействию.
Уже говорилось, что воздействие — объективная характеристика любой коммуникации. В сфере же массовой коммуникации, и в газетном тексте в частности, данный компонент общения обладает особой значимостью, поскольку воздействие на мнения, установки и поведение людей определяется «как основная задача, возлагаемая на средства информации» .
Безменова Н. А. Риторическая модель речевого действия // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М., 1990.
Киселева Л. А. Вопросы теории речевого воздействия. Л., 1978.
Кобозева И. М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.
Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. М., 1971.
Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986.
Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1979.
Психология. Словарь / Под общ. ред. А.
В. Петровского, М. Г. Ярошевского. 2-е изд., испр. и доп. М., 1990.
Скуленко М. И. Убеждающее воздействие публицистики. Киев, 1986.
Федякин И. А. К вопросу об общей теории социальной информации // Современные буржуазные теории журналистики. М., 1967.
Шерковин Ю. А. Психологические проблемы массовых информационных процессов. М., 1973.
Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 195.
Кобозева И. М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 14.
Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 96.
Безменова Н. А. Риторическая модель речевого действия // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М., 1990. С. 25.
Психология. Словарь / Под общ. ред. А. В.
Петровского, М. Г. Ярошевского. 2-е изд., испр.
и доп. М., 1990. С. 413.
Шерковин Ю. А. Психологические проблемы массовых информационных процессов. М., 1973. С. 196.
Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1979. С. 156.
Там же. С. 155.
Там же. С. 156.
Шерковин Ю. А. Указ. соч. С. 184.
Скуленко М. И. Убеждающее воздействие публицистики. Киев, 1986. С. 42.
Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. М., 1971. С. 257.
Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 195.
Киселева Л. А. Вопросы теории речевого воздействия. Л., 1978. С. 159.
Федякин И. А. К вопросу об общей теории социальной информации // Современные буржуазные теории журналистики. М., 1967. С. 44.
